Сытно ее накормила, а после обмыла. Высунуть нос за дополнительными дровишками она заставила Эдмонда, чем дала его другу еще один маленький повод для шутки, мол, Эд ни одной женщине отказать не может, будь она хоть млада, хоть стара. Чем заслужил честь сделать еще мази из трав… Эдмонд в это время торжествовал, наблюдая за непередаваемыми эмоциями на лице друга. Настигла все-таки его кара!
Позже, когда старушка сама натерла руки девочки мазью и шаловливо мазнула ей еще и кончик носа, девочка, наконец, смогла как следует рассмотреть мужчин. Каких–то особых мыслей по поводу пожара у нее не было. Сказать о том, что она любила свой дом и своего отца она не могла — слишком уж неприятные воспоминания об этом месте, но даже так… Даже сама мысль о том, что из–за нее погиб человек, внушала ей ужас. Неужели она убила отца? Что будет дальше? Куда ей теперь податься?
Чтобы не дать девочке погрузиться в подобные мысли, Эдмонд старался с ней разговаривать. Старался. Потому как даже не представлял, о чем можно было бы с ней заговорить. Задавал какие–то странные, как потом выразился друг, вопросы, принимая Лазетт за маленького неразумного ребенка. Тут уж Эдмонд возмутился, мол, а как еще он может ее воспринимать? Друг на это лишь закатил глаза и предпочел не развивать тему, а старушка вновь улыбалась каким–то своим мыслям.
Признаться честно, Эдмонд пытался не воспринимать Лазетт как ребенка, но это было тщетно… Уже скоро она станет взрослой и абсолютно самостоятельной девушкой, всего лишь через пару тройку- лет… Но как, прикажете вы, относиться к тому, кто так неосмотрительно практиковал магию на улице? Эдмонд не мог иначе… Однако сейчас у него, по крайней мере, была возможность рассмотреть девочку. Хотя, признаться честно, ничего необычного в ней не было. Рыженькая, зеленоглазая, худоватая, что не удивительно — и, пожалуй, все.
К вечеру метель пошла на убыль, и старушка предположила, что к утру она совсем стихнет. Эти слова невероятно обрадовали мужчин, так уставших от вынужденного безделья. Старушка поинтересовалась у девочки, есть ли ей куда податься? Может, родственники какие дальние имеются? На что Лазетт отрицательно покачала головой. Даже если они и есть, ей о них ничего неизвестно, поэтому она не знает, куда пойдет. Она вообще говорила мало, больше слушала и думала. Эдмонд решил, что все это нормально после всего пережитого. Еще бы, ведь она чуть не сгорела заживо!
Как бы невзначай Эдмонд поинтересовался, не хочет ли она пока побыть его гостьей? До тех пор, пока сама не решит уйти, — тут же уточнил он, скорее для себя и остальных взрослых, чем для девочки. Она, казалось, последние его слова не услышала вовсе или не обратила на них внимания. Кто ж знает.
Старушка сказала, что это, возможно, неплохое решение. Хоть мир слегка посмотрит — не всю жизнь ведь в этом захолустье прозябать. Ни Эдмонд, ни Генри не стали возражать против такого комментария, и девочка согласилась.
Женщина тут же засуетилась, начала рыться в прикроватном сундуке. Спустя пару минут она выудила оттуда маленькое платье, заявив, что когда–то его носила ее дочь. Вещь была не новой, но хорошо сохранилась. За ней явно бережно ухаживали, а после старались лишний раз не тревожить.
Лазетт улыбнулась старушке. Ей было невозможно не улыбаться, столько радости было на ее добродушном, морщинистом лице. Женщина настояла, чтобы девочка обязательно надела это платье, ведь все ее вещи сгорели, а лохмотья, которые та все же предпочла надеть — могли быть неправильно поняты окружающими — будто мужчина купил ее на невольничьем рынке. Да и негоже будущей девушке носить подобное! Сам Эдмонд не мог не согласиться с таким заявлением.
Из того же сундука на свет была вытащена книга. Вероятно, та самая, о которой рассказывала старушка днем ранее. Она действительно видела лучшие времена и, честно говоря, была уже практически непригодна для чтения, но женщина так настаивала на том, чтобы ее тоже взяли, что ни девочка, ни Эдмонд не смогли бы ей отказать… Старушка даже потребовала от мужчины слово, что он будет хорошо заботиться о Лазетт и смотрела так проникновенно, пытливо, будто могла читать мысли, и Эдмонд снова не смог отказать.
Разговор было решено окончить, потому как время было уже позднее, что–то все засиделись. Эдмонд чувствовал себя уставшим за день настолько, что слово «смертельно» как нельзя точно обозначало уровень усталости. И хотя мысли все еще одолевали его голову, он знал, что сегодня сумеет крепко уснуть. Наутро обнаружилось, что старушка покинула этот свет. Эдмонд, уже успевший к ней слегка привязаться, испытал странные чувства. На лице бабули застыла счастливая улыбка, так что он мог надеяться, что покинула она их со спокойным сердцем.
Почти вся дорога до города прошла в молчании. Генри остался организовывать похороны, а Эда и девочку выпроводил, сославшись на то, что не стоит травмировать хрупкую детскую психику еще больше. С этим Эдмонд был согласен. Он вызвал дилижанс, чтобы побыстрее и с комфортом добраться домой, а заодно поднять девочке настроение. Ну, или хотя бы попытаться сделать это, потому как ни кучер, ни лошади не заставили девочку сказать хоть слово, не говоря уж о том, чтобы улыбнуться. Лазетт, хотя и смотрела в окошко, но с явным безразличием — и не липла к стеклу, как обычно делают дети. Эдмонд безуспешно пытался разговорить ее. Если ей задавали вопросы — она односложно отвечала, если мужчина что–то комментировал, то и вовсе никак не реагировала.
Хотелось, конечно, списать все на шок. В самом деле, слишком много ужасных событий произошло — оставалось надеяться, что это не окажет на психику девочки необратимых последствий. Ну да, как же… Она же отца родного сожгла. Кратковременный шок может оказаться меньшей из проблем после такого.
Заниматься в дилижансе было особо нечем. Все виды из окна он десять раз уже видел, а поговорить с девочкой никак не получалось. Оставалось либо думать — а он уже начинал бояться это делать — либо рассматривать Лазетт.
Сама девочка, казалось, никакого внимания на него не обращала и равнодушным взглядом пялилась в окно, спрятав нос в воротник пальто — его, Эдмонда, пальто, между прочим. В повозке было довольно прохладно, но мужчина успокаивал себя тем, что ехать им не особо далеко — замерзнуть он успеть не должен. Наблюдая за тем, как она кутается в воротник в неуклюжих попытках согреться, он стал обдумывать все вопросы, вызванные их будущим совместным проживанием… Первым делом необходимо купить девочке одежду. И не только теплую — домашние вещи, подаренные покойной старушкой, смотрелись слишком уж мешковато.
Эдмонд мысленно застонал — оставалось надеяться, что девочка проявит в этом некоторую самостоятельность. Потому что покупать ей белье он явно не был готов…
Еще было необходимо заняться обучением Лазетт. Из разговоров со старушкой Эдмонд понял, что девочке сложно давалось все это, и особых успехов в чтении и письме у нее не было… Придется наверстать упущенное. К счастью, уж учитель-то из него выйдет получше, чем из бабки… Хотя, если Лазетт в будущем захочет овладеть магией — в чем Эдмонд пока не был до конца уверен — то одними чтением и письмом дело не ограничится…
Ну, и самый большой вопрос вызывали пока мысли о ее дневном досуге. Понятное дело, держать ее взаперти он не станет, а значит, было бы неплохо помочь девочке с выбором занятий… Чем вообще занимаются в ее возрасте? Вроде как, она была уже слишком большой для детских игрушек — кукол там всяких — и слишком маленькой для походов в гости к друзьям.
«Которых у нее и нет», — мысленно добавил Эдмонд и вздохнул.
За размышлениями Эдмонд и не заметил, что девочка перестала рассматривать одинаково зимний пейзаж и теперь также смотрит на него. Спокойно, без улыбки, без слез…
«Как кукла», — великодушно подсказало сознание, и мужчина не мог не согласиться с подобным сравнением.
«А может она всегда такой и была», — пронеслась в голове еще одна мысль. Вряд ли это действительно было так, и он сейчас сидит и придумывает небылицы… Дети так себя не должны вести. Однако, если бы кто–то спросил сейчас, как же по его мнению должны вести себя дети, он бы тоже не ответил. Потому что слишком плохо себе это представлял и никогда не интересовался.
Что же творится сейчас в этой маленькой головке? О чем она думает? Не жалеет ли, что согласилась поехать в неизвестность с незнакомым человеком? На мгновение, всего лишь на краткий миг, Эдмонду показалось, что он увидел тоску на ее лице… Эх, не такие эмоции должны испытывать дети. Их удел — радость, веселье, восторг и мечты. Особенно последнее.
Интересно, о чем могла мечтать Лазетт до их встречи?
Неожиданно в памяти всплыла картина того, когда он впервые ее увидел. Тогда, на снегу, лежали… Какие-то собаки? Вроде бы это были собаки… Что же произошло в тот день?
Последний вопрос он произнес вслух, внимательно наблюдая за реакцией девочки. Лазетт слегка поморщилась, явно раздумывая, отвечать ли ей. Потом вновь уткнулась носиком в воротник и отвернулась к окну… Да уж, чему тут удивляться? Полез в личное, да еще и ответа какого-то ждал…
Каково же было его удивление, когда ответ он все-таки услышал. Тихий, и до невозможного короткий: «Хотела согреть».
Это не было ответом на вопрос, что он задал. Это был ответ на другой, невысказанный им вопрос: «Для чего ей понадобилось пользоваться магией?».
А еще Эдмонд сейчас чувствовал себя глупым и обманутым. Причем обманул себя сам, что обидно вдвойне, а то и втройне.
Если бы он знал, что Лазетт ответит ему, спросил бы что–то другое. А так получалось, что он ничего нового для себя не узнал, а лишь подтвердил очевидное… Хотя, может девочка потому и ответила, что ей не пришлось много и долго объяснять. Можно ли считать, что для первого раза это тоже сойдет? Можно — решил успокоить себя мужчина. У них еще будет время узнать друг друга получше, нет смысла торопиться.
В прочем, «время» всегда было для Эдмонда весьма растяжимым понятием, ни к чему толком не привязанным. И именно поэтому он всегда опаздывал на все свои встречи, даже если выходил на них заранее. То, что жизнь у жизнь у большинства людей была расписана буквально по минутам, его особо не заботило.
А сейчас Эдмонд решил попробовать снова. И, кто знает, вдруг у него получится. Потому как в их отношении Лазетт «время», похоже, было одно из важнейших составляющих.
Однако погрузиться в свои мысли ему не дали, потому как дилижанс наконец прибыл в пункт назначения. Девочка сидела, закутавшись в пальто настолько, что из–за поднятого воротника видно было лишь одни глаза, и вопросительно смотрела на Эдмонда. Он догадался, что девочка не знает, добрались ли они до места, могли ведь и остановиться… Эдмонд первым выбрался на улицу и подал девочке руку. — По этикету тебе нужно взять меня за руку, — подсказал мужчина, наблюдая за ее растерянной мордашкой. Смутилась, но взялась за руку.
Появилось чувство дежавю.
Дом Лазетт не слишком впечатлил — похоже, она совсем не была удивлена, взволнована или что–либо еще в таком духе. А если и была, то на её лице и поведении это никак не отражалось. Разве что она старалась ничего не касаться… Это могло быть проявлением робости, аккуратности или простого нежелания.
Эдмонд заметил это, но решил ничего не говорить, а понаблюдать еще. Взяв из рук девочки свое пальто, он предложил ей пройтись по дому и осмотреться. К его немалому удивлению, она действительно начала ходить и заглядывать во все комнаты подряд… то есть, вроде бы он и сам это предложил, но почему-то думал, что она покачает головой и все.
Первой комнатой, в которую попала Лазетт, оказалась гостиная. «Зал», как её назвал Эдмонд. Здесь был большой камин, который, кстати, неплохо было бы разжечь. За пару дней дом отсутствия хозяина дом успел остыть, и теперь здесь было холодновато…
Пока горе-хозяин разжигал камин, он продолжал скрытно наблюдать за девочкой. Камин ту мало заинтересовал, а вот книжный шкаф приковал ее взгляд к себе на достаточно долгое время. Похоже, Лазетт пыталась разглядеть подписи на корешках книг, но так, чтобы он не понял, что она на них смотрит… Но, в конечном счете, ей, похоже, не удалось разобрать названия, и на ее обычно бесстрастном личике появилось выражение разочарования, которое, к тому же быстро исчезло. Эдмонд взял это себе на заметку — читает его гостья, похоже, совсем плохо. Когда раздосадованная девочка отвернулась от шкафа, стало ясно, что больше в гостиной ее ничего не интересует. Эдмонд предложил ей пойти либо на кухню, что выполняла еще и функции столовой, либо в жилую комнатку. Подумав слегка, Лазетт вошла в кухню, заставив мужчину забеспокоиться — уже не голодна ли она? Впрочем, смотреть на кухне было не на что, а в маленькую дверцу, ведущая из кухни в кладовку, девочка даже засовываться не стала.
Последней на первом этаже оставалась жилая комнатка — очень небольшая и практически пустая — кровать, пара сундуков для вещей и пустой книжный шкаф. Это место почему-то это вдруг обрадовало девочку — Эдмонд успел заметить чуть приподнявшиеся в улыбке губы. Впрочем, улыбка достаточно быстро исчезла с ее лица, вновь сменившись обычным равнодушием. Ну, теперь, он, по крайней мере, знает, что она может проявлять эмоции — когда захочет…
Неожиданно, Лазетт спросила, где она будет жить, заставив мужчину порадоваться — а затем задуматься. На втором этаже есть еще одна жилая комната, побольше и поуютнее чем эта. Он сказал, что она может выбрать сама. Но девочка тут же ответила, что хочет остаться именно здесь — не потрудившись даже посмотреть на второй вариант.
Чем был определен выбор комнаты, Эдмонд пока еще не понимал, но надеялся, что скоро сумеет разобраться… Ну а покамест они направились на второй этаж. Обход первого этажа не занял много времени, и Эдмонд был уверен, что так же быстро все закончится и со вторым. Однако прав он оказался лишь отчасти.
Ближайшая к лестнице комната оказалась еще одной гостевой комнатой, о которой он уже упоминал. Лазетт прогулялась по ней, рассматривая большую, по ее собственным меркам, кровать, с каким–то странным выражением лица, а после с сомнением посмотрела на Эдмонда, и в завершение ошарашила мужчину словами: «Большая. Вы вчетвером на ней спите?». Она, наверняка, ничего такого не имела в виду — прикинула, сколько человек поместится на кровати — но Эд подумал он о своем и покраснел. Вот надо же — его, тридцатилетнего мужчину, вогнала в краску маленькая девочка! Стыд да и только. Не объяснять же ей, что у него иногда останавливаются, люди с большими фигурами. Настолько большими, что обычной кровати им будет маловато… В итоге он предпочел ничего не отвечать на этот вопрос. Остальную мебель девочка одарила только беглым взглядом — небольшой письменный стол и сундук для одежды… Потом она увидела окно и виде ее заинтересовал. В основном виден был сад, но совсем слегка в нем было разглядеть и улицу. Множество людей спешили по своим делам, несмотря на снег и мороз. Изредка проезжали повозки… Эдмонд даже подумал он, что Лазетт захочет изменить свой выбор и остаться в этой комнате, но в итоге она ничего не сказала и направилась к выходу.
Позже, когда старушка сама натерла руки девочки мазью и шаловливо мазнула ей еще и кончик носа, девочка, наконец, смогла как следует рассмотреть мужчин. Каких–то особых мыслей по поводу пожара у нее не было. Сказать о том, что она любила свой дом и своего отца она не могла — слишком уж неприятные воспоминания об этом месте, но даже так… Даже сама мысль о том, что из–за нее погиб человек, внушала ей ужас. Неужели она убила отца? Что будет дальше? Куда ей теперь податься?
Чтобы не дать девочке погрузиться в подобные мысли, Эдмонд старался с ней разговаривать. Старался. Потому как даже не представлял, о чем можно было бы с ней заговорить. Задавал какие–то странные, как потом выразился друг, вопросы, принимая Лазетт за маленького неразумного ребенка. Тут уж Эдмонд возмутился, мол, а как еще он может ее воспринимать? Друг на это лишь закатил глаза и предпочел не развивать тему, а старушка вновь улыбалась каким–то своим мыслям.
Признаться честно, Эдмонд пытался не воспринимать Лазетт как ребенка, но это было тщетно… Уже скоро она станет взрослой и абсолютно самостоятельной девушкой, всего лишь через пару тройку- лет… Но как, прикажете вы, относиться к тому, кто так неосмотрительно практиковал магию на улице? Эдмонд не мог иначе… Однако сейчас у него, по крайней мере, была возможность рассмотреть девочку. Хотя, признаться честно, ничего необычного в ней не было. Рыженькая, зеленоглазая, худоватая, что не удивительно — и, пожалуй, все.
К вечеру метель пошла на убыль, и старушка предположила, что к утру она совсем стихнет. Эти слова невероятно обрадовали мужчин, так уставших от вынужденного безделья. Старушка поинтересовалась у девочки, есть ли ей куда податься? Может, родственники какие дальние имеются? На что Лазетт отрицательно покачала головой. Даже если они и есть, ей о них ничего неизвестно, поэтому она не знает, куда пойдет. Она вообще говорила мало, больше слушала и думала. Эдмонд решил, что все это нормально после всего пережитого. Еще бы, ведь она чуть не сгорела заживо!
Как бы невзначай Эдмонд поинтересовался, не хочет ли она пока побыть его гостьей? До тех пор, пока сама не решит уйти, — тут же уточнил он, скорее для себя и остальных взрослых, чем для девочки. Она, казалось, последние его слова не услышала вовсе или не обратила на них внимания. Кто ж знает.
Старушка сказала, что это, возможно, неплохое решение. Хоть мир слегка посмотрит — не всю жизнь ведь в этом захолустье прозябать. Ни Эдмонд, ни Генри не стали возражать против такого комментария, и девочка согласилась.
Женщина тут же засуетилась, начала рыться в прикроватном сундуке. Спустя пару минут она выудила оттуда маленькое платье, заявив, что когда–то его носила ее дочь. Вещь была не новой, но хорошо сохранилась. За ней явно бережно ухаживали, а после старались лишний раз не тревожить.
Лазетт улыбнулась старушке. Ей было невозможно не улыбаться, столько радости было на ее добродушном, морщинистом лице. Женщина настояла, чтобы девочка обязательно надела это платье, ведь все ее вещи сгорели, а лохмотья, которые та все же предпочла надеть — могли быть неправильно поняты окружающими — будто мужчина купил ее на невольничьем рынке. Да и негоже будущей девушке носить подобное! Сам Эдмонд не мог не согласиться с таким заявлением.
Из того же сундука на свет была вытащена книга. Вероятно, та самая, о которой рассказывала старушка днем ранее. Она действительно видела лучшие времена и, честно говоря, была уже практически непригодна для чтения, но женщина так настаивала на том, чтобы ее тоже взяли, что ни девочка, ни Эдмонд не смогли бы ей отказать… Старушка даже потребовала от мужчины слово, что он будет хорошо заботиться о Лазетт и смотрела так проникновенно, пытливо, будто могла читать мысли, и Эдмонд снова не смог отказать.
Разговор было решено окончить, потому как время было уже позднее, что–то все засиделись. Эдмонд чувствовал себя уставшим за день настолько, что слово «смертельно» как нельзя точно обозначало уровень усталости. И хотя мысли все еще одолевали его голову, он знал, что сегодня сумеет крепко уснуть. Наутро обнаружилось, что старушка покинула этот свет. Эдмонд, уже успевший к ней слегка привязаться, испытал странные чувства. На лице бабули застыла счастливая улыбка, так что он мог надеяться, что покинула она их со спокойным сердцем.
Глава 6. Дорога в неизвестность
Почти вся дорога до города прошла в молчании. Генри остался организовывать похороны, а Эда и девочку выпроводил, сославшись на то, что не стоит травмировать хрупкую детскую психику еще больше. С этим Эдмонд был согласен. Он вызвал дилижанс, чтобы побыстрее и с комфортом добраться домой, а заодно поднять девочке настроение. Ну, или хотя бы попытаться сделать это, потому как ни кучер, ни лошади не заставили девочку сказать хоть слово, не говоря уж о том, чтобы улыбнуться. Лазетт, хотя и смотрела в окошко, но с явным безразличием — и не липла к стеклу, как обычно делают дети. Эдмонд безуспешно пытался разговорить ее. Если ей задавали вопросы — она односложно отвечала, если мужчина что–то комментировал, то и вовсе никак не реагировала.
Хотелось, конечно, списать все на шок. В самом деле, слишком много ужасных событий произошло — оставалось надеяться, что это не окажет на психику девочки необратимых последствий. Ну да, как же… Она же отца родного сожгла. Кратковременный шок может оказаться меньшей из проблем после такого.
Заниматься в дилижансе было особо нечем. Все виды из окна он десять раз уже видел, а поговорить с девочкой никак не получалось. Оставалось либо думать — а он уже начинал бояться это делать — либо рассматривать Лазетт.
Сама девочка, казалось, никакого внимания на него не обращала и равнодушным взглядом пялилась в окно, спрятав нос в воротник пальто — его, Эдмонда, пальто, между прочим. В повозке было довольно прохладно, но мужчина успокаивал себя тем, что ехать им не особо далеко — замерзнуть он успеть не должен. Наблюдая за тем, как она кутается в воротник в неуклюжих попытках согреться, он стал обдумывать все вопросы, вызванные их будущим совместным проживанием… Первым делом необходимо купить девочке одежду. И не только теплую — домашние вещи, подаренные покойной старушкой, смотрелись слишком уж мешковато.
Эдмонд мысленно застонал — оставалось надеяться, что девочка проявит в этом некоторую самостоятельность. Потому что покупать ей белье он явно не был готов…
Еще было необходимо заняться обучением Лазетт. Из разговоров со старушкой Эдмонд понял, что девочке сложно давалось все это, и особых успехов в чтении и письме у нее не было… Придется наверстать упущенное. К счастью, уж учитель-то из него выйдет получше, чем из бабки… Хотя, если Лазетт в будущем захочет овладеть магией — в чем Эдмонд пока не был до конца уверен — то одними чтением и письмом дело не ограничится…
Ну, и самый большой вопрос вызывали пока мысли о ее дневном досуге. Понятное дело, держать ее взаперти он не станет, а значит, было бы неплохо помочь девочке с выбором занятий… Чем вообще занимаются в ее возрасте? Вроде как, она была уже слишком большой для детских игрушек — кукол там всяких — и слишком маленькой для походов в гости к друзьям.
«Которых у нее и нет», — мысленно добавил Эдмонд и вздохнул.
За размышлениями Эдмонд и не заметил, что девочка перестала рассматривать одинаково зимний пейзаж и теперь также смотрит на него. Спокойно, без улыбки, без слез…
«Как кукла», — великодушно подсказало сознание, и мужчина не мог не согласиться с подобным сравнением.
«А может она всегда такой и была», — пронеслась в голове еще одна мысль. Вряд ли это действительно было так, и он сейчас сидит и придумывает небылицы… Дети так себя не должны вести. Однако, если бы кто–то спросил сейчас, как же по его мнению должны вести себя дети, он бы тоже не ответил. Потому что слишком плохо себе это представлял и никогда не интересовался.
Что же творится сейчас в этой маленькой головке? О чем она думает? Не жалеет ли, что согласилась поехать в неизвестность с незнакомым человеком? На мгновение, всего лишь на краткий миг, Эдмонду показалось, что он увидел тоску на ее лице… Эх, не такие эмоции должны испытывать дети. Их удел — радость, веселье, восторг и мечты. Особенно последнее.
Интересно, о чем могла мечтать Лазетт до их встречи?
Неожиданно в памяти всплыла картина того, когда он впервые ее увидел. Тогда, на снегу, лежали… Какие-то собаки? Вроде бы это были собаки… Что же произошло в тот день?
Последний вопрос он произнес вслух, внимательно наблюдая за реакцией девочки. Лазетт слегка поморщилась, явно раздумывая, отвечать ли ей. Потом вновь уткнулась носиком в воротник и отвернулась к окну… Да уж, чему тут удивляться? Полез в личное, да еще и ответа какого-то ждал…
Каково же было его удивление, когда ответ он все-таки услышал. Тихий, и до невозможного короткий: «Хотела согреть».
Это не было ответом на вопрос, что он задал. Это был ответ на другой, невысказанный им вопрос: «Для чего ей понадобилось пользоваться магией?».
А еще Эдмонд сейчас чувствовал себя глупым и обманутым. Причем обманул себя сам, что обидно вдвойне, а то и втройне.
Если бы он знал, что Лазетт ответит ему, спросил бы что–то другое. А так получалось, что он ничего нового для себя не узнал, а лишь подтвердил очевидное… Хотя, может девочка потому и ответила, что ей не пришлось много и долго объяснять. Можно ли считать, что для первого раза это тоже сойдет? Можно — решил успокоить себя мужчина. У них еще будет время узнать друг друга получше, нет смысла торопиться.
В прочем, «время» всегда было для Эдмонда весьма растяжимым понятием, ни к чему толком не привязанным. И именно поэтому он всегда опаздывал на все свои встречи, даже если выходил на них заранее. То, что жизнь у жизнь у большинства людей была расписана буквально по минутам, его особо не заботило.
А сейчас Эдмонд решил попробовать снова. И, кто знает, вдруг у него получится. Потому как в их отношении Лазетт «время», похоже, было одно из важнейших составляющих.
Однако погрузиться в свои мысли ему не дали, потому как дилижанс наконец прибыл в пункт назначения. Девочка сидела, закутавшись в пальто настолько, что из–за поднятого воротника видно было лишь одни глаза, и вопросительно смотрела на Эдмонда. Он догадался, что девочка не знает, добрались ли они до места, могли ведь и остановиться… Эдмонд первым выбрался на улицу и подал девочке руку. — По этикету тебе нужно взять меня за руку, — подсказал мужчина, наблюдая за ее растерянной мордашкой. Смутилась, но взялась за руку.
Появилось чувство дежавю.
Глава 7. Дом, милый дом
Дом Лазетт не слишком впечатлил — похоже, она совсем не была удивлена, взволнована или что–либо еще в таком духе. А если и была, то на её лице и поведении это никак не отражалось. Разве что она старалась ничего не касаться… Это могло быть проявлением робости, аккуратности или простого нежелания.
Эдмонд заметил это, но решил ничего не говорить, а понаблюдать еще. Взяв из рук девочки свое пальто, он предложил ей пройтись по дому и осмотреться. К его немалому удивлению, она действительно начала ходить и заглядывать во все комнаты подряд… то есть, вроде бы он и сам это предложил, но почему-то думал, что она покачает головой и все.
Первой комнатой, в которую попала Лазетт, оказалась гостиная. «Зал», как её назвал Эдмонд. Здесь был большой камин, который, кстати, неплохо было бы разжечь. За пару дней дом отсутствия хозяина дом успел остыть, и теперь здесь было холодновато…
Пока горе-хозяин разжигал камин, он продолжал скрытно наблюдать за девочкой. Камин ту мало заинтересовал, а вот книжный шкаф приковал ее взгляд к себе на достаточно долгое время. Похоже, Лазетт пыталась разглядеть подписи на корешках книг, но так, чтобы он не понял, что она на них смотрит… Но, в конечном счете, ей, похоже, не удалось разобрать названия, и на ее обычно бесстрастном личике появилось выражение разочарования, которое, к тому же быстро исчезло. Эдмонд взял это себе на заметку — читает его гостья, похоже, совсем плохо. Когда раздосадованная девочка отвернулась от шкафа, стало ясно, что больше в гостиной ее ничего не интересует. Эдмонд предложил ей пойти либо на кухню, что выполняла еще и функции столовой, либо в жилую комнатку. Подумав слегка, Лазетт вошла в кухню, заставив мужчину забеспокоиться — уже не голодна ли она? Впрочем, смотреть на кухне было не на что, а в маленькую дверцу, ведущая из кухни в кладовку, девочка даже засовываться не стала.
Последней на первом этаже оставалась жилая комнатка — очень небольшая и практически пустая — кровать, пара сундуков для вещей и пустой книжный шкаф. Это место почему-то это вдруг обрадовало девочку — Эдмонд успел заметить чуть приподнявшиеся в улыбке губы. Впрочем, улыбка достаточно быстро исчезла с ее лица, вновь сменившись обычным равнодушием. Ну, теперь, он, по крайней мере, знает, что она может проявлять эмоции — когда захочет…
Неожиданно, Лазетт спросила, где она будет жить, заставив мужчину порадоваться — а затем задуматься. На втором этаже есть еще одна жилая комната, побольше и поуютнее чем эта. Он сказал, что она может выбрать сама. Но девочка тут же ответила, что хочет остаться именно здесь — не потрудившись даже посмотреть на второй вариант.
Чем был определен выбор комнаты, Эдмонд пока еще не понимал, но надеялся, что скоро сумеет разобраться… Ну а покамест они направились на второй этаж. Обход первого этажа не занял много времени, и Эдмонд был уверен, что так же быстро все закончится и со вторым. Однако прав он оказался лишь отчасти.
Ближайшая к лестнице комната оказалась еще одной гостевой комнатой, о которой он уже упоминал. Лазетт прогулялась по ней, рассматривая большую, по ее собственным меркам, кровать, с каким–то странным выражением лица, а после с сомнением посмотрела на Эдмонда, и в завершение ошарашила мужчину словами: «Большая. Вы вчетвером на ней спите?». Она, наверняка, ничего такого не имела в виду — прикинула, сколько человек поместится на кровати — но Эд подумал он о своем и покраснел. Вот надо же — его, тридцатилетнего мужчину, вогнала в краску маленькая девочка! Стыд да и только. Не объяснять же ей, что у него иногда останавливаются, люди с большими фигурами. Настолько большими, что обычной кровати им будет маловато… В итоге он предпочел ничего не отвечать на этот вопрос. Остальную мебель девочка одарила только беглым взглядом — небольшой письменный стол и сундук для одежды… Потом она увидела окно и виде ее заинтересовал. В основном виден был сад, но совсем слегка в нем было разглядеть и улицу. Множество людей спешили по своим делам, несмотря на снег и мороз. Изредка проезжали повозки… Эдмонд даже подумал он, что Лазетт захочет изменить свой выбор и остаться в этой комнате, но в итоге она ничего не сказала и направилась к выходу.
