Укладываясь спать, девушка припомнила, что тётушка Нея с мужем недавно уехали — навестить родню, показать бабушкам и дедушкам внучку, которой недавно исполнился годик. На все зимнепраздники уехали. Может… Рохан — и есть дракон-Хранитель? Лейлин и раньше думала об этом. Как бы там ни было, теперь нечего надеяться ни на Хранителя, ни на многознающую и мудрую, несмотря на молодость, тётушку Неяниру.
С этими мыслями Лейлин заснула и приснился ей горный пересмешник. Сначала он сидел в ветвях вишнянки, там, где она видела его утром, а потом… — влетел в окно и обернулся юношей в пёстрой, как оперение лесного сычика, одежде — простого покроя рубашке и штанах из невиданной шелковистой ткани. Лейлин даже захотелось пощупать ткань, ведь она хорошо разбиралась в этом, сама ткала тонкое полотно, но потом взглянула она на лицо юноши и замерла.
Нельзя сказать, что был он уж очень красив, хотя черты лица приятные, тонкие, почти как у девушки. Но больше всего поразили Лейлин его глаза — золотистые, какие бывают только у птиц, не у людей. Взгляд их был в одно и то же время и озорным, и грустным, и как это возможно, Лейлин не понимала. Русые волосы юноши были растрёпаны, и это удивительно подходило ему, они даже немного напоминали встрёпанные перья птицы.
Так и стояли они, глядя друг на друга, пока юноша не окинул взглядом себя самого — свою одежду, руки — и, кажется, очень удивился, а потом радостно улыбнулся.
— Здравствуй, Лейлин, — сказал он. — Я давно хотел сказать тебе, как мне нравятся твои песни. Уже целый год я слушаю их.
— Целый год? — поразилась Лейлин, даже не понимая, что говорит — легко и свободно. — А я думала, что ты… мы встретились только вчера…
Юноша, кажется, смутился. И Лейлин, подумав, смутилась тоже. Если он слушал её песни, значит, и мысли её мог слышать?!
Юноша тряхнул головой.
— Прости, — сказал он. — Я ведь… не был человеком. И это часть моей натуры — слышать. Мне было грустно и одиноко, хотя у меня и есть здесь друзья, но всё же… Иногда становилось очень печально, тогда я находил тебя и слушал твои песни. Мне хотелось петь их вместе с тобой — и с каждым разом всё сильнее. Вот я и решил спеть твою песню прошлым утром. Ты ведь не сердишься на меня? — и он обезоруживающе улыбнулся.
Лейлин не могла сдержать ответную улыбку, хотя на самом деле немного сердилась, а ещё более того была смущена. Но теперь было уже поздно сожалеть и смущаться.
— Прощу, если назовёшь мне своё имя, — потупилась она.
Юноша молчал, и Лейлин снова подняла голову. Неужели он откажет ей в такой малости? Но её необычный гость выглядел растерянным.
— Имя… — повторил он. — Это не так просто. У меня нет человеческого имени. Или, может быть… я забыл его… — он нахмурился и взъерошил волосы, растрепав их ещё сильнее.
— А если я вспомню его… — продолжил он, глядя перед собой напряжённым взглядом, — то уже не смогу больше быть тем, кем был. Понимаешь?
— Не совсем, — честно призналась Лейлин.
— Я окончательно вспомню, как это — быть человеком. И после этого мне будет тяжело оставаться тем, кто я есть, — юноша вздохнул. — Ты уверена, что хочешь знать моё имя? — серьёзно спросил он.
И Лейлин поняла, что за этим вопросом скрывается куда больше, чем кажется на первый взгляд.
— Я… не знаю… — неуверенно ответила она.
Юноша, казалось, был разочарован, но постарался скрыть это. Он тряхнул головой и улыбнулся. А потом предложил показать Лейлин свой мир. Она не поняла, что это значит, но согласилась. Он не мог причинить ей зло, он был хорошим — она чувствовала это, она это знала!
А в следующий миг всё закружилось вокруг неё, она словно попала в водоворот, но не успела ещё испугаться, как зрение её прояснилось. Теперь Лейлин смотрела на землю с высоты птичьего полёта!
Зимняя ночь, тихая и ясная, обнимала укрытую снегом долину, в небе искрились многоцветные звёзды. Ах! Лейлин и не знала, что они такие крупные, такие яркие, такие разноцветные! И что мир, если смотреть на него с высоты, так прекрасен! Его красота — нежная и хрупкая, как красота весеннего цветка. А от величия звёздного неба тесно и горячо становится в груди и кажется — сейчас вскипят и прольются слёзы, потому что такое совершенство слишком велико и почти невыносимо для глаз смертного существа.
Проснувшись поутру, Лейлин так ясно помнила свой удивительный сон, словно всё это было с ней въяве. Приведя себя в порядок и одевшись, она первым делом бросилась к окну и распахнула его, не обращая внимания на холод. Нет, она не надеялась, что пересмешник там, но всё же… хотела убедиться, что его нет. А он — был.
Сидел на облюбованной им вишнянке и смотрел на Лейлин. На этот раз взгляд его золотистых глаз показался девушке более весёлым, даже озорным. Птица ухнула, всплеснула крыльями, курлыкнула, подлетела к Лейлин и, опустившись на подоконник, засвиристела одну из песен, которую девушка придумала давным-давно и довольно часто мысленно напевала во время работы в саду.
"Так всё это… правда?.." — потрясённо подумала Лейлин.
Птица бросила на неё виноватый взгляд и улетела.
Лейлин вздохнула. Вовсе не этого она хотела, хотя смущение по-прежнему царапалось внутри при мысли, что пересмешник давно наблюдал за ней, слышал её песни и… её мысли, значит, тоже… Если бы это была просто птица или даже разумное волшебное существо, с этим было бы легко примириться. Но тот пересмешник, которого видела она сегодня во сне…
Лейлин покраснела и тряхнула головой, пытаясь отогнать образ растрёпанного юноши, его глаза, его голос… полёт — с ним… Но прогнать не удавалось. Воспоминания возвращались стоило лишь на мгновение ослабить контроль и перестать принуждать себя думать о повседневных заботах. То есть они возвращались примерно каждую минуту.
Вечером Лейлин долго не могла заснуть, не зная, боится ли она снова увидеть во сне пересмешника или же… боится, что больше не увидит его. Всё-таки второе — призналась она сама себе, в очередной раз вздыхая и ворочаясь с боку на бок. Когда же сон наконец сморил её, пересмешник был тут как тут — пёстрая птица с озорными золотистыми глазами.
Лейлин решилась прикоснуться к нему — перья на голове были шелковистыми и тёплыми. Пересмешник прикрыл глаза и, казалось, наслаждался лаской.
"Я хочу поговорить с тобой", — подумала Лейлин. Почему-то на этот раз она не говорила во сне, а общалась с пересмешником мысленно. Может быть, это уже не совсем сон… — больше, чем сон? — пришло ей в голову. Но сейчас не хотелось размышлять об этом.
"Поговорить? — откликнулся пересмешник. — Я думал, ты захочешь полетать. Тебе ведь понравилось?"
"Конечно, понравилось. Это было… я не знаю слов, чтобы передать, как это было прекрасно! И всё же… ещё больше, чем летать, я хочу поговорить с тобой. Раз уж мне нельзя узнать твоё имя, расскажи о себе — хоть что-нибудь. Что хочешь."
Птица задумалась и глаза её снова стали грустными, но лишь на несколько мгновений.
"Давай полетаем, и, может быть, я смогу показать тебе Радужные Врата. И рассказать, как они были открыты. Я расскажу тебе о своих друзьях. Согласна?"
Конечно же, она согласилась, и скоро уже летела с пересмешником над заснеженными горами, дремлющими в свете звёзд и почти полного ночного светила — перламутровой Тааны, поднимающейся из-за дальних пиков. Под её серебристым светом снег нежно переливался — такой же многоцветный и искрящийся, как ласково сияющие в небесах звёзды.
Драгоценными украшениями тонкой работы застыли бело-ажурные деревья и кусты, ярко сверкало замёрзшее высокогорное озеро, названное Небесным Зеркалом и почитаемое священным. А над ним трепетало радужное сияние, то принимающее форму арки, то замыкающееся в овал, оно пульсировало, словно дышало, оно звало, манило, обещая открыть путь к неизведанным мирам и сокрытым от смертных тайнам.
"Радужные Врата?" — мысленно спросила Лейлин.
"Да", — ответила парящая рядом птица.
Здесь пересмешник выглядел большой белой птицей с едва заметными серыми пестринами на мягком, будто тоже из пушистого снега, оперении. А сама Лейлин вдруг поняла, что и она тут птичка — маленькая, похожая на маму. Зарянка…
Как мечтала она когда-то обернуться, но уже давно смирилась, что не судьба, что уродилась в отца, а он простой человек, не оборотень. Простой, но самый лучший на свете. Если не считать мамы. И брата. И… Но об этом не надо думать! А то ведь он рядом…
В её мыслях отозвалось что-то похожее на смех — добрый и радостный, так что Лейлин даже не успела смутиться. Ей стало так хорошо. Хотелось, чтобы этот полёт над волшебно-прекрасным заснеженным миром никогда не заканчивался. Но, конечно, он завершился, как завершается всё в этом мире.
Однако прежде пересмешник успел рассказать Лейлин об удивительных приключениях в горах по ту сторону Радужных Врат. О принцессе, которая выходила его после бури и стала лучшим другом, о драконе, полюбившем принцессу и ставшем Хранителем, о сыне тёмного колдуна и о самом колдуне, желавшем подчинить себе силу Радужных Врат и стать самым могущественным. И о своём племени — о горных пересмешниках, что по-прежнему живут в другом мире.
"Ты, должно быть, очень скучаешь по ним?" — спросила Лейлин.
"Конечно, скучаю. Но вышло так, что люди стали мне ближе, чем сородичи… Наверное, потому пересмешники и должны жить вдали от людей."
"Наверное, ты вспомнил как это — быть человеком…"
"И жить человеческой жизнью", — согласился пересмешник.
"И любить человеческую девушку", — подумал он, не желая, чтобы Лейлин услышала.
Но она услышала, и это было справедливо, ведь он-то слышал её мысли. Почти до самого утра парили они над горами и только когда посветлело небо, Лейлин с тоской подумала, что пересмешник не показался ей в облике человека.
"Завтра", — пообещал он на прощание.
"Значит, ты вернёшься?!" — обрадовалась Лейлин.
"Конечно, вернусь. Я возвращался к тебе целый год. Я так и не смог вернуться в свой мир вместе с Хранителем, чтобы навестить родичей, потому что не хотел расставаться с тобой. Я всегда буду возвращаться к тебе", — прибавил он совсем тихо.
Лейлин проснулась счастливой.
Она улыбалась своим мыслям, выполняя домашнюю работу, слушая разговоры родителей и соседей. Слушая, но не слыша. Впервые за долгое-долгое время она их не слышала, потому что с головой ушла в мир мечты и воспоминаний — так странно, когда эти два мира оказываются похожи.
Только младший братишка сумел наконец привлечь внимание Лейлин, вырвав её из задумчивости.
— Ты ведь вышила и для меня мешочек, Лейлин? — настойчиво спрашивал он, подпрыгивая от нетерпения.
Девушка непонимающе нахмурилась и вопросительно качнула головой.
— Ну как же?! Ведь сегодня все об этом только и говорят! Завтра ночью может расцвести Снежноцвет! Все будут искать! И я пойду! Мама сначала не хотела меня пускать, но всё же согласилась. Все пойдут! И соседские, вон, тоже — даже младше меня! Он ведь давно не цвёл. Может, в этом году будет много цветов.
Лейлин опустилась на лавку, чувствуя, как вдруг защемило сердце, подступила зябкой волной тревога. С чего бы?
Снежноцвет — волшебный цветок, добрый, хороший. Он расцветает только в ночь рождения нового года, самую долгую ночь, после которой начинает прибывать день. И только если в эту ночь на небе полная или почти полная Таана и ясное небо, а земля укрыта снегом.
Под серебряными лучами Тааны появляются Снежноцветы — удивительные цветы, сотканные из снега и небесного света. Если отыщет человек такой цветок, надо подставить ладонь, и он сам вспыхнет и рассыплется сверкающими пылинками-искрами. Надо высыпать их в мешочек и сберечь.
Этот волшебный порошок исцеляет лихорадку и больные суставы, помогает старикам, избавляя от старческих хворей, помогает и роженицам, и всем, кто страдает от боли. А если щепотку его рассыпать на пороге дома, то никогда в доме не будет пожара и не сможет тот порог переступить никто, пришедший в дом со злом. А если высыпать немного в саду или на поле, то никогда не помёрзнут посевы и деревья.
А уж как ценят Снежноцвет жители жарких и пустынных мест! Говорят, что нескольких цветков достаточно, чтобы в пустыне появился новый оазис.
Расцветает Снежноцвет только в особых местах, мало где можно его отыскать. И Счастливая долина была одним из таких мест. Поэтому, если случалась подходящая ночь, все жители долины старше пяти лет шли искать Снежноцветы.
При свете полной Тааны да когда всё укрыто снегом, мудрено заблудиться. Только Неспящее озеро, что в дальней стороне долины, может быть опасно для бродящих в ночи детей, потому что даже в самые суровые зимы не покрывал его надёжный лёд, а лишь тонкий ломкий ледок. Но дети давно и крепко знали, куда нельзя ходить, а забрести туда случайно было невозможно.
Искать Снежноцвет полагалось в одиночку, ведь говорили, что не даётся он в руки нескольким людям. Разве что любящей паре может показаться. Или самым лучшим друзьям. А дети чаще взрослых находили Снежноцветы, потому и не пытались взрослые удержать их дома в эту волшебную ночь. Специально для неё в каждом доме шили особые мешочки и вышивали на них снежинку — каждая мастерица в меру своего умения. В семье Лейлин этим занималась именно она.
Прогнав необъяснимую тревогу, Лейлин улыбнулась брату и достала из сундука давно приготовленные мешочки. В прошлом году не понадобились. И за год до него, и… Когда в прошлый раз в долине цвели Снежноцветы? Кажется, лет пять прошло. И брату, конечно, ещё ни разу не доводилось ходить за сказочным цветком. А Лейлин ходила, да так и не нашла… Может, в этот раз посчастливится?
Но лучше пусть брат найдёт — вот радость-то ему будет! А у неё уже есть одно чудо… о котором никому не рассказать, но оно всё время с ней, словно тёплый пушистый шарик счастья поселился в груди и греет… и светится тихим ласковым светом.
В эту ночь Лейлин почувствовала, что надежда — это не всегда радость, ведь так страшно, что она не оправдается! Придёт ли снова… он. Остро недоставало имени, казалось, что знай она имя, ожидание было бы легче. Словно какая-то часть… любимого была бы тогда с нею.
Лейлин не могла да и не хотела обманывать себя — она полюбила. И даже если любви этой суждено остаться печальной и одинокой, всё равно девушка была рада, что это чувство пришло к ней — волшебное и прекрасное, как полёт при свете звёзд.
Если б ещё знать его имя… Но она понимала — вот потому-то и не хочет называть его пересмешник, что тогда уже не видать ему полной воли, словно что-то неуловимое окажется поймано и удержано. Сохранено в сердце. И зов этого любящего сердца будет слышаться ему всегда…
Да, так лучше. Пусть она не знает. Пусть он, подаривший ей чудесную сказку, мечту любви и полёта, — будет свободен.
На этот раз сон пришёл быстро, но был он тяжёлым и тёмным, как бездонный колодец, в который Лейлин всё падала и падала, а глубоко внизу её ждали страх, беспомощность, одиночество и немота, когда даже крик ужаса не может вырваться из горла.
И хорошо, что не может, потому что если закричишь… станет ещё хуже! Если закричишь — то тяжёлое, страшное, тёмное и яростное, то, что пряталось в тёмной глубине её памяти, вырвется на волю и набросится на самых близких. Надо молчать… молчать! Она металась, как в бреду, и лишь под утро кошмары оставили её.
С этими мыслями Лейлин заснула и приснился ей горный пересмешник. Сначала он сидел в ветвях вишнянки, там, где она видела его утром, а потом… — влетел в окно и обернулся юношей в пёстрой, как оперение лесного сычика, одежде — простого покроя рубашке и штанах из невиданной шелковистой ткани. Лейлин даже захотелось пощупать ткань, ведь она хорошо разбиралась в этом, сама ткала тонкое полотно, но потом взглянула она на лицо юноши и замерла.
Нельзя сказать, что был он уж очень красив, хотя черты лица приятные, тонкие, почти как у девушки. Но больше всего поразили Лейлин его глаза — золотистые, какие бывают только у птиц, не у людей. Взгляд их был в одно и то же время и озорным, и грустным, и как это возможно, Лейлин не понимала. Русые волосы юноши были растрёпаны, и это удивительно подходило ему, они даже немного напоминали встрёпанные перья птицы.
Так и стояли они, глядя друг на друга, пока юноша не окинул взглядом себя самого — свою одежду, руки — и, кажется, очень удивился, а потом радостно улыбнулся.
— Здравствуй, Лейлин, — сказал он. — Я давно хотел сказать тебе, как мне нравятся твои песни. Уже целый год я слушаю их.
— Целый год? — поразилась Лейлин, даже не понимая, что говорит — легко и свободно. — А я думала, что ты… мы встретились только вчера…
Юноша, кажется, смутился. И Лейлин, подумав, смутилась тоже. Если он слушал её песни, значит, и мысли её мог слышать?!
Юноша тряхнул головой.
— Прости, — сказал он. — Я ведь… не был человеком. И это часть моей натуры — слышать. Мне было грустно и одиноко, хотя у меня и есть здесь друзья, но всё же… Иногда становилось очень печально, тогда я находил тебя и слушал твои песни. Мне хотелось петь их вместе с тобой — и с каждым разом всё сильнее. Вот я и решил спеть твою песню прошлым утром. Ты ведь не сердишься на меня? — и он обезоруживающе улыбнулся.
Лейлин не могла сдержать ответную улыбку, хотя на самом деле немного сердилась, а ещё более того была смущена. Но теперь было уже поздно сожалеть и смущаться.
— Прощу, если назовёшь мне своё имя, — потупилась она.
Юноша молчал, и Лейлин снова подняла голову. Неужели он откажет ей в такой малости? Но её необычный гость выглядел растерянным.
— Имя… — повторил он. — Это не так просто. У меня нет человеческого имени. Или, может быть… я забыл его… — он нахмурился и взъерошил волосы, растрепав их ещё сильнее.
— А если я вспомню его… — продолжил он, глядя перед собой напряжённым взглядом, — то уже не смогу больше быть тем, кем был. Понимаешь?
— Не совсем, — честно призналась Лейлин.
— Я окончательно вспомню, как это — быть человеком. И после этого мне будет тяжело оставаться тем, кто я есть, — юноша вздохнул. — Ты уверена, что хочешь знать моё имя? — серьёзно спросил он.
И Лейлин поняла, что за этим вопросом скрывается куда больше, чем кажется на первый взгляд.
— Я… не знаю… — неуверенно ответила она.
Юноша, казалось, был разочарован, но постарался скрыть это. Он тряхнул головой и улыбнулся. А потом предложил показать Лейлин свой мир. Она не поняла, что это значит, но согласилась. Он не мог причинить ей зло, он был хорошим — она чувствовала это, она это знала!
А в следующий миг всё закружилось вокруг неё, она словно попала в водоворот, но не успела ещё испугаться, как зрение её прояснилось. Теперь Лейлин смотрела на землю с высоты птичьего полёта!
Зимняя ночь, тихая и ясная, обнимала укрытую снегом долину, в небе искрились многоцветные звёзды. Ах! Лейлин и не знала, что они такие крупные, такие яркие, такие разноцветные! И что мир, если смотреть на него с высоты, так прекрасен! Его красота — нежная и хрупкая, как красота весеннего цветка. А от величия звёздного неба тесно и горячо становится в груди и кажется — сейчас вскипят и прольются слёзы, потому что такое совершенство слишком велико и почти невыносимо для глаз смертного существа.
Проснувшись поутру, Лейлин так ясно помнила свой удивительный сон, словно всё это было с ней въяве. Приведя себя в порядок и одевшись, она первым делом бросилась к окну и распахнула его, не обращая внимания на холод. Нет, она не надеялась, что пересмешник там, но всё же… хотела убедиться, что его нет. А он — был.
Сидел на облюбованной им вишнянке и смотрел на Лейлин. На этот раз взгляд его золотистых глаз показался девушке более весёлым, даже озорным. Птица ухнула, всплеснула крыльями, курлыкнула, подлетела к Лейлин и, опустившись на подоконник, засвиристела одну из песен, которую девушка придумала давным-давно и довольно часто мысленно напевала во время работы в саду.
"Так всё это… правда?.." — потрясённо подумала Лейлин.
Птица бросила на неё виноватый взгляд и улетела.
Лейлин вздохнула. Вовсе не этого она хотела, хотя смущение по-прежнему царапалось внутри при мысли, что пересмешник давно наблюдал за ней, слышал её песни и… её мысли, значит, тоже… Если бы это была просто птица или даже разумное волшебное существо, с этим было бы легко примириться. Но тот пересмешник, которого видела она сегодня во сне…
Лейлин покраснела и тряхнула головой, пытаясь отогнать образ растрёпанного юноши, его глаза, его голос… полёт — с ним… Но прогнать не удавалось. Воспоминания возвращались стоило лишь на мгновение ослабить контроль и перестать принуждать себя думать о повседневных заботах. То есть они возвращались примерно каждую минуту.
Вечером Лейлин долго не могла заснуть, не зная, боится ли она снова увидеть во сне пересмешника или же… боится, что больше не увидит его. Всё-таки второе — призналась она сама себе, в очередной раз вздыхая и ворочаясь с боку на бок. Когда же сон наконец сморил её, пересмешник был тут как тут — пёстрая птица с озорными золотистыми глазами.
Лейлин решилась прикоснуться к нему — перья на голове были шелковистыми и тёплыми. Пересмешник прикрыл глаза и, казалось, наслаждался лаской.
"Я хочу поговорить с тобой", — подумала Лейлин. Почему-то на этот раз она не говорила во сне, а общалась с пересмешником мысленно. Может быть, это уже не совсем сон… — больше, чем сон? — пришло ей в голову. Но сейчас не хотелось размышлять об этом.
"Поговорить? — откликнулся пересмешник. — Я думал, ты захочешь полетать. Тебе ведь понравилось?"
"Конечно, понравилось. Это было… я не знаю слов, чтобы передать, как это было прекрасно! И всё же… ещё больше, чем летать, я хочу поговорить с тобой. Раз уж мне нельзя узнать твоё имя, расскажи о себе — хоть что-нибудь. Что хочешь."
Птица задумалась и глаза её снова стали грустными, но лишь на несколько мгновений.
"Давай полетаем, и, может быть, я смогу показать тебе Радужные Врата. И рассказать, как они были открыты. Я расскажу тебе о своих друзьях. Согласна?"
Конечно же, она согласилась, и скоро уже летела с пересмешником над заснеженными горами, дремлющими в свете звёзд и почти полного ночного светила — перламутровой Тааны, поднимающейся из-за дальних пиков. Под её серебристым светом снег нежно переливался — такой же многоцветный и искрящийся, как ласково сияющие в небесах звёзды.
Драгоценными украшениями тонкой работы застыли бело-ажурные деревья и кусты, ярко сверкало замёрзшее высокогорное озеро, названное Небесным Зеркалом и почитаемое священным. А над ним трепетало радужное сияние, то принимающее форму арки, то замыкающееся в овал, оно пульсировало, словно дышало, оно звало, манило, обещая открыть путь к неизведанным мирам и сокрытым от смертных тайнам.
"Радужные Врата?" — мысленно спросила Лейлин.
"Да", — ответила парящая рядом птица.
Здесь пересмешник выглядел большой белой птицей с едва заметными серыми пестринами на мягком, будто тоже из пушистого снега, оперении. А сама Лейлин вдруг поняла, что и она тут птичка — маленькая, похожая на маму. Зарянка…
Как мечтала она когда-то обернуться, но уже давно смирилась, что не судьба, что уродилась в отца, а он простой человек, не оборотень. Простой, но самый лучший на свете. Если не считать мамы. И брата. И… Но об этом не надо думать! А то ведь он рядом…
В её мыслях отозвалось что-то похожее на смех — добрый и радостный, так что Лейлин даже не успела смутиться. Ей стало так хорошо. Хотелось, чтобы этот полёт над волшебно-прекрасным заснеженным миром никогда не заканчивался. Но, конечно, он завершился, как завершается всё в этом мире.
Однако прежде пересмешник успел рассказать Лейлин об удивительных приключениях в горах по ту сторону Радужных Врат. О принцессе, которая выходила его после бури и стала лучшим другом, о драконе, полюбившем принцессу и ставшем Хранителем, о сыне тёмного колдуна и о самом колдуне, желавшем подчинить себе силу Радужных Врат и стать самым могущественным. И о своём племени — о горных пересмешниках, что по-прежнему живут в другом мире.
"Ты, должно быть, очень скучаешь по ним?" — спросила Лейлин.
"Конечно, скучаю. Но вышло так, что люди стали мне ближе, чем сородичи… Наверное, потому пересмешники и должны жить вдали от людей."
"Наверное, ты вспомнил как это — быть человеком…"
"И жить человеческой жизнью", — согласился пересмешник.
"И любить человеческую девушку", — подумал он, не желая, чтобы Лейлин услышала.
Но она услышала, и это было справедливо, ведь он-то слышал её мысли. Почти до самого утра парили они над горами и только когда посветлело небо, Лейлин с тоской подумала, что пересмешник не показался ей в облике человека.
"Завтра", — пообещал он на прощание.
"Значит, ты вернёшься?!" — обрадовалась Лейлин.
"Конечно, вернусь. Я возвращался к тебе целый год. Я так и не смог вернуться в свой мир вместе с Хранителем, чтобы навестить родичей, потому что не хотел расставаться с тобой. Я всегда буду возвращаться к тебе", — прибавил он совсем тихо.
Лейлин проснулась счастливой.
Она улыбалась своим мыслям, выполняя домашнюю работу, слушая разговоры родителей и соседей. Слушая, но не слыша. Впервые за долгое-долгое время она их не слышала, потому что с головой ушла в мир мечты и воспоминаний — так странно, когда эти два мира оказываются похожи.
Только младший братишка сумел наконец привлечь внимание Лейлин, вырвав её из задумчивости.
— Ты ведь вышила и для меня мешочек, Лейлин? — настойчиво спрашивал он, подпрыгивая от нетерпения.
Девушка непонимающе нахмурилась и вопросительно качнула головой.
— Ну как же?! Ведь сегодня все об этом только и говорят! Завтра ночью может расцвести Снежноцвет! Все будут искать! И я пойду! Мама сначала не хотела меня пускать, но всё же согласилась. Все пойдут! И соседские, вон, тоже — даже младше меня! Он ведь давно не цвёл. Может, в этом году будет много цветов.
Лейлин опустилась на лавку, чувствуя, как вдруг защемило сердце, подступила зябкой волной тревога. С чего бы?
Снежноцвет — волшебный цветок, добрый, хороший. Он расцветает только в ночь рождения нового года, самую долгую ночь, после которой начинает прибывать день. И только если в эту ночь на небе полная или почти полная Таана и ясное небо, а земля укрыта снегом.
Под серебряными лучами Тааны появляются Снежноцветы — удивительные цветы, сотканные из снега и небесного света. Если отыщет человек такой цветок, надо подставить ладонь, и он сам вспыхнет и рассыплется сверкающими пылинками-искрами. Надо высыпать их в мешочек и сберечь.
Этот волшебный порошок исцеляет лихорадку и больные суставы, помогает старикам, избавляя от старческих хворей, помогает и роженицам, и всем, кто страдает от боли. А если щепотку его рассыпать на пороге дома, то никогда в доме не будет пожара и не сможет тот порог переступить никто, пришедший в дом со злом. А если высыпать немного в саду или на поле, то никогда не помёрзнут посевы и деревья.
А уж как ценят Снежноцвет жители жарких и пустынных мест! Говорят, что нескольких цветков достаточно, чтобы в пустыне появился новый оазис.
Расцветает Снежноцвет только в особых местах, мало где можно его отыскать. И Счастливая долина была одним из таких мест. Поэтому, если случалась подходящая ночь, все жители долины старше пяти лет шли искать Снежноцветы.
При свете полной Тааны да когда всё укрыто снегом, мудрено заблудиться. Только Неспящее озеро, что в дальней стороне долины, может быть опасно для бродящих в ночи детей, потому что даже в самые суровые зимы не покрывал его надёжный лёд, а лишь тонкий ломкий ледок. Но дети давно и крепко знали, куда нельзя ходить, а забрести туда случайно было невозможно.
Искать Снежноцвет полагалось в одиночку, ведь говорили, что не даётся он в руки нескольким людям. Разве что любящей паре может показаться. Или самым лучшим друзьям. А дети чаще взрослых находили Снежноцветы, потому и не пытались взрослые удержать их дома в эту волшебную ночь. Специально для неё в каждом доме шили особые мешочки и вышивали на них снежинку — каждая мастерица в меру своего умения. В семье Лейлин этим занималась именно она.
Прогнав необъяснимую тревогу, Лейлин улыбнулась брату и достала из сундука давно приготовленные мешочки. В прошлом году не понадобились. И за год до него, и… Когда в прошлый раз в долине цвели Снежноцветы? Кажется, лет пять прошло. И брату, конечно, ещё ни разу не доводилось ходить за сказочным цветком. А Лейлин ходила, да так и не нашла… Может, в этот раз посчастливится?
Но лучше пусть брат найдёт — вот радость-то ему будет! А у неё уже есть одно чудо… о котором никому не рассказать, но оно всё время с ней, словно тёплый пушистый шарик счастья поселился в груди и греет… и светится тихим ласковым светом.
В эту ночь Лейлин почувствовала, что надежда — это не всегда радость, ведь так страшно, что она не оправдается! Придёт ли снова… он. Остро недоставало имени, казалось, что знай она имя, ожидание было бы легче. Словно какая-то часть… любимого была бы тогда с нею.
Лейлин не могла да и не хотела обманывать себя — она полюбила. И даже если любви этой суждено остаться печальной и одинокой, всё равно девушка была рада, что это чувство пришло к ней — волшебное и прекрасное, как полёт при свете звёзд.
Если б ещё знать его имя… Но она понимала — вот потому-то и не хочет называть его пересмешник, что тогда уже не видать ему полной воли, словно что-то неуловимое окажется поймано и удержано. Сохранено в сердце. И зов этого любящего сердца будет слышаться ему всегда…
Да, так лучше. Пусть она не знает. Пусть он, подаривший ей чудесную сказку, мечту любви и полёта, — будет свободен.
На этот раз сон пришёл быстро, но был он тяжёлым и тёмным, как бездонный колодец, в который Лейлин всё падала и падала, а глубоко внизу её ждали страх, беспомощность, одиночество и немота, когда даже крик ужаса не может вырваться из горла.
И хорошо, что не может, потому что если закричишь… станет ещё хуже! Если закричишь — то тяжёлое, страшное, тёмное и яростное, то, что пряталось в тёмной глубине её памяти, вырвется на волю и набросится на самых близких. Надо молчать… молчать! Она металась, как в бреду, и лишь под утро кошмары оставили её.
