– Кого вместо себя выставишь ты? – прошептала Анастази, склонившись к мужу.
– Ази, милая, по счастью, я избавлен от мук выбора. Против барона Хаккена я выйду на поле сам.
– О Торнхельм, что за ребячество!.. – возмущенная, Анастази даже отодвинулась от него. Тревога и печаль, овладевшие ею, усиливались по мере того, как турнир катился к завершению, и теперь вдруг подумалось – быть может, все это беспокойство лишь оттого, что королю сегодня предстоит бой?
Однако она проявила сдержанность, приличную королеве, и более не пыталась увещевать супруга или предлагать ему выставить вместо себя другого воина. Удо Лантерс подал королю меч, другие пажи проверили крепления доспехов и сняли с плеч короля тяжелый, мешающий движениям плащ.
Толпа вскипала приветственными криками. Дамы на помостах хлопали, переговаривались между собой.
Противники, как и полагается, вышли на поле одновременно и встретились посередине. Сошлись, и несколько мгновений выжидали, словно проверяя друг друга на прочность. Наконец клинки взмыли вверх одновременно, будто так и было задумано – и закаленная сталь зазвенела, столкнувшись в воздухе. Ни Торнхельм, ни Кристоф не тратили времени на обоюдные угрозы или броские приемы – но в их молчаливой сосредоточенности чувствовалась все возрастающая угроза. Они ни в чем не уступали друг другу.
– Это забавно, – прошептал Лео. – Моя королева, твой платок на плече у человека, который явно не желает добра твоему мужу…
– Замолчи! – раздраженно сказала Анастази. – Замолчи, ты невыносим!
Они дрались долго, и каждый был, казалось, совершенен и в защите, и в нападении – и потому неуязвим. Вольф наблюдал за ними, подавшись вперед, позабыв о беспокоящей его ране. На перевязке проступило круглое красное пятно, и королева Маргарита, кажется, не могла отвести взгляда от этого пятна.
Райнарт и Евгения поднялись со своих мест и подошли ближе к перилам. Известно, что исход дела в подобных боях решают один-единственный удар, промашка, ловко примененный прием, и никто не хотел пропустить этого, ибо срок всякому совершенству – лишь мгновение.
И вот наконец Кристоф Хаккен пошатнулся. Отступил на несколько шагов, чуть не потеряв равновесие, коснулся перчаткой вытоптанной земли, и герольд вскинул руку, показывая, что бой окончен.
– Нет! – в голосе барона Хаккена слышались отчаяние и злость. – Нет! Я не признаю себя побежденным!..
Он резко развернулся к Торнхельму и снова поднял меч.
– Остановите их! – приказала Анастази. – Иначе они убьют друг друга!
Гетц фон Реель и барон Эрих Реттингайль бросились на поле вслед за подоспевшими герольдами. Кристоф Хаккен изо всех сил швырнул шлем о землю.
– Я был уверен, что твой король выиграет этот поединок, – прошептал Лео, склонившись к ней. Анастази не удостоила его ответом.
Чуть позже сестры вышли на поле, чтобы чествовать победителя. Им подвели оседланных лошадей, и в сопровождении князя Райнарта, герольдов и пажей король с королевой и герцогиня объехали поле. Пажи бросали в толпу монеты, а Анастази пожелала даже покатать хорошенькую девочку лет четырех, судя по одежде – дочку богатого ремесленника...
Когда они вернулись на помост, Кристоф Хаккен протянул Анастази ее платок.
– Я недостоин твоего дара, королева. Возьми.
– Не возьму, Кристоф. Он твой по праву. Что за нелепости ты выдумываешь?
– Я люблю тебя, Анастази, – тихо сказал он; сказал так, словно невыносимая пытка мучила его – то ли уязвленная гордость, то ли действительно воспоминание о былой страсти.
Приложил руки к груди, там, где билось сердце.
– Вот сколько времени прошло, Ази; все изменилось. А здесь как будто огонек. Горит, порой совсем незаметно – но не гаснет…
Анастази взяла его за руки.
– Спасибо, Кристоф. Я знаю это. Я благодарна тебе за эту любовь.
Она больше ничего не могла ему сказать, и они оба это понимали.
– Пойдем же, – она, совсем как в юности, потянула его за собой к остальным, туда, где в тени навеса слуги накрыли для короля с королевой и их гостей стол с закусками и вином.
Вольф, подняв кубок, поздравил всех победителей и поблагодарил Торнхельма и Кристофа за этот праздник. Толпа становилась меньше – вечерело, у реки, на небольшом заливном лугу, сейчас покрытом нежной, точно шелк, молодой травой, уже готовились показывать огненное представление акробаты и музыканты, и многие зрители направлялись туда, желая занять наилучшие места.
Едва пригубили вино, запели рога – хрипло и тревожно, словно перед очередным боем. У дальней кромки поля воины расступились, пропуская кого-то.
– Что там происходит?.. – Торнхельм поставил кубок на стол и подошел к перилам, вглядываясь в толпу. Анастази последовала за ним.
И вот на поле выехал воин, одетый в черное. Глубокий капюшон полностью скрывал его лицо; из-под темного плаща тускло блеснула вороненая кольчуга. Он подъехал к помосту и сказал, обращаясь к королю Торнхельму:
– Я вызываю тебя на бой.
Вообще-то неизвестный сильно рисковал быть убитым на месте, но у короля было прекрасное настроение, и он только усмехнулся.
– Ты опоздал, воин. В этом турнире уже есть победитель, и мы вручили ему достойную награду. Чего теперь тебе требовать? Результат не переменится.
– Мне не нужны твои награды, какими бы ценными они ни были. Я просто вызываю тебя, – повторил неизвестный, и в голосе его послышалась насмешка. – Или ты боишься?
– Я тебя даже не знаю, – фыркнул Торнхельм, опускаясь в кресло, словно готовился к дружеской беседе. – Неизвестно, умеешь ли ты вообще сражаться так, чтобы тебя стоило опасаться.
– Ты волен это проверить, о великий король, – был ответ. – Мы можем биться до твоей первой крови или моей смерти – это неважно.
В голосе его слышалась издевка, и вельможи начали перешептываться. Анастази смотрела на него каким-то остановившимся взглядом, недоверчиво и испуганно. Потом подошла к Торнхельму, села рядом и взяла его за руку, словно желая удержать.
– Торнхельм, не нужно. Мне отчего-то не по себе.
Она действительно не желала этого боя, остро почувствовав угрозу, исходившую от неизвестного – словно ему и вправду было по силам одолеть короля или даже убить его.
И эти слова решили все. Торнхельм улыбнулся.
– Не беспокойся, любимая. Я немного проучу его, только и всего. Убивать не стану.
– Я хочу, чтобы твоя королева благословила меня на этот бой, – снова подал голос незнакомец. – И пусть даст мне ленту со своего платья или платок, чтобы я мог украсить ими рукоять меча.
Это была неслыханная дерзость.
– Ни в коем случае! – одними губами прошептал Лео Вагнер, склонившись к Анастази.
– Ты слишком многого хочешь, воин, – тяжело, с угрозой в голосе проговорил Торнхельм, и поднялся со своего места. – Твоя наглость заслуживает… ответа.
– Торнхельм! Не нужно этого! Оставь! – Анастази потянулась к нему, но он даже не обернулся. Подошел к краю помоста, еще раз вгляделся в своего противника, словно оценивая, насколько он опасен.
Удо Лантерс вновь поднес королю меч.
Анастази в отчаянии обернулась к Лео Вагнеру, ища у него помощи и защиты, ведь он был хитер и никогда не терял терпения, – но Лео посмотрел на нее сверху вниз как-то странно, нежно-насмешливо, а потом перевел взгляд на короля, и Анастази почудилось, что в глазах менестреля промелькнуло злорадство.
Противник Торнхельма тем временем спешился, шагнул навстречу королю, и в руках его сверкнул двуручный меч.
Она ожидала, что этот бой будет подобен тому, что так недавно состоялся между Торнхельмом и Кристофом, или между Вольфом и Райнартом – захватывающе красивый, выверенный в каждом движении поединок ни в чем не уступающих друг другу воинов, – но все оказалось проще и страшней. Выпад, нацеленный в лицо – обманный, лишь для того чтобы ударить по ногам, еще один удар в плечо; скрежет кольчужных колец, по которым соскальзывает меч короля…
Князь Райнарт что-то быстро сказал Евгении и бросился к лестнице, ведущей на поле.
Анастази не видела этого, потому что Торнхельм уже лежал на земле, и неизвестный занес над ним меч. Стоявшие у кромки поля стражники одновременно подняли луки. В глазах вскочившего на ноги Вольфа заполыхал зеленый огонь. Торнхельм попытался вывернуться, вскочить, но незнакомец, угадав его движение, поставил ногу ему на грудь, мыском сапога резко ударил по локтю – и Анастази почти почувствовала, насколько болезненно-точен был этот удар.
– Ужасно, – прошептала она, побелев от страха. Меч взял разбег, стремительно, неотвратимо; и Лео уже поднял руку, но почему-то медлил подать знак лучникам – и когда толпа ахнула, клинок вдруг замер в воздухе, а потом узкое острие прочертило по щеке короля длинную кровавую полосу.
– Я обещал не убивать тебя, Волк из Вальденбурга, и не нарушу слова. А это тебе на память… от меня.
– Да кто ты? – выкрикнула Анастази, вскочив и склонившись над перилами. – Я тебя знаю? Что тебе нужно? Говори же!
– Да, ты знаешь меня, госпожа, – хрипло рассмеялся незнакомец. На него было направлено множество стрел, но он, казалось, даже не замечал этого. – Ты знаешь меня очень хорошо.
Он подошел к помосту, поднял голову и откинул с лица капюшон. Взглянул прямо в глаза королеве.
Анастази ахнула, мир зазвенел и закружился, все убыстряясь; ей показалось, что все, кто был на помосте, сейчас рухнут вместе с ней в разверзающуюся под ногами бездну.
– Рихард?.. Рихард…
Ее первый муж смотрел на нее и улыбался. Лицо его было белым как мел; давний, глубокий, изогнутый шрам пересекал левую бровь и, разбегаясь, вился по щеке до самого подбородка.
В это нельзя было поверить, нельзя перенести. Все вокруг потеряло стройную четкость, устойчивость и расплывалось перед глазами, выворачивалось из тисков разума, а потом вдруг стемнело, будто на землю свалилась кромешная ночь.
Лео Вагнер бросился вперед и подхватил на руки потерявшую сознание Анастази.
…Нюхательная соль – первейшее средство при обмороке, и понадобилось совсем немного времени, чтобы королева, очнувшись, отдернулась от лекаря, поднесшего к ее лицу маленькую склянку. В то же мгновение поняла, что полулежит в кресле, уронив руки на подлокотники, на головы деревянных волков, напряженно смотрящих вдаль. Придворные толпились рядом, и среди них она увидела Лео, почувствовала его взгляд – впрочем, менестрель тотчас же отвернулся, и эта поспешность неприятно резанула по сердцу.
Альма смочила госпоже шею водой, ослабила завязки, украшавшие вырез платья. Становилось прохладно, кажущаяся нагота смущала, и, несмотря на страшную слабость во всем теле, Анастази выпрямилась, поправляя на плечах белую накидку.
Королеве было хорошо видно, как Торнхельм оттолкнул подбежавших к нему воинов и лекаря. Грудь и лицо короля заливала кровь, и он провел ладонью по щеке, пытаясь остановить или хотя бы стереть – безрезультатно.
Лео, привыкший угадывать желания августейших особ, повернулся к Зейдеку, наименее родовитому и наименее спесивому из всех королевских распорядителей, и тихо сказал, указывая на толпу:
– Гоните их отсюда. Все, что сейчас происходит, их не касается. Только, умоляю, не переусердствуйте…
А Рихард поднял меч, и острие нацелилось точно в сердце вальденбургскому королю. Торнхельм остановился – сейчас он был слишком слаб, чтобы сражаться.
– Даже не думай об этом, – сказал ему Рихард и подошел ближе к помосту. – Анастази!
Она, не сводившая с него взгляда, сделала движение, как будто хотела отодвинуться еще дальше, вжалась спиной в спинку кресла. Королевские воины окружили барона полукольцом, но у любого, кто хоть раз видел Рихарда Кленце в бою, не могло не возникнуть сомнений насчет того, сумеет ли удержать его эта стража.
Клаус Фогель и Себастиан Фем помогли королю подняться на помост, и Торнхельм тяжело опустился в кресло. Пока оруженосцы занимались его доспехами, пока лекарь осматривал рану, король держал королеву за руку, но Анастази взглянула на мужа всего лишь раз – бегло, как будто чего-то стыдилась.
Повинуясь знаку своего господина, Лео Вагнер вышел вперед, к самым перилам.
– Называющий себя бароном Кленце должен доказать, что он именно тот, о ком мы все слышали и кого раньше знали.
– Не с тобой надлежит мне говорить, певчая птичка. Лишь мой сюзерен да моя супруга вправе спрашивать об этом!
– Считай, что я делаю это по их прямому поручению, – раздраженно процедил Лео, покосившись на короля; тот едва заметно кивнул, улыбаясь – давно уже ему не случалось видеть такого увлекательного представления. – И я еще раз спрашиваю: чем ты намерен подтвердить свои слова?
Все, кто был на помосте, видели, что в правой руке, чуть отведенной назад, менестрель сжимает метательный нож. Рихард Кленце взялся за рукоять меча, и окружавшие его воины поспешно сделали то же самое. Но барон лишь опустился на одно колено и протянул оружие королю, держа на вытянутых руках, словно приносил вассальную присягу:
– Позволь мне предъявить доказательства, мой король. Я ведь бился плечом к плечу с тобой там, на Готтармской равнине, семь лет назад. Не раз мы становились друг другу защитой. Узнаешь ли ты меч, который был при мне тогда? Все эти годы я не расставался с ним. Он сделан для моей руки, и на нем мой герб.
По знаку Лео Вагнера один из герольдов взял у барона Кленце меч и поднес королю.
– Меч этот мне знаком, – неторопливо проговорил Вольф, разглядывая оружие. – Но любую вещь в этом несовершенном мире возможно купить, выменять, украсть. Что именно сделал ты, прежде чем явиться сюда? Одного меча маловато для того, чтобы я пустил самозванца в один из замков своего королевства. Да и вдова барона мне этого не простит.
Анастази видела ликование в его прекрасных зеленых глазах: король забавлялся. Да и могло ли быть иначе? Только слепец не смог бы признать в этом рыцаре ее неистового первого супруга. Вольф явно тянул время – то ли и впрямь желая поразвлечься, то ли решив от души досадить Торнхельму.
Рихард сдернул с шеи цепочку, блеснувшую в свете заходящего солнца, и поднял на вытянутой руке, чтобы присутствующие могли ее видеть.
– Что ж, вот вам еще доказательства. Это медальон с моим гербом и девизом. Я никогда не снимал его. И в тот бой на Готтармской равнине я тоже шел с ним! – он указал на Анастази. – Моя супруга может подтвердить это!
Она, по-прежнему очень бледная, уронила всего одну фразу:
– Да, это было так.
– Что же с тобой было, барон? Почему ты явился сюда только теперь?
– Ты, мой король, знаешь город Асарет. В том городе в земляной яме я провел пять лет. Я мог бы и вовсе сгинуть в краю варваров, но всюду есть место добру. Мне помогли бежать. Я сумел добраться до побережья и пробраться на корабль, который шел в один из портов Вермандуа с грузом пряностей. Там я услышал о сем турнире и направился сюда. Четыре месяца ушло на дорогу…
Он умолк, словно не хотел более говорить, и Анастази поняла, что подробности своего чудесного спасения барон желает открыть лишь тем, кого это действительно касается. Придворные перешептывались – в глазах многих владетельных баронов эти доказательства были достаточно весомы, да и рассказ барона Кленце вызывал уважение к его отваге и силе духа. И пока герольд возвращал барону его оружие, Вольф склонился к Торнхельму и прошептал:
– Брат мой, ты ведь не можешь отрицать очевидного – это он. Безделушки легко подделать, но воинское искусство – нельзя. Мы недалеки от войны, причем по совершенно дурацкому поводу.
– Ази, милая, по счастью, я избавлен от мук выбора. Против барона Хаккена я выйду на поле сам.
– О Торнхельм, что за ребячество!.. – возмущенная, Анастази даже отодвинулась от него. Тревога и печаль, овладевшие ею, усиливались по мере того, как турнир катился к завершению, и теперь вдруг подумалось – быть может, все это беспокойство лишь оттого, что королю сегодня предстоит бой?
Однако она проявила сдержанность, приличную королеве, и более не пыталась увещевать супруга или предлагать ему выставить вместо себя другого воина. Удо Лантерс подал королю меч, другие пажи проверили крепления доспехов и сняли с плеч короля тяжелый, мешающий движениям плащ.
Толпа вскипала приветственными криками. Дамы на помостах хлопали, переговаривались между собой.
Противники, как и полагается, вышли на поле одновременно и встретились посередине. Сошлись, и несколько мгновений выжидали, словно проверяя друг друга на прочность. Наконец клинки взмыли вверх одновременно, будто так и было задумано – и закаленная сталь зазвенела, столкнувшись в воздухе. Ни Торнхельм, ни Кристоф не тратили времени на обоюдные угрозы или броские приемы – но в их молчаливой сосредоточенности чувствовалась все возрастающая угроза. Они ни в чем не уступали друг другу.
– Это забавно, – прошептал Лео. – Моя королева, твой платок на плече у человека, который явно не желает добра твоему мужу…
– Замолчи! – раздраженно сказала Анастази. – Замолчи, ты невыносим!
Они дрались долго, и каждый был, казалось, совершенен и в защите, и в нападении – и потому неуязвим. Вольф наблюдал за ними, подавшись вперед, позабыв о беспокоящей его ране. На перевязке проступило круглое красное пятно, и королева Маргарита, кажется, не могла отвести взгляда от этого пятна.
Райнарт и Евгения поднялись со своих мест и подошли ближе к перилам. Известно, что исход дела в подобных боях решают один-единственный удар, промашка, ловко примененный прием, и никто не хотел пропустить этого, ибо срок всякому совершенству – лишь мгновение.
И вот наконец Кристоф Хаккен пошатнулся. Отступил на несколько шагов, чуть не потеряв равновесие, коснулся перчаткой вытоптанной земли, и герольд вскинул руку, показывая, что бой окончен.
– Нет! – в голосе барона Хаккена слышались отчаяние и злость. – Нет! Я не признаю себя побежденным!..
Он резко развернулся к Торнхельму и снова поднял меч.
– Остановите их! – приказала Анастази. – Иначе они убьют друг друга!
Гетц фон Реель и барон Эрих Реттингайль бросились на поле вслед за подоспевшими герольдами. Кристоф Хаккен изо всех сил швырнул шлем о землю.
– Я был уверен, что твой король выиграет этот поединок, – прошептал Лео, склонившись к ней. Анастази не удостоила его ответом.
Чуть позже сестры вышли на поле, чтобы чествовать победителя. Им подвели оседланных лошадей, и в сопровождении князя Райнарта, герольдов и пажей король с королевой и герцогиня объехали поле. Пажи бросали в толпу монеты, а Анастази пожелала даже покатать хорошенькую девочку лет четырех, судя по одежде – дочку богатого ремесленника...
Когда они вернулись на помост, Кристоф Хаккен протянул Анастази ее платок.
– Я недостоин твоего дара, королева. Возьми.
– Не возьму, Кристоф. Он твой по праву. Что за нелепости ты выдумываешь?
– Я люблю тебя, Анастази, – тихо сказал он; сказал так, словно невыносимая пытка мучила его – то ли уязвленная гордость, то ли действительно воспоминание о былой страсти.
Приложил руки к груди, там, где билось сердце.
– Вот сколько времени прошло, Ази; все изменилось. А здесь как будто огонек. Горит, порой совсем незаметно – но не гаснет…
Анастази взяла его за руки.
– Спасибо, Кристоф. Я знаю это. Я благодарна тебе за эту любовь.
Она больше ничего не могла ему сказать, и они оба это понимали.
– Пойдем же, – она, совсем как в юности, потянула его за собой к остальным, туда, где в тени навеса слуги накрыли для короля с королевой и их гостей стол с закусками и вином.
Вольф, подняв кубок, поздравил всех победителей и поблагодарил Торнхельма и Кристофа за этот праздник. Толпа становилась меньше – вечерело, у реки, на небольшом заливном лугу, сейчас покрытом нежной, точно шелк, молодой травой, уже готовились показывать огненное представление акробаты и музыканты, и многие зрители направлялись туда, желая занять наилучшие места.
Едва пригубили вино, запели рога – хрипло и тревожно, словно перед очередным боем. У дальней кромки поля воины расступились, пропуская кого-то.
– Что там происходит?.. – Торнхельм поставил кубок на стол и подошел к перилам, вглядываясь в толпу. Анастази последовала за ним.
И вот на поле выехал воин, одетый в черное. Глубокий капюшон полностью скрывал его лицо; из-под темного плаща тускло блеснула вороненая кольчуга. Он подъехал к помосту и сказал, обращаясь к королю Торнхельму:
– Я вызываю тебя на бой.
Вообще-то неизвестный сильно рисковал быть убитым на месте, но у короля было прекрасное настроение, и он только усмехнулся.
– Ты опоздал, воин. В этом турнире уже есть победитель, и мы вручили ему достойную награду. Чего теперь тебе требовать? Результат не переменится.
– Мне не нужны твои награды, какими бы ценными они ни были. Я просто вызываю тебя, – повторил неизвестный, и в голосе его послышалась насмешка. – Или ты боишься?
– Я тебя даже не знаю, – фыркнул Торнхельм, опускаясь в кресло, словно готовился к дружеской беседе. – Неизвестно, умеешь ли ты вообще сражаться так, чтобы тебя стоило опасаться.
– Ты волен это проверить, о великий король, – был ответ. – Мы можем биться до твоей первой крови или моей смерти – это неважно.
В голосе его слышалась издевка, и вельможи начали перешептываться. Анастази смотрела на него каким-то остановившимся взглядом, недоверчиво и испуганно. Потом подошла к Торнхельму, села рядом и взяла его за руку, словно желая удержать.
– Торнхельм, не нужно. Мне отчего-то не по себе.
Она действительно не желала этого боя, остро почувствовав угрозу, исходившую от неизвестного – словно ему и вправду было по силам одолеть короля или даже убить его.
И эти слова решили все. Торнхельм улыбнулся.
– Не беспокойся, любимая. Я немного проучу его, только и всего. Убивать не стану.
– Я хочу, чтобы твоя королева благословила меня на этот бой, – снова подал голос незнакомец. – И пусть даст мне ленту со своего платья или платок, чтобы я мог украсить ими рукоять меча.
Это была неслыханная дерзость.
– Ни в коем случае! – одними губами прошептал Лео Вагнер, склонившись к Анастази.
– Ты слишком многого хочешь, воин, – тяжело, с угрозой в голосе проговорил Торнхельм, и поднялся со своего места. – Твоя наглость заслуживает… ответа.
– Торнхельм! Не нужно этого! Оставь! – Анастази потянулась к нему, но он даже не обернулся. Подошел к краю помоста, еще раз вгляделся в своего противника, словно оценивая, насколько он опасен.
Удо Лантерс вновь поднес королю меч.
Анастази в отчаянии обернулась к Лео Вагнеру, ища у него помощи и защиты, ведь он был хитер и никогда не терял терпения, – но Лео посмотрел на нее сверху вниз как-то странно, нежно-насмешливо, а потом перевел взгляд на короля, и Анастази почудилось, что в глазах менестреля промелькнуло злорадство.
Противник Торнхельма тем временем спешился, шагнул навстречу королю, и в руках его сверкнул двуручный меч.
Она ожидала, что этот бой будет подобен тому, что так недавно состоялся между Торнхельмом и Кристофом, или между Вольфом и Райнартом – захватывающе красивый, выверенный в каждом движении поединок ни в чем не уступающих друг другу воинов, – но все оказалось проще и страшней. Выпад, нацеленный в лицо – обманный, лишь для того чтобы ударить по ногам, еще один удар в плечо; скрежет кольчужных колец, по которым соскальзывает меч короля…
Князь Райнарт что-то быстро сказал Евгении и бросился к лестнице, ведущей на поле.
Анастази не видела этого, потому что Торнхельм уже лежал на земле, и неизвестный занес над ним меч. Стоявшие у кромки поля стражники одновременно подняли луки. В глазах вскочившего на ноги Вольфа заполыхал зеленый огонь. Торнхельм попытался вывернуться, вскочить, но незнакомец, угадав его движение, поставил ногу ему на грудь, мыском сапога резко ударил по локтю – и Анастази почти почувствовала, насколько болезненно-точен был этот удар.
– Ужасно, – прошептала она, побелев от страха. Меч взял разбег, стремительно, неотвратимо; и Лео уже поднял руку, но почему-то медлил подать знак лучникам – и когда толпа ахнула, клинок вдруг замер в воздухе, а потом узкое острие прочертило по щеке короля длинную кровавую полосу.
– Я обещал не убивать тебя, Волк из Вальденбурга, и не нарушу слова. А это тебе на память… от меня.
– Да кто ты? – выкрикнула Анастази, вскочив и склонившись над перилами. – Я тебя знаю? Что тебе нужно? Говори же!
– Да, ты знаешь меня, госпожа, – хрипло рассмеялся незнакомец. На него было направлено множество стрел, но он, казалось, даже не замечал этого. – Ты знаешь меня очень хорошо.
Он подошел к помосту, поднял голову и откинул с лица капюшон. Взглянул прямо в глаза королеве.
Анастази ахнула, мир зазвенел и закружился, все убыстряясь; ей показалось, что все, кто был на помосте, сейчас рухнут вместе с ней в разверзающуюся под ногами бездну.
– Рихард?.. Рихард…
Ее первый муж смотрел на нее и улыбался. Лицо его было белым как мел; давний, глубокий, изогнутый шрам пересекал левую бровь и, разбегаясь, вился по щеке до самого подбородка.
В это нельзя было поверить, нельзя перенести. Все вокруг потеряло стройную четкость, устойчивость и расплывалось перед глазами, выворачивалось из тисков разума, а потом вдруг стемнело, будто на землю свалилась кромешная ночь.
Лео Вагнер бросился вперед и подхватил на руки потерявшую сознание Анастази.
…Нюхательная соль – первейшее средство при обмороке, и понадобилось совсем немного времени, чтобы королева, очнувшись, отдернулась от лекаря, поднесшего к ее лицу маленькую склянку. В то же мгновение поняла, что полулежит в кресле, уронив руки на подлокотники, на головы деревянных волков, напряженно смотрящих вдаль. Придворные толпились рядом, и среди них она увидела Лео, почувствовала его взгляд – впрочем, менестрель тотчас же отвернулся, и эта поспешность неприятно резанула по сердцу.
Альма смочила госпоже шею водой, ослабила завязки, украшавшие вырез платья. Становилось прохладно, кажущаяся нагота смущала, и, несмотря на страшную слабость во всем теле, Анастази выпрямилась, поправляя на плечах белую накидку.
Королеве было хорошо видно, как Торнхельм оттолкнул подбежавших к нему воинов и лекаря. Грудь и лицо короля заливала кровь, и он провел ладонью по щеке, пытаясь остановить или хотя бы стереть – безрезультатно.
Лео, привыкший угадывать желания августейших особ, повернулся к Зейдеку, наименее родовитому и наименее спесивому из всех королевских распорядителей, и тихо сказал, указывая на толпу:
– Гоните их отсюда. Все, что сейчас происходит, их не касается. Только, умоляю, не переусердствуйте…
А Рихард поднял меч, и острие нацелилось точно в сердце вальденбургскому королю. Торнхельм остановился – сейчас он был слишком слаб, чтобы сражаться.
– Даже не думай об этом, – сказал ему Рихард и подошел ближе к помосту. – Анастази!
Она, не сводившая с него взгляда, сделала движение, как будто хотела отодвинуться еще дальше, вжалась спиной в спинку кресла. Королевские воины окружили барона полукольцом, но у любого, кто хоть раз видел Рихарда Кленце в бою, не могло не возникнуть сомнений насчет того, сумеет ли удержать его эта стража.
Клаус Фогель и Себастиан Фем помогли королю подняться на помост, и Торнхельм тяжело опустился в кресло. Пока оруженосцы занимались его доспехами, пока лекарь осматривал рану, король держал королеву за руку, но Анастази взглянула на мужа всего лишь раз – бегло, как будто чего-то стыдилась.
Повинуясь знаку своего господина, Лео Вагнер вышел вперед, к самым перилам.
– Называющий себя бароном Кленце должен доказать, что он именно тот, о ком мы все слышали и кого раньше знали.
– Не с тобой надлежит мне говорить, певчая птичка. Лишь мой сюзерен да моя супруга вправе спрашивать об этом!
– Считай, что я делаю это по их прямому поручению, – раздраженно процедил Лео, покосившись на короля; тот едва заметно кивнул, улыбаясь – давно уже ему не случалось видеть такого увлекательного представления. – И я еще раз спрашиваю: чем ты намерен подтвердить свои слова?
Все, кто был на помосте, видели, что в правой руке, чуть отведенной назад, менестрель сжимает метательный нож. Рихард Кленце взялся за рукоять меча, и окружавшие его воины поспешно сделали то же самое. Но барон лишь опустился на одно колено и протянул оружие королю, держа на вытянутых руках, словно приносил вассальную присягу:
– Позволь мне предъявить доказательства, мой король. Я ведь бился плечом к плечу с тобой там, на Готтармской равнине, семь лет назад. Не раз мы становились друг другу защитой. Узнаешь ли ты меч, который был при мне тогда? Все эти годы я не расставался с ним. Он сделан для моей руки, и на нем мой герб.
По знаку Лео Вагнера один из герольдов взял у барона Кленце меч и поднес королю.
– Меч этот мне знаком, – неторопливо проговорил Вольф, разглядывая оружие. – Но любую вещь в этом несовершенном мире возможно купить, выменять, украсть. Что именно сделал ты, прежде чем явиться сюда? Одного меча маловато для того, чтобы я пустил самозванца в один из замков своего королевства. Да и вдова барона мне этого не простит.
Анастази видела ликование в его прекрасных зеленых глазах: король забавлялся. Да и могло ли быть иначе? Только слепец не смог бы признать в этом рыцаре ее неистового первого супруга. Вольф явно тянул время – то ли и впрямь желая поразвлечься, то ли решив от души досадить Торнхельму.
Рихард сдернул с шеи цепочку, блеснувшую в свете заходящего солнца, и поднял на вытянутой руке, чтобы присутствующие могли ее видеть.
– Что ж, вот вам еще доказательства. Это медальон с моим гербом и девизом. Я никогда не снимал его. И в тот бой на Готтармской равнине я тоже шел с ним! – он указал на Анастази. – Моя супруга может подтвердить это!
Она, по-прежнему очень бледная, уронила всего одну фразу:
– Да, это было так.
– Что же с тобой было, барон? Почему ты явился сюда только теперь?
– Ты, мой король, знаешь город Асарет. В том городе в земляной яме я провел пять лет. Я мог бы и вовсе сгинуть в краю варваров, но всюду есть место добру. Мне помогли бежать. Я сумел добраться до побережья и пробраться на корабль, который шел в один из портов Вермандуа с грузом пряностей. Там я услышал о сем турнире и направился сюда. Четыре месяца ушло на дорогу…
Он умолк, словно не хотел более говорить, и Анастази поняла, что подробности своего чудесного спасения барон желает открыть лишь тем, кого это действительно касается. Придворные перешептывались – в глазах многих владетельных баронов эти доказательства были достаточно весомы, да и рассказ барона Кленце вызывал уважение к его отваге и силе духа. И пока герольд возвращал барону его оружие, Вольф склонился к Торнхельму и прошептал:
– Брат мой, ты ведь не можешь отрицать очевидного – это он. Безделушки легко подделать, но воинское искусство – нельзя. Мы недалеки от войны, причем по совершенно дурацкому поводу.
