Глава 1 - Первый шаг к искуплению
Непринужденно сжимая в руке пистолет и привалившись к щербатой, кое-как выкрашенной дешевой коричневой краской стене, девушка с ухмылкой наблюдала за настороженно пробирающимся по узкой улочке фавелы отрядом полицейского спецназа.
"Осторожничайте, осторожничайте! Все равно вам это не поможет, и вы ничего не заметите, пока не станет поздно!"
Досчитав про себя до двадцати, она сделала шаг вперед и вновь затаилась, выжидая момента.
"Сухой солнечный денек в трущобах – прекрасное местечко и время для последнего боя. Еще немного, и бравые фавеладос покончат с вами, а я с удовольствием помогу им в этом. Жаль, правда, ваших матерей, но… великие устремления мелочности не терпят!"
Отряд продолжал движение. Неспешные и неотвратимые, вооруженные до зубов они, казалось, воплощали собою гибель и непримиримость, но девушка только улыбалась, прикидывая, как скоро спецназовцы доберутся до условной линии, которую они сами даже не замечают в пестром беспорядке узкой фавельной улочки.
"Ну же, еще несколько шажочков, милые! Ах, небеса, я даже праздников в детстве не ждала с таким воодушевлением! Ну же, лапочки, не останавливайтесь..."
Сделав еще шаг вперед, она плавно опустилась на одно колено и медленно вскинула оружие, выбирая себе цель и начиная про себя новый отчет. Она улыбалась в этот момент – коварно, лучезарно, почти искренне!..
Но недолго.
Не успела девушка досчитать и до десяти, как ее за запястье ухватила чья-то рука, безжалостно впиваясь в кожу ногтями, а в лицо обрушился жесткий, ослепляющий болью удар, от которого что-то явственно щелкнуло. И почти сразу кулак неведомого нападающего врезался ей в солнечное сплетение, выбивая дух.
"Какого черта?! Это невозможно!" – едва успела подумать несостоявшаяся убийца, судорожно пытаясь вдохнуть, как третий удар погрузил ее сознание в беспроглядный мрак.
***
Пестрый калейдоскоп невообразимых цветов переливался посреди бескрайней тьмы, завораживая и путая сознание. Что-то (кажется, голова, хотя девушка не была уверена) отдавалось отчаянной пульсирующей болью, половина тела горела огнем так, что хотелось поскорее раствориться в этом пламени, затеряться среди пестрого водоворота красок, отправляясь в небытие.
Однако у судьбы, кажется, были на нее иные планы.
Мертвенно-ледяная рука коснулась подбородка, стремясь разжать ей челюсти, но голова отдалась новым всплеском боли, а собственный слабый стон показался неистовым криком. Рука, помедлив, исчезла.
Несколько невыносимо долгих мгновений ничего не происходило, а затем в лицо вдруг словно кто-то легко подул. Что-то где-то щелкнуло, хрустнуло – и боль почти немедленно ослабла. Но ее место вновь занял потусторонний холод чужого касания, которое на сей раз достигло цели: челюсти разжались и в рот полилось что-то солоновато-терпкое. Девушка невольно сглотнула, затем еще раз…
Боль стремительно отступала, оставляя после себя лишь тянущие отголоски и странное опустошение, экспрессивный танец красок перед глазами понемногу угас, а поддерживающие подбородок пальцы из ледяных стали просто прохладными.
Она где-то лежит и ее кто-то держит за подбородок. Вот только кто – свои или чужие?
Воспоминание, продираясь через колючие кусты памяти, прорвалось в мозг: перед тем, как она здесь очутилась, ее кто-то ударил… хотя точнее будет сказать "избил". Только кто, все же?..
Мысли плавали, не желая собираться в единую картину, а голова продолжала досадливо ныть. Рядом с ней явно кто-то был, но ни слух, ни обоняние, ни даже интуиция отказывались дать столь необходимый ответ. Хочешь не хочешь, а глаза открывать надо (хотя так не хочется).
Веки разлепились нехотя (она только сейчас почувствовала будто металлическую тяжесть в них), однако понятней не стало – перед глазами витал белесый туман, продирающиеся через который лучи неведомого, нестерпимо яркого светоча вызывали только новый приступ головной боли. И, точно этого было мало – даже этот туманный мир вокруг плавно поплыл куда-то в сторону.
– …ты иногда бываешь таким зверем, – донеслись до нее обрывки чьего-то голоса – гулкого, тяжкого, и до ужаса неприятного. – Ну вот зачем было?..
– Так было нужно! – другой голос – еще тяжелее, неприятнее, злобно вонзающийся в мятущийся разум. – Она … ненавижу! Возможно … будет ей уроком.
“Какой злобный, неприятный… кажется, мужской?.. И совсем незнакомый. Неужели, все-таки, чужие?..”
– Если она заработала сотрясение или чего посерьезнее – толку от твоего урока? – первый голос, кажется, подплыл чуть ближе. – В ней… хотя нет, очнулась. Твое…
– Где? Ну-ка пусти!..
Благодатные мгновения блаженной тишины – а затем второй голос вновь обрушивается на нее – тяжко, громоподобно, буквально ввинчиваясь в сознание, отчаянно попытавшееся забиться вглубь черепной коробки.
– Ты слышишь, я знаю! Ты больше не в том грязном мирке, где живут… – сознание на несколько мгновений отключилось, не восприняв кусок фразы. – Ты нарушила закон, много законов! Даже половины хватит, чтобы упечь тебя всерьез и надолго! Впрочем, мы можем предложить тебе альтернативу – рабство у нас на столь же продолжительный срок! Возможно, работа заставит тебя думать головой, а не…
“Все-таки враги… – сознание вновь на несколько мгновений отключилось, утопая в жутком чуждом – почти чужеродном – смехе. – Кажется, я пропала…”
– …правильно говорят, что … просто так не дают… – проскользнул в истерзанное хохотом сознание первый голос. – Ты просто…
Мгновение, и пылающего, покрытой испариной лба (она и этого не замечала) касается благословенно прохладная рука.
– Вон даже… Знаешь, иди… – глаза девушки вновь бессильно закрылись и все больше клочьев фраз проскальзывало мимо ее сознания. – …оставь это мне…
Первый голос плавно сходил на нет, что переливчато шепча.
“Что это она говорит? Что-то зна-... Усыпляющие чары?”
Но бескрайняя тьма уже вновь приняла ее в свои спасительные объятия.
***
Открыв глаза, девушка отупело уставилась в нависающую над ней синевато-серую стену, расписанную причудливыми зазубренными листьями какого-то неведомого растения. Перед глазами больше не плыло, в голове было блаженно тихо, ничего нигде не болело – и лишь до ушей доносилось какое-то едва слышное жужжание.
“Не стена – потолок, – вдруг дошло до нее. – А листья – обыкновенная крапива. А я… кажется, лежу на кровати? Похоже на то…”
Мысли, еще не до конца пробудившиеся, неохотно переваливались в ее голове, вызывая из забвения одно воспоминание за другим.
Залитая ярким солнце улочка фавелы… Напитанная бесконечной болью тьма… Пронизанный ослепительным светом туман… Голоса.
“Кажется, я все-таки зарвалась и попала… куда бы я ни попала. Правда… тот голос… кажется, он говорил про тюрьму? И-или про рабство? Или про то и про другое?.. Впрочем, мне ни то, ни другое явно не понравится. Хм, интересно, сумею ли я?.. – большой палец правой руки почти рефлекторно скользнул по основанию указательного, ничего там не обнаруживая. – Кольца нет! Значит, они знают, кто я, и позаботились… То есть, шансов у меня почти нет… Что ж, ладно. Я сама виновата в своей непредусмотрительности. А еще, пожалуй, нужно вставать. Я не смогу притвориться мертвой, а значит – рано или поздно меня возьмут в оборот. Лучше уж я взгляну своим неприятностям в лицо первой”.
Подсознание не очень обрадовалось этой идее, тело тоже было не в восторге от перспектив расстаться с, в общем-то, довольно уютным лежбищем (сколько она не спала на подобном? Год? Два?), однако девушка безжалостно отмела их робкие посулы и осторожно села в кровати, оглядываясь.
Вопреки ее ожиданиям, вокруг оказалась не тюремная камера, не грязный притон, и даже не больничная палата, а самая что ни на есть обычная комната. Впрочем, прежде, чем она успела оценить обстановку, обнаружилось, что за ней самым внимательнейшим образом наблюдают.
В кресле, явно нарочно поставленном напротив кровати (настолько оно казалось не на своем месте), сидела, уютно развалившись, женщина. Выраженная азиатская внешность, довольно короткие черные волосы, зачесанные набок (чуть посильнее тряхнуть головой – и челка скроет половину лица), четкие линии бровей, чуть пухлые алые губы, плотно сжатые сейчас, спортивная фигура, едва скрытая черной рубашкой…
Знакомая внешность. Пожалуй, ее она ожидала здесь увидеть в последнюю очередь.
– Вы?.. – голос был чуть охрипл после сна, однако в горле больше не скребло, а челюсти не сковало вновь острой болью, чего она подсознательно опасалась.
– Здравствуй, Таня, – женщина чуть подалась вперед, одновременно с этим расправляя плечи. Голос у нее был довольно низкий, но сильный и четкий (пусть и говорила она сейчас негромко). – Как ты себя чувствуешь?
“Кажется, это ее голос я слышала в полузабытьи? Баргул его сейчас разберет…”
– Я? – девушка задумалась. С одной стороны, ее поверхностная знакомая не была тем человеком, с кем ей хотелось бы откровенничать, а с другой – ее просто спрашивают, даже, кажется с беспокойством. Не бьют, не кричат, не угрожают, в кандалы не заковывают… – Не так плохо, как опасалась.
– Твоя голова? Челюсть?
– Вроде бы не болят… Где я? И что здесь делаете Вы, Аска… э-э-э…
– Можно просто по имени, – разрешила женщина чуть кивая. – Это хорошо, если не болят. Ты у меня дома.
Девушка от неожиданности даже рот приоткрыла.
– У Вас… дома? Но… как я тут оказалась? И где мое кольцо?!
Однако Аска лишь языком зацокала в ответ, покачав указательным пальцем из стороны в сторону.
– Не так шустро. Для начала я предпочту услышать твою историю, Таня. А за кольцо не беспокойся – оно в надежных руках.
– Мою… историю?
– Агась. И чем полнее расскажешь – тем лучше я пойму, что с тобой делать. Итак?
Девушка нахмурилась.
“Она… поймет, что со мной делать? Но… при чем тут она? Что вообще, дьявол побери, произошло? – зубы сами собой сжались, однако гениальных идей о том, как быстро и решительно вернуть себе свободу, в голове не было. Ситуация пока настолько отличалась от всего, чего она ожидала, что обескураживала одним этим. – Почему я должна рассказывать свою историю ей?”
Этот-то вопрос она и задала вслух. В ответ – негромкий, почти утомленный вздох.
– Таня, – в голосе Аски не было ни намека на раздражение. – Давай начистоту, м? Ты знаешь, что ты натворила, и я знаю. Похуже, правда, но мы все равно обе знаем, чем это может кончиться.
– Тюрьмой… или рабством, – последнюю фразу девушка почти выплюнула.
– Никакого рабства тебя не ждет, не бойся. Что до тюрьмы… пока твоя судьба зависит от того, сколько сейчас узнаю я. Итак?
Изящная, но крепкая рука повторяет приглашающий жест.
“Моя судьба… зависит от нее? – у девушки даже рот приоткрылся. – Ничегошеньки не понимаю. Но с другой… может, и правда рассказать ей, как я дошла до жизни такой? В сущности, что я теряю?..”
Тихий вздох, чуть судорожно проглоченная слюна…
…Звали ее и правда Таней.
Восемнадцать лет назад Судьба так распорядилась, что родилась она в семье Светланы Плавневой – достаточно известной в магическом мире спортсменки, постоянного члена русской сборной по вентэсенозе. Именно поэтому достигнув двенадцати лет Таня, уже два года как гордая обладательница магического Дара, поступила не в российскую школу магии “Лесная глубина”, а в японскую “Иолитовую маску”. Где и проучилась более или менее благополучно до шестого курса.
Причина столь странного решения была незамысловата: “Иолитовая маска” – одна из всего двух крупных школ волшебного мира, в учебную программу которых входит плавание, а мать не видела для дочери иного будущего, кроме как стать ее достойной преемницей. Таня же мать очень любила, гордилась ее достижениями и была только счастлива уготованной ей судьбе.
Вот только у Судьбы на нее были иные планы: обычный, вроде бы, вечер учебного дня, однокурсник, бросивший оскорбление в адрес ее матери, швырнутое в ответ в искреннем дочернем гневе темное заклинание… И вот председатель наводящей на всех учеников школы дрожь Комиссии Чистоты Помыслов, и без того приглядывавшейся к девушке, уже мрачно и безапелляционно указывает ей на дверь. Причем не только комнаты заседаний, но и школы…
Отчислена. По одной из самых скверных статей устава “Иолитовой маски”. С преломлением волшебной палочки – все как положено.
Дальше было возвращение домой и… Таня, конечно, не ожидала, что мать обрадуется и похвалит ее. Но вот того, что от нее откажутся вовсе, выставив следом за вторым домом из первого, ей не могло привидеться и в страшном сне. Отец же как всегда был в отлучке, и на суровое решение повлиять никак не мог (да и неизвестно, стал ли бы).
Без дома, без артефакта, с разбитой вдребезги душой…
Скромных подростковых сбережений хватило на пусть и плохонькое, но новое магическое кольцо, а стремления оказаться как можно дальше от родных краев – на побег в далекие края…
Таня до сих пор не была уверена, какая нелегкая принесла ее в Рио-де-Жанейро, а там – в фавелы. Помнила лишь, что брела да брела по прожариваемой полуденным солнцем улочке чужого города куда глаза глядят, да и оказалась “в паре метров от дна”, как поведали ей при приветствии новые знакомые, неожиданно знающие общеазиатский язык.
Впрочем, даже там – практически на самом дне бразильского общества, – вдали от посторонних глаз кружила жизнь. Таня, пожалуй, не сильно-то и приукрасила действительность, считая, что ей повезло несколько раз подряд.
Ну правда: фавела далеко не самая беспросветная (как ей рассказывали, в Рио были места и много хуже), относительно спокойная – бывшие военные во главе местной банды совершенно не торопились пропивать свои многочисленные таланты, – чуждому государству не было до нее совершенно никакого дела и даже наркотики, способные пустить жизнь в одночасье под откос, ей были, не смотря на все горести, безынтересны. Да и позиция девушки одного из местных “офицеров трафика”, завоеванная благодаря внешней экзотичности, жизни совсем не портила.
И еще более того – заприметив необычные дарования своей зазнобы, бравый обитатель фавелы пусть и не разобрался в них до конца, но быстро нашел им применение! Всего лишь пара месяцев – и их банда была на коне, а их планы – велики и несокрушимы! Еще полгода – и поймавшая извращенное дурновкусие подобной жизни Таня взлетела бы со своими новыми товарищами на местный небосклон. Пусть даже и ненадолго, но ярко и зажигательно!
Если бы не странное нападение во время последней операции, спутавшее ей все карты и, наверно, сгубившее всю последнюю затею (а может и не только)...
– …и вот я здесь, – развела руками девушка, не без иронии улыбаясь. – Баргул его знает, как я сюда попала – это вы у них спросите, они на нас с войной ходили. Сижу тут, рассказываю за свою жизнь главному врагу моей матери и будто так и надо.
В комнате воцарилось прочувствованное молчание. Аска задумчиво играла бровями, пристально разглядывая свою визави, а Таня, сложив руки на коленях, паинькой восседала на кровати, выжидая, чем же обернется ее откровенность.
– И, по-твоему, этим стоит гордиться? – наконец поинтересовалась женщина. – Тем, что ты рассказала о своих похождениях в Рио?
– Гордиться? – девушка задумчиво оглядела свои ногти, будто это было самое важное, о чем стоило сейчас побеспокоиться.
