Из багажа предписывалось забрать мыльно-рыльный комплект – зубные щётки, бритвы, помазки. Позволялось взять книги, если у кого были – все посмотрели на Коняку, и запрещалось оставлять продукты – все посмотрели на Пирогова.
– А деньги с собой брать? – вылетел вопрос из четвёртого взвода.
– Уржанов, ты чё, совсем дурак? – ответил строй голосом Лежняева.
– Деньги? – Турсун наклонился к уху краснолицего пузатого прапорщика – начальника склада, что-то сказал ему и, получив ответ, подтверждённый тремя кивками головы, продолжил – Мы находимся в армии, с этого дня состоим на довольствии и полном обеспечении. Проживание в лагере, баня, турники и прокат лопаты – бесплатно. Можете взять пару рублей на сигареты и коржики. Крупные суммы с собой брать нежелательно.
– Это получается – под надзор прапорщика этого бабки в чемодане оставлять?
– Что-то мне его лицо хитрое не нравится, доверия не внушает.
– Тебе, Уржанов, оставить в чемодане дешевле получится – просадишь, билет в Алма-Ату не на что купить будет.
– Прекратили разговоры в строю! Нам будет выделен сейф.
– А ключ у кого?
Уржанов внешнее был похож на артиста Толоконникова, сыгравшего Шарикова в «Собачьем сердце» несколькими годами позже, являлся его земляком, а манерой общения напоминал сам этот персонаж. Сейчас, когда доводится смотреть этот фильм, всегда Уржанова вспоминаю. Забавный был парень. Добродушный и бесшабашный. Всегда улыбка на лице. Он обладал редким даром – оказываться в центре всех негативных событий.
В первый день, сразу после мандатной комиссии, распределившей свежий набор по пяти ротам курса, при одном из первых построений, происходившем на плацу перед казармой под высокими старыми тополями, ему удалось угодить под добрую порцию вороньих экскрементов. Одеты мы тогда были ещё по-гражданке. Как ни затирал Серёга вороний подарок, а светлая клякса на плече его коричневого пиджака всё равно осталась. Но большой беды в этом не было, ходить по гражданке оставалось два дня. Сколько всяких шуток было отпущено на этот счёт! И генеральская звезда ему теперь светит, и же?нится он непременно первым в роте. Но отличиться ему довелось в другом. Первая самоволка, первый наряд вне очереди, первая двойка, первый синяк под глазом, первая потерянная фуражка – в автобусе забыл. Все эти лавры прибрал Уржанов.
На отчисление он тоже попал первым. В конце второго семестра, в мае вместе с Пилипенко Андрюхой пришли они выпившими из увала и прямо на КПП нарвались на замначальника военного цикла, целого гвардии подполковника. Стали с ним пререкаться, хотя могли бы проскользнуть незамеченными – козырнули бы, дыхание задержали и всё. Да ещё и слово «гвардии» не добавили при обращении по званию. А Житинский этого не прощал! Все знали, что он млел, когда курсанты отвечали правильно: «Так точно, товарищ гвардии подполковник!» Принималась и лесть, когда добавляли звезду на погоны: «Есть, тврщ гварди плковник! Разрешите идти?»
– Идите, товарищ курсант! И следите, чтобы верхняя пуговица была всегда застёгнута!
Серёгу тогда спасать прилетел отец из столицы Казахстана. Он трудился большой шишкой в тамошнем Аэропорту. С Андрюхой попрощались, его отмазать было некому.
А то место под тополем, где вороны свили гнездо мы заметили, это было легко – оно всегда изрядно выделялось светлыми кляксами на асфальте, и в дальнейшем, при построении, делали технологический разрыв между третьим и четвёртым взводами с поправкой на разлёт и ветер.
Чемоданы сдали и полегчало. Не нужно теперь их таскать всюду с собой, от дождя прятать. Самые сообразительные припрятали футболки. На всякий случай. Просто надели их на себя под гимнастёрку и по уставу застегнули все пуговицы, чтобы не спалиться. Позже, когда ходили в самоволки, эти футболки очень пригодились, на них образовалась очередь.
Оставалось последнее – парадка. Сдать её полагалось туда же, куда и чемоданы.
На складе ничего не знали о плечиках и вешалках. Нам предлагалось сложить парадки, ботинки, сорочки, фуражки и галстуки в гофровые коробки из-под макарон и прочей снеди, заблаговременно принесённые из продовольственного склада. Коробки следовало подписать и сдать на хранение. Некоторые уже приступили к упаковке, как вдруг, в недрах копошащейся курсантской массы родился первый возглас недовольства:
– А не пошли бы вы на хер, отцы командиры!
И тут сразу всем стало очевидно, что действие, которое нам предлагалось произвести в отношении собственных новых парадок, не влезало ни плашмя, ни боком ни в какие рамки приличия и здравого смысла. Как можно абсолютно новую форму, в которой предстояло съездить на каникулы, проходить весь третий курс и выйти на дембель, сложить мокрой и грязной в такой же мокрый ящик и обречь её истлевание!
– Мужики, она же сгниёт к чёртовой матери за месяц, плесенью покроется!
– Точно сгниёт, мокрая, а на складе и oкон-то нет, не просохнет.
– А потом мы в жёваных штанах поедем домой? Здесь же ни розеток, ни утюгов нет.
Нас пробовали успокоить, убедить. Однако, аргументы были откровенно слабыми. Потом решили надавить – это, дескать, приказ и он не обсуждается, но маслом огонь не погасить. Бунт начался с истошного крика Ланцета:
– Су-ка-а-а! Они нам ящики из-под тушёнки дали! У меня фура вся в солидоле!
– Па-ли-и-ин, и у меня китель в этой дерьме!
Это пострадал Борька, наш азиатский товарищ Бархан Ауэзов.
Бархан был мне симпатичен с первого курса. Красивое, в меру скуластое лицо. Густые чёрные волосы. Всегда опрятен, прилежен. Хорошо учился, схватывал на лету и предметы и социальные моменты. Пользовался, между прочим, успехом у барышень.
Первое время веселил взвод своим жутким акцентом. Ему даже прилепили погоняло из собственного лексикона – «Нахым Пилят». Я никогда не подтрунивал, но именно от него абсолютно незаслуженно получил удар. После летних каникул, с которых Ауэзов приехал с золотым обручальным кольцом, парня как подменили. Стал раздражителен, злобен. Это теперь догадываюсь о причине, скорее всего наркота. Но тогда не был готов к жестокости и пропустил увесистую плюху. Кольцом он рассёк мне губу. В долгу я, понятно, не остался, но было неожиданно и обидно, поскольку повода не было совсем.
К дембелю он уже грамотно и чисто общался на русском. Практически без ошибок писал, лучше многих русаков! С акцентом справился, только иногда, если нервничал, мог запутаться в падеже или применить не тот род…
Оказалось, что ещё, как минимум, у пятерых случилась такая же неприятность. Что тут началось! Кто уже упаковался, стали извлекать свои вещи из коробок, осматривать их со всех сторон. Гофру стали пинать сапогами. Все существующие в русском языке бранные слова в немыслимых конфигурациях собирались в многоэтажные конструкции и обрушивались на головы прапорщиков, а также офицерского состава авиационного полка и всех их родственников, преимущественно по материнской линии.
На шум заглянул какой-то майор, явно не славянской внешности, проходивший мимо по своим майорским делам. Он пробрался через стайку наших старшин к своему прапорщику, который, увидев его, в одно мгновение созрел до состояния спелого помидора. Майор выслушал доклад, снял фуражку, протёр платочком лысину, надел фуражку, засунул платок в карман брюк, повернулся лицом к беснующейся толпе и поднял руку.
Шум заметно стих, но совсем не прекратился. Стали отчётливо слышны причитания Арутьяна, оплакивавшего свою парадку, безвременно погибшую от подлого нападения горюче-смазочных материалов. Скорбно глядя в небеса, он произносил ни то молитву, ни то проклятье на своём родном наречии.
Майор повернул голову в сторону Арутьяна и громко произнёс всего одно непонятное никому слово. Грикорчик заткнулся. Замолчали и остальные. Стали слышны карканья ворон в кронах вязов и далёкий рёв двигателей заходящего на посадку транспортника.
– Товарищи, курсанты! Я заместитель командира полка. Моя фамилия Гюрза. Приношу вам свои извинения за техническую оплошность, возникшую по вине лиц, наказанием которых я займусь лично. Сейчас вам предлагается забрать парадную форму и повесить её в палатках на просушку. Мы обязательно решим этот вопрос. Сегодня же вам будут выданы бензин, ветошь, стиральный порошок и тазы. В некоторых особо сложных случаях можем организовать услугу городской химчистки. Вопросы есть?... Вопросов нет. Хорошо. Командуйте старшина!
Не худой, неплохо сложенный, но слегка сутулый Гюрза повернулся спиной и пошёл в сторону складов. Откровенно толстый невысокий и краснолицый прапорщик засеменил за ним.
– Винни Пух и Пятачок, – хлопнув меня по плечу, показал на уходящих Кайданов.
– Похожи.
– А по какой части он заместитель, запомнили? – поинтересовался Колька Вострик.
– Наверно, по хозяйственной.
– Да, мужик серьёзный.
– И хозяйственный.
22. 01. 2017.
https://vk.com/photo31364817_457262124
Знамя полка
https://vk.com/photo31364817_457262117
Ан-12 садится
https://vk.com/photo31364817_457262094
Присяга
– А нам автомат-то на присягу дадут подержать?
– Обязательно, какая же это присяга, если калаша нет!
– А он без магазина будет?
– Зачем! С магазином. Но без патронов.
– Или с патронами, но холостыми!
– Это вряд ли. Холостыми тоже можно в толпе набедакурить.
– Значит холостых не будет?
– Не будет ни холостых, ни женатых. А ты почему интересуешься? Удумал что-то, контра недобитая?
Приблизительно в середине второй недели после переодевания была присяга. Считалось, что до присяги наш статус не позволял местному командованию знакомить нас с государственными тайнами и вообще отдавать нам, курсантам гражданского училища какие-либо приказания. Мало ли, что может приключиться.
Любое предприятие – завод, фабрика, автопарк или локомотивное депо, дабы прикрыть свой уязвимый тыл, заставляет новичков ознакомиться с правилами внутреннего распорядка и расписаться в журнале инструктажа по технике безопасности. И это правильно. Я и сам так поступал. Позже.
И всё! Потом только периодические или внеплановые – по случаю. По несчастному случаю. Или при увечье. Потом уже не имеет особого значения, что нерадивый работник отрезал себе лишний лежняевский палец циркуляркой или цепной передачей, что получил обморожение кисти первой степени, сунув руку в раструб углекислотного огнетушителя. И зачем он его вообще брал в руки в отсутствии открытого огня, угрожающего материальным ценностям, жизни или здоровью персонала! Или что, например, какой-то токарь, или фрезер, будучи нетрезв, на рабочем месте поскользнулся на замасленном траппе и, упав навзничь, расшиб себе черепушку о рычаг реверса продольной подачи, на котором, между прочим, опять же, в нарушение правил безопасности, отсутствовала шарообразная карболитовая рукоятка.
Повторяющийся из года в год ритуал, утверждённый партийными органами, призванный поддержать патриотический дух в массах и проникнуться гордостью за своё бытие каждому индивидууму, был соблюдён. Командир полка, имеющий соответственно звание полковника и все присутствующие офицеры оделись в парадную форму. Жёлтые ремни обозначали собой места, где находится или должна находиться талия.
Из Министерства обороны республики в гермокабине Ан-12-го, на чём был сделан акцент, прилетел генерал-лейтенант, роль которого в этом событии была аналогична миссии деда Мороза на новогоднем утреннике. Он прочёл пламенную напутственную речь, смысл которой сводился к необходимости защищать Родину, как собственную мать, жену или дочь. А для успешного выполнения этой мужской задачи нам требовалось до последней гайки, до каждой заклёпки на обшивке фюзеляжа изучить новые образцы летательных аппаратов, которые именно в эти дни приходят на смену устаревшим винтовым машинам.
Затем слово предоставили ветерану полка, одетому в полностью завешанную медалями и орденами форму старого образца с майорскими погонами. Повышая голос на ударных гласных он вспомнил воздушный бой над пригородом Праги в конце войны, когда ему удалось увести от трёх Мессеров подбитый транспортник Ли-2, на остатках вытекающего из пробитых баков горючего, на одном двигателе перелететь линию фронта и посадить самолёт, на борту которого находилось целое партизанское соединение, на небольшой поляне, зацепив дутиком верхушки деревьев и едва не врезавшись в сосны после пробега. Тогда некогда было учиться, три месяца – и ты пилот – лети. То ли дело сейчас! Самолёты стали комфортабельными, всепогодными, но очень сложными. Теперь, чтобы освоить всё оборудование и правильно им пользоваться, нужно три года учиться!
Процедура простая. Назвали твою фамилию – выходишь из строя и останавливаешься. На тебя вешают автомат Калашникова и ты шагаешь к покрытому бордовым бархатом столу. Там берёшь в руки красную папку с текстом присяги и открываешь её. Пять секунд пристраиваешь её перед собой – почти всем ремень автомата мешает. У некоторых перехватывает горло от торжественности момента, им приходится прокашляться. Громко и чётко, не мямля и не затухая, как «Голос Америки» в коротковолновом диапазоне, читаешь присягу. Твои сослуживцы при этом выступают в роли свидетелей. К тому же ведётся фотофиксация. Визуальное документирование. Короче, теперь не отвертишься – до последнего своего вздоха будешь любить свою Родину – Союз Советских Социалистических Республик. И только вражеская пуля может остановить действие твоей присяги!
Однако, оказалось, что жизнь конкретного бойца, которая на фронте, в бою имеет среднюю расчётную, эмпирически выверенную продолжительность – около четырёх часов, может оказаться длиннее, чем жизнь того государства, которому он присягал…
Развал Союза и пандемия инфляции застали меня в Кишинёве. Я ещё некоторое время за копейки трудился на заводе, потерявшем по политическим мотивам все заказы, и постепенно понимал, что после парада суверенитетов не уволилось всего две категории сотрудников – воры и дураки. Осознав свою принадлежность ко второй и обнаружив отсутствие возможности перевестись в первую, поскольку всё уже было разворовано, я стал крутиться. Выяснилось, что некоторая продукция завода, если её слегка подрихтовать, имеет спрос на рынке. Подсмотрел схему и включился в цепочку. Пригодилось образование. Впрочем, в моём случае достаточным было знание закона Ома и умение применять на практике коэффициент трансформации – электрический вариант золотого правила механики. Никаких тригонометрических функций и никаких интегралов от ноля до бесконечности или по замкнутому контуру! Ну, правда, нужно было ещё хорошо ориентироваться в курсе валют, знать актуальные, а лучше – угадывать перспективные котировки. Это влияло на коэффициент полезного действия моей деятельности.
К исходу второго месяца мой приработок, за вычетом накладных расходов, в двадцать пять раз превосходил в денежном выражении сумму основного заработка. Воровать ничего не понадобилось, все материалы и услуги продавались. Но речь не об этом.
В девяносто втором, менее чем за месяц до начала наиболее острой фазы войны в Приднестровье, всех мужиков собрали в кабинете начальника цеха.
– А деньги с собой брать? – вылетел вопрос из четвёртого взвода.
– Уржанов, ты чё, совсем дурак? – ответил строй голосом Лежняева.
– Деньги? – Турсун наклонился к уху краснолицего пузатого прапорщика – начальника склада, что-то сказал ему и, получив ответ, подтверждённый тремя кивками головы, продолжил – Мы находимся в армии, с этого дня состоим на довольствии и полном обеспечении. Проживание в лагере, баня, турники и прокат лопаты – бесплатно. Можете взять пару рублей на сигареты и коржики. Крупные суммы с собой брать нежелательно.
– Это получается – под надзор прапорщика этого бабки в чемодане оставлять?
– Что-то мне его лицо хитрое не нравится, доверия не внушает.
– Тебе, Уржанов, оставить в чемодане дешевле получится – просадишь, билет в Алма-Ату не на что купить будет.
– Прекратили разговоры в строю! Нам будет выделен сейф.
– А ключ у кого?
Уржанов внешнее был похож на артиста Толоконникова, сыгравшего Шарикова в «Собачьем сердце» несколькими годами позже, являлся его земляком, а манерой общения напоминал сам этот персонаж. Сейчас, когда доводится смотреть этот фильм, всегда Уржанова вспоминаю. Забавный был парень. Добродушный и бесшабашный. Всегда улыбка на лице. Он обладал редким даром – оказываться в центре всех негативных событий.
В первый день, сразу после мандатной комиссии, распределившей свежий набор по пяти ротам курса, при одном из первых построений, происходившем на плацу перед казармой под высокими старыми тополями, ему удалось угодить под добрую порцию вороньих экскрементов. Одеты мы тогда были ещё по-гражданке. Как ни затирал Серёга вороний подарок, а светлая клякса на плече его коричневого пиджака всё равно осталась. Но большой беды в этом не было, ходить по гражданке оставалось два дня. Сколько всяких шуток было отпущено на этот счёт! И генеральская звезда ему теперь светит, и же?нится он непременно первым в роте. Но отличиться ему довелось в другом. Первая самоволка, первый наряд вне очереди, первая двойка, первый синяк под глазом, первая потерянная фуражка – в автобусе забыл. Все эти лавры прибрал Уржанов.
На отчисление он тоже попал первым. В конце второго семестра, в мае вместе с Пилипенко Андрюхой пришли они выпившими из увала и прямо на КПП нарвались на замначальника военного цикла, целого гвардии подполковника. Стали с ним пререкаться, хотя могли бы проскользнуть незамеченными – козырнули бы, дыхание задержали и всё. Да ещё и слово «гвардии» не добавили при обращении по званию. А Житинский этого не прощал! Все знали, что он млел, когда курсанты отвечали правильно: «Так точно, товарищ гвардии подполковник!» Принималась и лесть, когда добавляли звезду на погоны: «Есть, тврщ гварди плковник! Разрешите идти?»
– Идите, товарищ курсант! И следите, чтобы верхняя пуговица была всегда застёгнута!
Серёгу тогда спасать прилетел отец из столицы Казахстана. Он трудился большой шишкой в тамошнем Аэропорту. С Андрюхой попрощались, его отмазать было некому.
А то место под тополем, где вороны свили гнездо мы заметили, это было легко – оно всегда изрядно выделялось светлыми кляксами на асфальте, и в дальнейшем, при построении, делали технологический разрыв между третьим и четвёртым взводами с поправкой на разлёт и ветер.
Чемоданы сдали и полегчало. Не нужно теперь их таскать всюду с собой, от дождя прятать. Самые сообразительные припрятали футболки. На всякий случай. Просто надели их на себя под гимнастёрку и по уставу застегнули все пуговицы, чтобы не спалиться. Позже, когда ходили в самоволки, эти футболки очень пригодились, на них образовалась очередь.
Оставалось последнее – парадка. Сдать её полагалось туда же, куда и чемоданы.
На складе ничего не знали о плечиках и вешалках. Нам предлагалось сложить парадки, ботинки, сорочки, фуражки и галстуки в гофровые коробки из-под макарон и прочей снеди, заблаговременно принесённые из продовольственного склада. Коробки следовало подписать и сдать на хранение. Некоторые уже приступили к упаковке, как вдруг, в недрах копошащейся курсантской массы родился первый возглас недовольства:
– А не пошли бы вы на хер, отцы командиры!
И тут сразу всем стало очевидно, что действие, которое нам предлагалось произвести в отношении собственных новых парадок, не влезало ни плашмя, ни боком ни в какие рамки приличия и здравого смысла. Как можно абсолютно новую форму, в которой предстояло съездить на каникулы, проходить весь третий курс и выйти на дембель, сложить мокрой и грязной в такой же мокрый ящик и обречь её истлевание!
– Мужики, она же сгниёт к чёртовой матери за месяц, плесенью покроется!
– Точно сгниёт, мокрая, а на складе и oкон-то нет, не просохнет.
– А потом мы в жёваных штанах поедем домой? Здесь же ни розеток, ни утюгов нет.
Нас пробовали успокоить, убедить. Однако, аргументы были откровенно слабыми. Потом решили надавить – это, дескать, приказ и он не обсуждается, но маслом огонь не погасить. Бунт начался с истошного крика Ланцета:
– Су-ка-а-а! Они нам ящики из-под тушёнки дали! У меня фура вся в солидоле!
– Па-ли-и-ин, и у меня китель в этой дерьме!
Это пострадал Борька, наш азиатский товарищ Бархан Ауэзов.
Бархан был мне симпатичен с первого курса. Красивое, в меру скуластое лицо. Густые чёрные волосы. Всегда опрятен, прилежен. Хорошо учился, схватывал на лету и предметы и социальные моменты. Пользовался, между прочим, успехом у барышень.
Первое время веселил взвод своим жутким акцентом. Ему даже прилепили погоняло из собственного лексикона – «Нахым Пилят». Я никогда не подтрунивал, но именно от него абсолютно незаслуженно получил удар. После летних каникул, с которых Ауэзов приехал с золотым обручальным кольцом, парня как подменили. Стал раздражителен, злобен. Это теперь догадываюсь о причине, скорее всего наркота. Но тогда не был готов к жестокости и пропустил увесистую плюху. Кольцом он рассёк мне губу. В долгу я, понятно, не остался, но было неожиданно и обидно, поскольку повода не было совсем.
К дембелю он уже грамотно и чисто общался на русском. Практически без ошибок писал, лучше многих русаков! С акцентом справился, только иногда, если нервничал, мог запутаться в падеже или применить не тот род…
Оказалось, что ещё, как минимум, у пятерых случилась такая же неприятность. Что тут началось! Кто уже упаковался, стали извлекать свои вещи из коробок, осматривать их со всех сторон. Гофру стали пинать сапогами. Все существующие в русском языке бранные слова в немыслимых конфигурациях собирались в многоэтажные конструкции и обрушивались на головы прапорщиков, а также офицерского состава авиационного полка и всех их родственников, преимущественно по материнской линии.
На шум заглянул какой-то майор, явно не славянской внешности, проходивший мимо по своим майорским делам. Он пробрался через стайку наших старшин к своему прапорщику, который, увидев его, в одно мгновение созрел до состояния спелого помидора. Майор выслушал доклад, снял фуражку, протёр платочком лысину, надел фуражку, засунул платок в карман брюк, повернулся лицом к беснующейся толпе и поднял руку.
Шум заметно стих, но совсем не прекратился. Стали отчётливо слышны причитания Арутьяна, оплакивавшего свою парадку, безвременно погибшую от подлого нападения горюче-смазочных материалов. Скорбно глядя в небеса, он произносил ни то молитву, ни то проклятье на своём родном наречии.
Майор повернул голову в сторону Арутьяна и громко произнёс всего одно непонятное никому слово. Грикорчик заткнулся. Замолчали и остальные. Стали слышны карканья ворон в кронах вязов и далёкий рёв двигателей заходящего на посадку транспортника.
– Товарищи, курсанты! Я заместитель командира полка. Моя фамилия Гюрза. Приношу вам свои извинения за техническую оплошность, возникшую по вине лиц, наказанием которых я займусь лично. Сейчас вам предлагается забрать парадную форму и повесить её в палатках на просушку. Мы обязательно решим этот вопрос. Сегодня же вам будут выданы бензин, ветошь, стиральный порошок и тазы. В некоторых особо сложных случаях можем организовать услугу городской химчистки. Вопросы есть?... Вопросов нет. Хорошо. Командуйте старшина!
Не худой, неплохо сложенный, но слегка сутулый Гюрза повернулся спиной и пошёл в сторону складов. Откровенно толстый невысокий и краснолицый прапорщик засеменил за ним.
– Винни Пух и Пятачок, – хлопнув меня по плечу, показал на уходящих Кайданов.
– Похожи.
– А по какой части он заместитель, запомнили? – поинтересовался Колька Вострик.
– Наверно, по хозяйственной.
– Да, мужик серьёзный.
– И хозяйственный.
22. 01. 2017.
Глава 6. ПРИСЯГА
https://vk.com/photo31364817_457262124
Знамя полка
https://vk.com/photo31364817_457262117
Ан-12 садится
https://vk.com/photo31364817_457262094
Присяга
– А нам автомат-то на присягу дадут подержать?
– Обязательно, какая же это присяга, если калаша нет!
– А он без магазина будет?
– Зачем! С магазином. Но без патронов.
– Или с патронами, но холостыми!
– Это вряд ли. Холостыми тоже можно в толпе набедакурить.
– Значит холостых не будет?
– Не будет ни холостых, ни женатых. А ты почему интересуешься? Удумал что-то, контра недобитая?
Приблизительно в середине второй недели после переодевания была присяга. Считалось, что до присяги наш статус не позволял местному командованию знакомить нас с государственными тайнами и вообще отдавать нам, курсантам гражданского училища какие-либо приказания. Мало ли, что может приключиться.
Любое предприятие – завод, фабрика, автопарк или локомотивное депо, дабы прикрыть свой уязвимый тыл, заставляет новичков ознакомиться с правилами внутреннего распорядка и расписаться в журнале инструктажа по технике безопасности. И это правильно. Я и сам так поступал. Позже.
И всё! Потом только периодические или внеплановые – по случаю. По несчастному случаю. Или при увечье. Потом уже не имеет особого значения, что нерадивый работник отрезал себе лишний лежняевский палец циркуляркой или цепной передачей, что получил обморожение кисти первой степени, сунув руку в раструб углекислотного огнетушителя. И зачем он его вообще брал в руки в отсутствии открытого огня, угрожающего материальным ценностям, жизни или здоровью персонала! Или что, например, какой-то токарь, или фрезер, будучи нетрезв, на рабочем месте поскользнулся на замасленном траппе и, упав навзничь, расшиб себе черепушку о рычаг реверса продольной подачи, на котором, между прочим, опять же, в нарушение правил безопасности, отсутствовала шарообразная карболитовая рукоятка.
Повторяющийся из года в год ритуал, утверждённый партийными органами, призванный поддержать патриотический дух в массах и проникнуться гордостью за своё бытие каждому индивидууму, был соблюдён. Командир полка, имеющий соответственно звание полковника и все присутствующие офицеры оделись в парадную форму. Жёлтые ремни обозначали собой места, где находится или должна находиться талия.
Из Министерства обороны республики в гермокабине Ан-12-го, на чём был сделан акцент, прилетел генерал-лейтенант, роль которого в этом событии была аналогична миссии деда Мороза на новогоднем утреннике. Он прочёл пламенную напутственную речь, смысл которой сводился к необходимости защищать Родину, как собственную мать, жену или дочь. А для успешного выполнения этой мужской задачи нам требовалось до последней гайки, до каждой заклёпки на обшивке фюзеляжа изучить новые образцы летательных аппаратов, которые именно в эти дни приходят на смену устаревшим винтовым машинам.
Затем слово предоставили ветерану полка, одетому в полностью завешанную медалями и орденами форму старого образца с майорскими погонами. Повышая голос на ударных гласных он вспомнил воздушный бой над пригородом Праги в конце войны, когда ему удалось увести от трёх Мессеров подбитый транспортник Ли-2, на остатках вытекающего из пробитых баков горючего, на одном двигателе перелететь линию фронта и посадить самолёт, на борту которого находилось целое партизанское соединение, на небольшой поляне, зацепив дутиком верхушки деревьев и едва не врезавшись в сосны после пробега. Тогда некогда было учиться, три месяца – и ты пилот – лети. То ли дело сейчас! Самолёты стали комфортабельными, всепогодными, но очень сложными. Теперь, чтобы освоить всё оборудование и правильно им пользоваться, нужно три года учиться!
Процедура простая. Назвали твою фамилию – выходишь из строя и останавливаешься. На тебя вешают автомат Калашникова и ты шагаешь к покрытому бордовым бархатом столу. Там берёшь в руки красную папку с текстом присяги и открываешь её. Пять секунд пристраиваешь её перед собой – почти всем ремень автомата мешает. У некоторых перехватывает горло от торжественности момента, им приходится прокашляться. Громко и чётко, не мямля и не затухая, как «Голос Америки» в коротковолновом диапазоне, читаешь присягу. Твои сослуживцы при этом выступают в роли свидетелей. К тому же ведётся фотофиксация. Визуальное документирование. Короче, теперь не отвертишься – до последнего своего вздоха будешь любить свою Родину – Союз Советских Социалистических Республик. И только вражеская пуля может остановить действие твоей присяги!
Однако, оказалось, что жизнь конкретного бойца, которая на фронте, в бою имеет среднюю расчётную, эмпирически выверенную продолжительность – около четырёх часов, может оказаться длиннее, чем жизнь того государства, которому он присягал…
Развал Союза и пандемия инфляции застали меня в Кишинёве. Я ещё некоторое время за копейки трудился на заводе, потерявшем по политическим мотивам все заказы, и постепенно понимал, что после парада суверенитетов не уволилось всего две категории сотрудников – воры и дураки. Осознав свою принадлежность ко второй и обнаружив отсутствие возможности перевестись в первую, поскольку всё уже было разворовано, я стал крутиться. Выяснилось, что некоторая продукция завода, если её слегка подрихтовать, имеет спрос на рынке. Подсмотрел схему и включился в цепочку. Пригодилось образование. Впрочем, в моём случае достаточным было знание закона Ома и умение применять на практике коэффициент трансформации – электрический вариант золотого правила механики. Никаких тригонометрических функций и никаких интегралов от ноля до бесконечности или по замкнутому контуру! Ну, правда, нужно было ещё хорошо ориентироваться в курсе валют, знать актуальные, а лучше – угадывать перспективные котировки. Это влияло на коэффициент полезного действия моей деятельности.
К исходу второго месяца мой приработок, за вычетом накладных расходов, в двадцать пять раз превосходил в денежном выражении сумму основного заработка. Воровать ничего не понадобилось, все материалы и услуги продавались. Но речь не об этом.
В девяносто втором, менее чем за месяц до начала наиболее острой фазы войны в Приднестровье, всех мужиков собрали в кабинете начальника цеха.
