Мальчики стали совсем взрослыми, ищут свои пути в жизни! А мы с Юрием все также любим друг друга, все также мечтаем вырваться туда, к нашему месту. Взглянуть на водоворот, вспомнить себя молодыми и влюбленными. Может, тогда снова вернется наше юное счастье..."
Многоточие, очаровательный недоговор, нелогичная надежда... Больше в дневнике нет ни слова. Видимо, с тех пор ей нечего было написать. Все здесь, любовь и жизнь.
Так уж у нас, братьев-близнецов Петровых, повелось с детства: мы шли каждый своей дорогой в разные стороны. Ярослав представлял собой абсолютно самодостаточную личность, как, впрочем, и я.
Есть выражение "истина где-то рядом". В жизни человек часто упускает из внимания то, что находится у него под носом, лезет в глаза и напрашивается на язык! "Где-то рядом" - означает полную закрытость и полную близость, безнадежность, слепоту, ограниченность! И, увы, неспособность правильно оценивать явления, которые дОлжно чувствовать кожей - непреходящая драма (не побоюсь глобальных обобщений) всего человечества.
- Прежде всего, он - твой брат, запомни! – не уставал говорить мне отец. – Как ни обидно, мой младший сын не умеет постоять за себя! Но Ярослав ничуть не хуже тебя или твоих задиристых товарищей! Просто другой. Вы - близнецы, природа неспроста создала вас такими одинаковыми, вы должны ценить и уважать друг друга. Ты - это он, а он – это ты. То, чего нет в тебе, есть в нем и наоборот. Просто не мешай ему жить своей жизнью…
-Он сам ко мне цепляется, а потом бежит жаловаться! – возмутился я, в глубине души сознавая его правоту.
-Раз ты сильнее, то должен быть и великодушнее…
В восьмом классе у Ярика неожиданно появился друг, чего ранее не случалось. Мои друзья терпели "младшенького" только из уважения ко мне.
И вдруг... В нашу часть приехала новая офицерская семья - капитан Зеленский с женой Реной и сыном Борисом. Сие радостное событие произошло в середине учебного года, и в наш класс попал тот самый Зеленский-младший. Внешне ничего особенного - худ до безобразия, высок, тонок в кости и, разумеется, очкарик. Почему "разумеется"? Издеваясь над Славкой, я предсказывал: если он когда-нибудь и подружится с мальчишкой, то непременно с очкариком, вот и свершилось!
Лицо у Борьки длинное, сплошь из острых углов, щеки без единой кровинки, бледные, как бумага и блёклые, слегка голубоватые глаза. Нос длинный, едва ли не до подбородка, тонких бесплотных губ из-за него не видать. Картину абсурда довершали несколько прыщиков, обильно смазанных зеленкой. Такой-то ходячий кошмар и стал периодически посещать нашего душку-Ярика.
Обычно, если в классе появляется новенький, мальчишки пытаются сразу же прощупать его: кто таков, чем дышит, устроить небольшую проверочку "на вшивость", после чего либо принять в свою компанию, либо учинить показательную трепку. Борис вызвал у всех острую неприязнь. Одноклассники сразу начали его игнорировать, даже не пытаясь сблизиться. Новичок ничуть не огорчился, словно уже привык к подобному обращению.
Учился Зеленский на четыре-пять, но создавалось впечатление, что он просто зубрит, не пытаясь вникнуть в суть предмета.
Кто с кем сблизился первым - Борька с Ярославом или наоборот, я, каюсь, даже не заметил. Да и не важно, ибо "подобное притягивает подобное". Их дружба имела печальные последствия.
Мы перешли в девятый класс, не подозревая о грядущих роковых событиях, коим суждено грубо и больно расколоть нашу семью. В том году резко оборвалось детство братьев Петровых.
Однажды я случайно подслушал разговор брата с Зеленским в школьном дворе. На большой перемене мы с мальчишками играли в волейбол. Я побежал за мячом, укатившимся в густые жасминовые заросли, уже покрывшиеся первыми листьями (стояла ранняя весна).
- Слава, напрасно ты цепляешься за теорию Дарвина, взгляни вокруг: неужели разумное развитие всего живого на Земле можно объяснить сухим и невнятным словом: эволюция? - вдруг услыхал я проникновенный чуть скрипучий голос Борьки. Он говорил вдохновенно, с чувством, не так, как выбубнивал тексты учебников на уроках.
- Но ведь это признанная теория, - возразил Славка.
- Одна из признанных теорий - теория государства, отрекшегося от Бога. Но весь цивилизованный мир, вся Европа по-прежнему чтит Господа и молится, - горячо ответил Борька.
- Как странно мне, комсомольцу, слушать такое, - с легкой усмешкой высказался Ярик, произнеся слово "комсомолец" с особой интонацией, дабы собеседник не заподозрил его в излишней идейности, - Бог, религия... Просто не могу поверить!
- А ты вникай умом и сердцем, Ярослав! Вот мы изучаем науки, но ничего не знаем о Вере наших предков! Ни-че-го! Так, какие-то обрывки, больше похожие на сказки! А между тем, у Вселенной суть Божественная, все объясняющая! Начнешь изучать Библию, сможешь сравнить, только не отвергай сразу, поверь, ты ничего не потеряешь! Дай себе труд глубоко задуматься, и не заметишь, как станешь другим человеком...
Сквозь переплетения веток я увидел Бориса, протянувшего Славке книжицы, перевязанные шпагатом. Ребята уже несколько раз меня звали, пришлось уйти, чтобы не обнаружить своего присутствия. Взял ли Ярик предлагаемое, я так и не увидел. Его разговор с Зеленским не шел из головы. "Девчонки!" - мысленно дразнил я брата и его дружка. Но презрение не излечивало от любопытства. Ну и фрукт этот Борька!
Мне бы спросить у Славки, какие материалы он получил от своей бледной "дылды" - так прозвали Зеленского мальчишки. Но я не хотел, иначе пришлось бы признаться в позорном подслушивании. Незаметный шмон Славкиного барахла ничего не дал: видимо, он не рискнул держать книги дома, а где-то их прятал или таскал с собой. Я ничуть не сомневался: братец взял загадочный сверток.
Внимательно приглядевшись к Борьке, не обнаружил в нем ничего выдающегося: он остался тем же, кем и раньше - зубрилкой и занудой. Постепенно странный разговор забылся, а тягостное впечатление, им оставленное, выветрилось из восприятия - подошли каникулы.
Наше семейство на время отпуска родителей выехало на "Большую землю". Мы посетили обеих бабушек, две недели провели на море - каждый год ездили по одному и тому же маршруту. Как многие офицеры, мой отец считал своим долгом вывезти семью из теплого, обжитого, но ограниченного гарнизонного мирка в широту и простор "цивилизованной" жизни. "Путешествия полезны для расширения кругозора мальчиков", - считал отец.
Действительно, на "Большой земле" люди живут иначе, мальчишки гоняют в футбол не на лугу с изрядно истоптанной травой, а в каменном колодце двора, на пыльном асфальте. Здесь ближайшие соседи не знают друг друга, а собаки томятся целый день в квартирах, ожидая прихода хозяев с работы. Здесь провонявшие очереди к пивному ларьку и деревья, покрытые серым налетом. Так я воспринимал города, которые мы посещали.
Жутко хотелось назад в часть, на вольный воздух. Вызывали смех чахлые городские парки - бледная пародия на неудержимую широту тайги, жутко раздражали ботинки и костюмчики, которые полагалось носить на городских улицах.
Ярославом, напротив, овладели урбанистические настроения. Он наслаждался пребыванием в "цивилизованном мире" и смеялся надо мной, называя неотесанным медведем и деревенщиной. Так детские дразнилки возвращались ко мне и неожиданно больно кололи.
Однако в крупных населенных пунктах обнаружилось одно значительное преимущество - театр. Ради него я мужественно терпел даже пытку идиотской удавкой - галстуком. Красота слова, актерская игра, тайна лицедейства - ни с чем не сравнимое зрелище! К тому же, в театральных буфетах продавались такие вкусные миндальные пирожные! Я ни разу не участвовал в школьных самодеятельных спектаклях. Однажды меня пригласили играть... принца в пьесе «Золушка». Посчитав предложение крайним идиотизмом, я с возмущением отказался. Но такой ли идиотизм - стать принцем хотя бы на время?
То лето запомнилось одним разговором. Мы отдыхали на берегу Черного моря. Ярик обгорел на солнце, и мама смазывала его спину сметаной, а мы с отцом отправились побродить по берегу. Легкий бриз освежал накаленный берег и наши перегретые тела.
- Папа, почему мы с Ярославом такие разные? – спросил я отца.
- Все люди разные, хотя я понимаю, о чем ты. Почему вы НАСТОЛЬКО разные? Право, сын, не знаю, но так надо, поверь. Вы - две ветви одного дерева с общим стволом и оба одинаково дОроги нам с мамой. Так уж вышло: одна ветвь растет влево, другая - вправо. Они отклоняются друг от друга больше и больше, стремясь забыть об общих корнях. Как бы сложно ни складывались ваши отношения, вы все равно останетесь братьями. Увы, сейчас моих дорогих мальчиков несказанно раздражает их кровное родство. Грустно, но так уж получается. Процесс становления, взросления достаточно тяжел для любого ребенка.
Вдвойне невыносимо постоянно видеть перед собой свою точную генетическую копию, полностью противоположную в духовном плане. Поверь, сынок, вы не всегда будете отскакивать друг от друга, точно разнополярные частицы, а, повзрослев, сумеете переоценить ценности и станете родными людьми! Иначе мы с мамой не сможем считать себя хорошими родителями! Ещё раз прошу: ты старше, сильнее Ярослава, отнесись к нему по-доброму, не обижай...
Я возмущенно перебил отца:
- Он сам хорош, папа!
- Он слабее тебя, значит, ты в первую очередь должен проявить понимание!
- Ярка ни дать, ни взять, девчонка!
Я замолчал. Сейчас бы и рассказать о разговоре Славки с Зеленским, но не хотелось портить такой прекрасный вечер. Внутренне обрубив себя, произнес излишне пафосно:
- Не уверен, папа, люблю ли я его! Иногда просто ненавижу! Он тихий, как мышь, но себе на уме, да еще и подружился с занудой Зеленским...
- А ты возьми его в свою компанию! - посоветовал отец.
- Думаешь, не пытался? Но ничего не получалось, Ярка никогда не говорит, о чем думает, его не расшевелишь! Знаешь, мне стыдно за него перед ребятами!
- Володя, нельзя стыдиться собственного брата, каким бы он ни был! - отец развернул меня к себе и внимательно вгляделся в мое лицо. - Лед и пламень, я люблю вас обоих одинаково! - Он крепко обнял меня. - Вы вправду похожи на два потока, что несутся навстречу друг другу и, встречаясь, образуют бурную воронку! Я видел такое место в своей жизни...
- Знаю, папа, слияние двух рек! - взволнованно перебил я, случайно прочитавший однажды мамин дневник - надоело носить секрет в себе, давно хотелось открыться отцу.
- Откуда, сын, мама рассказала? – поразился отец.
- Мне очень стыдно, но я случайно наткнулся на её дневник, - признался я, почувствовав, как с души упал груз, - пап, ты не обиделся?
- Наоборот, Вовка, даже рад! Ваши жизни зародились в прекрасном месте, чистом, светлом. Мы с мамой пережили тогда невероятный захлест чувств! Когда-нибудь и ты испытаешь нечто подобное! Но помни: мы зачали вас с братом над бурным водоворотом, само по себе такое явление природы уникально! Вдумайся, сын, какие тайны сокрыты на дне загадочной воронки, если оно вообще есть! Воображай, мечтай, а вдруг там ход в другой необыкновенно прекрасный мир?! В другую реальность!
Так восторженно говорил отец, устремив взгляд далеко за линию горизонта, словно стремился разглядеть в потухающем летнем жару манящее прохладой место своей мечты – слияние двух рек. В тот момент на дне моего сознания шевельнулось некое неясное дуновение, наполняя душу предвкушением странного, но великого открытия. Шевельнулось и тут же исчезло... Непонятное беспокойство не проходило довольно долго.
Роскошный алый диск на совесть поработавшего солнца катился за бескрайнюю широту моря. Багровую дорожку заката пересекала прыгающая по воде плоская галька, мастерски запущенная отцом. Плюх-плюх-плюх... Грудь моя переполнилась чем-то крайне теплым, будоражащим - ожиданием необычайно-прекрасной мечты, проснувшейся было и снова утонувшей в безбрежном океане суеты и беспокойства.
Я чувствовал себя так, будто упустил нечто очень важное, но вместе с тем понимал - мое смятение не раз повторится, не раз настигнет мятущуюся душу и безжалостно разрушит состояние безоблачной умиротворенности. Мне безотчетно хотелось остановить лавинообразный шквал внутри себя, накрывающий растревоженное сердце страстями, коим нет определения. "Не надо, остановись!" - взывал я неизвестно к кому. Мне еще рано что-то делать с окружающим миром, но и не могу больше существовать, как растение!
Юная душа тогдашнего комсомольца Петрова томилась в ожидании, когда утихомирится неизбежная смута взросления, и жизнь вернется в привычную колею. Но, увы, назад реки не текут, только к своему водовороту. Придет время, и воспоминание о чудесной прогулке по берегу моря буквально поможет мне выжить, обрести смысл бытия!
В часть мы вернулись к началу учебного года. До меня вдруг дошло, в каком месте следует искать тайник Ярослава - в крыльце разрушенного скита старообрядцев, обитавших в местных глухих лесах более полувека назад. Генофонд вероотступников обновлялся свежей кровью беглых каторжников, находивших в деревушке приют до конца дней своих.
В итоге в глухой тайге образовался островок жестоких религиозных фанатиков, не хотевших мириться с новой властью. В двадцатые годы реввоенсовет послал отряд матерых чекистов разворошить осиное гнездо, перестрелять мужчин, выселить женщин и детей. Но не тут-то было! Бойцы встретили жесточайшее сопротивление, в результате которого нападавшие и оборонявшиеся поубивали друг друга, а уцелевшие женщины, старики и дети ушли из деревни, и никто никогда их больше не видел.
Поговаривали, будто они или пересекли границу, или углубились дальше в тайгу, сохранив свою нерушимую веру. Загадка скита притягивала к себе мальчишечье воображение, и мы с друзьями любили лазить по замшелым развалинам, играть в войну, воображая разрушенное селение осажденной крепостью.
Наши сражения мешали Ярке разыскивать следы давно ушедшей эпохи "каторжных княгинь и князей", он ругался, дескать, мы истоптали "археологический городок", точно стадо бешеных слонов, уничтожив все "раскопки". В ответ я неопровержимо аргументировал, дескать, он не купил лесное капище в свое личное пользование и не может запретить мне и моим друзьям приходить сюда. Славка возражал, мол, я безмозглый тупица, не понимающий разницы между его ценными изысканиями и мальчишескими забавами.
"Тоже мне, археолог нашелся!" - фыркнул я.
"Тоже мне, полководец!" - парировал брат.
"Ты считаешь невесть какой ценностью обломки глиняного горшка и ржавый скребок?" - издевательски поинтересовался я.
"Представь себе! Ты уже рехнулся на своих дебильных играх и разучился соображать! Все, имеющее отношение к людям и их жизни, ценно, неужели непонятно? Ты действительно тупой, как все солдафоны с двумя извилинами в мозгах, или притворяешься? "
"Наш папа - военный!" - мое лицо вспыхнуло румянцем негодования. - Думай, что несешь, тихоня!"
"Тебе до папы далеко, и я не о нем говорю. Он патриот, потому и пошел в военные, а такие, как ты – никчемные люди, умеют только дурью маяться! Вот и лезут в армию! Ать-два!"
Многоточие, очаровательный недоговор, нелогичная надежда... Больше в дневнике нет ни слова. Видимо, с тех пор ей нечего было написать. Все здесь, любовь и жизнь.
ГЛАВА 2. Друг моего брата,
Так уж у нас, братьев-близнецов Петровых, повелось с детства: мы шли каждый своей дорогой в разные стороны. Ярослав представлял собой абсолютно самодостаточную личность, как, впрочем, и я.
Есть выражение "истина где-то рядом". В жизни человек часто упускает из внимания то, что находится у него под носом, лезет в глаза и напрашивается на язык! "Где-то рядом" - означает полную закрытость и полную близость, безнадежность, слепоту, ограниченность! И, увы, неспособность правильно оценивать явления, которые дОлжно чувствовать кожей - непреходящая драма (не побоюсь глобальных обобщений) всего человечества.
- Прежде всего, он - твой брат, запомни! – не уставал говорить мне отец. – Как ни обидно, мой младший сын не умеет постоять за себя! Но Ярослав ничуть не хуже тебя или твоих задиристых товарищей! Просто другой. Вы - близнецы, природа неспроста создала вас такими одинаковыми, вы должны ценить и уважать друг друга. Ты - это он, а он – это ты. То, чего нет в тебе, есть в нем и наоборот. Просто не мешай ему жить своей жизнью…
-Он сам ко мне цепляется, а потом бежит жаловаться! – возмутился я, в глубине души сознавая его правоту.
-Раз ты сильнее, то должен быть и великодушнее…
В восьмом классе у Ярика неожиданно появился друг, чего ранее не случалось. Мои друзья терпели "младшенького" только из уважения ко мне.
И вдруг... В нашу часть приехала новая офицерская семья - капитан Зеленский с женой Реной и сыном Борисом. Сие радостное событие произошло в середине учебного года, и в наш класс попал тот самый Зеленский-младший. Внешне ничего особенного - худ до безобразия, высок, тонок в кости и, разумеется, очкарик. Почему "разумеется"? Издеваясь над Славкой, я предсказывал: если он когда-нибудь и подружится с мальчишкой, то непременно с очкариком, вот и свершилось!
Лицо у Борьки длинное, сплошь из острых углов, щеки без единой кровинки, бледные, как бумага и блёклые, слегка голубоватые глаза. Нос длинный, едва ли не до подбородка, тонких бесплотных губ из-за него не видать. Картину абсурда довершали несколько прыщиков, обильно смазанных зеленкой. Такой-то ходячий кошмар и стал периодически посещать нашего душку-Ярика.
Обычно, если в классе появляется новенький, мальчишки пытаются сразу же прощупать его: кто таков, чем дышит, устроить небольшую проверочку "на вшивость", после чего либо принять в свою компанию, либо учинить показательную трепку. Борис вызвал у всех острую неприязнь. Одноклассники сразу начали его игнорировать, даже не пытаясь сблизиться. Новичок ничуть не огорчился, словно уже привык к подобному обращению.
Учился Зеленский на четыре-пять, но создавалось впечатление, что он просто зубрит, не пытаясь вникнуть в суть предмета.
Кто с кем сблизился первым - Борька с Ярославом или наоборот, я, каюсь, даже не заметил. Да и не важно, ибо "подобное притягивает подобное". Их дружба имела печальные последствия.
Мы перешли в девятый класс, не подозревая о грядущих роковых событиях, коим суждено грубо и больно расколоть нашу семью. В том году резко оборвалось детство братьев Петровых.
Однажды я случайно подслушал разговор брата с Зеленским в школьном дворе. На большой перемене мы с мальчишками играли в волейбол. Я побежал за мячом, укатившимся в густые жасминовые заросли, уже покрывшиеся первыми листьями (стояла ранняя весна).
- Слава, напрасно ты цепляешься за теорию Дарвина, взгляни вокруг: неужели разумное развитие всего живого на Земле можно объяснить сухим и невнятным словом: эволюция? - вдруг услыхал я проникновенный чуть скрипучий голос Борьки. Он говорил вдохновенно, с чувством, не так, как выбубнивал тексты учебников на уроках.
- Но ведь это признанная теория, - возразил Славка.
- Одна из признанных теорий - теория государства, отрекшегося от Бога. Но весь цивилизованный мир, вся Европа по-прежнему чтит Господа и молится, - горячо ответил Борька.
- Как странно мне, комсомольцу, слушать такое, - с легкой усмешкой высказался Ярик, произнеся слово "комсомолец" с особой интонацией, дабы собеседник не заподозрил его в излишней идейности, - Бог, религия... Просто не могу поверить!
- А ты вникай умом и сердцем, Ярослав! Вот мы изучаем науки, но ничего не знаем о Вере наших предков! Ни-че-го! Так, какие-то обрывки, больше похожие на сказки! А между тем, у Вселенной суть Божественная, все объясняющая! Начнешь изучать Библию, сможешь сравнить, только не отвергай сразу, поверь, ты ничего не потеряешь! Дай себе труд глубоко задуматься, и не заметишь, как станешь другим человеком...
Сквозь переплетения веток я увидел Бориса, протянувшего Славке книжицы, перевязанные шпагатом. Ребята уже несколько раз меня звали, пришлось уйти, чтобы не обнаружить своего присутствия. Взял ли Ярик предлагаемое, я так и не увидел. Его разговор с Зеленским не шел из головы. "Девчонки!" - мысленно дразнил я брата и его дружка. Но презрение не излечивало от любопытства. Ну и фрукт этот Борька!
Мне бы спросить у Славки, какие материалы он получил от своей бледной "дылды" - так прозвали Зеленского мальчишки. Но я не хотел, иначе пришлось бы признаться в позорном подслушивании. Незаметный шмон Славкиного барахла ничего не дал: видимо, он не рискнул держать книги дома, а где-то их прятал или таскал с собой. Я ничуть не сомневался: братец взял загадочный сверток.
Внимательно приглядевшись к Борьке, не обнаружил в нем ничего выдающегося: он остался тем же, кем и раньше - зубрилкой и занудой. Постепенно странный разговор забылся, а тягостное впечатление, им оставленное, выветрилось из восприятия - подошли каникулы.
Наше семейство на время отпуска родителей выехало на "Большую землю". Мы посетили обеих бабушек, две недели провели на море - каждый год ездили по одному и тому же маршруту. Как многие офицеры, мой отец считал своим долгом вывезти семью из теплого, обжитого, но ограниченного гарнизонного мирка в широту и простор "цивилизованной" жизни. "Путешествия полезны для расширения кругозора мальчиков", - считал отец.
Действительно, на "Большой земле" люди живут иначе, мальчишки гоняют в футбол не на лугу с изрядно истоптанной травой, а в каменном колодце двора, на пыльном асфальте. Здесь ближайшие соседи не знают друг друга, а собаки томятся целый день в квартирах, ожидая прихода хозяев с работы. Здесь провонявшие очереди к пивному ларьку и деревья, покрытые серым налетом. Так я воспринимал города, которые мы посещали.
Жутко хотелось назад в часть, на вольный воздух. Вызывали смех чахлые городские парки - бледная пародия на неудержимую широту тайги, жутко раздражали ботинки и костюмчики, которые полагалось носить на городских улицах.
Ярославом, напротив, овладели урбанистические настроения. Он наслаждался пребыванием в "цивилизованном мире" и смеялся надо мной, называя неотесанным медведем и деревенщиной. Так детские дразнилки возвращались ко мне и неожиданно больно кололи.
Однако в крупных населенных пунктах обнаружилось одно значительное преимущество - театр. Ради него я мужественно терпел даже пытку идиотской удавкой - галстуком. Красота слова, актерская игра, тайна лицедейства - ни с чем не сравнимое зрелище! К тому же, в театральных буфетах продавались такие вкусные миндальные пирожные! Я ни разу не участвовал в школьных самодеятельных спектаклях. Однажды меня пригласили играть... принца в пьесе «Золушка». Посчитав предложение крайним идиотизмом, я с возмущением отказался. Но такой ли идиотизм - стать принцем хотя бы на время?
То лето запомнилось одним разговором. Мы отдыхали на берегу Черного моря. Ярик обгорел на солнце, и мама смазывала его спину сметаной, а мы с отцом отправились побродить по берегу. Легкий бриз освежал накаленный берег и наши перегретые тела.
- Папа, почему мы с Ярославом такие разные? – спросил я отца.
- Все люди разные, хотя я понимаю, о чем ты. Почему вы НАСТОЛЬКО разные? Право, сын, не знаю, но так надо, поверь. Вы - две ветви одного дерева с общим стволом и оба одинаково дОроги нам с мамой. Так уж вышло: одна ветвь растет влево, другая - вправо. Они отклоняются друг от друга больше и больше, стремясь забыть об общих корнях. Как бы сложно ни складывались ваши отношения, вы все равно останетесь братьями. Увы, сейчас моих дорогих мальчиков несказанно раздражает их кровное родство. Грустно, но так уж получается. Процесс становления, взросления достаточно тяжел для любого ребенка.
Вдвойне невыносимо постоянно видеть перед собой свою точную генетическую копию, полностью противоположную в духовном плане. Поверь, сынок, вы не всегда будете отскакивать друг от друга, точно разнополярные частицы, а, повзрослев, сумеете переоценить ценности и станете родными людьми! Иначе мы с мамой не сможем считать себя хорошими родителями! Ещё раз прошу: ты старше, сильнее Ярослава, отнесись к нему по-доброму, не обижай...
Я возмущенно перебил отца:
- Он сам хорош, папа!
- Он слабее тебя, значит, ты в первую очередь должен проявить понимание!
- Ярка ни дать, ни взять, девчонка!
Я замолчал. Сейчас бы и рассказать о разговоре Славки с Зеленским, но не хотелось портить такой прекрасный вечер. Внутренне обрубив себя, произнес излишне пафосно:
- Не уверен, папа, люблю ли я его! Иногда просто ненавижу! Он тихий, как мышь, но себе на уме, да еще и подружился с занудой Зеленским...
- А ты возьми его в свою компанию! - посоветовал отец.
- Думаешь, не пытался? Но ничего не получалось, Ярка никогда не говорит, о чем думает, его не расшевелишь! Знаешь, мне стыдно за него перед ребятами!
- Володя, нельзя стыдиться собственного брата, каким бы он ни был! - отец развернул меня к себе и внимательно вгляделся в мое лицо. - Лед и пламень, я люблю вас обоих одинаково! - Он крепко обнял меня. - Вы вправду похожи на два потока, что несутся навстречу друг другу и, встречаясь, образуют бурную воронку! Я видел такое место в своей жизни...
- Знаю, папа, слияние двух рек! - взволнованно перебил я, случайно прочитавший однажды мамин дневник - надоело носить секрет в себе, давно хотелось открыться отцу.
- Откуда, сын, мама рассказала? – поразился отец.
- Мне очень стыдно, но я случайно наткнулся на её дневник, - признался я, почувствовав, как с души упал груз, - пап, ты не обиделся?
- Наоборот, Вовка, даже рад! Ваши жизни зародились в прекрасном месте, чистом, светлом. Мы с мамой пережили тогда невероятный захлест чувств! Когда-нибудь и ты испытаешь нечто подобное! Но помни: мы зачали вас с братом над бурным водоворотом, само по себе такое явление природы уникально! Вдумайся, сын, какие тайны сокрыты на дне загадочной воронки, если оно вообще есть! Воображай, мечтай, а вдруг там ход в другой необыкновенно прекрасный мир?! В другую реальность!
Так восторженно говорил отец, устремив взгляд далеко за линию горизонта, словно стремился разглядеть в потухающем летнем жару манящее прохладой место своей мечты – слияние двух рек. В тот момент на дне моего сознания шевельнулось некое неясное дуновение, наполняя душу предвкушением странного, но великого открытия. Шевельнулось и тут же исчезло... Непонятное беспокойство не проходило довольно долго.
Роскошный алый диск на совесть поработавшего солнца катился за бескрайнюю широту моря. Багровую дорожку заката пересекала прыгающая по воде плоская галька, мастерски запущенная отцом. Плюх-плюх-плюх... Грудь моя переполнилась чем-то крайне теплым, будоражащим - ожиданием необычайно-прекрасной мечты, проснувшейся было и снова утонувшей в безбрежном океане суеты и беспокойства.
Я чувствовал себя так, будто упустил нечто очень важное, но вместе с тем понимал - мое смятение не раз повторится, не раз настигнет мятущуюся душу и безжалостно разрушит состояние безоблачной умиротворенности. Мне безотчетно хотелось остановить лавинообразный шквал внутри себя, накрывающий растревоженное сердце страстями, коим нет определения. "Не надо, остановись!" - взывал я неизвестно к кому. Мне еще рано что-то делать с окружающим миром, но и не могу больше существовать, как растение!
Юная душа тогдашнего комсомольца Петрова томилась в ожидании, когда утихомирится неизбежная смута взросления, и жизнь вернется в привычную колею. Но, увы, назад реки не текут, только к своему водовороту. Придет время, и воспоминание о чудесной прогулке по берегу моря буквально поможет мне выжить, обрести смысл бытия!
ГЛАВА 3. Славкина тайна.
В часть мы вернулись к началу учебного года. До меня вдруг дошло, в каком месте следует искать тайник Ярослава - в крыльце разрушенного скита старообрядцев, обитавших в местных глухих лесах более полувека назад. Генофонд вероотступников обновлялся свежей кровью беглых каторжников, находивших в деревушке приют до конца дней своих.
В итоге в глухой тайге образовался островок жестоких религиозных фанатиков, не хотевших мириться с новой властью. В двадцатые годы реввоенсовет послал отряд матерых чекистов разворошить осиное гнездо, перестрелять мужчин, выселить женщин и детей. Но не тут-то было! Бойцы встретили жесточайшее сопротивление, в результате которого нападавшие и оборонявшиеся поубивали друг друга, а уцелевшие женщины, старики и дети ушли из деревни, и никто никогда их больше не видел.
Поговаривали, будто они или пересекли границу, или углубились дальше в тайгу, сохранив свою нерушимую веру. Загадка скита притягивала к себе мальчишечье воображение, и мы с друзьями любили лазить по замшелым развалинам, играть в войну, воображая разрушенное селение осажденной крепостью.
Наши сражения мешали Ярке разыскивать следы давно ушедшей эпохи "каторжных княгинь и князей", он ругался, дескать, мы истоптали "археологический городок", точно стадо бешеных слонов, уничтожив все "раскопки". В ответ я неопровержимо аргументировал, дескать, он не купил лесное капище в свое личное пользование и не может запретить мне и моим друзьям приходить сюда. Славка возражал, мол, я безмозглый тупица, не понимающий разницы между его ценными изысканиями и мальчишескими забавами.
"Тоже мне, археолог нашелся!" - фыркнул я.
"Тоже мне, полководец!" - парировал брат.
"Ты считаешь невесть какой ценностью обломки глиняного горшка и ржавый скребок?" - издевательски поинтересовался я.
"Представь себе! Ты уже рехнулся на своих дебильных играх и разучился соображать! Все, имеющее отношение к людям и их жизни, ценно, неужели непонятно? Ты действительно тупой, как все солдафоны с двумя извилинами в мозгах, или притворяешься? "
"Наш папа - военный!" - мое лицо вспыхнуло румянцем негодования. - Думай, что несешь, тихоня!"
"Тебе до папы далеко, и я не о нем говорю. Он патриот, потому и пошел в военные, а такие, как ты – никчемные люди, умеют только дурью маяться! Вот и лезут в армию! Ать-два!"
