– Tu voulais me dire quelque chose? (Ты хотела мне что-то сказать?)
Ничего не произошло.
Мне казалось, что за мной наблюдают, но я склонялась к мысли, что это чувство вызвано моими собственными фантазиями, а не коварно подглядывающим призраком. Потопталась на ступеньке и, поправляя волосы, выбившиеся из пучка, покосилась назад, за спину, стараясь делать это незаметно. Никого.
Ну и подумаешь! Не больно надо.
Я решительно спустилась на несколько оставшихся ступеней и вышла в зал второго этажа. Пол перед окном щетинился мебельными обломками. Комната не производила такого гнетущего впечатления, как в первый раз, несмотря на беспорядок, а может даже благодаря ему: здесь не царило запустение, а что-то делалось. Мои попытки сложить всё более-менее аккуратно не дали особого результата. Разнокалиберные деревяшки невозможно было сформировать в штабель, разве что груда приобрела более компактный вид. Обозрев мизерные результаты трудов, я бросила взгляд в зеркало. Волосы торчали во все стороны, как солома из пугала, и нахально лезли в глаза. Я вынула шпильки, окончательно развалив пучок, пятернёй расчесала волосы, заплела косу, вновь посмотрела и замерла.
Она стояла за плечом.
Я узнала эти черты, но сейчас женщина не выглядела материальной, сквозь изображение явственно просвечивала стена с расплывшимся желтым пятном на штукатурке. В груди похолодело, несколько мгновений я не могла отвести глаз от зеркальной поверхности, напряжённо изучая лицо призрака, выдохнула:
– Хай, – и медленно обернулась.
Комната оказалась пуста. Я озиралась. Первое облегчение сменилось разочарованием. Может ей не понравился мой английский? Подавив нервную усмешку, вновь заставила себя повернуться к спиной к комнате. Для этого потребовалось некоторое усилие. Женщина по-прежнему глядела на меня из зазеркалья. Поколебавшись, решила продолжить общение на французском:
– Я думала, ты в комнате.
– Si, – согласилась она. – На солнце не видно.
Похожее состояние я испытывала стоя на краю обрыва: ужас в душе мешался с восторгом. Безуспешно попыталась привести в норму участившееся дыхание и спросила:
– К тебе нельзя прикасаться?
Она казалась озадаченной. Неуверенно сказала:
– Я не ожидала…
– Ты меня перепугала, – честно созналась я. – Кто ты?
Она не ответила, лишь шагнула ближе, и стала почти плечом к плечу со мной.
– Как похожи! – вырвалось у меня.
Она повернулась ко мне, пристально вглядываясь в лицо, затем возразила моему отражению:
– Ничуть.
– Нет, не лицом, – поправилась я, с неловкостью от собственной импульсивности. – Рост, фигура.
Она выслушала с джокондовской улыбкой и согласилась:
– Si, ничего особенного.
– Вот да, – с чувством подтвердила я, несколько расстроенная нашей стандартной обыкновенностью, и осторожно поинтересовалась: – Мы вторглись в твои владения?
– Люблю этот дом. Славно, что здесь снова живут люди, – задумчиво сказала она, глядя в сторону. – Рада, что у вас всё хорошо.
Я почувствовала, как жар опалил не только щёки, но и лоб. Наверняка она передвигается по всему зданию, в том числе и в нашей спальне, и могла самолично удостовериться в том насколько у нас с Чарли хорошо.
– Меня звали Рамона, – вдруг сказала она. У меня даже дыхание пресеклось, когда дошёл смысл фразы. Призрачная фигура стала прозрачной, почти невидимой.
– Не уходи! – торопливо воскликнула я. – И… прости, если я что-то делаю не так. Никогда не встречала таких, как ты. Расскажешь о себе?
Она глядела куда-то в сторону.
– Я упала…
Голос, тихий, шелестящий, отдавался множественным эхом, как в моих кошмарах, но сейчас это не напугало.
Призрак, и так полупрозрачный, бледнел на глазах, таял, растворялся в воздухе. Я в отчаянии повернулась лицом к комнате и повторила:
– Не уходи.
– Люди, – прошелестела пустота, – люди-люди-люди...
Когда голос затих, я ещё несколько минут простояла совершенно ошеломлённая этим коротким диалогом. Из ступора меня вывел голос Чарли.
Я выглянула в окно, и муж помахал мне рукой. Он приехал не один: рядом шла девушка в джинсах и яркой цветастой блузке. По виду моя ровесница, возможно даже младше. Я обрадовалась: не ожидала, что Чарли найдёт помощницу так быстро.
Сбежала на первый этаж как раз тогда, когда они входил в холл. Чарли наскоро познакомил нас и начал показывать дом. Мы ходили по комнатам, он быстро тараторил по-испански, что-то рассказывая и объясняя. Я тащилась хвостом, чувствуя себя довольно глупо. Хорошо хоть, что он обратил на это внимание, и стал обращаться не только к девушке (её звали Пилар), но и ко мне. Муж то держал меня за руку, то приобнимал за талию. Я всё равно не понимала ни слова, но почувствовала себя уверенней.
Девушка мне понравилась: аккуратная, симпатичная, она выглядела серьёзной. К сожалению, от работы она, похоже, отказалась, и Чарли снова уехал, простившись со мной такими жаркими поцелуями, что я даже смутилась, что это происходит на глазах у юной девицы.
Остров принадлежал второй жене отца, которую я совершенно не помнил, да и знал о ней немного: он не любил говорить о ней. Нетрудно было догадаться, что дамочка, мягко говоря, со странностями. Официально она считалась здоровой, но я не сомневался, что у бедной женщины были летучие мыши в колокольне. Достаточно одного взгляда на её дом! Мрачное сооружение, безнадёжно дорогое и неудобное, похожее скорее на персональный монастырь. Конечно, Рамона вовсе не сидела там безвылазно, а вела активную светскую жизнь, насколько это позволяли её средства. А они позволяли! Она ни в чём себе не отказывала.
Отец умел себя подать. Полагаю, хитрая испанка вышла замуж, рассчитывая на его состояние, когда почти промотала собственное. Он не верил в это и долго не терял надежды что-то найти: если не деньги, то хотя бы драгоценности. Я ненавидел этот нелепый и угрюмый дом, но первое время после её смерти мы приезжали сюда каждый год. Отец разобрал всю мебель, простучал стены, но так и не обнаружил сокровищ покойной жены. Чёрт разберёт, куда эта полоумная всё запрятала!
Отчаявшись, он прекратил бесплодные поиски, переписал бесполезное европейское имущество на меня и уехал на родину. Именно там, работая в нотариальной конторе, он ознакомился с завещанием г-на Гальперина. Русский миллионер, потеряв в аварии жену с сыном, изменил завещание в пользу внебрачной дочери, проживающей в России. По словам отца, Гальперин проходил лечение у онколога и выглядел не слишком хорошо. Я допускал, что он может прожить ещё долго, но не мог надеяться на это. Надо было спешить.
Не знаю, рискнул бы я поехать на розыски неизвестной девушки в непредсказуемую страну, но отец выяснил, что Лиза учится во Франции. Это был шанс. Я уволился и взялся за разработку золотой жилы.
Боялся, что наследница будет бегемотихой с мордой, похожей на упавший мясной пирог, но девица оказалась маленькой, тощей и блёклой как моль. Стандартные джинсы, простенький свитер, совершенно неприметное бесцветное лицо – второй раз не посмотришь. Хоть бы красилась, что ли…
На Рождественских каникулах Лиз отправилась на экскурсию по замкам Луары. Там я к ней и подкатил. Познакомиться оказалось легко. Она ничего из себя не строила, и была рада поболтать: не терпелось поделиться впечатлениями. Наши отношения развивались легко и естественно.
Рождество – замечательная пора, будто специально созданная для новых встреч, окутывающая романтической дымкой со смолистым ароматом праздника. Вышло так, что я не только влюбил Лиз в себя, но и сам увлёкся не на шутку. Вот уж чего не ожидал! Весной мы поженились. Решение не заглядывать вперёд, а жить текущим моментом и просто радоваться жизни пришло само собой. Я даже подумывал о том, чтобы оставить всё как есть, надеясь, что эта простушка, когда придёт час, разделит со мной бремя богатства, но быстро понял: это слишком ненадёжный путь. Лиз понятия не имела, кто её отец. Кто знает, как она поступит, узнав о наследстве!
Вскоре после свадьбы я привел Лиз к нотариусу и написал генеральную доверенность на имя жены и завещание в её пользу.
Я предполагал, что она сама решит сделать ответный жест, но ей это в голову не пришло. Пришлось довольно толсто намекнуть.
– У меня ничего нет! – она даже покраснела от смущения.
– Ну мало ли! Найдёшь на дороге бриллиант размером с кулак, – она прыснула, – или получишь наследство от двоюродной тётушки из Австралии, – тут я испугался, что это звучит слишком похоже на правду и быстро продолжил, – или наши начинания принесут плоды, и ты станешь миллиардершей.
Она потёрла кулачком кончик носа, вероятно чтобы спрятать улыбку, и серьёзно ответила:
– Да, ты прав, я не сообразила. В таком случае, надо оформить бумагу и для меня.
Когда мы вышли на улицу, она долго глядела под ноги, будто разыскивая обещанный бриллиант, а потом чмокнула меня в щёку и с чувством сказала:
– Знаешь Чарли, я тебе очень благодарна. Я, по сути, нищая, но ты всегда даёшь мне понять, что это преходяще и вообще не важно.
– Деньги это наживное, – легко отозвался я. – Вместе мы справимся со всеми проблемами.
Я выставил дом на торги, но за годы никто так и не польстился на непрактичную постройку, а продавать громадное сооружение за бесценок не хотелось.
Сейчас это оказалось кстати. Чтобы лишить жену всех контактов достаточно уехать на остров, а там уж подвернётся удобный способ избавиться от неё. Мало ли, что может случиться!
Не зная, чем можно заманить Лизу в заброшенный дом, я лишь в общих чертах описал это место, но жена внезапно загорелась энтузиазмом, выдвинула идею привлечения туристов и встретила мою всецелую поддержку. Всё складывалось прекрасно.
Говорят, что вернувшись туда, где провёл детство, человек часто удивляется, как всё будто уменьшилось: необъятные пространства оказываются маленькими двориками, широкие магистрали – узкими переулками, но этот дом будто вырос за те годы, что я его не видел, и подавлял меня величественной мрачностью и пустотой. Одно утешение, Лиз проявила неожиданную хозяйственную хватку, преображая его на глазах. Я с удивлением понял, что затея с туристами, совершенно неподъёмная и бредовая на первый взгляд, вполне может осуществиться и даже принести дивиденды.
Мрачный вид дома и ходившие в городке слухи о том, что место «нечистое» должны стать дополнительными приманками. Пожалуй, и впрямь стоило развернуть дело: неизвестно, сколько протянет отец Лиз.
Мне нравилась атмосфера уюта, которую создавала жена, казалось привлекательной перспектива иметь собственное дело, которое могло оказаться весьма прибыльным, но оторванность от людей вгоняла в тоску, а сама Лиз начала безумно раздражать. Меня бесило всё – от вечно растрёпанных волос до манеры таскать кроссовки с юбками. Я говорил себе, что надо ещё потерпеть – и улыбался жене. Старался почаще вывозить её в город: надо было демонстрировать наши замечательные отношения, да и приветливость давалась проще на людях.
Сообщение о смерти Гальперина я получил через интернет – не прямым текстом, естественно. Прекрасно! Настраивался на долгое ожидание, а тут вот как быстро обернулось! Надо срочно брать управление судьбой в свои руки. Законникам найти Лиз труда не составит, у меня мало времени.
Но как вытравить из сердца непрошеную жалость? Подлую штуку сыграл с Лиз папочка! Мало того, что изначально бросил, так ещё некстати проявил неумеренную щедрость спустя годы. Ведь неплохая девчонка! Могла себе найти парня попроще, и из неё получилась бы замечательная мать и хранительница семейного очага.
Последнее соображение заставило взглянуть на жену другими глазами. Хотелось бы, чтоб она родила мне сына? Только не это! Уж слишком Лиз бесцветная и невыразительная. Обладая деньгами, я смогу себе позволить куда более эффектную женщину.
Если рассудить по справедливости, зачем юной девице состояние? Она должна создавать семью, рожать, воспитывать детей и поддерживать уют в доме, а такие деньги только развращают.
Как нанять киллера я не представлял, да и боялся шантажа. Надо самому.
Трудно объяснить, какие чувства я испытывал, глядя на жену. Стройная гибкая фигурка, тонкая хрупкая шея… При мысли, что надо будет её убивать, меня охватывала паника и к горлу подкатывал кислый комок. Я даже представить процесс не мог, а ведь надо всё сделать так, чтобы не вызвать подозрений! Нет, не смогу!
Понимание того, что отец убил вторую жену, снизошло на меня внезапным откровением лет пять назад, но так идеально вписалось в общую картину мироздания, безукоризненно соответствуя и характеру отца, и внешним обстоятельствам, что я даже удивился, как не сообразил раньше и почему никому, кроме меня, такое очевидное умозаключение не пришло в голову. Знание это вызывало болезненное любопытство, смешанное с уважением, но с отцом мы никогда об этом не говорили, не хотелось ставить его в неловкое положение из-за явной бессмысленности содеянного. Но он сумел, а я не слабее и не глупее. Совершенно мальчишеское желание утереть нос родителю – кто с ним незнаком?
Меня раздирали противоречивые чувства, и я не понимал, что делать дальше, только знал, что буду удачливее своего отца. Должен быть.
План уже созрел. Идея появилась внезапно, и показалась вполне осуществимой. Конечно, она не гарантировала результат, многое оставляя на волю случайности, но тут уже от меня зависит, как сделать всё так, чтобы свести вероятность неудачи к минимуму. Зато, если всё получится, не придётся марать руки убийством, всё случится само.
Ничего нельзя упустить. Я настолько погрузился в обдумывание мельчайших деталей, что не сумел сдержать эмоций, когда заметил в случайной газете упоминание об отце Лиз. Она, конечно, ничего не заподозрила.
Мебельные обломки на лестнице будто сплелись и проросли друг в друга, и многие предметы приходилось выдирать из общей массы – совершенно бессмысленное занятие. Я боялся оступиться на узких ступенях. Казалось, что кто-то пристально всматривается в меня, стоя за спиной. Нарастало раздражение. Так и подмывало сорваться и наорать на Лиз, но сейчас это могло всё испортить.
После смерти жены уже не будет необходимости оставаться на острове. Пожалуй, и сам дом лучше потом продать, запредельно сбросив цену.
Поразмыслив, пришёл к выводу, что даже если предприятие сорвётся, ничего страшного не случится, и уже спокойно начал выполнять свой план. Первым делом позвонил на почту, куда до востребования приходила наша корреспонденция. Оказалось, что письмо для Лиз от нотариуса уже пришло. Сердце зачастило, и я вытер о джинсы повлажневшие ладони. Значит надо действовать прямо сейчас...
Я не был готов к этому, не думал, что всё произойдёт так быстро, но, поразмыслив, решил, что это к лучшему. Нечего тянуть! Каждый шаг просчитан. Я прекрасно представлял, что и как делать дальше.
После обеда улучил момент, добрался до ноутбука и снёс операционную систему.
Есть определённая прелесть в том, чтобы умереть молодым, в расцвете сил и красоты. Ты полон мечтаний и предвкушений, а разочарования, боль и увядание ещё не коснулись тебя. Не придётся влачить жалкое существование, мучая немощностью и болезнями себя и близких. В определённом смысле убить её будет благодеянием.
В конце концов, Лиз сама выбрала свою судьбу, я её насильно под венец не тащил. Значит к делу!
Ничего не произошло.
Мне казалось, что за мной наблюдают, но я склонялась к мысли, что это чувство вызвано моими собственными фантазиями, а не коварно подглядывающим призраком. Потопталась на ступеньке и, поправляя волосы, выбившиеся из пучка, покосилась назад, за спину, стараясь делать это незаметно. Никого.
Ну и подумаешь! Не больно надо.
Я решительно спустилась на несколько оставшихся ступеней и вышла в зал второго этажа. Пол перед окном щетинился мебельными обломками. Комната не производила такого гнетущего впечатления, как в первый раз, несмотря на беспорядок, а может даже благодаря ему: здесь не царило запустение, а что-то делалось. Мои попытки сложить всё более-менее аккуратно не дали особого результата. Разнокалиберные деревяшки невозможно было сформировать в штабель, разве что груда приобрела более компактный вид. Обозрев мизерные результаты трудов, я бросила взгляд в зеркало. Волосы торчали во все стороны, как солома из пугала, и нахально лезли в глаза. Я вынула шпильки, окончательно развалив пучок, пятернёй расчесала волосы, заплела косу, вновь посмотрела и замерла.
Она стояла за плечом.
Я узнала эти черты, но сейчас женщина не выглядела материальной, сквозь изображение явственно просвечивала стена с расплывшимся желтым пятном на штукатурке. В груди похолодело, несколько мгновений я не могла отвести глаз от зеркальной поверхности, напряжённо изучая лицо призрака, выдохнула:
– Хай, – и медленно обернулась.
Комната оказалась пуста. Я озиралась. Первое облегчение сменилось разочарованием. Может ей не понравился мой английский? Подавив нервную усмешку, вновь заставила себя повернуться к спиной к комнате. Для этого потребовалось некоторое усилие. Женщина по-прежнему глядела на меня из зазеркалья. Поколебавшись, решила продолжить общение на французском:
– Я думала, ты в комнате.
– Si, – согласилась она. – На солнце не видно.
Похожее состояние я испытывала стоя на краю обрыва: ужас в душе мешался с восторгом. Безуспешно попыталась привести в норму участившееся дыхание и спросила:
– К тебе нельзя прикасаться?
Она казалась озадаченной. Неуверенно сказала:
– Я не ожидала…
– Ты меня перепугала, – честно созналась я. – Кто ты?
Она не ответила, лишь шагнула ближе, и стала почти плечом к плечу со мной.
– Как похожи! – вырвалось у меня.
Она повернулась ко мне, пристально вглядываясь в лицо, затем возразила моему отражению:
– Ничуть.
– Нет, не лицом, – поправилась я, с неловкостью от собственной импульсивности. – Рост, фигура.
Она выслушала с джокондовской улыбкой и согласилась:
– Si, ничего особенного.
– Вот да, – с чувством подтвердила я, несколько расстроенная нашей стандартной обыкновенностью, и осторожно поинтересовалась: – Мы вторглись в твои владения?
– Люблю этот дом. Славно, что здесь снова живут люди, – задумчиво сказала она, глядя в сторону. – Рада, что у вас всё хорошо.
Я почувствовала, как жар опалил не только щёки, но и лоб. Наверняка она передвигается по всему зданию, в том числе и в нашей спальне, и могла самолично удостовериться в том насколько у нас с Чарли хорошо.
– Меня звали Рамона, – вдруг сказала она. У меня даже дыхание пресеклось, когда дошёл смысл фразы. Призрачная фигура стала прозрачной, почти невидимой.
– Не уходи! – торопливо воскликнула я. – И… прости, если я что-то делаю не так. Никогда не встречала таких, как ты. Расскажешь о себе?
Она глядела куда-то в сторону.
– Я упала…
Голос, тихий, шелестящий, отдавался множественным эхом, как в моих кошмарах, но сейчас это не напугало.
Призрак, и так полупрозрачный, бледнел на глазах, таял, растворялся в воздухе. Я в отчаянии повернулась лицом к комнате и повторила:
– Не уходи.
– Люди, – прошелестела пустота, – люди-люди-люди...
Когда голос затих, я ещё несколько минут простояла совершенно ошеломлённая этим коротким диалогом. Из ступора меня вывел голос Чарли.
Я выглянула в окно, и муж помахал мне рукой. Он приехал не один: рядом шла девушка в джинсах и яркой цветастой блузке. По виду моя ровесница, возможно даже младше. Я обрадовалась: не ожидала, что Чарли найдёт помощницу так быстро.
Сбежала на первый этаж как раз тогда, когда они входил в холл. Чарли наскоро познакомил нас и начал показывать дом. Мы ходили по комнатам, он быстро тараторил по-испански, что-то рассказывая и объясняя. Я тащилась хвостом, чувствуя себя довольно глупо. Хорошо хоть, что он обратил на это внимание, и стал обращаться не только к девушке (её звали Пилар), но и ко мне. Муж то держал меня за руку, то приобнимал за талию. Я всё равно не понимала ни слова, но почувствовала себя уверенней.
Девушка мне понравилась: аккуратная, симпатичная, она выглядела серьёзной. К сожалению, от работы она, похоже, отказалась, и Чарли снова уехал, простившись со мной такими жаркими поцелуями, что я даже смутилась, что это происходит на глазах у юной девицы.
Глава 3
Остров принадлежал второй жене отца, которую я совершенно не помнил, да и знал о ней немного: он не любил говорить о ней. Нетрудно было догадаться, что дамочка, мягко говоря, со странностями. Официально она считалась здоровой, но я не сомневался, что у бедной женщины были летучие мыши в колокольне. Достаточно одного взгляда на её дом! Мрачное сооружение, безнадёжно дорогое и неудобное, похожее скорее на персональный монастырь. Конечно, Рамона вовсе не сидела там безвылазно, а вела активную светскую жизнь, насколько это позволяли её средства. А они позволяли! Она ни в чём себе не отказывала.
Отец умел себя подать. Полагаю, хитрая испанка вышла замуж, рассчитывая на его состояние, когда почти промотала собственное. Он не верил в это и долго не терял надежды что-то найти: если не деньги, то хотя бы драгоценности. Я ненавидел этот нелепый и угрюмый дом, но первое время после её смерти мы приезжали сюда каждый год. Отец разобрал всю мебель, простучал стены, но так и не обнаружил сокровищ покойной жены. Чёрт разберёт, куда эта полоумная всё запрятала!
Отчаявшись, он прекратил бесплодные поиски, переписал бесполезное европейское имущество на меня и уехал на родину. Именно там, работая в нотариальной конторе, он ознакомился с завещанием г-на Гальперина. Русский миллионер, потеряв в аварии жену с сыном, изменил завещание в пользу внебрачной дочери, проживающей в России. По словам отца, Гальперин проходил лечение у онколога и выглядел не слишком хорошо. Я допускал, что он может прожить ещё долго, но не мог надеяться на это. Надо было спешить.
Не знаю, рискнул бы я поехать на розыски неизвестной девушки в непредсказуемую страну, но отец выяснил, что Лиза учится во Франции. Это был шанс. Я уволился и взялся за разработку золотой жилы.
Боялся, что наследница будет бегемотихой с мордой, похожей на упавший мясной пирог, но девица оказалась маленькой, тощей и блёклой как моль. Стандартные джинсы, простенький свитер, совершенно неприметное бесцветное лицо – второй раз не посмотришь. Хоть бы красилась, что ли…
На Рождественских каникулах Лиз отправилась на экскурсию по замкам Луары. Там я к ней и подкатил. Познакомиться оказалось легко. Она ничего из себя не строила, и была рада поболтать: не терпелось поделиться впечатлениями. Наши отношения развивались легко и естественно.
Рождество – замечательная пора, будто специально созданная для новых встреч, окутывающая романтической дымкой со смолистым ароматом праздника. Вышло так, что я не только влюбил Лиз в себя, но и сам увлёкся не на шутку. Вот уж чего не ожидал! Весной мы поженились. Решение не заглядывать вперёд, а жить текущим моментом и просто радоваться жизни пришло само собой. Я даже подумывал о том, чтобы оставить всё как есть, надеясь, что эта простушка, когда придёт час, разделит со мной бремя богатства, но быстро понял: это слишком ненадёжный путь. Лиз понятия не имела, кто её отец. Кто знает, как она поступит, узнав о наследстве!
Вскоре после свадьбы я привел Лиз к нотариусу и написал генеральную доверенность на имя жены и завещание в её пользу.
Я предполагал, что она сама решит сделать ответный жест, но ей это в голову не пришло. Пришлось довольно толсто намекнуть.
– У меня ничего нет! – она даже покраснела от смущения.
– Ну мало ли! Найдёшь на дороге бриллиант размером с кулак, – она прыснула, – или получишь наследство от двоюродной тётушки из Австралии, – тут я испугался, что это звучит слишком похоже на правду и быстро продолжил, – или наши начинания принесут плоды, и ты станешь миллиардершей.
Она потёрла кулачком кончик носа, вероятно чтобы спрятать улыбку, и серьёзно ответила:
– Да, ты прав, я не сообразила. В таком случае, надо оформить бумагу и для меня.
Когда мы вышли на улицу, она долго глядела под ноги, будто разыскивая обещанный бриллиант, а потом чмокнула меня в щёку и с чувством сказала:
– Знаешь Чарли, я тебе очень благодарна. Я, по сути, нищая, но ты всегда даёшь мне понять, что это преходяще и вообще не важно.
– Деньги это наживное, – легко отозвался я. – Вместе мы справимся со всеми проблемами.
Я выставил дом на торги, но за годы никто так и не польстился на непрактичную постройку, а продавать громадное сооружение за бесценок не хотелось.
Сейчас это оказалось кстати. Чтобы лишить жену всех контактов достаточно уехать на остров, а там уж подвернётся удобный способ избавиться от неё. Мало ли, что может случиться!
Не зная, чем можно заманить Лизу в заброшенный дом, я лишь в общих чертах описал это место, но жена внезапно загорелась энтузиазмом, выдвинула идею привлечения туристов и встретила мою всецелую поддержку. Всё складывалось прекрасно.
Говорят, что вернувшись туда, где провёл детство, человек часто удивляется, как всё будто уменьшилось: необъятные пространства оказываются маленькими двориками, широкие магистрали – узкими переулками, но этот дом будто вырос за те годы, что я его не видел, и подавлял меня величественной мрачностью и пустотой. Одно утешение, Лиз проявила неожиданную хозяйственную хватку, преображая его на глазах. Я с удивлением понял, что затея с туристами, совершенно неподъёмная и бредовая на первый взгляд, вполне может осуществиться и даже принести дивиденды.
Мрачный вид дома и ходившие в городке слухи о том, что место «нечистое» должны стать дополнительными приманками. Пожалуй, и впрямь стоило развернуть дело: неизвестно, сколько протянет отец Лиз.
Мне нравилась атмосфера уюта, которую создавала жена, казалось привлекательной перспектива иметь собственное дело, которое могло оказаться весьма прибыльным, но оторванность от людей вгоняла в тоску, а сама Лиз начала безумно раздражать. Меня бесило всё – от вечно растрёпанных волос до манеры таскать кроссовки с юбками. Я говорил себе, что надо ещё потерпеть – и улыбался жене. Старался почаще вывозить её в город: надо было демонстрировать наши замечательные отношения, да и приветливость давалась проще на людях.
Сообщение о смерти Гальперина я получил через интернет – не прямым текстом, естественно. Прекрасно! Настраивался на долгое ожидание, а тут вот как быстро обернулось! Надо срочно брать управление судьбой в свои руки. Законникам найти Лиз труда не составит, у меня мало времени.
Но как вытравить из сердца непрошеную жалость? Подлую штуку сыграл с Лиз папочка! Мало того, что изначально бросил, так ещё некстати проявил неумеренную щедрость спустя годы. Ведь неплохая девчонка! Могла себе найти парня попроще, и из неё получилась бы замечательная мать и хранительница семейного очага.
Последнее соображение заставило взглянуть на жену другими глазами. Хотелось бы, чтоб она родила мне сына? Только не это! Уж слишком Лиз бесцветная и невыразительная. Обладая деньгами, я смогу себе позволить куда более эффектную женщину.
Если рассудить по справедливости, зачем юной девице состояние? Она должна создавать семью, рожать, воспитывать детей и поддерживать уют в доме, а такие деньги только развращают.
Как нанять киллера я не представлял, да и боялся шантажа. Надо самому.
Трудно объяснить, какие чувства я испытывал, глядя на жену. Стройная гибкая фигурка, тонкая хрупкая шея… При мысли, что надо будет её убивать, меня охватывала паника и к горлу подкатывал кислый комок. Я даже представить процесс не мог, а ведь надо всё сделать так, чтобы не вызвать подозрений! Нет, не смогу!
Понимание того, что отец убил вторую жену, снизошло на меня внезапным откровением лет пять назад, но так идеально вписалось в общую картину мироздания, безукоризненно соответствуя и характеру отца, и внешним обстоятельствам, что я даже удивился, как не сообразил раньше и почему никому, кроме меня, такое очевидное умозаключение не пришло в голову. Знание это вызывало болезненное любопытство, смешанное с уважением, но с отцом мы никогда об этом не говорили, не хотелось ставить его в неловкое положение из-за явной бессмысленности содеянного. Но он сумел, а я не слабее и не глупее. Совершенно мальчишеское желание утереть нос родителю – кто с ним незнаком?
Меня раздирали противоречивые чувства, и я не понимал, что делать дальше, только знал, что буду удачливее своего отца. Должен быть.
План уже созрел. Идея появилась внезапно, и показалась вполне осуществимой. Конечно, она не гарантировала результат, многое оставляя на волю случайности, но тут уже от меня зависит, как сделать всё так, чтобы свести вероятность неудачи к минимуму. Зато, если всё получится, не придётся марать руки убийством, всё случится само.
Ничего нельзя упустить. Я настолько погрузился в обдумывание мельчайших деталей, что не сумел сдержать эмоций, когда заметил в случайной газете упоминание об отце Лиз. Она, конечно, ничего не заподозрила.
Мебельные обломки на лестнице будто сплелись и проросли друг в друга, и многие предметы приходилось выдирать из общей массы – совершенно бессмысленное занятие. Я боялся оступиться на узких ступенях. Казалось, что кто-то пристально всматривается в меня, стоя за спиной. Нарастало раздражение. Так и подмывало сорваться и наорать на Лиз, но сейчас это могло всё испортить.
После смерти жены уже не будет необходимости оставаться на острове. Пожалуй, и сам дом лучше потом продать, запредельно сбросив цену.
Поразмыслив, пришёл к выводу, что даже если предприятие сорвётся, ничего страшного не случится, и уже спокойно начал выполнять свой план. Первым делом позвонил на почту, куда до востребования приходила наша корреспонденция. Оказалось, что письмо для Лиз от нотариуса уже пришло. Сердце зачастило, и я вытер о джинсы повлажневшие ладони. Значит надо действовать прямо сейчас...
Я не был готов к этому, не думал, что всё произойдёт так быстро, но, поразмыслив, решил, что это к лучшему. Нечего тянуть! Каждый шаг просчитан. Я прекрасно представлял, что и как делать дальше.
После обеда улучил момент, добрался до ноутбука и снёс операционную систему.
Есть определённая прелесть в том, чтобы умереть молодым, в расцвете сил и красоты. Ты полон мечтаний и предвкушений, а разочарования, боль и увядание ещё не коснулись тебя. Не придётся влачить жалкое существование, мучая немощностью и болезнями себя и близких. В определённом смысле убить её будет благодеянием.
В конце концов, Лиз сама выбрала свою судьбу, я её насильно под венец не тащил. Значит к делу!
