Вот только деваться отсюда мне было некуда. Нет, на Митос или Истерну, наши заселённые спутники, отправиться можно было без особого труда. Вот только смысла это не имело, поскольку по сути я бы перебралась в провинцию всё той же Новой Земли.
А вот с полётами на расстояние, превышающее полмиллиона километров, дело обстояло сложнее. Дороговизна – это ещё не самое худшее. Благодаря своим многочисленным изобретениям отец успел скопить кое-какой капитал, и я могла позволить себе дорогостоящий перелёт в другую звёздную систему. Беда заключалась в том, что получить билет на любой подобный полёт можно было, лишь благополучно пройдя медкомиссию. Оная должна была подтвердить, что состояние здоровья пассажира пригодно для продолжительного космического путешествия. И всё бы ничего, вот только в ходе проверок непременно выявили бы мой подлинный пол.
Так я и оказалась узницей на собственной планете, с правом свободного перемещения по огромной территории, но запертой в жёстких рамках чужой личины. Не подвергающейся принудительным опытам, но, по иронии судьбы, обязанной проходить предназначенную исключительно для мужчин ПС. Без родных и без друзей среди сверстников, поскольку, вынужденная маскироваться с самого детства, не ощущала себя ни полноценным мужчиной, ни в должной степени женщиной. Не имея определённых целей, не рисуя себе мало-мальски понятного будущего на ненавидимой планете. Даже не зная, какую профессию себе избрать. И только с направлением в учёбе определилась легко, продолжая инстинктивно стремиться к иным звёздам, тем самым, полёт к которым был для меня в реальности закрыт.
Зато в силу всё той же иронии судьбы двери в тюрьму были теперь для меня открыты. И когда наступил вторник, я в очередной раз отправилась туда.
- А почему мы не сняли пояс? – спросила я у Раджера, спускаясь следом за ним по ступеням. – Этот заключённый, Макнэлл, он ведь заперт в камере.
- Заперт, - согласился тюремщик. – За герцианским стеклом, его не разбить. Да дело даже не в стекле. Этот конкретный парень тебе ничего бы сделать не попытался, уж поверь моему опыту, я семнадцать лет здесь работаю. Но правила есть правила. Раз работаешь с арестантом, значит, пояс должен быть.
Я кивнула (стремления спорить и не было, так просто спросила), и молча преодолела последние ступеньки. Осуждённый капитан поднялся нам навстречу; брови сошлись на переносице, в то время как тяжёлый взгляд сверлил меня сквозь непроницаемое стекло.
Но разговор – после того, как Раджер «включил звук», - начался как ни в чём не бывало.
- Чему же вы собираетесь учить меня сегодня? – полюбопытствовал Макнэлл.
Присутствовала ли в его словах ирония, можно было решать, исходя лишь из логики: ни выражение лица, ни интонация подсказки не давали. Задействовать логическое мышление я умела, и потому с уверенностью дала положительный ответ: ирония присутствует, и ещё какая.
- В предыдущей группе мы обсуждали планеты, заселённые в ходе первой межзвёздной экспансии, - сообщила я, садясь на высокий табурет. Кто-то заранее принёс его и поставил с этой стороны стекла, видимо, специально для меня. – Но я подумал, что для вас это будет слишком очевидно. Поэтому хочу предложить другую тему. Как насчёт животного мира планет четвёртой категории?
- Неплохой вариант, - хмыкнул капитан. – На «четвёрках» нам по долгу службы доводится бывать довольно редко. Главным образом мы имеем дело с людьми и другими разумными расами.
Я мысленно отметила используемое им настоящее время – «доводится», «имеем». Случайная оговорка или принципиально выбранная формулировка? Сочтя, что зацикливать на этом внимание не стоит ни в том, ни в другом случае, я приступила к уроку.
- Вот и отлично. Предлагаю начать с яйцекладущих.
Конечно, большую часть того, что я рассказывала, он уже знал. Но есть шанс, что хотя бы процентов десять информации оказалось ему неизвестно. Да и в целом, как мне кажется, дискуссия, в которую быстро перерос урок (назвать её лекцией уж точно было нельзя), доставила определённое удовольствие нам обоим.
Но под конец Макнэлл стал регулярно спрашивать у меня о времени, а если не спрашивал, всё равно постоянно косился на мультифункциональные часы на моём запястье. Не вполне понимая, что бы это могло значить, я постаралась побыстрее завершить занятие, ощутимо скомкав конец. Может быть, заключённый устал, или ему надоело, или и вовсе не нравилось с самого начала, а недавний энтузиазм лишь привиделся мне, поскольку я стремилась выдать желаемое за действительное.
Раджер, ушедший с полчаса назад, ещё не успел вернуться (видимо, потому, что я закончила на пару минут раньше). Однако добраться до лестницы, да и подняться на нужный этаж, я вполне могла и без его помощи. Поэтому, распрощавшись с Макнэллом до следующего раза, двинулась в уже знакомом направлении.
Я почти добралась до ступенек, когда увидела спускавшегося навстречу мужчину в форме тюремщика, несшего в руках поднос с тарелкой. Это был не Раджер; совсем не знакомый мне человек, очень коротко постриженный, высокий и широкоплечий. Я посторонилась, предоставляя ему проход в довольно-таки узком коридоре. Запах, коснувшийся ноздрей, был намного менее приятным, чем я ощущала прежде на тюремной кухне. Взглянуть на приготовленный для узника ужин удалось лишь мельком, но на вид еда тоже показалась так себе. Интересно, ужин здесь настолько хуже обеда, или тех, кто сидит на нижнем этаже, в принципе кормят иначе? И, главное, неужели именно этой трапезы капитан поджидал с таким нетерпением?
Поддавшись чувству любопытства, я развернулась и тихонько направилась следом за тюремщиком, спина которого уже успела скрыться из виду в сложной системе здешних поворотов. Нагнала как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот нажатием неизвестной мне кнопки открыл в стеклянной стене прямоугольное окошко.
- Ужин! – громогласно объявил он.
Макнэлл подошёл к окошку, дабы принять тарелку. Я уже собиралась направиться обратно, к лестнице, не вполне понимая, что здесь сейчас делаю, как вдруг тюремщик, рявкнув «Жри, гадина!», резко опрокинул горячую похлёбку на заключённого. Я отчётливо видела, как жидкость попала на лицо.
Самое странное было, что капитан не закричал. Лишь громко зашипел и отшатнулся от стекла, прижимая руки к обожжённой коже.
На какой-то миг я застыла, забыв, как дышать. Даже не заметила, в какой момент стриженый снова надавил на кнопку, и окно закрылось, словно затянувшись стеклянной плёнкой.
Кто-то компактный и малодушный, сидящий внутри каждого человека, посоветовал тихонько, на цыпочках, уйти, пока моё присутствие не заметили. Остановила мысль, что это будет не по-мужски, да и вообще, противоречит чувству справедливости.
- Вы что, с ума сошли?! – Раз уж выбор сделан, мяться и жаться к стене смысла не имело. Я резко выступила вперёд, словно всё это время просто дожидалась удобного момента. – Кто вам дал такие права? Да я сейчас пойду с жалобой к директору тюрьмы!
- А на что? – и бровью не повёл охранник. Похоже, тот факт, что его поймали с поличным, этого человека нисколько не взволновал. – Ну, уронил миску, с кем не бывает?
Ошарашенная такой наглостью, я упёрла руку в бок.
- В таком случае, как насчёт оказания первой помощи пострадавшему? И почему не обратились в медицинский центр? Где средства от ожогов?
Тюремщик пренебрежительно передёрнул плечами.
- Ничего серьёзного, само пройдёт, - отмахнулся он. – А ты кто вообще такой? Я тебя в первый раз вижу.
- Новый преподаватель курса по астрономии.
Я скосила глаза на неизвестно когда успевшего появиться здесь Раджера. Слишком увлеклась, даже не обратила внимание на его приход.
- Ах, учитель, - без малейшего уважения к профессии протянул второй тюремщик. – Ну, так иди учительствуй. А поучать меня не надо.
Поддержки со стороны Раджера я не получила; напротив, он взял меня за локоть и практически потащил за собой.
- Что это такое?! – возмущённо прокряхтела я, сумев освободить руку лишь когда мы поднялись по первым ступенькам. За это время я успела запыхаться, а в районе локтя наверняка начали образовываться синяки. – Что за беспредел здесь творится? Да я прямо сейчас пойду с жалобой к директору тюрьмы или заму. Кто-нибудь из них ещё на работе?
- Нет, в такой час никого из них на службе не бывает, - бесстрастно ответил Раджер. Тюремщик удостоверился в том, что бежать обратно к камере я не стремлюсь, и предоставил мне восходить по лестнице самостоятельно. – И не советую тебе приезжать сюда завтра пораньше, чтобы переговорить с кем-нибудь из них.
Я уставилась на него в недоумении, поскольку он практически снял готовую реплику у меня с языка. Вместо родившейся в мозгу тирады с губ теперь слетел лишь короткий вопрос:
- Почему?
- Я ведь говорил: начальство негласно одобряет такое обращение с не сознавшимися арестантами.
- Про такое обращение речи не было, - заупрямилась я.
Раджер безразлично пожал плечами: вести бессмысленный спор он был не настроен.
- То есть вот это всех устраивает? – переспросила я, отчего-то понизив голос.
Снова пожатие плечами, видимо, призванное заменить положительный ответ.
- Система заинтересована в том, чтобы преступники делали официальное признание, - напомнил тюремщик.
Кстати сказать, сам он голоса не понижал.
- Практически выбивая из них признание?
Раджер промолчал, но в выражении его глаз я прочитала одобрение: «Вот теперь ты начинаешь что-то понимать, птенец».
А ведь действительно, что это я удивляюсь? Можно подумать, мне по собственному опыту не известно, сколь…несовершенной бывает система.
- Ладно, но ведь это незаконно? – продолжала настаивать я. Врождённое упрямство, не иначе. – Он же может рассказать обо всём своим родным, а те – поднять шум?
- Заключённым с нижнего этажа свидания запрещены, - невозмутимо просветил меня Раджер.
Я моргнула, принимая информацию к сведению. Ну да, вот и ещё один способ воздействия.
- Ну ладно, а камеры? На них же фиксируется всё, что происходит!
- Непосредственно возле места заключения их нет.
- Что? – Я остановилась посреди лестничного проёма, недоверчиво вытаравщись на Раджера.
- Съёмка этого участка не ведётся, - перефразировал он.
Видимо, чтобы до меня точно дошло.
- Но как такое может быть?
У меня безвольно опустились руки.
- Думаю, ты и сам догадаешься. – Тюремщик продолжил подниматься, как ни в чём не бывало. Это заставило меня выйти из ступора, дабы не отстать. – Так у Кортона и ему подобных больше свободы.
Кортон…кажется, я уже слышала это имя. Ну да, речь явно о том охраннике, что принёс Макнэллу еду.
- Ладно, - подобная предусмотрительность местной власти меня уже не удивляла, в недоумение вводило другое, - а если что-нибудь произойдёт? Чрезвычайная ситуация?
- Не может быть никакой чрезвычайной ситуации, - отрезал Раджер с уже знакомой мне убеждённостью. – Система безопасности на таких участках отработана в совершенстве.
- Хорошо, допустим, до тюремщика заключённый не доберётся, - приняла, спора ради, точку зрения оппонента я. – А если он сбежит? Найдёт способ открыть дверь камеры? Сам, или с посторонней помощью? Что тогда?
- Вот именно: что тогда? – эхом повторил Раджер. – Выхода из тюрьмы здесь нет, подкопа не сделаешь. Дальше ему пришлось бы идти по коридору, а там снимается чуть ли не каждый миллиметр. При любой ситуации, выходящей за рамки обыденного, дежурному подаётся сигнал. Если ситуация подпадает под категорию чрезвычайной – скажем, компьютер фиксирует угрозу человеческой жизни, - автоматически включается сирена.
- А если он ударит кого-нибудь местного по темечку, оттащит в камеру, а сам переоденется в униформу? – не унималась я.
Строго говоря, это было уже не заступничество, а эдакая логическая игра, головоломка, в ходе которой я пыталась найти брешь в системе защиты. Признаю, что меня слегка занесло, но, впрочем, с кем не бывает?
- Компьютер распознаёт лица. – Наверное, я – не первая, кто приставал к охраннику с подобными дурацкими вопросами. Во всяком случае, вид у него был почти скучающий. – Ты у него в базе данных, как и я. А вот Макнэлл…тоже в базе данных, но совсем в другом качестве.
- Но ведь система распознавания лиц пока несовершенна, - попыталась сделать последнюю попытку я, уже понимая, что безнадёжно проигрываю.
- Не совершенна, но и не плоха, - не впечатлился аргументом Раджер. – И потом, выход из тюрьмы – рядом с будкой охраны и только посредством проверки отпечатка пальца. Как он обойдёт все эти ограничения?
Тут я не нашлась, что ответить.
Вернувшись к себе, я направилась прямиком к ноутбуку, забыв даже разуться или заказать у умного дома свет в гостиной. Ограничилась зеленоватым сиянием лампы, которую компьютер включил автоматически, едва засёк мой появление в комнате. Из плоского и голографического режима выбрала первый. Последние исследования медиков подтвердили то, что я интуитивно чувствовала уже давно: чтение более полезно для глаз в двухмерном изображении. Голограммы следует приберечь для фильмов, переговоров, игр, карт и прочих визуальных программ.
Далее подключилась к НЗС, глобальной ново-земской сети. Можно было выбрать и межпланетную, но за её использование пришлось бы платить, плюс скорость плантернета там не ахти. НЗС же, наоборот, работала как часы, и к ней можно было бесплатно подключиться с любой точки планеты. С любой на- или над-земной точки, строго говоря. Впрочем, в последнее время, в связи с увеличением йелонского туризма, всё больше компаний старались обеспечить доступ к сети и в подводном мире.
Так или иначе, я сочла, что в данном конкретном случае НЗС будет достаточно. Всё же преступник был гражданином Новой Земли, да и убийство совершено здесь же. Итак, вводим в поисковую строку имя: «Рейер Макнэлл». Подумав, добавила в начале «капитан»: так меньше шансов получить среди результатов лишний мусор.
Ого, сколько результатов! Арестант явно намного популярнее простых смертных вроде меня. Хотя не исключено, что популярности прибавилось как раз после того, как он стал арестантом. Споры насчёт его виновности велись на ряде известных форумов. Но сначала факты.
Я пробегала текст глазами, сменяя страницы и замедляя темп чтения там, где информация казалась наиболее существенной (и достоверной). Сайт, на котором было написано, что капитан – оборотень, подкарауливший своих жертв в тёмных переулках, сразу внесла в чёрный список, чтобы подобный бред никогда больше не открывался на моём ноуте. Но было и много более логичного, либо нейтрального. Итак, Рейер Макнэлл, уроженец Новой Земли в третьем поколении, тридцать шесть лет, вдовец, детей нет. Отец, Артур Макнэлл, в течение сорока лет работал механиком на космических кораблях всех возможных видов. Нередко брал сына с собой ещё ребёнком. В пятнадцать лет Макнэлл-младший был официально зачислен юнгой на судно, на котором служил в тот момент его отец. Школу заканчивал заочно, но аттестацию получил отличную. Впоследствии обучался космопилотированию и прикладной астрономии в Общепланетарном новоземском университете (ОНУ), где в данный момент числилась студенткой и я. Отсрочку на получение степени дала армия, она же оплачивала учёбу. С возраста двадцати пяти лет Макнэлл проходил военную судьбу на патрульных кораблях. Два года назад возведён в ранг капитана. До недавнего времени служил на патрульном космолёте «Галалэнд».
А вот с полётами на расстояние, превышающее полмиллиона километров, дело обстояло сложнее. Дороговизна – это ещё не самое худшее. Благодаря своим многочисленным изобретениям отец успел скопить кое-какой капитал, и я могла позволить себе дорогостоящий перелёт в другую звёздную систему. Беда заключалась в том, что получить билет на любой подобный полёт можно было, лишь благополучно пройдя медкомиссию. Оная должна была подтвердить, что состояние здоровья пассажира пригодно для продолжительного космического путешествия. И всё бы ничего, вот только в ходе проверок непременно выявили бы мой подлинный пол.
Так я и оказалась узницей на собственной планете, с правом свободного перемещения по огромной территории, но запертой в жёстких рамках чужой личины. Не подвергающейся принудительным опытам, но, по иронии судьбы, обязанной проходить предназначенную исключительно для мужчин ПС. Без родных и без друзей среди сверстников, поскольку, вынужденная маскироваться с самого детства, не ощущала себя ни полноценным мужчиной, ни в должной степени женщиной. Не имея определённых целей, не рисуя себе мало-мальски понятного будущего на ненавидимой планете. Даже не зная, какую профессию себе избрать. И только с направлением в учёбе определилась легко, продолжая инстинктивно стремиться к иным звёздам, тем самым, полёт к которым был для меня в реальности закрыт.
Зато в силу всё той же иронии судьбы двери в тюрьму были теперь для меня открыты. И когда наступил вторник, я в очередной раз отправилась туда.
Глава 3
- А почему мы не сняли пояс? – спросила я у Раджера, спускаясь следом за ним по ступеням. – Этот заключённый, Макнэлл, он ведь заперт в камере.
- Заперт, - согласился тюремщик. – За герцианским стеклом, его не разбить. Да дело даже не в стекле. Этот конкретный парень тебе ничего бы сделать не попытался, уж поверь моему опыту, я семнадцать лет здесь работаю. Но правила есть правила. Раз работаешь с арестантом, значит, пояс должен быть.
Я кивнула (стремления спорить и не было, так просто спросила), и молча преодолела последние ступеньки. Осуждённый капитан поднялся нам навстречу; брови сошлись на переносице, в то время как тяжёлый взгляд сверлил меня сквозь непроницаемое стекло.
Но разговор – после того, как Раджер «включил звук», - начался как ни в чём не бывало.
- Чему же вы собираетесь учить меня сегодня? – полюбопытствовал Макнэлл.
Присутствовала ли в его словах ирония, можно было решать, исходя лишь из логики: ни выражение лица, ни интонация подсказки не давали. Задействовать логическое мышление я умела, и потому с уверенностью дала положительный ответ: ирония присутствует, и ещё какая.
- В предыдущей группе мы обсуждали планеты, заселённые в ходе первой межзвёздной экспансии, - сообщила я, садясь на высокий табурет. Кто-то заранее принёс его и поставил с этой стороны стекла, видимо, специально для меня. – Но я подумал, что для вас это будет слишком очевидно. Поэтому хочу предложить другую тему. Как насчёт животного мира планет четвёртой категории?
- Неплохой вариант, - хмыкнул капитан. – На «четвёрках» нам по долгу службы доводится бывать довольно редко. Главным образом мы имеем дело с людьми и другими разумными расами.
Я мысленно отметила используемое им настоящее время – «доводится», «имеем». Случайная оговорка или принципиально выбранная формулировка? Сочтя, что зацикливать на этом внимание не стоит ни в том, ни в другом случае, я приступила к уроку.
- Вот и отлично. Предлагаю начать с яйцекладущих.
Конечно, большую часть того, что я рассказывала, он уже знал. Но есть шанс, что хотя бы процентов десять информации оказалось ему неизвестно. Да и в целом, как мне кажется, дискуссия, в которую быстро перерос урок (назвать её лекцией уж точно было нельзя), доставила определённое удовольствие нам обоим.
Но под конец Макнэлл стал регулярно спрашивать у меня о времени, а если не спрашивал, всё равно постоянно косился на мультифункциональные часы на моём запястье. Не вполне понимая, что бы это могло значить, я постаралась побыстрее завершить занятие, ощутимо скомкав конец. Может быть, заключённый устал, или ему надоело, или и вовсе не нравилось с самого начала, а недавний энтузиазм лишь привиделся мне, поскольку я стремилась выдать желаемое за действительное.
Раджер, ушедший с полчаса назад, ещё не успел вернуться (видимо, потому, что я закончила на пару минут раньше). Однако добраться до лестницы, да и подняться на нужный этаж, я вполне могла и без его помощи. Поэтому, распрощавшись с Макнэллом до следующего раза, двинулась в уже знакомом направлении.
Я почти добралась до ступенек, когда увидела спускавшегося навстречу мужчину в форме тюремщика, несшего в руках поднос с тарелкой. Это был не Раджер; совсем не знакомый мне человек, очень коротко постриженный, высокий и широкоплечий. Я посторонилась, предоставляя ему проход в довольно-таки узком коридоре. Запах, коснувшийся ноздрей, был намного менее приятным, чем я ощущала прежде на тюремной кухне. Взглянуть на приготовленный для узника ужин удалось лишь мельком, но на вид еда тоже показалась так себе. Интересно, ужин здесь настолько хуже обеда, или тех, кто сидит на нижнем этаже, в принципе кормят иначе? И, главное, неужели именно этой трапезы капитан поджидал с таким нетерпением?
Поддавшись чувству любопытства, я развернулась и тихонько направилась следом за тюремщиком, спина которого уже успела скрыться из виду в сложной системе здешних поворотов. Нагнала как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот нажатием неизвестной мне кнопки открыл в стеклянной стене прямоугольное окошко.
- Ужин! – громогласно объявил он.
Макнэлл подошёл к окошку, дабы принять тарелку. Я уже собиралась направиться обратно, к лестнице, не вполне понимая, что здесь сейчас делаю, как вдруг тюремщик, рявкнув «Жри, гадина!», резко опрокинул горячую похлёбку на заключённого. Я отчётливо видела, как жидкость попала на лицо.
Самое странное было, что капитан не закричал. Лишь громко зашипел и отшатнулся от стекла, прижимая руки к обожжённой коже.
На какой-то миг я застыла, забыв, как дышать. Даже не заметила, в какой момент стриженый снова надавил на кнопку, и окно закрылось, словно затянувшись стеклянной плёнкой.
Кто-то компактный и малодушный, сидящий внутри каждого человека, посоветовал тихонько, на цыпочках, уйти, пока моё присутствие не заметили. Остановила мысль, что это будет не по-мужски, да и вообще, противоречит чувству справедливости.
- Вы что, с ума сошли?! – Раз уж выбор сделан, мяться и жаться к стене смысла не имело. Я резко выступила вперёд, словно всё это время просто дожидалась удобного момента. – Кто вам дал такие права? Да я сейчас пойду с жалобой к директору тюрьмы!
- А на что? – и бровью не повёл охранник. Похоже, тот факт, что его поймали с поличным, этого человека нисколько не взволновал. – Ну, уронил миску, с кем не бывает?
Ошарашенная такой наглостью, я упёрла руку в бок.
- В таком случае, как насчёт оказания первой помощи пострадавшему? И почему не обратились в медицинский центр? Где средства от ожогов?
Тюремщик пренебрежительно передёрнул плечами.
- Ничего серьёзного, само пройдёт, - отмахнулся он. – А ты кто вообще такой? Я тебя в первый раз вижу.
- Новый преподаватель курса по астрономии.
Я скосила глаза на неизвестно когда успевшего появиться здесь Раджера. Слишком увлеклась, даже не обратила внимание на его приход.
- Ах, учитель, - без малейшего уважения к профессии протянул второй тюремщик. – Ну, так иди учительствуй. А поучать меня не надо.
Поддержки со стороны Раджера я не получила; напротив, он взял меня за локоть и практически потащил за собой.
- Что это такое?! – возмущённо прокряхтела я, сумев освободить руку лишь когда мы поднялись по первым ступенькам. За это время я успела запыхаться, а в районе локтя наверняка начали образовываться синяки. – Что за беспредел здесь творится? Да я прямо сейчас пойду с жалобой к директору тюрьмы или заму. Кто-нибудь из них ещё на работе?
- Нет, в такой час никого из них на службе не бывает, - бесстрастно ответил Раджер. Тюремщик удостоверился в том, что бежать обратно к камере я не стремлюсь, и предоставил мне восходить по лестнице самостоятельно. – И не советую тебе приезжать сюда завтра пораньше, чтобы переговорить с кем-нибудь из них.
Я уставилась на него в недоумении, поскольку он практически снял готовую реплику у меня с языка. Вместо родившейся в мозгу тирады с губ теперь слетел лишь короткий вопрос:
- Почему?
- Я ведь говорил: начальство негласно одобряет такое обращение с не сознавшимися арестантами.
- Про такое обращение речи не было, - заупрямилась я.
Раджер безразлично пожал плечами: вести бессмысленный спор он был не настроен.
- То есть вот это всех устраивает? – переспросила я, отчего-то понизив голос.
Снова пожатие плечами, видимо, призванное заменить положительный ответ.
- Система заинтересована в том, чтобы преступники делали официальное признание, - напомнил тюремщик.
Кстати сказать, сам он голоса не понижал.
- Практически выбивая из них признание?
Раджер промолчал, но в выражении его глаз я прочитала одобрение: «Вот теперь ты начинаешь что-то понимать, птенец».
А ведь действительно, что это я удивляюсь? Можно подумать, мне по собственному опыту не известно, сколь…несовершенной бывает система.
- Ладно, но ведь это незаконно? – продолжала настаивать я. Врождённое упрямство, не иначе. – Он же может рассказать обо всём своим родным, а те – поднять шум?
- Заключённым с нижнего этажа свидания запрещены, - невозмутимо просветил меня Раджер.
Я моргнула, принимая информацию к сведению. Ну да, вот и ещё один способ воздействия.
- Ну ладно, а камеры? На них же фиксируется всё, что происходит!
- Непосредственно возле места заключения их нет.
- Что? – Я остановилась посреди лестничного проёма, недоверчиво вытаравщись на Раджера.
- Съёмка этого участка не ведётся, - перефразировал он.
Видимо, чтобы до меня точно дошло.
- Но как такое может быть?
У меня безвольно опустились руки.
- Думаю, ты и сам догадаешься. – Тюремщик продолжил подниматься, как ни в чём не бывало. Это заставило меня выйти из ступора, дабы не отстать. – Так у Кортона и ему подобных больше свободы.
Кортон…кажется, я уже слышала это имя. Ну да, речь явно о том охраннике, что принёс Макнэллу еду.
- Ладно, - подобная предусмотрительность местной власти меня уже не удивляла, в недоумение вводило другое, - а если что-нибудь произойдёт? Чрезвычайная ситуация?
- Не может быть никакой чрезвычайной ситуации, - отрезал Раджер с уже знакомой мне убеждённостью. – Система безопасности на таких участках отработана в совершенстве.
- Хорошо, допустим, до тюремщика заключённый не доберётся, - приняла, спора ради, точку зрения оппонента я. – А если он сбежит? Найдёт способ открыть дверь камеры? Сам, или с посторонней помощью? Что тогда?
- Вот именно: что тогда? – эхом повторил Раджер. – Выхода из тюрьмы здесь нет, подкопа не сделаешь. Дальше ему пришлось бы идти по коридору, а там снимается чуть ли не каждый миллиметр. При любой ситуации, выходящей за рамки обыденного, дежурному подаётся сигнал. Если ситуация подпадает под категорию чрезвычайной – скажем, компьютер фиксирует угрозу человеческой жизни, - автоматически включается сирена.
- А если он ударит кого-нибудь местного по темечку, оттащит в камеру, а сам переоденется в униформу? – не унималась я.
Строго говоря, это было уже не заступничество, а эдакая логическая игра, головоломка, в ходе которой я пыталась найти брешь в системе защиты. Признаю, что меня слегка занесло, но, впрочем, с кем не бывает?
- Компьютер распознаёт лица. – Наверное, я – не первая, кто приставал к охраннику с подобными дурацкими вопросами. Во всяком случае, вид у него был почти скучающий. – Ты у него в базе данных, как и я. А вот Макнэлл…тоже в базе данных, но совсем в другом качестве.
- Но ведь система распознавания лиц пока несовершенна, - попыталась сделать последнюю попытку я, уже понимая, что безнадёжно проигрываю.
- Не совершенна, но и не плоха, - не впечатлился аргументом Раджер. – И потом, выход из тюрьмы – рядом с будкой охраны и только посредством проверки отпечатка пальца. Как он обойдёт все эти ограничения?
Тут я не нашлась, что ответить.
Вернувшись к себе, я направилась прямиком к ноутбуку, забыв даже разуться или заказать у умного дома свет в гостиной. Ограничилась зеленоватым сиянием лампы, которую компьютер включил автоматически, едва засёк мой появление в комнате. Из плоского и голографического режима выбрала первый. Последние исследования медиков подтвердили то, что я интуитивно чувствовала уже давно: чтение более полезно для глаз в двухмерном изображении. Голограммы следует приберечь для фильмов, переговоров, игр, карт и прочих визуальных программ.
Далее подключилась к НЗС, глобальной ново-земской сети. Можно было выбрать и межпланетную, но за её использование пришлось бы платить, плюс скорость плантернета там не ахти. НЗС же, наоборот, работала как часы, и к ней можно было бесплатно подключиться с любой точки планеты. С любой на- или над-земной точки, строго говоря. Впрочем, в последнее время, в связи с увеличением йелонского туризма, всё больше компаний старались обеспечить доступ к сети и в подводном мире.
Так или иначе, я сочла, что в данном конкретном случае НЗС будет достаточно. Всё же преступник был гражданином Новой Земли, да и убийство совершено здесь же. Итак, вводим в поисковую строку имя: «Рейер Макнэлл». Подумав, добавила в начале «капитан»: так меньше шансов получить среди результатов лишний мусор.
Ого, сколько результатов! Арестант явно намного популярнее простых смертных вроде меня. Хотя не исключено, что популярности прибавилось как раз после того, как он стал арестантом. Споры насчёт его виновности велись на ряде известных форумов. Но сначала факты.
Я пробегала текст глазами, сменяя страницы и замедляя темп чтения там, где информация казалась наиболее существенной (и достоверной). Сайт, на котором было написано, что капитан – оборотень, подкарауливший своих жертв в тёмных переулках, сразу внесла в чёрный список, чтобы подобный бред никогда больше не открывался на моём ноуте. Но было и много более логичного, либо нейтрального. Итак, Рейер Макнэлл, уроженец Новой Земли в третьем поколении, тридцать шесть лет, вдовец, детей нет. Отец, Артур Макнэлл, в течение сорока лет работал механиком на космических кораблях всех возможных видов. Нередко брал сына с собой ещё ребёнком. В пятнадцать лет Макнэлл-младший был официально зачислен юнгой на судно, на котором служил в тот момент его отец. Школу заканчивал заочно, но аттестацию получил отличную. Впоследствии обучался космопилотированию и прикладной астрономии в Общепланетарном новоземском университете (ОНУ), где в данный момент числилась студенткой и я. Отсрочку на получение степени дала армия, она же оплачивала учёбу. С возраста двадцати пяти лет Макнэлл проходил военную судьбу на патрульных кораблях. Два года назад возведён в ранг капитана. До недавнего времени служил на патрульном космолёте «Галалэнд».
