— Всё хорошо, — повторила я, насильно растягивая губы в улыбке. — Просто... вспомнила, что мне нужно в библиотеку. По тому самому заданию.
Я стала быстро собирать свои вещи, чувствуя, что больше не могу выносить этот разрыв между двумя мирами — обычным столом с друзьями и тем пристальным, одобряющим взглядом, который жёг мне спину.
— Уже уходишь? — разочарованно спросил Сергей.
— Уже, — я встала, накинув рюкзак на плечо. — Удачи с... карнавалом. Я помогу, обещаю.
Я почти бежала к выходу из столовой, чувствуя, как на мне горит не один, а три взгляда со стола Воронова. Одобрение. Зависть. И... интерес. Глубокий, испытующий интерес.
И вот я снова стояла перед тяжёлыми дубовыми дверями библиотеки. Вчера я шла сюда с трепетом и страхом. Сегодня — с дрожью предвкушения и окрыляющим чувством собственной силы. Я толкнула дверь.
Воздух, густой от запаха старой бумаги и воска, обволакивал меня, словно приветствуя. Библиотекарша подняла на меня взгляд из-за своего стола и, узнав, мотнула головой вглубь зала, словно ждала меня.
Я шла по знакомому маршруту, к лестнице, ведущей на второй этаж, в отдел редких книг. И я знала — он уже там. Ждёт.
И на этот раз я была готова не просто слушать. Я была готова задавать вопросы. Требовать ответов. И, возможно, впервые... показать ему, что я не просто «дева с пустотой», а сила, с которой придётся считаться.
Я поднялась по скрипучей лестнице, и сердце забилось чаще — не от страха, а от предвкушения. Он стоял у того же стола, где мы встретились вчера, прислонившись к стеллажу с томом в руках. Но книга была закрыта. Он смотрел на меня, и в его глазах горел тот самый интерес, что я заметила в столовой.
— Я чувствовал, как ты это сделала, — произнес он, едва я приблизилась. Его голос был тихим, но в тишине библиотеки каждое слово звучало отчетливо. — В столовой. Ты отогнала малую Тень одной лишь силой воли. Без оберега. Без помощи.
Он оттолкнулся от стеллажа и сделал шаг ко мне.
— Как? — в его голосе прозвучало неподдельное любопытство, смешанное с уважением. — Ты даже не знаешь основ, но смогла подавить её проявление.
Я остановилась по другую сторону стола, чувствуя, как новая, странная уверенность наполняет меня.
— Ты сказал, что она питается моим светом, — ответила я, глядя ему прямо в глаза. — Но, кажется, ты кое-что упустил. Она питается страхом. А я... я перестала бояться.
Легкая улыбка тронула его губы.
— Ошибаешься. Она питается и тем, и другим. Но для того, чтобы противостоять ей без страха, нужна сила. Та сила, что дремлет в тебе. — Он обвел меня изучающим взглядом. — Ты видела узоры. Чувствовала их. Они — ключ. Не книга, не артефакт. Ты сама — ключ, Диана.
Он подошел ближе, и теперь нас разделял лишь стол.
— Твоя мама пыталась скрыть это. Подавить. Но чем сильнее ты скрываешь пламя, тем ярче оно горит, когда вырывается на свободу.
— А ты? — спросила я, не отводя взгляда. — Ты что, хочешь помочь мне «разгореться»?
— Я хочу, чтобы ты выжила, — его ответ прозвучал неожиданно серьезно. — Потому что если ты не научишься контролировать этот дар, он убьет тебя. Или того хуже... откроет Врата для чего-то, с чем не справиться ни мне, ни всем моим родом.
Он протянул руку, и в его ладони лежал тот самый черный камень.
— Вчера он был щитом. Сегодня... — Он перевернул камень, и в его глубине что-то мерцало. — Сегодня он может стать линзой. Поможет тебе увидеть. Понять. Готова ли ты?
Я посмотрела на камень, затем ему в глаза. Вчера я была напугана. Сегодня — нет. Я кивнула.
— Покажи мне.
Его пальцы сомкнулись вокруг моего запястья, и он положил камень мне на ладонь. Прикосновение было стремительным и обжигающе тёплым.
— Смотри, — прошептал он.
И мир изменился.
Мир поплыл перед глазами, краски стали ярче, звуки — оглушительными. Я видела не просто библиотеку — я видела саму её суть. Потоки энергии, похожие на золотые нити, опутывали стеллажи, исходили от старых фолиантов. Воздух был наполнен мерцающими искрами — воспоминаниями, мыслями, эмоциями тысяч людей, которые когда-то были здесь.
— Это... что это? — прошептала я, чувствуя, как голова идет кругом.
— Эфир, — его голос прозвучал как якорь в этом бушующем море ощущений. — Основа всего. Твоя кровь позволяет тебе видеть его. Чувствовать.
Я посмотрела на него и ахнула. Вокруг Александра не было золотых нитей. Его окутывала плотная, бархатная тьма, усеянная крошечными серебристыми звездами, как ночное небо. Он был островком спокойной, холодной мощи в этом бурлящем потоке.
— А ты... ты другой, — выдохнула я.
— Все мы разные, — он не стал отрицать. Его пальцы всё ещё сжимали моё запястье, и сквозь это прикосновение я чувствовала отголоски его силы — глубокой, древней, затаённой. — Теперь посмотри на себя.
Я опустила взгляд и едва не вскрикнула. От меня самой исходило сияние. Не яркое и ослепляющее, а мягкое, лунное, переливающееся серебром и перламутром. И сквозь это сияние проступали те самые узоры, что я видела прошлой ночью — но теперь они были объёмными, живыми, они пульсировали в такт моему сердцу.
— Дети Луны, — проговорил он, и в его голосе прозвучало нечто, от чего по спине побежали мурашки. Было ли это благоговение? Или голод? — Ваш свет — единственное, что может затмить Тень. И единственное, что может по-настоящему обжечь таких, как я.
Он отпустил мою руку, и видение начало таять. Краски поблёкли, звуки притихли. Я снова стояла в обычной библиотеке, дрожа как осиновый лист, но с умом, переполненным открытиями.
— Почему? — прошептала я, глядя на него. — Почему ты помогаешь мне, если мой свет может тебе навредить?
Он отвернулся, его профиль в полумраке казался высеченным из камня.
— Потому что есть вещи страшнее, чем быть обожжённым, — тихо сказал он. — Есть вещи, которые должны оставаться запечатанными. И твоя жизнь... — он обернулся, и его взгляд был тяжёлым, — ...твоя жизнь сейчас — единственное, что стоит между этим миром и тем, что жаждет вырваться наружу. Я не позволю им забрать тебя. Ни Тени... ни другим.
В его словах была не просто решимость. Была одержимость. И я поняла, что наша связь — не случайность. Это была судьба, переплетение двух противоположностей, приговорённых друг к другу. И этот приговор был одновременно и проклятием, и спасением.
Он все еще стоял так близко, что я чувствовала исходящее от него тепло, смешанное с прохладой его истинной сущности. Воздух между нами сгустился, заряженный невысказанными словами и внезапно осознанной тягой.
— Ты боишься меня сейчас? — его голос был низким, чуть хриплым. Он медленно поднял руку, но не дотронулся, давая мне возможность отступить.
Я покачала головой, не в силах вымолвить ни слова. Страх растворился, уступив место чему-то новому, огненному и щекочущему нервы. Я видела, чем он был. И это не отпугивало. Это манило.
Его пальцы наконец коснулись моей щеки, и я закрыла глаза, погружаясь в это ощущение. Его кожа была обжигающе теплой, почти человеческой, но под ней чувствовалась та самая бархатная, звездная тьма, что я видела в Эфире.
— Ты должна бояться, — прошептал он, склоняясь так близко, что его дыхание смешалось с моим. — Я — всё, против чего тебя предостерегали. Всё, с чем должна бороться.
— Тогда почему это кажется таким... правильным? — мои слова зазвучали тихо, почти мольбой.
На его губах появилась горьковатая улыбка.
— Потому что самые сладкие яды всегда скрываются в самых красивых оболочках. — Его большой палец провел по моей нижней губе, и всё мое тело отозвалось на это прикосновение электрическим током. — И ты... ты самая опасная из них. Ты — свет, который может уничтожить меня. И я не могу оторваться от тебя.
Это было признание. В его голосе звучала не просто страсть, а отчаяние пленника, добровольно надевающего цепи.
Я подняла руку и накрыла его ладонь своей. Сияние моей кожи на мгновение вспыхнуло ярче там, где мы соприкоснулись. Он вздрогнул, но не отдернул руку. Боль, смешанная с наслаждением, промелькнула в его глазах.
— Может, ты не должен, — прошептала я, поднимаясь на цыпочки, сокращая и без того крошечное расстояние между нами.
Его рука скользнула мне на шею, в волосы. Его взгляд затуманился.
— Я обречен хотеть того, что убьет меня, — прошептал он губами, и вот его губы уже были на моих.
Это был не нежный поцелуй. Это было столкновение. Битва и капитуляция одновременно. Его тьма обволакивала мой свет, а мой свет жёг его изнутри. Я чувствовала, как что-то древнее и могущественное в нем откликается на что-то столь же древнее и могущественное во мне. Мы были противоположностями, притягивающимися с силой, способной разорвать вселенную на части.
Когда мы наконец оторвались друг от друга, дыхание сбилось, в ушах звенело. Он прижал лоб к моему, его глаза были закрыты.
— Что мы наделали? — прошептал он, и в его голосе была вся тяжесть предстоящего выбора.
— Начали, — так же тихо ответила я, все еще чувствуя вкус его губ на своих. — То, что уже было предопределено.
Следующая пара прошла в тумане. Я сидела на лекции, но слова профессора доносились будто сквозь воду. Всё во мне еще пело от того поцелуя, от прикосновения его рук, от осознания той бездны, в которую мы шагнули вместе.
Когда звонок, наконец, огласил конец занятий, я почти механически стала собирать вещи, всё еще пребывая в этом странном, опьяненном состоянии. Выйдя в коридор, я направилась к выходу, но у дверей меня ждал не Александр.
Денис прислонился к косяку, скрестив руки на груди. Его светлые волосы были идеально уложены, а холодные серые глаза внимательно следили за мной. Выражение его лица было невозмутимым, но в нём читалась напряжённость.
— Диана, — окликнул он меня, когда я поравнялась с ним. Его голос был ровным, без эмоций. — Можно на пару минут?
Я кивнула, чувствуя, как опьянение от поцелуя начинает рассеиваться, уступая место настороженности. Мы отошли в сторону, подальше от потока студентов.
Он какое-то время молча изучал меня, его взгляд был таким же пронзительным, как у Александра, но лишённым той магнетической жары.
— Я буду краток, — наконец произнёс Денис. — Ты не понимаешь, во что ввязываешься.
— Это касается меня и Лекса, — парировала я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.
— Нет, — он резко покачал головой. — Это касается вещей куда более важных, чем подростковые романы. Ты играешь с силами, которые не в состоянии контролировать. И он... — Денис на мгновение замолчал, подбирая слова. — С Алексом всё сложно. Его природа... она не для таких, как ты.
— Для «таких»? — я почувствовала, как закипаю. — Для «детей Луны»? Он, кажется, как раз считает иначе.
— Он ослеплён, — холодно отрезал Денис. — Ты для него — вызов. Искушение. Опасная игрушка, свет которой он хочет ощутить на себе, даже если это его сожжёт. А когда ему станет больно... — Взгляд Дениса стал тяжёлым. — Ты будешь первой, кого он обвинит. И последней, кого пожалеет. Мы, Вороновы, не созданы для нежности. Мы — стражники. И ты — наш долг. А не приз.
Его слова падали как удары, но в них не было злобы. Была усталая, разъедающая правда.
— Он сказал, что не позволит никому меня забрать, — тихо сказала я, вспоминая слова Александра.
— Потому что ты — ключ, — Денис вздохнул. — И он, как старший в роду, отвечает за сохранность этого ключа. Но это не делает тебя для него чем-то большим. Не обманывай себя.
Он оттолкнулся от стены, его бесстрастная маска снова застыла на лице.
— Я сказал всё, что должен был. Дальше — твой выбор. Но помни, некоторые ожоги не заживают. Даже у таких, как ты.
Денис развернулся и ушёл, оставив меня одну с холодом, медленно заползающим внутрь, несмотря на всё ещё пылающие губы. Он сеял сомнения, но делал это не из злого умысла. Он пытался предупредить. Спасти.
Но было уже поздно. Я уже вкусила запретный плод. И один лишь его вкус стоил того, чтобы рискнуть быть обожжённой.
Прошла неделя. Затем вторая.
Сначала я думала, что это случайность. Потом начала искать их взглядом в коридорах, в столовой, в библиотеке. Никого. Александр, Денис, Кристина — будто испарились. Их стол в столовой занимали другие студенты. В библиотеке не было ни намёка на ту самую бархатную тьму, что окружала Александра.
Тревога поначалу была острой, колющей. Что, если с ним что-то случилось? Что, если та Тень, или что-то похуже... Я ловила себя на том, что прислушиваюсь к каждому шороху, вглядываюсь в каждую тень, надеясь увидеть его высокую фигуру.
Но виделa лишь пустоту.
Леша и тётя Вика заметили моё состояние. Леша как-то раз, за ужином, осторожно спросил:
— Ты всё время в облаках витаешь. Как там... твой «принц»? Не надоел ещё?
Я лишь покачала головой, отодвигая тарелку. Аппетит пропал.
Именно тогда мои друзья объявили негласную мобилизацию.
— Всё, хватит киснуть! — объявила Лика в пятницу, хватая меня за руку и вытаскивая из комнаты. — Мы идём в торговый центр. Тебе срочно нужно новое платье для карнавала!
Юля, с другой стороны, взяла на себя культурную программу.
— В кино! Сейчас же! На тот самый блокбастер, на который ты говорила, что хочешь! Попкорн, кола, слёзы над вымышленными персонажами — идеальный план!
Даже Сергей подключился. Он стал чаще подходить к нашему столу, рассказывать глупые анекдоты, предлагать помощь с учёбой, которую мне на самом деле не требовалась.
Их забота была тёплой, живой, настоящей. Они таскали меня на прогулки, на каток, засиживались в кафе до закрытия, болтая обо всём на свете. Они создавали вокруг меня плотный, шумный, яркий кокон обычной жизни, в котором было некогда думать о тайнах, тенях и поцелуях, что обжигали сильнее пламени.
И это понемногу помогало. Острая боль притупилась, превратившись в тихую, ноющую тоску. Я смеялась их шуткам, выбирала платья для карнавала, спорила о фильмах. Я почти могла убедить себя, что всё это — сны, порождённые стрессом от переезда и тоски по маме.
Почти.
Потому что ночью, когда стихал шум дня, я подходила к окну и смотрела на луну. И чувствовала, как под кожей тихо пульсируют те самые узоры, напоминая, что это — не сон. Что он — реален. И что его исчезновение не могло быть простой случайностью.
Что-то происходило. И я боялась, что, когда он вернётся, всё изменится. Или, что ещё страшнее, — не изменится вовсе, и я снова окажусь на том же опасном краю, с той же неутолимой жаждой в сердце.
Прошло почти три недели. Я почти привыкла к их отсутствию. Почти смирилась. Мы с девочками как раз выбирали ткани для карнавальных костюмов, когда мой телефон наконец вибрировал. Незнакомый номер. Но сердце ёкнуло с такой силой, что я чуть не выронила телефон из рук.
«Выходи».
Всего одно слово. От него перехватило дыхание. Я извинилась перед подругами, сославшись на внезапное недомогание, и почти бегом бросилась к выходу из торгового центра.
Он стоял в тени старого дуба, в том самом месте, где мы впервые столкнулись. Но это был не тот Александр, что ушёл три недели назад. Он выглядел... истощённым. Тени под глазами были гуще, черты лица — острее. В его позе читалась не просто усталость, а глубокая, вымотавшая до дна изможденность. Одежда была тёмной и простой, без намёка на его обычную безупречность, и на рукаве я заметила странное, едва заметное пятно, похожее на высохшую грязь... или пепел.
Я стала быстро собирать свои вещи, чувствуя, что больше не могу выносить этот разрыв между двумя мирами — обычным столом с друзьями и тем пристальным, одобряющим взглядом, который жёг мне спину.
— Уже уходишь? — разочарованно спросил Сергей.
— Уже, — я встала, накинув рюкзак на плечо. — Удачи с... карнавалом. Я помогу, обещаю.
Я почти бежала к выходу из столовой, чувствуя, как на мне горит не один, а три взгляда со стола Воронова. Одобрение. Зависть. И... интерес. Глубокий, испытующий интерес.
И вот я снова стояла перед тяжёлыми дубовыми дверями библиотеки. Вчера я шла сюда с трепетом и страхом. Сегодня — с дрожью предвкушения и окрыляющим чувством собственной силы. Я толкнула дверь.
Воздух, густой от запаха старой бумаги и воска, обволакивал меня, словно приветствуя. Библиотекарша подняла на меня взгляд из-за своего стола и, узнав, мотнула головой вглубь зала, словно ждала меня.
Я шла по знакомому маршруту, к лестнице, ведущей на второй этаж, в отдел редких книг. И я знала — он уже там. Ждёт.
Глава 11
И на этот раз я была готова не просто слушать. Я была готова задавать вопросы. Требовать ответов. И, возможно, впервые... показать ему, что я не просто «дева с пустотой», а сила, с которой придётся считаться.
Я поднялась по скрипучей лестнице, и сердце забилось чаще — не от страха, а от предвкушения. Он стоял у того же стола, где мы встретились вчера, прислонившись к стеллажу с томом в руках. Но книга была закрыта. Он смотрел на меня, и в его глазах горел тот самый интерес, что я заметила в столовой.
— Я чувствовал, как ты это сделала, — произнес он, едва я приблизилась. Его голос был тихим, но в тишине библиотеки каждое слово звучало отчетливо. — В столовой. Ты отогнала малую Тень одной лишь силой воли. Без оберега. Без помощи.
Он оттолкнулся от стеллажа и сделал шаг ко мне.
— Как? — в его голосе прозвучало неподдельное любопытство, смешанное с уважением. — Ты даже не знаешь основ, но смогла подавить её проявление.
Я остановилась по другую сторону стола, чувствуя, как новая, странная уверенность наполняет меня.
— Ты сказал, что она питается моим светом, — ответила я, глядя ему прямо в глаза. — Но, кажется, ты кое-что упустил. Она питается страхом. А я... я перестала бояться.
Легкая улыбка тронула его губы.
— Ошибаешься. Она питается и тем, и другим. Но для того, чтобы противостоять ей без страха, нужна сила. Та сила, что дремлет в тебе. — Он обвел меня изучающим взглядом. — Ты видела узоры. Чувствовала их. Они — ключ. Не книга, не артефакт. Ты сама — ключ, Диана.
Он подошел ближе, и теперь нас разделял лишь стол.
— Твоя мама пыталась скрыть это. Подавить. Но чем сильнее ты скрываешь пламя, тем ярче оно горит, когда вырывается на свободу.
— А ты? — спросила я, не отводя взгляда. — Ты что, хочешь помочь мне «разгореться»?
— Я хочу, чтобы ты выжила, — его ответ прозвучал неожиданно серьезно. — Потому что если ты не научишься контролировать этот дар, он убьет тебя. Или того хуже... откроет Врата для чего-то, с чем не справиться ни мне, ни всем моим родом.
Он протянул руку, и в его ладони лежал тот самый черный камень.
— Вчера он был щитом. Сегодня... — Он перевернул камень, и в его глубине что-то мерцало. — Сегодня он может стать линзой. Поможет тебе увидеть. Понять. Готова ли ты?
Я посмотрела на камень, затем ему в глаза. Вчера я была напугана. Сегодня — нет. Я кивнула.
— Покажи мне.
Его пальцы сомкнулись вокруг моего запястья, и он положил камень мне на ладонь. Прикосновение было стремительным и обжигающе тёплым.
— Смотри, — прошептал он.
И мир изменился.
Мир поплыл перед глазами, краски стали ярче, звуки — оглушительными. Я видела не просто библиотеку — я видела саму её суть. Потоки энергии, похожие на золотые нити, опутывали стеллажи, исходили от старых фолиантов. Воздух был наполнен мерцающими искрами — воспоминаниями, мыслями, эмоциями тысяч людей, которые когда-то были здесь.
— Это... что это? — прошептала я, чувствуя, как голова идет кругом.
— Эфир, — его голос прозвучал как якорь в этом бушующем море ощущений. — Основа всего. Твоя кровь позволяет тебе видеть его. Чувствовать.
Я посмотрела на него и ахнула. Вокруг Александра не было золотых нитей. Его окутывала плотная, бархатная тьма, усеянная крошечными серебристыми звездами, как ночное небо. Он был островком спокойной, холодной мощи в этом бурлящем потоке.
— А ты... ты другой, — выдохнула я.
— Все мы разные, — он не стал отрицать. Его пальцы всё ещё сжимали моё запястье, и сквозь это прикосновение я чувствовала отголоски его силы — глубокой, древней, затаённой. — Теперь посмотри на себя.
Я опустила взгляд и едва не вскрикнула. От меня самой исходило сияние. Не яркое и ослепляющее, а мягкое, лунное, переливающееся серебром и перламутром. И сквозь это сияние проступали те самые узоры, что я видела прошлой ночью — но теперь они были объёмными, живыми, они пульсировали в такт моему сердцу.
— Дети Луны, — проговорил он, и в его голосе прозвучало нечто, от чего по спине побежали мурашки. Было ли это благоговение? Или голод? — Ваш свет — единственное, что может затмить Тень. И единственное, что может по-настоящему обжечь таких, как я.
Он отпустил мою руку, и видение начало таять. Краски поблёкли, звуки притихли. Я снова стояла в обычной библиотеке, дрожа как осиновый лист, но с умом, переполненным открытиями.
— Почему? — прошептала я, глядя на него. — Почему ты помогаешь мне, если мой свет может тебе навредить?
Он отвернулся, его профиль в полумраке казался высеченным из камня.
— Потому что есть вещи страшнее, чем быть обожжённым, — тихо сказал он. — Есть вещи, которые должны оставаться запечатанными. И твоя жизнь... — он обернулся, и его взгляд был тяжёлым, — ...твоя жизнь сейчас — единственное, что стоит между этим миром и тем, что жаждет вырваться наружу. Я не позволю им забрать тебя. Ни Тени... ни другим.
В его словах была не просто решимость. Была одержимость. И я поняла, что наша связь — не случайность. Это была судьба, переплетение двух противоположностей, приговорённых друг к другу. И этот приговор был одновременно и проклятием, и спасением.
Он все еще стоял так близко, что я чувствовала исходящее от него тепло, смешанное с прохладой его истинной сущности. Воздух между нами сгустился, заряженный невысказанными словами и внезапно осознанной тягой.
— Ты боишься меня сейчас? — его голос был низким, чуть хриплым. Он медленно поднял руку, но не дотронулся, давая мне возможность отступить.
Я покачала головой, не в силах вымолвить ни слова. Страх растворился, уступив место чему-то новому, огненному и щекочущему нервы. Я видела, чем он был. И это не отпугивало. Это манило.
Его пальцы наконец коснулись моей щеки, и я закрыла глаза, погружаясь в это ощущение. Его кожа была обжигающе теплой, почти человеческой, но под ней чувствовалась та самая бархатная, звездная тьма, что я видела в Эфире.
— Ты должна бояться, — прошептал он, склоняясь так близко, что его дыхание смешалось с моим. — Я — всё, против чего тебя предостерегали. Всё, с чем должна бороться.
— Тогда почему это кажется таким... правильным? — мои слова зазвучали тихо, почти мольбой.
На его губах появилась горьковатая улыбка.
— Потому что самые сладкие яды всегда скрываются в самых красивых оболочках. — Его большой палец провел по моей нижней губе, и всё мое тело отозвалось на это прикосновение электрическим током. — И ты... ты самая опасная из них. Ты — свет, который может уничтожить меня. И я не могу оторваться от тебя.
Это было признание. В его голосе звучала не просто страсть, а отчаяние пленника, добровольно надевающего цепи.
Я подняла руку и накрыла его ладонь своей. Сияние моей кожи на мгновение вспыхнуло ярче там, где мы соприкоснулись. Он вздрогнул, но не отдернул руку. Боль, смешанная с наслаждением, промелькнула в его глазах.
— Может, ты не должен, — прошептала я, поднимаясь на цыпочки, сокращая и без того крошечное расстояние между нами.
Его рука скользнула мне на шею, в волосы. Его взгляд затуманился.
— Я обречен хотеть того, что убьет меня, — прошептал он губами, и вот его губы уже были на моих.
Это был не нежный поцелуй. Это было столкновение. Битва и капитуляция одновременно. Его тьма обволакивала мой свет, а мой свет жёг его изнутри. Я чувствовала, как что-то древнее и могущественное в нем откликается на что-то столь же древнее и могущественное во мне. Мы были противоположностями, притягивающимися с силой, способной разорвать вселенную на части.
Когда мы наконец оторвались друг от друга, дыхание сбилось, в ушах звенело. Он прижал лоб к моему, его глаза были закрыты.
— Что мы наделали? — прошептал он, и в его голосе была вся тяжесть предстоящего выбора.
— Начали, — так же тихо ответила я, все еще чувствуя вкус его губ на своих. — То, что уже было предопределено.
Следующая пара прошла в тумане. Я сидела на лекции, но слова профессора доносились будто сквозь воду. Всё во мне еще пело от того поцелуя, от прикосновения его рук, от осознания той бездны, в которую мы шагнули вместе.
Когда звонок, наконец, огласил конец занятий, я почти механически стала собирать вещи, всё еще пребывая в этом странном, опьяненном состоянии. Выйдя в коридор, я направилась к выходу, но у дверей меня ждал не Александр.
Денис прислонился к косяку, скрестив руки на груди. Его светлые волосы были идеально уложены, а холодные серые глаза внимательно следили за мной. Выражение его лица было невозмутимым, но в нём читалась напряжённость.
— Диана, — окликнул он меня, когда я поравнялась с ним. Его голос был ровным, без эмоций. — Можно на пару минут?
Я кивнула, чувствуя, как опьянение от поцелуя начинает рассеиваться, уступая место настороженности. Мы отошли в сторону, подальше от потока студентов.
Он какое-то время молча изучал меня, его взгляд был таким же пронзительным, как у Александра, но лишённым той магнетической жары.
— Я буду краток, — наконец произнёс Денис. — Ты не понимаешь, во что ввязываешься.
— Это касается меня и Лекса, — парировала я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.
— Нет, — он резко покачал головой. — Это касается вещей куда более важных, чем подростковые романы. Ты играешь с силами, которые не в состоянии контролировать. И он... — Денис на мгновение замолчал, подбирая слова. — С Алексом всё сложно. Его природа... она не для таких, как ты.
— Для «таких»? — я почувствовала, как закипаю. — Для «детей Луны»? Он, кажется, как раз считает иначе.
— Он ослеплён, — холодно отрезал Денис. — Ты для него — вызов. Искушение. Опасная игрушка, свет которой он хочет ощутить на себе, даже если это его сожжёт. А когда ему станет больно... — Взгляд Дениса стал тяжёлым. — Ты будешь первой, кого он обвинит. И последней, кого пожалеет. Мы, Вороновы, не созданы для нежности. Мы — стражники. И ты — наш долг. А не приз.
Его слова падали как удары, но в них не было злобы. Была усталая, разъедающая правда.
— Он сказал, что не позволит никому меня забрать, — тихо сказала я, вспоминая слова Александра.
— Потому что ты — ключ, — Денис вздохнул. — И он, как старший в роду, отвечает за сохранность этого ключа. Но это не делает тебя для него чем-то большим. Не обманывай себя.
Он оттолкнулся от стены, его бесстрастная маска снова застыла на лице.
— Я сказал всё, что должен был. Дальше — твой выбор. Но помни, некоторые ожоги не заживают. Даже у таких, как ты.
Денис развернулся и ушёл, оставив меня одну с холодом, медленно заползающим внутрь, несмотря на всё ещё пылающие губы. Он сеял сомнения, но делал это не из злого умысла. Он пытался предупредить. Спасти.
Но было уже поздно. Я уже вкусила запретный плод. И один лишь его вкус стоил того, чтобы рискнуть быть обожжённой.
Глава 12
Прошла неделя. Затем вторая.
Сначала я думала, что это случайность. Потом начала искать их взглядом в коридорах, в столовой, в библиотеке. Никого. Александр, Денис, Кристина — будто испарились. Их стол в столовой занимали другие студенты. В библиотеке не было ни намёка на ту самую бархатную тьму, что окружала Александра.
Тревога поначалу была острой, колющей. Что, если с ним что-то случилось? Что, если та Тень, или что-то похуже... Я ловила себя на том, что прислушиваюсь к каждому шороху, вглядываюсь в каждую тень, надеясь увидеть его высокую фигуру.
Но виделa лишь пустоту.
Леша и тётя Вика заметили моё состояние. Леша как-то раз, за ужином, осторожно спросил:
— Ты всё время в облаках витаешь. Как там... твой «принц»? Не надоел ещё?
Я лишь покачала головой, отодвигая тарелку. Аппетит пропал.
Именно тогда мои друзья объявили негласную мобилизацию.
— Всё, хватит киснуть! — объявила Лика в пятницу, хватая меня за руку и вытаскивая из комнаты. — Мы идём в торговый центр. Тебе срочно нужно новое платье для карнавала!
Юля, с другой стороны, взяла на себя культурную программу.
— В кино! Сейчас же! На тот самый блокбастер, на который ты говорила, что хочешь! Попкорн, кола, слёзы над вымышленными персонажами — идеальный план!
Даже Сергей подключился. Он стал чаще подходить к нашему столу, рассказывать глупые анекдоты, предлагать помощь с учёбой, которую мне на самом деле не требовалась.
Их забота была тёплой, живой, настоящей. Они таскали меня на прогулки, на каток, засиживались в кафе до закрытия, болтая обо всём на свете. Они создавали вокруг меня плотный, шумный, яркий кокон обычной жизни, в котором было некогда думать о тайнах, тенях и поцелуях, что обжигали сильнее пламени.
И это понемногу помогало. Острая боль притупилась, превратившись в тихую, ноющую тоску. Я смеялась их шуткам, выбирала платья для карнавала, спорила о фильмах. Я почти могла убедить себя, что всё это — сны, порождённые стрессом от переезда и тоски по маме.
Почти.
Потому что ночью, когда стихал шум дня, я подходила к окну и смотрела на луну. И чувствовала, как под кожей тихо пульсируют те самые узоры, напоминая, что это — не сон. Что он — реален. И что его исчезновение не могло быть простой случайностью.
Что-то происходило. И я боялась, что, когда он вернётся, всё изменится. Или, что ещё страшнее, — не изменится вовсе, и я снова окажусь на том же опасном краю, с той же неутолимой жаждой в сердце.
Прошло почти три недели. Я почти привыкла к их отсутствию. Почти смирилась. Мы с девочками как раз выбирали ткани для карнавальных костюмов, когда мой телефон наконец вибрировал. Незнакомый номер. Но сердце ёкнуло с такой силой, что я чуть не выронила телефон из рук.
«Выходи».
Всего одно слово. От него перехватило дыхание. Я извинилась перед подругами, сославшись на внезапное недомогание, и почти бегом бросилась к выходу из торгового центра.
Он стоял в тени старого дуба, в том самом месте, где мы впервые столкнулись. Но это был не тот Александр, что ушёл три недели назад. Он выглядел... истощённым. Тени под глазами были гуще, черты лица — острее. В его позе читалась не просто усталость, а глубокая, вымотавшая до дна изможденность. Одежда была тёмной и простой, без намёка на его обычную безупречность, и на рукаве я заметила странное, едва заметное пятно, похожее на высохшую грязь... или пепел.
