Он протянул флейту – ту самую, «звездную», бережно, и так, будто ее дарил, а не возвращал.
- Сыграй, Таши. И я уйду из твоей жизни. Может быть, навсегда.
В Столице мягкими были зимы, снег выпадал нечасто, а в первом зимнем месяце, Ёро, скорее инеем ложился, и вихрился поземкой. Люди богатые надели одежды модных цветов: в этом году популярной была «морозная рябина», карминно-красное под белым, а также «розовая ракушка», оттенок, напоминающий отсвет зари на снегу.
Тут повсюду звучала музыка – особенно любимые зимой серебряные трубочки, искусно закрепленные в ряд, а в воздух ночами взмывали золотые огни.
Неверным было бы впечатление, что ничего не беспокоит этот сияющий город, но здесь лучше, чем в других местах, умели скрывать тревогу или заботу за мнимой беспечностью.
Главный посол Риэсты успел это оценить, как и понять, что пока его порученцу в провинции Хинаи ничего не грозит… от Столицы. «Веди свою игру, доколе не мешаешь нашей», казалось, говорили все эти блестящие непроницаемые глаза, утонченные манеры и показная изнеженность.
Но они умели быть очень жестокими, эти люди. Сейчас их заботой являлись непокорные владельцы западных территорий, и, пока здесь звенело серебро прихотливых мелодий, там горели деревни.
И неудивительно, что помогать Хинаи они не пожелали даже после письма генерала Таэны. Во многом с подачи военного министра, который убедил Благословенного: хватит нам самовольства на западе, пусть север задушит себя сам. Если же и впрямь дойдет до вторжения, будет веский повод отправить туда войска, и население встретит их не протестом, а благодарностью. Он уверял, что армия Земель сильна даже с учетом беспорядков на западе, и справится северными разбойниками.
Риэстийский посол знал об этих заявлениях и усмехался в усы. Он знал также, что за человек военачальник Мэнго, да и племянник его, У-Шен. Такие, вцепившись в кость, ее обратно не отдают.
Таши не до конца верил, что ночной гость явился к нему на самом деле. В конце концов, снег возле крыльца был нетронут; на всякий случай проверил и крышу – никаких меток не было и там. По чести сказать, Таши был очень напуган, и будь он накануне более трезвым, возможно, уже удирал бы из города.
Но разумно ли бросать все из-за пьяного кошмара? Особенно если этот кошмар вел себя дружелюбно и пообещал больше твой покой не тревожить!
Приятелям он ничего рассказать не рискнул, но обратился к Лайэнэ. Хоть и женщина, она слыла трезвомыслящей, а вдобавок к ней уж точно стекались все слухи.
Ашринэ тоже посоветовала не усердствовать с выпивкой и поменьше гулять по ночам.
Таши не знал, что после его визита Лайэнэ всю ночь нарезала круги по комнате, а наутро, едва открылись городские ворота, отправила в Cрединную слугу с письмом, в котором просила Лиани приехать.
Это не было совсем уж безумием: молодая женщина знала, что за ним не следят. На хорошем коне от крепости до Осорэи меньше суток пути, если поторопиться.
Если бы кто спросил ее, зачем она отправила это письмо, верно, сказала бы, что не в силах скрывать такое известие. На деле ей двигал самый обыкновенный страх и опасение не потянуть подобную ношу одной.
Зачем Энори эта вещь? Что будет, если получит?
Где-то там среди зимнего севера затерялся маленький ссыльный театрик. Может, добрался до Трех Сестер, может, остановился куда ближе, в соседнем округе. А могли и вовсе сгинуть. Волки, разбойники… А если наводнение не пощадило?
Что до Нээле, и вовсе гадать бесполезно. С одним человеком любая беда приключиться может.
Лиани явился ночью, неузнанный воротной стражей. Едва слышно стукнул по раме; хозяйка отворила окно и не сразу увидела юношу: тот отступил в тень и с нею слился. Потом уже, когда он был в комнате, сообразила, как опасно открывать невесть кому. Слишком уверилась, что Энори город покинул.
В письме она лишь намекнула, о чем пойдет речь, на случай, если оно попадет в чужие руки. Но Лиани намека хватило, он даже уставшим не выглядел, а казался клинком только-только из мастерской. Если бы ожила одна из сабель, изготовленных там, верно, именно так бы и выглядела, и смотреть на нее хорошо, пока над тобой не занесена. Именно так сабля-лэ ее бы и слушала, внимательно и спокойно, прямая, пугающе-острая. Этот ли милый мальчик пришел к ней недавно, смущенный донельзя? Он уже готов помчаться на север, и лучше на пути не вставать.
Говорила, и что-то в рассказе не складывалось. Ведь не то же, что страшная нечисть устремилась за амулетом? И не то, что выбрала дальний путь, что ему этот путь, если…
Ощутила, как все обмирает внутри. Заплясали перед глазами буквы недавно прочитанных легенд и сказок, и в ушах раздались слышанные в детстве слова. И почудился взмах черного крыла, как много раз наяву подле ее дома. Ведь не подумала…
- Лиани, - сказала она, чувствуя, что язык едва ее слушается. - Ты не успеешь!
Теперь спешила сказать, будто можно еще сделать так, что ничего не было:
- Ты можешь взять лучших коней и скакать, не отдыхая, но он – птица!
- Что же теперь, остаться?
Не вопрос это был – удивление, как будто она спросила падающего в пропасть, не стоит ли ему повернуть.
- Ты можешь еще возвратиться в Срединную.
- Не уверен, что меня примут обратно, - ответил Лиани, и рассмеялся. Видно, опасность начинала ударять в голову, как вино. А может, отчаяние.
- Отлучка твоя… недолгая. Я знаю, что надо сказать, и…
Лиани ее перебил, впервые позабыв о вежливости:
- Птица, да? Живая? Тогда и ему придется где-то греться и отдыхать! Ну, а если и не успею… может, толк от меня все-таки будет.
Лайэнэ уронила руки. Всё, поздно. Останавливать его бесполезно, это как в одиночку остановить верховой пожар.
- Но ты… Забирающие уничтожают самую душу, - сказала она. – До самого конца мироздания ей не возродиться…
- Все равно, смертным приговором больше или меньше, - ответил он. – В конце концов, никто возродившихся и не видел, как бы те ни умерли. - И вот тут Лайэнэ окончательно поняла, что натворила, и ей стало страшно.
Лиани жалел, что недоступно сейчас маленькое святилище оружейников, все о нем знающее. Пришлось выбрать другое, тоже крохотное, недалеко от реки. Сюда чаще приходили женщины из Веселого квартала, и вот насмешка судьбы — пришлось и ему. Больше некуда, тут ближе и безлюдней всего.
Какая разница, в сущности, и тут Небеса услышат молитвы…
А только молитва ему и осталась, раз решил не возвращаться в Срединную.
Ни о чем не просил. Простоял на коленях всю ночь. Все равно до открытия ворот города не покинуть.
….А много хорошего было. И родные лица – как младшие брат и сестра махали ему вслед, когда покидал дом, мама все беспокоилась, а у отца слезы гордости стояли в глазах. И потом товарищи – всегда вместе, и пыль поднимается из-под копыт, ветер в лицо, и как сотник Огарок на них орал… И вручали повязку с нашивкой десятника. Сам ее снял потом, к счастью, не успели сорвать.
У него в семье всегда говорили, что главное выполнять свой долг. Но он вот не смог. Не справился.
Понял, что щеки мокрые, ладонью по ним провел – не стереть насухо. Пусть...
Перед отъездом попросил у Лайэнэ тушь, кисть и бумагу, и вскоре вернул ее, сложенную в несколько раз.
- Передай господину Нара-младшему, - попросил. Она глянула удивленно. То ли скорости изумилась – привыкла создавать каждый знак, как произведение искусства, то ли тому, что простой стражник написал столь высокому лицу, не советуясь, как это получше сделать.
Но какие уж тут ухищрения… Даже прощения особо просить не приходится, такого не прощают.
Пообещал вернуться, сроков не называя. Сразу, как сможет. Но обязательно.
За Лайэнэ пришли поздно ночью сутки спустя, когда она уже вернулась домой из гостей, но раздеться и лечь не успела. Поблагодарила судьбу, что не рано утром – вряд ли ей дали бы время привести себя в порядок, а показываться посторонним в неприбранном виде – верный способ потерять репутацию.
А так… ничего. Глаза немного припухли, из прически выбились несколько прядок – три взмаха гребнем. Как раз по числу тех, кто ждет на пороге с видом, будто всегда стороной обходят Веселый квартал. Золотые кружки со знаком города вышиты у ворота, тем же узором блестят пряжки на поясах.
Никто на сей раз с ней не заговаривал, препроводили в тюрьму городской стражи и оставили там, одну в камере. Рииши не было.
Лайэнэ устроилась на брошенном на пол матрасе, обхватив колени руками, и размышляла, как странно складывается судьба. В такие места женщины из Квартала если и попадают, то за пьяный разгул, и среди них вряд ли ашриин высокого ранга; в серьезном преступлении обвинить могут, но тогда отводят в другое место.
И вот она сидит, нарядная, будто привели ее сюда с вечеринки. К утру весь город будет знать, что Голубая Жемчужина напилась и устроила скандал, пришлось вызывать стражников. Если бы ее заперли в темницы суда! Тогда бы жалели, многие, еще не зная, в чем дело, говорили бы, что невиновна. А теперь не отмоешься, хоть камера и чистая.
Спасибо, Рииши, даже если ты не понял, что делаешь.
Но приди он сейчас, разговора бы не получилось.
«Если бы ты мог мне доверять… но ты не сможешь, а без веры все слова не имеют значения».
Заступники у нее, тем не менее, нашлись. Кайто, щетинясь, как еж иглами, явился к приятелю и потребовал объяснений. Каким бы легкомысленным он ни был, поверить в непристойное поведение Лайэнэ никак не мог.
Но Рииши не без помощи доверенного сослуживца сочинил небылицу про задержание известной красавицы в подозрительных обстоятельствах.
- То есть ты хочешь, чтобы она очутилась за судейскими стенами? – уточнил глава городской стражи, невозмутимо наблюдая, как мечется по комнате младший товарищ.
- Да ты… Да я… - задохнулся Кайто, думая лишь об одном: у него из-под носа украли желанную женщину. И наверняка чтобы ему не досталась. Досталась она ему на самом деле или нет, он понимал смутно. Помнил, что, кажется, тогда напился не в меру… и тем более не собирался ее отдавать какому-то отвергнутому поклоннику. Кто из этих двоих кого отверг, в голове у Кайто сейчас перепуталось.
Если бы он был драконом, шипел бы и плевался огнем. А Рииши, видимо, был бы драконом каменным, неподвижным.
- Если она окажется под следствием, ты точно ее потеряешь, - невозмутимо заметил он. – Так что остынь и дай мне делать свое дело.
Младший Нара понимал, что рискует, но не сомневался, что Лайэнэ знает, куда отправился этот ее с позволения сказать бывший земельный стражник. Хоть та и утверждала, что лишь передала письмо и вовсе не знает о цели пути.
Письмо Рииши в порыве гнева сперва чуть не сжег, но после убрал в шкатулку. Пригодится еще. Обещание вернуться… просто в голове не укладывается. Заподозрил бы довольно грубую издевку, но решил, что у мальчишки не хватит на это ума.
А пока Лайэнэ сидела под замком, и время работало против обоих — наследника Нара и женщины без семейного имени. Ее репутация была под угрозой, а от него вот-вот потребуют более веских причин для такого громкого задержания. Причины можно было придумать вполне убедительные, куда лучше наспех слепленной байки, но не хватало еще самому идти на подлог. В таком затруднительном положении Рииши никогда не был.
— Я пожалуюсь отцу, — сказал Кайто, сверкая глазами и золотыми вышитыми ирисами, неуместными для зимы. — Он добьется правды и справедливости.
С младшего Аэмара и вправду сталось бы впутать сюда отца. Даже странно, что не поведал еще…
К сожалению, молодая женщина оказалась стойкой и ничего рассказывать так и не пожелала, даже улыбалась охранникам, а те млели. Содержать ее по-настоящему сурово Рииши не смог бы, пришлось отпустить. Не сомневался, что нужды придумывать оправдания нет — Лайэнэ сама сочинит правдоподобную историю, из тех, которые не позорят, а скорее смешат. Ей молчание тоже выгодно.
Перед самым началом месяца филина-тээгу Аори Нара узнал, что Дом Нэйта мало того что на собственные деньги закупил пару возов хорошего оружия, но и сумел продвинуть своих людей на высокие должности в земельной страже еще двух округов. Это было не запрещено, но опасно и нагло. Подошло время прищемить хвост этому семейству, и Нара-старший явился с визитом к Кэраи. После этого Аори, вернувшись, вызвал к себе сына и велел отправляться в Срединную, привезти сюда Лиани Айта.
Тот открыл было рот – и закрыл его. К счастью или к несчастью, именно в этот миг главу дома отвлекли на неотложное дело, и Рииши отправился в свои покои, растерянный и мечтающий собственноручно убить одного человека.
Человек этот сейчас находился неизвестно где, хотя вряд ли в городе, но его письмо, чудом избежавшее огня, лежало в шкатулке.
Рииши взял лист бумаги, пробежал глазами не слишком умело написанные знаки. Снова и снова скользил по ним взглядом, а мысли были не здесь – вину свою чувствовал за то, что дал всему зайти слишком далеко. Мало того, еще и первым узнав о побеге, велел помалкивать оружейникам – ну исчез человек, уехал, значит, так надо.
Темнело. Знаки цеплялись один за другой, сливались, выстраивались в хоровод – то ли огонек свечи был тому причиной, то ли Лайэнэ, которая наверняка дала эту бумагу, чем-то ее пропитала. Потому что чем дольше смотрел на текст, тем больше казалось, что видит руку, которая его пишет. А порой видел даже лицо, и оно было почти как у мертвого, только мертвым несвойственно столько отчаяния.
Послышался голосок, запутался в сумерках, как в паутине: знакомый, совсем как у Сэйку. Если бы точно не знал, что брата уже нет, оглянулся бы. Тот спорил с отцом: доказывал, что хочет остаться здесь, в Осорэи, а не уезжать. Спор этот и в самом деле когда-то был. Может, будь Сэйку постарше, он действительно был бы способен пойти против воли отца, как и сам Рииши некогда намеревался.
Смял письмо в кулаке. Уже голоса мерещатся…
Аори Нара только что огорчил вестью посыльный – непонятно умер один из верных людей. И теперь, когда услышал от первенца, что именно он отпустил взятого под надзор, был вне себя не столько от гнева, сколько от расстройства. Отпустил, поверив данному слову, невесть куда и на какой срок. И это наследник? Хорошо еще не успели перед Нэйта открыться.
- Я предупреждал – не смешивай долг и симпатии!
- Но он вернется.
- Даже если вернется. А если, не дай Сущий, его перехватят земельные… он расскажет, кто его прятал. Тогда Нэйта станут нашими врагами.
- Не расскажет он ничего. А смерти давно не боится.
- Мало ты еще знаешь, сын… Думаешь, сломать человека можно только болью и страхом смерти? Он уже показал, на что способен по зову сердца.
«И ты еще не знаешь, насколько прав», - подумал сын, темнея лицом. «Но я все-таки попробую понять, ошибся ли в нем».
В этот же час риэстиец говорил с Энори в собственной комнате. Тот впервые покинул тайное укрытие. Очередная смерть, хоть и ожидаемая, северянина сильно смутила, но куда более неприятным было намерение гостя куда-то уехать.
Это было слишком понятным… не хотят играть против Нара? Но один уже умер… Неизбежная жертва ради дальнейшей победы? Небеса, сколько же тьмы в этих людях, хоть и говорят они, что живут под крылом Солнечной птицы!
- Сыграй, Таши. И я уйду из твоей жизни. Может быть, навсегда.
Глава 18
В Столице мягкими были зимы, снег выпадал нечасто, а в первом зимнем месяце, Ёро, скорее инеем ложился, и вихрился поземкой. Люди богатые надели одежды модных цветов: в этом году популярной была «морозная рябина», карминно-красное под белым, а также «розовая ракушка», оттенок, напоминающий отсвет зари на снегу.
Тут повсюду звучала музыка – особенно любимые зимой серебряные трубочки, искусно закрепленные в ряд, а в воздух ночами взмывали золотые огни.
Неверным было бы впечатление, что ничего не беспокоит этот сияющий город, но здесь лучше, чем в других местах, умели скрывать тревогу или заботу за мнимой беспечностью.
Главный посол Риэсты успел это оценить, как и понять, что пока его порученцу в провинции Хинаи ничего не грозит… от Столицы. «Веди свою игру, доколе не мешаешь нашей», казалось, говорили все эти блестящие непроницаемые глаза, утонченные манеры и показная изнеженность.
Но они умели быть очень жестокими, эти люди. Сейчас их заботой являлись непокорные владельцы западных территорий, и, пока здесь звенело серебро прихотливых мелодий, там горели деревни.
И неудивительно, что помогать Хинаи они не пожелали даже после письма генерала Таэны. Во многом с подачи военного министра, который убедил Благословенного: хватит нам самовольства на западе, пусть север задушит себя сам. Если же и впрямь дойдет до вторжения, будет веский повод отправить туда войска, и население встретит их не протестом, а благодарностью. Он уверял, что армия Земель сильна даже с учетом беспорядков на западе, и справится северными разбойниками.
Риэстийский посол знал об этих заявлениях и усмехался в усы. Он знал также, что за человек военачальник Мэнго, да и племянник его, У-Шен. Такие, вцепившись в кость, ее обратно не отдают.
***
Таши не до конца верил, что ночной гость явился к нему на самом деле. В конце концов, снег возле крыльца был нетронут; на всякий случай проверил и крышу – никаких меток не было и там. По чести сказать, Таши был очень напуган, и будь он накануне более трезвым, возможно, уже удирал бы из города.
Но разумно ли бросать все из-за пьяного кошмара? Особенно если этот кошмар вел себя дружелюбно и пообещал больше твой покой не тревожить!
Приятелям он ничего рассказать не рискнул, но обратился к Лайэнэ. Хоть и женщина, она слыла трезвомыслящей, а вдобавок к ней уж точно стекались все слухи.
Ашринэ тоже посоветовала не усердствовать с выпивкой и поменьше гулять по ночам.
Таши не знал, что после его визита Лайэнэ всю ночь нарезала круги по комнате, а наутро, едва открылись городские ворота, отправила в Cрединную слугу с письмом, в котором просила Лиани приехать.
Это не было совсем уж безумием: молодая женщина знала, что за ним не следят. На хорошем коне от крепости до Осорэи меньше суток пути, если поторопиться.
Если бы кто спросил ее, зачем она отправила это письмо, верно, сказала бы, что не в силах скрывать такое известие. На деле ей двигал самый обыкновенный страх и опасение не потянуть подобную ношу одной.
Зачем Энори эта вещь? Что будет, если получит?
Где-то там среди зимнего севера затерялся маленький ссыльный театрик. Может, добрался до Трех Сестер, может, остановился куда ближе, в соседнем округе. А могли и вовсе сгинуть. Волки, разбойники… А если наводнение не пощадило?
Что до Нээле, и вовсе гадать бесполезно. С одним человеком любая беда приключиться может.
Лиани явился ночью, неузнанный воротной стражей. Едва слышно стукнул по раме; хозяйка отворила окно и не сразу увидела юношу: тот отступил в тень и с нею слился. Потом уже, когда он был в комнате, сообразила, как опасно открывать невесть кому. Слишком уверилась, что Энори город покинул.
В письме она лишь намекнула, о чем пойдет речь, на случай, если оно попадет в чужие руки. Но Лиани намека хватило, он даже уставшим не выглядел, а казался клинком только-только из мастерской. Если бы ожила одна из сабель, изготовленных там, верно, именно так бы и выглядела, и смотреть на нее хорошо, пока над тобой не занесена. Именно так сабля-лэ ее бы и слушала, внимательно и спокойно, прямая, пугающе-острая. Этот ли милый мальчик пришел к ней недавно, смущенный донельзя? Он уже готов помчаться на север, и лучше на пути не вставать.
Говорила, и что-то в рассказе не складывалось. Ведь не то же, что страшная нечисть устремилась за амулетом? И не то, что выбрала дальний путь, что ему этот путь, если…
Ощутила, как все обмирает внутри. Заплясали перед глазами буквы недавно прочитанных легенд и сказок, и в ушах раздались слышанные в детстве слова. И почудился взмах черного крыла, как много раз наяву подле ее дома. Ведь не подумала…
- Лиани, - сказала она, чувствуя, что язык едва ее слушается. - Ты не успеешь!
Теперь спешила сказать, будто можно еще сделать так, что ничего не было:
- Ты можешь взять лучших коней и скакать, не отдыхая, но он – птица!
- Что же теперь, остаться?
Не вопрос это был – удивление, как будто она спросила падающего в пропасть, не стоит ли ему повернуть.
- Ты можешь еще возвратиться в Срединную.
- Не уверен, что меня примут обратно, - ответил Лиани, и рассмеялся. Видно, опасность начинала ударять в голову, как вино. А может, отчаяние.
- Отлучка твоя… недолгая. Я знаю, что надо сказать, и…
Лиани ее перебил, впервые позабыв о вежливости:
- Птица, да? Живая? Тогда и ему придется где-то греться и отдыхать! Ну, а если и не успею… может, толк от меня все-таки будет.
Лайэнэ уронила руки. Всё, поздно. Останавливать его бесполезно, это как в одиночку остановить верховой пожар.
- Но ты… Забирающие уничтожают самую душу, - сказала она. – До самого конца мироздания ей не возродиться…
- Все равно, смертным приговором больше или меньше, - ответил он. – В конце концов, никто возродившихся и не видел, как бы те ни умерли. - И вот тут Лайэнэ окончательно поняла, что натворила, и ей стало страшно.
Лиани жалел, что недоступно сейчас маленькое святилище оружейников, все о нем знающее. Пришлось выбрать другое, тоже крохотное, недалеко от реки. Сюда чаще приходили женщины из Веселого квартала, и вот насмешка судьбы — пришлось и ему. Больше некуда, тут ближе и безлюдней всего.
Какая разница, в сущности, и тут Небеса услышат молитвы…
А только молитва ему и осталась, раз решил не возвращаться в Срединную.
Ни о чем не просил. Простоял на коленях всю ночь. Все равно до открытия ворот города не покинуть.
….А много хорошего было. И родные лица – как младшие брат и сестра махали ему вслед, когда покидал дом, мама все беспокоилась, а у отца слезы гордости стояли в глазах. И потом товарищи – всегда вместе, и пыль поднимается из-под копыт, ветер в лицо, и как сотник Огарок на них орал… И вручали повязку с нашивкой десятника. Сам ее снял потом, к счастью, не успели сорвать.
У него в семье всегда говорили, что главное выполнять свой долг. Но он вот не смог. Не справился.
Понял, что щеки мокрые, ладонью по ним провел – не стереть насухо. Пусть...
Перед отъездом попросил у Лайэнэ тушь, кисть и бумагу, и вскоре вернул ее, сложенную в несколько раз.
- Передай господину Нара-младшему, - попросил. Она глянула удивленно. То ли скорости изумилась – привыкла создавать каждый знак, как произведение искусства, то ли тому, что простой стражник написал столь высокому лицу, не советуясь, как это получше сделать.
Но какие уж тут ухищрения… Даже прощения особо просить не приходится, такого не прощают.
Пообещал вернуться, сроков не называя. Сразу, как сможет. Но обязательно.
***
За Лайэнэ пришли поздно ночью сутки спустя, когда она уже вернулась домой из гостей, но раздеться и лечь не успела. Поблагодарила судьбу, что не рано утром – вряд ли ей дали бы время привести себя в порядок, а показываться посторонним в неприбранном виде – верный способ потерять репутацию.
А так… ничего. Глаза немного припухли, из прически выбились несколько прядок – три взмаха гребнем. Как раз по числу тех, кто ждет на пороге с видом, будто всегда стороной обходят Веселый квартал. Золотые кружки со знаком города вышиты у ворота, тем же узором блестят пряжки на поясах.
Никто на сей раз с ней не заговаривал, препроводили в тюрьму городской стражи и оставили там, одну в камере. Рииши не было.
Лайэнэ устроилась на брошенном на пол матрасе, обхватив колени руками, и размышляла, как странно складывается судьба. В такие места женщины из Квартала если и попадают, то за пьяный разгул, и среди них вряд ли ашриин высокого ранга; в серьезном преступлении обвинить могут, но тогда отводят в другое место.
И вот она сидит, нарядная, будто привели ее сюда с вечеринки. К утру весь город будет знать, что Голубая Жемчужина напилась и устроила скандал, пришлось вызывать стражников. Если бы ее заперли в темницы суда! Тогда бы жалели, многие, еще не зная, в чем дело, говорили бы, что невиновна. А теперь не отмоешься, хоть камера и чистая.
Спасибо, Рииши, даже если ты не понял, что делаешь.
Но приди он сейчас, разговора бы не получилось.
«Если бы ты мог мне доверять… но ты не сможешь, а без веры все слова не имеют значения».
Заступники у нее, тем не менее, нашлись. Кайто, щетинясь, как еж иглами, явился к приятелю и потребовал объяснений. Каким бы легкомысленным он ни был, поверить в непристойное поведение Лайэнэ никак не мог.
Но Рииши не без помощи доверенного сослуживца сочинил небылицу про задержание известной красавицы в подозрительных обстоятельствах.
- То есть ты хочешь, чтобы она очутилась за судейскими стенами? – уточнил глава городской стражи, невозмутимо наблюдая, как мечется по комнате младший товарищ.
- Да ты… Да я… - задохнулся Кайто, думая лишь об одном: у него из-под носа украли желанную женщину. И наверняка чтобы ему не досталась. Досталась она ему на самом деле или нет, он понимал смутно. Помнил, что, кажется, тогда напился не в меру… и тем более не собирался ее отдавать какому-то отвергнутому поклоннику. Кто из этих двоих кого отверг, в голове у Кайто сейчас перепуталось.
Если бы он был драконом, шипел бы и плевался огнем. А Рииши, видимо, был бы драконом каменным, неподвижным.
- Если она окажется под следствием, ты точно ее потеряешь, - невозмутимо заметил он. – Так что остынь и дай мне делать свое дело.
Младший Нара понимал, что рискует, но не сомневался, что Лайэнэ знает, куда отправился этот ее с позволения сказать бывший земельный стражник. Хоть та и утверждала, что лишь передала письмо и вовсе не знает о цели пути.
Письмо Рииши в порыве гнева сперва чуть не сжег, но после убрал в шкатулку. Пригодится еще. Обещание вернуться… просто в голове не укладывается. Заподозрил бы довольно грубую издевку, но решил, что у мальчишки не хватит на это ума.
А пока Лайэнэ сидела под замком, и время работало против обоих — наследника Нара и женщины без семейного имени. Ее репутация была под угрозой, а от него вот-вот потребуют более веских причин для такого громкого задержания. Причины можно было придумать вполне убедительные, куда лучше наспех слепленной байки, но не хватало еще самому идти на подлог. В таком затруднительном положении Рииши никогда не был.
— Я пожалуюсь отцу, — сказал Кайто, сверкая глазами и золотыми вышитыми ирисами, неуместными для зимы. — Он добьется правды и справедливости.
С младшего Аэмара и вправду сталось бы впутать сюда отца. Даже странно, что не поведал еще…
К сожалению, молодая женщина оказалась стойкой и ничего рассказывать так и не пожелала, даже улыбалась охранникам, а те млели. Содержать ее по-настоящему сурово Рииши не смог бы, пришлось отпустить. Не сомневался, что нужды придумывать оправдания нет — Лайэнэ сама сочинит правдоподобную историю, из тех, которые не позорят, а скорее смешат. Ей молчание тоже выгодно.
Перед самым началом месяца филина-тээгу Аори Нара узнал, что Дом Нэйта мало того что на собственные деньги закупил пару возов хорошего оружия, но и сумел продвинуть своих людей на высокие должности в земельной страже еще двух округов. Это было не запрещено, но опасно и нагло. Подошло время прищемить хвост этому семейству, и Нара-старший явился с визитом к Кэраи. После этого Аори, вернувшись, вызвал к себе сына и велел отправляться в Срединную, привезти сюда Лиани Айта.
Тот открыл было рот – и закрыл его. К счастью или к несчастью, именно в этот миг главу дома отвлекли на неотложное дело, и Рииши отправился в свои покои, растерянный и мечтающий собственноручно убить одного человека.
Человек этот сейчас находился неизвестно где, хотя вряд ли в городе, но его письмо, чудом избежавшее огня, лежало в шкатулке.
Рииши взял лист бумаги, пробежал глазами не слишком умело написанные знаки. Снова и снова скользил по ним взглядом, а мысли были не здесь – вину свою чувствовал за то, что дал всему зайти слишком далеко. Мало того, еще и первым узнав о побеге, велел помалкивать оружейникам – ну исчез человек, уехал, значит, так надо.
Темнело. Знаки цеплялись один за другой, сливались, выстраивались в хоровод – то ли огонек свечи был тому причиной, то ли Лайэнэ, которая наверняка дала эту бумагу, чем-то ее пропитала. Потому что чем дольше смотрел на текст, тем больше казалось, что видит руку, которая его пишет. А порой видел даже лицо, и оно было почти как у мертвого, только мертвым несвойственно столько отчаяния.
Послышался голосок, запутался в сумерках, как в паутине: знакомый, совсем как у Сэйку. Если бы точно не знал, что брата уже нет, оглянулся бы. Тот спорил с отцом: доказывал, что хочет остаться здесь, в Осорэи, а не уезжать. Спор этот и в самом деле когда-то был. Может, будь Сэйку постарше, он действительно был бы способен пойти против воли отца, как и сам Рииши некогда намеревался.
Смял письмо в кулаке. Уже голоса мерещатся…
Аори Нара только что огорчил вестью посыльный – непонятно умер один из верных людей. И теперь, когда услышал от первенца, что именно он отпустил взятого под надзор, был вне себя не столько от гнева, сколько от расстройства. Отпустил, поверив данному слову, невесть куда и на какой срок. И это наследник? Хорошо еще не успели перед Нэйта открыться.
- Я предупреждал – не смешивай долг и симпатии!
- Но он вернется.
- Даже если вернется. А если, не дай Сущий, его перехватят земельные… он расскажет, кто его прятал. Тогда Нэйта станут нашими врагами.
- Не расскажет он ничего. А смерти давно не боится.
- Мало ты еще знаешь, сын… Думаешь, сломать человека можно только болью и страхом смерти? Он уже показал, на что способен по зову сердца.
«И ты еще не знаешь, насколько прав», - подумал сын, темнея лицом. «Но я все-таки попробую понять, ошибся ли в нем».
В этот же час риэстиец говорил с Энори в собственной комнате. Тот впервые покинул тайное укрытие. Очередная смерть, хоть и ожидаемая, северянина сильно смутила, но куда более неприятным было намерение гостя куда-то уехать.
Это было слишком понятным… не хотят играть против Нара? Но один уже умер… Неизбежная жертва ради дальнейшей победы? Небеса, сколько же тьмы в этих людях, хоть и говорят они, что живут под крылом Солнечной птицы!
