Придётся решать, что делать с Гердой, хотя никаких идей не появилось. Письмо Ноэля только всё усложнило. Те варианты, которые удалось придумать раньше, теперь казались одинаково плохими.
– У тебя будет ещё много хороших воспоминаний. Ты этого достойна. Просто не со мной.
Морти потянулся к её щеке, но Герда отшатнулась.
– Финист был прав. Вы лицемер и трус. Просто скажите правду!
Прочитала мысли? Догадалась? Нет, не может быть!
– Герда, я не…
– Я и так всё знаю.
Она права. Ему до одури страшно, что придётся объясняться. Про неё, про Компанию и про себя. Страшно, что она испугается, обидится, возненавидит или будет жалеть. Не понятно даже, что хуже. Нет, только бы не жалела, не видела его слабости.
– Я недостаточно хороша для вас. Куда мне до знатных дам из Золотого Дюарля, а уже тем более до вашей ненаглядной жрицы? Я не надеялась сравниться с ними, просто хотелось хоть на мгновение поверить в сказку.
– Но причём здесь?.. – вырвалось у Морти.
От этих несуразностей и без того больная голова закипала.
– Забудьте! У вас прекрасно это получается, – вилия схватила свёрток и бросилась к двери. – Простите. Я больше не буду донимать вас своими глупостями.
– Герда… – едва слышно простонал Морти, но она уже захлопнула за собой дверь.
Он обессилено опустился на стул и сжал голову руками.
«Что ты натворил, болван! – разгневался Безликий. – Ты же разбил ей сердце. Беги за ней. Попроси прощения. Сходи с ней на праздник, станцуй все танцы, которые там будут. Стань самим очарованием. Открой ей только то, что чувствуешь. Этого хватит с лихвой!»
«Нет. Так даже лучше, – после ссоры чувства притупились и накатило безразличие. – Она разочаровалась и сможет обрести счастье, когда… когда меня не станет. Осталось только придумать, как её защитить».
«Что тут думать?! Останься с ней до конца – вот и вся премудрость. Как она по-твоему будет жить дальше? В заложниках у Компании? Хочешь, чтобы Жерард упрятал её в хрустальный гроб, как её бабку? Или может передашь её Белому Палачу, чтобы он всадил ей в сердце осколок Мрака и сделал Предвестником? Завидная участь! Счастливая!»
«Замолчи! Если так хочется, возьми моё тело и делай всё, что заблагорассудится: проси прощения, танцуй на празднике, признавайся в любви, защищай, сколько влезет. Только меня оставь в покое! Я больше не желаю разрываться от этой боли!»
Морти судорожно провёл пальцами по лицу. Хотелось драть его ногтями, только бы выплеснуть наружу застоявшийся гной.
«Да что ты знаешь о боли, щенок? Боль – это когда на твоих руках умирают братья, которых ты обещал защищать. Боль – это когда тебе приходится поднимать меч против собственной крови. Боль – это когда отец, которому ты никогда не был достойным сыном, отдаёт за тебя жизнь и оставляет в наследство мир, который ты не можешь спасти. Боль – это когда ты уступаешь самое дорогое, что у тебя есть, глупцу, который даже оценить твой дар не в состоянии. Он втаптывает его в грязь, глумясь и издеваясь, а ты не в силах защитить то, что так любишь».
Неужели?.. Это бы многое объяснило.
«Думаешь, если бы я мог пользоваться твоим телом, то позволил бы тебе портить жизнь всем окружающим? Допустил бы, чтобы ты повторял одни и те же ошибки до бесконечности? Это не я подарил Герде брошь ворожеи, не я восемь лет тайком рисовал её портреты, не я посреди ночи бросился прочёсывать плато, услышав в голове призрачный голос, не я затягивал испытания до последнего, боясь даже думать о разлуке, не я при каждой встрече старался ненароком её коснуться, не я целовал её на лесной поляне, не я долгими ночами ловил каждый звук за стенкой. Не я отчаянно надеюсь, что каким-нибудь чудом у вас всё сложится».
Безликий прав. Морти давно запутался в своих поступках и точно знал лишь одно: если с Гердой что-то случится, он себе не простит. А оно случится, если она останется рядом с ним. Он всем приносит несчастья.
«Если она тебе не нужна, то я заберу её. Не могу смотреть, как ты её мучаешь».
«Что значит заберёшь?» – встрепенулся Морти.
Герда не вещь. У неё своя воля.
«Как дал, так и заберу. Больше никто не станет уговаривать тебя обратить на неё внимание. Сам будешь доказывать, что достоин. Я назначаю тебе три испытания. Провалишь хоть одно, и больше не увидишь её никогда».
Безликий замолчал. Не отзывался, не желал ничего объяснять.
Отчаявшись, Охотник встал и оделся потеплее. Нужно ещё раз проверить все места, где мог прятаться Пастух. Болота, пещеры, заброшенные дома. Занять себя чем угодно, лишь бы избавиться от тревоги.
Не стоило, ох, не стоило злить Безликого. Остаётся надеяться, что Герде он не навредит.
В коридоре Морти нос к носу столкнулся с Финистом.
– С кем ты ругался? – подозрительно сузил глаза оборотень.
Охотник попытался отмахнуться, но Финист следовал за ним по пятам до самой прихожей:
– Что ты наговорил Герде? Она вылетела от тебя в слезах!
– Отстань, а?! – вызверился Охотник. – Что ты всё время вынюхиваешь и подслушиваешь? Нечем заняться? Так окучь ещё пару наивных девок. Или тебе денег на развлечения не хватает?
Он сорвал с пояса увесистый кошель и швырнул оторопевшему оборотню.
– За моё здоровье можешь не пить. Только в покое оставь!
Финист стоял на пороге с отвисшей челюстью. Что ж, хотя бы заткнулся.
Передохнуть. Побыть одному. Подумать.
Уже за оградой Морти надел на шею амулет Кишно, натянул на голову капюшон плаща и закрыл лицо маской, которую всегда носил за пазухой. Не хотелось ни с кем встречаться, любые разговоры казались мучительными, шевеление мысли и то доставляло боль. Единственное, на что хватило сил: добраться до одинокого утёса у края Полночьгорья.
В седой дымке то появлялся, то исчезал берег родного острова. Перед глазами проносились картины из детства: яркие, насыщенные запахами и звуками. Как же легко тогда было: весь мир не давил на плечи, а голова не разрывалась от бесконечных забот и обязательств. Всё только начиналось, манило загадками, дарило надежду на светлое будущее. А ныне обратилось в пепел и тлен: семья, любовь, мечты. Даже свобода, и та стала заложником Компании и опостылевшего ремесла.
Дар подводит. Время утекает безвозвратно, на плече ощущается смрадное дыхание смерти, а ведь он не жил по-настоящему. Не был, не сделал, не смог. Уже и не хочется. Стремиться не к чему: куда ни ткнёшься – всюду тупики. Почему в двадцать пять он чувствует себя столетним стариком, жалким и немощным?
Волны запели. Послышался таинственный шёпот, по спине продрал озноб. Морти повернул голову, не ощущая чужого присутствия, и всё же некто стоял перед ним. В выцветшем, неотличимом от снега плаще. Совсем не по погоде. Из-под тёмных волос выглядывали заострённые уши. Туат. Только глаза не блестят, блёклые, словно у дохлой рыбы.
– Моргейн? – припомнил Морти имя того, кого забрали мертвецы из Дикой Охоты.
Тонкие бледные губы растянулись в ухмылку. Рот распахнулся в крике, но оттуда не вылетело ни звука. Только грохотал прибой и ветер обматывался вокруг тела прозрачными путами.
Говорят, Дикая Охота всегда возвращается за теми, кого позвала однажды. Спасённый продолжает слышать призрачные голоса и с томлением смотреть на омытый закатными лучами горизонт, куда ускакало мёртвое воинство. Морти эта участь миновала то ли из-за печати мар, то ли из-за близости к Горнему миру, то ли ещё по какой-то причине. Даже сейчас стоя перед призраком, Охотник думал холодно и трезво.
– Тебя прислал твой новый хозяин – Отец дружин, Небесный Пастух, Вотанас… или как его называют? – после долгой паузы спросил он.
Губы Моргейна дрожали, но слова с них так и не сорвались. В конце концов он кивнул.
– Твой хозяин хочет, чтобы ты привёл меня к нему?
На этот раз призрак говорить не пытался. Казалось, раздумывал. Потом кивнул.
Что ж, скорее всего, это ловушка. Опрометчиво бросать вызов богу, пускай даже павшему, без хитроумного плана. Впрочем, найти логово Пастуха самостоятельно не удалось, так почему бы не воспользоваться возможностью? Меч под рукой, резерв полон энергии несмотря на недавний приступ. Если рисковать, то только сейчас. Дальше всё только усугубится. Да и подмогу звать не стоит, только погибнут зря.
– Веди! – твёрдо ответил Морти.
Мутные глаза вспыхнули зелёным гнилостным огнём. Моргейн, словно подхваченный ветром, двинулся вперёд спиной. Босые ступни не касались земли, не приминали едва проросшую траву. Даже тени заметно не было.
Впереди раскинулось длинное ущелье – граница, защищавшая город от обитателей дикого горного края. Становилось зябко, из провала наползал туман, густой, непроглядный, стылый. Сырость пробирала до костей. А призрак, посверкивая глазами-гнилушками, всё манил по самому краю пропасти. В такой мгле легко упасть и разбиться. Этого ли хотел призрак? Вряд ли. Да и чутьё подсказывало, где заканчивалась твёрдая почва.
Показался мост Биворн – единственный путь в Полночьгорье на многие мили вперёд. Преодолев его, Охотник вместе со своим проводником двинулись дальше на север.
По каменистым руслам бежали ручьи, предгорья утопали в молодой зелени, то тут, то там проклёвывались первоцветы. Склоны щетинились мохнатым ельником с редкими пятнами ещё голых лиственниц и чахлых сосен. Верхушки посверкивали снеговыми шапками.
День шёл на убыль, удлинялись тени. Призрак выбрал каменистую тропу и направился к вершине одной из гор. Покрытая густым лесом у подножья и лысая на вершине она возвышалась над грядой непреодолимой громадиной. Удивительно симметричная пирамида, будто рукотворная.
Морти замер возле ворот, увенчанных орлиными головами. В глазницах каменных стражей горели налитые кровью рубины. Это же Духова гора Мельдау, где располагалось капище туатов. Единственное место, где Охотник не искал, боясь нарушить шаткий мир с остроухими. Здесь ворожея общалась с духами предков или старыми богами, посторонних обитатели капища не терпели и запросто могли свети с ума или даже убить.
Идеально, чтобы спрятаться. Может, Эйтайни заодно с Пастухом? Она могущественна и хитра. Приютила павшего бога, оказала покровительство, как никсе из Полночьгорья. Может, туаты заключили с ним союз, чтобы избавить от защищавшего людей Охотника, чтобы потом напасть на Урсалию?
Призрак в последний раз мигнул зелёными глазами и растаял в тумане.
Нужно решиться. Это хоть что-то изменит, в лучшую или худшую сторону.
Морти сторожко ступил за ворота. Выцарапанную на запястье руну «перт» пронзило болью, аж искры из глаз посыпались. Стало душно, по спине потёк липкий пот. Странно, в горах должно быть холоднее, не везде ещё растаял снег, а здесь жарко, как в печке.
Отдышавшись, Охотник двинулся вперёд. Громадные ели нависали над ним грозными тенями. Так тихо, будто ветер замолк, и даже стука разъезжающейся под сапогами щебёнки не слышно.
Он скорее почувствовал, чем увидел ещё одно ущелье впереди. Через него вёл хлипкий мостик. Провал достаточно узкий. Если подломятся доски или оборвутся верёвки, можно без труда перенестись на другую сторону с помощью ветроплава. Лишь бы он не подвёл, как на рыночной площади.
Всё обошлось: Морти беспрепятственно преодолел мостик. На другой стороне лес резко заканчивался, из земли вместо травы и деревьев будто прорастали острые камни. Серые, мёртвые, с ржавыми разводами лишайников. С обоих боков тропы туман густел непроглядной стеной. Воздух влажный, дышать тяжело и голова кружится.
Ещё несколько шагов, и туман растаял, открыв взору большую поляну. Посреди неё стоял деревянный храм с уносящимися ввысь четырёхугольными башнями. Сверкали в закатных лучах золочёные крыши, грозно звенели колокола. У ведущей к храму дорожки рос одинокий раскидистый дуб и ронял на землю не по-весеннему багровые листья. Под ним собралась толпа в голубых плащах.
Лучезарные? Откуда? Почему у них нет аур? Они же не призраки. Даже амулет Кишно на такое не способен.
В спину упёрлось что-то острое. Но ведь Морти не слышал шагов!
– Без глупостей! – прозвучал странно знакомый голос. Откуда в нём стальные нотки? – Подними руки и замри.
Сражаться с ней всерьёз? Немыслимо! Уж проще с самим собой.
Морти подчинился. Ловким движением она отстегнула его пояс с ножнами, и тот беззвучно упал на камни. Надо же, запомнила: руками к проклятому оружию не прикасалась. Она обошла Морти сбоку и встала перед ним. Словив взгляд жутких разноцветных – один голубой, другой зелёный – глаз, Охотник вздрогнул и опустил руки.
– Герда, что случилось?! – сорвался с губ глупый вопрос.
– Ты попался, вот что случилось, – зловеще усмехнулась она, направив на него тонкий изящный клинок.
Только тогда Морти заметил, что на ней белый плащ её деда.
– А где Архимагистр Веломри? – спросил Охотник.
– После всех трудов его отпустили на покой, чтобы в следующей жизни он снова встретил свою Лайсве. Таково было его заветное желание. Мне же пришлось стань новым Белым Палачом, – непринуждённо ответила она. – А теперь настал твой черёд.
– Для чего?
– Для казни, конечно. С твоей смертью война закончится, никто больше не потревожит мир на наших землях. Назови своё имя! – она ткнула мечом в его маску.
– Ты же его знаешь. Мортимер Стигс, – ответил Охотник.
Куда он попал? Что происходит? Это будущее или кошмарный сон?
– Ах ты, подлец, не лги хоть сейчас! Не на последнем суде, не передо мной! – зло выкрикнула она и сорвала маску с его лица.
Та раскололась под её жестокими пальцами и осыпалась черепками. Морти приложил ладонь к щеке, осознавая свою уязвимость необычайно остро. Никогда он не видел выражения столь жгучей ненависти на нестерпимо красивом лице маленькой вилии.
– Николас Комри, внук Утреннего Всадника, – ответил он то, что она хотела услышать.
– Вот видишь, говорить правду не так уж сложно. Идём, – Герда толкнула его в плечо.
Сопротивляться? Бежать?
Он попробовал призвать дар, но внутренний резерв отозвался пустотой.
Что же это? Безумие? Ещё один приступ старой болезни?
Они прошли мимо стройных рядов Лучезарных в голубых плащах. Мыслечтецы смотрели на него с презрением, кто-то даже плевал под ноги.
Остановились у дуба.
– Итак, Николас Комри, ты обвиняешься во лжи, предательстве и измене. В безразличии и слабости. Ты создал несправедливый мир, где людей угнетали, где грабили и убивали. Где чёрное колдовство служило для устрашения и обмана, для грабежа и истязательств. Во всех ужасах, что происходили на этой земле, твоя вина. Ты это признаёшь? – строго спрашивала Герда.
– Я… – Морти судорожно выдохнул. – Я потерял дар, растратил его на глупости. Ты отобрала моё оружие. Теперь я безобиден.
– Значит, не признаёшь? – скривилась она.
– В своей слабости… я делал, что мог. Если моя вина в том, что этого оказалась недостаточно… Что ж, осуждайте и казните.
– Всенепременно, – холодно согласилась вилия.
– Меня сожгут? – спросил он безучастно.
– Нет, казнь на костре – почётная привилегия для героев, вроде Утреннего Всадника. А для ничтожеств, вроде тебя – утопление
Она кивнула на три заполненных водой ямы у корней дуба.
– Пожалуй, мы проявим к тебе снисхождение. Можешь выбрать яму сам. Но если всплывёшь, значит, ты всё-таки пользуешься колдовством. Тогда мы будем истязать тебя, и ты пожалеешь, что не утонул сам.
Морти подступил ближе к ямам, внимательно изучая их.
– У тебя будет ещё много хороших воспоминаний. Ты этого достойна. Просто не со мной.
Морти потянулся к её щеке, но Герда отшатнулась.
– Финист был прав. Вы лицемер и трус. Просто скажите правду!
Прочитала мысли? Догадалась? Нет, не может быть!
– Герда, я не…
– Я и так всё знаю.
Она права. Ему до одури страшно, что придётся объясняться. Про неё, про Компанию и про себя. Страшно, что она испугается, обидится, возненавидит или будет жалеть. Не понятно даже, что хуже. Нет, только бы не жалела, не видела его слабости.
– Я недостаточно хороша для вас. Куда мне до знатных дам из Золотого Дюарля, а уже тем более до вашей ненаглядной жрицы? Я не надеялась сравниться с ними, просто хотелось хоть на мгновение поверить в сказку.
– Но причём здесь?.. – вырвалось у Морти.
От этих несуразностей и без того больная голова закипала.
– Забудьте! У вас прекрасно это получается, – вилия схватила свёрток и бросилась к двери. – Простите. Я больше не буду донимать вас своими глупостями.
– Герда… – едва слышно простонал Морти, но она уже захлопнула за собой дверь.
Он обессилено опустился на стул и сжал голову руками.
«Что ты натворил, болван! – разгневался Безликий. – Ты же разбил ей сердце. Беги за ней. Попроси прощения. Сходи с ней на праздник, станцуй все танцы, которые там будут. Стань самим очарованием. Открой ей только то, что чувствуешь. Этого хватит с лихвой!»
«Нет. Так даже лучше, – после ссоры чувства притупились и накатило безразличие. – Она разочаровалась и сможет обрести счастье, когда… когда меня не станет. Осталось только придумать, как её защитить».
«Что тут думать?! Останься с ней до конца – вот и вся премудрость. Как она по-твоему будет жить дальше? В заложниках у Компании? Хочешь, чтобы Жерард упрятал её в хрустальный гроб, как её бабку? Или может передашь её Белому Палачу, чтобы он всадил ей в сердце осколок Мрака и сделал Предвестником? Завидная участь! Счастливая!»
«Замолчи! Если так хочется, возьми моё тело и делай всё, что заблагорассудится: проси прощения, танцуй на празднике, признавайся в любви, защищай, сколько влезет. Только меня оставь в покое! Я больше не желаю разрываться от этой боли!»
Морти судорожно провёл пальцами по лицу. Хотелось драть его ногтями, только бы выплеснуть наружу застоявшийся гной.
«Да что ты знаешь о боли, щенок? Боль – это когда на твоих руках умирают братья, которых ты обещал защищать. Боль – это когда тебе приходится поднимать меч против собственной крови. Боль – это когда отец, которому ты никогда не был достойным сыном, отдаёт за тебя жизнь и оставляет в наследство мир, который ты не можешь спасти. Боль – это когда ты уступаешь самое дорогое, что у тебя есть, глупцу, который даже оценить твой дар не в состоянии. Он втаптывает его в грязь, глумясь и издеваясь, а ты не в силах защитить то, что так любишь».
Неужели?.. Это бы многое объяснило.
«Думаешь, если бы я мог пользоваться твоим телом, то позволил бы тебе портить жизнь всем окружающим? Допустил бы, чтобы ты повторял одни и те же ошибки до бесконечности? Это не я подарил Герде брошь ворожеи, не я восемь лет тайком рисовал её портреты, не я посреди ночи бросился прочёсывать плато, услышав в голове призрачный голос, не я затягивал испытания до последнего, боясь даже думать о разлуке, не я при каждой встрече старался ненароком её коснуться, не я целовал её на лесной поляне, не я долгими ночами ловил каждый звук за стенкой. Не я отчаянно надеюсь, что каким-нибудь чудом у вас всё сложится».
Безликий прав. Морти давно запутался в своих поступках и точно знал лишь одно: если с Гердой что-то случится, он себе не простит. А оно случится, если она останется рядом с ним. Он всем приносит несчастья.
«Если она тебе не нужна, то я заберу её. Не могу смотреть, как ты её мучаешь».
«Что значит заберёшь?» – встрепенулся Морти.
Герда не вещь. У неё своя воля.
«Как дал, так и заберу. Больше никто не станет уговаривать тебя обратить на неё внимание. Сам будешь доказывать, что достоин. Я назначаю тебе три испытания. Провалишь хоть одно, и больше не увидишь её никогда».
Безликий замолчал. Не отзывался, не желал ничего объяснять.
Отчаявшись, Охотник встал и оделся потеплее. Нужно ещё раз проверить все места, где мог прятаться Пастух. Болота, пещеры, заброшенные дома. Занять себя чем угодно, лишь бы избавиться от тревоги.
Не стоило, ох, не стоило злить Безликого. Остаётся надеяться, что Герде он не навредит.
В коридоре Морти нос к носу столкнулся с Финистом.
– С кем ты ругался? – подозрительно сузил глаза оборотень.
Охотник попытался отмахнуться, но Финист следовал за ним по пятам до самой прихожей:
– Что ты наговорил Герде? Она вылетела от тебя в слезах!
– Отстань, а?! – вызверился Охотник. – Что ты всё время вынюхиваешь и подслушиваешь? Нечем заняться? Так окучь ещё пару наивных девок. Или тебе денег на развлечения не хватает?
Он сорвал с пояса увесистый кошель и швырнул оторопевшему оборотню.
– За моё здоровье можешь не пить. Только в покое оставь!
Финист стоял на пороге с отвисшей челюстью. Что ж, хотя бы заткнулся.
Передохнуть. Побыть одному. Подумать.
Уже за оградой Морти надел на шею амулет Кишно, натянул на голову капюшон плаща и закрыл лицо маской, которую всегда носил за пазухой. Не хотелось ни с кем встречаться, любые разговоры казались мучительными, шевеление мысли и то доставляло боль. Единственное, на что хватило сил: добраться до одинокого утёса у края Полночьгорья.
В седой дымке то появлялся, то исчезал берег родного острова. Перед глазами проносились картины из детства: яркие, насыщенные запахами и звуками. Как же легко тогда было: весь мир не давил на плечи, а голова не разрывалась от бесконечных забот и обязательств. Всё только начиналось, манило загадками, дарило надежду на светлое будущее. А ныне обратилось в пепел и тлен: семья, любовь, мечты. Даже свобода, и та стала заложником Компании и опостылевшего ремесла.
Дар подводит. Время утекает безвозвратно, на плече ощущается смрадное дыхание смерти, а ведь он не жил по-настоящему. Не был, не сделал, не смог. Уже и не хочется. Стремиться не к чему: куда ни ткнёшься – всюду тупики. Почему в двадцать пять он чувствует себя столетним стариком, жалким и немощным?
Волны запели. Послышался таинственный шёпот, по спине продрал озноб. Морти повернул голову, не ощущая чужого присутствия, и всё же некто стоял перед ним. В выцветшем, неотличимом от снега плаще. Совсем не по погоде. Из-под тёмных волос выглядывали заострённые уши. Туат. Только глаза не блестят, блёклые, словно у дохлой рыбы.
– Моргейн? – припомнил Морти имя того, кого забрали мертвецы из Дикой Охоты.
Тонкие бледные губы растянулись в ухмылку. Рот распахнулся в крике, но оттуда не вылетело ни звука. Только грохотал прибой и ветер обматывался вокруг тела прозрачными путами.
Говорят, Дикая Охота всегда возвращается за теми, кого позвала однажды. Спасённый продолжает слышать призрачные голоса и с томлением смотреть на омытый закатными лучами горизонт, куда ускакало мёртвое воинство. Морти эта участь миновала то ли из-за печати мар, то ли из-за близости к Горнему миру, то ли ещё по какой-то причине. Даже сейчас стоя перед призраком, Охотник думал холодно и трезво.
– Тебя прислал твой новый хозяин – Отец дружин, Небесный Пастух, Вотанас… или как его называют? – после долгой паузы спросил он.
Губы Моргейна дрожали, но слова с них так и не сорвались. В конце концов он кивнул.
– Твой хозяин хочет, чтобы ты привёл меня к нему?
На этот раз призрак говорить не пытался. Казалось, раздумывал. Потом кивнул.
Что ж, скорее всего, это ловушка. Опрометчиво бросать вызов богу, пускай даже павшему, без хитроумного плана. Впрочем, найти логово Пастуха самостоятельно не удалось, так почему бы не воспользоваться возможностью? Меч под рукой, резерв полон энергии несмотря на недавний приступ. Если рисковать, то только сейчас. Дальше всё только усугубится. Да и подмогу звать не стоит, только погибнут зря.
– Веди! – твёрдо ответил Морти.
Мутные глаза вспыхнули зелёным гнилостным огнём. Моргейн, словно подхваченный ветром, двинулся вперёд спиной. Босые ступни не касались земли, не приминали едва проросшую траву. Даже тени заметно не было.
Впереди раскинулось длинное ущелье – граница, защищавшая город от обитателей дикого горного края. Становилось зябко, из провала наползал туман, густой, непроглядный, стылый. Сырость пробирала до костей. А призрак, посверкивая глазами-гнилушками, всё манил по самому краю пропасти. В такой мгле легко упасть и разбиться. Этого ли хотел призрак? Вряд ли. Да и чутьё подсказывало, где заканчивалась твёрдая почва.
Показался мост Биворн – единственный путь в Полночьгорье на многие мили вперёд. Преодолев его, Охотник вместе со своим проводником двинулись дальше на север.
По каменистым руслам бежали ручьи, предгорья утопали в молодой зелени, то тут, то там проклёвывались первоцветы. Склоны щетинились мохнатым ельником с редкими пятнами ещё голых лиственниц и чахлых сосен. Верхушки посверкивали снеговыми шапками.
День шёл на убыль, удлинялись тени. Призрак выбрал каменистую тропу и направился к вершине одной из гор. Покрытая густым лесом у подножья и лысая на вершине она возвышалась над грядой непреодолимой громадиной. Удивительно симметричная пирамида, будто рукотворная.
Морти замер возле ворот, увенчанных орлиными головами. В глазницах каменных стражей горели налитые кровью рубины. Это же Духова гора Мельдау, где располагалось капище туатов. Единственное место, где Охотник не искал, боясь нарушить шаткий мир с остроухими. Здесь ворожея общалась с духами предков или старыми богами, посторонних обитатели капища не терпели и запросто могли свети с ума или даже убить.
Идеально, чтобы спрятаться. Может, Эйтайни заодно с Пастухом? Она могущественна и хитра. Приютила павшего бога, оказала покровительство, как никсе из Полночьгорья. Может, туаты заключили с ним союз, чтобы избавить от защищавшего людей Охотника, чтобы потом напасть на Урсалию?
Призрак в последний раз мигнул зелёными глазами и растаял в тумане.
Нужно решиться. Это хоть что-то изменит, в лучшую или худшую сторону.
Морти сторожко ступил за ворота. Выцарапанную на запястье руну «перт» пронзило болью, аж искры из глаз посыпались. Стало душно, по спине потёк липкий пот. Странно, в горах должно быть холоднее, не везде ещё растаял снег, а здесь жарко, как в печке.
Отдышавшись, Охотник двинулся вперёд. Громадные ели нависали над ним грозными тенями. Так тихо, будто ветер замолк, и даже стука разъезжающейся под сапогами щебёнки не слышно.
Он скорее почувствовал, чем увидел ещё одно ущелье впереди. Через него вёл хлипкий мостик. Провал достаточно узкий. Если подломятся доски или оборвутся верёвки, можно без труда перенестись на другую сторону с помощью ветроплава. Лишь бы он не подвёл, как на рыночной площади.
Всё обошлось: Морти беспрепятственно преодолел мостик. На другой стороне лес резко заканчивался, из земли вместо травы и деревьев будто прорастали острые камни. Серые, мёртвые, с ржавыми разводами лишайников. С обоих боков тропы туман густел непроглядной стеной. Воздух влажный, дышать тяжело и голова кружится.
Ещё несколько шагов, и туман растаял, открыв взору большую поляну. Посреди неё стоял деревянный храм с уносящимися ввысь четырёхугольными башнями. Сверкали в закатных лучах золочёные крыши, грозно звенели колокола. У ведущей к храму дорожки рос одинокий раскидистый дуб и ронял на землю не по-весеннему багровые листья. Под ним собралась толпа в голубых плащах.
Лучезарные? Откуда? Почему у них нет аур? Они же не призраки. Даже амулет Кишно на такое не способен.
В спину упёрлось что-то острое. Но ведь Морти не слышал шагов!
– Без глупостей! – прозвучал странно знакомый голос. Откуда в нём стальные нотки? – Подними руки и замри.
Сражаться с ней всерьёз? Немыслимо! Уж проще с самим собой.
Морти подчинился. Ловким движением она отстегнула его пояс с ножнами, и тот беззвучно упал на камни. Надо же, запомнила: руками к проклятому оружию не прикасалась. Она обошла Морти сбоку и встала перед ним. Словив взгляд жутких разноцветных – один голубой, другой зелёный – глаз, Охотник вздрогнул и опустил руки.
– Герда, что случилось?! – сорвался с губ глупый вопрос.
– Ты попался, вот что случилось, – зловеще усмехнулась она, направив на него тонкий изящный клинок.
Только тогда Морти заметил, что на ней белый плащ её деда.
– А где Архимагистр Веломри? – спросил Охотник.
– После всех трудов его отпустили на покой, чтобы в следующей жизни он снова встретил свою Лайсве. Таково было его заветное желание. Мне же пришлось стань новым Белым Палачом, – непринуждённо ответила она. – А теперь настал твой черёд.
– Для чего?
– Для казни, конечно. С твоей смертью война закончится, никто больше не потревожит мир на наших землях. Назови своё имя! – она ткнула мечом в его маску.
– Ты же его знаешь. Мортимер Стигс, – ответил Охотник.
Куда он попал? Что происходит? Это будущее или кошмарный сон?
– Ах ты, подлец, не лги хоть сейчас! Не на последнем суде, не передо мной! – зло выкрикнула она и сорвала маску с его лица.
Та раскололась под её жестокими пальцами и осыпалась черепками. Морти приложил ладонь к щеке, осознавая свою уязвимость необычайно остро. Никогда он не видел выражения столь жгучей ненависти на нестерпимо красивом лице маленькой вилии.
– Николас Комри, внук Утреннего Всадника, – ответил он то, что она хотела услышать.
– Вот видишь, говорить правду не так уж сложно. Идём, – Герда толкнула его в плечо.
Сопротивляться? Бежать?
Он попробовал призвать дар, но внутренний резерв отозвался пустотой.
Что же это? Безумие? Ещё один приступ старой болезни?
Они прошли мимо стройных рядов Лучезарных в голубых плащах. Мыслечтецы смотрели на него с презрением, кто-то даже плевал под ноги.
Остановились у дуба.
– Итак, Николас Комри, ты обвиняешься во лжи, предательстве и измене. В безразличии и слабости. Ты создал несправедливый мир, где людей угнетали, где грабили и убивали. Где чёрное колдовство служило для устрашения и обмана, для грабежа и истязательств. Во всех ужасах, что происходили на этой земле, твоя вина. Ты это признаёшь? – строго спрашивала Герда.
– Я… – Морти судорожно выдохнул. – Я потерял дар, растратил его на глупости. Ты отобрала моё оружие. Теперь я безобиден.
– Значит, не признаёшь? – скривилась она.
– В своей слабости… я делал, что мог. Если моя вина в том, что этого оказалась недостаточно… Что ж, осуждайте и казните.
– Всенепременно, – холодно согласилась вилия.
– Меня сожгут? – спросил он безучастно.
– Нет, казнь на костре – почётная привилегия для героев, вроде Утреннего Всадника. А для ничтожеств, вроде тебя – утопление
Она кивнула на три заполненных водой ямы у корней дуба.
– Пожалуй, мы проявим к тебе снисхождение. Можешь выбрать яму сам. Но если всплывёшь, значит, ты всё-таки пользуешься колдовством. Тогда мы будем истязать тебя, и ты пожалеешь, что не утонул сам.
Морти подступил ближе к ямам, внимательно изучая их.
