Не вполне уместное замечание для представителя власти. Неожиданное даже.
Я склонил голову, не желая развивать разговор на данную тему даже простым «да» или «нет». К счастью, начальник на этом и не настаивал.
- Итак, вы изучаете теоретическую астрономию. С практической специализацией пока не определились?
Я мотнул головой.
- Ничего, ещё успеете. Общепланетраное руководство тюрем, - перешёл к сути зам, - приняло решение расширить программу обучения заключённых, предоставив им максимально возможный спектр курсов. Этой программе придаётся большое общественное значение. Аттестация у вас хорошая, личное дело чистое, никаких нарушений. – На этом месте я мысленно усмехнулся, но на лице не дрогнул ни единый мускул. - Так что можете приступать к работе прямо с завтрашнего дня.
Вот радость-то!
- В связи с учёбой я смогу начинать не раньше четырёх часов.
- Разумеется. Занятия, назначающиеся через ПС, как правило, проводятся во второй половине дня. Что вы скажете насчёт вторника и четверга?
- Вполне, - кивнул я, радуясь, что меня не пытаются утянуть сюда ещё и на третий день в неделю.
- Отлично. – Замдиректора ввёл в свой компьютер какую-то информацию, вероятнее всего, то, что было связано с нашими сегодняшними решениями. – Завтра как раз вторник. Приходите к четырём. Немного освоитесь и сразу попробуете дать первый урок. Посмотрим, как он пройдёт. А дальше, в зависимости от этого, определимся с окончательной нагрузкой на ближайший квартал.
Вот так и случилось, что на следующий день я снова оказался в тюрьме, в очередном крошечном служебном помещении, где двое местных работников консультировали меня перед первым уроком, а также занимались приведением меня в должный внешний вид. На меня уже водрузили зелёный жилет с круглым символом на левом плече, придав таким образом сходства с тюремщиками. Не иначе, чтобы ученички прониклись ко мне особенно тёплыми чувствами. Поверх жилета застегнули пояс, на пряжке которого регулярно помигивала красная точка.
Ужасно хотелось полюбопытствовать, насколько всё это вообще безопасно, но я пока старался от этого вопроса воздерживаться. Вроде как не по-мужски это – беспокоиться о подобных вещах. Вместо этого я просто пошутил:
- Пояс смертника?
- Пояс живчика, - хохотнул в ответ Раджер, один из приставленных ко мне тюремщиков. – Даже не сомневайся: так оно и есть, - продолжил он, щёлкнув по пряжке ногтем и отступив в сторонку, чтобы посмотреть на результат своих действий.
Лично я никакого результата не видел, если не считать того факта, что огонёк мигать перестал.
- ОСП, облегчённое силовое поле, - объяснил он затем. – Совершенно невидимое, но броня неплохая. – Он вытянул вперёд руку и, к моему изумлению, в паре сантиметров от моего носа она остановилась, будто наткнувшись на что-то прочное. – Рукой его не пробить, ножом тоже, - удовлетворённо добавил Раджер.
- А если стрелять из бластера? – полюбопытствовал я.
- Да откуда же у узников возьмётся бластер?! – пожурил меня за недальновидность второй «ассистент», имени которого я не запомнил.
Из этого утверждения я заключил, что ножи у уголовников откуда-то взяться вполне себе могли, и оптимизма мне этот вывод, признаюсь, не прибавил.
- Сэм, ничего, что я так, на «ты»?
Я ответил Раджеру кивком.
- Тебе надо понять одну вещь. Заключённые – это не какие-нибудь кровожадные инопланетяне, которых хлебом не корми, дай только кого-нибудь убить или покалечить. У них неплохие условия жизни, как-никак тюрьма третьего уровня. Шесть человек в камере, у каждого кровать и створка шкафа, два рабочих стола, телевизор. Пусть даже допотопный и подключён далеко не ко всем каналам. А такие уроки – это для них разнообразие, которое, поверь, начинаешь невероятно ценить, просидев здесь пару месяцев, не говоря уже о годах. Плюс возможность почувствовать, что движешься в правильном направлении. Делаешь что-то, что может пригодиться тебе потом, на выходе. Так что меры безопасности мы, конечно, принять обязаны, но, можешь мне поверить, они сами заинтересованы в том, чтобы занятия проходили как надо.
- А если взять учителя в заложники и таким образом выбраться на свободу?
Я задал этот вопрос, движимый не столько даже опасениями (которые, как ни странно, уже отступили на второй план), сколько любопытством.
Раджер откровенно скривился, его коллега только хмыкнул.
- Совершенно нереально, - заверил мой здешний наставник. - Даже если сумеют выйти из комнаты обучения, дальше надо проделать серьёзный путь. А у нас везде камеры наблюдения, и коридоры сходятся и расходятся в самых неожиданных точках. Может свет погаснуть, может вода с потолка потечь, может ступенька под ногой обломиться. И с какой стороны появится группа захвата, беглец до последнего даже не заподозрит. Одним словом, подробности тебе ни к чему, - поспешил закруглиться он под укоризненным взглядом коллеги, как видно, считавшего, что не след предоставлять лишнюю информацию постороннему, в сущности, человеку. – Но просто поверь на слово: всё предусмотрено, ничего из такой попытки не выйдет, и, главное, они хорошо знают, что не выйдет. Зато после попытки такого вот побега все эти курсы прикроют. А это для здешних – как глоток свежего воздуха. Так что они сами же с «беглеца» три шкуры снимут.
Я кивнул. Что ж, будем исходить из того, что эти ребята знают, что говорят. Но ощущения, когда я вместе с ними шагал к аудитории, всё равно были не фонтан. О чём я им стану рассказывать? Можно подумать, тут кому-то действительно интересно слушать про инопланетную культуру или особенности шестипалых крокодилов как редкого биологического вида. Здесь бы больше подошла лекция на тему «Как взломать лазерный сейф?»…
Ближняя стена аудитории оказалась совершенно прозрачной, будто столы со встроенными в них электронными тетрадями для записей, стулья, голографический проектор под потолком и, собственно, ученики располагались за стеклом. В действительности материал бы, конечно же, совершенно иной и намного более прочный – тот самый, из которого изготавливались стенки обычных, не матовых, лифтов.
Точно такая же прозрачная дверь никак не выделялась на общем фоне до тех пор, пока Раджер, поднеся к какой-то точке свой жетон, не привёл в движение отпирающий её механизм. Дверь автоматически открылась внутрь, и мы присоединились к уже собравшимся внутри людям.
Их было четырнадцать человек. Двое вооружённых охранников (каковых вместе с моими спутниками теперь стало четверо) и двенадцать учеников.
Честно говоря, увидев их, я оторопел, и застыл у преподавательского стола, тупо глядя перед собой. Зная, куда меня распределили на ПС, я ожидал чего угодно – сборища головорезов, наёмных убийц с холодными глазами, маньяков с нездоровыми лицами, наркоманов, мающихся от ломки. К чему я никак не был готов, так это к тому, насколько они окажутся…нормальными. Это были просто люди, двенадцать обыкновенных мужчин, ничем не отличающихся от обыкновенной группы студентов, если учитывать, что на сегодняшний день вольные слушатели среднего возраста – вовсе даже не редкость. Разве что странно, что группа подобралась однополая, но и такое тоже случается. Плюс одинаковая жёлтая одежда, состоящая из штанов и рубашек, не позволяла окончательно позабыть о статусе учащихся.
А в остальном… Интеллигентного вида молодой человек в очках, с правильными чертами лица, внимательно просматривал высветившиеся на экране электротетради строки. Совсем молодой на вид парень с курчавыми рыжими волосами и ямочками на щеках приветливо улыбался мне, комфортно устроившись на стуле. Вот разве что высокий толстяк в дальнем углу выглядел в должной степени мрачно и оттого зловеще. Сложно даже представить, что он способен наворотить при таких габаритах. Или, наоборот, слишком легко.
В целом, неожиданность увиденного дезориентировала, но одновременно и упрощала задачу. С людьми общаться как-то легче, чем с преступниками. Хотя и степень ответственности – моей, субъективной, но что ещё может иметь значение? – мгновенно возросла.
Представлять меня никто явно не собирался, так что пришлось, невзирая на чувство неловкости, взять ситуацию в свои руки.
- Добрый день. Меня зовут Сэм Логсон, и сегодня мы поговорим об астрономии.
Дурацкая фраза. Зазубренная, школьная. Но что ещё говорить на этом этапе, когда со слушателями ещё нет никакого контакта?
Подцепив ногтем тонкую крышку, встроенную в поверхность стола, я вставил «пластинку» (плоский переносной носитель информации, имеющий форму круга) в предназначенное для неё гнездо. Проектор уже был включён, и теперь перед учащимися медленно закружилась объёмная карта звёздного неба. Не профессиональная карта, конечно. Сильно урезанная и местами устаревшая, но для нынешних целей она подходила прекрасно, весьма качественно демонстрируя звёзды, планеты, спутники, туманности, пояса астероидов и даже зияющие пятна чёрных дыр.
Заставив себя оторваться взгляд от голограммы, медленно обвёл глазами аудиторию. Есть ли им хоть какое-то дело до космоса – этим людям, жизнь которых ограничена крохотным кусочком Новой Земли? Ответ пришёл сам собой: есть. Космос значим для них так же, как он значим и для меня. Свободно передвигающегося по континенту, но в некотором смысле запертого в клетке, как они. Только для них эта клетка – тюрьма, а для меня – планета. Но никто не может запретить нам мечтать, и я поступил на кафедру теоретической астрономии, для того, чтобы космос стал для меня ближе – хотя бы как предмет изучения. И теперь, возможно, я смогу поделиться этой мечтой с кем-нибудь из них.
- Как правило, астрономия ассоциируется у нас с далёкими звёздами и огромными расстояниями.
Я начал говорить, тщательно подбирая слова, задумываясь о формулировках и беспокойно следя за реакцией слушателей. Но с каждым предложением мой голос становился увереннее. Нужные фразы составлялись спонтанно, речь потекла сама собой. Чужое восприятие по-прежнему вызывало интерес, но уже не могло спугнуть или ввести в состояние ступора.
- Мы вспоминаем о межгалактических круизах, гипер-прыжках и загадках, которые продолжают загадывать нам чёрные дыры. Однако на самом деле космос начинается здесь. На Новой Земле. В нас. В каждой частичке нашего тела.
Я прикоснулся к голографическому изображению Новой Земли. Ясное дело, ничего не почувствовал, зато потревожил лазерный луч, что было сразу же зафиксировано компьютером. Теперь я резким движением развёл в стороны большой и указательный пальцы правой руки, так, словно работал с сенсорным экраном. Машина это движение распознала и выполнила соответствующую команду. Изображение планеты увеличилось в размерах, в то время как остальная часть карты основательно уменьшилась и отступила на второй план. Теперь каждый имел возможность беспрепятственно наблюдать за вращением Новой Земли и пяти её спутников, отмечая при этом выпуклости гор, впадины морей и Единого океана и даже зелёные пятна, соответствующие покрытым лесами территориям.
Все учащиеся без исключения подались вперёд, рассматривая голограмму с видимым интересом.
- Каждый наш шаг подвержен законам космоса, - продолжал я. – Когда мы, поскользнувшись, падаем на землю, тому виной гравитация нашей планеты. Приливы, отливы и прочие колебания морской воды – это результат движения наших спутников. Основным источником электричества, которым мы пользуемся не то что каждый день – каждую минуту! – является Рейза, звезда нашей планетной системы. Поэтому говоря об астрономии, мы можем, в сущности, говорить о чём угодно. Как о самом далёком, так и о повседневном. Астрономия – это наука, которая не имеет границ.
Всеобщий интерес к моему рассказу придал уверенности, и я продолжил, испытывая чувство, чрезвычайно близкое к вдохновению:
- Кроме того, как все мы знаем со школьных времён, историческая родина людей – планета Земля. Не Новая Земля, а та, изначальная, в честь которой наша планета и была названа. Все жители Новой Земли, её спутников и прочих планет, населённых людьми, корнями происходят оттуда. Мы все – потомки первопроходцев, решившихся на заселение новых миров в те времена, когда подобные перелёты никому не казались тривиальными. А значит, межзвёздная экспансия для нас – не пустое слово. Каждый из нас принадлежит по меньшей мере к двум мирам – Новой Земле и той, первой.
- А сейчас на Старой Земле кто-нибудь живёт? – поинтересовался рыжеволосый парень.
В поле моего зрения попал Раджер. Он подмигнул, незаметно поднимая вверх большой палец. Дескать, вот и с первым вопросом тебя. С почином. Сдержав улыбку, я поспешил ответить:
- Да. Население есть, но небольшое. Экосистема планеты основательно испорчена, поэтому в данный момент там не лучшее место для жизни. Ситуацию стараются исправить, но пока неизвестно, каких результатов удастся достичь.
- То есть возвращение на историческую родину нам пока не грозит, - со вздохом заключил светловолосый мужчина двадцати с небольшим, в котором легко было определить не блондина, а альбиноса.
- Видимо, нет, - подтвердил я. – К счастью, в нашем распоряжении достаточно пригодных для жизни и уже давно освоенных планет. Был период, что-то около столетия, когда на экспансию и приспособление к жизни в новых условиях уходили практически все силы. Прогресс на это время остановился; в некоторых областях нас даже ощутимо отбросило назад. Но с тех пор всё наладилось, в технологиях произошёл очередной скачок, и нет никаких конкретных причин опасаться, что человечество потеряет хотя бы одну обжитую планету.
- А это правда, что у людей и гуманоидов общие предки?
- Нет. Почти точно нет, - исправился я. – Действительно была такая теория, гипотеза Бейла, согласно которой не только люди, но и все виды человекоподобных существ происходят с Земли. Якобы те, кто отличается от нас, изменились в ходе очередного витка эволюции, подстраиваясь под природные условия новых планет. Подтвердить или опровергнуть эту теорию исторически достаточно сложно, поскольку космические корабли того времени нередко сбивались с курса, люди теряли связь со своими соотечественниками, и никто не знал, погибали ли они или добирались до пригодных к жизни планет, а если добирались, то до каких именно. С этой точки зрения возможно всё. Зато то, что мы знаем о законах эволюции и генетики заставляет сильно усомниться в справедливости гипотезы Бейла. Вероятнее всего, с большинством из гуманоидов мы не родственники.
- Но разве это не удивительно? – снова вмешался рыжий. – Такие совпадения, если они просто случайны?
- Удивительно, - согласился я. – Но не настолько, как можно было бы подумать. Всё же многим сходствам можно найти логическое объяснение. Более-менее одинаковым размерам, например. Симметричному строению тела. Органам чувств, устроенным по схеме хищников, а не жертв. Словом, при всех странностях объяснимое тоже есть. Насколько я могу сказать, однозначного ответа наука ещё не дала, хотя, возможно, существуют исследования, о которых мне просто неизвестно.
- А сколько существует разумных рас?
Это уже тот, здоровый, чуть ли не единственный из них, кто реально походил на преступника.
- На сегодняшний день нам известно двенадцать. – Повезло: я в очередной раз знал ответ на заданный вопрос.
Я склонил голову, не желая развивать разговор на данную тему даже простым «да» или «нет». К счастью, начальник на этом и не настаивал.
- Итак, вы изучаете теоретическую астрономию. С практической специализацией пока не определились?
Я мотнул головой.
- Ничего, ещё успеете. Общепланетраное руководство тюрем, - перешёл к сути зам, - приняло решение расширить программу обучения заключённых, предоставив им максимально возможный спектр курсов. Этой программе придаётся большое общественное значение. Аттестация у вас хорошая, личное дело чистое, никаких нарушений. – На этом месте я мысленно усмехнулся, но на лице не дрогнул ни единый мускул. - Так что можете приступать к работе прямо с завтрашнего дня.
Вот радость-то!
- В связи с учёбой я смогу начинать не раньше четырёх часов.
- Разумеется. Занятия, назначающиеся через ПС, как правило, проводятся во второй половине дня. Что вы скажете насчёт вторника и четверга?
- Вполне, - кивнул я, радуясь, что меня не пытаются утянуть сюда ещё и на третий день в неделю.
- Отлично. – Замдиректора ввёл в свой компьютер какую-то информацию, вероятнее всего, то, что было связано с нашими сегодняшними решениями. – Завтра как раз вторник. Приходите к четырём. Немного освоитесь и сразу попробуете дать первый урок. Посмотрим, как он пройдёт. А дальше, в зависимости от этого, определимся с окончательной нагрузкой на ближайший квартал.
Вот так и случилось, что на следующий день я снова оказался в тюрьме, в очередном крошечном служебном помещении, где двое местных работников консультировали меня перед первым уроком, а также занимались приведением меня в должный внешний вид. На меня уже водрузили зелёный жилет с круглым символом на левом плече, придав таким образом сходства с тюремщиками. Не иначе, чтобы ученички прониклись ко мне особенно тёплыми чувствами. Поверх жилета застегнули пояс, на пряжке которого регулярно помигивала красная точка.
Ужасно хотелось полюбопытствовать, насколько всё это вообще безопасно, но я пока старался от этого вопроса воздерживаться. Вроде как не по-мужски это – беспокоиться о подобных вещах. Вместо этого я просто пошутил:
- Пояс смертника?
- Пояс живчика, - хохотнул в ответ Раджер, один из приставленных ко мне тюремщиков. – Даже не сомневайся: так оно и есть, - продолжил он, щёлкнув по пряжке ногтем и отступив в сторонку, чтобы посмотреть на результат своих действий.
Лично я никакого результата не видел, если не считать того факта, что огонёк мигать перестал.
- ОСП, облегчённое силовое поле, - объяснил он затем. – Совершенно невидимое, но броня неплохая. – Он вытянул вперёд руку и, к моему изумлению, в паре сантиметров от моего носа она остановилась, будто наткнувшись на что-то прочное. – Рукой его не пробить, ножом тоже, - удовлетворённо добавил Раджер.
- А если стрелять из бластера? – полюбопытствовал я.
- Да откуда же у узников возьмётся бластер?! – пожурил меня за недальновидность второй «ассистент», имени которого я не запомнил.
Из этого утверждения я заключил, что ножи у уголовников откуда-то взяться вполне себе могли, и оптимизма мне этот вывод, признаюсь, не прибавил.
- Сэм, ничего, что я так, на «ты»?
Я ответил Раджеру кивком.
- Тебе надо понять одну вещь. Заключённые – это не какие-нибудь кровожадные инопланетяне, которых хлебом не корми, дай только кого-нибудь убить или покалечить. У них неплохие условия жизни, как-никак тюрьма третьего уровня. Шесть человек в камере, у каждого кровать и створка шкафа, два рабочих стола, телевизор. Пусть даже допотопный и подключён далеко не ко всем каналам. А такие уроки – это для них разнообразие, которое, поверь, начинаешь невероятно ценить, просидев здесь пару месяцев, не говоря уже о годах. Плюс возможность почувствовать, что движешься в правильном направлении. Делаешь что-то, что может пригодиться тебе потом, на выходе. Так что меры безопасности мы, конечно, принять обязаны, но, можешь мне поверить, они сами заинтересованы в том, чтобы занятия проходили как надо.
- А если взять учителя в заложники и таким образом выбраться на свободу?
Я задал этот вопрос, движимый не столько даже опасениями (которые, как ни странно, уже отступили на второй план), сколько любопытством.
Раджер откровенно скривился, его коллега только хмыкнул.
- Совершенно нереально, - заверил мой здешний наставник. - Даже если сумеют выйти из комнаты обучения, дальше надо проделать серьёзный путь. А у нас везде камеры наблюдения, и коридоры сходятся и расходятся в самых неожиданных точках. Может свет погаснуть, может вода с потолка потечь, может ступенька под ногой обломиться. И с какой стороны появится группа захвата, беглец до последнего даже не заподозрит. Одним словом, подробности тебе ни к чему, - поспешил закруглиться он под укоризненным взглядом коллеги, как видно, считавшего, что не след предоставлять лишнюю информацию постороннему, в сущности, человеку. – Но просто поверь на слово: всё предусмотрено, ничего из такой попытки не выйдет, и, главное, они хорошо знают, что не выйдет. Зато после попытки такого вот побега все эти курсы прикроют. А это для здешних – как глоток свежего воздуха. Так что они сами же с «беглеца» три шкуры снимут.
Я кивнул. Что ж, будем исходить из того, что эти ребята знают, что говорят. Но ощущения, когда я вместе с ними шагал к аудитории, всё равно были не фонтан. О чём я им стану рассказывать? Можно подумать, тут кому-то действительно интересно слушать про инопланетную культуру или особенности шестипалых крокодилов как редкого биологического вида. Здесь бы больше подошла лекция на тему «Как взломать лазерный сейф?»…
Ближняя стена аудитории оказалась совершенно прозрачной, будто столы со встроенными в них электронными тетрадями для записей, стулья, голографический проектор под потолком и, собственно, ученики располагались за стеклом. В действительности материал бы, конечно же, совершенно иной и намного более прочный – тот самый, из которого изготавливались стенки обычных, не матовых, лифтов.
Точно такая же прозрачная дверь никак не выделялась на общем фоне до тех пор, пока Раджер, поднеся к какой-то точке свой жетон, не привёл в движение отпирающий её механизм. Дверь автоматически открылась внутрь, и мы присоединились к уже собравшимся внутри людям.
Их было четырнадцать человек. Двое вооружённых охранников (каковых вместе с моими спутниками теперь стало четверо) и двенадцать учеников.
Честно говоря, увидев их, я оторопел, и застыл у преподавательского стола, тупо глядя перед собой. Зная, куда меня распределили на ПС, я ожидал чего угодно – сборища головорезов, наёмных убийц с холодными глазами, маньяков с нездоровыми лицами, наркоманов, мающихся от ломки. К чему я никак не был готов, так это к тому, насколько они окажутся…нормальными. Это были просто люди, двенадцать обыкновенных мужчин, ничем не отличающихся от обыкновенной группы студентов, если учитывать, что на сегодняшний день вольные слушатели среднего возраста – вовсе даже не редкость. Разве что странно, что группа подобралась однополая, но и такое тоже случается. Плюс одинаковая жёлтая одежда, состоящая из штанов и рубашек, не позволяла окончательно позабыть о статусе учащихся.
А в остальном… Интеллигентного вида молодой человек в очках, с правильными чертами лица, внимательно просматривал высветившиеся на экране электротетради строки. Совсем молодой на вид парень с курчавыми рыжими волосами и ямочками на щеках приветливо улыбался мне, комфортно устроившись на стуле. Вот разве что высокий толстяк в дальнем углу выглядел в должной степени мрачно и оттого зловеще. Сложно даже представить, что он способен наворотить при таких габаритах. Или, наоборот, слишком легко.
В целом, неожиданность увиденного дезориентировала, но одновременно и упрощала задачу. С людьми общаться как-то легче, чем с преступниками. Хотя и степень ответственности – моей, субъективной, но что ещё может иметь значение? – мгновенно возросла.
Представлять меня никто явно не собирался, так что пришлось, невзирая на чувство неловкости, взять ситуацию в свои руки.
- Добрый день. Меня зовут Сэм Логсон, и сегодня мы поговорим об астрономии.
Дурацкая фраза. Зазубренная, школьная. Но что ещё говорить на этом этапе, когда со слушателями ещё нет никакого контакта?
Подцепив ногтем тонкую крышку, встроенную в поверхность стола, я вставил «пластинку» (плоский переносной носитель информации, имеющий форму круга) в предназначенное для неё гнездо. Проектор уже был включён, и теперь перед учащимися медленно закружилась объёмная карта звёздного неба. Не профессиональная карта, конечно. Сильно урезанная и местами устаревшая, но для нынешних целей она подходила прекрасно, весьма качественно демонстрируя звёзды, планеты, спутники, туманности, пояса астероидов и даже зияющие пятна чёрных дыр.
Заставив себя оторваться взгляд от голограммы, медленно обвёл глазами аудиторию. Есть ли им хоть какое-то дело до космоса – этим людям, жизнь которых ограничена крохотным кусочком Новой Земли? Ответ пришёл сам собой: есть. Космос значим для них так же, как он значим и для меня. Свободно передвигающегося по континенту, но в некотором смысле запертого в клетке, как они. Только для них эта клетка – тюрьма, а для меня – планета. Но никто не может запретить нам мечтать, и я поступил на кафедру теоретической астрономии, для того, чтобы космос стал для меня ближе – хотя бы как предмет изучения. И теперь, возможно, я смогу поделиться этой мечтой с кем-нибудь из них.
- Как правило, астрономия ассоциируется у нас с далёкими звёздами и огромными расстояниями.
Я начал говорить, тщательно подбирая слова, задумываясь о формулировках и беспокойно следя за реакцией слушателей. Но с каждым предложением мой голос становился увереннее. Нужные фразы составлялись спонтанно, речь потекла сама собой. Чужое восприятие по-прежнему вызывало интерес, но уже не могло спугнуть или ввести в состояние ступора.
- Мы вспоминаем о межгалактических круизах, гипер-прыжках и загадках, которые продолжают загадывать нам чёрные дыры. Однако на самом деле космос начинается здесь. На Новой Земле. В нас. В каждой частичке нашего тела.
Я прикоснулся к голографическому изображению Новой Земли. Ясное дело, ничего не почувствовал, зато потревожил лазерный луч, что было сразу же зафиксировано компьютером. Теперь я резким движением развёл в стороны большой и указательный пальцы правой руки, так, словно работал с сенсорным экраном. Машина это движение распознала и выполнила соответствующую команду. Изображение планеты увеличилось в размерах, в то время как остальная часть карты основательно уменьшилась и отступила на второй план. Теперь каждый имел возможность беспрепятственно наблюдать за вращением Новой Земли и пяти её спутников, отмечая при этом выпуклости гор, впадины морей и Единого океана и даже зелёные пятна, соответствующие покрытым лесами территориям.
Все учащиеся без исключения подались вперёд, рассматривая голограмму с видимым интересом.
- Каждый наш шаг подвержен законам космоса, - продолжал я. – Когда мы, поскользнувшись, падаем на землю, тому виной гравитация нашей планеты. Приливы, отливы и прочие колебания морской воды – это результат движения наших спутников. Основным источником электричества, которым мы пользуемся не то что каждый день – каждую минуту! – является Рейза, звезда нашей планетной системы. Поэтому говоря об астрономии, мы можем, в сущности, говорить о чём угодно. Как о самом далёком, так и о повседневном. Астрономия – это наука, которая не имеет границ.
Всеобщий интерес к моему рассказу придал уверенности, и я продолжил, испытывая чувство, чрезвычайно близкое к вдохновению:
- Кроме того, как все мы знаем со школьных времён, историческая родина людей – планета Земля. Не Новая Земля, а та, изначальная, в честь которой наша планета и была названа. Все жители Новой Земли, её спутников и прочих планет, населённых людьми, корнями происходят оттуда. Мы все – потомки первопроходцев, решившихся на заселение новых миров в те времена, когда подобные перелёты никому не казались тривиальными. А значит, межзвёздная экспансия для нас – не пустое слово. Каждый из нас принадлежит по меньшей мере к двум мирам – Новой Земле и той, первой.
- А сейчас на Старой Земле кто-нибудь живёт? – поинтересовался рыжеволосый парень.
В поле моего зрения попал Раджер. Он подмигнул, незаметно поднимая вверх большой палец. Дескать, вот и с первым вопросом тебя. С почином. Сдержав улыбку, я поспешил ответить:
- Да. Население есть, но небольшое. Экосистема планеты основательно испорчена, поэтому в данный момент там не лучшее место для жизни. Ситуацию стараются исправить, но пока неизвестно, каких результатов удастся достичь.
- То есть возвращение на историческую родину нам пока не грозит, - со вздохом заключил светловолосый мужчина двадцати с небольшим, в котором легко было определить не блондина, а альбиноса.
- Видимо, нет, - подтвердил я. – К счастью, в нашем распоряжении достаточно пригодных для жизни и уже давно освоенных планет. Был период, что-то около столетия, когда на экспансию и приспособление к жизни в новых условиях уходили практически все силы. Прогресс на это время остановился; в некоторых областях нас даже ощутимо отбросило назад. Но с тех пор всё наладилось, в технологиях произошёл очередной скачок, и нет никаких конкретных причин опасаться, что человечество потеряет хотя бы одну обжитую планету.
- А это правда, что у людей и гуманоидов общие предки?
- Нет. Почти точно нет, - исправился я. – Действительно была такая теория, гипотеза Бейла, согласно которой не только люди, но и все виды человекоподобных существ происходят с Земли. Якобы те, кто отличается от нас, изменились в ходе очередного витка эволюции, подстраиваясь под природные условия новых планет. Подтвердить или опровергнуть эту теорию исторически достаточно сложно, поскольку космические корабли того времени нередко сбивались с курса, люди теряли связь со своими соотечественниками, и никто не знал, погибали ли они или добирались до пригодных к жизни планет, а если добирались, то до каких именно. С этой точки зрения возможно всё. Зато то, что мы знаем о законах эволюции и генетики заставляет сильно усомниться в справедливости гипотезы Бейла. Вероятнее всего, с большинством из гуманоидов мы не родственники.
- Но разве это не удивительно? – снова вмешался рыжий. – Такие совпадения, если они просто случайны?
- Удивительно, - согласился я. – Но не настолько, как можно было бы подумать. Всё же многим сходствам можно найти логическое объяснение. Более-менее одинаковым размерам, например. Симметричному строению тела. Органам чувств, устроенным по схеме хищников, а не жертв. Словом, при всех странностях объяснимое тоже есть. Насколько я могу сказать, однозначного ответа наука ещё не дала, хотя, возможно, существуют исследования, о которых мне просто неизвестно.
- А сколько существует разумных рас?
Это уже тот, здоровый, чуть ли не единственный из них, кто реально походил на преступника.
- На сегодняшний день нам известно двенадцать. – Повезло: я в очередной раз знал ответ на заданный вопрос.
