В итоге взяла с табурета, стоящего на самом видном месте коробку и подала Тихону. – Вот, передала тебе подарок от профкома института. Получай!
– Ух ты! От самого товарища Профкома Институтыча! Здорово! А где расписаться в получении?
– Не знаю, Тиша, это вам, молодым, виднее. В профкоме вашем, я думаю. После праздника зайди и спроси у них. Что ты бабку пытаешь, я уже старая, в институтах ваших сроду не училась, откуда мне знать, где тебе расписываться, если я не помню позавтракала я сегодня или нет!
В коробке из-под женских сапог оказалась ещё одна коробка поменьше, завёрнутая в грубую крафтовую бумагу и перевязанная красной тесьмой. Под ней лежал синий шарф ручной вязки. Тихон провёл рукой по шарфу, развязал тесьму, развернул и открыл коробку. Внутри лежала открытка с изображением улыбающейся ракеты, стилизованной под ку-клукс-клановский капюшон с ножками от телевизора в напольном исполнении. Облетая Землю, ракета с надписью «СССР» на борту, оставляла витиеватый искрящийся инверсионный след, складывающийся в поздравление «С Новым Годом!» Из трёх иллюминаторов, высунулись по пояс в безвоздушное пространство и махали варежками дед Мороз, Снегурочка и заяц из мультика «Ну, погоди!», которому на этот раз надолго удалось избавиться от преследований волка. Весь объём меньшей коробки занимали незатейливые стеклянные ёлочные игрушки – на ватной подложке с картонными переборками в два ряда были уложены стеклянные шарики – девять красных и девять золотых.
Тихон перевернул открытку и прочёл текст, написанный аккуратным, по-детски вензелеобразным почерком: «Дорогой Тихон Вячеславович! – Обращение состояло из букв разных цветов фломастера, остальное было написано шариковой ручкой с фиолетовым стержнем – Поздравляю Вас с самым светлым и добрым праздником зимы! Желаю Сибирского Здоровья, Удачи, Любви и Счастья в Личной жизни! Светлана».
Рита держала ёлочку пока Болт снимал куртку и разувался.
– Хороша! Сам наряжал?
– Нет, Снегурочка помогала.
– Какая Снегурочка? Колись! А где она? Почему ты не с ней?
– Ей надо деду помогать. Так много вопросов! Может, выпьем?
– Выпьем! А в сумке что? Шторы подшивать принёс?
– Шторы, конечно! Какая ты догадливая! Сколько осталось до Курантов? – спросил Болт, расстёгивая молнию сумки.
– Минут сорок. Тридцать семь, – отступив шаг назад, и взглянув в комнату, ответила Рита.
– Успеем, – успокоился Тихон, доставая из сумки большую эмалированную миску, покрытую местной очень чёрно-белой ордена «Знак Почёта» газетой «Путь Ильича», – держи!
– Что это?
– Давай, пока ёлку подержу. Неси на кухню и возвращайся!
– Ого, да это же оливье! – удивилась через три секунды из кухни хозяйка.
– Иди, Рита, сюда!
– Иду.
– Держи! – Тихон подал ещё одну миску поменьше, как и первая, завёрнутую в газету.
– А это селёдка под шубой?
– Откуда ты всё знаешь?
– Логично же!
– Нет, не угадала. Это просто селёдка. Без шубы. Совсем голая! Даже без собственного серебристого платья. Я её раздел… Так, а теперь надо подумать, как поставить ёлку.
– Я о другом думаю – ты принёс столько еды, а у меня своей – полный холодильник, и ещё холодец на балконе. Куда нам столько?
– А помоганцев не будет?
– Каких афганцев?
– Помоганцев, говорю! У тебя гости-то будут?
– Могут быть, но они тоже с пустыми руками не ходят. Ну, ты даёшь! Тихон, короче, пока всё не съедим, я тебя отсюда не выпущу!
– Мне послезавтра на работу.
– Ничего не знаю!
Хозяйка отлучилась переодеться. В праздничном платье она была восхитительна! Лиф веером от левого плеча к правому и к поясу так же, как и расклешённая юбка от пояса к низу были набраны из чередующихся клиньев чёрной, белой, светло- и тёмно-серой ткани с блёстками люрекса. Спина – голая.
– Ну, как тебе? – спросила Гринёва, после полного разворота на носках, обнаружившего четыре разреза юбки и полное отсутствие нижнего белья под ней.
– Во! – показал два лайка Тихон. – На рыбку похожа.
К Рите никто не пришёл. Несколько раз звонили, поздравляли.
Тогда обычный проводной телефон был роскошью, номеров не хватало, телефонный аппарат имелся только в одной или двух квартирах на подъезд. Когда отец Риты вышел в начальники цеха, его стали часто дёргать на аварии и авралы. По ночам и в выходные за ним приезжала дежурка. Лимит на связь в микрорайоне к тому времени был исчерпан, но две свободные пары нашлись в соседнем доме, весь первый этаж которого занимала детская поликлиника. Через дорогу перекинули десятку – связисты поймут. Второй номер достался новому соседу с третьего этажа – мелкому чиновнику из Исполкома, пробившему эту схему.
Звонившие, соответственно, тоже были не каменщиками, не слесарями и не токарями, раз у них дома имелись телефоны.
– ...Ладно, Сашенька, спасибо, я тебе тоже желаю нового счастья в наступающем году… Нет, не получится, у меня родственники приехали из Харькова. Давай завтра встретимся… Или знаешь, как лучше сделаем – в субботу приходи, хорошо? Только чур без подар-ков, договорились? Ну, всё, пока! Целую!
Тихон не знал, как относиться к услышанному. Рита уже третьего гостя отшила. Говорила в трубку громко, не таясь. Понятно было, что не будь Тихона, все эти Сашки и Наташки с Ленками сидели бы уже за этим столом.
– Рит, может, ты зря этому Александру отказываешь, мало ли…
– Ой, во-первых, это Александра, а не Александр. Учились в одной группе. Во-вторых, она такая болтушка, что мы будем слушать только её. Она телевизор заглушит! И в третьих… Ну, короче ладно, давай уже готовиться. Шампанское пора открывать.
– Да, пожалуй, уже можно… А что ты хотела ещё сказать?
– Ничего.
– Ну, как! Ты же сказала: «А в третьих…»
– А в третьих, я, Болтик, сама разберусь, кого привечать, а кого отваживать, не дави на меня, пожалуйста!
Когда было решено выключить телевизор, Рита показала Болту его полотенце и халат. Всё было махровым. Полотенце голубое, а халат, в комплект к махровым тапкам, предложенным ещё на входе – синий. Выйдя из душа, Тихон обратил внимание на огромные размеры застеленного дивана.
– С лёгким паром!
– Спасибо!
– Ложись, я быстро, – сказала хозяйка и юркнула в ванную.
Постель тоже была синяя. Шёлковая простыня и пододеяльник оказались непривычно скользкими…
Ночью снились всякие мерзости. Заяц с гипертрофированными резцами и в очках из мультика про Винни-Пуха с Носовским Незнайкой никак не могли доставить на Луну мешки с новогодними подарками тамошней детворе. Уже на третий круг заходили, а космодром всё не давал посадки по погодным условиям. Причём трагикомичность ситуации заключалась в том, что над морем Дождей светило солнце, а над материковой территорией шёл нескончаемый кислотный дождь! Болт был дежурным руководителем полётов ЦУПа в Хьюстоне, и вся ответственность за лунную миссию была возложена на него.
Проблема состояла в том, что Незнайка не знал английского, а Заяц Хитрука ни фига не понимал в технике пилотирования. Он путал основополагающие понятия баллистики и аэродинамики – не отличал крен от тангажа, свечу от пике и форсаж от флюгирования. Только в самый последний момент, когда до столкновения с поверхностью Луны оставались считанные секунды, Болт сообразил перейти на русский и истошным голосом на непечатном, но очень убедительном языке подал приказ. Незнайка понял, что требовалось, нажал нужную кнопку и космический корабль выправил траекторию спуска. Угроза катастрофы миновала.
– Тише! – крикнул с нотками испуга в голосе Заяц, поправив очки на переносице. – Что с тобой, Тиша?
– Иди на х.., бестолочь травоядная, из-за тебя чуть не въе...сь!
– Тиша!... Тихон, слышишь меня?
Заяц стал дробно колотить по видеокамере лапами и от этого в Хьюстоне микрофон пару раз больно ударил Болта по щеке… Причём удары были нокаутирующие и руководитель полётов упал навзничь на что-то мягкое и скользкое, как медуза.
Открыв глаза, он с удивлением обнаружил на потолке ЦУПа несуразно-вычурную люстру в псевдо-средневековом стиле.
– Что с ними?
– С кем, Тиша?
– Уй!.. Рита, я что, говорил во сне?
– Ты так громко матерился, что соседи включили свет! Боюсь, они вызовут милицию.
– Ёлки зелёные! Нельзя было в детстве «Технику Молодёжи» читать!
– Почему?
– Потому что всем мужикам теперь бабы голые снятся, а мне какие-то марсиане в космических кораблях. И что я говорил?
– Боюсь, что не смогу этого повторить.
– Извини, я больше не буду.
– Будешь, куда ты теперь денешься! – хитро улыбнулась в темноте Рита. – Слушай, а для меня это новость. Я не знала, что ты умеешь материться.
– Ну, ты много всякого обо мне могла не знать.
– Да? И чего ещё я не знаю, давай уж сразу выкладывай!
– Например, я… умею вышивать крестиком.
– Серьёзно?
– Пока точно не скажу, но во сне всякое случается.
– Не, ну я под впечатлением – такие многоэтажные конструкции! Никогда в школе не слышала от тебя даже намёка!
– Школа – это детство – классики, пистоны, салочки… Есть другая школа. В армии не такому научат!
– Ты в армии так с солдатами разговаривал?
– Так с нами наш комбат разговаривал. Майор, разжалованный из полковников. И мы его понимали. Любой язык можно выучить за неделю в экстремальной ситуации. Давай ещё поспим!
– Ну, давай поспим. – Рита откинулась на подушку.
– Иди ка сюда…
Следующий раз Болт проснулся от того, что по его ногам вдруг поползли мухи. Он укутался полностью в одеяло, оставив только нос, но мухи кусали его и под одеялом, и в нос. Стоп! Какие мухи, зима ведь!
– Ну? Чего молчишь? Пошли меня куда посылал. Я схожу, с удовольствием схожу!
– Ри! Та! Ну, что ты делаешь! Такой сон был!
– Какой сон? Снова звездулётами управлял?
– Нет.
– А что? Крестиком вышивал?
– Рита, мы сколько сегодня спали в сумме?
– Ну, ты же у нас математиком в школе был, вот и посчитай через интеграл.
– О, ты, оказывается, тоже материться умеешь!
– Умею, когда по-другому люди не понимают… Слу-у-ушай, а ты почему мне контрольную не дал тогда списать?
– Когда? Какую контрольную?
– В десятом была рубежная контрольная по алгебре из районо.
– Не помню никакой контрольной – ни рубежной, ни зарубежной. И я действительно не дал тебе списать?
– Да!
– Какая же я сволочь!
– Ты меня тогда поразил, я долго была в шоке.
– А хочешь дежавю?
– Я шампанского хочу! Какое дежавю?
– А вот ты у меня сейчас попроси списать контрольную – я опять не дам!
– Э-эх! Ладно, вставай, завтрак готов! Я зря мясо разогревала? Шампанское откроем…
– Не хочу шампанского!
– А что хочет Масик?
По ноге Тихона снова побежала муха.
– Ну что ты делаешь! – Болт дёрнулся.
– Щекотки боишься? Ой, как обидно! А я бы тебя пощекотала! Вот здесь. Или здесь…
– Гринёва! Дай отдохнуть, честное слово!
– Так! Вставай давай, Болт, завтрак на столе! Праздник проспим! Мне нужна компания, я одна не пью. И есть хочется.
– Вставай, Болт! Болт всю ночь вставал! Сжалься, ненасытная!
Рита поднялась с кровати, запахнула халатик и пошла на кухню.– А ты знаешь, что тебя искали?
– Кто? Соседи вызвали милицию?
– Какая-то Света.
– Света? Какая Света?
– Позвонила девушка. Приятный голос.
– И что? – Болт сел на край кровати и стал натягивать брюки.
– Поздоровалась, представилась, поздравила меня, поинтересовалась, когда освободится Тихон Вячеславович. Она попросила… Это твоя человечка?
– Что она попросила?
– Не скажу! Иди умывайся, жаркое стынет!
В первом часу дня первого января тремя точками, тремя тире и снова тремя точками прозвенел дверной звонок.
– Это папка! – Рита побежала встречать в прихожую.
– С наступившим, доченька! Держи, это тебе от деда Мороза подарок, а это от нас с мамкой.
Грузный Михаил Евсеевич зашёл в комнату, а мама с дочкой ещё лобызались и шептались в прихожей.
– О, Тихон, здравствуй! С Новым Годом, тебя, дружок! С новым счастьем!
– Спасибо, и Вам здоровья!
Широко расставив ноги, Евсеевич угнездился на венский стул и стал оглядывать сервировку праздничного стола. Стул испуганно скрипнул и продолжал кряхтеть всякий раз, когда седок совершал на нём эволюции.
– Ну, а что ж вы вдвоём, где остальные гости?
– Разошлись уже, отсыпаются по своим домам, – вошла Рита.
– Правильно, всю ночь гуляли – теперь полдня отоспаться нужно! – из-за спины дочери вышла с хитрой улыбкой маленькая сухонькая Людмила Сергеевна. – С наступившим, Тишенька! – и, оглядев стол сразу распорядилась: – Давай ка, Ритуля, оливье добавим, папа сейчас эту салатницу поставит себе и всё. Да, пап?
– Легко! Ну что, шампанского?
– Миша, куда ты торопишься! Иди сначала руки помой!
Миша утвердительно тряхнул указательным пальцем, под жалобный стон стула встал и безропотно направился в ванную.
После фужера шампанского и пяти рюмок армянского коньяка Болт решил, что пора и честь знать.
– Ну, пожалуй, пойду. Надо ещё дядю Степана поздравить.
Михаил Евсеевич подорвался было встать, но взмолившийся венский стул его разубедил. Гринёв только повернулся в сторону Болта корпусом выше ватерлинии. Что-то хотел сказать, но, поймав взгляд Людмилы Сергеевны, осёкся и потянулся за коньяком...
Стёпка Болтинов с Мишкой Гринёвым выросли вместе. На одной улице жили. Город тогда был одноэтажный. Двухэтажной была только школа и горком партии. Играли в казаков-разбойников, катались зимой на санках в овраг, подкладывали патроны на рельсы, ходили драться с пацанами из-за канавы. Потом учились в одной школе. Но в разных классах. Степа шёл на год вперёд. Позже ухаживали вместе за девушками. Одну даже не поделили. От серьёзного конфликта спасло лишь то обстоятельство, что она отвергла обоих.
В «фазанку» – фабрично-заводское училище, так тогда называли профессионально-технические училища, которые после ускорения, гласности и перестройки все сплошь стали лицеями, поступили в один год. Но на разные специальности. Михаил пошёл учиться на электрика и слесаря контрольно-измерительной аппаратуры, а Степан – на газоэлектросварщика.
Потом их призвали в Красную Армию. Она уже была переименована в Советскую, но народ ещё не привык и многие называли по старинке. Служили Родине тогда долго. Не год, как сейчас и не два, как Тихон служил.
Вокруг Москвы, согласно новой оборонительной доктрине, в те годы создавался ракетный щит противовоздушной обороны. Требовалось очень много бетона и арматуры, чтобы строить шахты для всякой «Сатаны». Варить арматурные каркасы этих шахт пришлось Степану, призванному на три года в стройбат.
Михаилу повезло меньше, он попал на флот и служил четыре года. Сначала его хотели отправить под Ленинград в Сертолово. Был уже «покупатель» из танковой учебки, который уточнил Мишкину анкету, что-то записал в блокнот, заверил его в успехе дела и даже рассказал, в каких чистейших озёрах среди хвойных лесов он будет купаться летом. Однако, когда уже попрощались с родственниками, и матери с мокрыми глазами остались по другую сторону закрывшихся ворот военкомата, объявили построение. Зачитали двенадцать фамилий. Приказали выйти из строя названным призывникам, остальных погрузили в армейские грузовики и отвезли на вокзал.
– Ух ты! От самого товарища Профкома Институтыча! Здорово! А где расписаться в получении?
– Не знаю, Тиша, это вам, молодым, виднее. В профкоме вашем, я думаю. После праздника зайди и спроси у них. Что ты бабку пытаешь, я уже старая, в институтах ваших сроду не училась, откуда мне знать, где тебе расписываться, если я не помню позавтракала я сегодня или нет!
В коробке из-под женских сапог оказалась ещё одна коробка поменьше, завёрнутая в грубую крафтовую бумагу и перевязанная красной тесьмой. Под ней лежал синий шарф ручной вязки. Тихон провёл рукой по шарфу, развязал тесьму, развернул и открыл коробку. Внутри лежала открытка с изображением улыбающейся ракеты, стилизованной под ку-клукс-клановский капюшон с ножками от телевизора в напольном исполнении. Облетая Землю, ракета с надписью «СССР» на борту, оставляла витиеватый искрящийся инверсионный след, складывающийся в поздравление «С Новым Годом!» Из трёх иллюминаторов, высунулись по пояс в безвоздушное пространство и махали варежками дед Мороз, Снегурочка и заяц из мультика «Ну, погоди!», которому на этот раз надолго удалось избавиться от преследований волка. Весь объём меньшей коробки занимали незатейливые стеклянные ёлочные игрушки – на ватной подложке с картонными переборками в два ряда были уложены стеклянные шарики – девять красных и девять золотых.
Тихон перевернул открытку и прочёл текст, написанный аккуратным, по-детски вензелеобразным почерком: «Дорогой Тихон Вячеславович! – Обращение состояло из букв разных цветов фломастера, остальное было написано шариковой ручкой с фиолетовым стержнем – Поздравляю Вас с самым светлым и добрым праздником зимы! Желаю Сибирского Здоровья, Удачи, Любви и Счастья в Личной жизни! Светлана».
Рита держала ёлочку пока Болт снимал куртку и разувался.
– Хороша! Сам наряжал?
– Нет, Снегурочка помогала.
– Какая Снегурочка? Колись! А где она? Почему ты не с ней?
– Ей надо деду помогать. Так много вопросов! Может, выпьем?
– Выпьем! А в сумке что? Шторы подшивать принёс?
– Шторы, конечно! Какая ты догадливая! Сколько осталось до Курантов? – спросил Болт, расстёгивая молнию сумки.
– Минут сорок. Тридцать семь, – отступив шаг назад, и взглянув в комнату, ответила Рита.
– Успеем, – успокоился Тихон, доставая из сумки большую эмалированную миску, покрытую местной очень чёрно-белой ордена «Знак Почёта» газетой «Путь Ильича», – держи!
– Что это?
– Давай, пока ёлку подержу. Неси на кухню и возвращайся!
– Ого, да это же оливье! – удивилась через три секунды из кухни хозяйка.
– Иди, Рита, сюда!
– Иду.
– Держи! – Тихон подал ещё одну миску поменьше, как и первая, завёрнутую в газету.
– А это селёдка под шубой?
– Откуда ты всё знаешь?
– Логично же!
– Нет, не угадала. Это просто селёдка. Без шубы. Совсем голая! Даже без собственного серебристого платья. Я её раздел… Так, а теперь надо подумать, как поставить ёлку.
– Я о другом думаю – ты принёс столько еды, а у меня своей – полный холодильник, и ещё холодец на балконе. Куда нам столько?
– А помоганцев не будет?
– Каких афганцев?
– Помоганцев, говорю! У тебя гости-то будут?
– Могут быть, но они тоже с пустыми руками не ходят. Ну, ты даёшь! Тихон, короче, пока всё не съедим, я тебя отсюда не выпущу!
– Мне послезавтра на работу.
– Ничего не знаю!
Глава 21. ДВА ОДИНОЧЕСТВА
Хозяйка отлучилась переодеться. В праздничном платье она была восхитительна! Лиф веером от левого плеча к правому и к поясу так же, как и расклешённая юбка от пояса к низу были набраны из чередующихся клиньев чёрной, белой, светло- и тёмно-серой ткани с блёстками люрекса. Спина – голая.
– Ну, как тебе? – спросила Гринёва, после полного разворота на носках, обнаружившего четыре разреза юбки и полное отсутствие нижнего белья под ней.
– Во! – показал два лайка Тихон. – На рыбку похожа.
К Рите никто не пришёл. Несколько раз звонили, поздравляли.
Тогда обычный проводной телефон был роскошью, номеров не хватало, телефонный аппарат имелся только в одной или двух квартирах на подъезд. Когда отец Риты вышел в начальники цеха, его стали часто дёргать на аварии и авралы. По ночам и в выходные за ним приезжала дежурка. Лимит на связь в микрорайоне к тому времени был исчерпан, но две свободные пары нашлись в соседнем доме, весь первый этаж которого занимала детская поликлиника. Через дорогу перекинули десятку – связисты поймут. Второй номер достался новому соседу с третьего этажа – мелкому чиновнику из Исполкома, пробившему эту схему.
Звонившие, соответственно, тоже были не каменщиками, не слесарями и не токарями, раз у них дома имелись телефоны.
– ...Ладно, Сашенька, спасибо, я тебе тоже желаю нового счастья в наступающем году… Нет, не получится, у меня родственники приехали из Харькова. Давай завтра встретимся… Или знаешь, как лучше сделаем – в субботу приходи, хорошо? Только чур без подар-ков, договорились? Ну, всё, пока! Целую!
Тихон не знал, как относиться к услышанному. Рита уже третьего гостя отшила. Говорила в трубку громко, не таясь. Понятно было, что не будь Тихона, все эти Сашки и Наташки с Ленками сидели бы уже за этим столом.
– Рит, может, ты зря этому Александру отказываешь, мало ли…
– Ой, во-первых, это Александра, а не Александр. Учились в одной группе. Во-вторых, она такая болтушка, что мы будем слушать только её. Она телевизор заглушит! И в третьих… Ну, короче ладно, давай уже готовиться. Шампанское пора открывать.
– Да, пожалуй, уже можно… А что ты хотела ещё сказать?
– Ничего.
– Ну, как! Ты же сказала: «А в третьих…»
– А в третьих, я, Болтик, сама разберусь, кого привечать, а кого отваживать, не дави на меня, пожалуйста!
Когда было решено выключить телевизор, Рита показала Болту его полотенце и халат. Всё было махровым. Полотенце голубое, а халат, в комплект к махровым тапкам, предложенным ещё на входе – синий. Выйдя из душа, Тихон обратил внимание на огромные размеры застеленного дивана.
– С лёгким паром!
– Спасибо!
– Ложись, я быстро, – сказала хозяйка и юркнула в ванную.
Постель тоже была синяя. Шёлковая простыня и пододеяльник оказались непривычно скользкими…
Ночью снились всякие мерзости. Заяц с гипертрофированными резцами и в очках из мультика про Винни-Пуха с Носовским Незнайкой никак не могли доставить на Луну мешки с новогодними подарками тамошней детворе. Уже на третий круг заходили, а космодром всё не давал посадки по погодным условиям. Причём трагикомичность ситуации заключалась в том, что над морем Дождей светило солнце, а над материковой территорией шёл нескончаемый кислотный дождь! Болт был дежурным руководителем полётов ЦУПа в Хьюстоне, и вся ответственность за лунную миссию была возложена на него.
Проблема состояла в том, что Незнайка не знал английского, а Заяц Хитрука ни фига не понимал в технике пилотирования. Он путал основополагающие понятия баллистики и аэродинамики – не отличал крен от тангажа, свечу от пике и форсаж от флюгирования. Только в самый последний момент, когда до столкновения с поверхностью Луны оставались считанные секунды, Болт сообразил перейти на русский и истошным голосом на непечатном, но очень убедительном языке подал приказ. Незнайка понял, что требовалось, нажал нужную кнопку и космический корабль выправил траекторию спуска. Угроза катастрофы миновала.
– Тише! – крикнул с нотками испуга в голосе Заяц, поправив очки на переносице. – Что с тобой, Тиша?
– Иди на х.., бестолочь травоядная, из-за тебя чуть не въе...сь!
– Тиша!... Тихон, слышишь меня?
Заяц стал дробно колотить по видеокамере лапами и от этого в Хьюстоне микрофон пару раз больно ударил Болта по щеке… Причём удары были нокаутирующие и руководитель полётов упал навзничь на что-то мягкое и скользкое, как медуза.
Открыв глаза, он с удивлением обнаружил на потолке ЦУПа несуразно-вычурную люстру в псевдо-средневековом стиле.
– Что с ними?
– С кем, Тиша?
– Уй!.. Рита, я что, говорил во сне?
– Ты так громко матерился, что соседи включили свет! Боюсь, они вызовут милицию.
– Ёлки зелёные! Нельзя было в детстве «Технику Молодёжи» читать!
– Почему?
– Потому что всем мужикам теперь бабы голые снятся, а мне какие-то марсиане в космических кораблях. И что я говорил?
– Боюсь, что не смогу этого повторить.
– Извини, я больше не буду.
– Будешь, куда ты теперь денешься! – хитро улыбнулась в темноте Рита. – Слушай, а для меня это новость. Я не знала, что ты умеешь материться.
– Ну, ты много всякого обо мне могла не знать.
– Да? И чего ещё я не знаю, давай уж сразу выкладывай!
– Например, я… умею вышивать крестиком.
– Серьёзно?
– Пока точно не скажу, но во сне всякое случается.
– Не, ну я под впечатлением – такие многоэтажные конструкции! Никогда в школе не слышала от тебя даже намёка!
– Школа – это детство – классики, пистоны, салочки… Есть другая школа. В армии не такому научат!
– Ты в армии так с солдатами разговаривал?
– Так с нами наш комбат разговаривал. Майор, разжалованный из полковников. И мы его понимали. Любой язык можно выучить за неделю в экстремальной ситуации. Давай ещё поспим!
– Ну, давай поспим. – Рита откинулась на подушку.
– Иди ка сюда…
Следующий раз Болт проснулся от того, что по его ногам вдруг поползли мухи. Он укутался полностью в одеяло, оставив только нос, но мухи кусали его и под одеялом, и в нос. Стоп! Какие мухи, зима ведь!
– Ну? Чего молчишь? Пошли меня куда посылал. Я схожу, с удовольствием схожу!
– Ри! Та! Ну, что ты делаешь! Такой сон был!
– Какой сон? Снова звездулётами управлял?
– Нет.
– А что? Крестиком вышивал?
– Рита, мы сколько сегодня спали в сумме?
– Ну, ты же у нас математиком в школе был, вот и посчитай через интеграл.
– О, ты, оказывается, тоже материться умеешь!
– Умею, когда по-другому люди не понимают… Слу-у-ушай, а ты почему мне контрольную не дал тогда списать?
– Когда? Какую контрольную?
– В десятом была рубежная контрольная по алгебре из районо.
– Не помню никакой контрольной – ни рубежной, ни зарубежной. И я действительно не дал тебе списать?
– Да!
– Какая же я сволочь!
– Ты меня тогда поразил, я долго была в шоке.
– А хочешь дежавю?
– Я шампанского хочу! Какое дежавю?
– А вот ты у меня сейчас попроси списать контрольную – я опять не дам!
– Э-эх! Ладно, вставай, завтрак готов! Я зря мясо разогревала? Шампанское откроем…
– Не хочу шампанского!
– А что хочет Масик?
По ноге Тихона снова побежала муха.
– Ну что ты делаешь! – Болт дёрнулся.
– Щекотки боишься? Ой, как обидно! А я бы тебя пощекотала! Вот здесь. Или здесь…
– Гринёва! Дай отдохнуть, честное слово!
– Так! Вставай давай, Болт, завтрак на столе! Праздник проспим! Мне нужна компания, я одна не пью. И есть хочется.
– Вставай, Болт! Болт всю ночь вставал! Сжалься, ненасытная!
Рита поднялась с кровати, запахнула халатик и пошла на кухню.– А ты знаешь, что тебя искали?
– Кто? Соседи вызвали милицию?
– Какая-то Света.
– Света? Какая Света?
– Позвонила девушка. Приятный голос.
– И что? – Болт сел на край кровати и стал натягивать брюки.
– Поздоровалась, представилась, поздравила меня, поинтересовалась, когда освободится Тихон Вячеславович. Она попросила… Это твоя человечка?
– Что она попросила?
– Не скажу! Иди умывайся, жаркое стынет!
Глава 22. СТАРАЯ ГВАРДИЯ
В первом часу дня первого января тремя точками, тремя тире и снова тремя точками прозвенел дверной звонок.
– Это папка! – Рита побежала встречать в прихожую.
– С наступившим, доченька! Держи, это тебе от деда Мороза подарок, а это от нас с мамкой.
Грузный Михаил Евсеевич зашёл в комнату, а мама с дочкой ещё лобызались и шептались в прихожей.
– О, Тихон, здравствуй! С Новым Годом, тебя, дружок! С новым счастьем!
– Спасибо, и Вам здоровья!
Широко расставив ноги, Евсеевич угнездился на венский стул и стал оглядывать сервировку праздничного стола. Стул испуганно скрипнул и продолжал кряхтеть всякий раз, когда седок совершал на нём эволюции.
– Ну, а что ж вы вдвоём, где остальные гости?
– Разошлись уже, отсыпаются по своим домам, – вошла Рита.
– Правильно, всю ночь гуляли – теперь полдня отоспаться нужно! – из-за спины дочери вышла с хитрой улыбкой маленькая сухонькая Людмила Сергеевна. – С наступившим, Тишенька! – и, оглядев стол сразу распорядилась: – Давай ка, Ритуля, оливье добавим, папа сейчас эту салатницу поставит себе и всё. Да, пап?
– Легко! Ну что, шампанского?
– Миша, куда ты торопишься! Иди сначала руки помой!
Миша утвердительно тряхнул указательным пальцем, под жалобный стон стула встал и безропотно направился в ванную.
После фужера шампанского и пяти рюмок армянского коньяка Болт решил, что пора и честь знать.
– Ну, пожалуй, пойду. Надо ещё дядю Степана поздравить.
Михаил Евсеевич подорвался было встать, но взмолившийся венский стул его разубедил. Гринёв только повернулся в сторону Болта корпусом выше ватерлинии. Что-то хотел сказать, но, поймав взгляд Людмилы Сергеевны, осёкся и потянулся за коньяком...
Стёпка Болтинов с Мишкой Гринёвым выросли вместе. На одной улице жили. Город тогда был одноэтажный. Двухэтажной была только школа и горком партии. Играли в казаков-разбойников, катались зимой на санках в овраг, подкладывали патроны на рельсы, ходили драться с пацанами из-за канавы. Потом учились в одной школе. Но в разных классах. Степа шёл на год вперёд. Позже ухаживали вместе за девушками. Одну даже не поделили. От серьёзного конфликта спасло лишь то обстоятельство, что она отвергла обоих.
В «фазанку» – фабрично-заводское училище, так тогда называли профессионально-технические училища, которые после ускорения, гласности и перестройки все сплошь стали лицеями, поступили в один год. Но на разные специальности. Михаил пошёл учиться на электрика и слесаря контрольно-измерительной аппаратуры, а Степан – на газоэлектросварщика.
Потом их призвали в Красную Армию. Она уже была переименована в Советскую, но народ ещё не привык и многие называли по старинке. Служили Родине тогда долго. Не год, как сейчас и не два, как Тихон служил.
Вокруг Москвы, согласно новой оборонительной доктрине, в те годы создавался ракетный щит противовоздушной обороны. Требовалось очень много бетона и арматуры, чтобы строить шахты для всякой «Сатаны». Варить арматурные каркасы этих шахт пришлось Степану, призванному на три года в стройбат.
Михаилу повезло меньше, он попал на флот и служил четыре года. Сначала его хотели отправить под Ленинград в Сертолово. Был уже «покупатель» из танковой учебки, который уточнил Мишкину анкету, что-то записал в блокнот, заверил его в успехе дела и даже рассказал, в каких чистейших озёрах среди хвойных лесов он будет купаться летом. Однако, когда уже попрощались с родственниками, и матери с мокрыми глазами остались по другую сторону закрывшихся ворот военкомата, объявили построение. Зачитали двенадцать фамилий. Приказали выйти из строя названным призывникам, остальных погрузили в армейские грузовики и отвезли на вокзал.
