Волосы у неё были совсем седые, лицо покрыто глубокими морщинами, да ещё она что-то бормотала себе под нос, впрочем, я всё-таки решился обратиться к ней. Рехнулся, видно, от отчаяния.
-- Здравствуйте, бабушка! Вы местная? Не подскажите, кому я могу отдать этого малыша, он осиротел после пожара.
Бабка подняла на меня свои вполне осмысленные глаза, радостно улыбнулась, обнаружив наличие немногочисленных жёлтых зубов и, закивав, протянула ко мне руки.
-- Давай его мне скорее, я всё сделаю, -- и она практически вырвала Аби из моих рук, который, завидев её, разорался ещё сильнее.
Это мне не понравилось.
-- А что, уважаемая, Вы собираетесь с ним делать?
Она прижала ребёнка к своей груди и проворчала: «А то не знаешь? Что ты так на меня уставился? Сам отдал, теперь это моя еда».
-- Еда, что? А ну, верни, ребёнка немедленно, психопатка чёртова! -- я попытался схватить её за руку, но она ловко выкрутилась и со скоростью молодой антилопы помчалась в сторону уже знакомой мне группы «деревьев». Я рванул, если так можно сказать про лёгкую трусцу, на которую у меня еле хватало сил, следом. Жара, проклятая жара! Заставил себя ускориться ради Аби, но, когда подбежал -- старуха уже положила его на камни и, к моему ужасу, присосалась к горлу малыша.
Не буду повторять выражения, которыми я её обложил, отталкивая в сторону, и прижимая притихшего ребёнка к себе: глаза Аби были закрыты и он, похоже, не дышал. Я осторожно вернул его на камни, и в бешенстве повернулся к старухе с одной лишь мыслью -- придушить гадину. Но она, согнувшись пополам, тряслась и задыхалось, её рвало кровью.
Я был в шоке и не мог отвести взгляд от этого отвратительного зрелища: бабка, бившаяся в судорогах, уже лежала на земле, закатив глаза, и вдруг совершенно отчётливо произнесла: «Хозяин». И затихла. Меня скрутило от тошноты, заставив зажать рот руками, но мысль об Аби: «Вдруг, он жив, и только потерял сознание?» -- помогла сдержать рвотные позывы и обернуться к нему.
Аби пропал. Тряпки, в которые он был завёрнут, остались на камне, а вот сам ребёнок исчез. Мелькнула чёрная тень, напоминавшая корень того самого «дерева», под которым весь этот ужас происходил, и словно втянулась в ствол. Да что за бред тут происходил? Я растерялся, не зная, что мне теперь делать. Испуганно посмотрел в сторону мёртвой старухи, но и её тоже не было -- пропала и карга.
Допустим, на старуху мне было плевать, а вот Аби было ужасно жалко. И вместо того, чтобы бежать отсюда как можно дальше, я решил поискать малыша за «деревом», хоть, признаюсь, ноги у меня тряслись. Вспомнил жёлтые глаза, не так давно мелькавшие поблизости, и у меня задрожали не только ноги, но и руки. И всё же я осторожно пошёл вдоль разросшегося представителя местной флоры.
Обойдя странное «дерево» кругом и не найдя никаких следов ребёнка как, к счастью, и других живых существ, побрёл прочь от этого ужасного места. И вовремя, потому что, оглянувшись, увидел, как чёрные извивающиеся тени, похожие на гигантских змей и начинавшиеся прямо у ствола, заскользили прямо за мной, едва не коснувшись моих пяток.
Я выругался и, забыв о жаре и слабости, припустился вперёд к дороге. А куда ещё было бежать? Люди пропали, да и искать у них помощи или защиты было бессмысленно: человеколюбием они точно не страдали. Вокруг пыльного просёлка простирались только серые холмы и пепелища. Но куда-то же местные ушли, значит, должны были быть ещё поселения. И я отправился в путь, старательно избегая любых «деревьев», время от времени попадавшихся на глаза.
Честно, думал, что сдохну от палящего солнца уже через десять минут, но неожиданно жара начала спадать, и объяснение тому было вполне простое: небо затягивали непонятно откуда взявшиеся тучи. Я уже дал себе слово -- ничему не удивляться в этом стрёмном месте, идти вперёд и постараться найти укрытие от надвигающегося ненастья. А то, что оно будет и весьма неслабое, говорили раскаты грома, с каждой минутой становившееся всё громче и громче.
А потом к раскатам добавились всполохи молний, пока ещё горизонтальных, но я в своей короткой жизни уже видел, что такое настоящая гроза. Не знаю, откуда появилась эта уверенность, но, в любом случае, мне сейчас не хотелось оказаться одному на дороге. Собрав остатки сил, я побежал вперёд, убеждая себя, что вот за следующим холмом точно будет деревня или хотя бы хутор, как бы он тут ни назывался.
Это был уже четвёртый холм, обманувший мои надежды, и я остановился, задыхаясь и согнувшись пополам, готовый упасть без сил прямо на этой проклятой дороге.
Немилосердно кололо в боку, а сердце гудело в ушах набатом: «Всё, Саш, ты конкретно попал! Сдавайся, или я разорвусь на части прямо здесь и сейчас». Надо же, перед смертью имя своё вспомнил. Приятно, конечно, но какая от этого мне польза, а? Я заплакал, не в силах двигаться дальше, хотя нет, это были не слёзы, а первые крупные капли дождя, упавшие на задранное к небу лицо. А потом эти сволочи всё сильнее и сильнее забарабанили по мне, не зная жалости. И ещё какая-то коза заблеяла прямо в ухо.
Коза? Какая коза? Откуда… Я плохо соображал, но снова услышал жалобное блеяние и, открыв глаза, увидел прямо перед носом рогатую белую морду, «мекавшую» мне прямо в лицо. От неожиданности охнул и сел прямо на дорогу. Чья-то рука, схватила меня за край футболки и несколько раз дёрнула, проорав: «Чего расселся, умереть хочешь? Вставай и беги за мной, дом уже за поворотом».
И в этот момент дождь полил в полную силу. Как ни странно, это подстегнуло меня не хуже кнута, которым босоногий мальчишка гнал козу по дороге, называя её непонятными мне, но, очевидно, не очень ласковыми словами. Я, как мне тогда казалось, помчался, а на самом деле поплёлся вслед за ними, ориентируясь под сильными струями ливня только на расплывчатый белый силуэт козы.
Когда увидел очертания дома, силы окончательно покинули меня, но упасть мне не дала всё та же мальчишеская рука: небольшая, горячая, но удивительно сильная ладонь схватила меня и буквально втащила в тёмное помещение, пахнувшее сеном. Потом раздалось шуршание и тот же звонкий голос недовольно сказал: «Ну, что стоишь-то? Снимай мокрое, простынешь; переодевайся, а я тебе горячей похлёбки принесу, надеюсь, осталось хоть что-нибудь. Мерзкая скотина, погулять ей вздумалось, чуть из-за неё без ужина не остался», -- последняя фраза, надеюсь, относилась не ко мне, а к козе.
В лицо мне полетели какие-то тряпки.
-- Ты что, дурачок? Не понял, что я тебе сказал: снимай своё тряпьё и надевай то, что дают, -- засмеялся мальчишка.
Значит, бросить в лицо -- у него называется «дать». «Ну, я тебе это ещё припомню, юморист, вот только отдохну немного». Тут мои ноги подкосились, и я неплохо приложился о землю, хоть и устланную какой-то травой, но от этого не менее жёсткую.
Дальнейшее помнил плохо: мальчишка суетился вокруг меня, не переставая ругаться, даже помог мне переодеться в грубые, но сухие штаны и подобие длинного балахона с широкими рукавами. А потом заставил выпить что-то горячее и противное на вкус. И всё -- я вырубился. Проснулся, когда сквозь щели сарая, в котором спал, протиснулись солнечные лучи, слегка осветив помещение; вернее меня разбудил всё тот же голос.
-- Эй, прохожий, что-то ты много спишь, вставай, есть будем!
Я сел, покрутив головой и не сразу сообразив, что здесь делаю. Вокруг было сено, рядом лежала моя сумка, одежда и кроссовки. Всё было сухое, даже обувь, и это было удивительно -- после такого-то ливня? Я обулся и только протянул руку к футболке, как услышал: «Не советую, оставайся в том, что тебе вчера дал, тогда не обгоришь на солнце. Оно у нас жаркое».
Тут только я поднял голову и посмотрел на говорившего: это был мальчишка лет десяти, загорелый и конопатый, в таком же длинном балахоне из светлой мешковины, как и у меня, с капюшоном и длинными рукавами. Я осмотрел себя в «мешке из-под картошки» и хмыкнул, мысленно соглашаясь с ним.
Мальчишка сидел на корточках возле меня, ухмылялся и смотрел своими светлыми любопытными глазами, словно ждал ответа. Ну, я и ответил.
-- Уговорил, пацан, а где обещанная еда, а то со вчерашнего дня ничего не ел?
Он захохотал.
-- Пацан? А что это такое? Ты смелый и наглый, мне такие нравятся, -- он встал и принёс мне глиняную миску какой-то бурды, похожей на кашу, и плоскую палку, видимо, заменявшую здесь ложку. Я не стал привередничать и начал есть. Что сказать -- было необычно, пресно, но съедобно. Мальчишка тоже ел из своей миски, сев напротив меня и поджав ноги по-восточному.
После каши последовал какой-то молочный напиток в кувшине, кислый и освежающий, мне даже понравилось, но спрашивать, что это было, я не стал, просто сказал «спасибо». Это тоже не произвело на мальчишку впечатления, может тут не принято благодарить? Он снова внимательно смотрел на меня, и это начинало раздражать. Чего он ждёт, я ему, клоун, что ли? Надо было что-то сказать, имя хотя бы спросить.
-- Тебя как зовут-то, кормилец?
-- Меня -- Аби. А тебя?
-- Саша. Спасибо, что помог вчера. Без тебя бы точно загнулся, -- и я привычно протянул ему руку для пожатия, но, удивлённо посмотрев, он её не принял. Ну, да, другая культура, понятно. Руку я убрал, и тут меня торкнуло.
-- Как, как тебя зовут?
-- Моё имя -- Аби, -- как мне показалось, с гордостью произнёс мальчишка.
-- Шутишь? Не может такого быть…
Аби расстроился.
-- Я не шучу, почему ты так говоришь? Обидеть меня решил?
-- Да нет, просто знал я одного Аби. Это имя такое распространённое здесь, да?
-- Вовсе нет и нечего врать, здесь только один Аби, другого нет, -- с важностью заявил он, и я решил с ним не спорить.
-- Ну, тебе виднее, конечно, я тут недавно, не знаю «чё-как», -- сказал примирительно. Не хватало ещё поссориться из-за ерунды с единственным человеком, спасшим от смерти и давшим мне ночлег. Странный мальчишка дулся и молчал. Впрочем, что из случившегося со мной за последние два дня было не странным?
Неожиданно «новый» Аби встал.
-- Поел? Пошли со мной, только вещи сначала в свою котомку сложи, -- он указал на мою сумку и футболку с шортами.
Я почесал в затылке: сумка была небольшая и плоская, в ней уже была фляга с водой, уместится ли там ещё и одежда? Но спорить не стал: аккуратно свернул вещи и засунул в сумку. Надо же, получилось, да ещё место осталось, чертовщина какая-то, тьфу…
Перебросил ремешок сумки через грудь и вслед за мальчишкой вышел из сарая, приютившего меня этой ночью. Было раннее утро, солнце, видимо, встало не так давно, но уже раскалило воздух. От прошедшего вечером ливня не осталось и следа. Я посмотрел на Аби и накинул на голову капюшон. Он был глубоким, хорошо закрывал голову и лицо от палящих лучей.
-- Слушай, Аби, а куда мы пойдём?
-- Козы ждут, погоним стадо в холмы. Ты со мной иди, нельзя тебе здесь оставаться, а то вдруг хозяин увидит, тебе несдобровать.
Ну вот опять про «хозяина» услышал, тут явно все его боятся, а некоторые просто умирают с его именем на губах. Я вспомнил старуху и меня передёрнуло. Кто он такой? Видно, важная шишка местного значения. Я размышлял, стараясь не отставать от моего нового знакомого, который привычно гнал небольшое стадо коз. Мы с мальчишкой поднялись на холм, и козы разбрелись в стороны, обгладывая невзрачные растения. Аби показал рукой вдаль и вздохнул.
-- Видишь, там город. Сегодня базарный день, народу, наверное, много. Вот бы туда сходить…
Я присмотрелся, что-то там действительно было, вроде какие-то строения, но хорошо разглядеть не получалось, солнце слишком слепило глаза.
-- Аби, а как он называется?
Он пожал плечами.
-- Просто город. Если идти по дороге, то к обеду доберёшься. А почему ты спрашиваешь?
-- Интересно, -- слукавил я, на самом деле подумав: «До чего же скучное место. Город, похоже, всего один, никаких развлечений, и как только люди здесь живут? Тоска зелёная».
Он отвел меня вниз по склону холма к развалинам невысокой стены, сложенной из больших грубо обтёсанных камней. В её тени мы и укрылись от солнца.
-- Здесь когда-то тоже был город, я слышал, что раньше тут жило много людей. И на тех дальних холмах -- стояли города и крепости, только очень давно. Не спрашивай, сам толком не знаю об этом.
Я внимательно посмотрел на него. Почему мне показалось, что он врёт? За глубоким капюшоном, полностью скрывавшим голову, невозможно было разглядеть выражение его лица. Но у меня было чувство, что он снова ухмыляется. Не хотел говорить или, правда, не знал? «Маленький он ещё, школ, похоже, тут нет, откуда ему что-то знать?» -- успокаивал я себя.
-- Аби, а ты не боишься, что козы разбегутся? Почему ты совсем за ними не смотришь? -- спросил только для того, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
-- Куда они денутся? У меня кнут, а они не глупые создания. А ты почему называешь рогатых -- «козами», странное слово, не наше.
Теперь настало моё время пожимать плечами, не буду же я ему рассказывать историю, которую и сам не помню. Разговор между нами не клеился, и тут мы услышали жалобное блеянье. Аби сразу подскочил и бросился на вершину холма, с неё всё стадо было видно очень хорошо. У самого подножья холма с противоположной от развалин стороны двое людей, повалив, связали козе ноги и потащили прочь.
Аби бросился вдогонку за ними, размахивая кнутом и выкрикивая на ходу неизвестные мне ругательства. Это выглядело бы комично, ведь мальчишка был совсем маленький, а двое похитителей, напротив -- здоровенные ребята, если б я смотрел эту сцену не в живую, а по телеку. Ну вот, кажется это слово из прошлого, неужели память потихоньку ко мне возвращается?
Я испугался за Аби и бросился вслед за ним с криком: «Подожди меня, Аби, одному -- опасно!» -- он меня не слушал, а очень быстро догонял этих двоих. На что рассчитывал, на свой кнут, что ли? Да эти бугаи в два счёта скрутили бы ребёнка. Сам же я забыл про длину балахона, в который был одет, и, запутавшись в нём с непривычки, упал. Но несмотря на то, что встал на ноги довольно быстро, всё равно опоздал.
Грабители уже уносили орущую козу, когда я подбежал к лежащему на земле Аби. Его мёртвые глаза смотрели прямо в небо, на шее сбоку была глубокая рана, кровь из которой медленно вытекала на траву. Я опустился рядом на колени, прикоснувшись рукой к загорелой щеке мальчика.
-- Что же ты наделал, Аби? Почему не подождал меня, глупый мальчишка.
Я был в ужасе, и хоть это была не первая смерть в этом непредсказуемом месте, но сейчас мне было очень больно. Не в силах оторвать заплаканных глаз от кровавой раны, увидел на его шее ещё кое-что: на тонком, испачканном кровью шнуре, висел маленький жёлтый камушек в форме полумесяца, точно такой же, как у младенца Аби, погибшего вчера.
Это не укладывалось у меня в голове, но подумать о происходящем в тот момент мне не позволил раздавшиеся истошные вопли. Я вскочил на ноги и посмотрел туда, откуда они доносились. То, что я увидел, было по-настоящему страшно: двое убийц Аби вместе с козой медленно погружались в каменистую землю как в болото, не переставая при этом громко вопить. Мне даже вслушиваться не пришлось, чтобы понять, что они кричали: «Прости, Хозяин!». Земля сомкнулась над ними за несколько секунд. Не простил, значит.
-- Здравствуйте, бабушка! Вы местная? Не подскажите, кому я могу отдать этого малыша, он осиротел после пожара.
Бабка подняла на меня свои вполне осмысленные глаза, радостно улыбнулась, обнаружив наличие немногочисленных жёлтых зубов и, закивав, протянула ко мне руки.
-- Давай его мне скорее, я всё сделаю, -- и она практически вырвала Аби из моих рук, который, завидев её, разорался ещё сильнее.
Это мне не понравилось.
-- А что, уважаемая, Вы собираетесь с ним делать?
Она прижала ребёнка к своей груди и проворчала: «А то не знаешь? Что ты так на меня уставился? Сам отдал, теперь это моя еда».
-- Еда, что? А ну, верни, ребёнка немедленно, психопатка чёртова! -- я попытался схватить её за руку, но она ловко выкрутилась и со скоростью молодой антилопы помчалась в сторону уже знакомой мне группы «деревьев». Я рванул, если так можно сказать про лёгкую трусцу, на которую у меня еле хватало сил, следом. Жара, проклятая жара! Заставил себя ускориться ради Аби, но, когда подбежал -- старуха уже положила его на камни и, к моему ужасу, присосалась к горлу малыша.
Не буду повторять выражения, которыми я её обложил, отталкивая в сторону, и прижимая притихшего ребёнка к себе: глаза Аби были закрыты и он, похоже, не дышал. Я осторожно вернул его на камни, и в бешенстве повернулся к старухе с одной лишь мыслью -- придушить гадину. Но она, согнувшись пополам, тряслась и задыхалось, её рвало кровью.
Я был в шоке и не мог отвести взгляд от этого отвратительного зрелища: бабка, бившаяся в судорогах, уже лежала на земле, закатив глаза, и вдруг совершенно отчётливо произнесла: «Хозяин». И затихла. Меня скрутило от тошноты, заставив зажать рот руками, но мысль об Аби: «Вдруг, он жив, и только потерял сознание?» -- помогла сдержать рвотные позывы и обернуться к нему.
Аби пропал. Тряпки, в которые он был завёрнут, остались на камне, а вот сам ребёнок исчез. Мелькнула чёрная тень, напоминавшая корень того самого «дерева», под которым весь этот ужас происходил, и словно втянулась в ствол. Да что за бред тут происходил? Я растерялся, не зная, что мне теперь делать. Испуганно посмотрел в сторону мёртвой старухи, но и её тоже не было -- пропала и карга.
Допустим, на старуху мне было плевать, а вот Аби было ужасно жалко. И вместо того, чтобы бежать отсюда как можно дальше, я решил поискать малыша за «деревом», хоть, признаюсь, ноги у меня тряслись. Вспомнил жёлтые глаза, не так давно мелькавшие поблизости, и у меня задрожали не только ноги, но и руки. И всё же я осторожно пошёл вдоль разросшегося представителя местной флоры.
Обойдя странное «дерево» кругом и не найдя никаких следов ребёнка как, к счастью, и других живых существ, побрёл прочь от этого ужасного места. И вовремя, потому что, оглянувшись, увидел, как чёрные извивающиеся тени, похожие на гигантских змей и начинавшиеся прямо у ствола, заскользили прямо за мной, едва не коснувшись моих пяток.
Я выругался и, забыв о жаре и слабости, припустился вперёд к дороге. А куда ещё было бежать? Люди пропали, да и искать у них помощи или защиты было бессмысленно: человеколюбием они точно не страдали. Вокруг пыльного просёлка простирались только серые холмы и пепелища. Но куда-то же местные ушли, значит, должны были быть ещё поселения. И я отправился в путь, старательно избегая любых «деревьев», время от времени попадавшихся на глаза.
Честно, думал, что сдохну от палящего солнца уже через десять минут, но неожиданно жара начала спадать, и объяснение тому было вполне простое: небо затягивали непонятно откуда взявшиеся тучи. Я уже дал себе слово -- ничему не удивляться в этом стрёмном месте, идти вперёд и постараться найти укрытие от надвигающегося ненастья. А то, что оно будет и весьма неслабое, говорили раскаты грома, с каждой минутой становившееся всё громче и громче.
А потом к раскатам добавились всполохи молний, пока ещё горизонтальных, но я в своей короткой жизни уже видел, что такое настоящая гроза. Не знаю, откуда появилась эта уверенность, но, в любом случае, мне сейчас не хотелось оказаться одному на дороге. Собрав остатки сил, я побежал вперёд, убеждая себя, что вот за следующим холмом точно будет деревня или хотя бы хутор, как бы он тут ни назывался.
Часть 2
Это был уже четвёртый холм, обманувший мои надежды, и я остановился, задыхаясь и согнувшись пополам, готовый упасть без сил прямо на этой проклятой дороге.
Немилосердно кололо в боку, а сердце гудело в ушах набатом: «Всё, Саш, ты конкретно попал! Сдавайся, или я разорвусь на части прямо здесь и сейчас». Надо же, перед смертью имя своё вспомнил. Приятно, конечно, но какая от этого мне польза, а? Я заплакал, не в силах двигаться дальше, хотя нет, это были не слёзы, а первые крупные капли дождя, упавшие на задранное к небу лицо. А потом эти сволочи всё сильнее и сильнее забарабанили по мне, не зная жалости. И ещё какая-то коза заблеяла прямо в ухо.
Коза? Какая коза? Откуда… Я плохо соображал, но снова услышал жалобное блеяние и, открыв глаза, увидел прямо перед носом рогатую белую морду, «мекавшую» мне прямо в лицо. От неожиданности охнул и сел прямо на дорогу. Чья-то рука, схватила меня за край футболки и несколько раз дёрнула, проорав: «Чего расселся, умереть хочешь? Вставай и беги за мной, дом уже за поворотом».
И в этот момент дождь полил в полную силу. Как ни странно, это подстегнуло меня не хуже кнута, которым босоногий мальчишка гнал козу по дороге, называя её непонятными мне, но, очевидно, не очень ласковыми словами. Я, как мне тогда казалось, помчался, а на самом деле поплёлся вслед за ними, ориентируясь под сильными струями ливня только на расплывчатый белый силуэт козы.
Когда увидел очертания дома, силы окончательно покинули меня, но упасть мне не дала всё та же мальчишеская рука: небольшая, горячая, но удивительно сильная ладонь схватила меня и буквально втащила в тёмное помещение, пахнувшее сеном. Потом раздалось шуршание и тот же звонкий голос недовольно сказал: «Ну, что стоишь-то? Снимай мокрое, простынешь; переодевайся, а я тебе горячей похлёбки принесу, надеюсь, осталось хоть что-нибудь. Мерзкая скотина, погулять ей вздумалось, чуть из-за неё без ужина не остался», -- последняя фраза, надеюсь, относилась не ко мне, а к козе.
В лицо мне полетели какие-то тряпки.
-- Ты что, дурачок? Не понял, что я тебе сказал: снимай своё тряпьё и надевай то, что дают, -- засмеялся мальчишка.
Значит, бросить в лицо -- у него называется «дать». «Ну, я тебе это ещё припомню, юморист, вот только отдохну немного». Тут мои ноги подкосились, и я неплохо приложился о землю, хоть и устланную какой-то травой, но от этого не менее жёсткую.
Дальнейшее помнил плохо: мальчишка суетился вокруг меня, не переставая ругаться, даже помог мне переодеться в грубые, но сухие штаны и подобие длинного балахона с широкими рукавами. А потом заставил выпить что-то горячее и противное на вкус. И всё -- я вырубился. Проснулся, когда сквозь щели сарая, в котором спал, протиснулись солнечные лучи, слегка осветив помещение; вернее меня разбудил всё тот же голос.
-- Эй, прохожий, что-то ты много спишь, вставай, есть будем!
Я сел, покрутив головой и не сразу сообразив, что здесь делаю. Вокруг было сено, рядом лежала моя сумка, одежда и кроссовки. Всё было сухое, даже обувь, и это было удивительно -- после такого-то ливня? Я обулся и только протянул руку к футболке, как услышал: «Не советую, оставайся в том, что тебе вчера дал, тогда не обгоришь на солнце. Оно у нас жаркое».
Тут только я поднял голову и посмотрел на говорившего: это был мальчишка лет десяти, загорелый и конопатый, в таком же длинном балахоне из светлой мешковины, как и у меня, с капюшоном и длинными рукавами. Я осмотрел себя в «мешке из-под картошки» и хмыкнул, мысленно соглашаясь с ним.
Мальчишка сидел на корточках возле меня, ухмылялся и смотрел своими светлыми любопытными глазами, словно ждал ответа. Ну, я и ответил.
-- Уговорил, пацан, а где обещанная еда, а то со вчерашнего дня ничего не ел?
Он захохотал.
-- Пацан? А что это такое? Ты смелый и наглый, мне такие нравятся, -- он встал и принёс мне глиняную миску какой-то бурды, похожей на кашу, и плоскую палку, видимо, заменявшую здесь ложку. Я не стал привередничать и начал есть. Что сказать -- было необычно, пресно, но съедобно. Мальчишка тоже ел из своей миски, сев напротив меня и поджав ноги по-восточному.
После каши последовал какой-то молочный напиток в кувшине, кислый и освежающий, мне даже понравилось, но спрашивать, что это было, я не стал, просто сказал «спасибо». Это тоже не произвело на мальчишку впечатления, может тут не принято благодарить? Он снова внимательно смотрел на меня, и это начинало раздражать. Чего он ждёт, я ему, клоун, что ли? Надо было что-то сказать, имя хотя бы спросить.
-- Тебя как зовут-то, кормилец?
-- Меня -- Аби. А тебя?
-- Саша. Спасибо, что помог вчера. Без тебя бы точно загнулся, -- и я привычно протянул ему руку для пожатия, но, удивлённо посмотрев, он её не принял. Ну, да, другая культура, понятно. Руку я убрал, и тут меня торкнуло.
-- Как, как тебя зовут?
-- Моё имя -- Аби, -- как мне показалось, с гордостью произнёс мальчишка.
-- Шутишь? Не может такого быть…
Аби расстроился.
-- Я не шучу, почему ты так говоришь? Обидеть меня решил?
-- Да нет, просто знал я одного Аби. Это имя такое распространённое здесь, да?
-- Вовсе нет и нечего врать, здесь только один Аби, другого нет, -- с важностью заявил он, и я решил с ним не спорить.
-- Ну, тебе виднее, конечно, я тут недавно, не знаю «чё-как», -- сказал примирительно. Не хватало ещё поссориться из-за ерунды с единственным человеком, спасшим от смерти и давшим мне ночлег. Странный мальчишка дулся и молчал. Впрочем, что из случившегося со мной за последние два дня было не странным?
Неожиданно «новый» Аби встал.
-- Поел? Пошли со мной, только вещи сначала в свою котомку сложи, -- он указал на мою сумку и футболку с шортами.
Я почесал в затылке: сумка была небольшая и плоская, в ней уже была фляга с водой, уместится ли там ещё и одежда? Но спорить не стал: аккуратно свернул вещи и засунул в сумку. Надо же, получилось, да ещё место осталось, чертовщина какая-то, тьфу…
Перебросил ремешок сумки через грудь и вслед за мальчишкой вышел из сарая, приютившего меня этой ночью. Было раннее утро, солнце, видимо, встало не так давно, но уже раскалило воздух. От прошедшего вечером ливня не осталось и следа. Я посмотрел на Аби и накинул на голову капюшон. Он был глубоким, хорошо закрывал голову и лицо от палящих лучей.
-- Слушай, Аби, а куда мы пойдём?
-- Козы ждут, погоним стадо в холмы. Ты со мной иди, нельзя тебе здесь оставаться, а то вдруг хозяин увидит, тебе несдобровать.
Ну вот опять про «хозяина» услышал, тут явно все его боятся, а некоторые просто умирают с его именем на губах. Я вспомнил старуху и меня передёрнуло. Кто он такой? Видно, важная шишка местного значения. Я размышлял, стараясь не отставать от моего нового знакомого, который привычно гнал небольшое стадо коз. Мы с мальчишкой поднялись на холм, и козы разбрелись в стороны, обгладывая невзрачные растения. Аби показал рукой вдаль и вздохнул.
-- Видишь, там город. Сегодня базарный день, народу, наверное, много. Вот бы туда сходить…
Я присмотрелся, что-то там действительно было, вроде какие-то строения, но хорошо разглядеть не получалось, солнце слишком слепило глаза.
-- Аби, а как он называется?
Он пожал плечами.
-- Просто город. Если идти по дороге, то к обеду доберёшься. А почему ты спрашиваешь?
-- Интересно, -- слукавил я, на самом деле подумав: «До чего же скучное место. Город, похоже, всего один, никаких развлечений, и как только люди здесь живут? Тоска зелёная».
Он отвел меня вниз по склону холма к развалинам невысокой стены, сложенной из больших грубо обтёсанных камней. В её тени мы и укрылись от солнца.
-- Здесь когда-то тоже был город, я слышал, что раньше тут жило много людей. И на тех дальних холмах -- стояли города и крепости, только очень давно. Не спрашивай, сам толком не знаю об этом.
Я внимательно посмотрел на него. Почему мне показалось, что он врёт? За глубоким капюшоном, полностью скрывавшим голову, невозможно было разглядеть выражение его лица. Но у меня было чувство, что он снова ухмыляется. Не хотел говорить или, правда, не знал? «Маленький он ещё, школ, похоже, тут нет, откуда ему что-то знать?» -- успокаивал я себя.
-- Аби, а ты не боишься, что козы разбегутся? Почему ты совсем за ними не смотришь? -- спросил только для того, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
-- Куда они денутся? У меня кнут, а они не глупые создания. А ты почему называешь рогатых -- «козами», странное слово, не наше.
Теперь настало моё время пожимать плечами, не буду же я ему рассказывать историю, которую и сам не помню. Разговор между нами не клеился, и тут мы услышали жалобное блеянье. Аби сразу подскочил и бросился на вершину холма, с неё всё стадо было видно очень хорошо. У самого подножья холма с противоположной от развалин стороны двое людей, повалив, связали козе ноги и потащили прочь.
Аби бросился вдогонку за ними, размахивая кнутом и выкрикивая на ходу неизвестные мне ругательства. Это выглядело бы комично, ведь мальчишка был совсем маленький, а двое похитителей, напротив -- здоровенные ребята, если б я смотрел эту сцену не в живую, а по телеку. Ну вот, кажется это слово из прошлого, неужели память потихоньку ко мне возвращается?
Я испугался за Аби и бросился вслед за ним с криком: «Подожди меня, Аби, одному -- опасно!» -- он меня не слушал, а очень быстро догонял этих двоих. На что рассчитывал, на свой кнут, что ли? Да эти бугаи в два счёта скрутили бы ребёнка. Сам же я забыл про длину балахона, в который был одет, и, запутавшись в нём с непривычки, упал. Но несмотря на то, что встал на ноги довольно быстро, всё равно опоздал.
Грабители уже уносили орущую козу, когда я подбежал к лежащему на земле Аби. Его мёртвые глаза смотрели прямо в небо, на шее сбоку была глубокая рана, кровь из которой медленно вытекала на траву. Я опустился рядом на колени, прикоснувшись рукой к загорелой щеке мальчика.
-- Что же ты наделал, Аби? Почему не подождал меня, глупый мальчишка.
Я был в ужасе, и хоть это была не первая смерть в этом непредсказуемом месте, но сейчас мне было очень больно. Не в силах оторвать заплаканных глаз от кровавой раны, увидел на его шее ещё кое-что: на тонком, испачканном кровью шнуре, висел маленький жёлтый камушек в форме полумесяца, точно такой же, как у младенца Аби, погибшего вчера.
Это не укладывалось у меня в голове, но подумать о происходящем в тот момент мне не позволил раздавшиеся истошные вопли. Я вскочил на ноги и посмотрел туда, откуда они доносились. То, что я увидел, было по-настоящему страшно: двое убийц Аби вместе с козой медленно погружались в каменистую землю как в болото, не переставая при этом громко вопить. Мне даже вслушиваться не пришлось, чтобы понять, что они кричали: «Прости, Хозяин!». Земля сомкнулась над ними за несколько секунд. Не простил, значит.