Наступили часы свободы, но Энджи уклонилась от предложений подружек вместе повеселиться. Те стайками разбежались во все стороны.
Так, бродя без особой цели и в общем-то не интересуясь красотами столицы, девушка затерялась на многолюдных улицах.
4
— Осторожнее, корова!
Энджи, медленно двигаясь в толпе, засмотрелась на броскую афишу:
«Только сегодня, 4 сентября 1965 года, только один концерт в театре ABC. The Rolling Stones…»
Дальше дочитать не успела: она чуть не натолкнулась на высокого полноватого подростка, который едва увернулся от неё. Гитара в кожаном чехле дёрнулась за плечами парня, но была спасена от удара об афишную тумбу.
Девушка на мгновение опешила от грубого обращения: однако, столица имеет не только парадный фасад, — и вместо извинения само собой вырвалось не менее оскорбительное:
— Сам ты… боров!
Возмущённая Энджи пошла дальше, чувствуя на себе пристальный взгляд.
— Эй, постой! Извини… Просто моя гитара…
Приличие требовало вернуться:
— Ладно… И ты извини… А что гитара?
Юноша открыл чехол, извлёк потрёпанного вида инструмент, внимательно его осмотрел. Всё было в порядке.
— Понимаешь, эта акустика у меня первая и единственная. Папаша обещает подарить электрогитару, но когда ещё…
— Ты умеешь играть на электрогитаре? Вот интересно!
— Детка, — парень снисходительно похлопал девушку по плечу, — я с восьми лет играю. Два года по кабакам с пацанами бацаем… Правда, я на этой дешёвке, но пробовал и на Les Paul.
— Мне это ни о чём не говорит.
— Г-м! Хочешь увидеть? Здесь рядом.
Энджи колебалась. Принять неожиданное предложение от незнакомого парня и пойти с ним неизвестно куда было бы с её стороны верхом безрассудства. Но ей нестерпимо захотелось это сделать. Сделать наперекор, чтобы доказать и даже отомстить. Кому и зачем — она внятно объяснить не могла.
— Не знаю. Может, на минутку.
В двух кварталах от места этого разговора находился маленький танцевальный зал, сейчас пустой. На возвышении, которое можно назвать сценой, среди громоздкой аппаратуры, микрофонных стоек, мотков проводов прямо на полу в кружок сидели несколько парней, едва ли не мальчиков. Над ними вился сигаретный дым, пепельница в середине композиции была переполнена окурками.
— Где его носит?.. А, вот… Гэри, привет!
Вошедший юноша повернулся к спутнице, скромно стоящей за его спиной: по дороге сюда она растеряла свой задор.
— Проходи. Кстати, я — Гэри.
— Энджи, — просто сказала Энджи.
— Так, пацаны, — Гэри обратился к сидевшим. — Это Энджи. И смотрите у меня, без вольностей.
Сказано смотреть — смотрим. Девочка с виду простушка, но очень даже симпатичная. Стройная. Ножки. Всё такое.
Пацаны тайком показывали Гэри большие пальцы.
Энджи делала вид, что этого не замечает. Она постепенно освоилась, общее внимание было приятно, хотя откровенные взгляды сперва щекотали нервы. Пунцовый румянец на щеках вскоре исчез, и она без стеснения, даже кокетливо спрашивала: «А это что? А это зачем?»
Время летело не заметно. Внезапно друзья Гэри собрались уходить, и он спохватился:
— Энджи, извини… Тут такое дело… Роллинги выступают. Мы билеты зубами выгрызли.
— Конечно, я понимаю. Хотя нет, я ничего в этом, — Энджи провела ногтем по струнам чьей-то гитары, — не понимаю!
— А хочешь?
Не дожидаясь ответа, Гэри хлопнул в ладоши:
— Так, джентльмены! Девушка идёт с нами на концерт. Кто жертвует своим билетом?
Джентльмены приуныли, и дело решил жребий. Худосочный парнишка в очках почесал затылок:
— Надеюсь, не зря страдаю. Всё в порядке, Энджи. Там на входе тоже будет весело.
5
По пути в театр шестнадцатилетняя Энджи в общем балагурстве подростков не участвовала, шла задумчиво, делая для себя очередной не лёгкий выбор.
«Вот дойду до того перекрёстка и распрощаюсь с ребятами. Иначе, опоздаю на автобус и не вернусь вместе с классом. Страшно подумать, что скажут мать, отец, и стыдно сказать, кого они во мне увидят… Они… Это не только родители, но вся школа…»
Перекрёсток остался позади, девушка продолжала идти к театру.
«Ещё не поздно… Теперь до той телефонной будки… Позвонить бы, предупредить… Как хорошо городским девочкам! Один звонок и нет проблемы. Но в нашем посёлке телефон в доме редкость… Разве что у Кевина… Нет, мать на порог его не пустит и разговаривать не станет… Пусть себя винит: видит Бог, я хотела».
Выбор сделан и обоснование — недостаток коммуникационных средств — вполне устроило Энджи. Мысли разом потекли в более приятном направлении.
«Кевин… Он похож на Гэри и других ребят! Нет, не лицом, а всем обликом. Джинсы, пуловеры, длинные волосы… Свободная манера в разговоре… Открытый взгляд… Конечно, ему должны нравиться девушки непохожие на меня… Помню, по телевизору показывали модную одежду… Как там юбку-то назвали? Мини? Парни должны быть в восторге. Вряд ли такая у меня появится… Что юбка! Старухи губы красят, а я про косметичку заикнуться не смею. Скоро семнадцать лет исполнится, потом восемнадцать, а семнадцати уже никогда не будет… Когда жить, если не сейчас?»
Не чувствуя за собой особой вины, она успокоилась.
Уже на дальних подступах к театру у ребят стали спрашивать лишние билетики. Чем ближе, тем чаще. Бедолаги приставали ко всем подряд, с надеждой заглядывали в глаза счастливцев и при отказе понимающе кивали головами. Попадались и спекулянты, предлагавшие купить то ли настоящие, то ли поддельные, но за безумные деньги.
У входа в театр полукольцом стояли полицейские, еле сдерживая напирающую толпу и пропуская вовнутрь ручеёк из счастливых обладателей билетов. Стоял невообразимый шум из гортанных выкриков, пения каких-то песен, взрывов смеха и нетрезвых воплей.
Рослый Гэри, зажав в одной руке два билета и прижимая ею к себе испуганную Энджи, второй рукой расчищал им путь к полицейскому кордону. Пару раз билеты пытались вырвать, и Гэри смачно ругался.
Наконец, они оказались внутри, но свободнее не стало.
Всё пространство партера, до высоко расположенной рампы, занимали поклонники роллингов: стояли плотно, но прилично, ожидая появления своих кумиров.
Юноше и девушке досталось место в конце зала, у стены. Гэри отобрал у какого-то мальчишки неизвестно откуда затесавшийся сюда стул, поставил на него Энджи.
— Так тебе всё будет видно. — Сам он встал перед девушкой, и та мягко положила руки ему на плечи.
— А будет ли слышно? — спросила она с сомнением.
— О! За это не беспокойся.
Пока выступление не началось, в ярком свете ламп Энджи рассматривала публику, и, надо сказать, была ошеломлена и даже подавлена.
Парни и молодые мужчины её не заинтересовали, а девочки, девушки и женщины до тридцати лет (старше-то и не было) её поразили необычайно.
Ещё на улице, в наступающих сумерках, деревенская девушка замечала то тут, то там под лёгкими шуршащими плащами короткие юбки, колготы (ну не чулки же это на резинках), белые туфли-лодочки. А здесь, в зале, — и сопливые девчонки, и молодые женщины — словно куколки из телевизионной рекламы: Энджи иногда удавалось тайком от матери включать телевизор.
И мини-юбки, и синтетические блузки, и атласные ленты в высоких причёсках, и яркая косметика…
Какой же она себе казалась жалкой провинциалкой в своём лучшем сером платьице с пояском…
Внезапно на сцене появились The Rolling Stones, и всё утонуло в многоголосом женском визге.
6
Публика «завелась» с первой песенки, и дальше «разогрев» шел только по нарастающей. Едва начинали звучать первые аккорды ревущей гитары, как они узнавались поклонниками: вихрем проносился всплеск аплодисментов и одобрительных возгласов. Потом все дружно начинали танцевать, многие вовсе отвернувшись от сцены, виляя задами и коленками под ритмичный грохот барабана и бас-гитары. Но громче всех звуков, целиком заполняя объём зала, надрывался голос солиста. Худощавый парень в узких джинсах и белом пуловере с закатанными рукавами мог поделиться энергией с каждым в зале. Да и осталось бы ещё столько же.
Однако, Энджи музыка не увлекала, в отличии от происходящего вокруг. Не вульгарное, а скорее, забавное нашла девушка в раскрепощённом, свободном дыхании молодости. И, вроде как, каждый выламывается сам по себе, но в тоже время, все объединены чем-то незримым, им только понятным. Что связывает этих людей? Какая тайна? Стать ли одной из них? Или держаться подальше?
Вдруг грохот прекратился. Нежно и трепетно заиграла акустическая гитара, и девушка услышала: «Энджи»
Голос со сцены произносил её имя, обращался только к ней, обволакивал словами:
— О, Энджи, ангел мой!
Заберу твои невзгоды и печали…
Девушка запаниковала: «Откуда он всё знает про меня? Как стыдно! Нет, совсем
нет! Такой нежный взгляд в мою душу… Говори! Прошу!»
— Энджи! В твоей любви
Тонул я сладкими ночами…
Музыка лилась, душа таила и слёзы наворачивались у девушки от жалости к себе, ко всем несчастным, ко всему миру…
— Энджи! Ты чудо!
Как помочь нашей любви?
Энджи вся трепетала. Таких острых эмоций ей не приходилось испытывать: песня рассказала девушке больше, чем она сама о себе знала. Рассказала открыто и, одновременно, очень тактично, жалея девичью стыдливость, без следа пошлости и грязи.
Очнувшись от наваждения, Энджи осторожно осмотрелась: не тычут ли в неё пальцем. Ах, ах, какая чувствительная особа! Нет, не тычут: пары ещё медленно кружились, женские руки обвивали мужские шеи, а лица светились мягкими улыбками.
«Так вот в чём дело! Всех объединяет… любовь! Это и есть заветный ключик от потайной дверцы; тайна, которая… Которая совсем не тайна. Не моя ли мать заставляет зубрить слова про любовь к Богу и родителям. Не в нашей ли школе долбят про любовь к знаниям и государству… Я должна то, я должна это… А толку в этом насилии — или ноль, или желание сделать обратное. Дайте мне самой разобраться, сделать выбор. Без принуждения, как сегодня днём в соборе и сейчас в театре».
Энджи захотелось кричать и двигаться. Ну что же, пожалуйста — подростковую психологию никто не отменял, — и со сцены донеслось:
— А сейчас свежая песня «Я не могу не быть…» Девушки, кем???
Зал завизжал сотнями женских голосов:
— Удовлетворённым!!!
В такт мощным гитарным рифам молодёжь запрыгала, рефлекторно вскидывая над головами руки. Пол заходил ходуном и свет в зале начал моргать. Все бились в первобытном экстазе от радости зажжённого огня.
Энджи неловко притоптывала на своём стуле; ритм не отпускал, вызывая у неё, впрочем, как и у остальных, почти физиологическую удовлетворённость. Она немного испугалась, ей показалось… Нет, показалось.
Гэри повернулся к девушке. Он улыбался, но в конвульсиях не дёргался:
— Ну, как?
Энджи только по губам догадалась о вопросе и жестом показала: «Отлично!»
— Гэри, почему ты не танцуешь?
— Что?
Энджи наклонилась к курчавым волосам:
— Почему не танцуешь? Музыка не нравится?
— Нравится. Парни отлично играют. Есть чему поучиться. Но я люблю блюз.
— Что?
— Блюз, говорю, люблю…
— А-а… Не слышала…
Гэри начал было объяснять, но у сцены что-то случилось.
Несколько разгорячённых парней повалили полицейского из кордона, и в образовавшуюся брешь хлынули любители пива и рок–н–ролла. В одно мгновение они оказались рядом с музыкантами, стали хвататься за музыкальные инструменты. Песня зазвучала нестройно и замолкла. Толпа возмущённо заревела, требуя продолжения. Началась свалка.
Гэри подхватил Энджи и спокойно сказал:
— Нам пора. Сейчас могут появиться велосипедные цепи и розочки от бутылок. Я знаю — видел не раз.
Они почти беспрепятственно выскочили на улицу, и, энергично работая локтями, преодолели страждущую толпу поклонников The Rolling Stones.
7
Гэри помог Энджи добраться до автобусного вокзала. Что называется, в последнюю минуту девушка успела на последний рейс. На прощание времени почти не осталось, и она лишь помахала Гэри через оконное стекло рукой. Он что-то в ответ говорил, изображал игру на гитаре, крутил диск телефона. А она только грустно улыбалась, понимая, что они никогда больше не встретятся.
Автобус тронулся, оставляя на пустой привокзальной площади Роберта Уильяма Гэри Мура — мальчика-вундеркинда, будущую звезду блюз–рока.
8
Около часа ночи возле Пресвитерианской церкви Анналонга остановился автобус. Единственные его пассажиры — девушка и дородная дама — поспешно вышли, перешли пустое шоссе и направилась по тропинке к дому Бренненов, стоящему на отшибе посёлка.
Подойдя к крыльцу, они увидели, что через щели в ставнях кухонного окна пробивался свет — хозяева не спали. Однако открыть входную дверь ключом девушка не смогла — ночью семья пользовалась задвижкой. Получалось, её не ждали. Или ждали, но хотели, чтобы она попросилась в дом.
Позвонила дама. Довольно долго им не открывали. Девушка терпеливо ждала, зябко потирая плечи. Наконец, дверь открылась.
— Добрый вечер, миссис Бреннан. Вот доставила. — Дама подтолкнула Энджи к порогу.
— Спасибо, мисс Гэлахер… Не знаю, пускать ли…
— Ну разбирайтесь сейчас сами, а мы дождёмся понедельника. Спокойной ночи!
Энджи, я пожелала «спокойной ночи»…
Девчонка дерзко ответила:
— Спите спокойно, мисс Гэлахер!
Мать затащила Энджи в дом, грохнула задвижкой.
— Марш на кухню! — грозным шепотом проговорила женщина. Затем прошла вслед за дочерью, закрыла дверь и встала возле неё, словно часовой.
— Что ты себе позволяешь? — в полный голос спросила мать. — Надо быть благодарной мисс Гэлахер за её участие, за терпение… Она до последнего автобуса ожидала твоего появления, и, я уверена, так и осталась бы на вокзале.
— Я прекрасно могла доехать и без неё.
Энджи села за стол, достала из хлебницы отрезанный кусочек соевого хлеба, жадно съела.
— А, что касается вокзала… Все в школе знают про её столичного любовника.
— Замолчи! Что за речи и тон! Ишь ты…
— Мама, пожалуйста, поговорим завтра, после воскресной службы. Я устала…
— А я, не устала? Вся на нервах… Дети вернулись — тебя нет… Это просто чудо, что… как его? Роджер!.. заметил тебя. Он — мальчик, и то не посмел подойти к компании каких-то хулиганов, а моя дочь шляется с ними. Может ты курила? Конечно, я чувствую запах табака!
— Ну какой табак… Это отец надымил. Ты очень громко кричишь — он же, наверняка, спит… по субботней традиции. А главное, совершенно не волнуется из-за моего отсутствия. Советую и тебе успокоится.
— Советует она…
«Насчёт отца Энджи, конечно, права… Мартин заявился из паба незадолго до её приезда. Как всегда, пьян… Про дочь не интересовался. Едва его угомонила… Но не ей, соплячке…»
— Мала ещё отца судить. Кто тебя кормит, поит, одевает?
— Я знаю и благодарна ему… Но жизнь, мама, изменилась. Она стала немного шире, чем работа шесть дней в неделю, а на седьмой — в церковь.
Миссис Бреннан всплеснула руками. Бинт, который пришлось наложить на покрасневшую от вчерашнего ожога руку, размотался, но женщина этого не заметила.
— О Боге вспомнила, агнец! Тогда не гневи его и следуй ему! Бог дарует жизнь как испытание; Бог дарует смерть как спасение.
В Энджи нарастало противодействие напору матери.
— Ничего плохого я не сказала. Напротив, я принимаю Бога как любовь…
— Бог — есть кротость, — перебила мать свою дочь, — и…
— И я, — повышая голос, перебила Энджи мать, — очень люблю тебя, отца… друзей… И вправе ждать от вас доверия, чтобы не унижаться ложью… Да, я провела прекрасный вечер в кругу хороших людей, многое узнала и поняла. И не жалею.
Так, бродя без особой цели и в общем-то не интересуясь красотами столицы, девушка затерялась на многолюдных улицах.
4
— Осторожнее, корова!
Энджи, медленно двигаясь в толпе, засмотрелась на броскую афишу:
«Только сегодня, 4 сентября 1965 года, только один концерт в театре ABC. The Rolling Stones…»
Дальше дочитать не успела: она чуть не натолкнулась на высокого полноватого подростка, который едва увернулся от неё. Гитара в кожаном чехле дёрнулась за плечами парня, но была спасена от удара об афишную тумбу.
Девушка на мгновение опешила от грубого обращения: однако, столица имеет не только парадный фасад, — и вместо извинения само собой вырвалось не менее оскорбительное:
— Сам ты… боров!
Возмущённая Энджи пошла дальше, чувствуя на себе пристальный взгляд.
— Эй, постой! Извини… Просто моя гитара…
Приличие требовало вернуться:
— Ладно… И ты извини… А что гитара?
Юноша открыл чехол, извлёк потрёпанного вида инструмент, внимательно его осмотрел. Всё было в порядке.
— Понимаешь, эта акустика у меня первая и единственная. Папаша обещает подарить электрогитару, но когда ещё…
— Ты умеешь играть на электрогитаре? Вот интересно!
— Детка, — парень снисходительно похлопал девушку по плечу, — я с восьми лет играю. Два года по кабакам с пацанами бацаем… Правда, я на этой дешёвке, но пробовал и на Les Paul.
— Мне это ни о чём не говорит.
— Г-м! Хочешь увидеть? Здесь рядом.
Энджи колебалась. Принять неожиданное предложение от незнакомого парня и пойти с ним неизвестно куда было бы с её стороны верхом безрассудства. Но ей нестерпимо захотелось это сделать. Сделать наперекор, чтобы доказать и даже отомстить. Кому и зачем — она внятно объяснить не могла.
— Не знаю. Может, на минутку.
В двух кварталах от места этого разговора находился маленький танцевальный зал, сейчас пустой. На возвышении, которое можно назвать сценой, среди громоздкой аппаратуры, микрофонных стоек, мотков проводов прямо на полу в кружок сидели несколько парней, едва ли не мальчиков. Над ними вился сигаретный дым, пепельница в середине композиции была переполнена окурками.
— Где его носит?.. А, вот… Гэри, привет!
Вошедший юноша повернулся к спутнице, скромно стоящей за его спиной: по дороге сюда она растеряла свой задор.
— Проходи. Кстати, я — Гэри.
— Энджи, — просто сказала Энджи.
— Так, пацаны, — Гэри обратился к сидевшим. — Это Энджи. И смотрите у меня, без вольностей.
Сказано смотреть — смотрим. Девочка с виду простушка, но очень даже симпатичная. Стройная. Ножки. Всё такое.
Пацаны тайком показывали Гэри большие пальцы.
Энджи делала вид, что этого не замечает. Она постепенно освоилась, общее внимание было приятно, хотя откровенные взгляды сперва щекотали нервы. Пунцовый румянец на щеках вскоре исчез, и она без стеснения, даже кокетливо спрашивала: «А это что? А это зачем?»
Время летело не заметно. Внезапно друзья Гэри собрались уходить, и он спохватился:
— Энджи, извини… Тут такое дело… Роллинги выступают. Мы билеты зубами выгрызли.
— Конечно, я понимаю. Хотя нет, я ничего в этом, — Энджи провела ногтем по струнам чьей-то гитары, — не понимаю!
— А хочешь?
Не дожидаясь ответа, Гэри хлопнул в ладоши:
— Так, джентльмены! Девушка идёт с нами на концерт. Кто жертвует своим билетом?
Джентльмены приуныли, и дело решил жребий. Худосочный парнишка в очках почесал затылок:
— Надеюсь, не зря страдаю. Всё в порядке, Энджи. Там на входе тоже будет весело.
5
По пути в театр шестнадцатилетняя Энджи в общем балагурстве подростков не участвовала, шла задумчиво, делая для себя очередной не лёгкий выбор.
«Вот дойду до того перекрёстка и распрощаюсь с ребятами. Иначе, опоздаю на автобус и не вернусь вместе с классом. Страшно подумать, что скажут мать, отец, и стыдно сказать, кого они во мне увидят… Они… Это не только родители, но вся школа…»
Перекрёсток остался позади, девушка продолжала идти к театру.
«Ещё не поздно… Теперь до той телефонной будки… Позвонить бы, предупредить… Как хорошо городским девочкам! Один звонок и нет проблемы. Но в нашем посёлке телефон в доме редкость… Разве что у Кевина… Нет, мать на порог его не пустит и разговаривать не станет… Пусть себя винит: видит Бог, я хотела».
Выбор сделан и обоснование — недостаток коммуникационных средств — вполне устроило Энджи. Мысли разом потекли в более приятном направлении.
«Кевин… Он похож на Гэри и других ребят! Нет, не лицом, а всем обликом. Джинсы, пуловеры, длинные волосы… Свободная манера в разговоре… Открытый взгляд… Конечно, ему должны нравиться девушки непохожие на меня… Помню, по телевизору показывали модную одежду… Как там юбку-то назвали? Мини? Парни должны быть в восторге. Вряд ли такая у меня появится… Что юбка! Старухи губы красят, а я про косметичку заикнуться не смею. Скоро семнадцать лет исполнится, потом восемнадцать, а семнадцати уже никогда не будет… Когда жить, если не сейчас?»
Не чувствуя за собой особой вины, она успокоилась.
Уже на дальних подступах к театру у ребят стали спрашивать лишние билетики. Чем ближе, тем чаще. Бедолаги приставали ко всем подряд, с надеждой заглядывали в глаза счастливцев и при отказе понимающе кивали головами. Попадались и спекулянты, предлагавшие купить то ли настоящие, то ли поддельные, но за безумные деньги.
У входа в театр полукольцом стояли полицейские, еле сдерживая напирающую толпу и пропуская вовнутрь ручеёк из счастливых обладателей билетов. Стоял невообразимый шум из гортанных выкриков, пения каких-то песен, взрывов смеха и нетрезвых воплей.
Рослый Гэри, зажав в одной руке два билета и прижимая ею к себе испуганную Энджи, второй рукой расчищал им путь к полицейскому кордону. Пару раз билеты пытались вырвать, и Гэри смачно ругался.
Наконец, они оказались внутри, но свободнее не стало.
Всё пространство партера, до высоко расположенной рампы, занимали поклонники роллингов: стояли плотно, но прилично, ожидая появления своих кумиров.
Юноше и девушке досталось место в конце зала, у стены. Гэри отобрал у какого-то мальчишки неизвестно откуда затесавшийся сюда стул, поставил на него Энджи.
— Так тебе всё будет видно. — Сам он встал перед девушкой, и та мягко положила руки ему на плечи.
— А будет ли слышно? — спросила она с сомнением.
— О! За это не беспокойся.
Пока выступление не началось, в ярком свете ламп Энджи рассматривала публику, и, надо сказать, была ошеломлена и даже подавлена.
Парни и молодые мужчины её не заинтересовали, а девочки, девушки и женщины до тридцати лет (старше-то и не было) её поразили необычайно.
Ещё на улице, в наступающих сумерках, деревенская девушка замечала то тут, то там под лёгкими шуршащими плащами короткие юбки, колготы (ну не чулки же это на резинках), белые туфли-лодочки. А здесь, в зале, — и сопливые девчонки, и молодые женщины — словно куколки из телевизионной рекламы: Энджи иногда удавалось тайком от матери включать телевизор.
И мини-юбки, и синтетические блузки, и атласные ленты в высоких причёсках, и яркая косметика…
Какой же она себе казалась жалкой провинциалкой в своём лучшем сером платьице с пояском…
Внезапно на сцене появились The Rolling Stones, и всё утонуло в многоголосом женском визге.
6
Публика «завелась» с первой песенки, и дальше «разогрев» шел только по нарастающей. Едва начинали звучать первые аккорды ревущей гитары, как они узнавались поклонниками: вихрем проносился всплеск аплодисментов и одобрительных возгласов. Потом все дружно начинали танцевать, многие вовсе отвернувшись от сцены, виляя задами и коленками под ритмичный грохот барабана и бас-гитары. Но громче всех звуков, целиком заполняя объём зала, надрывался голос солиста. Худощавый парень в узких джинсах и белом пуловере с закатанными рукавами мог поделиться энергией с каждым в зале. Да и осталось бы ещё столько же.
Однако, Энджи музыка не увлекала, в отличии от происходящего вокруг. Не вульгарное, а скорее, забавное нашла девушка в раскрепощённом, свободном дыхании молодости. И, вроде как, каждый выламывается сам по себе, но в тоже время, все объединены чем-то незримым, им только понятным. Что связывает этих людей? Какая тайна? Стать ли одной из них? Или держаться подальше?
Вдруг грохот прекратился. Нежно и трепетно заиграла акустическая гитара, и девушка услышала: «Энджи»
Голос со сцены произносил её имя, обращался только к ней, обволакивал словами:
— О, Энджи, ангел мой!
Заберу твои невзгоды и печали…
Девушка запаниковала: «Откуда он всё знает про меня? Как стыдно! Нет, совсем
нет! Такой нежный взгляд в мою душу… Говори! Прошу!»
— Энджи! В твоей любви
Тонул я сладкими ночами…
Музыка лилась, душа таила и слёзы наворачивались у девушки от жалости к себе, ко всем несчастным, ко всему миру…
— Энджи! Ты чудо!
Как помочь нашей любви?
Энджи вся трепетала. Таких острых эмоций ей не приходилось испытывать: песня рассказала девушке больше, чем она сама о себе знала. Рассказала открыто и, одновременно, очень тактично, жалея девичью стыдливость, без следа пошлости и грязи.
Очнувшись от наваждения, Энджи осторожно осмотрелась: не тычут ли в неё пальцем. Ах, ах, какая чувствительная особа! Нет, не тычут: пары ещё медленно кружились, женские руки обвивали мужские шеи, а лица светились мягкими улыбками.
«Так вот в чём дело! Всех объединяет… любовь! Это и есть заветный ключик от потайной дверцы; тайна, которая… Которая совсем не тайна. Не моя ли мать заставляет зубрить слова про любовь к Богу и родителям. Не в нашей ли школе долбят про любовь к знаниям и государству… Я должна то, я должна это… А толку в этом насилии — или ноль, или желание сделать обратное. Дайте мне самой разобраться, сделать выбор. Без принуждения, как сегодня днём в соборе и сейчас в театре».
Энджи захотелось кричать и двигаться. Ну что же, пожалуйста — подростковую психологию никто не отменял, — и со сцены донеслось:
— А сейчас свежая песня «Я не могу не быть…» Девушки, кем???
Зал завизжал сотнями женских голосов:
— Удовлетворённым!!!
В такт мощным гитарным рифам молодёжь запрыгала, рефлекторно вскидывая над головами руки. Пол заходил ходуном и свет в зале начал моргать. Все бились в первобытном экстазе от радости зажжённого огня.
Энджи неловко притоптывала на своём стуле; ритм не отпускал, вызывая у неё, впрочем, как и у остальных, почти физиологическую удовлетворённость. Она немного испугалась, ей показалось… Нет, показалось.
Гэри повернулся к девушке. Он улыбался, но в конвульсиях не дёргался:
— Ну, как?
Энджи только по губам догадалась о вопросе и жестом показала: «Отлично!»
— Гэри, почему ты не танцуешь?
— Что?
Энджи наклонилась к курчавым волосам:
— Почему не танцуешь? Музыка не нравится?
— Нравится. Парни отлично играют. Есть чему поучиться. Но я люблю блюз.
— Что?
— Блюз, говорю, люблю…
— А-а… Не слышала…
Гэри начал было объяснять, но у сцены что-то случилось.
Несколько разгорячённых парней повалили полицейского из кордона, и в образовавшуюся брешь хлынули любители пива и рок–н–ролла. В одно мгновение они оказались рядом с музыкантами, стали хвататься за музыкальные инструменты. Песня зазвучала нестройно и замолкла. Толпа возмущённо заревела, требуя продолжения. Началась свалка.
Гэри подхватил Энджи и спокойно сказал:
— Нам пора. Сейчас могут появиться велосипедные цепи и розочки от бутылок. Я знаю — видел не раз.
Они почти беспрепятственно выскочили на улицу, и, энергично работая локтями, преодолели страждущую толпу поклонников The Rolling Stones.
7
Гэри помог Энджи добраться до автобусного вокзала. Что называется, в последнюю минуту девушка успела на последний рейс. На прощание времени почти не осталось, и она лишь помахала Гэри через оконное стекло рукой. Он что-то в ответ говорил, изображал игру на гитаре, крутил диск телефона. А она только грустно улыбалась, понимая, что они никогда больше не встретятся.
Автобус тронулся, оставляя на пустой привокзальной площади Роберта Уильяма Гэри Мура — мальчика-вундеркинда, будущую звезду блюз–рока.
8
Около часа ночи возле Пресвитерианской церкви Анналонга остановился автобус. Единственные его пассажиры — девушка и дородная дама — поспешно вышли, перешли пустое шоссе и направилась по тропинке к дому Бренненов, стоящему на отшибе посёлка.
Подойдя к крыльцу, они увидели, что через щели в ставнях кухонного окна пробивался свет — хозяева не спали. Однако открыть входную дверь ключом девушка не смогла — ночью семья пользовалась задвижкой. Получалось, её не ждали. Или ждали, но хотели, чтобы она попросилась в дом.
Позвонила дама. Довольно долго им не открывали. Девушка терпеливо ждала, зябко потирая плечи. Наконец, дверь открылась.
— Добрый вечер, миссис Бреннан. Вот доставила. — Дама подтолкнула Энджи к порогу.
— Спасибо, мисс Гэлахер… Не знаю, пускать ли…
— Ну разбирайтесь сейчас сами, а мы дождёмся понедельника. Спокойной ночи!
Энджи, я пожелала «спокойной ночи»…
Девчонка дерзко ответила:
— Спите спокойно, мисс Гэлахер!
Мать затащила Энджи в дом, грохнула задвижкой.
— Марш на кухню! — грозным шепотом проговорила женщина. Затем прошла вслед за дочерью, закрыла дверь и встала возле неё, словно часовой.
— Что ты себе позволяешь? — в полный голос спросила мать. — Надо быть благодарной мисс Гэлахер за её участие, за терпение… Она до последнего автобуса ожидала твоего появления, и, я уверена, так и осталась бы на вокзале.
— Я прекрасно могла доехать и без неё.
Энджи села за стол, достала из хлебницы отрезанный кусочек соевого хлеба, жадно съела.
— А, что касается вокзала… Все в школе знают про её столичного любовника.
— Замолчи! Что за речи и тон! Ишь ты…
— Мама, пожалуйста, поговорим завтра, после воскресной службы. Я устала…
— А я, не устала? Вся на нервах… Дети вернулись — тебя нет… Это просто чудо, что… как его? Роджер!.. заметил тебя. Он — мальчик, и то не посмел подойти к компании каких-то хулиганов, а моя дочь шляется с ними. Может ты курила? Конечно, я чувствую запах табака!
— Ну какой табак… Это отец надымил. Ты очень громко кричишь — он же, наверняка, спит… по субботней традиции. А главное, совершенно не волнуется из-за моего отсутствия. Советую и тебе успокоится.
— Советует она…
«Насчёт отца Энджи, конечно, права… Мартин заявился из паба незадолго до её приезда. Как всегда, пьян… Про дочь не интересовался. Едва его угомонила… Но не ей, соплячке…»
— Мала ещё отца судить. Кто тебя кормит, поит, одевает?
— Я знаю и благодарна ему… Но жизнь, мама, изменилась. Она стала немного шире, чем работа шесть дней в неделю, а на седьмой — в церковь.
Миссис Бреннан всплеснула руками. Бинт, который пришлось наложить на покрасневшую от вчерашнего ожога руку, размотался, но женщина этого не заметила.
— О Боге вспомнила, агнец! Тогда не гневи его и следуй ему! Бог дарует жизнь как испытание; Бог дарует смерть как спасение.
В Энджи нарастало противодействие напору матери.
— Ничего плохого я не сказала. Напротив, я принимаю Бога как любовь…
— Бог — есть кротость, — перебила мать свою дочь, — и…
— И я, — повышая голос, перебила Энджи мать, — очень люблю тебя, отца… друзей… И вправе ждать от вас доверия, чтобы не унижаться ложью… Да, я провела прекрасный вечер в кругу хороших людей, многое узнала и поняла. И не жалею.
