На лице мальчика отобразилось облегчение.
- Так что же тебе интересно? – весело спросил Кэраи.
- Легенды и сказки, жизнь знаменитых людей…
Улыбнулся – и перестал казаться маленьким старичком, только в уголках губ еще пряталась настороженность. Странно, с чего так сорвался – привык ведь сидеть в четырех стенах.
Поговорив еще немного с племянником, заметил, что мальчик устал; тот сам попросил отвезти его обратно. Здесь не захотел оставаться. И впрямь явился только за книгами…
Поразмыслив, Кэраи позвал к себе врача дома Микеро. Тот слыл любителем чтения, и, верно, знал всю библиотеку наизусть, за исключением разве что военных трактатов. Провел рукой по ближе всех лежащему футляру.
Как много тут книг… Отец собирал их, и мать, но все-таки было меньше. Не Тагари же приобретал новые. Домашний управитель тоже не стал бы, не такой человек. А вот Микеро вполне мог просить о чем-то подобном, денег брат никогда не жалел. Да, пожалуй, что он…
Тот явился незамедлительно, выслушал, обводя взглядом многоярусные полки на стойках.
- И снова мне нужна ваша помощь…
Кэраи указал на одну из стоек:
- Я не знаю, что он взял. Тайрену спрыгнул отсюда, потом приблизился к этой полке… пара свитков была сдвинута, видимо, достал что-то из стихов и сказок. Но, когда я вошел, он стоял на этом столике – там наверху книги о травах и медицине.
- Может быть, он решил сам себя вылечить?
- Тайрену способен на это пойти. Представляю, что за туман у него в голове после историй Энори.
- Вы помните, как выглядели футляры?
- Да. Два обычных черных с тиснением - узкой золотой каймой, один красно-коричневый, старый по виду. К своему стыду, я плохо помню нашу библиотеку, только то, читал сам.
- Где находился свиток?
- Примерно тут.
- Кажется, я понимаю, что это было, - глубокая складка прорезала лоб Микеро. – «Корни и листья», труд знаменитого лекаря Периода Войн. Его объявили вне закона за некоторые жестокие опыты... Мальчик не мог взять эту книгу себе. Тайрену еще не обучали старой письменности, насколько я помню. Хотели начать, не успели. Там есть и картинки, но их очень мало, не занимательное чтение для ребенка.
Он внимательно поглядел на собеседника.
- Господин, у вас есть какая-то мысль обо всем этом.
- Мыслей у меня нет, только детали, которые складываются невесть во что,– откликнулся Кэраи. – Вчера мальчик ночью улизнул в сад. Его заметили, когда возвращался. Расспрашивали, он все отрицал.
- По-вашему, он что-то делал в саду?
- …И на следующее утро отправился в библиотеку. Это больше похоже на данное поручение.
- Думаете, он виделся с кем-то?
- Есть только один человек, к кому мальчик побежит ночью, даже не одевшись. И ему стало заметно лучше в последние дни.
- Но это невозможно.
Очень скучным голосом Кэраи сказал, избегая встретиться взглядом с врачом:
- Я его видел, Микеро. Сам видел – в конюшне, когда погибли те конюхи. Он стоял напротив меня.
- И вы молчали?!
- Толку-то, говорить. Панику здесь прекрасно сеют и так. Но если мальчик и в самом деле отнес книгу Энори, тот по крайней мере не призрак.
- А кто же?
Кэраи пожал плечами.
- У него мог быть брат. Или двойник. Или все действительно очень плохо.
Рассказ приятельницы, собственное видение и смерти в доме младшего Таэна посеяли смятение в душе Лайэнэ. Ей редко доводилось задумываться о вещах потусторонних, слишком много было вещного в ее жизни. Но тем сильнее это ее впечатлило.
А господин Кэраи, говорят, научился в Столице неверию. Он чтит Заступницу, но, похоже, считает: есть только то, что можно увидеть глазами.
Если недобрая сила избрала их Дом…
Для Лайэнэ не было секретом, что сейчас всеми делами провинции заправляет в основном младший брат. А значит, предостеречь лучше его, а не старшего, да и к тому не пробьешься.
А вот встретиться с Кэраи было несложно. Он по-прежнему раз в неделю выслушивал просителей, только раньше принимал их в боковом садике, а сейчас, по холоду, в крыле дома. Дождаться, пока уйдут остальные, и рассказать о своих догадках. Посмеется, наверное, но она хотя бы попробует. Не очень понимала, что именно скажет, но казалось: если промолчит, сделает что-то очень неправильное. Слишком много раз в прошлом она промолчала…
Одеться, наверное, надо попроще, но с особым изяществом. Первое – чтобы не привлекать излишнего внимания остальных ожидающих, а второе… он прибыл из Столицы, ценитель утонченной красоты.
Но в красоте ли дело? Понимала, что пытается себя обмануть. «Что ты скажешь ему?» Сплетен он наверняка уже наслушался так, что с души воротит.
Лайэнэ казалось, что слова она подобрала.
В намеченный день была у ворот. Стража беспрепятственно впустила ее носилки, даже не расспросив. Довольно было лишь ее слов, что пришла по личному делу.
«Безрассудная простофиля… куда ты полезла»...
Человек десять ожидали своей очереди в небольшом павильоне, где было тепло. Их тени двигались внутри, за решетчатыми окнами, затянутыми тонкой бумагой. Тут собрались и простые ремесленники, и люди зажиточные. По одному они переходили в дом по зову распорядителя.
Лайэнэ предпочла не смешиваться с ними, остаться в носилках. Нервничая, крутила кольца на пальцах, защемив нежную кожу самоцветом. Смотрела на двери. Вот вышел солидный мужчина, и был он мрачнее грозовой тучи. Видно, желаемого не достиг. А вот молодой парень, растерянный, и широченная глупая улыбка во весь рот. Похоже, ему господин Кэраи помог…
- Хонко, неси меня домой, - вдруг сказала она, обращаясь к главе носильщиков. И к распорядителю – «прошу меня извинить, я допустила ошибку, сейчас моя просьба будет не вовремя».
Когда ее проносили по улицам обратно домой, сидела, до боли кусая губы. Что ж… значит, судьбе не было угодно разрешить эту встречу…
…Значок – росчерк зеленой туши, всего три черточки, будто птичьей лапки след. Видно было – рисовавший очень старался, черточки вышли равной длины и толщины, но клякса рядом выдавала неумелость руки..
- Малыш снова за кисть взялся, - умилилась нянька. – Пускай порисует!
- Дуреха… - давний друг ее, тоже из домашних слуг, подошел, взял листок – двумя пальцами, словно опасался, вдруг бумага отравлена. – Не видишь разве? Это не просто след, а знак Забирающих души. Сожги-ка лучше, - осторожно положил бумагу на стол, - И не говори никому.
Улизнуть от няньки было непросто: не мог даже сказать, что, мол, позвали ее, ведь с Тайрену она глаз не спускала. Пришлось притвориться, что очередной приступ слабости одолел, и забраться в постель. А когда она уйдет, вылезти, отодвинуть тяжелую оконную раму и выбраться в сад. Нырнул в серое марево: пока пытался из дома вырваться, сгустились сумерки, и подобрался туман.
Страшно было, что Энори не придет, или не дождался. А если его увидели? Нет, невозможно. Если б захотел, остался бы незамечен даже в комнате Тэни, но сказал, что в дом не войдет.
Мальчик, пригибаясь, бежал к беседке. Неважно, что в легких штанах и рубашке, от возбуждения в жар бросало. А вот зажатый в руке футляр казался очень холодным.
Мостик: перила плотной резьбы, присесть – и не заметят в тумане. Вот и красные столбики беседки, переплет меж ними… никого. Мальчик едва не заплакал от обиды, но тень возникла сзади, на плечо легла теплая ладонь.
- Вот, возьми, - Тайрену передал свиток. – Меня видел дядя, когда я взял футляр. Я забрал еще несколько, наверное, он не поймет, чего не хватает. Его так долго не было, он же не помнит все книги?
- Ты все сделал отлично, - рука взъерошила волосы мальчика. – Молодец.
- Теперь ты расскажешь?
- Я хочу кое-что получить, и здесь написано, что может в этом помочь.
- А я? Больше ничем не могу?
Энори долго молчал, глядя, как ветер колышет голые ветви ивы у самой беседки. Пальцы пробегали по тиснению кожи футляра, будто по дырочкам флейты.
- Не сейчас.
- Дядя, кажется, за мной следит. Почему?
- Наверное, подозревает, что я где-то рядом. Он очень неглупый человек, только не верит очевидным вещам… Но это для нас лучше, - Энори улыбнулся мальчику, притянул к себе. – Не замерз?
- Нет, - прижался тесней, вскинул голову: - Тебе угрожает что-то?
- Забудь, это все не имеет значения.
- Если кто-то попробует хоть слово плохое сказать о тебе… пусть даже отец, я всегда буду лишь за тебя.
- Тогда слушай, что они говорят, и запоминай. Подружись наконец со своим дядей. Сделай вид, что все хорошо.
Самые доверенные из слуг, те, которых привез с собой, еще раз подтвердили – никто не покидал половину дома, занятую Камареном, и не входил на нее. По крайней мере сам Энори выйти не мог. А за остальными следили. Видимо, плохо. Что же, здесь, у этих детей золота и змеи, обученные убийцы не редкость. Как и соглядатаи, способные превратиться в тень.
Но пора, как говорят, начать разведку боем. Теперь имена будут значащие. Не самые важные, но прочно связанные с одной из семей.
- Вот, - северянин протянул свернутый лист бумаги. – Прочти, и я заберу лист.
Пока тот читал, жутко было, словно наблюдал не как молодой человек чуть склонился над бумагой, а как паук ползет к еще ничего не понявшей бабочке, присевшей на паутину. Захотелось выдернуть лист у Энори из руки.
- Это люди Нара, - сказал тот равнодушно.
- На сей раз мне и вправду нужно, чтобы их не было на занимаемых ими местах, только нельзя все решать убийством.
- Тогда на границах я пригожусь больше, - он повел плечом. Отдал лист. – Там все убивают, а скоро еще больше начнут.
- Слишком опасно.
- Поздно уже говорить об опасности, - поднял неподвижное, жестокое, ледяное лицо.
«Похоже, я никогда так не ошибался в людях, как в этот раз», — подумал северянин. Вслух спросил:
- Тебе нужно будет золото, или иное?
- Зачем?
- Услуги ваших… «скользящих в тени» дорого стоят.
- «Скользящие» - это шпионы, если угодно. Тех, кто отнимает жизнь, зовут хэата – «рожденные убивать». Не нужно мне ваших денег. Я возьму другое…
- Что же?
- То, что мое по праву, - глаза его блеснули очень нехорошо. – Вас это не касается. Ни в каком смысле.
После вечеринки в висках гудели тысячи комаров, железными хоботками долбили кости. А ведь не выпила ни капли вина, по указанию Лайэнэ служанки приносили ей только любимый гранатовый сок. Наверное, так сказалась оттепель: два дня небо сеяло снежную крупу, а теперь все растаяло, и будто снова осень…
Молодая женщина вышла в сад. Ощутив стылый воздух, поплотней завернулась в накидку. Над землей струились дорожки тумана, Лайэнэ почти не различала подол своего платья, будто стала призраком из легенд. Но пока дошла до пруда, туман почти развеялся. Уютно тут все-таки, даже сейчас, ночью.
Поднявшись на мостик, она посмотрела на темную воду. Кое-где еще сиротливо виднелись темные, уже мертвые листья кувшинок, а меж ними плыл круг полной луны. Облокотившись о перила, молодая женщина следила за рябью на нем. Кто-то подошел сзади, стал рядом с ней, тоже опустив руки на перила.
- Красивая луна…
Ашринэ медленно повернула голову. Энори стоял, глядя вниз. Остатки тумана, поднимаясь, придавали черной фигуре призрачность. Вот он повернулся и посмотрел на нее. Лайэнэ ощутила, что ноги подкашиваются, и больше уже ничего не успела подумать, лишившись чувств.
Она очнулась, лежа на собственной кровати, накидка висела на стуле рядом. В комнате из-за двух ламп, зажженных перед прогулкой, было довольно светло. Тени пересекали стены и пол. Энори сидел в изножье и по-прежнему смотрел на молодую женщину.
- Не думал, что ты можешь падать в обмороки …
Она промолчала, не в силах двигаться. И некуда было – рядом стена, сзади высокая спинка.
- Как ваши дела с господином Кэраи?
- Кто ты? – прошептала хозяйка.
- Ты же знаешь, кто я, - он отвернулся, рассматривая букет из сухих гербер на столике.
- Таких здесь раньше не было. Новая мода?
- Зачем ты пришел? – голос ее был сиплым. Он принадлежал не искусной певице, не обольстительнице, а насмерть испуганному существу.
- Чтобы дать тебе сил. Ты ведь не сможешь убедить такого человека, если не будешь уверена…
Он медленно протянул руку к Лайэнэ, будто не желая ее пугать.
- Коснись меня.
Она отчаянно качнула головой, отодвигаясь назад.
- Ну же. Я не призрак, иначе не принес бы тебя сюда. Давай, ты уверишься, что мое тело по-прежнему живо, несмотря на костер.
- Нет, - выдохнула женщина. – Нет… Уходи…
Он опустил руку и чуть улыбнулся.
- Как хочешь. Это уже неважно. Желаю удачи вам… расскажи ему все, если посмеешь.
Провинция Окаэра с юга граничила с Хинаи, и почти на этой границе, там, где река Сай вытекает из гор Юсен, стоял дом. Маленьким был он, из молодых кедров, снаружи выкрашенный красным — казался нарядной птицей, слетевшей к подножию хвойных гигантов.
За домиком высилась скала Спящий орел, в холодные месяцы заслонявшая жильцам домика солнце.
— Ты — мое солнце, — говорил мужчина своей жене, давным-давно поселившейся вместе с ним в этих диких местах.
Она, уже не первой молодости, все еще была хороша — с мелкими чертами лица, идеально ровными зубами, высокой полной грудью, хрупкими кистями рук и тяжелыми волосами с едва заметным бронзовым отливом. И кожа ее была чуть желтоватой, и весь облик женщины наводил на мысли об осени — ясной, но холодной.
У нее с мужем было двое дочерей-близнецов. Только их двоих дала мужу и жене Заступница, но близнецы всегда почитались особо в землях Солнечной птицы. И с рождения, видно, Иями опекала их — девочки не болели, росли крепкими и острыми умом, и весело развились, считая весь горный край своим владением.
Жили небогато, всего с парой слуг, доход получали с торговли – у мужа был партнер в большом селе неподалеку.
В глиняных, грубовато разрисованных напольных вазах тут всегда стояли цветы — то лесные, то садовые, то срезанные ветки плодовых деревьев. Сейчас, в начале зимы, месяце волка-Ёро, в вазе красовались сухие бессмертники — ярко-желтые, махровые, одни из любимых цветов Истэ.
Муж, проснувшись, застал жену в общей комнате возле них. Бледный рассвет заполнял все, и женщина, сидящая на полу, обняв колени, была бледной, только цветы сияли солнышками.
— Что случилось, дорогая?
— Мне приснилось… прошлое... сын. А если он выжил?!
— Что тебе снилось? — мужчина присел рядом с ней, обнимая за плечи, жена не пошевелилась.
— Сад... Мальчик, играющий среди цветов... я не сомневалась, это Тайрену. А рядом... Сидел тот, другой, и он меня звал. Я видела лишь силуэт... но, кажется, это он... тот, что снится порой. Мне почудилось — он смеется... Я боюсь, Мори!
— Глупая, это всего лишь сны. Только что миновали дни сооно торани, время кошмаров. И Тайрену — если он жив, это прекрасно, - сказал успокаивающе, но женщина словно не слышала.
— Он, наверное, ненавидит меня...
— Зато тебя любят девочки.
— А если они узнают, тоже будут ненавидеть?
— Никто ничего не узнает. И время нас отделило, и земли. Забудь, это сны.
Истэ подалась в сторону, к вазе, поправила и без того ровно стоящие стебли цветов.
- Я все думаю… что знают мои родители? Что я умерла? И все эти году они жгут тонкие черные свечи и палочки с горьким дымом возле таблички с моим именем в храме…
- Хватит, - муж попытался снова ее обнять, Истэ вывернулась:
- Так что же тебе интересно? – весело спросил Кэраи.
- Легенды и сказки, жизнь знаменитых людей…
Улыбнулся – и перестал казаться маленьким старичком, только в уголках губ еще пряталась настороженность. Странно, с чего так сорвался – привык ведь сидеть в четырех стенах.
Поговорив еще немного с племянником, заметил, что мальчик устал; тот сам попросил отвезти его обратно. Здесь не захотел оставаться. И впрямь явился только за книгами…
Поразмыслив, Кэраи позвал к себе врача дома Микеро. Тот слыл любителем чтения, и, верно, знал всю библиотеку наизусть, за исключением разве что военных трактатов. Провел рукой по ближе всех лежащему футляру.
Как много тут книг… Отец собирал их, и мать, но все-таки было меньше. Не Тагари же приобретал новые. Домашний управитель тоже не стал бы, не такой человек. А вот Микеро вполне мог просить о чем-то подобном, денег брат никогда не жалел. Да, пожалуй, что он…
Тот явился незамедлительно, выслушал, обводя взглядом многоярусные полки на стойках.
- И снова мне нужна ваша помощь…
Кэраи указал на одну из стоек:
- Я не знаю, что он взял. Тайрену спрыгнул отсюда, потом приблизился к этой полке… пара свитков была сдвинута, видимо, достал что-то из стихов и сказок. Но, когда я вошел, он стоял на этом столике – там наверху книги о травах и медицине.
- Может быть, он решил сам себя вылечить?
- Тайрену способен на это пойти. Представляю, что за туман у него в голове после историй Энори.
- Вы помните, как выглядели футляры?
- Да. Два обычных черных с тиснением - узкой золотой каймой, один красно-коричневый, старый по виду. К своему стыду, я плохо помню нашу библиотеку, только то, читал сам.
- Где находился свиток?
- Примерно тут.
- Кажется, я понимаю, что это было, - глубокая складка прорезала лоб Микеро. – «Корни и листья», труд знаменитого лекаря Периода Войн. Его объявили вне закона за некоторые жестокие опыты... Мальчик не мог взять эту книгу себе. Тайрену еще не обучали старой письменности, насколько я помню. Хотели начать, не успели. Там есть и картинки, но их очень мало, не занимательное чтение для ребенка.
Он внимательно поглядел на собеседника.
- Господин, у вас есть какая-то мысль обо всем этом.
- Мыслей у меня нет, только детали, которые складываются невесть во что,– откликнулся Кэраи. – Вчера мальчик ночью улизнул в сад. Его заметили, когда возвращался. Расспрашивали, он все отрицал.
- По-вашему, он что-то делал в саду?
- …И на следующее утро отправился в библиотеку. Это больше похоже на данное поручение.
- Думаете, он виделся с кем-то?
- Есть только один человек, к кому мальчик побежит ночью, даже не одевшись. И ему стало заметно лучше в последние дни.
- Но это невозможно.
Очень скучным голосом Кэраи сказал, избегая встретиться взглядом с врачом:
- Я его видел, Микеро. Сам видел – в конюшне, когда погибли те конюхи. Он стоял напротив меня.
- И вы молчали?!
- Толку-то, говорить. Панику здесь прекрасно сеют и так. Но если мальчик и в самом деле отнес книгу Энори, тот по крайней мере не призрак.
- А кто же?
Кэраи пожал плечами.
- У него мог быть брат. Или двойник. Или все действительно очень плохо.
Глава 14
Рассказ приятельницы, собственное видение и смерти в доме младшего Таэна посеяли смятение в душе Лайэнэ. Ей редко доводилось задумываться о вещах потусторонних, слишком много было вещного в ее жизни. Но тем сильнее это ее впечатлило.
А господин Кэраи, говорят, научился в Столице неверию. Он чтит Заступницу, но, похоже, считает: есть только то, что можно увидеть глазами.
Если недобрая сила избрала их Дом…
Для Лайэнэ не было секретом, что сейчас всеми делами провинции заправляет в основном младший брат. А значит, предостеречь лучше его, а не старшего, да и к тому не пробьешься.
А вот встретиться с Кэраи было несложно. Он по-прежнему раз в неделю выслушивал просителей, только раньше принимал их в боковом садике, а сейчас, по холоду, в крыле дома. Дождаться, пока уйдут остальные, и рассказать о своих догадках. Посмеется, наверное, но она хотя бы попробует. Не очень понимала, что именно скажет, но казалось: если промолчит, сделает что-то очень неправильное. Слишком много раз в прошлом она промолчала…
Одеться, наверное, надо попроще, но с особым изяществом. Первое – чтобы не привлекать излишнего внимания остальных ожидающих, а второе… он прибыл из Столицы, ценитель утонченной красоты.
Но в красоте ли дело? Понимала, что пытается себя обмануть. «Что ты скажешь ему?» Сплетен он наверняка уже наслушался так, что с души воротит.
Лайэнэ казалось, что слова она подобрала.
В намеченный день была у ворот. Стража беспрепятственно впустила ее носилки, даже не расспросив. Довольно было лишь ее слов, что пришла по личному делу.
«Безрассудная простофиля… куда ты полезла»...
Человек десять ожидали своей очереди в небольшом павильоне, где было тепло. Их тени двигались внутри, за решетчатыми окнами, затянутыми тонкой бумагой. Тут собрались и простые ремесленники, и люди зажиточные. По одному они переходили в дом по зову распорядителя.
Лайэнэ предпочла не смешиваться с ними, остаться в носилках. Нервничая, крутила кольца на пальцах, защемив нежную кожу самоцветом. Смотрела на двери. Вот вышел солидный мужчина, и был он мрачнее грозовой тучи. Видно, желаемого не достиг. А вот молодой парень, растерянный, и широченная глупая улыбка во весь рот. Похоже, ему господин Кэраи помог…
- Хонко, неси меня домой, - вдруг сказала она, обращаясь к главе носильщиков. И к распорядителю – «прошу меня извинить, я допустила ошибку, сейчас моя просьба будет не вовремя».
Когда ее проносили по улицам обратно домой, сидела, до боли кусая губы. Что ж… значит, судьбе не было угодно разрешить эту встречу…
***
…Значок – росчерк зеленой туши, всего три черточки, будто птичьей лапки след. Видно было – рисовавший очень старался, черточки вышли равной длины и толщины, но клякса рядом выдавала неумелость руки..
- Малыш снова за кисть взялся, - умилилась нянька. – Пускай порисует!
- Дуреха… - давний друг ее, тоже из домашних слуг, подошел, взял листок – двумя пальцами, словно опасался, вдруг бумага отравлена. – Не видишь разве? Это не просто след, а знак Забирающих души. Сожги-ка лучше, - осторожно положил бумагу на стол, - И не говори никому.
Улизнуть от няньки было непросто: не мог даже сказать, что, мол, позвали ее, ведь с Тайрену она глаз не спускала. Пришлось притвориться, что очередной приступ слабости одолел, и забраться в постель. А когда она уйдет, вылезти, отодвинуть тяжелую оконную раму и выбраться в сад. Нырнул в серое марево: пока пытался из дома вырваться, сгустились сумерки, и подобрался туман.
Страшно было, что Энори не придет, или не дождался. А если его увидели? Нет, невозможно. Если б захотел, остался бы незамечен даже в комнате Тэни, но сказал, что в дом не войдет.
Мальчик, пригибаясь, бежал к беседке. Неважно, что в легких штанах и рубашке, от возбуждения в жар бросало. А вот зажатый в руке футляр казался очень холодным.
Мостик: перила плотной резьбы, присесть – и не заметят в тумане. Вот и красные столбики беседки, переплет меж ними… никого. Мальчик едва не заплакал от обиды, но тень возникла сзади, на плечо легла теплая ладонь.
- Вот, возьми, - Тайрену передал свиток. – Меня видел дядя, когда я взял футляр. Я забрал еще несколько, наверное, он не поймет, чего не хватает. Его так долго не было, он же не помнит все книги?
- Ты все сделал отлично, - рука взъерошила волосы мальчика. – Молодец.
- Теперь ты расскажешь?
- Я хочу кое-что получить, и здесь написано, что может в этом помочь.
- А я? Больше ничем не могу?
Энори долго молчал, глядя, как ветер колышет голые ветви ивы у самой беседки. Пальцы пробегали по тиснению кожи футляра, будто по дырочкам флейты.
- Не сейчас.
- Дядя, кажется, за мной следит. Почему?
- Наверное, подозревает, что я где-то рядом. Он очень неглупый человек, только не верит очевидным вещам… Но это для нас лучше, - Энори улыбнулся мальчику, притянул к себе. – Не замерз?
- Нет, - прижался тесней, вскинул голову: - Тебе угрожает что-то?
- Забудь, это все не имеет значения.
- Если кто-то попробует хоть слово плохое сказать о тебе… пусть даже отец, я всегда буду лишь за тебя.
- Тогда слушай, что они говорят, и запоминай. Подружись наконец со своим дядей. Сделай вид, что все хорошо.
***
Самые доверенные из слуг, те, которых привез с собой, еще раз подтвердили – никто не покидал половину дома, занятую Камареном, и не входил на нее. По крайней мере сам Энори выйти не мог. А за остальными следили. Видимо, плохо. Что же, здесь, у этих детей золота и змеи, обученные убийцы не редкость. Как и соглядатаи, способные превратиться в тень.
Но пора, как говорят, начать разведку боем. Теперь имена будут значащие. Не самые важные, но прочно связанные с одной из семей.
- Вот, - северянин протянул свернутый лист бумаги. – Прочти, и я заберу лист.
Пока тот читал, жутко было, словно наблюдал не как молодой человек чуть склонился над бумагой, а как паук ползет к еще ничего не понявшей бабочке, присевшей на паутину. Захотелось выдернуть лист у Энори из руки.
- Это люди Нара, - сказал тот равнодушно.
- На сей раз мне и вправду нужно, чтобы их не было на занимаемых ими местах, только нельзя все решать убийством.
- Тогда на границах я пригожусь больше, - он повел плечом. Отдал лист. – Там все убивают, а скоро еще больше начнут.
- Слишком опасно.
- Поздно уже говорить об опасности, - поднял неподвижное, жестокое, ледяное лицо.
«Похоже, я никогда так не ошибался в людях, как в этот раз», — подумал северянин. Вслух спросил:
- Тебе нужно будет золото, или иное?
- Зачем?
- Услуги ваших… «скользящих в тени» дорого стоят.
- «Скользящие» - это шпионы, если угодно. Тех, кто отнимает жизнь, зовут хэата – «рожденные убивать». Не нужно мне ваших денег. Я возьму другое…
- Что же?
- То, что мое по праву, - глаза его блеснули очень нехорошо. – Вас это не касается. Ни в каком смысле.
***
После вечеринки в висках гудели тысячи комаров, железными хоботками долбили кости. А ведь не выпила ни капли вина, по указанию Лайэнэ служанки приносили ей только любимый гранатовый сок. Наверное, так сказалась оттепель: два дня небо сеяло снежную крупу, а теперь все растаяло, и будто снова осень…
Молодая женщина вышла в сад. Ощутив стылый воздух, поплотней завернулась в накидку. Над землей струились дорожки тумана, Лайэнэ почти не различала подол своего платья, будто стала призраком из легенд. Но пока дошла до пруда, туман почти развеялся. Уютно тут все-таки, даже сейчас, ночью.
Поднявшись на мостик, она посмотрела на темную воду. Кое-где еще сиротливо виднелись темные, уже мертвые листья кувшинок, а меж ними плыл круг полной луны. Облокотившись о перила, молодая женщина следила за рябью на нем. Кто-то подошел сзади, стал рядом с ней, тоже опустив руки на перила.
- Красивая луна…
Ашринэ медленно повернула голову. Энори стоял, глядя вниз. Остатки тумана, поднимаясь, придавали черной фигуре призрачность. Вот он повернулся и посмотрел на нее. Лайэнэ ощутила, что ноги подкашиваются, и больше уже ничего не успела подумать, лишившись чувств.
Она очнулась, лежа на собственной кровати, накидка висела на стуле рядом. В комнате из-за двух ламп, зажженных перед прогулкой, было довольно светло. Тени пересекали стены и пол. Энори сидел в изножье и по-прежнему смотрел на молодую женщину.
- Не думал, что ты можешь падать в обмороки …
Она промолчала, не в силах двигаться. И некуда было – рядом стена, сзади высокая спинка.
- Как ваши дела с господином Кэраи?
- Кто ты? – прошептала хозяйка.
- Ты же знаешь, кто я, - он отвернулся, рассматривая букет из сухих гербер на столике.
- Таких здесь раньше не было. Новая мода?
- Зачем ты пришел? – голос ее был сиплым. Он принадлежал не искусной певице, не обольстительнице, а насмерть испуганному существу.
- Чтобы дать тебе сил. Ты ведь не сможешь убедить такого человека, если не будешь уверена…
Он медленно протянул руку к Лайэнэ, будто не желая ее пугать.
- Коснись меня.
Она отчаянно качнула головой, отодвигаясь назад.
- Ну же. Я не призрак, иначе не принес бы тебя сюда. Давай, ты уверишься, что мое тело по-прежнему живо, несмотря на костер.
- Нет, - выдохнула женщина. – Нет… Уходи…
Он опустил руку и чуть улыбнулся.
- Как хочешь. Это уже неважно. Желаю удачи вам… расскажи ему все, если посмеешь.
Глава 15
Провинция Окаэра с юга граничила с Хинаи, и почти на этой границе, там, где река Сай вытекает из гор Юсен, стоял дом. Маленьким был он, из молодых кедров, снаружи выкрашенный красным — казался нарядной птицей, слетевшей к подножию хвойных гигантов.
За домиком высилась скала Спящий орел, в холодные месяцы заслонявшая жильцам домика солнце.
— Ты — мое солнце, — говорил мужчина своей жене, давным-давно поселившейся вместе с ним в этих диких местах.
Она, уже не первой молодости, все еще была хороша — с мелкими чертами лица, идеально ровными зубами, высокой полной грудью, хрупкими кистями рук и тяжелыми волосами с едва заметным бронзовым отливом. И кожа ее была чуть желтоватой, и весь облик женщины наводил на мысли об осени — ясной, но холодной.
У нее с мужем было двое дочерей-близнецов. Только их двоих дала мужу и жене Заступница, но близнецы всегда почитались особо в землях Солнечной птицы. И с рождения, видно, Иями опекала их — девочки не болели, росли крепкими и острыми умом, и весело развились, считая весь горный край своим владением.
Жили небогато, всего с парой слуг, доход получали с торговли – у мужа был партнер в большом селе неподалеку.
В глиняных, грубовато разрисованных напольных вазах тут всегда стояли цветы — то лесные, то садовые, то срезанные ветки плодовых деревьев. Сейчас, в начале зимы, месяце волка-Ёро, в вазе красовались сухие бессмертники — ярко-желтые, махровые, одни из любимых цветов Истэ.
Муж, проснувшись, застал жену в общей комнате возле них. Бледный рассвет заполнял все, и женщина, сидящая на полу, обняв колени, была бледной, только цветы сияли солнышками.
— Что случилось, дорогая?
— Мне приснилось… прошлое... сын. А если он выжил?!
— Что тебе снилось? — мужчина присел рядом с ней, обнимая за плечи, жена не пошевелилась.
— Сад... Мальчик, играющий среди цветов... я не сомневалась, это Тайрену. А рядом... Сидел тот, другой, и он меня звал. Я видела лишь силуэт... но, кажется, это он... тот, что снится порой. Мне почудилось — он смеется... Я боюсь, Мори!
— Глупая, это всего лишь сны. Только что миновали дни сооно торани, время кошмаров. И Тайрену — если он жив, это прекрасно, - сказал успокаивающе, но женщина словно не слышала.
— Он, наверное, ненавидит меня...
— Зато тебя любят девочки.
— А если они узнают, тоже будут ненавидеть?
— Никто ничего не узнает. И время нас отделило, и земли. Забудь, это сны.
Истэ подалась в сторону, к вазе, поправила и без того ровно стоящие стебли цветов.
- Я все думаю… что знают мои родители? Что я умерла? И все эти году они жгут тонкие черные свечи и палочки с горьким дымом возле таблички с моим именем в храме…
- Хватит, - муж попытался снова ее обнять, Истэ вывернулась:
