- Где мой веер? – произнесла реплику Госпожи Тиан.
Сэйэ подала заготовленный, отметив, что голос той звучит немного иначе.
- Нет, не тот, - капризно сказала партнерша, и вновь протянула руку. Будто из ниоткуда, а на деле из рукава Сэйэ новый возник, переместился в руку Тиан.
Сейчас и третий… Коготками беспокойство по спине пробежало. Все вроде как надо, только… а где прежние веера? Тиан всегда складывала их на столик перед собой. А сейчас они исчезали также, как и появлялись. Но эта девчонка сроду не была такой ловкой…
Перешли к украшениям. Сейчас гребень понадобится…
- Где амулет, Сэйэ? – произнесла Госпожа, и актриса открыла рот – ответить заготовленную фразу, и осеклась. Что?
- Госпожа? – девушка решила, что у Тиан в голове что-то помутилось. Эх и достанется ей после спектакля! И сама Сэйэ добавит!
Тем временем Тиан повернулась к ней, поднялась – и шагнула к опешившей девушке, улыбаясь.
- Небо зрячее! – пробормотала девушка, отступая. Это была не Тиан, а кто-то другой… выше, и двигался вкрадчиво, как не умела глупышка-партнерша, и лицо под слоем грима было иным. Достаточно сходства, чтобы издалека обмануть, но не вблизи.
А публика ждала, и, верно, не заметила маленького изменения.
- Ах, амулет, госпожа? Этот? – Сэйэ извлекла из-за пояса одно из украшений. – Да-да, именно его мне продал монах за целых пятнадцать монет… в нем чешуйка небесной рыбы, придающая красоту!
Тихий смех услышала девушка. Кто бы ни стоял напротив, прикрывая часть лица рукавом – в глазах его мелькнуло озорство. Фигура в белом и синем снова скользнула за столик. Пьеса продолжилась.
Девушка сама не поняла, как доиграла до конца. Те, кто еще выходил на сцену, похоже, не поняли ничего. А она поняла, знала эти движения. В обычной жизни он двигался иначе, но там, за кулисами, в шутку передразнивая актрис… И руки эти знала – как не поняла сразу! – и наклон головы…
Публике нравилось.
Голос выдал бы, но тут Госпожа говорила немного, и все ее песни успела исполнить Тиан.
Его нет в живых, им сказали…
Он был лучше Тиан. Куда свободней, а разницу в росте скрывал, отступая назад, и каблука на обуви не было. Да и не настолько уж была велика эта разница…
Публике нравилось…
Еще немного, и я упаду, понимала Сэйэ. Но… он жив. Почему я не радуюсь?
Одобрительный шум в зале: конец представления. Короткий поклон от того, кто стоит напротив – ей, Сэйэ. Почему?
- Амулет-то где? – тихо-тихо.
- Не знаю… где-то в горах, у Нээле… неподалеку.
Тиан нашли без чувств за ширмами в комнатке для реквизита. Понадобилось много усилий, чтобы к ней вернулось сознание. Что произошло, девушка не запомнила. А Сэйэ молчала о том, кого видела.
Словно только заметил - на ткани, которой обтянули стены, почти не было узора – только легкие наброски осоки. Ее очень много в Мелен, это озерный край…
- Сдается мне, вы задумали что-то опасное, - обронил Айю, в темно-малиновом своем одеянии напоминая огромную ягоду, и вышитые тонкие серебряные круги довершали сходство. В соседних помещениях трудились одинаковые чиновники, разбирая доклады, рассчитывая траты и продовольствие. А сюда, в комнату с бледно-зелеными окнами Кэраи приходил, когда того требовали дела, чтобы не заваливать дом охапками документов. С Айю часто виделись именно здесь.
Он был добрым, этот неутомимый пожилой человек. Давно овдовел, дочь умерла при родах, совсем близкой родни не осталось, из прочей все занимали хорошие посты и верно служили. А сам он был вернее их всех. Вставал на заре, поздно ложился. Никогда не болел, не позволял себе. А ведь ему много лет, и такое сложение, что неизбежны болезни…
Он любил заваренные летние травы. Много чего еще знал Кэраи о бессменном помощнике Дома, но все было как бы на бумаге, а вот про травы эти почему-то помнил всегда. Будто грузную, немного неловкую фигуру с кучей свитков, среди туши, кистей и бумажной пыли неуловимо сопровождало лето с запахами клевера, шалфея и чабреца.
Если все закончится плохо, он умрет одним из первых.
- Эта весна будет худшей в Хинаи за многие годы, - сказал младший Таэна, пристально изучая лицо помощника. Зеленоватый ли отсвет от оконной бумаги придавал ему такой нездоровый вид? И сидит не как обычно, а будто чуть сгорбившись. Можно спросить о самочувствии, от Кэраи не прозвучит оскорблением, только ведь правды не скажет…
Айю прищурился, вглядываясь в лежащую на столике карту:
- Западный округ?
- А, пустое.
Кэраи сложил лист бумаги, который рассматривал, будто бы невзначай отодвинул на край стола.
- У всех нас сейчас одна забота, что у чиновников высокого ранга, что у крестьян. Выжить в тех переменах, что будут вскорости. Я подумал – если отправиться лично в Столицу? У меня сохранились связи, друзья…
- Может быть, уже нет, - нахмурился Айю. – Жизнь там – вода, все утекает быстро.
- И все же при личной встрече можно добиться большего.
- Можно-то можно, только слишком далек путь, да и опасно пташке лететь прямо в клетку.
- Думаете, меня бы там задержали?
- Возможно…
- Так же и я решил, - покладисто сказал Кэраи. – Вы совершенно правы. Бессмысленно это. Поэтому я поеду в Мелен. Эта провинция рядом, тень Птицы еще не до конца простерлась над ней, а глава тамошний очень любит деньги.
- Хотите получить там военную помощь?! – голос помощника стал громким и странно тонким.
- Почему бы и нет.
Айю шумно вздохнул – похоже, старик испугался.
- Столица этого не одобрит…
- Но и не запрещала, верно? Пока эти войска местные, а не ее.
- Если Мелен на это пойдет… как бы не стать мятежниками.
- Потому что не хотим впустить на границы орды рухэй?
- В любом случае, такой договор… как бы ни обвинили в измене.
- Разве я прошу помощи у чужеземцев?
Айю смотрел, покачивая головой, будто не узнавал так давно знакомого человека. Лунное его лицо было обеспокоенным и оттого казалось каким-то детским. А, пропасть… что говорить. Кэраи и сам себя перестал узнавать. И надеялся, что Айю успокоят его слова, хотя все сомнения обоснованы, даже более чем.
Помощник шевельнулся в кресле раз, и другой:
- Почему вы хотите поехать лично, а не послать письмо?
- Такие вещи нельзя доверять бумаге.
- Тогда отправьте подходящего человека.
- Это я сделать могу, но кого? Вас? Аори Нара? Он сделает все, что возможно, но ездить верхом не способен, в повозке путь окажется очень долгим. Из прочих кто-то необходим здесь, а кто-то надежен, но неопытен… Меньше года прошло, как я здесь, не успел подготовить себе порученца.
«А прочих сам постарался оттолкнуть от нашей семьи».
Айю молчал.
- Остается надеяться, что за время моего отсутствия ничего не случится, - закончил Кэраи.
- Но что скажет ваш брат? Он не простит военных договоров за его спиной, да и вряд ли вам удастся вести эти переговоры без письма генерала.
Какой все-таки проницательный этот старик.
- Ну, это уж моя забота, как получить нужное. Не советую обсуждать это с ним – знаете ведь, каков он сейчас. Я сумею подобрать слова для него.
Легко отошла створка двери. Грузная фигура в темно-малиновом заколыхалась в коридоре, медленно удаляясь. Даже спина выглядела глубоко несчастной. Кэраи глядел вслед Айю, сминая в руке лист с набросанным самым коротким путем до Мелен. Знал бы ты, верный помощник Дома, что я не собираюсь просить и оправдываться, думал он. Когда согласие главы Мелен будет у меня… там посмотрим, что делать. Половина военачальников согласны со мной, они помогут убедить брата.
Ну а если не выйдет, то он ни при чем. Все власть имеющие знают, что в последнее время между нами пролетела стая ворон.
А письмо… доступ к печати у меня еще никто не отбирал.
Еще молодой, невзрачной мышиной внешности, слишком тихий и правильный, Кая из казначейства был из тех, кому повышения по службе не видать никогда. Сын мелкого чиновника, обреченный всю жизнь провести таким же. Тори Аэмара видел Кая несколько раз, пару раз говорил с ним, подтвердив первое впечатление. Удивляла только едва заметная неприязнь, которую вызвал в нем этот неприметный труженик. Не того ранга фигура, чтобы вообще испытывать к нему что-то.
Он окликнул Тори, когда тот в благодушном настроении в сумерки покидал палаты управления. Кая стоял, почти слившись с одной из колонн парадной галереи.
- Говори, что там тебе, - сказал казначей.
- У меня прошение, господин, - подчиненный извлек бумагу из рукава, с поклоном протянул Тори. – Очень важное дело.
Темновато было здесь, и Аэмара подошел поближе к одному из фонарей, закрепленных под карнизом.
- Любопытно, важное, говоришь?
Что там еще мог написать этот похожий на мышь чиновник? Не было смысла читать прошение именно здесь, но больно уж неожиданно – подкараулил лично, не передал через секретаря.
А почерк у него ровный, тонкий; красивый почерк.
«Прошу направить ревизора с проверкой расходов… цена поставок… качество…»
Тори аккуратно скатал свиток обратно в трубочку.
- Молодец, - сказал он. – Думаю, твоя тревога ложная, но все будет проверено. Приятно, что мои подчиненные умеют считать.
На другое утро, узнав о смерти Кая, товарищи его, такие же мелкие чиновники, особо не горевали. Хвалили благородство Тори Аэмара: старый отец погибшего получил неплохую сумму – жалованье сына за три месяца. Мог бы и ничего не платить, ведь не погиб на государственной службе, а в подворотне зарезан каким-то мерзавцем. Верно, по пьяни, не ограбили даже. А может, не поделили чего, ведь за каким-то демоном понесло Кая в квартал развлечений…
- Не время и не то место выбрал ребенок, чтоб появиться на свет, - ворчала Иммэ, собираясь к соседке-роженице. Нээле видела – женщине любопытно. Все же какое-то развлечение, ведь не помогать туда Иммэ идет. Чем она может помочь? Наверняка соберутся другие, опытные.
Интересно, зачем дитя решило родиться именно здесь… Ведь и правда – глухие места, семья бедная. Да и зима – выжить будет непросто. А если умрет, станет одним из маленьких местных духов, может, добрым, а может и злым, если обидится на раннюю смерть.
Стукнула дверь, Иммэ ушла.
Нээле облегченно вздохнула. Еще недавно напросилась бы с ней, лишь бы не оставаться одной, да еще и под вечер. Но после дней сооно торани кошмары не мучили, посветлей на душе стало. Деревушка уже не казалась воплощением Нижнего дома. Если удастся пережить эту зиму, тут, наверное, будет даже красиво…
Пить захотелось, но воды в доме не оказалось. Иммэ вела хозяйство кое-как, а Нээле и вовсе почти ничего не умела, хоть очень старалась. В мастерской у них были служанки для черной работы…
Колодец находился недалеко, только Нээле направилась не к нему, а к источнику на другом конце деревушки. Темные дни схлынули, стало легче дышать, и уже не страшно брести в мягких сумерках. В хижине тяжелее - одна.
Окна прятались за ставнями, но только в самом большом, старостином доме приглушенно светились, затянутые тонкой тканью.
Набрала воды, направилась к дому. Снег пошел понемногу, глушил шаги. На единственной улице не было никого, лишь одна из женщин на крыльце вытряхивала циновку. Поговорили.
Еще полторы сотни шагов – и вот он, ее здешний приют.
Неуютно стало возле дома, с сомнением посмотрела – ох, не хочется идти… может, проник кто чужой? Но кому надо… Если разбойник какой был, он, верно, ушел уже, брать-то нечего. Тусклый свет очага пробивался сквозь ставни. Если б не это, если б темной осталась хижина, может, Нээле не решилась бы войти. Но свет успокаивал. Пересилив себя, девушка шагнула к дому, переступила порог.
Пусто было. Даже разочарование ощутила на миг – зря боялась.
Подбросив хвороста в огонь, немного погрела руки, и воды подогрела и выпила; спела короткую песенку, чтобы не так давила тишина.
И лишь тогда ощутила взгляд – и обернулась.
Метнулась в угол, будто могла укрыться в нем, прижалась к стене, ухватившись за амулет. Сердце колотилось, будто вот-вот грудную клетку проломит. Оцепенев, смотрела на гостя, мыслей не было. Он тоже стоял - на пороге, не двигаясь, одетый слишком легко для начала зимы. Снег лежал на сером полотне дорожной куртки, на волосах, небрежно перехваченных ниже плеч и частично рассыпавшихся. Свет очага не доходил до него, пришелец казался наполовину тенью.
А может, он и был тенью, Энори Сэнна, невесть как возникший среди зимы в горах севера, хотя смерть нашла его в самом начале осени, и далеко отсюда.
Он только глядел на девушку, пристально и как-то даже грустно, ничего не говорил и не делал, и Нээле постепенно начала ощущать свое тело, прилив ужаса проходил. Я привыкла думать о нем, как о мертвом, лихорадочно соображала она. Все в труппе говорили… и господин Таэна сам рассказал мне… Но актрисы знали только слухи и то, что сказала им я, а светлейший… мог ли сказать неправду? Наверное, мог. Но тогда что Энори делает здесь?
- Ты бы хоть пригласила войти, - тихо сказал он. Голос был мягким, прохладным, таял в полумраке хижины.
- За…заходи, - губы едва подчинялись ей.
- Думаешь, он тебя защитит? – Энори подошел - бесшумно, как снежные хлопья падают. Поднял ладонь, будто приветствуя амулет.
- От… кого?
Еле слышный вздох был ей ответом.
В горле у девушки пересохло.
- Ты… мне сказали, что тебя убили.
- Конечно. Что еще тебе могли сказать… - он наконец поднял глаза с амулета на девушку. - Это уже не в первый раз – сперва меня считают мертвым, потом видят живым. Но ты-то с чего поверила? – спросил он все так же мягко, терпеливо, будто успокаивал ребенка. И прибавил:
- Не стоит тебе тут оставаться. Собирайся. Поедем в город.
- В крепость Трех Дочерей?
- В Осорэи.
- Тебя… прислали за мной?
- Нет, я сам, - намек на улыбку появился на его губах, делая лицо настоящим, живым, а не вылепленным из снега. – А ты – рада?
- Чему? – она по-прежнему жалась к стене, а Энори стоял близко…
- Меня видеть, что же еще. Но, кажется, нет.
Страх понемногу оставлял ее - нежить он или кто, по крайней мере, насмешка в его голосе была прежней. А держится очень по-доброму… не как раньше. Но вместе со страхом уходили и силы, будто и то, и другое забирали чуть прищуренные, совсем черные сейчас глаза гостя.
- Я… можно я сяду? – спросила она.
- Садись. Что же спрашиваешь…
Получив разрешение, Нээле осторожно обошла Энори, все еще стараясь прижаться к стене, приблизилась к очагу и там опустилась на грубо склоченный стул.
- Разожги огонь поярче, - сказал юноша. – Ты здесь хозяйка…
- Мне… нечем. Дрова снаружи.
Он исчез за дверью, и, ей показалось, уже через миг бросил к очагу несколько небольших поленьев, а впридачу к ним тонких веток. Скоро пламя горело, по стенам заплясали черные тени, а Энори перестал казаться им сродни. Он смотрел на огонь, порой переводя взгляд на девушку, и той не по себе было из-за этого взгляда. Что-то в юноше изменилось. Не было сейчас былой легкости, ни в словах, ни в движениях. Двигался он… осторожно, будто вся комната была затянута тугой паутиной, и не хотелось ни порвать, ни угодить в нее. А снег на волосах и одежде растаял, оставил капельки. Мертвые холодны…
- И дом, и деревня эта… тут жить тяжело. Молчишь... Все еще боишься меня?
- Не знаю, что сказать, - она обхватила себя руками, видимость защиты.
Сэйэ подала заготовленный, отметив, что голос той звучит немного иначе.
- Нет, не тот, - капризно сказала партнерша, и вновь протянула руку. Будто из ниоткуда, а на деле из рукава Сэйэ новый возник, переместился в руку Тиан.
Сейчас и третий… Коготками беспокойство по спине пробежало. Все вроде как надо, только… а где прежние веера? Тиан всегда складывала их на столик перед собой. А сейчас они исчезали также, как и появлялись. Но эта девчонка сроду не была такой ловкой…
Перешли к украшениям. Сейчас гребень понадобится…
- Где амулет, Сэйэ? – произнесла Госпожа, и актриса открыла рот – ответить заготовленную фразу, и осеклась. Что?
- Госпожа? – девушка решила, что у Тиан в голове что-то помутилось. Эх и достанется ей после спектакля! И сама Сэйэ добавит!
Тем временем Тиан повернулась к ней, поднялась – и шагнула к опешившей девушке, улыбаясь.
- Небо зрячее! – пробормотала девушка, отступая. Это была не Тиан, а кто-то другой… выше, и двигался вкрадчиво, как не умела глупышка-партнерша, и лицо под слоем грима было иным. Достаточно сходства, чтобы издалека обмануть, но не вблизи.
А публика ждала, и, верно, не заметила маленького изменения.
- Ах, амулет, госпожа? Этот? – Сэйэ извлекла из-за пояса одно из украшений. – Да-да, именно его мне продал монах за целых пятнадцать монет… в нем чешуйка небесной рыбы, придающая красоту!
Тихий смех услышала девушка. Кто бы ни стоял напротив, прикрывая часть лица рукавом – в глазах его мелькнуло озорство. Фигура в белом и синем снова скользнула за столик. Пьеса продолжилась.
Девушка сама не поняла, как доиграла до конца. Те, кто еще выходил на сцену, похоже, не поняли ничего. А она поняла, знала эти движения. В обычной жизни он двигался иначе, но там, за кулисами, в шутку передразнивая актрис… И руки эти знала – как не поняла сразу! – и наклон головы…
Публике нравилось.
Голос выдал бы, но тут Госпожа говорила немного, и все ее песни успела исполнить Тиан.
Его нет в живых, им сказали…
Он был лучше Тиан. Куда свободней, а разницу в росте скрывал, отступая назад, и каблука на обуви не было. Да и не настолько уж была велика эта разница…
Публике нравилось…
Еще немного, и я упаду, понимала Сэйэ. Но… он жив. Почему я не радуюсь?
Одобрительный шум в зале: конец представления. Короткий поклон от того, кто стоит напротив – ей, Сэйэ. Почему?
- Амулет-то где? – тихо-тихо.
- Не знаю… где-то в горах, у Нээле… неподалеку.
Тиан нашли без чувств за ширмами в комнатке для реквизита. Понадобилось много усилий, чтобы к ней вернулось сознание. Что произошло, девушка не запомнила. А Сэйэ молчала о том, кого видела.
***
Словно только заметил - на ткани, которой обтянули стены, почти не было узора – только легкие наброски осоки. Ее очень много в Мелен, это озерный край…
- Сдается мне, вы задумали что-то опасное, - обронил Айю, в темно-малиновом своем одеянии напоминая огромную ягоду, и вышитые тонкие серебряные круги довершали сходство. В соседних помещениях трудились одинаковые чиновники, разбирая доклады, рассчитывая траты и продовольствие. А сюда, в комнату с бледно-зелеными окнами Кэраи приходил, когда того требовали дела, чтобы не заваливать дом охапками документов. С Айю часто виделись именно здесь.
Он был добрым, этот неутомимый пожилой человек. Давно овдовел, дочь умерла при родах, совсем близкой родни не осталось, из прочей все занимали хорошие посты и верно служили. А сам он был вернее их всех. Вставал на заре, поздно ложился. Никогда не болел, не позволял себе. А ведь ему много лет, и такое сложение, что неизбежны болезни…
Он любил заваренные летние травы. Много чего еще знал Кэраи о бессменном помощнике Дома, но все было как бы на бумаге, а вот про травы эти почему-то помнил всегда. Будто грузную, немного неловкую фигуру с кучей свитков, среди туши, кистей и бумажной пыли неуловимо сопровождало лето с запахами клевера, шалфея и чабреца.
Если все закончится плохо, он умрет одним из первых.
- Эта весна будет худшей в Хинаи за многие годы, - сказал младший Таэна, пристально изучая лицо помощника. Зеленоватый ли отсвет от оконной бумаги придавал ему такой нездоровый вид? И сидит не как обычно, а будто чуть сгорбившись. Можно спросить о самочувствии, от Кэраи не прозвучит оскорблением, только ведь правды не скажет…
Айю прищурился, вглядываясь в лежащую на столике карту:
- Западный округ?
- А, пустое.
Кэраи сложил лист бумаги, который рассматривал, будто бы невзначай отодвинул на край стола.
- У всех нас сейчас одна забота, что у чиновников высокого ранга, что у крестьян. Выжить в тех переменах, что будут вскорости. Я подумал – если отправиться лично в Столицу? У меня сохранились связи, друзья…
- Может быть, уже нет, - нахмурился Айю. – Жизнь там – вода, все утекает быстро.
- И все же при личной встрече можно добиться большего.
- Можно-то можно, только слишком далек путь, да и опасно пташке лететь прямо в клетку.
- Думаете, меня бы там задержали?
- Возможно…
- Так же и я решил, - покладисто сказал Кэраи. – Вы совершенно правы. Бессмысленно это. Поэтому я поеду в Мелен. Эта провинция рядом, тень Птицы еще не до конца простерлась над ней, а глава тамошний очень любит деньги.
- Хотите получить там военную помощь?! – голос помощника стал громким и странно тонким.
- Почему бы и нет.
Айю шумно вздохнул – похоже, старик испугался.
- Столица этого не одобрит…
- Но и не запрещала, верно? Пока эти войска местные, а не ее.
- Если Мелен на это пойдет… как бы не стать мятежниками.
- Потому что не хотим впустить на границы орды рухэй?
- В любом случае, такой договор… как бы ни обвинили в измене.
- Разве я прошу помощи у чужеземцев?
Айю смотрел, покачивая головой, будто не узнавал так давно знакомого человека. Лунное его лицо было обеспокоенным и оттого казалось каким-то детским. А, пропасть… что говорить. Кэраи и сам себя перестал узнавать. И надеялся, что Айю успокоят его слова, хотя все сомнения обоснованы, даже более чем.
Помощник шевельнулся в кресле раз, и другой:
- Почему вы хотите поехать лично, а не послать письмо?
- Такие вещи нельзя доверять бумаге.
- Тогда отправьте подходящего человека.
- Это я сделать могу, но кого? Вас? Аори Нара? Он сделает все, что возможно, но ездить верхом не способен, в повозке путь окажется очень долгим. Из прочих кто-то необходим здесь, а кто-то надежен, но неопытен… Меньше года прошло, как я здесь, не успел подготовить себе порученца.
«А прочих сам постарался оттолкнуть от нашей семьи».
Айю молчал.
- Остается надеяться, что за время моего отсутствия ничего не случится, - закончил Кэраи.
- Но что скажет ваш брат? Он не простит военных договоров за его спиной, да и вряд ли вам удастся вести эти переговоры без письма генерала.
Какой все-таки проницательный этот старик.
- Ну, это уж моя забота, как получить нужное. Не советую обсуждать это с ним – знаете ведь, каков он сейчас. Я сумею подобрать слова для него.
Легко отошла створка двери. Грузная фигура в темно-малиновом заколыхалась в коридоре, медленно удаляясь. Даже спина выглядела глубоко несчастной. Кэраи глядел вслед Айю, сминая в руке лист с набросанным самым коротким путем до Мелен. Знал бы ты, верный помощник Дома, что я не собираюсь просить и оправдываться, думал он. Когда согласие главы Мелен будет у меня… там посмотрим, что делать. Половина военачальников согласны со мной, они помогут убедить брата.
Ну а если не выйдет, то он ни при чем. Все власть имеющие знают, что в последнее время между нами пролетела стая ворон.
А письмо… доступ к печати у меня еще никто не отбирал.
***
Еще молодой, невзрачной мышиной внешности, слишком тихий и правильный, Кая из казначейства был из тех, кому повышения по службе не видать никогда. Сын мелкого чиновника, обреченный всю жизнь провести таким же. Тори Аэмара видел Кая несколько раз, пару раз говорил с ним, подтвердив первое впечатление. Удивляла только едва заметная неприязнь, которую вызвал в нем этот неприметный труженик. Не того ранга фигура, чтобы вообще испытывать к нему что-то.
Он окликнул Тори, когда тот в благодушном настроении в сумерки покидал палаты управления. Кая стоял, почти слившись с одной из колонн парадной галереи.
- Говори, что там тебе, - сказал казначей.
- У меня прошение, господин, - подчиненный извлек бумагу из рукава, с поклоном протянул Тори. – Очень важное дело.
Темновато было здесь, и Аэмара подошел поближе к одному из фонарей, закрепленных под карнизом.
- Любопытно, важное, говоришь?
Что там еще мог написать этот похожий на мышь чиновник? Не было смысла читать прошение именно здесь, но больно уж неожиданно – подкараулил лично, не передал через секретаря.
А почерк у него ровный, тонкий; красивый почерк.
«Прошу направить ревизора с проверкой расходов… цена поставок… качество…»
Тори аккуратно скатал свиток обратно в трубочку.
- Молодец, - сказал он. – Думаю, твоя тревога ложная, но все будет проверено. Приятно, что мои подчиненные умеют считать.
На другое утро, узнав о смерти Кая, товарищи его, такие же мелкие чиновники, особо не горевали. Хвалили благородство Тори Аэмара: старый отец погибшего получил неплохую сумму – жалованье сына за три месяца. Мог бы и ничего не платить, ведь не погиб на государственной службе, а в подворотне зарезан каким-то мерзавцем. Верно, по пьяни, не ограбили даже. А может, не поделили чего, ведь за каким-то демоном понесло Кая в квартал развлечений…
Глава 21
- Не время и не то место выбрал ребенок, чтоб появиться на свет, - ворчала Иммэ, собираясь к соседке-роженице. Нээле видела – женщине любопытно. Все же какое-то развлечение, ведь не помогать туда Иммэ идет. Чем она может помочь? Наверняка соберутся другие, опытные.
Интересно, зачем дитя решило родиться именно здесь… Ведь и правда – глухие места, семья бедная. Да и зима – выжить будет непросто. А если умрет, станет одним из маленьких местных духов, может, добрым, а может и злым, если обидится на раннюю смерть.
Стукнула дверь, Иммэ ушла.
Нээле облегченно вздохнула. Еще недавно напросилась бы с ней, лишь бы не оставаться одной, да еще и под вечер. Но после дней сооно торани кошмары не мучили, посветлей на душе стало. Деревушка уже не казалась воплощением Нижнего дома. Если удастся пережить эту зиму, тут, наверное, будет даже красиво…
Пить захотелось, но воды в доме не оказалось. Иммэ вела хозяйство кое-как, а Нээле и вовсе почти ничего не умела, хоть очень старалась. В мастерской у них были служанки для черной работы…
Колодец находился недалеко, только Нээле направилась не к нему, а к источнику на другом конце деревушки. Темные дни схлынули, стало легче дышать, и уже не страшно брести в мягких сумерках. В хижине тяжелее - одна.
Окна прятались за ставнями, но только в самом большом, старостином доме приглушенно светились, затянутые тонкой тканью.
Набрала воды, направилась к дому. Снег пошел понемногу, глушил шаги. На единственной улице не было никого, лишь одна из женщин на крыльце вытряхивала циновку. Поговорили.
Еще полторы сотни шагов – и вот он, ее здешний приют.
Неуютно стало возле дома, с сомнением посмотрела – ох, не хочется идти… может, проник кто чужой? Но кому надо… Если разбойник какой был, он, верно, ушел уже, брать-то нечего. Тусклый свет очага пробивался сквозь ставни. Если б не это, если б темной осталась хижина, может, Нээле не решилась бы войти. Но свет успокаивал. Пересилив себя, девушка шагнула к дому, переступила порог.
Пусто было. Даже разочарование ощутила на миг – зря боялась.
Подбросив хвороста в огонь, немного погрела руки, и воды подогрела и выпила; спела короткую песенку, чтобы не так давила тишина.
И лишь тогда ощутила взгляд – и обернулась.
Метнулась в угол, будто могла укрыться в нем, прижалась к стене, ухватившись за амулет. Сердце колотилось, будто вот-вот грудную клетку проломит. Оцепенев, смотрела на гостя, мыслей не было. Он тоже стоял - на пороге, не двигаясь, одетый слишком легко для начала зимы. Снег лежал на сером полотне дорожной куртки, на волосах, небрежно перехваченных ниже плеч и частично рассыпавшихся. Свет очага не доходил до него, пришелец казался наполовину тенью.
А может, он и был тенью, Энори Сэнна, невесть как возникший среди зимы в горах севера, хотя смерть нашла его в самом начале осени, и далеко отсюда.
Он только глядел на девушку, пристально и как-то даже грустно, ничего не говорил и не делал, и Нээле постепенно начала ощущать свое тело, прилив ужаса проходил. Я привыкла думать о нем, как о мертвом, лихорадочно соображала она. Все в труппе говорили… и господин Таэна сам рассказал мне… Но актрисы знали только слухи и то, что сказала им я, а светлейший… мог ли сказать неправду? Наверное, мог. Но тогда что Энори делает здесь?
- Ты бы хоть пригласила войти, - тихо сказал он. Голос был мягким, прохладным, таял в полумраке хижины.
- За…заходи, - губы едва подчинялись ей.
- Думаешь, он тебя защитит? – Энори подошел - бесшумно, как снежные хлопья падают. Поднял ладонь, будто приветствуя амулет.
- От… кого?
Еле слышный вздох был ей ответом.
В горле у девушки пересохло.
- Ты… мне сказали, что тебя убили.
- Конечно. Что еще тебе могли сказать… - он наконец поднял глаза с амулета на девушку. - Это уже не в первый раз – сперва меня считают мертвым, потом видят живым. Но ты-то с чего поверила? – спросил он все так же мягко, терпеливо, будто успокаивал ребенка. И прибавил:
- Не стоит тебе тут оставаться. Собирайся. Поедем в город.
- В крепость Трех Дочерей?
- В Осорэи.
- Тебя… прислали за мной?
- Нет, я сам, - намек на улыбку появился на его губах, делая лицо настоящим, живым, а не вылепленным из снега. – А ты – рада?
- Чему? – она по-прежнему жалась к стене, а Энори стоял близко…
- Меня видеть, что же еще. Но, кажется, нет.
Страх понемногу оставлял ее - нежить он или кто, по крайней мере, насмешка в его голосе была прежней. А держится очень по-доброму… не как раньше. Но вместе со страхом уходили и силы, будто и то, и другое забирали чуть прищуренные, совсем черные сейчас глаза гостя.
- Я… можно я сяду? – спросила она.
- Садись. Что же спрашиваешь…
Получив разрешение, Нээле осторожно обошла Энори, все еще стараясь прижаться к стене, приблизилась к очагу и там опустилась на грубо склоченный стул.
- Разожги огонь поярче, - сказал юноша. – Ты здесь хозяйка…
- Мне… нечем. Дрова снаружи.
Он исчез за дверью, и, ей показалось, уже через миг бросил к очагу несколько небольших поленьев, а впридачу к ним тонких веток. Скоро пламя горело, по стенам заплясали черные тени, а Энори перестал казаться им сродни. Он смотрел на огонь, порой переводя взгляд на девушку, и той не по себе было из-за этого взгляда. Что-то в юноше изменилось. Не было сейчас былой легкости, ни в словах, ни в движениях. Двигался он… осторожно, будто вся комната была затянута тугой паутиной, и не хотелось ни порвать, ни угодить в нее. А снег на волосах и одежде растаял, оставил капельки. Мертвые холодны…
- И дом, и деревня эта… тут жить тяжело. Молчишь... Все еще боишься меня?
- Не знаю, что сказать, - она обхватила себя руками, видимость защиты.
