Усач со светло-русыми волосами, распущенными и доходящими до плеч, в свободной небогатой одежде, включавшей в себя кожаный жилет и сделанный из точно такой же кожи пояс, на котором висел длинный нож с широким лезвием. Больше всего незнакомец походил на охотника, и я бы даже с уверенностью сказала, что он таковым и является…если бы не до боли знакомый тембр голоса. Столь же знакомые интонации.
- А что такого? – без малейшего стеснения пожала плечами я. – Конечно, с удовольствием. Я бы ему такое частное выступление показала – на всю жизнь бы запомнил!
- Так. Вот теперь мне стало за него страшно, - насмешливо поделился своими чувствами Нарцисс.
- Напрасно, - не разделила шутливого настроя я. – Знаешь, сколько я таких девочек за свою жизнь повидала? Которые купились на историю о хорошо оплачиваемом выступлении? Эдаких «любителей искусства» в любом городе пруд пруди. Мне-то повезло, хозяин нашего цирка к своим девчонкам относился, как к дочкам, опекал их всячески, ну, и мозги мог хорошенько прополоскать там, где надо. А каково тем, у кого и постоянной труппы-то нет? Так, прибьются то здесь, то там? Так что, не опасайся я лишний раз засветиться, подкоротила бы этому господину то место, которым он искусство любит.
Да, конечно, я сболтнула о себе немного лишнего. И да, вполне могла бы этого не делать. Но…Нарцисс сильно раскрылся передо мной тогда, в Ристонии, да и вообще так сложилось, что я узнала о нём значительно больше, чем, вероятно, он бы хотел. И сейчас сочла возможным немного открыться в ответ. Надо отдать агенту должное: бурно реагировать и – тем более – приставать с расспросами он не стал. Лишь на короткое мгновение удивлённо приподнял чужого цвета брови, после чего его лицо вновь приняло прежнее умиротворённое выражение.
- Чего только не сделаешь для старой знакомой! – тяжко вздохнул он, когда я закончила говорить. – Ну, хочешь, я сам подкараулю его после представления и подкорочу ему то, что нужно?
- Не стоит, - возразила я. – Он не задержится до конца представления.
- То есть как? – удивился Нарцисс. – После твоего «с радостью продолжила бы этот разговор» он просто обязан остаться до конца! Я бы точно остался, - добавил он, подмигнув.
- А этот не останется, - ответно подмигнула я. – Просто поверь мне на слово.
- Циркачки – страшные женщины, - глубокомысленно констатировал «охотник».
- О да! – поддержала его вывод я. – Кстати, имей в виду: выступление после антракта будет не для слабонервных. Так что если вдруг почувствуешь себя нехорошо, не стесняйся, просто отойди в сторонку, попей водички и глубоко подыши. Это нормально, так поступают многие люди, обладающие тонкой душевной организацией.
- Нарываешься? – приподнял бровь Нарцисс, упирая руки в бока.
- По-дружески предупреждаю, - поправила я, растянув губы в язвительной улыбке. Раз уж пооткровенничала, надо это чем-то компенсировать, дабы сиропа не вышло. А то самой прямо как-то некомфортно. – И, кстати, ты не мог бы покинуть шатёр? Сюда вообще-то вход только для труппы, а мне, - я скромно опустила глазки, - пора переодеться к следующему выходу.
По окончании антракта я появилась на сцене в совершенно ином образе. Вместо хрупкой девушки с лёгкой поступью перед зрителями предстала чеканящая шаг женщина, одетая по-мужски: тёмно-коричневые брюки, в которые была заправлена рубашка более светлого оттенка с крупными серебряными пуговицами. Волосы были собраны в тугой хвост, а на ногах красовались жёсткие ярко-красные сапожки.
На сцену я вышла не одна, а под руку с фокусником. Здесь нас уже поджидал реквизит в виде длинного ящика, возвышавшегося на ещё более длинной подставке, для того, чтобы его было лучше видно зрителям. Вернее, все должны были думать, что цель заключается именно в этом. Зрители в ажиотаже приблизились к сцене, поскольку многие уже поняли, в чём именно будет заключаться фокус.
- Дамы и господа! Почтеннейшая публика! – вдохновенно вещал зычным голосом конферансье. Как ему удавалось за время представления не сорвать голос, понятия не имею. – Смертельный номер! Слабонервных женщин просим уйти с площади! Слабонервных мужчин просим с неё убежать! Сейчас, на ваших глазах, наш фокусник распилит свою ассистентку на две половины!
Эффектно пройдя по сцене туда и обратно, я улеглась в раскрытый для этой цели ящик. Затем фокусник вернул на прежнее место его стенки и крышку. В итоге моя голова, руки и ноги в алых сапожках остались торчать наружу. Я повертела головой, пошевелила всеми четырьмя конечностями. Тем временем фокусник делал всевозможные впечатляющие и совершенно бессмысленные пассы, а конферансье бегал вокруг ящика, причитая и размазывая по лицу несуществующие слёзы.
- Дамы и господа! – снова заговорил он, приблизившись к зрителям. – Наш фокусник обещал, что будет резать ассистентку очень аккуратно! И всё же я бы посоветовал вам отойти от сцены подальше. Первые ряды может забрызгать кровью!
Некоторые зрители и правда поспешно попятились, другие, напротив шагнули поближе, заранее вытягивая шеи. Кто-то завизжал, но, кажется, скорее восторженно, недели испуганно. А конферансье продолжал свою речь.
- Главное, не волнуйтесь, дамы и господа! Если фокус не удастся, нас с вами будут судить как соучастников убийства. Мы с вами получим всего лишь семь-восемь лет тюремного заключения. А вот нашего фокусника ожидает в этом случае виселица!
Фокусник, не слишком впечатлённый этой угрозой, расхаживал вокруг ящика, обмахивая его сверкающим блёстками платочком. Я же была занята, хотя старательно не подавала виду. Быстро извлекла ноги из зафиксированных в прорезях сапожек, после чего подняла их вверх, согнув в коленях, разместившись таким образом лишь в одной половине ящика. Затем ассистентка, всё это время лежавшая в нижнем ящике, принимаемом всеми за подставку, приподняла собственные ноги так, чтобы они попали в верхний ящик, и просунула ступни в оставленные мной сапожки. Распиливание человека – тот редкий случай, когда фокус строится на мастерстве ассистентов, в то время как фокусник, напротив, присутствует на сцене главным образом для того, чтобы привлекать к себе внимание. В нашем случае последнюю роль также выполнял и конферансье.
Наконец, фокусник приступил к процессу распиливания. Публика замерла, жадно следя за каждым его движением. Минута – и две половины ящика были раздвинуты в стороны. Публика завизжала от смеси ужаса и восторга.
- Что же теперь будет? Что же будет? – запричитал конферансье.
- Верните мне мои ноги! – закричала я.
Заодно помотала головой и покрутила руками, точно зная, что в данный момент вторая ассистентка зашевелила обутыми в алые сапожки ступнями.
Зрители закричали так громко, что мне даже захотелось прикрыть ладонями уши, но, по понятной причине, такой возможности я была лишена. Вообще шея начала серьёзно уставать. Хорошо бы было поскорее закончить фокус.
- У нашего фокусника теперь две ассистентки! – радостно объявил конферансье. – Вот только одна беда: как же нам их обеих прокормить? Хотя нет! – обрадованно выдохнул он. – Одну из них кормить необязательно!
И где он только нахватался этого дурацкого юмора? Неужели в Токалле, в столице которой он проторчал последние лет пять? Серьёзный же человек, один из лучших специалистов по сбору информации! А уж захват у него какой!
- Ну что ж, почтеннейшая публика! – перешёл наконец к делу он. – Приступим к продолжению номера! Настало время посмотреть, сумеет ли наш фокусник исправить положение и возвратить артистке её ноги!
Фокусник вновь принялся «колдовать» над ящиком, предварительно сдвинув вместе две его половины. Пошёл обратный процесс: вторая ассистентка полностью спряталась в ящике-подставке, я же с удовольствием вытянула ноги и аккуратно засунула их в сапожки. Торжественный взмах платка с блёстками – и я соскочила на сцену под восторженные вопли публики.
Но если зрители глубоко заблуждались, если полагали, что номер на этом закончился. Пока двое артистов в незаметных серых балахонах убирали со сцены ящики, а конферансье и выбежавший по такому случаю клоун обнимали меня с громкими рыданиями, последний потихоньку повесил мне на пояс небольшую кожаную сумку. Освободившись из объятий, я шагнула в сторону фокусника, придав своему лицу гневное выражение.
- Ох, кажется, наша ассистентка немного обиделась на коллегу, - «перевёл» публике конферансье.
Меж тем я извлекла из сумки нож и, замахнувшись, устремилась к «коллеге». Тот, в свою очередь, стал энергично пятиться назад…пока не упёрся спиной в большой деревянный щит.
- Ах ты, мерзавец! – рявкнула я, после чего метнула нож.
Якобы как попало, но в действительности чётко выверенным движением. Лезвие вонзилось в щит в паре дюймов от правого плеча фокусника. Конферансье в ужасе схватился за сердце, а я вновь схватилась за сумку. Второй нож перекочевал мне в руку, чтобы в скором времени вонзиться в щит, на сей раз слева от «коллеги».
Такова правда жизни. Балансировать на узкой поверхности и метать холодное оружие я научилась задолго до того, как приступила к своему нынешнему роду деятельности. Впрочем, именно благодаря этим способностям на меня в своё время и обратил внимание Лавар, вытащив таким образом из нищеты и уже начинавшей сковывать волю безнадёжности…
Под вопли конферансье и зрителей последовало ещё три броска. Последний нож застыл непосредственно над головой фокусника. Рукоять ещё подрагивала, а тот уже отскочил от щита, бросился прочь со сцены и скрылся в шатре. Я же, чеканя шаг, приблизилась к конферансье и якобы что-то зашептала ему на ухо.
Тот неодобрительно покачал головой, но всё-таки обратился к зрителям.
- Дамы и господа! Наша артистка всё ещё полна жажды крови! – объявил он. – Для того чтобы окончательно выпустить пар, ей необходимо пометать ножи в кого-нибудь ещё! Есть ли среди зрителей желающие?
Приблизившись к краю сцену, он принялся указывать рукой то на одного, то на другого зрителя, но те, как ни странно, поучаствовать в представлении не спешили. И вообще, внезапно выяснилось, что места у сцены вовсе не пользуются успехом. Публика как-то разом отхлынула, стремясь занять места там, где, может, и не видно всех нюансов, зато безопасно.
Я же легко спрыгнула на землю и с призывной улыбкой устремилась к господину, совсем недавно уговаривавшему меня отправиться к нему домой с частным выступлением. Однако же тот отчего-то протянутую в свою сторону изящную женскую ручку не оценил (возможно, потому, что женские пальцы сжимали в этот момент рукоять очередного ножа?). Попятился, мотая головой, но, видя мою настойчивость, развернулся и спешно ретировался.
Разочарованно разведя руками, я поднялась на сцену.
- Ну же? Неужели никто не хочет познакомиться поближе с нашей ассистенткой? – воскликнул конферансье.
На этом месте должен был подать голос смешавшийся со зрителями подставной, но его опередил кое-кто другой.
- Я хочу! – выкрикнул знакомый светло-русый «охотник» и, под одобрительный гул толпы, вскочил на сцену.
Вот ведь кому-то неймётся. Зачем, спрашивается, светиться перед всем честным народом? Впрочем, не так уж он и беспечен: снять нынешний маскарад – и его ни один человек после сегодняшнего не узнает.
- Дамы и господа, поприветствуем смельчака! – торжественно провозгласил конферансье.
Дамы и господа ответили громкими подбадривающими выкриками.
- А мне позволят потом ещё раз её распилить? – полюбопытствовал Нарцисс, вызвав тем самым взрыв хохота среди публики.
- Молодой человек, - укоризненно протянул конферансье, - что же вы такое говорите? Ассистентка же вас слышит. Не стоит давать ей лишний повод промахнуться, она и так в плохом настроении! Прошу вас, соблаговолите пройти вот сюда. – И он провёл Нарцисса к деревянному щиту. Показал, где точно надо встать. – Да, кстати, а завещание у вас есть? – осведомился он, возвращаясь на прежнее место. – Не хотите ли оставить всё своё состояние нашей труппе?
Такого желания смельчак не высказал, и его оставили в покое. Точнее сказать, конферансье оставил в покое. Я же только начинала действовать.
Сжала в руке рукоять первого ножа и встретила взгляд «охотника». За приключениями, не иначе.
«Ну что, готов?» - мысленно спросила я.
«А ты сомневаешься?» - насмешливо ответили знакомые глаза.
«Ну-ну».
Нож отправился в полёт и с шумом вонзился в щит, рядом с правым плечом Нарцисса. Я прищурилась, готовясь ко второму броску.
Агент не дрогнул, но я видела, как он сосредоточен и напряжён. Во время такого трюка человеку у щита необходимо оставаться неподвижным, сколь бы ни вопили инстинкты, требуя обратного. Всё, что могу сделать я, - это метко бросить нож. Но изменить траекторию его полёта из-за того, что кто-то, шевельнувшись, сменил положение, я не в силах.
Второй бросок. Третий – пониже, рядом с прижатой к щиту ладонью. Четвёртый – симметричный третьему. А вот последний – напротив, выше. Этот бросок – из самых страшных для того, кто у щита, поскольку у него складывается впечатление, будто я мечу в голову. На самом деле, нож идёт выше, и тут я, уверенная в своих силах, более спокойна: даже если ассистент непроизвольно дёрнется, прыгать-то всё равно не станет.
Лезвие рассекает воздух – и площадь взрывается криками, когда остриё ножа вонзается в дерево прямо над головой Нарцисса. Последний отступает от щита, оставляя за собой своеобразный контур из рукоятей. На лбу у него испарина, а пальца едва заметно дрожат – не от страха, от напряжения. Я торжественно беру «охотника» за одну руку, конферансье – за другую, и мы предлагаем публике ещё раз выразить своё восхищение смельчаку. Номер закончен.
- Нет, мне нравится эта работа! – заявил «акробат» (а в действительности – высококлассный специалист по слежке), пересыпая из ладони в ладонь горсть тяжёлых монет. – Выкладываешься, конечно, но зато точно знаешь, чем именно и в какое время придётся заниматься. Ни тебе подъёмов среди ночи, ни незапланированных отъездов на несколько недель. А платят даже очень неплохо.
«Братец», ни капли на него не похожий, усмехнулся, не отрываясь от своего совершенно не акробатического занятия: он методично точил, казалось бы, и без того острый нож.
- Неплохо, ага, - саркастически фыркнула я. – Да уж явно похуже, чем на твоём нынешнем место службы. К тому же не забывай: это самое первое выступление, да и то – в приличном городе, а не всеми забытой глухой деревеньке. Ещё несколько представлений – и ты тут всем надоешь, и придётся тебе, хоть и вполне запланированно, но собирать пожитки и ехать дальше, и изо дня в день повторять сегодняшнюю программу, чтобы худо-бедно питаться да латать по мере необходимости реквизит.
- Кобра, ты совершенно лишена романтизма, - попенял мне «конферансье», являвшийся, разумеется, таким же конферансье, как я – ассистенткой фокусника.
- Служба не располагает, - беззлобно парировала я. И, немного подумав, добавила: - Жизненный опыт – тоже.
- Заканчивайте развлекаться! – требовательно заявил «клоун», слегка отодвинув полог и просунув голову в шатёр. – Они через четверть часа приедут.
Монеты тут же возвратились на своё место, нож «акробата» спрятался под одеждой, и мы, похватав всё, что требовалось, устремились к выходу.
- А что такого? – без малейшего стеснения пожала плечами я. – Конечно, с удовольствием. Я бы ему такое частное выступление показала – на всю жизнь бы запомнил!
- Так. Вот теперь мне стало за него страшно, - насмешливо поделился своими чувствами Нарцисс.
- Напрасно, - не разделила шутливого настроя я. – Знаешь, сколько я таких девочек за свою жизнь повидала? Которые купились на историю о хорошо оплачиваемом выступлении? Эдаких «любителей искусства» в любом городе пруд пруди. Мне-то повезло, хозяин нашего цирка к своим девчонкам относился, как к дочкам, опекал их всячески, ну, и мозги мог хорошенько прополоскать там, где надо. А каково тем, у кого и постоянной труппы-то нет? Так, прибьются то здесь, то там? Так что, не опасайся я лишний раз засветиться, подкоротила бы этому господину то место, которым он искусство любит.
Да, конечно, я сболтнула о себе немного лишнего. И да, вполне могла бы этого не делать. Но…Нарцисс сильно раскрылся передо мной тогда, в Ристонии, да и вообще так сложилось, что я узнала о нём значительно больше, чем, вероятно, он бы хотел. И сейчас сочла возможным немного открыться в ответ. Надо отдать агенту должное: бурно реагировать и – тем более – приставать с расспросами он не стал. Лишь на короткое мгновение удивлённо приподнял чужого цвета брови, после чего его лицо вновь приняло прежнее умиротворённое выражение.
- Чего только не сделаешь для старой знакомой! – тяжко вздохнул он, когда я закончила говорить. – Ну, хочешь, я сам подкараулю его после представления и подкорочу ему то, что нужно?
- Не стоит, - возразила я. – Он не задержится до конца представления.
- То есть как? – удивился Нарцисс. – После твоего «с радостью продолжила бы этот разговор» он просто обязан остаться до конца! Я бы точно остался, - добавил он, подмигнув.
- А этот не останется, - ответно подмигнула я. – Просто поверь мне на слово.
- Циркачки – страшные женщины, - глубокомысленно констатировал «охотник».
- О да! – поддержала его вывод я. – Кстати, имей в виду: выступление после антракта будет не для слабонервных. Так что если вдруг почувствуешь себя нехорошо, не стесняйся, просто отойди в сторонку, попей водички и глубоко подыши. Это нормально, так поступают многие люди, обладающие тонкой душевной организацией.
- Нарываешься? – приподнял бровь Нарцисс, упирая руки в бока.
- По-дружески предупреждаю, - поправила я, растянув губы в язвительной улыбке. Раз уж пооткровенничала, надо это чем-то компенсировать, дабы сиропа не вышло. А то самой прямо как-то некомфортно. – И, кстати, ты не мог бы покинуть шатёр? Сюда вообще-то вход только для труппы, а мне, - я скромно опустила глазки, - пора переодеться к следующему выходу.
По окончании антракта я появилась на сцене в совершенно ином образе. Вместо хрупкой девушки с лёгкой поступью перед зрителями предстала чеканящая шаг женщина, одетая по-мужски: тёмно-коричневые брюки, в которые была заправлена рубашка более светлого оттенка с крупными серебряными пуговицами. Волосы были собраны в тугой хвост, а на ногах красовались жёсткие ярко-красные сапожки.
На сцену я вышла не одна, а под руку с фокусником. Здесь нас уже поджидал реквизит в виде длинного ящика, возвышавшегося на ещё более длинной подставке, для того, чтобы его было лучше видно зрителям. Вернее, все должны были думать, что цель заключается именно в этом. Зрители в ажиотаже приблизились к сцене, поскольку многие уже поняли, в чём именно будет заключаться фокус.
- Дамы и господа! Почтеннейшая публика! – вдохновенно вещал зычным голосом конферансье. Как ему удавалось за время представления не сорвать голос, понятия не имею. – Смертельный номер! Слабонервных женщин просим уйти с площади! Слабонервных мужчин просим с неё убежать! Сейчас, на ваших глазах, наш фокусник распилит свою ассистентку на две половины!
Эффектно пройдя по сцене туда и обратно, я улеглась в раскрытый для этой цели ящик. Затем фокусник вернул на прежнее место его стенки и крышку. В итоге моя голова, руки и ноги в алых сапожках остались торчать наружу. Я повертела головой, пошевелила всеми четырьмя конечностями. Тем временем фокусник делал всевозможные впечатляющие и совершенно бессмысленные пассы, а конферансье бегал вокруг ящика, причитая и размазывая по лицу несуществующие слёзы.
- Дамы и господа! – снова заговорил он, приблизившись к зрителям. – Наш фокусник обещал, что будет резать ассистентку очень аккуратно! И всё же я бы посоветовал вам отойти от сцены подальше. Первые ряды может забрызгать кровью!
Некоторые зрители и правда поспешно попятились, другие, напротив шагнули поближе, заранее вытягивая шеи. Кто-то завизжал, но, кажется, скорее восторженно, недели испуганно. А конферансье продолжал свою речь.
- Главное, не волнуйтесь, дамы и господа! Если фокус не удастся, нас с вами будут судить как соучастников убийства. Мы с вами получим всего лишь семь-восемь лет тюремного заключения. А вот нашего фокусника ожидает в этом случае виселица!
Фокусник, не слишком впечатлённый этой угрозой, расхаживал вокруг ящика, обмахивая его сверкающим блёстками платочком. Я же была занята, хотя старательно не подавала виду. Быстро извлекла ноги из зафиксированных в прорезях сапожек, после чего подняла их вверх, согнув в коленях, разместившись таким образом лишь в одной половине ящика. Затем ассистентка, всё это время лежавшая в нижнем ящике, принимаемом всеми за подставку, приподняла собственные ноги так, чтобы они попали в верхний ящик, и просунула ступни в оставленные мной сапожки. Распиливание человека – тот редкий случай, когда фокус строится на мастерстве ассистентов, в то время как фокусник, напротив, присутствует на сцене главным образом для того, чтобы привлекать к себе внимание. В нашем случае последнюю роль также выполнял и конферансье.
Наконец, фокусник приступил к процессу распиливания. Публика замерла, жадно следя за каждым его движением. Минута – и две половины ящика были раздвинуты в стороны. Публика завизжала от смеси ужаса и восторга.
- Что же теперь будет? Что же будет? – запричитал конферансье.
- Верните мне мои ноги! – закричала я.
Заодно помотала головой и покрутила руками, точно зная, что в данный момент вторая ассистентка зашевелила обутыми в алые сапожки ступнями.
Зрители закричали так громко, что мне даже захотелось прикрыть ладонями уши, но, по понятной причине, такой возможности я была лишена. Вообще шея начала серьёзно уставать. Хорошо бы было поскорее закончить фокус.
- У нашего фокусника теперь две ассистентки! – радостно объявил конферансье. – Вот только одна беда: как же нам их обеих прокормить? Хотя нет! – обрадованно выдохнул он. – Одну из них кормить необязательно!
И где он только нахватался этого дурацкого юмора? Неужели в Токалле, в столице которой он проторчал последние лет пять? Серьёзный же человек, один из лучших специалистов по сбору информации! А уж захват у него какой!
- Ну что ж, почтеннейшая публика! – перешёл наконец к делу он. – Приступим к продолжению номера! Настало время посмотреть, сумеет ли наш фокусник исправить положение и возвратить артистке её ноги!
Фокусник вновь принялся «колдовать» над ящиком, предварительно сдвинув вместе две его половины. Пошёл обратный процесс: вторая ассистентка полностью спряталась в ящике-подставке, я же с удовольствием вытянула ноги и аккуратно засунула их в сапожки. Торжественный взмах платка с блёстками – и я соскочила на сцену под восторженные вопли публики.
Но если зрители глубоко заблуждались, если полагали, что номер на этом закончился. Пока двое артистов в незаметных серых балахонах убирали со сцены ящики, а конферансье и выбежавший по такому случаю клоун обнимали меня с громкими рыданиями, последний потихоньку повесил мне на пояс небольшую кожаную сумку. Освободившись из объятий, я шагнула в сторону фокусника, придав своему лицу гневное выражение.
- Ох, кажется, наша ассистентка немного обиделась на коллегу, - «перевёл» публике конферансье.
Меж тем я извлекла из сумки нож и, замахнувшись, устремилась к «коллеге». Тот, в свою очередь, стал энергично пятиться назад…пока не упёрся спиной в большой деревянный щит.
- Ах ты, мерзавец! – рявкнула я, после чего метнула нож.
Якобы как попало, но в действительности чётко выверенным движением. Лезвие вонзилось в щит в паре дюймов от правого плеча фокусника. Конферансье в ужасе схватился за сердце, а я вновь схватилась за сумку. Второй нож перекочевал мне в руку, чтобы в скором времени вонзиться в щит, на сей раз слева от «коллеги».
Такова правда жизни. Балансировать на узкой поверхности и метать холодное оружие я научилась задолго до того, как приступила к своему нынешнему роду деятельности. Впрочем, именно благодаря этим способностям на меня в своё время и обратил внимание Лавар, вытащив таким образом из нищеты и уже начинавшей сковывать волю безнадёжности…
Под вопли конферансье и зрителей последовало ещё три броска. Последний нож застыл непосредственно над головой фокусника. Рукоять ещё подрагивала, а тот уже отскочил от щита, бросился прочь со сцены и скрылся в шатре. Я же, чеканя шаг, приблизилась к конферансье и якобы что-то зашептала ему на ухо.
Тот неодобрительно покачал головой, но всё-таки обратился к зрителям.
- Дамы и господа! Наша артистка всё ещё полна жажды крови! – объявил он. – Для того чтобы окончательно выпустить пар, ей необходимо пометать ножи в кого-нибудь ещё! Есть ли среди зрителей желающие?
Приблизившись к краю сцену, он принялся указывать рукой то на одного, то на другого зрителя, но те, как ни странно, поучаствовать в представлении не спешили. И вообще, внезапно выяснилось, что места у сцены вовсе не пользуются успехом. Публика как-то разом отхлынула, стремясь занять места там, где, может, и не видно всех нюансов, зато безопасно.
Я же легко спрыгнула на землю и с призывной улыбкой устремилась к господину, совсем недавно уговаривавшему меня отправиться к нему домой с частным выступлением. Однако же тот отчего-то протянутую в свою сторону изящную женскую ручку не оценил (возможно, потому, что женские пальцы сжимали в этот момент рукоять очередного ножа?). Попятился, мотая головой, но, видя мою настойчивость, развернулся и спешно ретировался.
Разочарованно разведя руками, я поднялась на сцену.
- Ну же? Неужели никто не хочет познакомиться поближе с нашей ассистенткой? – воскликнул конферансье.
На этом месте должен был подать голос смешавшийся со зрителями подставной, но его опередил кое-кто другой.
- Я хочу! – выкрикнул знакомый светло-русый «охотник» и, под одобрительный гул толпы, вскочил на сцену.
Вот ведь кому-то неймётся. Зачем, спрашивается, светиться перед всем честным народом? Впрочем, не так уж он и беспечен: снять нынешний маскарад – и его ни один человек после сегодняшнего не узнает.
- Дамы и господа, поприветствуем смельчака! – торжественно провозгласил конферансье.
Дамы и господа ответили громкими подбадривающими выкриками.
- А мне позволят потом ещё раз её распилить? – полюбопытствовал Нарцисс, вызвав тем самым взрыв хохота среди публики.
- Молодой человек, - укоризненно протянул конферансье, - что же вы такое говорите? Ассистентка же вас слышит. Не стоит давать ей лишний повод промахнуться, она и так в плохом настроении! Прошу вас, соблаговолите пройти вот сюда. – И он провёл Нарцисса к деревянному щиту. Показал, где точно надо встать. – Да, кстати, а завещание у вас есть? – осведомился он, возвращаясь на прежнее место. – Не хотите ли оставить всё своё состояние нашей труппе?
Такого желания смельчак не высказал, и его оставили в покое. Точнее сказать, конферансье оставил в покое. Я же только начинала действовать.
Сжала в руке рукоять первого ножа и встретила взгляд «охотника». За приключениями, не иначе.
«Ну что, готов?» - мысленно спросила я.
«А ты сомневаешься?» - насмешливо ответили знакомые глаза.
«Ну-ну».
Нож отправился в полёт и с шумом вонзился в щит, рядом с правым плечом Нарцисса. Я прищурилась, готовясь ко второму броску.
Агент не дрогнул, но я видела, как он сосредоточен и напряжён. Во время такого трюка человеку у щита необходимо оставаться неподвижным, сколь бы ни вопили инстинкты, требуя обратного. Всё, что могу сделать я, - это метко бросить нож. Но изменить траекторию его полёта из-за того, что кто-то, шевельнувшись, сменил положение, я не в силах.
Второй бросок. Третий – пониже, рядом с прижатой к щиту ладонью. Четвёртый – симметричный третьему. А вот последний – напротив, выше. Этот бросок – из самых страшных для того, кто у щита, поскольку у него складывается впечатление, будто я мечу в голову. На самом деле, нож идёт выше, и тут я, уверенная в своих силах, более спокойна: даже если ассистент непроизвольно дёрнется, прыгать-то всё равно не станет.
Лезвие рассекает воздух – и площадь взрывается криками, когда остриё ножа вонзается в дерево прямо над головой Нарцисса. Последний отступает от щита, оставляя за собой своеобразный контур из рукоятей. На лбу у него испарина, а пальца едва заметно дрожат – не от страха, от напряжения. Я торжественно беру «охотника» за одну руку, конферансье – за другую, и мы предлагаем публике ещё раз выразить своё восхищение смельчаку. Номер закончен.
- Нет, мне нравится эта работа! – заявил «акробат» (а в действительности – высококлассный специалист по слежке), пересыпая из ладони в ладонь горсть тяжёлых монет. – Выкладываешься, конечно, но зато точно знаешь, чем именно и в какое время придётся заниматься. Ни тебе подъёмов среди ночи, ни незапланированных отъездов на несколько недель. А платят даже очень неплохо.
«Братец», ни капли на него не похожий, усмехнулся, не отрываясь от своего совершенно не акробатического занятия: он методично точил, казалось бы, и без того острый нож.
- Неплохо, ага, - саркастически фыркнула я. – Да уж явно похуже, чем на твоём нынешнем место службы. К тому же не забывай: это самое первое выступление, да и то – в приличном городе, а не всеми забытой глухой деревеньке. Ещё несколько представлений – и ты тут всем надоешь, и придётся тебе, хоть и вполне запланированно, но собирать пожитки и ехать дальше, и изо дня в день повторять сегодняшнюю программу, чтобы худо-бедно питаться да латать по мере необходимости реквизит.
- Кобра, ты совершенно лишена романтизма, - попенял мне «конферансье», являвшийся, разумеется, таким же конферансье, как я – ассистенткой фокусника.
- Служба не располагает, - беззлобно парировала я. И, немного подумав, добавила: - Жизненный опыт – тоже.
- Заканчивайте развлекаться! – требовательно заявил «клоун», слегка отодвинув полог и просунув голову в шатёр. – Они через четверть часа приедут.
Монеты тут же возвратились на своё место, нож «акробата» спрятался под одеждой, и мы, похватав всё, что требовалось, устремились к выходу.
