Так вот мы время от времени наносим к ним визит. Не слишком часто, чтобы не спугнуть их, но берём всё, что захотим. А в последний раз за нами с их хутора даже вон эта увязалась – он ткнул пальцем через зал в рыжую девку, которая грустила на тюке возле стула-трона. Ну ещё ребята спросились – сходили до леса, что начинается в десяти милях к северу от сюда. Эти мероприятия поопасней будут. Там хватает длинноухих. Но ребятам посчастливилось – застрелили вепря, или отняли его у парочки длинноухих, разогнав тех. Не понял до конца, что там у них вышло. Но они целиком эту тушу весом фунтов в четыреста вшестером волокли на жердях десять вёрст до форта. Месяц назад также повезло, семь возов с товаром из какой-то подозрительной поставки шли обозом куда-то, может, на ярмарку, а, может, и с неё… непонятно. Мне даже кажется, что здесь не обошлось без нелюдей. Охраны при обозе толком не было – всё сплошь простолюды с древокольем. В общем, тоже, прибарахлились. Вот так. Выживаем, как видишь.
– Значит так, – Леонид сжал кулаки, глядя перед собой и старательно выговаривая слова заплетающимся языком. – С завтрашнего дня никаких больше грабежей не будет. Про поставки провианта из столицы я договорюсь. Жалованье… обсудим… Не хватало ещё… чтобы…
– Значит, не договорились мы, господин комендант, – зло прошипел Варон. – Что ж. Не думаю, что в столице будут долго справляться о тебе…
Последние слова он сопровождал уже замахом пудового кулака.
Но применить его не смог – удар ребром ладони в кадык опрокинул чернобородого на спину. Тут же с локтя получил сокрушительный удар в «зверское» лицо не успевший среагировать детина, сидящий справа от Леонида. Он за время долгой речи главаря расслабился, и потерял бдительность. Варон хрипя, хватая ртом воздух с выпученными глазами, держась за горло, свалился аккурат на храпящую рядом девицу. Зверскомордый тоже успел отключиться и повалился с тюков головой вперёд.
«Как же всё-таки я пьян, – с досадой подумал Леонид, разминая отбитое ребро ладони и оценивая обстановку в зале. – Двигаюсь медленно, как варёный рак… Сейчас надо брать под контроль»…
Сильный удар потряс его голову, и Леонид провалился во тьму.
«Какого чёрта… О-ох… как же болит… Всё болит… М-м-м… Ломит плечи. И… у-у-ух… голова. Кажется затылок… О-о-о… Цел ли у меня череп… А почему я лежу на камне… Каменный пол. Лицо почти в какой-то луже. Переместиться бы»…
Перед глазами всё плыло. Не то это было последствие удара, не то алкоголь всё ещё давал о себе знать. Тупая боль в затылке путала мысли. Всё тело затекло. Он попробовал поменять положение, но сделать этого не смог. Только спровоцировал новые всплески боли в плечах, спине и, особенно, в затылке.
Обнаружил, что руки крепко связаны за спиной. А сам он лежит в каком-то тёмном помещении на каменном полу.
Сколько пролежал он без сознания в неудобной позе, Леонид не знал. Но судя по страшно затёкшему телу – долго.
Превозмогая боль и головокружение, он кое-как поднялся на колени. И почти тут же со стоном снова завалился набок. Затем подождал, пока отойдёт затёкшее тело, прекратится одеревенение и покалывание. Вроде лучше. Только ломит… руки… плечи… и, конечно, эта голова.
«Ну что же, господин комендант. Вас можно поздравить – вы в камере собственного форта. Можете приступать к своим обязанностям. Куда это, интересно, они меня притащили?.. Впрочем, я всё равно здесь ни черта не ориентируюсь – какая разница. Удивительно, что пока ещё жив. Могли бы просто скинуть в реку или сразу прикончить на месте. Значит, у них есть ещё на меня какие-то виды. Может, Варон просто хочет покуражиться надо мной напоследок и развлечь свой сброд показательной казнью. С развлечениями здесь и вправду – не густо».
Его, конечно, обыскали. На нём, как ни странно, осталась его одежда – и кольчужная рубаха, и пояс, и даже кольчужные шоссы. Очевидно, не хотели возиться. Не хватало ножен с мечом, кинжала с перевязью и множественных поясных и заплечных сумок, которые ему даже не пришлось с себя снять на пиру. Теперь всё это исчезло.
Леонид попытался ещё раз подняться – ноги у него были не связаны. И на сей раз ему это удалось. Его камера, а, пожалуй, даже комната была невелика – шагов восемь на шесть по периметру. Голые пол и каменные стены крупной гранитной кладки, в одной стене узкое «в ладонь» окно-бойница, через которую в комнату поступал свет. Не много, но достаточно, чтобы всё можно было разглядеть. В другой стене деревянная кованная дверь. Тоже старая, рассохшаяся.
«Надо бы постучать, пусть развяжут, пока у меня ещё руки не отсохли», – и он доплёлся до двери и принялся молотить в неё ногами и толкать плечом.
Минут десять он бушевал, пока слабость и головокружение не взяли своё. Он выдохся и сполз по двери вниз…
Очнулся во второй раз, когда ему в лицо выплеснули ведро воды. Отплёвываясь и фыркая, он вынырнул из небытия и сначала чуть было не захлебнулся, но впоследствии стал жадно ловить ртом стекающие капли воды. Хотелось пить. В камере перед ним стояло трое. Судя по всему, была уже глубокая ночь. Один из них держал факел, пляшущий свет от которого вырывал из темноты их чёрные фигуры.
Второй присел на корточки и, схватив Леонида за волосы, задрал тому голову лицом к себе.
– Я тебе, гнида, уже намекал, чтобы ты проваливал отсюда! – просипел человек. Леонид по голосу узнал Варона. Факел слепил глаза, и лицо того было во тьме. – Сначала, я передал тебе увещевание через стража на воротах. Но Трухлявый каким-то непостижимым образом тебя пропустил. Мы тебя приняли со всей душой. Потом я тебе попытался объяснить на пирушке, как здесь заправляют и какие у нас обычаи. Сразу намекнул тебе, про два дня – и домой. Но ты, сука, решил полезть в бутылку. Я тебе уже там объяснил… – чернобородый внезапно перестал сипеть и, схватившись за горло, закашлялся.
«Видать, я ему неслабо по горлу заехал. Мог и кадык сломать, хоть и не преследовал такой цели», – сочувственно подумал Леонид, и кровожадно улыбнулся.
Варон долго, задыхаясь, перхал и держался за горло. Пока, наконец, один из двух сопровождающих не догадался сбегать куда-то из комнаты и возвратиться с кувшином.
Чернобородый жадно пил глубокими глотками, болезненно морщась.
Попив, утёрся и пнул Леонида ногой.
– Сука! – ещё раз зло выплюнул он.
Собирался уйти, но раздумал.
– Я тебе говорил – у нас тут СВОИ порядки, слышишь, свои! Никто, не Империя, ни Лорд, ни Граф, ни сам Король нам не указ более. Мы – сами по себе. Мы вам не нужны. И вы нас не трогайте! Не вспоминали о нас два года и ещё столько же – не вспоминайте… Не надо! – он тряс лежащего Леонида за грудки, но в конце своей речи снова захрипел, забулькал, захлебнулся и вновь жадно приник губами к кувшину.
– Пойдём, – приказал он остальным, не глядя больше на связанного.
– Я – назначен комендантом этой башни. Нравится тебе это или нет. Убьёте меня – пришлют другого. С отрядами гвардии, – громко сказал ему в спину Леонид.
Варон чуть задержался.
– Посмотрим, – зло каркнул он, не поворачиваясь. И все вышли из камеры, оставив пленного одного в темноте. Снаружи лязгнул засов.
Леонид сплюнул. На губах был привкус крови. Варон разбил ему лицо.
«Надо что-то делать, – подумал он. – Я уже не чувствую рук. Начнётся гангрена – и до общего веселья с общеразвлекательной казнью в конце я не дотяну – ребята, наверно, расстроятся».
Он лёг на ледяной пол, ногами упершись в дверь, и принялся размерено, с обречённой периодичностью стучать подошвами сапог в окованные доски.
На какое-то время Леонид проваливался в небытие. Потом начинал стучать снова. Но, очевидно, в эту часть башни редко захаживали. Во всяком случае, на его стуки никто не явился.
Из очередного полусна – полуобморока, его вывел шум из-за двери. По-прежнему стояла ночь – в комнате было темно. В помещениях башни что-то происходило. Какие-то крики, беготня и суета. Не то пирушка спустилась на эти этажи, не то что-то ещё. Леонид поднял ноги и вновь возобновил удары в дверь.
На удивление быстро прямо за дверью послышались спешащие шаги, переходящие в бег. Заскрежетал засов, и дверь со скрипом отворилась. Леонид зажмурился от нестерпимо яркого света. На пороге стоял всклокоченный рыжебородый. Тот, который, предлагал для Леонида крюк под рёбра, а затем получил по пьяни пустым бочонком в такую же пустую голову… В одной руке рыжебородый держал факел – именно им он и ослепил Леонида, в другой руке – достаточно крупный боевой топор.
Леонид замер, лёжа в дверях, разглядев оружие.
«Ну вот и приехали, – мрачно подумал он. – За один мой визит я набрал себе столько друзей, желающих вне очереди меня убрать…»
А рыжебородый рванулся в камеру прямо на Леонида и тот, инстинктивно, понимая, что всё кончилось, зажмурился.
Но рыжебородый, не глядя на связанного пленного, просто перепрыгнул его и, ворвавшись в камеру, бросился к узкой щели-бойнице. Скрываясь от чего-то или непонятно кого-то, он силился разглядеть что-то там, внизу, под стеной в темноте.
– Эй, – подал голос Леонид.
– Заткнись, – оборвал того рыжебородый, не отвлекаясь от созерцания окна.
– Скажи там этим, – продолжил Леонид, не обращая на эту грубость. – Чтобы мне развязали руки, которые, может быть теперь придётся только отрезать… И ещё… воды…
– На нас напали, – грубо бросил в ответ рыжебородый.
– Кто? – удивился Леонид, даже не рассчитывающий ранее на беседу со своим недавним недоброжелателем.
– Длинноухие. Много. Похоже, они уже в башне.
И как бы в подтверждение его слов в воздухе что-то свистнуло и с двойным перестуком отрикошетившая от потолка и дальней стены стрела покатилась боком по каменному полу.
– Факел! – яростно гаркнул Леонид.
И рыжебородый тут же смекнул, что к чему, моментально метнув факел в бойницу. Огненным росчерком тот полетел вниз, и в комнате опять воцарилась полная темнота.
Матерясь и оступаясь, рыжебородый начал продвигаться наощупь к выходу.
– Развяжи меня! – даже не приказал, а взмолился Леонид. – Я буду полезен!
Рыжебородый замер.
Леонид даже почувствовал, как у того борются внутри противоречивые чувства.
Затем, рыжий воин засопел, присев перед Леонидом, вцепился в того свободной рукой и резким и сильным рывком перекатил на живот. Огненные круги завращались в глазах пленника. От боли он застонал. Но рыжебородый, не обращая внимания, наощупь нашарил верёвки на руках Леонида и принялся их перепиливать остриём топора.
Свободу рук Леонид не почувствовал. Казалось, два тяжёлых каната шлёпнулись по обе стороны его тела на пол.
А рыжебородый поднялся, перешагнул через тело пленника и, очевидно, уже в дверях бросил полушёпотом: – Дверь открыта. Как очухаешься, продвигайся наверх по лестнице.
Леонид остался один. По-прежнему в глазах плясали огненные круги, но явно выдыхаясь и замедляя свои пляски. Он попытался подняться, примерно так же, как это проделывал раньше, со связанными руками. Подтянул ноги к груди, сначала набок, потом перекатиться на колени… Нет! Боль в плечах не дала этого сделать. Проклятые руки – как бесполезные бесчувственные верёвки, не будучи стянутыми за спиной и прижатыми к телу, не давали этого сделать.
Он опять вытянулся на животе лицом вниз, закусив губу, пережидая, пока боль отступит… И вдруг, что-то случилось. По рукам пошли и забегали как будто… Ох!... Словно сотни игл закололи и забегали там, где лежали безвольными плетьми его руки. И… Леонид тихо завыл. Кто-то невидимый и неосязаемый совершенно беспощадно мял, крутил и заламывал руки, которые при этом, словно наливались свинцом. Боль шла такая, что, казалось, их плющат молотом на нём, на живом Леониде. На глаза навернулись слёзы. И тут до Леонида дошло: «Руки чувствуют!»
Это радостное открытие перекрыло своей значимостью и чувство боли, и ощущение беспомощности. Скрежеща зубами, постанывая, Леонид ждал, когда кровь заполнит сосуды, и руки снова начнут подчиняться. Вот покалывание на кончиках пальцев возвестило ему, что надо пробовать. И он пробовал. Он пробовал поводить плечами, сжимать и разжимать ладони и с восторгом встречал каждое возвращаемое ощущение в руках с новым приступом боли.
Не известно, сколько ушло на это времени. Может пять минут, а, может, пятнадцать. Но когда он снова обрёл руки, то попытался встать.
Держась руками за стену, Леонид стоял, выжидая пока пройдут новые всполохи в глазах. Прежде всего размял руки и ощупал всего себя и, в первую очередь, затылок. На нём он ощутил огромную гематому и корку запёкшейся крови. Но, кажется, череп был цел. Уже ладно.
Всё также придерживаясь за стену, наощупь двинулся к двери. На счастье, от долгого нахождения в темноте, предметы стали чуть более различимыми. А возможно, это были отражённые лучи света от звёзд или, может, Луны, проникшие через бойницы и заблудившиеся внутри башни. Но передвигаться стало осмысленнее, различая контуры предметов во тьме.
Он попал в какой-то длинный коридор, по которому добрался до выхода на лестницу. Тут уже слышны были голоса, крики, звуки боя. Откуда-то сверху башни. Да и снизу тоже.
Чуть помедлив, он двинулся вверх по лестнице. Уже на втором круге он почувствовал себя много лучше. Карабканье вверх по лестнице дало ту необходимую разминку и нагрузку, которая требовалась его затёкшему и одеревенелому телу. Он двигался вверх уже почти свободно, лишь для ориентирования слегка касаясь холодного камня стены. Торопился, как мог. Но, вдруг, шум боя наверху стих. Прислушался. Тихо. Он снова заторопился наверх. Проходы, ведущие в глухие тупиковые комнаты, он пропускал мимо. Но вот он достиг ответвления, из которого обдало волной свежего воздуха, и лилось удивительное нежное голубое свечение. Он вспомнил этот проход. Леонид отметил его ранее, когда по прибытию поднимался маршем по лестницам с Ленивым, то есть, с Трухлявым. Этот подсвеченный проход вёл на стену.
Леонид подумал и свернул в него. Да. В конце прохода была дверь, которая выводила прямо на крепостную стену. И эта дверь была открыта. Из проёма со стены в коридор лился яркий свет, на лестнице казавшийся голубым – это восставшая на ночном небосклоне Луна покрывала всё вокруг серебристым сиянием.
У дальней, открытой на стену двери кто-то лежал. Леонид осторожно пригнулся и, спиной вжимаясь в стену коридора, крадущимся шагом двинулся к лежащему. Осторожно присев перед ним, повернул того на спину. Это был Трухлявый. Глаза смотрели удивлённо куда-то сквозь Леонида, а прямо изо лба торчала лёгкая белая стрела с широким белым оперением. Выстрел был такой силы, что стрела, пробив череп ленивого стража в двух местах, вышла из затылка всем наконечником наружу. Крови почти не было. Леонид машинально закрыл несчастному глаза и осмотрел тело. При Трухлявом обнаружился обоюдоострый меч грубой работы. Так себе меч – Леонид крутанул в руке: рукоять не сбалансирована. Лезвие слишком лёгкое и недостаточно длинное. Кроме того, за мечом явно плохо следили – он был туповат, с изъеденным, чуть поведённым лезвием, местами прихваченным ржавчиной. Да и сталь плоховата – такие куют кузнецы прямо на ярмарке в Слит-Верноне по массовым заказам рэев, из числа обнищалого дворянства. Тем, которым требуется срочно вооружить армию своих вассалов из числа простолюдинов. Когда становится ясно, что кольё и топоры с вилами уже не годятся для серьёзного дела, рэи победнее, пачками скупают такие мечи по пятнадцать орру за штуку.
– Значит так, – Леонид сжал кулаки, глядя перед собой и старательно выговаривая слова заплетающимся языком. – С завтрашнего дня никаких больше грабежей не будет. Про поставки провианта из столицы я договорюсь. Жалованье… обсудим… Не хватало ещё… чтобы…
– Значит, не договорились мы, господин комендант, – зло прошипел Варон. – Что ж. Не думаю, что в столице будут долго справляться о тебе…
Последние слова он сопровождал уже замахом пудового кулака.
Но применить его не смог – удар ребром ладони в кадык опрокинул чернобородого на спину. Тут же с локтя получил сокрушительный удар в «зверское» лицо не успевший среагировать детина, сидящий справа от Леонида. Он за время долгой речи главаря расслабился, и потерял бдительность. Варон хрипя, хватая ртом воздух с выпученными глазами, держась за горло, свалился аккурат на храпящую рядом девицу. Зверскомордый тоже успел отключиться и повалился с тюков головой вперёд.
«Как же всё-таки я пьян, – с досадой подумал Леонид, разминая отбитое ребро ладони и оценивая обстановку в зале. – Двигаюсь медленно, как варёный рак… Сейчас надо брать под контроль»…
Сильный удар потряс его голову, и Леонид провалился во тьму.
***
«Какого чёрта… О-ох… как же болит… Всё болит… М-м-м… Ломит плечи. И… у-у-ух… голова. Кажется затылок… О-о-о… Цел ли у меня череп… А почему я лежу на камне… Каменный пол. Лицо почти в какой-то луже. Переместиться бы»…
Перед глазами всё плыло. Не то это было последствие удара, не то алкоголь всё ещё давал о себе знать. Тупая боль в затылке путала мысли. Всё тело затекло. Он попробовал поменять положение, но сделать этого не смог. Только спровоцировал новые всплески боли в плечах, спине и, особенно, в затылке.
Обнаружил, что руки крепко связаны за спиной. А сам он лежит в каком-то тёмном помещении на каменном полу.
Сколько пролежал он без сознания в неудобной позе, Леонид не знал. Но судя по страшно затёкшему телу – долго.
Превозмогая боль и головокружение, он кое-как поднялся на колени. И почти тут же со стоном снова завалился набок. Затем подождал, пока отойдёт затёкшее тело, прекратится одеревенение и покалывание. Вроде лучше. Только ломит… руки… плечи… и, конечно, эта голова.
«Ну что же, господин комендант. Вас можно поздравить – вы в камере собственного форта. Можете приступать к своим обязанностям. Куда это, интересно, они меня притащили?.. Впрочем, я всё равно здесь ни черта не ориентируюсь – какая разница. Удивительно, что пока ещё жив. Могли бы просто скинуть в реку или сразу прикончить на месте. Значит, у них есть ещё на меня какие-то виды. Может, Варон просто хочет покуражиться надо мной напоследок и развлечь свой сброд показательной казнью. С развлечениями здесь и вправду – не густо».
Его, конечно, обыскали. На нём, как ни странно, осталась его одежда – и кольчужная рубаха, и пояс, и даже кольчужные шоссы. Очевидно, не хотели возиться. Не хватало ножен с мечом, кинжала с перевязью и множественных поясных и заплечных сумок, которые ему даже не пришлось с себя снять на пиру. Теперь всё это исчезло.
Леонид попытался ещё раз подняться – ноги у него были не связаны. И на сей раз ему это удалось. Его камера, а, пожалуй, даже комната была невелика – шагов восемь на шесть по периметру. Голые пол и каменные стены крупной гранитной кладки, в одной стене узкое «в ладонь» окно-бойница, через которую в комнату поступал свет. Не много, но достаточно, чтобы всё можно было разглядеть. В другой стене деревянная кованная дверь. Тоже старая, рассохшаяся.
«Надо бы постучать, пусть развяжут, пока у меня ещё руки не отсохли», – и он доплёлся до двери и принялся молотить в неё ногами и толкать плечом.
Минут десять он бушевал, пока слабость и головокружение не взяли своё. Он выдохся и сполз по двери вниз…
Очнулся во второй раз, когда ему в лицо выплеснули ведро воды. Отплёвываясь и фыркая, он вынырнул из небытия и сначала чуть было не захлебнулся, но впоследствии стал жадно ловить ртом стекающие капли воды. Хотелось пить. В камере перед ним стояло трое. Судя по всему, была уже глубокая ночь. Один из них держал факел, пляшущий свет от которого вырывал из темноты их чёрные фигуры.
Второй присел на корточки и, схватив Леонида за волосы, задрал тому голову лицом к себе.
– Я тебе, гнида, уже намекал, чтобы ты проваливал отсюда! – просипел человек. Леонид по голосу узнал Варона. Факел слепил глаза, и лицо того было во тьме. – Сначала, я передал тебе увещевание через стража на воротах. Но Трухлявый каким-то непостижимым образом тебя пропустил. Мы тебя приняли со всей душой. Потом я тебе попытался объяснить на пирушке, как здесь заправляют и какие у нас обычаи. Сразу намекнул тебе, про два дня – и домой. Но ты, сука, решил полезть в бутылку. Я тебе уже там объяснил… – чернобородый внезапно перестал сипеть и, схватившись за горло, закашлялся.
«Видать, я ему неслабо по горлу заехал. Мог и кадык сломать, хоть и не преследовал такой цели», – сочувственно подумал Леонид, и кровожадно улыбнулся.
Варон долго, задыхаясь, перхал и держался за горло. Пока, наконец, один из двух сопровождающих не догадался сбегать куда-то из комнаты и возвратиться с кувшином.
Чернобородый жадно пил глубокими глотками, болезненно морщась.
Попив, утёрся и пнул Леонида ногой.
– Сука! – ещё раз зло выплюнул он.
Собирался уйти, но раздумал.
– Я тебе говорил – у нас тут СВОИ порядки, слышишь, свои! Никто, не Империя, ни Лорд, ни Граф, ни сам Король нам не указ более. Мы – сами по себе. Мы вам не нужны. И вы нас не трогайте! Не вспоминали о нас два года и ещё столько же – не вспоминайте… Не надо! – он тряс лежащего Леонида за грудки, но в конце своей речи снова захрипел, забулькал, захлебнулся и вновь жадно приник губами к кувшину.
– Пойдём, – приказал он остальным, не глядя больше на связанного.
– Я – назначен комендантом этой башни. Нравится тебе это или нет. Убьёте меня – пришлют другого. С отрядами гвардии, – громко сказал ему в спину Леонид.
Варон чуть задержался.
– Посмотрим, – зло каркнул он, не поворачиваясь. И все вышли из камеры, оставив пленного одного в темноте. Снаружи лязгнул засов.
Леонид сплюнул. На губах был привкус крови. Варон разбил ему лицо.
«Надо что-то делать, – подумал он. – Я уже не чувствую рук. Начнётся гангрена – и до общего веселья с общеразвлекательной казнью в конце я не дотяну – ребята, наверно, расстроятся».
Он лёг на ледяной пол, ногами упершись в дверь, и принялся размерено, с обречённой периодичностью стучать подошвами сапог в окованные доски.
На какое-то время Леонид проваливался в небытие. Потом начинал стучать снова. Но, очевидно, в эту часть башни редко захаживали. Во всяком случае, на его стуки никто не явился.
Из очередного полусна – полуобморока, его вывел шум из-за двери. По-прежнему стояла ночь – в комнате было темно. В помещениях башни что-то происходило. Какие-то крики, беготня и суета. Не то пирушка спустилась на эти этажи, не то что-то ещё. Леонид поднял ноги и вновь возобновил удары в дверь.
На удивление быстро прямо за дверью послышались спешащие шаги, переходящие в бег. Заскрежетал засов, и дверь со скрипом отворилась. Леонид зажмурился от нестерпимо яркого света. На пороге стоял всклокоченный рыжебородый. Тот, который, предлагал для Леонида крюк под рёбра, а затем получил по пьяни пустым бочонком в такую же пустую голову… В одной руке рыжебородый держал факел – именно им он и ослепил Леонида, в другой руке – достаточно крупный боевой топор.
Леонид замер, лёжа в дверях, разглядев оружие.
«Ну вот и приехали, – мрачно подумал он. – За один мой визит я набрал себе столько друзей, желающих вне очереди меня убрать…»
А рыжебородый рванулся в камеру прямо на Леонида и тот, инстинктивно, понимая, что всё кончилось, зажмурился.
Но рыжебородый, не глядя на связанного пленного, просто перепрыгнул его и, ворвавшись в камеру, бросился к узкой щели-бойнице. Скрываясь от чего-то или непонятно кого-то, он силился разглядеть что-то там, внизу, под стеной в темноте.
– Эй, – подал голос Леонид.
– Заткнись, – оборвал того рыжебородый, не отвлекаясь от созерцания окна.
– Скажи там этим, – продолжил Леонид, не обращая на эту грубость. – Чтобы мне развязали руки, которые, может быть теперь придётся только отрезать… И ещё… воды…
– На нас напали, – грубо бросил в ответ рыжебородый.
– Кто? – удивился Леонид, даже не рассчитывающий ранее на беседу со своим недавним недоброжелателем.
– Длинноухие. Много. Похоже, они уже в башне.
И как бы в подтверждение его слов в воздухе что-то свистнуло и с двойным перестуком отрикошетившая от потолка и дальней стены стрела покатилась боком по каменному полу.
– Факел! – яростно гаркнул Леонид.
И рыжебородый тут же смекнул, что к чему, моментально метнув факел в бойницу. Огненным росчерком тот полетел вниз, и в комнате опять воцарилась полная темнота.
Матерясь и оступаясь, рыжебородый начал продвигаться наощупь к выходу.
– Развяжи меня! – даже не приказал, а взмолился Леонид. – Я буду полезен!
Рыжебородый замер.
Леонид даже почувствовал, как у того борются внутри противоречивые чувства.
Затем, рыжий воин засопел, присев перед Леонидом, вцепился в того свободной рукой и резким и сильным рывком перекатил на живот. Огненные круги завращались в глазах пленника. От боли он застонал. Но рыжебородый, не обращая внимания, наощупь нашарил верёвки на руках Леонида и принялся их перепиливать остриём топора.
Свободу рук Леонид не почувствовал. Казалось, два тяжёлых каната шлёпнулись по обе стороны его тела на пол.
А рыжебородый поднялся, перешагнул через тело пленника и, очевидно, уже в дверях бросил полушёпотом: – Дверь открыта. Как очухаешься, продвигайся наверх по лестнице.
Леонид остался один. По-прежнему в глазах плясали огненные круги, но явно выдыхаясь и замедляя свои пляски. Он попытался подняться, примерно так же, как это проделывал раньше, со связанными руками. Подтянул ноги к груди, сначала набок, потом перекатиться на колени… Нет! Боль в плечах не дала этого сделать. Проклятые руки – как бесполезные бесчувственные верёвки, не будучи стянутыми за спиной и прижатыми к телу, не давали этого сделать.
Он опять вытянулся на животе лицом вниз, закусив губу, пережидая, пока боль отступит… И вдруг, что-то случилось. По рукам пошли и забегали как будто… Ох!... Словно сотни игл закололи и забегали там, где лежали безвольными плетьми его руки. И… Леонид тихо завыл. Кто-то невидимый и неосязаемый совершенно беспощадно мял, крутил и заламывал руки, которые при этом, словно наливались свинцом. Боль шла такая, что, казалось, их плющат молотом на нём, на живом Леониде. На глаза навернулись слёзы. И тут до Леонида дошло: «Руки чувствуют!»
Это радостное открытие перекрыло своей значимостью и чувство боли, и ощущение беспомощности. Скрежеща зубами, постанывая, Леонид ждал, когда кровь заполнит сосуды, и руки снова начнут подчиняться. Вот покалывание на кончиках пальцев возвестило ему, что надо пробовать. И он пробовал. Он пробовал поводить плечами, сжимать и разжимать ладони и с восторгом встречал каждое возвращаемое ощущение в руках с новым приступом боли.
Не известно, сколько ушло на это времени. Может пять минут, а, может, пятнадцать. Но когда он снова обрёл руки, то попытался встать.
Держась руками за стену, Леонид стоял, выжидая пока пройдут новые всполохи в глазах. Прежде всего размял руки и ощупал всего себя и, в первую очередь, затылок. На нём он ощутил огромную гематому и корку запёкшейся крови. Но, кажется, череп был цел. Уже ладно.
Всё также придерживаясь за стену, наощупь двинулся к двери. На счастье, от долгого нахождения в темноте, предметы стали чуть более различимыми. А возможно, это были отражённые лучи света от звёзд или, может, Луны, проникшие через бойницы и заблудившиеся внутри башни. Но передвигаться стало осмысленнее, различая контуры предметов во тьме.
Он попал в какой-то длинный коридор, по которому добрался до выхода на лестницу. Тут уже слышны были голоса, крики, звуки боя. Откуда-то сверху башни. Да и снизу тоже.
Чуть помедлив, он двинулся вверх по лестнице. Уже на втором круге он почувствовал себя много лучше. Карабканье вверх по лестнице дало ту необходимую разминку и нагрузку, которая требовалась его затёкшему и одеревенелому телу. Он двигался вверх уже почти свободно, лишь для ориентирования слегка касаясь холодного камня стены. Торопился, как мог. Но, вдруг, шум боя наверху стих. Прислушался. Тихо. Он снова заторопился наверх. Проходы, ведущие в глухие тупиковые комнаты, он пропускал мимо. Но вот он достиг ответвления, из которого обдало волной свежего воздуха, и лилось удивительное нежное голубое свечение. Он вспомнил этот проход. Леонид отметил его ранее, когда по прибытию поднимался маршем по лестницам с Ленивым, то есть, с Трухлявым. Этот подсвеченный проход вёл на стену.
Леонид подумал и свернул в него. Да. В конце прохода была дверь, которая выводила прямо на крепостную стену. И эта дверь была открыта. Из проёма со стены в коридор лился яркий свет, на лестнице казавшийся голубым – это восставшая на ночном небосклоне Луна покрывала всё вокруг серебристым сиянием.
У дальней, открытой на стену двери кто-то лежал. Леонид осторожно пригнулся и, спиной вжимаясь в стену коридора, крадущимся шагом двинулся к лежащему. Осторожно присев перед ним, повернул того на спину. Это был Трухлявый. Глаза смотрели удивлённо куда-то сквозь Леонида, а прямо изо лба торчала лёгкая белая стрела с широким белым оперением. Выстрел был такой силы, что стрела, пробив череп ленивого стража в двух местах, вышла из затылка всем наконечником наружу. Крови почти не было. Леонид машинально закрыл несчастному глаза и осмотрел тело. При Трухлявом обнаружился обоюдоострый меч грубой работы. Так себе меч – Леонид крутанул в руке: рукоять не сбалансирована. Лезвие слишком лёгкое и недостаточно длинное. Кроме того, за мечом явно плохо следили – он был туповат, с изъеденным, чуть поведённым лезвием, местами прихваченным ржавчиной. Да и сталь плоховата – такие куют кузнецы прямо на ярмарке в Слит-Верноне по массовым заказам рэев, из числа обнищалого дворянства. Тем, которым требуется срочно вооружить армию своих вассалов из числа простолюдинов. Когда становится ясно, что кольё и топоры с вилами уже не годятся для серьёзного дела, рэи победнее, пачками скупают такие мечи по пятнадцать орру за штуку.
