- Постой! – вдруг сообразила я. – А что, в центральном парке был пожар?!
- До тех пор не было, - поглядев на меня исподлобья, ответила Мелюзина.
- То есть как?
- То есть они сначала подожгли одну из скамеек, а потом стали переносить туда воду из фонтана, чтобы посмотреть, получится потушить пожар или нет.
Я схватилась рукой за голову.
- И как, потушили хотя бы?
Мой голос прозвучал слабо-слабо, будто даже я слышала его откуда-то издалека.
- Н-не совсем.
Сочувствия во взгляде Мелюзины стало ещё больше.
- Там скамья и ещё несколько деревьев сгорело. Но дело не только в этом.
- А в чём ещё? – Я подняла на фею страдальческий взгляд.
- Ну, они, когда переносили воду по воздуху, не совсем правильно произвели расчёты, и до источника возгорания не донесли. Вода пролилась несколько раньше… Как раз на голову супруги мэра, которая отдыхала на другой скамейке, ближе к фонтану. И не только на голову. В общем, она промокла насквозь.
Теперь я схватилась за голову обеими руками.
- И что теперь?
Наверняка из-за прикрывающих рот ладоней голос звучал приглушённо, но Мелюзина всё услышала.
- Теперь они сидят в тюрьме, в камере предварительного заключения. Когда слушание дела, пока неясно, может быть, через неделю, или две. Поскольку затронута честь университет, ректор рвёт и мечет. И требует в срочном порядке решить проблему. А поскольку группу курируешь ты, - взгляд Мелюзины стал виноватым, - он именно тебе поручил эту задачу. Даёт ровно сутки.
Я закатила глаза и сжала в кулаки уже отведённые от лица руки.
- Сутки. Курирую, - повторила я разозлившись. И, возведя глаза к потолку кареты, зловеще расхохоталась, вполне себе по-ведьмински. После чего сердито воскликнула: - Вот именно, что курирую! Преподаю! Обучаю профессии! А не воспитываю, не кормлю из бутылочки, не перевожу через дорогу за ручку. У нас университет или детский сад? Я где вообще работаю? Потому что если детский сад, так я увольняюсь! Я бы и в школе даже месяца не выдержала!
От избытка эмоции я отчаянно жестикулировала и иногда задыхалась, вынужденная сделать короткую паузу, дабы набрать в лёгкие воздуха. Мелюзина слушала с сочувствием и пониманием, но на всякий случай вжалась в противоположную от меня стенку кареты. А то мало ли что от доброй феи можно ожидать, когда она по-настоящему разозлиться. Ведьмы – те хотя бы предсказуемы. А вот мы способны на любой сюрприз. Взять хотя бы моих девчонок. Поймаю – самолично выпорю! Только вот не знаю, чем. На метле не летаю: опять-таки не ведьма. Ремень не ношу. О, веник одолжу в ближайшей бане! Вот!
- Нет, ты объясни, у нас университет или институт благородных девиц? – продолжала я напирать на ни в чём не повинную Мелюзину. – В чём наша работа заключается? И потом, лично я исхожу из того, что студентки – взрослые люди. Пусть молодые, пусть неопытные, но – взрослые. И вести себя будут соответственно! А вот ты мне скажи: может взрослый человек специально устроить пожар, чтобы попытаться затем его потушить? Да ещё и в центральном королевском парке? Да ещё и в присутствии жены мэра?
- Ну, её они могли в лицо и не знать, - совершила слабую (да что там, изначально провальную) попытку заступничества коллега.
- Лицо могли и не опознать, - согласилась я. – А вот жо…заднюю часть тела ни с кем не спутаешь!
Мелюзина согласно хмыкнула. Габариты супруги нашего мэра и вправду были весьма внушительные, так что, садясь на скамейку, эта дама растекалась по оной, занимая тем местом, на которое садится, чуть ли не всю её площадь.
- Нет, это просто невозможно, - причитала, уже позабыв про супругу мэра я. – Ко всем моим делам – нормальным, подчеркну, делам! – только этого не хватает! Бегать по тюрьмам и вытаскивать оттуда малолетних преступниц! Вот почему так происходит, а? – уставилась я на Мелюзину умоляющим взором. Будто сейчас она раскроет мне великую истину, которая разом расставит всё по своим местам. – Работаешь с ними, работаешь, учишь. Стараешься сеять разумное, доброе, вечное. А выходит что?
- Я думаю, как раз разумное, доброе вечное и выходит, - задумчиво подбодрила меня Мелюзина. И столь же задумчиво добавила: - Только не из того места.
- Может, пусть сами теперь разбираются, а? – в сердцах спросила я.
Хотя выполнять свою угрозу, конечно, не собиралась, и даже не думала давать кучеру сигнал останавливаться или разворачивать карету.
- Ну ведь правда! Я лекарь, а не мамка и не нянька! - продолжала бушевать я.
- Да ты что! – испуганно всплеснула руками Мезюлина и даже схватила меня за руку, в качестве морального давления. – Они же, в сущности, совсем ещё дети! Не смогут сами о себе позаботиться! Ты подумай, каково им приходится уже сейчас! Их ведь посадили в общую камеру, вместе с заядлыми преступниками – ворами, насильниками, убийцами! Страшно представить, что может произойти!
Судя по бледному лицу феи, ей действительно было страшно за девочек. Я скептически покачала головой: всё-таки цинизма коллеге определённо не хватает.
- Ничего с нашими девочками не сделают, - заверила я. – Да одна только Моргана любого, кто к ним приблизится, превратит в живописную композицию «насильник в разрезе». Причём не ради соблюдения собственной чести или чести подруг. А просто из научного интереса.
Карета подкатила к дворику участка, и мы с Мелюзиной, волнуясь и беспокойно оглядываясь, выбрались наружу.
- Нет, ну, Фритта – это я ещё понимаю, - продолжала бурчать я, пока мы шагали за стражем к месту временного заключения наших учениц. - У неё потенциал хороший, но непосредственность хлещет через край. Моргана – тоже понятно, у неё наклонности…не совсем здоровые. Но Майя! Ты можешь это понять? А Дейве?!
- Ты же понимаешь: отдельная личность – это одно, а толпа – совсем другое. – Мелюзина пыталась хоть немного меня успокоить, но получалось плохо: она и сама заметно нервничала, что плохо сказывалось на попытке. – Когда они все вместе, разум немного…отключается, уступает место коллективной… - она щёлкнула пальцами, подбирая слово, - …экспрессивности.
- Коллективному идиотизму, - отрезала я, заворачивая следом за стражником за угол.
Последний, надо сказать, обходился с нами чрезвычайно вежливо и к разговору прислушивался с видимым сочувствием. Во всяком случае, такое складывалось впечатление в те моменты, когда мы видели не только его спину. Быть может, он вообще такой отзывчивый по складу характера (и не говорите, будто такого при его профессии быть не может: порой люди прибывают на занимаемое ими место самыми странными дорогами), но, скорее всего, просто уважительно отнёсся к взрослым феям, ещё и преподающим в университете.
- Вот, прошу вас, - произнёс он, отступая в сторону, чтобы явить перед нашими взглядами освещаемую несколькими факелами камеру. – Я сейчас схожу за начальником участка, как вы и просили.
Я не была вполне уверена, что начальник участка соизволит явиться к нам по первому зову, но надежда всё-таки была: как-никак, мы действительно не последние люди в городе. То есть не люди, конечно, но в этом-то всё и дело.
Позабыв про стражника, мы с Мелюзиной синхронно сделали шаг вперёд, вглядываясь в подрагивающий тенями полумрак камеры. Она была огромной, должно быть, единственной на весь участок, с небольшим отделённым своеобразной стенкой-ширмой уголком, по-видимому, выполнявшим функцию туалета. Народу в камере было много. Мы очень быстро разглядели девочек, но не только их. Здесь действительно сидели (как в прямом, так и в переносном смысле) преступники всех мастей. Женщины, несомненно, лёгкого поведения, мужчины, внешний вид которых можно было приравнять к выведенной на лбу надписи «СУТЕНЁР», здоровенные громилы, спокойные и невзрачные на вид люди, изящные и ловкие пальцы которых выдавали в них либо пианистов, либо карманников.
В первую секунду Мелюзина охнула, повторно разволновавшись за наших девочек. Я же ухмыльнулась и, покачав головой, потянула её за рукав, предлагая постоять у стены, там, где нас непросто было заметить, и понаблюдать со стороны.
А понаблюдать действительно было за чем. Чуть в глубине, на неровной каменной скамье, сидели двое – Фритта и какой-то здоровый бугай раза в два её крупнее. Возле каждого из них, сего стороны скамьи, стояло по четыре не слишком чистых опустошённых стакана. Ещё по одному стакану они держали в руках, и там поблёскивало какое-то мутноватое пойло, даже внешний вид которого заставил меня поморщиться. Мелюзина с интересом вытянула шею. Она была не одинока: вокруг нашей «парочки» собралось около четверти заключённых, и все с азартом следили за разворачивающимся действом.
Резко выдохнув, Фритта поднесла стакан ко рту и принялась пить. Её соперник поступил так же. Но пил он очень медленно, а к середине стакана всё-таки сдался, сгорбился, опуская руки и, морщась, выдохнул:
- Всё!
Фритта же, никак не реагируя на сей факт, не прерываясь, продолжила процесс поглощения пойла. Количество жидкости в её стакане стремительно уменьшалось. Наконец, девушка оторвалась от стакана и, перевернув его вверх дном, с торжествующим видом потрясла, демонстрируя таким образом, что внутри действительно ничего не осталось.
Сокамерники зааплодировали, кто-то принялся обмениваться мелкими – и не очень – монетами.
- Приступай! – громко потребовала Фритта, обращаясь к побеждённому бугаю. Тот с несчастным видом опустился на пол и отжался.
- Один! – хором прокричали Майя и Моргана.
Здоровяк застал на вытянутых руках с несчастным видом, но девушки были неумолимы. Стало быть, одним отжиманием проигрыш не ограничивался. Я заволновалась, как бы всё выпитое не оказалось в самое ближайшее время на полу камеры.
- Сам виноват, - без всякой жалости, даже, я бы сказала, с ликованием, шепнула мне Мелюзина. – Надо быть круглым идиотом, чтобы соревноваться кто больше выпьет со студентами!
Переведя взгляд, я обнаружила левее и ближе к решётчатой двери камеры ещё одного отжимающегося мужчину. Стоявшая неподалёку Тинкер лениво наблюдала за его стараниями, беззвучно ведя счёт.
- А этот в чём провинился? – тихонько спросила я у оказавшегося ближе всего к нам заключённого.
- В фантики проиграл, - так грустно, будто речь шла о нём самом, констатировал тот.
- Сам виноват, - в очередной раз объявила Мелюзина. – Послушай, а может, и правда оставим их здесь? Ну, в воспитательных целях. Чтобы немного повысить моральный облик нашей городской преступности?
Тут среди общего гомона до нашего слуха долетел голос Динь.
- Место рождения? Возраст? Род занятий? Каких женщин предпочитаете – блондинок, брюнеток, шатенок или, может быть, рыженьких?
Молодой тщедушный мужчина покорно отвечал на вопросы, время от времени затравленно озираясь по сторонам.
Ну, всё понятно. И этот тоже во что-то проиграл, вот только ему досталось посильнее, чем прочим, отделавшимся отжиманиями. По-видимому, в качестве своего выигрыша Динь затребовала право устроить судьбу бедолаги, то бишь, сделать его своим первым клиентом – или подопытным кроликом. Что ж, хотя бы в этом вопросе я могла горе-игроку помочь.
- Студентка Динь, надеюсь, вы помните, что женить крестников феям разрешается только после благополучной сдачи экзаменов четвёртого курса? – громко обратилась к девушке я. – А вы сейчас только на третьем.
Феи тут же рванули с мест, прильнули к решётке и загомонили в один голос. «Недожених» с облегчением сполз по стенке, а «спортсмены» перестали отжиматься.
А тут как раз подоспели начальник участка. Сравнительно молодой, надо сказать, мужчина (немного за тридцать), вид имевший довольно надменный, но с нами общавшийся вежливо. Его сопровождал стражник, но не тот, что проводил нас до камеры. Возможно, личный помощник.
- Добрый день, госпожи феи. – Начальник вежливо кивнул, важно заложив руки за спину. – Колин Таймс, глава южного участка жандармерии. Чем могу вам помочь?
- Видите ли, господин Таймс. – Будучи непосредственным куратором девушек, я взяла разговор на себя, а Мелюзина стояла рядом олицетворением моральной поддержки. – Мы бы хотели попросить за молодых фей, студенток, которых привезли сюда сегодня утром из городского парка. Нельзя ли их отпустить? Я готова лично за них поручиться и подписать все необходимые в подобных случаях бумаги.
Начальник нахмурился и сокрушённо покачал головой.
- Видите ли, госпожа фея, при всём моём безграничном уважении к вам, это немного трудно будет сделать. Заключённые нарушили слишком много законов. Нарушение общественного порядка, поджог, покушение на убийство…
- Какое ещё убийство?! – возмущённо выдохнули мы с Мелюзиной с интервалом в полсекунды.
- Госпожи супруги мэра, - почти интимно понизив голос, объяснил начальник. – Её чуть было не утопили.
- В воде из фонтана? – фыркнула Мелюзина. – Не смешите меня!
Таймс неодобрительно покачал головой. Взгляд его стал строгим.
- Госпожа супруга мэра могла захлебнуться. Кроме того, ей был нанесён моральный ущерб. Боюсь, что… - он многозначительно вздохнул, - …эту проблему так просто не решить.
- Хорошо, а тяжело её решить можно? – утомлённо поинтересовалась я, не настроенная на продолжительные игры.
- Ну, господин мэр, конечно, будет недоволен, - протянул Таймс, глядя куда-то в сторону, словно высматривал там самого вышеупомянутого мэра. – Но можно попытаться, как минимум, выпустить девушек под залог.
- Хорошо, давайте под залог, - махнула рукой я, игнорируя возмущённые взгляды кое-кого из девушек. Раньше надо было головой думать, а теперь поздно бороться за неподкупность и справедливость. – Сколько?
- Тысячу золотых, - ответило начальство, на сей раз глядя в потолок. Мэра там не было точно, но, может быть, Таймс спрашивал таким образом благословения кого-то из прежних мэров?
- Сколько? – переспросила я, всем своим видом показывая, что явно чего-то не расслышала.
- Одну тысячу золотых, - с совершенно спокойным видом повторил Таймс.
- Таких залогов не бывает, - отрезала я.
- Ну почему? – Он эдак непосредственно, почти по-детски, поковырял сапогом пол, местами усыпанный вылетевшей из камеры соломой. – Мы ведь с вами говорим не об одной заключённой, а о семи. Поэтому на каждую получается не так уж и много. К тому же, повторюсь, господин мэр в любом случае останется крайне недоволен.
Я глубоко втянула носом воздух и медленно, со смаком выдохнула, дабы не сообщить всем присутствующим в чрезвычайно неблагородной манере, где именно я видала недовольство мэра, моральный ущерб его супруги, инфантильность не в меру активных студенток, а также необходимость заниматься проблемами такого рода вместо своей нормальной работы.
Так или иначе, о внесении назначенного залога речи идти не могло. У меня таких денег нет, а ожидать, что ректор расщедрится и выделит подобную сумму из семейного бюджета, и вовсе смешно.
- При таких запросах у нас с вами действительно мало шансов договориться, но к удовольствию господина мэра это вряд ли приведёт, - сердито выдала я.
Мелюзина дёрнула меня за рукав, сочтя мой ответ излишне резким. А я ведь ещё старательно сдерживалась!
- Вообще-то, - Таймс понизил голос и, взяв меня за руку, предложил отойти немного в сторону, - существует ещё один вариант. Просто из чувства глубокого уважения к вашей профессии и к вам лично хотелось бы найти какое-то приемлемое для всех решение, - принялся вносить объяснения он совершенно деловым тоном.
- До тех пор не было, - поглядев на меня исподлобья, ответила Мелюзина.
- То есть как?
- То есть они сначала подожгли одну из скамеек, а потом стали переносить туда воду из фонтана, чтобы посмотреть, получится потушить пожар или нет.
Я схватилась рукой за голову.
- И как, потушили хотя бы?
Мой голос прозвучал слабо-слабо, будто даже я слышала его откуда-то издалека.
- Н-не совсем.
Сочувствия во взгляде Мелюзины стало ещё больше.
- Там скамья и ещё несколько деревьев сгорело. Но дело не только в этом.
- А в чём ещё? – Я подняла на фею страдальческий взгляд.
- Ну, они, когда переносили воду по воздуху, не совсем правильно произвели расчёты, и до источника возгорания не донесли. Вода пролилась несколько раньше… Как раз на голову супруги мэра, которая отдыхала на другой скамейке, ближе к фонтану. И не только на голову. В общем, она промокла насквозь.
Теперь я схватилась за голову обеими руками.
- И что теперь?
Наверняка из-за прикрывающих рот ладоней голос звучал приглушённо, но Мелюзина всё услышала.
- Теперь они сидят в тюрьме, в камере предварительного заключения. Когда слушание дела, пока неясно, может быть, через неделю, или две. Поскольку затронута честь университет, ректор рвёт и мечет. И требует в срочном порядке решить проблему. А поскольку группу курируешь ты, - взгляд Мелюзины стал виноватым, - он именно тебе поручил эту задачу. Даёт ровно сутки.
Я закатила глаза и сжала в кулаки уже отведённые от лица руки.
- Сутки. Курирую, - повторила я разозлившись. И, возведя глаза к потолку кареты, зловеще расхохоталась, вполне себе по-ведьмински. После чего сердито воскликнула: - Вот именно, что курирую! Преподаю! Обучаю профессии! А не воспитываю, не кормлю из бутылочки, не перевожу через дорогу за ручку. У нас университет или детский сад? Я где вообще работаю? Потому что если детский сад, так я увольняюсь! Я бы и в школе даже месяца не выдержала!
От избытка эмоции я отчаянно жестикулировала и иногда задыхалась, вынужденная сделать короткую паузу, дабы набрать в лёгкие воздуха. Мелюзина слушала с сочувствием и пониманием, но на всякий случай вжалась в противоположную от меня стенку кареты. А то мало ли что от доброй феи можно ожидать, когда она по-настоящему разозлиться. Ведьмы – те хотя бы предсказуемы. А вот мы способны на любой сюрприз. Взять хотя бы моих девчонок. Поймаю – самолично выпорю! Только вот не знаю, чем. На метле не летаю: опять-таки не ведьма. Ремень не ношу. О, веник одолжу в ближайшей бане! Вот!
- Нет, ты объясни, у нас университет или институт благородных девиц? – продолжала я напирать на ни в чём не повинную Мелюзину. – В чём наша работа заключается? И потом, лично я исхожу из того, что студентки – взрослые люди. Пусть молодые, пусть неопытные, но – взрослые. И вести себя будут соответственно! А вот ты мне скажи: может взрослый человек специально устроить пожар, чтобы попытаться затем его потушить? Да ещё и в центральном королевском парке? Да ещё и в присутствии жены мэра?
- Ну, её они могли в лицо и не знать, - совершила слабую (да что там, изначально провальную) попытку заступничества коллега.
- Лицо могли и не опознать, - согласилась я. – А вот жо…заднюю часть тела ни с кем не спутаешь!
Мелюзина согласно хмыкнула. Габариты супруги нашего мэра и вправду были весьма внушительные, так что, садясь на скамейку, эта дама растекалась по оной, занимая тем местом, на которое садится, чуть ли не всю её площадь.
- Нет, это просто невозможно, - причитала, уже позабыв про супругу мэра я. – Ко всем моим делам – нормальным, подчеркну, делам! – только этого не хватает! Бегать по тюрьмам и вытаскивать оттуда малолетних преступниц! Вот почему так происходит, а? – уставилась я на Мелюзину умоляющим взором. Будто сейчас она раскроет мне великую истину, которая разом расставит всё по своим местам. – Работаешь с ними, работаешь, учишь. Стараешься сеять разумное, доброе, вечное. А выходит что?
- Я думаю, как раз разумное, доброе вечное и выходит, - задумчиво подбодрила меня Мелюзина. И столь же задумчиво добавила: - Только не из того места.
- Может, пусть сами теперь разбираются, а? – в сердцах спросила я.
Хотя выполнять свою угрозу, конечно, не собиралась, и даже не думала давать кучеру сигнал останавливаться или разворачивать карету.
- Ну ведь правда! Я лекарь, а не мамка и не нянька! - продолжала бушевать я.
- Да ты что! – испуганно всплеснула руками Мезюлина и даже схватила меня за руку, в качестве морального давления. – Они же, в сущности, совсем ещё дети! Не смогут сами о себе позаботиться! Ты подумай, каково им приходится уже сейчас! Их ведь посадили в общую камеру, вместе с заядлыми преступниками – ворами, насильниками, убийцами! Страшно представить, что может произойти!
Судя по бледному лицу феи, ей действительно было страшно за девочек. Я скептически покачала головой: всё-таки цинизма коллеге определённо не хватает.
- Ничего с нашими девочками не сделают, - заверила я. – Да одна только Моргана любого, кто к ним приблизится, превратит в живописную композицию «насильник в разрезе». Причём не ради соблюдения собственной чести или чести подруг. А просто из научного интереса.
Карета подкатила к дворику участка, и мы с Мелюзиной, волнуясь и беспокойно оглядываясь, выбрались наружу.
- Нет, ну, Фритта – это я ещё понимаю, - продолжала бурчать я, пока мы шагали за стражем к месту временного заключения наших учениц. - У неё потенциал хороший, но непосредственность хлещет через край. Моргана – тоже понятно, у неё наклонности…не совсем здоровые. Но Майя! Ты можешь это понять? А Дейве?!
- Ты же понимаешь: отдельная личность – это одно, а толпа – совсем другое. – Мелюзина пыталась хоть немного меня успокоить, но получалось плохо: она и сама заметно нервничала, что плохо сказывалось на попытке. – Когда они все вместе, разум немного…отключается, уступает место коллективной… - она щёлкнула пальцами, подбирая слово, - …экспрессивности.
- Коллективному идиотизму, - отрезала я, заворачивая следом за стражником за угол.
Последний, надо сказать, обходился с нами чрезвычайно вежливо и к разговору прислушивался с видимым сочувствием. Во всяком случае, такое складывалось впечатление в те моменты, когда мы видели не только его спину. Быть может, он вообще такой отзывчивый по складу характера (и не говорите, будто такого при его профессии быть не может: порой люди прибывают на занимаемое ими место самыми странными дорогами), но, скорее всего, просто уважительно отнёсся к взрослым феям, ещё и преподающим в университете.
- Вот, прошу вас, - произнёс он, отступая в сторону, чтобы явить перед нашими взглядами освещаемую несколькими факелами камеру. – Я сейчас схожу за начальником участка, как вы и просили.
Я не была вполне уверена, что начальник участка соизволит явиться к нам по первому зову, но надежда всё-таки была: как-никак, мы действительно не последние люди в городе. То есть не люди, конечно, но в этом-то всё и дело.
Позабыв про стражника, мы с Мелюзиной синхронно сделали шаг вперёд, вглядываясь в подрагивающий тенями полумрак камеры. Она была огромной, должно быть, единственной на весь участок, с небольшим отделённым своеобразной стенкой-ширмой уголком, по-видимому, выполнявшим функцию туалета. Народу в камере было много. Мы очень быстро разглядели девочек, но не только их. Здесь действительно сидели (как в прямом, так и в переносном смысле) преступники всех мастей. Женщины, несомненно, лёгкого поведения, мужчины, внешний вид которых можно было приравнять к выведенной на лбу надписи «СУТЕНЁР», здоровенные громилы, спокойные и невзрачные на вид люди, изящные и ловкие пальцы которых выдавали в них либо пианистов, либо карманников.
В первую секунду Мелюзина охнула, повторно разволновавшись за наших девочек. Я же ухмыльнулась и, покачав головой, потянула её за рукав, предлагая постоять у стены, там, где нас непросто было заметить, и понаблюдать со стороны.
А понаблюдать действительно было за чем. Чуть в глубине, на неровной каменной скамье, сидели двое – Фритта и какой-то здоровый бугай раза в два её крупнее. Возле каждого из них, сего стороны скамьи, стояло по четыре не слишком чистых опустошённых стакана. Ещё по одному стакану они держали в руках, и там поблёскивало какое-то мутноватое пойло, даже внешний вид которого заставил меня поморщиться. Мелюзина с интересом вытянула шею. Она была не одинока: вокруг нашей «парочки» собралось около четверти заключённых, и все с азартом следили за разворачивающимся действом.
Резко выдохнув, Фритта поднесла стакан ко рту и принялась пить. Её соперник поступил так же. Но пил он очень медленно, а к середине стакана всё-таки сдался, сгорбился, опуская руки и, морщась, выдохнул:
- Всё!
Фритта же, никак не реагируя на сей факт, не прерываясь, продолжила процесс поглощения пойла. Количество жидкости в её стакане стремительно уменьшалось. Наконец, девушка оторвалась от стакана и, перевернув его вверх дном, с торжествующим видом потрясла, демонстрируя таким образом, что внутри действительно ничего не осталось.
Сокамерники зааплодировали, кто-то принялся обмениваться мелкими – и не очень – монетами.
- Приступай! – громко потребовала Фритта, обращаясь к побеждённому бугаю. Тот с несчастным видом опустился на пол и отжался.
- Один! – хором прокричали Майя и Моргана.
Здоровяк застал на вытянутых руках с несчастным видом, но девушки были неумолимы. Стало быть, одним отжиманием проигрыш не ограничивался. Я заволновалась, как бы всё выпитое не оказалось в самое ближайшее время на полу камеры.
- Сам виноват, - без всякой жалости, даже, я бы сказала, с ликованием, шепнула мне Мелюзина. – Надо быть круглым идиотом, чтобы соревноваться кто больше выпьет со студентами!
Переведя взгляд, я обнаружила левее и ближе к решётчатой двери камеры ещё одного отжимающегося мужчину. Стоявшая неподалёку Тинкер лениво наблюдала за его стараниями, беззвучно ведя счёт.
- А этот в чём провинился? – тихонько спросила я у оказавшегося ближе всего к нам заключённого.
- В фантики проиграл, - так грустно, будто речь шла о нём самом, констатировал тот.
- Сам виноват, - в очередной раз объявила Мелюзина. – Послушай, а может, и правда оставим их здесь? Ну, в воспитательных целях. Чтобы немного повысить моральный облик нашей городской преступности?
Тут среди общего гомона до нашего слуха долетел голос Динь.
- Место рождения? Возраст? Род занятий? Каких женщин предпочитаете – блондинок, брюнеток, шатенок или, может быть, рыженьких?
Молодой тщедушный мужчина покорно отвечал на вопросы, время от времени затравленно озираясь по сторонам.
Ну, всё понятно. И этот тоже во что-то проиграл, вот только ему досталось посильнее, чем прочим, отделавшимся отжиманиями. По-видимому, в качестве своего выигрыша Динь затребовала право устроить судьбу бедолаги, то бишь, сделать его своим первым клиентом – или подопытным кроликом. Что ж, хотя бы в этом вопросе я могла горе-игроку помочь.
- Студентка Динь, надеюсь, вы помните, что женить крестников феям разрешается только после благополучной сдачи экзаменов четвёртого курса? – громко обратилась к девушке я. – А вы сейчас только на третьем.
Феи тут же рванули с мест, прильнули к решётке и загомонили в один голос. «Недожених» с облегчением сполз по стенке, а «спортсмены» перестали отжиматься.
А тут как раз подоспели начальник участка. Сравнительно молодой, надо сказать, мужчина (немного за тридцать), вид имевший довольно надменный, но с нами общавшийся вежливо. Его сопровождал стражник, но не тот, что проводил нас до камеры. Возможно, личный помощник.
- Добрый день, госпожи феи. – Начальник вежливо кивнул, важно заложив руки за спину. – Колин Таймс, глава южного участка жандармерии. Чем могу вам помочь?
- Видите ли, господин Таймс. – Будучи непосредственным куратором девушек, я взяла разговор на себя, а Мелюзина стояла рядом олицетворением моральной поддержки. – Мы бы хотели попросить за молодых фей, студенток, которых привезли сюда сегодня утром из городского парка. Нельзя ли их отпустить? Я готова лично за них поручиться и подписать все необходимые в подобных случаях бумаги.
Начальник нахмурился и сокрушённо покачал головой.
- Видите ли, госпожа фея, при всём моём безграничном уважении к вам, это немного трудно будет сделать. Заключённые нарушили слишком много законов. Нарушение общественного порядка, поджог, покушение на убийство…
- Какое ещё убийство?! – возмущённо выдохнули мы с Мелюзиной с интервалом в полсекунды.
- Госпожи супруги мэра, - почти интимно понизив голос, объяснил начальник. – Её чуть было не утопили.
- В воде из фонтана? – фыркнула Мелюзина. – Не смешите меня!
Таймс неодобрительно покачал головой. Взгляд его стал строгим.
- Госпожа супруга мэра могла захлебнуться. Кроме того, ей был нанесён моральный ущерб. Боюсь, что… - он многозначительно вздохнул, - …эту проблему так просто не решить.
- Хорошо, а тяжело её решить можно? – утомлённо поинтересовалась я, не настроенная на продолжительные игры.
- Ну, господин мэр, конечно, будет недоволен, - протянул Таймс, глядя куда-то в сторону, словно высматривал там самого вышеупомянутого мэра. – Но можно попытаться, как минимум, выпустить девушек под залог.
- Хорошо, давайте под залог, - махнула рукой я, игнорируя возмущённые взгляды кое-кого из девушек. Раньше надо было головой думать, а теперь поздно бороться за неподкупность и справедливость. – Сколько?
- Тысячу золотых, - ответило начальство, на сей раз глядя в потолок. Мэра там не было точно, но, может быть, Таймс спрашивал таким образом благословения кого-то из прежних мэров?
- Сколько? – переспросила я, всем своим видом показывая, что явно чего-то не расслышала.
- Одну тысячу золотых, - с совершенно спокойным видом повторил Таймс.
- Таких залогов не бывает, - отрезала я.
- Ну почему? – Он эдак непосредственно, почти по-детски, поковырял сапогом пол, местами усыпанный вылетевшей из камеры соломой. – Мы ведь с вами говорим не об одной заключённой, а о семи. Поэтому на каждую получается не так уж и много. К тому же, повторюсь, господин мэр в любом случае останется крайне недоволен.
Я глубоко втянула носом воздух и медленно, со смаком выдохнула, дабы не сообщить всем присутствующим в чрезвычайно неблагородной манере, где именно я видала недовольство мэра, моральный ущерб его супруги, инфантильность не в меру активных студенток, а также необходимость заниматься проблемами такого рода вместо своей нормальной работы.
Так или иначе, о внесении назначенного залога речи идти не могло. У меня таких денег нет, а ожидать, что ректор расщедрится и выделит подобную сумму из семейного бюджета, и вовсе смешно.
- При таких запросах у нас с вами действительно мало шансов договориться, но к удовольствию господина мэра это вряд ли приведёт, - сердито выдала я.
Мелюзина дёрнула меня за рукав, сочтя мой ответ излишне резким. А я ведь ещё старательно сдерживалась!
- Вообще-то, - Таймс понизил голос и, взяв меня за руку, предложил отойти немного в сторону, - существует ещё один вариант. Просто из чувства глубокого уважения к вашей профессии и к вам лично хотелось бы найти какое-то приемлемое для всех решение, - принялся вносить объяснения он совершенно деловым тоном.
