? Это не… ? он осёкся: Татьяна была беременна.
12
? Ну, что, пойдём, посмотрим… ? Средних лет мужчина с лысым бугристым черепом нехотя встал с дивана. Он подошёл к вешалке, взял белый халат и, не застёгивая, набросил его поверх кителя.
? Ключи не забудь, ? Мужчина обращался к молоденькой медсестре, которая, слюнявя пальчик, пыталась стереть какое-то пятнышко на форменной юбке. ? Давай, давай… ? подталкивал он девушку к дверям кабинета, хлопая ладонью по упругой попке.
Они вышли в узкий, короткий коридор, разделённый к тому же, железной перегородкой с решётчатой дверью.
По эту сторону перегородки находились административная часть, кабинеты стоматолога, окулиста, терапевта и хирурга, она же, перевязочная. Кабинеты были пусты и закрыты ? специалистов катастрофически не хватало. Только в перевязочной уборщица тётя Шура возила по полу мокрой тряпкой.
А на другой половине коридора было несколько палат для специфических пациентов ? осужденных, помещённых сюда, кого по болезни, кого за примерное поведение.
Капитан медицинской службы, главврач, врач широкого профиля, бухгалтер, завхоз ? кем он только не был в этой маленькой медсанчасти исправительного учреждения на краю земли, за Полярным кругом, за границей нормальной человеческой жизни.
«Пошлю всё на хер, подам рапорт.…Но, с другой стороны, семью кормить надо, а здесь северные. И Маша…»
Они обошли все палаты, осталась одна, крайняя.
? Маша, маску надень.
Она подняла марлевую повязку с шеи на лицо, погремела связкой ключей и открыла дверь. Врач, не заходя вовнутрь, оглядел комнату.
Несколько пустых железных кроватей со свёрнутыми матрасами, белые облупившиеся тумбочки возле них, окно без занавесок, но с веером решётки из толстых прутьев. Единственный пациент лежал на койке, придвинутой вплотную к тоненькой батареи, и был накрыт серым одеялом до середины лица. Рядом на стуле ? кружка и вафельное полотенце в пятнах, от бурых до ярко-красных. Он долго не шевелился, а когда чуть дёрнулся, то ли от судороги, то ли от холода, врач закрыл дверь.
? Жив.
? Может ему что надо?
? Ничего ему уже не надо. А, впрочем, замените полотенце, воды горячей…И скажи Михеечу, пусть подбросит дровишек немного. Холод собачий, конец октября, снег лежит…
13
Сергей закашлялся, красной слюной сплюнул в полотенце, им же вытер пересохшие губы.
«Ты смотри, заменили…» Вообще, людишки здесь неплохие, в других колониях похлеще, бывало, курвы медицинские… Он смотрел в потолок, пытаясь из паутины трещин составить образы растений, животных, но не людей. Не любил он их. Хлебнул…
«Эти меня и закопают, недалеко отсюда, метров триста мне и осталось. И будешь ты, Серёженька, лежать в земельке, снежный холмик сверху, табличка с цифирками…А что тут поделаешь? Туберкулёз, открытая форма, последняя стадия. Где-то лечится…»
Пусть слабо, но за жизнь он цеплялся. Жизнь…
Сергей помнил её первую половину, но не мог поверить, что это было с ним. Мама, друзья, Таня.…Всё это комком подкатило к горлу, заставив снова схватить полотенце.
И другая жизнь, начавшаяся с суда. Нет, раньше. С автобусной аварии, как не странно. «Рука Женьки, упирающаяся в мою больную грудину, сорвала болты…Драка. Вилка эта проклятая…Кто мне поверит, что случайность…Судья? «…и обнаружены отпечатки пальцев…» Никто. И Таня не поверила ? это беда.…А двенадцать лет по приговору военного трибунала ? не вышка, вдруг ждать будет…»
Но Татьяна вычеркнула его из своей жизни, не простила.
Сергей, отсидев первый срок от звонка до звонка, в начале девяностых, хотел начать всё с чистого листа, набело. Приехал в Питер и, первым делом, ? к Татьяне. Из тяжелого разговора с её младшим братом, он, по случайным оговоркам, понял, что Таня с дочкой давно живет в другом, не то городе, не то селе, где-то в Тверской области. Сергей засобирался туда: «Найду!»
«А нашли меня. Новая страна, новые порядки, новый срок...Сейчас уже и не вспомнить, за что». Двадцать с лишнем лет, будто не жил. Ни дома, ни друзей, ни семьи…Среди общих бараков и одиночных клетух, снегов лесоповала и солнцепёка песчаных карьеров, серой робы и засаленных ватников ? везде в этом чёрном мире для Сергея была единственная светлая полоска, память о Тане. И, до скрежета в зубах, бессильная злость от невозможности на коленях перед ней покаяться и услышать: «Я верю и прощаю».
«Ишь, каркают… Я ещё не сдох».
Большая ворона сидела на железной дужке койки в ногах Сергея, то и дело наклонялась вперёд, при этом громко каркая. В свисавшем с её шеи зеркальце отражался тусклый свет лампочки.
Сергей хотел согнать ворону, с трудом шевельнув ногой. Но та сама взмахнула крыльями и перелетела на другую сторону койки, усевшись над его головой. Зеркальце отцепилось и упало на старенькое одеяло.
? Это мне? Прощальный подарок. Посмотрим…Что же ты, под левую бросаешь?
Он взял зеркальце, поднёс к лицу. От горячего дыхания оно сразу запотело. Сергей протер поверхность, увидел исхудавшего себя и услышал голос:
? Хорош, нечего сказать. До экспериментировался…
? Верея! Мистишна…
? Я слово своё держу.
? Верея Мистишна, не так громко. Здесь слышимость…
? Знаю. Нас не слышат, кое ? что можем…
? А можете… меня…мне… обратно. Виноват я очень.
? И это знаю. Предупреждала ведь, будь осторожен. Куда на этот раз. Небось, в день свадьбы?
? Нет, Верея Мистишна, нет.…Раньше.
? Раньше? Силён! Смотри, это последняя попытка.
14
В предбаннике послышался скрип дверной пружины, топот сапог, знакомые голоса:
? Лампочка перегорела.
? Где звонок-то?
? Ты ногой ё..ни.…Да не меня.
Раздался резкий звук входного зуммера. Сергей нажал на самодельной приборной панели кнопку, и дверь дистанционно ? недаром, радиомастерская ? открылась.
? Я сам сейчас кому-то пол сапога в жопу… ? смеясь, встретил он гостей незатейливой, но востребованной, армейской шуткой ? поводов для её применения было предостаточно.
Вразвалочку, с ленцой, вошли два Серёгиных дружка: Игорёк ? ефрейтор, бывшим писарем у зампотеха, и Саня Ш., как и Сергей, младший сержант ? водила там чего-то.
Все трое были одного года призыва, все из Питера и служили в одном взводе при учебке. Черпаки, скоро станут стариками. Собственно, на таких, как они, отслужившими год-полтора, держится вся Советская армия. Молодые салаги ещё ничего не умеют и только хотят домой; дедушки всё умеют, но кроме дембелевского альбома, ничего не хотят; дембеля уже практически на гражданке.
«А мы привыкли, всё об армии поняли и … и жить можно».
? Говорил, он здесь… Пошли на ужин… А это кто? ? В ушитом донельзя хэбэ, тощий, длинный Игорёк походил на любопытного и весёлого кузнечика.
? Это Александр. Из курсов. Хочу оставить его в помощниках.
? А!.. Ну, беги, воин…Ваши строятся уже…
Александр посмотрел на Сергея, неспешно отложил и выключил паяло, медленно вышел из мастерской.
? Тормознутый он какой-то ? сказал Саня, играясь низко висящей бляхой.
? Да они все с Краснодарского края ходят, как обкуренные. А этот с Ростова-на-Дону. Зато толковый. Ладно, пошли, жрать охота…
Они без шинелей, но в зимних шапках, глубоко засунув руки в карманы штанин, сутулясь для форсу, вышли на плац.
? Ну, быстрее, вас одних ждём…? торопил замкомвзвод, ? Нале-во…Шагом, арш!
Взвод нестройными рядами, не в ногу, потянулся в столовку на ужин.
Огромное помещение солдатской столовой, рассчитанное на учебный батальон и соседствующую с ним боевую часть, было наполнено гулом сотен голосов, звяканьем жестяной посуды, командными окриками, топотом вбегающих и выбегающих салаг.
Ели все по-разному: молодые, постоянно голодные, хлебали всё без разбору, торопились, боясь услышать «Закончили приём пищи ? строиться выходи»; старослужащие никуда не торопились, ели, переговариваясь и смеясь над тем, что едят, уходили, когда и как захочется; дежурные офицеры питались в сторонке, явно что-то другим.
? Ё…мать, опять кенгуру. Забыл, как говяжья тушёнка пахнет, не то, что на вкус…Серёга, ты это будешь?
? Я нет. В чайную схожу, колбасы куплю.
? А я буду, и колбасу твою тоже…Чаю-то выпьете? Федька-хлеборез семафорил ? можно, без брома…
? Ну, тогда с корочкой белого…Зашибись…
Выйдя в темноту и прохладу вечера, они постояли немного на ступенях столовки и разошлись: дружбаны направились к казарме, а Сергей повернул к чайной.
? Серёга! ? Игорь вернулся. ? Хотел спросить, ты увольнительную написал?
? Да, но то, что подпишут с пятницы, надежды мало. Если вообще подпишут…
? Ну-ну, держи хвост пистолетом.
Двери стеклянной чайной были закрыты, всё занавешено плотными портьерами, но горел яркий свет. Прыгающие тени и музыка не оставляли сомнений ? там пьянство пьянствовали.
«Вот и поел, чёрт…И с увольнительной ничего не получается…Ах, как мне надо в город, сегодня, прямо сейчас!»
19 октября у Тани день рождения, не поздравить было нельзя, поздравить невозможно. Вечер уже заканчивался, и только чудо могло спасти ситуацию.
? Где ты ходишь! Иди быстрее к начальнику штаба… ? подбежал к Сергею, только что поднявшемуся в казарму, дежурный.
Сергей знал, что с майором шутки плохи, и, застегнув на воротничке крючок, протерев чьей-то сохнувшей портянкой сапоги, подтянув ремень, заторопился в штаб батальона.
В пустом вестибюле перед кабинетами начальства слонялся одинокий дежурный по штабу.
Сергей подошёл к нему, чтобы прояснить обстановку:
? Привет! Не знаешь, что от меня надо?
? Что от тебя, Серёга, надо, я не знаю…Но меня они достали…
Оказалось, в батальон прибыл генерал дружественной нам Болгарии. Со свитой, которая гуляет в чайной («Суки, колбасы из-за них не купил!»), а сам с нашими буграми заперся в кабинете начштаба, периодически посылая дежурного в ту же чайную.
? Стучи громче!
Дверь открыл сам начальник штаба, низкий, круглый, красный, со злыми глазами. Он засиделся в майорах, и все кругом были виноваты в этом.
? Товарищ майор! Разрешите войти? ? говорить надо было громко и чётко.
? А, Соколов…Валяй, входи.
Сказать, что все присутствующие были нетрезвы, ничего не сказать.
Тучный болгарский генерал сидел в широком кожаном кресле из шикарного гарнитура карельской берёзы, но в него не помещался. Генеральская задница безнадёжно застряла, а огромный живот свисал с подлокотников, не позволяя хозяину дотянуться до тарелки с каким-то деликатесом. Расшитый золотом китель был снят и висел, почему-то, на ручке сейфа, давая возможность лицезреть потную рубашку и пучок седых волос между последней застёгнутой пуговицей и закинутым за спину галстуком. Заплывшие глазки с бессмысленным любопытством смотрели то на живописную свалку из бутылок, закусок, окурков и объедков, расположившуюся на журнальном столе, то на правую руку, прижимающую к животу, пустую коньячную рюмку.
В табачном дыму едва угадывался командир батальона, откинувшийся на диване, со склонённой на грудь, головой и, вольно раскинутыми в разные стороны, руками. В одной из них чадила сигарета. Возможно, он спал.
Самым трезвым казался замполит. Он сидел на самом краю своего кресла, сильно нагнувшись в сторону гостя. Держать равновесие ему помогала рука с рюмкой коньяка, отведённая в сторону и плескавшая его на ковёр. При этом вторая рука тряслась и указывала в верхний угол кабинета. Замполит с жаром обращался к брюху генерала:
? Я знаю, что говорю, Георгий! Ваши болгарские бабы, - он увидел Сергея и беззаминки продолжал, ? в аспекте воспитательной работы очень важно!
Командир батальона шевельнулся и проговорил:
? Бабы…это…важно…
Начальник штаба долго запирал дверь, а когда у него получилось, изобразил фрагмент матросского танца «Яблочко». Потом приложил к губам палец и, по заговорщически махая Сергею, мол, иди за мной, подошёл к письменному столу:
? Твоя работа? ? он показывал на какой-то рисунок.
Сергей узнал боевой листок, оформлять которые он подвязался ещё будучи курсантом, кося от уборки территории.
? Так точно, товарищ майор! ? шёпотом прокричал Сергей.
? М-молодец! Этому, ? начштаба кивнул на болгарина, ? пнравлось. Велел отмеетить.…Проси! что хочшь.
И Сергей попросил.
…Старенький Львовский автобус, белый в красную продольную полоску, одиноко стоял на кольце. Завёлся, фыркнув выхлопной трубой, но не тронулся с места. Водитель, молодой парень, сам недавно из армии, заметил отчаянно спешившего солдатика в короткой шинели с белым ремнём: «Хоть навара от него никакого, проезд-то бесплатный, подожду. Увольнительная ? святое дело».
? Спасибо, командир! Выручил. ? Сергей вскочил в переднюю дверь.
? Пустое…
«Хорошо, что всё было приготовлено заранее: шинель расчесал, парадку выгладил, новые кирзачи у каптёра выпросил. Вместо плевка, нормальная шапка на голове. А то, ещё минуту-две и последний автобус тю-тю…»
В этой суете и гонке, загружая себя проблемами и яростно их решая, Сергей старательно уходил от мысли, что, собственно, всё напрасно, что никто его сегодня не ждёт, и что самое страшное, вообще не ждёт. Отношения с Татьяной подвисли в неопределённости. Той открытости своих мыслей, желаний, эмоций, предъявленных Сергею весенним вечером 77-го года, Татьяна больше не допускала. И не вспоминала. При малейшем нажиме со стороны Сергея, явно предупреждала, не словами конечно: не трогай это ? будет только хуже. Но и провалов тоже не было. На присягу приезжала, не из простого любопытства, это точно. И лысый череп, и вся дегенеративная внешность молодого бойца Сергея её нисколько не смутили ? она уехала довольная, будто увидела то, что хотела. Да всё, кажется, неплохо, а прогресса нет. Словно не наступило время, ей самой назначенное…
«Как бы ни было, я должен сегодня быть рядом с Татьяной, даже тайно от неё, и я буду…»
Около полуночи Сергей был на месте. В пятиэтажке светились лишь несколько окон. Среди них было одно на первом этаже, кухня в квартире, где жила его любовь…Оно было занавешено, только форточка оставалась чуть приоткрытой.
Сергей, цепляясь и царапаясь, пролез сквозь густые голые ветки кустов, и прислонился к деревцу, росшему напротив окна. «Наверно, это нехорошо подглядывать за чужой жизнью, но ведь там, всего в каких-то двух метрах, может стоять Таня. Так и есть, я это чувствую!» Но на занавеске не было ни тени, ни движения. Это безумство. Сергей опустился вдоль дерева на корточки и оставался сидеть, пока форточка тихо не закрылась и свет не погас.
Сергей так никого и не увидел.
15
? Так ты не останешься на вечер? ? В голосе Татьяны Сергей уловил нотки разочарования, от которых в душе у него потеплело и замерло.
? Не могу, Таня. Очень хочу, ты знаешь это, но…Майор, гадюка, не подписал увольнительную до 23 часов, только до 21. Значит, самое позднее, в 19 часов я должен уехать. Вот такая печальная арифметика.
? Жалость какая! ? Татьяна была расстроена. ? В семь только гости соберутся. А я думала… я хотела…
Сергей осторожно, чтобы не вспугнуть момент, взял Татьяну за руку.
? Что бы ты хотела, красавица моя? ? Он готов был бежать на край света исполнять любое её желание.
? Ничего…Потом поймёшь.
Сергей не обратил внимания на эти слова и немного сник: визит край света откладывался.
Однако, если покопаться в себе поглубже, а это дело Сергей пользовал, то он был даже рад, что не придётся сидеть в общей компании ? он не хотел делить Татьяну ни с кем, он любил, а любовь штука эгоистичная. И слова этого пугаться не стоит ? это правильный эгоизм. Без него ? сплошное бл…во.
12
? Ну, что, пойдём, посмотрим… ? Средних лет мужчина с лысым бугристым черепом нехотя встал с дивана. Он подошёл к вешалке, взял белый халат и, не застёгивая, набросил его поверх кителя.
? Ключи не забудь, ? Мужчина обращался к молоденькой медсестре, которая, слюнявя пальчик, пыталась стереть какое-то пятнышко на форменной юбке. ? Давай, давай… ? подталкивал он девушку к дверям кабинета, хлопая ладонью по упругой попке.
Они вышли в узкий, короткий коридор, разделённый к тому же, железной перегородкой с решётчатой дверью.
По эту сторону перегородки находились административная часть, кабинеты стоматолога, окулиста, терапевта и хирурга, она же, перевязочная. Кабинеты были пусты и закрыты ? специалистов катастрофически не хватало. Только в перевязочной уборщица тётя Шура возила по полу мокрой тряпкой.
А на другой половине коридора было несколько палат для специфических пациентов ? осужденных, помещённых сюда, кого по болезни, кого за примерное поведение.
Капитан медицинской службы, главврач, врач широкого профиля, бухгалтер, завхоз ? кем он только не был в этой маленькой медсанчасти исправительного учреждения на краю земли, за Полярным кругом, за границей нормальной человеческой жизни.
«Пошлю всё на хер, подам рапорт.…Но, с другой стороны, семью кормить надо, а здесь северные. И Маша…»
Они обошли все палаты, осталась одна, крайняя.
? Маша, маску надень.
Она подняла марлевую повязку с шеи на лицо, погремела связкой ключей и открыла дверь. Врач, не заходя вовнутрь, оглядел комнату.
Несколько пустых железных кроватей со свёрнутыми матрасами, белые облупившиеся тумбочки возле них, окно без занавесок, но с веером решётки из толстых прутьев. Единственный пациент лежал на койке, придвинутой вплотную к тоненькой батареи, и был накрыт серым одеялом до середины лица. Рядом на стуле ? кружка и вафельное полотенце в пятнах, от бурых до ярко-красных. Он долго не шевелился, а когда чуть дёрнулся, то ли от судороги, то ли от холода, врач закрыл дверь.
? Жив.
? Может ему что надо?
? Ничего ему уже не надо. А, впрочем, замените полотенце, воды горячей…И скажи Михеечу, пусть подбросит дровишек немного. Холод собачий, конец октября, снег лежит…
13
Сергей закашлялся, красной слюной сплюнул в полотенце, им же вытер пересохшие губы.
«Ты смотри, заменили…» Вообще, людишки здесь неплохие, в других колониях похлеще, бывало, курвы медицинские… Он смотрел в потолок, пытаясь из паутины трещин составить образы растений, животных, но не людей. Не любил он их. Хлебнул…
«Эти меня и закопают, недалеко отсюда, метров триста мне и осталось. И будешь ты, Серёженька, лежать в земельке, снежный холмик сверху, табличка с цифирками…А что тут поделаешь? Туберкулёз, открытая форма, последняя стадия. Где-то лечится…»
Пусть слабо, но за жизнь он цеплялся. Жизнь…
Сергей помнил её первую половину, но не мог поверить, что это было с ним. Мама, друзья, Таня.…Всё это комком подкатило к горлу, заставив снова схватить полотенце.
И другая жизнь, начавшаяся с суда. Нет, раньше. С автобусной аварии, как не странно. «Рука Женьки, упирающаяся в мою больную грудину, сорвала болты…Драка. Вилка эта проклятая…Кто мне поверит, что случайность…Судья? «…и обнаружены отпечатки пальцев…» Никто. И Таня не поверила ? это беда.…А двенадцать лет по приговору военного трибунала ? не вышка, вдруг ждать будет…»
Но Татьяна вычеркнула его из своей жизни, не простила.
Сергей, отсидев первый срок от звонка до звонка, в начале девяностых, хотел начать всё с чистого листа, набело. Приехал в Питер и, первым делом, ? к Татьяне. Из тяжелого разговора с её младшим братом, он, по случайным оговоркам, понял, что Таня с дочкой давно живет в другом, не то городе, не то селе, где-то в Тверской области. Сергей засобирался туда: «Найду!»
«А нашли меня. Новая страна, новые порядки, новый срок...Сейчас уже и не вспомнить, за что». Двадцать с лишнем лет, будто не жил. Ни дома, ни друзей, ни семьи…Среди общих бараков и одиночных клетух, снегов лесоповала и солнцепёка песчаных карьеров, серой робы и засаленных ватников ? везде в этом чёрном мире для Сергея была единственная светлая полоска, память о Тане. И, до скрежета в зубах, бессильная злость от невозможности на коленях перед ней покаяться и услышать: «Я верю и прощаю».
«Ишь, каркают… Я ещё не сдох».
Большая ворона сидела на железной дужке койки в ногах Сергея, то и дело наклонялась вперёд, при этом громко каркая. В свисавшем с её шеи зеркальце отражался тусклый свет лампочки.
Сергей хотел согнать ворону, с трудом шевельнув ногой. Но та сама взмахнула крыльями и перелетела на другую сторону койки, усевшись над его головой. Зеркальце отцепилось и упало на старенькое одеяло.
? Это мне? Прощальный подарок. Посмотрим…Что же ты, под левую бросаешь?
Он взял зеркальце, поднёс к лицу. От горячего дыхания оно сразу запотело. Сергей протер поверхность, увидел исхудавшего себя и услышал голос:
? Хорош, нечего сказать. До экспериментировался…
? Верея! Мистишна…
? Я слово своё держу.
? Верея Мистишна, не так громко. Здесь слышимость…
? Знаю. Нас не слышат, кое ? что можем…
? А можете… меня…мне… обратно. Виноват я очень.
? И это знаю. Предупреждала ведь, будь осторожен. Куда на этот раз. Небось, в день свадьбы?
? Нет, Верея Мистишна, нет.…Раньше.
? Раньше? Силён! Смотри, это последняя попытка.
14
В предбаннике послышался скрип дверной пружины, топот сапог, знакомые голоса:
? Лампочка перегорела.
? Где звонок-то?
? Ты ногой ё..ни.…Да не меня.
Раздался резкий звук входного зуммера. Сергей нажал на самодельной приборной панели кнопку, и дверь дистанционно ? недаром, радиомастерская ? открылась.
? Я сам сейчас кому-то пол сапога в жопу… ? смеясь, встретил он гостей незатейливой, но востребованной, армейской шуткой ? поводов для её применения было предостаточно.
Вразвалочку, с ленцой, вошли два Серёгиных дружка: Игорёк ? ефрейтор, бывшим писарем у зампотеха, и Саня Ш., как и Сергей, младший сержант ? водила там чего-то.
Все трое были одного года призыва, все из Питера и служили в одном взводе при учебке. Черпаки, скоро станут стариками. Собственно, на таких, как они, отслужившими год-полтора, держится вся Советская армия. Молодые салаги ещё ничего не умеют и только хотят домой; дедушки всё умеют, но кроме дембелевского альбома, ничего не хотят; дембеля уже практически на гражданке.
«А мы привыкли, всё об армии поняли и … и жить можно».
? Говорил, он здесь… Пошли на ужин… А это кто? ? В ушитом донельзя хэбэ, тощий, длинный Игорёк походил на любопытного и весёлого кузнечика.
? Это Александр. Из курсов. Хочу оставить его в помощниках.
? А!.. Ну, беги, воин…Ваши строятся уже…
Александр посмотрел на Сергея, неспешно отложил и выключил паяло, медленно вышел из мастерской.
? Тормознутый он какой-то ? сказал Саня, играясь низко висящей бляхой.
? Да они все с Краснодарского края ходят, как обкуренные. А этот с Ростова-на-Дону. Зато толковый. Ладно, пошли, жрать охота…
Они без шинелей, но в зимних шапках, глубоко засунув руки в карманы штанин, сутулясь для форсу, вышли на плац.
? Ну, быстрее, вас одних ждём…? торопил замкомвзвод, ? Нале-во…Шагом, арш!
Взвод нестройными рядами, не в ногу, потянулся в столовку на ужин.
Огромное помещение солдатской столовой, рассчитанное на учебный батальон и соседствующую с ним боевую часть, было наполнено гулом сотен голосов, звяканьем жестяной посуды, командными окриками, топотом вбегающих и выбегающих салаг.
Ели все по-разному: молодые, постоянно голодные, хлебали всё без разбору, торопились, боясь услышать «Закончили приём пищи ? строиться выходи»; старослужащие никуда не торопились, ели, переговариваясь и смеясь над тем, что едят, уходили, когда и как захочется; дежурные офицеры питались в сторонке, явно что-то другим.
? Ё…мать, опять кенгуру. Забыл, как говяжья тушёнка пахнет, не то, что на вкус…Серёга, ты это будешь?
? Я нет. В чайную схожу, колбасы куплю.
? А я буду, и колбасу твою тоже…Чаю-то выпьете? Федька-хлеборез семафорил ? можно, без брома…
? Ну, тогда с корочкой белого…Зашибись…
Выйдя в темноту и прохладу вечера, они постояли немного на ступенях столовки и разошлись: дружбаны направились к казарме, а Сергей повернул к чайной.
? Серёга! ? Игорь вернулся. ? Хотел спросить, ты увольнительную написал?
? Да, но то, что подпишут с пятницы, надежды мало. Если вообще подпишут…
? Ну-ну, держи хвост пистолетом.
Двери стеклянной чайной были закрыты, всё занавешено плотными портьерами, но горел яркий свет. Прыгающие тени и музыка не оставляли сомнений ? там пьянство пьянствовали.
«Вот и поел, чёрт…И с увольнительной ничего не получается…Ах, как мне надо в город, сегодня, прямо сейчас!»
19 октября у Тани день рождения, не поздравить было нельзя, поздравить невозможно. Вечер уже заканчивался, и только чудо могло спасти ситуацию.
? Где ты ходишь! Иди быстрее к начальнику штаба… ? подбежал к Сергею, только что поднявшемуся в казарму, дежурный.
Сергей знал, что с майором шутки плохи, и, застегнув на воротничке крючок, протерев чьей-то сохнувшей портянкой сапоги, подтянув ремень, заторопился в штаб батальона.
В пустом вестибюле перед кабинетами начальства слонялся одинокий дежурный по штабу.
Сергей подошёл к нему, чтобы прояснить обстановку:
? Привет! Не знаешь, что от меня надо?
? Что от тебя, Серёга, надо, я не знаю…Но меня они достали…
Оказалось, в батальон прибыл генерал дружественной нам Болгарии. Со свитой, которая гуляет в чайной («Суки, колбасы из-за них не купил!»), а сам с нашими буграми заперся в кабинете начштаба, периодически посылая дежурного в ту же чайную.
? Стучи громче!
Дверь открыл сам начальник штаба, низкий, круглый, красный, со злыми глазами. Он засиделся в майорах, и все кругом были виноваты в этом.
? Товарищ майор! Разрешите войти? ? говорить надо было громко и чётко.
? А, Соколов…Валяй, входи.
Сказать, что все присутствующие были нетрезвы, ничего не сказать.
Тучный болгарский генерал сидел в широком кожаном кресле из шикарного гарнитура карельской берёзы, но в него не помещался. Генеральская задница безнадёжно застряла, а огромный живот свисал с подлокотников, не позволяя хозяину дотянуться до тарелки с каким-то деликатесом. Расшитый золотом китель был снят и висел, почему-то, на ручке сейфа, давая возможность лицезреть потную рубашку и пучок седых волос между последней застёгнутой пуговицей и закинутым за спину галстуком. Заплывшие глазки с бессмысленным любопытством смотрели то на живописную свалку из бутылок, закусок, окурков и объедков, расположившуюся на журнальном столе, то на правую руку, прижимающую к животу, пустую коньячную рюмку.
В табачном дыму едва угадывался командир батальона, откинувшийся на диване, со склонённой на грудь, головой и, вольно раскинутыми в разные стороны, руками. В одной из них чадила сигарета. Возможно, он спал.
Самым трезвым казался замполит. Он сидел на самом краю своего кресла, сильно нагнувшись в сторону гостя. Держать равновесие ему помогала рука с рюмкой коньяка, отведённая в сторону и плескавшая его на ковёр. При этом вторая рука тряслась и указывала в верхний угол кабинета. Замполит с жаром обращался к брюху генерала:
? Я знаю, что говорю, Георгий! Ваши болгарские бабы, - он увидел Сергея и беззаминки продолжал, ? в аспекте воспитательной работы очень важно!
Командир батальона шевельнулся и проговорил:
? Бабы…это…важно…
Начальник штаба долго запирал дверь, а когда у него получилось, изобразил фрагмент матросского танца «Яблочко». Потом приложил к губам палец и, по заговорщически махая Сергею, мол, иди за мной, подошёл к письменному столу:
? Твоя работа? ? он показывал на какой-то рисунок.
Сергей узнал боевой листок, оформлять которые он подвязался ещё будучи курсантом, кося от уборки территории.
? Так точно, товарищ майор! ? шёпотом прокричал Сергей.
? М-молодец! Этому, ? начштаба кивнул на болгарина, ? пнравлось. Велел отмеетить.…Проси! что хочшь.
И Сергей попросил.
…Старенький Львовский автобус, белый в красную продольную полоску, одиноко стоял на кольце. Завёлся, фыркнув выхлопной трубой, но не тронулся с места. Водитель, молодой парень, сам недавно из армии, заметил отчаянно спешившего солдатика в короткой шинели с белым ремнём: «Хоть навара от него никакого, проезд-то бесплатный, подожду. Увольнительная ? святое дело».
? Спасибо, командир! Выручил. ? Сергей вскочил в переднюю дверь.
? Пустое…
«Хорошо, что всё было приготовлено заранее: шинель расчесал, парадку выгладил, новые кирзачи у каптёра выпросил. Вместо плевка, нормальная шапка на голове. А то, ещё минуту-две и последний автобус тю-тю…»
В этой суете и гонке, загружая себя проблемами и яростно их решая, Сергей старательно уходил от мысли, что, собственно, всё напрасно, что никто его сегодня не ждёт, и что самое страшное, вообще не ждёт. Отношения с Татьяной подвисли в неопределённости. Той открытости своих мыслей, желаний, эмоций, предъявленных Сергею весенним вечером 77-го года, Татьяна больше не допускала. И не вспоминала. При малейшем нажиме со стороны Сергея, явно предупреждала, не словами конечно: не трогай это ? будет только хуже. Но и провалов тоже не было. На присягу приезжала, не из простого любопытства, это точно. И лысый череп, и вся дегенеративная внешность молодого бойца Сергея её нисколько не смутили ? она уехала довольная, будто увидела то, что хотела. Да всё, кажется, неплохо, а прогресса нет. Словно не наступило время, ей самой назначенное…
«Как бы ни было, я должен сегодня быть рядом с Татьяной, даже тайно от неё, и я буду…»
Около полуночи Сергей был на месте. В пятиэтажке светились лишь несколько окон. Среди них было одно на первом этаже, кухня в квартире, где жила его любовь…Оно было занавешено, только форточка оставалась чуть приоткрытой.
Сергей, цепляясь и царапаясь, пролез сквозь густые голые ветки кустов, и прислонился к деревцу, росшему напротив окна. «Наверно, это нехорошо подглядывать за чужой жизнью, но ведь там, всего в каких-то двух метрах, может стоять Таня. Так и есть, я это чувствую!» Но на занавеске не было ни тени, ни движения. Это безумство. Сергей опустился вдоль дерева на корточки и оставался сидеть, пока форточка тихо не закрылась и свет не погас.
Сергей так никого и не увидел.
15
? Так ты не останешься на вечер? ? В голосе Татьяны Сергей уловил нотки разочарования, от которых в душе у него потеплело и замерло.
? Не могу, Таня. Очень хочу, ты знаешь это, но…Майор, гадюка, не подписал увольнительную до 23 часов, только до 21. Значит, самое позднее, в 19 часов я должен уехать. Вот такая печальная арифметика.
? Жалость какая! ? Татьяна была расстроена. ? В семь только гости соберутся. А я думала… я хотела…
Сергей осторожно, чтобы не вспугнуть момент, взял Татьяну за руку.
? Что бы ты хотела, красавица моя? ? Он готов был бежать на край света исполнять любое её желание.
? Ничего…Потом поймёшь.
Сергей не обратил внимания на эти слова и немного сник: визит край света откладывался.
Однако, если покопаться в себе поглубже, а это дело Сергей пользовал, то он был даже рад, что не придётся сидеть в общей компании ? он не хотел делить Татьяну ни с кем, он любил, а любовь штука эгоистичная. И слова этого пугаться не стоит ? это правильный эгоизм. Без него ? сплошное бл…во.
