Я смотрела на эту сцену не в силах пошевелиться, рядовой обезумел от горя, по его лицу лились слезы, смешанные и с кровью и потом. Мне следовало вмешаться, попросить его отойти, но страх сковал меня по рукам и ногам. Я могла только записывать информацию и выполнять приказы врача-сортировщика, на большее мой мозг не способен уже реагировать.
– Рядовой, отставить!
Грозный бас раскатился под потолком палатки, вынудив меня очнуться от наваждения, однако солдат продолжал прижимать врача, пока его резко не отдернули назад, как мелкого щенка.
– Ты что себе позволяешь, ублюдок? – Прорычал старший по званию офицер, тряхнув за шкирку подчиненного. – Выметайся, пока я тебя обратно на передовую не отправил.
Он грубо толкнул парня по направлению выхода, бросив на нас заинтересованный взгляд, как бы спрашивая, все ли в порядке. Даже с перевязью левой руки, с ссадинами и порезами на лице, он выглядел уверенным и решительным, будто в палатке не царил хаос.
– Продолжайте работу, я прослежу за моими идиотами.
– Благодарю, майор. Секретарь, за мной!
Твою то мать. А, действительно, тот самый майор, что приходил за нами в академию, только уже не в черном кителе и начищенных до блеска сапогах, а в изодранной камуфляжной куртке. Без фуражки его лицо выглядело более осунувшимся и вытянутым. И у него волосы стянуты резинкой на затылке… как-то необычно.
– Секретарь!
Опомнившись, я пулей бросилась за врачом-сортировщиком, вспомнив о царящем аду со стенающими в агонии солдатами. Снова потянулась за новым бланком, подготовила затупившийся карандаш. Мое незаменимое оружие в этом бою… хоть бы выжить самой.
Поток раненных в боях, казалось, вообще не заканчивался. Не успевали мы с врачом отойти от одного пациента, как на его место приходило двое. У меня уже весь фартук запачкан кровью, подошвы втаптывали грязные бинты в пол, который едва успевали убирать санитары.
Я понимала, что медицинская практика в городской больнице и военном госпитале – разные вещи, но не до конца осознавала эту грань. Теперь поняла. В больницах царила тишина, позволяя сосредоточиться на задании, даже если пациент кричал или дергался. Здесь же в агонии пребывали десятки людей, все место горело в криках и осыпалось отдаленными отголосками взрывов.
Массовая волна схлынула ближе к восьми утра, но и тогда никто не собирался отпускать персонал – до конца смены оставалось два часа. Никто не жаловался, никто даже не заметил, как прошло время, поскольку лишней секунды, чтобы взглянуть на часы, не нашлось. Пока в операционных хирурги боролись за жизни солдат, меня направили в крыло с раненными из третьей категории, назначив на перевязь и зашивание ран. В первых часах сортировки медсестры действовали, исходя из принципа «чем быстрее, тем лучше».
Проверить сортировочную карту пациента, на которой моей дрожащей рукой были оставлены инструкции врача. Отыскать тех, кому требовалось обработать раны типа ST – мягких тканей без осколков и переломов. Простая работа для новичка, избавляющая медсестер от лишних хлопот. К счастью или нет, здесь таких товарищей хватало – помню, как многие из них орали, как если бы им оторвало конечность. А здесь были и те, кто остался без рук или ног.
Я действовала на автомате, к счастью, руки уже не дрожали, а крепко держали иглу с ниткой. Обезболивающее приказали не использовать, его запасы резко сократились за минувшие часы, а новую партию привезут разве что вечером. Мне было глубоко плевать на бубнеж и ругательства мужчин, которым я штопала разодранные раны и пулевые отверстия. Плечи, бедра, животы – у счастливчиков, у которых пули проходили навылет, не задев жизненно важных органов.
Мне оставалось осмотреть пятнадцать пациентов, узнать, кому потребуются мои услуги, прежде чем чья-то рука легла мне на плечо. Я не сразу пришла в себя, подняв замутненный взгляд.
– Привет. Твоя смена кончилась, я тебя заменю.
Альрих Мильцбурн, что б меня. Его лицо на мгновение побледнело, он попытался натянуто улыбнуться, но не сумел скрыть испуг – видимо, я выглядела ужасно. Отвечать ему не стала, просто тупо посмотрела на пациента, которому осталось сделать пару стежков на спине.
Сил выдавить хоть звук не хватило, я молча указала на пациента на соседней койке, продолжив работу. Парень секунду потоптался, но, к счастью, понял мой жест и более не беспокоил.
Мне не верилось, что адская ночь кончилась, и площадь перед палаткой освещало теплое весеннее солнце. Состояние было довольно странное, будто я пробежала десять километров по пересеченной местности на голодный желудок, и вот-вот готовилась упасть от усталости. В голове звенело от непривычной тишины, изредка перебиваемой стонами пациентов. Я подошла к умывальнику под стеной больницы, оттирала въевшуюся в пальцы кровь, умыла лицо, но оказалась не в состоянии прийти в себя. Стало чуточку легче, но…
Закрыв кран, я направилась к казармам, но, не пройдя и пяти шагов, припала к стене и медленно сползла по ней на холодную землю. Грязь и кровь сидели под ногтями. Я обняла правую ногу и тупо смотрела вперед, поражаясь пустоте, звенящей в голове. Ни одной мысли, ни одного внятного образа, перед глазами стояла красная пелена, но она не вызывала ужаса. Будто организм не понял, что произошло. У меня шок? Возможно… вполне возможно.
Уборщики сваливали грязные бинты в мешки, ополаскивали из шланга носилки, скатывали телеги с грязным бельем к прачечной. У уличных туалетов, неподалеку от складов, курили раненные солдаты, способные стоять на ногах. С перевязанными конечностями, у кого-то бинты скрывали раны головы. Они выглядели не менее ошеломленными, и в некоторой степени расслабленными. Вкус сигарет подсказывал, напоминал, что они живы.
Все смотрели кто куда, но один из них неотрывно наблюдал за мной, зажимая сигарету в здоровой руке. Не знаю, может, он высмотрел кого-то в окне. Но нет, этот пристальный взгляд с колючими искрами я хорошо запомнила, только никаких эмоций он уже не вызывал. Не будь я так ошеломлена, хватило бы ума отвернуться, но мыслительная активность спала до нуля, и я продолжала смотреть на майора, а точнее – сквозь него. Не помнила его имени, ничего не помнила.
И, по правде, не хотела вспоминать.
Отказ. Чего и следовало ожидать.
Честно говоря, я ожидала чего-то подобного, но держать в руках отказ о переводе в войсковую часть задел самолюбие. Я едва сдерживалась, чтобы не разорвать бумажку в клочья.
– Разрешите узнать причину отказа?
– Девочка, ты издеваешься?
Нет, я просто хотела узнать, какого черта на моем заявлении красовался черный штамп с пометкой «отказано» без должных пояснений. От одной мысли, что придется провести еще один день, неделю, сраный месяц в сортировочном центре меня воротило, бросало в дрожь. Надоело каждый раз столбенеть при виде толпы солдат с разодранными конечностями, вдыхать запах мочи и спирта, закидываться обезболивающим, так как голова не выдерживала криков.
– Нет, – спокойно отозвалась я, выпрями плечи, и тем не менее не решаясь поднять взгляд. – Я хочу знать причину.
– Женщинам не место на поле боя, тем более тебя определили в санчасть. Радуйся, а не выпендривайся.
Меня уже воротило от запаха табака и дыма, щекочущего легкие. Горечь оседала на глотке липкими прикосновениями. Как в этой каморке вообще можно находиться? Утреннее солнце било прямо в окно жаркими лучами, нагревая воздух. От духоты стучало в висках.
– Меня обучали не на медицинского работника, из меня делали универсального бойца. Я ничем не хуже кадетов, которых отправили под ваше командование.
– Ага, – пренебрежительно подметил майор Рашвел, закуривая сигарету и выпуская изо рта струйку сизого дыма. – Только трое из них уже мертвы, четверо лежат в госпитале. А те, кто могут сражаться, и то с ранениями.
Я об этом слышала. В первом же бою половина кадетов, забранная Зольфом Рашвелом, погибла при обстреле из минометов. Среди них оказалась пара знакомых, но, к счастью, Отис до сих пор жив – один из тех счастливчиков, который «может все еще сражаться». Практически всегда лидировал в сдаче нормативов по физической подготовке, а также оказался хорош в математике. Таких, как он, следовало отправлять в столицу, а не на передовую в качестве пушечного мяса.
Но, признаться, я бы уж лучше пошла в бой вместе с товарищем из академии, чем продолжила бы слушать стоны умирающих.
– Чего ты хочешь? Доказать что-то? Докажи, что можешь быть полезной, большего от тебя не требуют.
– Я могу быть полезной на поле боя, – собравшись с духом, я подняла взгляд на офицера, сидящего за письменным столом, и напряженно вздернула голову. – Я могу спасать раненных, оказывать первую помощь, если вам нужен медик.
– Медики нужны в больнице.
– Меня назначили на сортировку раненых, я там никого не спасаю.
– Хочешь быть спасителем?
– Нет, я…
Пришлось прикусить язык. От насмехающегося взгляда майора Рашвела меня продрала дрожь, только не от страха, а злости.
– Если ты действительно кадет Белой Академии, то умей подчиняться приказам и не возникать, вас этому должны были научить. Тебя назначили в медицинский гарнизон, так служи там.
– Вам нужны люди.
С этим мужчина не поспорил, только задумчиво… нет, скорее устало и снисходительно посмотрел на меня, стряхнув пепел сигареты в пепельницу. За последний месяц солдаты и партизаны из Фильска существенно потрепали ряды бойцов Райстаха, и все из-за того, что приходилось вести бои на вражеской территории. Сколько мне довелось увидеть мужчин, которым разорвало ноги фугасными минами – и не счесть. Я уже и не уверена, что остались абсолютно здоровые бойцы; прекрасное тому подтверждение сидело передо мной с перевязанной рукой.
– Почему ты так нацелена отправиться на передовую? Ты же не представляешь, что тебя ждет. К тому же я не представляю, что ждать от тебя. Тебя не обучали, как солдата.
– От меня вы можете ожидать того, что и от других кадетов.
– Ну да, это и пугает.
Не говорить же ему, что я не столько стремилась убивать врагов, сколько бежать прочь от смен во время сортировки больных. Их крики сводили с ума, я находилась на грани после каждой смены; не уверена, что выдержу этот ужас. Да и в чем я вообще уверена? Возможно, только в том, что готова выполнять свою долг до конца… так что, вполне вероятно, я, скорее, помру или свихнуть, чем доживу до возвращения домой.
Зажав сигарету в зубах, майор потянулся к выдвижному ящику и достал из него пистолет, положив его передо мной на стол.
– Знаешь, что это?
Несмотря на уважение к офицерам, я едва сдержалась, чтобы не засмеяться, однако по моему взгляду майор понял, какие меня посетили мысли.
– Это пистолет Вальтера, – тем не менее сообщила я, – калибр девять миллиметров, емкость магазина восемь патронов. Стандартный полуавтоматический пистолет в рядах нашей армии.
– Хорошо, – под стать моей манере речи наигранно радостно протянул Рашвел. – У тебя есть время, пока я не докурил сигарету: произведи неполную разборку Вальтера и собери обратно.
Менее бессмысленного задания не придумать? Я ожидала подвох, но мужчина внимательно смотрел на меня, так что, пожав плечами, принялась исполнять приказ. Ничего сложного здесь не было, в академии мы часто практиковались с огнестрельным оружием, учились не только стрелять, но и ухаживать за ним.
Знакомые движения придали уверенность, я не держала пистолет больше месяца, но ничего не забыла. Извлекла магазин из основания рукоятки, проверила патронник, отведя затвор в заднее положение. Оттянула спусковую скобу, отделила затвор от рамки и сняла возвратную пружину.
– Разбор завершен, – отчиталась я, разложив детали пистолета на столе. – Приступаю к сбору.
Обратный сбор занял не больше десяти секунд, и перед майором Рашвелом находилось боеготовое оружие, хотя его сигарета продолжала дымиться. Я ожидала вердикт, убрав руки за спину, как обычно делала в академии при оценке учителем выполненного задания.
Мужчина затушил сигарету, от дыма которой у меня начала болеть голова, нестерпимо хотелось вдохнуть свежий воздух, проветриться. Вся одежда уже провоняла едкой пакостью.
– Неплохо, – заключил Рашвел, но без особого энтузиазма осматривая Вальтер. – Теперь я спокоен за медицинский гарнизон.
Признаться, луч надежды озарил меня на мгновение, но, как выяснилось, он просто ослепил ложью. У меня даже желания не было возмущаться, я только свела брови к переносице и сжала за спиной кулаки.
– Ты умеешь обращаться с оружием, уверен, что и вражеский АК разобрала бы, но это ничего не изменит. Не я принимаю решение о наборе новых рекрутов на службу, да даже если бы и хотел взять тебя в отряд, то ничего бы не смог поделать. Тебя уже определили в медицинский корпус. Поэтому, Форан, ступай с миром. У меня еще дела есть.
Несмотря на отказ, я из вредности отсалютовала и с гордо поднятой головой покинула кабинет майора. Хоть одна хорошая новость – в коридоре воздух оказался прохладным и относительно свежим, я жадно втягивала его, не обращая внимание на проходящих мимо военных.
Что ж, я хотя бы попыталась. Хотелось бы назвать Зольфа Рашвела упертым ублюдком, но он всего лишь выполнял свою работу и не хотел брать лишний груз на свои плечи. Кадеты действительно были легкими мишенями на поле боя, зелеными юнцами, а женщина так и вовсе опускалась до ранга недрессированной собаки. Не исключено, что начну вопить и бегать, как дворняга, от грохота взрывов.
Но я уже была готова на стену лезть! Определенно точно, если еще раз мне придется погрузиться в сортировку большой партии раненных солдат, я застрелюсь. Надоело не только слышать их крики, но ощущать свою беспомощность. Я только вешала на них бирки. Пользу приносил только уход за больными, но… меня учили защищать, биться, убивать, а не торчать в четырех стенах сиделкой!
Убивать, да? Интересно, смогу ли я действительно выстрелить во врага? Я сотни раз представляла эти моменты, не видя ничего сложного в процессе, не чувствуя угрызения совести. Только каковы окажутся ощущения в реальной жизни?
На первом этаже городской мэрии, которую военные заняли и организовали под штаб, несколько солдат изучало новостную стойку. На фанерную доску прикреплялись листовки о пропавших без вести людях – которые рядовые не успевали снимать, – время сбора отрядов и рот, когда ожидать привоз провизии и новых людей. Я иногда заходила сюда, чтобы отметить что-то новенькое, когда вместе с Альрихом навещала Отиса. По большей части – ничего полезного.
Но не сегодня.
Когда солдаты двинулись по своим делам, я подошла ближе к доске и присмотрелась к объявлению, которое едва не светилось лучом озарения в этот пессимистичный день. Шел набор в отряд особого назначения для выполнения непосредственных приказов полковника Ульриха Барксара, рассматривались кандидатуры офицеров, однако имелось исключение на две должности, одна из которых идеально мне подходила.
Пришлось сдержаться, чтобы не заулыбаться подобно дурочке. Шах и мат, Зольф Рашвел. Кажется, я нашла способ, как тебя обыграть.
Отряд особого назначения? Да это, блять, сраный отряд самоубийц!
От грохота разорвавшегося снаряда у меня едва весь позвоночник не ссыпался в штаны. Сидя в окопе, словно мышь в полевой норе, то и дело успевая расчищать голову от дождя из земли и сорняков, я понятия не имела, как выбраться в поле.
– Рядовой, отставить!
Грозный бас раскатился под потолком палатки, вынудив меня очнуться от наваждения, однако солдат продолжал прижимать врача, пока его резко не отдернули назад, как мелкого щенка.
– Ты что себе позволяешь, ублюдок? – Прорычал старший по званию офицер, тряхнув за шкирку подчиненного. – Выметайся, пока я тебя обратно на передовую не отправил.
Он грубо толкнул парня по направлению выхода, бросив на нас заинтересованный взгляд, как бы спрашивая, все ли в порядке. Даже с перевязью левой руки, с ссадинами и порезами на лице, он выглядел уверенным и решительным, будто в палатке не царил хаос.
– Продолжайте работу, я прослежу за моими идиотами.
– Благодарю, майор. Секретарь, за мной!
Твою то мать. А, действительно, тот самый майор, что приходил за нами в академию, только уже не в черном кителе и начищенных до блеска сапогах, а в изодранной камуфляжной куртке. Без фуражки его лицо выглядело более осунувшимся и вытянутым. И у него волосы стянуты резинкой на затылке… как-то необычно.
– Секретарь!
Опомнившись, я пулей бросилась за врачом-сортировщиком, вспомнив о царящем аду со стенающими в агонии солдатами. Снова потянулась за новым бланком, подготовила затупившийся карандаш. Мое незаменимое оружие в этом бою… хоть бы выжить самой.
Поток раненных в боях, казалось, вообще не заканчивался. Не успевали мы с врачом отойти от одного пациента, как на его место приходило двое. У меня уже весь фартук запачкан кровью, подошвы втаптывали грязные бинты в пол, который едва успевали убирать санитары.
Я понимала, что медицинская практика в городской больнице и военном госпитале – разные вещи, но не до конца осознавала эту грань. Теперь поняла. В больницах царила тишина, позволяя сосредоточиться на задании, даже если пациент кричал или дергался. Здесь же в агонии пребывали десятки людей, все место горело в криках и осыпалось отдаленными отголосками взрывов.
Массовая волна схлынула ближе к восьми утра, но и тогда никто не собирался отпускать персонал – до конца смены оставалось два часа. Никто не жаловался, никто даже не заметил, как прошло время, поскольку лишней секунды, чтобы взглянуть на часы, не нашлось. Пока в операционных хирурги боролись за жизни солдат, меня направили в крыло с раненными из третьей категории, назначив на перевязь и зашивание ран. В первых часах сортировки медсестры действовали, исходя из принципа «чем быстрее, тем лучше».
Проверить сортировочную карту пациента, на которой моей дрожащей рукой были оставлены инструкции врача. Отыскать тех, кому требовалось обработать раны типа ST – мягких тканей без осколков и переломов. Простая работа для новичка, избавляющая медсестер от лишних хлопот. К счастью или нет, здесь таких товарищей хватало – помню, как многие из них орали, как если бы им оторвало конечность. А здесь были и те, кто остался без рук или ног.
Я действовала на автомате, к счастью, руки уже не дрожали, а крепко держали иглу с ниткой. Обезболивающее приказали не использовать, его запасы резко сократились за минувшие часы, а новую партию привезут разве что вечером. Мне было глубоко плевать на бубнеж и ругательства мужчин, которым я штопала разодранные раны и пулевые отверстия. Плечи, бедра, животы – у счастливчиков, у которых пули проходили навылет, не задев жизненно важных органов.
Мне оставалось осмотреть пятнадцать пациентов, узнать, кому потребуются мои услуги, прежде чем чья-то рука легла мне на плечо. Я не сразу пришла в себя, подняв замутненный взгляд.
– Привет. Твоя смена кончилась, я тебя заменю.
Альрих Мильцбурн, что б меня. Его лицо на мгновение побледнело, он попытался натянуто улыбнуться, но не сумел скрыть испуг – видимо, я выглядела ужасно. Отвечать ему не стала, просто тупо посмотрела на пациента, которому осталось сделать пару стежков на спине.
Сил выдавить хоть звук не хватило, я молча указала на пациента на соседней койке, продолжив работу. Парень секунду потоптался, но, к счастью, понял мой жест и более не беспокоил.
Мне не верилось, что адская ночь кончилась, и площадь перед палаткой освещало теплое весеннее солнце. Состояние было довольно странное, будто я пробежала десять километров по пересеченной местности на голодный желудок, и вот-вот готовилась упасть от усталости. В голове звенело от непривычной тишины, изредка перебиваемой стонами пациентов. Я подошла к умывальнику под стеной больницы, оттирала въевшуюся в пальцы кровь, умыла лицо, но оказалась не в состоянии прийти в себя. Стало чуточку легче, но…
Закрыв кран, я направилась к казармам, но, не пройдя и пяти шагов, припала к стене и медленно сползла по ней на холодную землю. Грязь и кровь сидели под ногтями. Я обняла правую ногу и тупо смотрела вперед, поражаясь пустоте, звенящей в голове. Ни одной мысли, ни одного внятного образа, перед глазами стояла красная пелена, но она не вызывала ужаса. Будто организм не понял, что произошло. У меня шок? Возможно… вполне возможно.
Уборщики сваливали грязные бинты в мешки, ополаскивали из шланга носилки, скатывали телеги с грязным бельем к прачечной. У уличных туалетов, неподалеку от складов, курили раненные солдаты, способные стоять на ногах. С перевязанными конечностями, у кого-то бинты скрывали раны головы. Они выглядели не менее ошеломленными, и в некоторой степени расслабленными. Вкус сигарет подсказывал, напоминал, что они живы.
Все смотрели кто куда, но один из них неотрывно наблюдал за мной, зажимая сигарету в здоровой руке. Не знаю, может, он высмотрел кого-то в окне. Но нет, этот пристальный взгляд с колючими искрами я хорошо запомнила, только никаких эмоций он уже не вызывал. Не будь я так ошеломлена, хватило бы ума отвернуться, но мыслительная активность спала до нуля, и я продолжала смотреть на майора, а точнее – сквозь него. Не помнила его имени, ничего не помнила.
И, по правде, не хотела вспоминать.
Глава 3.
Отказ. Чего и следовало ожидать.
Честно говоря, я ожидала чего-то подобного, но держать в руках отказ о переводе в войсковую часть задел самолюбие. Я едва сдерживалась, чтобы не разорвать бумажку в клочья.
– Разрешите узнать причину отказа?
– Девочка, ты издеваешься?
Нет, я просто хотела узнать, какого черта на моем заявлении красовался черный штамп с пометкой «отказано» без должных пояснений. От одной мысли, что придется провести еще один день, неделю, сраный месяц в сортировочном центре меня воротило, бросало в дрожь. Надоело каждый раз столбенеть при виде толпы солдат с разодранными конечностями, вдыхать запах мочи и спирта, закидываться обезболивающим, так как голова не выдерживала криков.
– Нет, – спокойно отозвалась я, выпрями плечи, и тем не менее не решаясь поднять взгляд. – Я хочу знать причину.
– Женщинам не место на поле боя, тем более тебя определили в санчасть. Радуйся, а не выпендривайся.
Меня уже воротило от запаха табака и дыма, щекочущего легкие. Горечь оседала на глотке липкими прикосновениями. Как в этой каморке вообще можно находиться? Утреннее солнце било прямо в окно жаркими лучами, нагревая воздух. От духоты стучало в висках.
– Меня обучали не на медицинского работника, из меня делали универсального бойца. Я ничем не хуже кадетов, которых отправили под ваше командование.
– Ага, – пренебрежительно подметил майор Рашвел, закуривая сигарету и выпуская изо рта струйку сизого дыма. – Только трое из них уже мертвы, четверо лежат в госпитале. А те, кто могут сражаться, и то с ранениями.
Я об этом слышала. В первом же бою половина кадетов, забранная Зольфом Рашвелом, погибла при обстреле из минометов. Среди них оказалась пара знакомых, но, к счастью, Отис до сих пор жив – один из тех счастливчиков, который «может все еще сражаться». Практически всегда лидировал в сдаче нормативов по физической подготовке, а также оказался хорош в математике. Таких, как он, следовало отправлять в столицу, а не на передовую в качестве пушечного мяса.
Но, признаться, я бы уж лучше пошла в бой вместе с товарищем из академии, чем продолжила бы слушать стоны умирающих.
– Чего ты хочешь? Доказать что-то? Докажи, что можешь быть полезной, большего от тебя не требуют.
– Я могу быть полезной на поле боя, – собравшись с духом, я подняла взгляд на офицера, сидящего за письменным столом, и напряженно вздернула голову. – Я могу спасать раненных, оказывать первую помощь, если вам нужен медик.
– Медики нужны в больнице.
– Меня назначили на сортировку раненых, я там никого не спасаю.
– Хочешь быть спасителем?
– Нет, я…
Пришлось прикусить язык. От насмехающегося взгляда майора Рашвела меня продрала дрожь, только не от страха, а злости.
– Если ты действительно кадет Белой Академии, то умей подчиняться приказам и не возникать, вас этому должны были научить. Тебя назначили в медицинский гарнизон, так служи там.
– Вам нужны люди.
С этим мужчина не поспорил, только задумчиво… нет, скорее устало и снисходительно посмотрел на меня, стряхнув пепел сигареты в пепельницу. За последний месяц солдаты и партизаны из Фильска существенно потрепали ряды бойцов Райстаха, и все из-за того, что приходилось вести бои на вражеской территории. Сколько мне довелось увидеть мужчин, которым разорвало ноги фугасными минами – и не счесть. Я уже и не уверена, что остались абсолютно здоровые бойцы; прекрасное тому подтверждение сидело передо мной с перевязанной рукой.
– Почему ты так нацелена отправиться на передовую? Ты же не представляешь, что тебя ждет. К тому же я не представляю, что ждать от тебя. Тебя не обучали, как солдата.
– От меня вы можете ожидать того, что и от других кадетов.
– Ну да, это и пугает.
Не говорить же ему, что я не столько стремилась убивать врагов, сколько бежать прочь от смен во время сортировки больных. Их крики сводили с ума, я находилась на грани после каждой смены; не уверена, что выдержу этот ужас. Да и в чем я вообще уверена? Возможно, только в том, что готова выполнять свою долг до конца… так что, вполне вероятно, я, скорее, помру или свихнуть, чем доживу до возвращения домой.
Зажав сигарету в зубах, майор потянулся к выдвижному ящику и достал из него пистолет, положив его передо мной на стол.
– Знаешь, что это?
Несмотря на уважение к офицерам, я едва сдержалась, чтобы не засмеяться, однако по моему взгляду майор понял, какие меня посетили мысли.
– Это пистолет Вальтера, – тем не менее сообщила я, – калибр девять миллиметров, емкость магазина восемь патронов. Стандартный полуавтоматический пистолет в рядах нашей армии.
– Хорошо, – под стать моей манере речи наигранно радостно протянул Рашвел. – У тебя есть время, пока я не докурил сигарету: произведи неполную разборку Вальтера и собери обратно.
Менее бессмысленного задания не придумать? Я ожидала подвох, но мужчина внимательно смотрел на меня, так что, пожав плечами, принялась исполнять приказ. Ничего сложного здесь не было, в академии мы часто практиковались с огнестрельным оружием, учились не только стрелять, но и ухаживать за ним.
Знакомые движения придали уверенность, я не держала пистолет больше месяца, но ничего не забыла. Извлекла магазин из основания рукоятки, проверила патронник, отведя затвор в заднее положение. Оттянула спусковую скобу, отделила затвор от рамки и сняла возвратную пружину.
– Разбор завершен, – отчиталась я, разложив детали пистолета на столе. – Приступаю к сбору.
Обратный сбор занял не больше десяти секунд, и перед майором Рашвелом находилось боеготовое оружие, хотя его сигарета продолжала дымиться. Я ожидала вердикт, убрав руки за спину, как обычно делала в академии при оценке учителем выполненного задания.
Мужчина затушил сигарету, от дыма которой у меня начала болеть голова, нестерпимо хотелось вдохнуть свежий воздух, проветриться. Вся одежда уже провоняла едкой пакостью.
– Неплохо, – заключил Рашвел, но без особого энтузиазма осматривая Вальтер. – Теперь я спокоен за медицинский гарнизон.
Признаться, луч надежды озарил меня на мгновение, но, как выяснилось, он просто ослепил ложью. У меня даже желания не было возмущаться, я только свела брови к переносице и сжала за спиной кулаки.
– Ты умеешь обращаться с оружием, уверен, что и вражеский АК разобрала бы, но это ничего не изменит. Не я принимаю решение о наборе новых рекрутов на службу, да даже если бы и хотел взять тебя в отряд, то ничего бы не смог поделать. Тебя уже определили в медицинский корпус. Поэтому, Форан, ступай с миром. У меня еще дела есть.
Несмотря на отказ, я из вредности отсалютовала и с гордо поднятой головой покинула кабинет майора. Хоть одна хорошая новость – в коридоре воздух оказался прохладным и относительно свежим, я жадно втягивала его, не обращая внимание на проходящих мимо военных.
Что ж, я хотя бы попыталась. Хотелось бы назвать Зольфа Рашвела упертым ублюдком, но он всего лишь выполнял свою работу и не хотел брать лишний груз на свои плечи. Кадеты действительно были легкими мишенями на поле боя, зелеными юнцами, а женщина так и вовсе опускалась до ранга недрессированной собаки. Не исключено, что начну вопить и бегать, как дворняга, от грохота взрывов.
Но я уже была готова на стену лезть! Определенно точно, если еще раз мне придется погрузиться в сортировку большой партии раненных солдат, я застрелюсь. Надоело не только слышать их крики, но ощущать свою беспомощность. Я только вешала на них бирки. Пользу приносил только уход за больными, но… меня учили защищать, биться, убивать, а не торчать в четырех стенах сиделкой!
Убивать, да? Интересно, смогу ли я действительно выстрелить во врага? Я сотни раз представляла эти моменты, не видя ничего сложного в процессе, не чувствуя угрызения совести. Только каковы окажутся ощущения в реальной жизни?
На первом этаже городской мэрии, которую военные заняли и организовали под штаб, несколько солдат изучало новостную стойку. На фанерную доску прикреплялись листовки о пропавших без вести людях – которые рядовые не успевали снимать, – время сбора отрядов и рот, когда ожидать привоз провизии и новых людей. Я иногда заходила сюда, чтобы отметить что-то новенькое, когда вместе с Альрихом навещала Отиса. По большей части – ничего полезного.
Но не сегодня.
Когда солдаты двинулись по своим делам, я подошла ближе к доске и присмотрелась к объявлению, которое едва не светилось лучом озарения в этот пессимистичный день. Шел набор в отряд особого назначения для выполнения непосредственных приказов полковника Ульриха Барксара, рассматривались кандидатуры офицеров, однако имелось исключение на две должности, одна из которых идеально мне подходила.
Пришлось сдержаться, чтобы не заулыбаться подобно дурочке. Шах и мат, Зольф Рашвел. Кажется, я нашла способ, как тебя обыграть.
Глава 4.
Отряд особого назначения? Да это, блять, сраный отряд самоубийц!
От грохота разорвавшегося снаряда у меня едва весь позвоночник не ссыпался в штаны. Сидя в окопе, словно мышь в полевой норе, то и дело успевая расчищать голову от дождя из земли и сорняков, я понятия не имела, как выбраться в поле.
