Пастух куда слабее моего отца и не может умереть сам. Загадай ему желание, а после достань из груди осколок, как у ведьмы Милки в Волынцах».
«Но подарки богов всегда плохо оборачиваются для смертных».
«Это потому что смертные не понимают, что им нужно».
«Я сделаю всё, если ты пообещаешь больше не мучить Герду!»
«Ты сам её мучаешь. Герда будет с тобой, пока ты этого хочешь. Но как только она начнёт тебя тяготить, я заберу её».
Что ж, пришло время довериться и плыть по течению.
– Вы исполните моё желание? – спросил Морти.
Пастух от удивления открыл рот. Блёклый глаз вспыхнул надеждой.
«Неужели ты можешь проводить экзорцизмы? Жнецы шептались об этом, но я не верил слухам…»
Охотник сам не верил, а понимал ещё меньше.
«О, нет. Я не смогу воскресить твоего отца, – печально качнул головой Пастух. – Это никому не под силу. Но его часть всегда будет жить в тебе».
Морти сдвинул брови. Ведь он даже ни о чём подумать не успел!
Океан вокруг острова исчез. Теперь кусок суши дрейфовал по воспоминаниям Морти о родительском доме на Авалоре, о заботливых маминых руках, о погибших сестре и брате, об упрёках, высказанных отцу на прощание. О них Охотник сожалел до сих пор.
Он зажмурился. Не стоит тосковать по мертвецам, живым помощь нужнее.
«Э, нет. В сердечных делах разбираться тоже не проси. Я не сваха и над любовью не властен».
Морти широко распахнул глаза.
Остров плыл в небе над Мельдау. Тело Морти лежало посреди обожжённых камней. Герда склонилась над ним и целовала лицо, окропляя его слезами.
«Да и нужна ли тут помощь?» – снисходительно улыбнулся Пастух.
– Это сложно, – пожал плечами Охотник, улыбаясь облегчённо.
«Все сложности в твоей голове», – Пастух постучал узловатым пальцем по лбу Морти.
На горе Герда коснулась губами уголка его рта. Нет, нельзя больше наблюдать за своей жизнью со стороны. Нужно вернуться как можно быстрее!
Какое желание будет достойным?
«О, мне нравится ход твоих мыслей!» – воскликнул Пастух.
Горная вершина уступила место большому городу с узкими улочками и высокими каменными зданиями. Он разительно отличался от скромной и сплошь деревянной Урсалии. Шумная рыночная площадь с бесконечными рядами прилавков, а рядом обнесённая домами мрачная площадь наказаний с помостом для сожжения колдунов. Это же Ловонид, столица родного Авалора.
Остров подплыл к огромному дворцу с широким рвом и башнями-шпилями, уносившимися в ночное небо. Строгая и грозная твердыня Безликого – не чета помпезному Золотому Дюарлю.
Крыша растворилась. Остров проплывал над спальней с кроватью под тяжёлым балдахином из золочёной парчи. Внутри угадывалась фигура мужчины. Наверняка раньше эти покои принадлежали королю, но теперь их занимал Авалорский Магистр Голубых Капюшонов по имени Трюдо. Он возглавлял Лучезарных ещё во время войны, а потом передал бразды правления более молодому и могущественному Белому Палачу.
– Это я сделаю с превеликим удовольствием, – Пастух простёр руки.
В распахнутое окно спальни влетела шаровая молния, зависла над кроватью и поразила Магистра.
Неужели Морти этого желал? Нет, он всего лишь хотел попасть домой, хоть на пару мгновений ощутить запах родной земли и проведать отцовскую могилу.
Из омертвелого тела через рот и ноздри вылетел чёрный дым.
– Покажи свой экзорцизм! – попросил Пастух.
Охотник выставил руки перед собой и зашевелил пальцами, ловя Мрак в ветрококон. Визжали призрачные голоса, воздух сгущался до тех пор, пока не развеял чёрное облако в прах. Это оказалось настолько легко, что даже напряжения не чувствовалось. Резерв заполнился, силы восстановились. Морти проверил плечо – от раны не осталось и следа. Что же это такое?
Картинка исчезла. Остров снова плыл посреди безбрежного океана. На воде сверкали яркие блики.
– Поторопись, теперь моя очередь, – напомнил Пастух.
Его тело стало полупрозрачным, с разводами мути. Шёпот из почерневшей руки усилился, сделался более зловещим. Пастух сдёрнул с себя плащ и расстегнул рубашку. Осколок крепился под его левым соском там, где билось сердце.
Морти обернул пальцы ветроплавом и впился ими под рёбра Пастуха. Перед мысленным взором предстал антрацитовый спрут, обвивший щупальцами слабеющее с каждым ударом сердце. Охотник плотно обхватил осколок и, как клеща, повернув посолонь, вырвал из груди бога.
– Да здравствует Небесный Повелитель! – отсалютовал слабеющим голосом Пастух и растаял в солёном воздухе.
Осколок на ладони шипел и тянул щупальца к груди Морти, но едва коснувшись её, завизжал и отдёрнул их в сторону. Охотник сжал спрута в кулаке, как до этого воздухом сжимал облако. Осколок рассыпался прахом между пальцев.
Свет померк. Ощущение собственного тела навалилось камнем. Губ коснулось волшебство, нежное, трепетное и сладкое. Не открывая глаз, Морти осторожно обнял нависшую над ним Герду.
– Мастер Стигс! – почувствовав его движение, радостно вскричала она. – Вы живы! Я же говорила, я верила!
– Везучий ты дуралей! Кто из нас Сокол ясно солнышко? – взлохматил его волосы сидевший рядом на корточках оборотень. – А всё я сам, я один. Скажи же уже, что не смог бы без нас!
– Финист, не сейчас! – шикнула на него Герда. – Мастер Стигс едва не погиб! Ваша маска сломалась.
Она показала две белые половины. Охотник отбросил их в сторону.
– Не беда. Если понадобится, сделаю новую. Но лучше и вовсе без неё, – он погладил Герду по щеке. – Моё настоящее имя Николас Комри. Просто хотел, чтобы вы знали. Не говорите никому.
С плеч упала огромная тяжесть, по крайней мере, её часть.
Герда ахнула и прикрыла рот руками. Финист улыбнулся и сжал его ладонь. Неужели они всю дорогу ругались только из-за того, что Морти не хотел воспринимать его как друга и… брата?
Охотник заставил вилию открыть лицо и всмотрелся в блестевшие от слёз глаза.
– Ну, что же ты. Сама говорила, смерти нет. Просто душа отделяется от тела, чтобы переродиться. И те, кого мы любим, обязательно вернутся к нам в новой жизни.
Финист и Герда обняли его с двух сторон и помогли встать на ноги. Впервые за долгое время он не тревожился ни о чём. Всё, что казалось раньше сложным, стало лёгким и простым.
Отряд туатов во главе с Эйтайни и Асгримом встретил детей у ворот на Мельдау. Ворожея пробудила их от транса. Следом верхом на лошадях подоспели взмыленные и потрёпанные Морти с Финистом и Гердой.
– Эйс всё рассказал. Мы ехали на подмогу, но вижу, вы отлично справились сами, – обрадовалась ворожея.
Из-за её спины выглянул шаловливый принц и бросился к своим друзьям.
– Рассказывайте! Вы что, правда побывали на Мельдау? А меня мама лет через двадцать-тридцать туда пустит, да и то только если я буду хорошо себя вести, – расспрашивал Эйс всё ещё немного ошарашенных Вожыка с Лейвом.
Дети мало что запомнили и не могли ничем похвастать.
Эйтайни пригрозила сыну пальцем. Все дружно засмеялись. Как же хорошо, когда всё заканчивается счастливо, пускай даже некоторые вещи остаются неизменными, а другие уже никогда не будут такими, как прежде.
В сопровождении отряда туатов все отправились по домам. По дороге дети перешёптывались друг с другом, додумывая невероятные подробности происшествия.
У усадебной ограды караулила бледная от волнения Майли. Заметив, как Финист помогает Морти спуститься с коня, она пожаловалась:
– Я снова всё пропустила?
– Ничего страшного, – подмигнул ей оборотень. – У нас впереди ещё долгий путь.
Эглаборг заставил Охотника несколько дней провести в постели, но теперь тот хотя бы терпел заботу о себе.
Когда на следующий день Герда пришла его проведать, он увлечённо рисовал углём в альбоме. Из-под его руки выходил портрет девушки с мягкими чертами и невероятно выразительными глазами. Она была удивительно похожа на призрак, который звал из тумана на Мельдау. После он стал являться сиротке во сне. Полупрозрачная фигура в реющих на ветру одеждах манила таинственной загадкой, не давала покоя. «Герда, Герда, приди ко мне, Герда! Иначе вы все погибните, он погибнет!» Просыпалась сиротка с тревогой, что оставила на горе нечто важное.
– Какая красивая! – восхитилась она портретом. – Принцесса из Дюарля?
Морти поморщился. В спальню вломился Финист с накрытым полотенцем блюдом в руках.
– Бюргеры нас атакуют. За утро только раз десять заглядывали, мол, вот вам гостинцы в знак признательности. Эглаборг уже не знает, что с этим добром делать.
Финист отвернул полотенце и показал румяный пирог с капустой.
– Пару дней назад они кидали в меня камни… – задумчиво пробормотал Морти.
Оборотень отломал кусок пирога и поставил блюдо на тумбу. Он поразительно переменился за последние дни: стал спокойнее, увереннее, словно повзрослел и помудрел в одночасье. Теперь к лучшему другу не страшно было обратиться с любой проблемой – он выслушает и не будет усложнять.
– Уф, здорово! Герда как живая, – сказал оборотень, заглянув в рисунок Охотника.
– Нет, я не такая. Вы мне льстите, – упрямилась та.
– Не критикуй, – отмахнулся Морти. – Лучше посиди смирно, с натуры рисовать проще.
Он указал на место на постели рядом с собой.
– Так ты, небось, и с закрытыми глазами её нарисуешь, – заявил Финист, смачно чавкая.
– Так вы… вы часто делаете мои портреты? – удивилась Герда.
– У тебя красивое лицо, – Охотник убрал прядку с её щеки. – Оно меня вдохновляет.
Она раскраснелась и не знала, куда деть глаза.
– Вот-вот, совершенно не умеет принимать комплименты, – расхохотался оборотень.
– Она быстро учится, – Морти поднял её подбородок на кончике пальца и улыбнулся так искренне, что внутри всё затрепетало от восхищения.
– Только при мне не лобызайтесь! – проворчал Финист.
– Извини, – в конец смутилась Герда.
– Не надо. Всё равно в извинениях меня никому не переплюнуть, – щурясь в плутоватой ухмылке, оборотень почесал лопатку. – В глубине души я знал, что ты предпочтёшь его. Будь счастлива. Но если он тебя разочарует, я готов подставить дружеское плечо… и даже больше.
Окутанный ветроплавом, от пирога отломался ещё один кусок и влетел Финисту в рот.
– Не разочарую, даже не надейся, – ответил Морти. – Если не жаждешь смотреть, как мы «лобызаемся», помоги Эглаборгу с бюргерами. Не всё же тебе по дому нагишом бегать.
Финист проглотил пирог и с наглым видом заявил:
– Я Сокол ясно солнышко, мне можно всё!
Очередной кусок пирога залепил ему рот.
– Иди уже, а то твою удачу придётся ощипать! – помахал на оборотня рукой Охотник.
Только тогда он оставил их наедине.
– Может, духи и посчитали нас роднёй, но иногда Финиста становится слишком много, – отшутился Морти.
– Надеюсь, вы действительно помирились.
– По крайней мере, поняли друг друга и нашли общие интересы.
Отложив альбом в сторону, Охотник притянул её ближе к себе и потёрся носом об её щёку, коснулся губами. Герда замерла, не дышала.
– Что… что вы делаете?
– Учу тебя не краснеть от каждого прикосновения и комплимента, – промурлыкал он. – У тебя самые большие и светлые глаза из всех, что я видел.
Она затрепетала.
– Самые мягкие и пушистые волосы из тех, к которым я прикасался, – Морти откинул непослушные пряди с её лица. – Самый маленький и аккуратный носик. Самые сладкие губы. Можно их поцеловать?
Он покрывал её лицо поцелуями. Не удавалось произнести ни слова. Охотник добрался до пересохшего рта и впился в него, терзая языком её нёбо. Живот щекотало от пленительных ощущений, с губ сорвался почти болезненный стон. Перед глазами всё плыло, и было немного страшно.
– Не бойся меня, – шепнул Морти, словно прочитав мысли, и тут же отпустил.
Это напомнило кое о чём. Герда приложила ладони к горевшим щекам.
– Ваша книга из Храма Ветров оказалась очень любопытной. Там много такого, чего не найдёшь в западных трактатах. Например, истории о Сумеречниках ещё до исхода из Гундигарда. Помните, Пастух назвал меня Поющей? Что… что вы делаете?!
Его ладони гладили её спину и опускались всё ниже к пояснице.
– Наслаждаюсь, – по-кошачьи ухмыльнулся Морти. – Продолжай!
От его прикосновений бросало то в жар то в холод, и очень тяжело было сосредоточиться. Никогда бы не подумала, что такие строгие и серьёзные люди, как Морти, могут вести себя так! Как влюблённые мальчишки. Хотя… как же это приятно!
– Поющими в Гундигарде называли всех Детей ветра. Тогда ещё способности Сумеречников не делились на прямые и опосредованные, ветроплав и мыслечтение. С помощью голоса Поющие могли управлять стихией, призывать ветер на подмогу: и сгущать воздух, и читать мысли.
– Мыслечтецы и ветроплавы одновременно? – нахмурился Охотник.
– Но с переселение в Мунгард наш дар переродился. Истинные ветроплавы и мыслечтецы сильнее и более искусны, чем были Поющие, но они обладают лишь одной стороной дара. Пастух разглядел во мне Поющую… из-за отражения ли, не знаю. А может, в прошлой жизнь я и впрямь могла управлять ветром с помощью голоса. Но потом его потеряла.
Морти настроился на более серьёзный лад.
– Когда мы что-то теряем, то получаем что-то взамен. Это помогает справиться с утратой.
– Вы про свой клинок?
– Не только. Про тебя, про Эглаборга, про Ноэля с Финистом. Я потерял семью, но вы стали мне ближе, чем родные. Не знаю, насколько это правильно, но я так чувствую.
– Насчёт Финиста… Он говорил, что вы должны открыть мне тайну.
– Да… – Морти отстранился и помрачнел. – Наши деды и родители жили в сложное время Войны за веру. Когда орден пришёл в упадок, все совершали неблаговидные поступки. Но мы не обязаны повторять их путь или платить за их ошибки, пускай даже нам придётся носить их в своей крови и душе…
– Вы про своего деда? Я слышала… Если он хоть каплю был похож на вас, то я уверена, он сделал всё, чтобы спасти своих людей. Жаль, что Сумеречники не оценили его подвига.
– Не думаю, что его волновало их одобрение и почёт. Но я не об этом… я… – Охотник с трудом подбирал слова и рыскал взглядом по комнате. – Если тебе скажут, что ты зло лишь потому, что обладаешь этим даром, или потому что твой предок сделал нечто ужасное, не верь. Важно лишь, какими мы сами выбираем быть. И что бы там ни было, я не стану относиться к тебе хуже или вредить. Не бойся меня.
На этот раз Герда прижалась к нему сама и спрятала голову у него на груди. Морти лёг поудобнее, обнимая её за плечи, и так они уснули. Но видение с Мельдау всё ещё не отпускало её.
Через несколько дней, когда казалось, что поток благодарных бюргеров иссяк, в усадьбу явился сияющий от самодовольства Гарольд. Эглаборг смилостивился над Охотником и разрешил ему вставать с постели, хотя всё ещё запрещал упражняться с мечом.
– Крысы ушли, дети живы-здоровы. Проповедника выгнали. Наши сорвиголовы чуть его камнями не зашибли. Насилу их остановил, – радостно сообщил бургомистр.
– Как, однако, быстро меняется их настроение, – сдержанно хмыкнул Морти.
– Не серчай. Они выучили свой урок и запомнят его надолго, – пообещал Гарольд. – Так это… идём праздновать!
– Что-то вы зачастили. Не слишком ли разорительно для казны? – снисходительно спросил Охотник.
– Для хорошего дела ничего не жалко. И своих домочадцев приводи. Будет весело!
В полдень они вшестером отправились на главную площадь. Денёк выдался погожий, солнце припекало, на небе ни тучки. Только солёный ветер с моря нёс приятную прохладу.
«Но подарки богов всегда плохо оборачиваются для смертных».
«Это потому что смертные не понимают, что им нужно».
«Я сделаю всё, если ты пообещаешь больше не мучить Герду!»
«Ты сам её мучаешь. Герда будет с тобой, пока ты этого хочешь. Но как только она начнёт тебя тяготить, я заберу её».
Что ж, пришло время довериться и плыть по течению.
– Вы исполните моё желание? – спросил Морти.
Пастух от удивления открыл рот. Блёклый глаз вспыхнул надеждой.
«Неужели ты можешь проводить экзорцизмы? Жнецы шептались об этом, но я не верил слухам…»
Охотник сам не верил, а понимал ещё меньше.
«О, нет. Я не смогу воскресить твоего отца, – печально качнул головой Пастух. – Это никому не под силу. Но его часть всегда будет жить в тебе».
Морти сдвинул брови. Ведь он даже ни о чём подумать не успел!
Океан вокруг острова исчез. Теперь кусок суши дрейфовал по воспоминаниям Морти о родительском доме на Авалоре, о заботливых маминых руках, о погибших сестре и брате, об упрёках, высказанных отцу на прощание. О них Охотник сожалел до сих пор.
Он зажмурился. Не стоит тосковать по мертвецам, живым помощь нужнее.
«Э, нет. В сердечных делах разбираться тоже не проси. Я не сваха и над любовью не властен».
Морти широко распахнул глаза.
Остров плыл в небе над Мельдау. Тело Морти лежало посреди обожжённых камней. Герда склонилась над ним и целовала лицо, окропляя его слезами.
«Да и нужна ли тут помощь?» – снисходительно улыбнулся Пастух.
– Это сложно, – пожал плечами Охотник, улыбаясь облегчённо.
«Все сложности в твоей голове», – Пастух постучал узловатым пальцем по лбу Морти.
На горе Герда коснулась губами уголка его рта. Нет, нельзя больше наблюдать за своей жизнью со стороны. Нужно вернуться как можно быстрее!
Какое желание будет достойным?
«О, мне нравится ход твоих мыслей!» – воскликнул Пастух.
Горная вершина уступила место большому городу с узкими улочками и высокими каменными зданиями. Он разительно отличался от скромной и сплошь деревянной Урсалии. Шумная рыночная площадь с бесконечными рядами прилавков, а рядом обнесённая домами мрачная площадь наказаний с помостом для сожжения колдунов. Это же Ловонид, столица родного Авалора.
Остров подплыл к огромному дворцу с широким рвом и башнями-шпилями, уносившимися в ночное небо. Строгая и грозная твердыня Безликого – не чета помпезному Золотому Дюарлю.
Крыша растворилась. Остров проплывал над спальней с кроватью под тяжёлым балдахином из золочёной парчи. Внутри угадывалась фигура мужчины. Наверняка раньше эти покои принадлежали королю, но теперь их занимал Авалорский Магистр Голубых Капюшонов по имени Трюдо. Он возглавлял Лучезарных ещё во время войны, а потом передал бразды правления более молодому и могущественному Белому Палачу.
– Это я сделаю с превеликим удовольствием, – Пастух простёр руки.
В распахнутое окно спальни влетела шаровая молния, зависла над кроватью и поразила Магистра.
Неужели Морти этого желал? Нет, он всего лишь хотел попасть домой, хоть на пару мгновений ощутить запах родной земли и проведать отцовскую могилу.
Из омертвелого тела через рот и ноздри вылетел чёрный дым.
– Покажи свой экзорцизм! – попросил Пастух.
Охотник выставил руки перед собой и зашевелил пальцами, ловя Мрак в ветрококон. Визжали призрачные голоса, воздух сгущался до тех пор, пока не развеял чёрное облако в прах. Это оказалось настолько легко, что даже напряжения не чувствовалось. Резерв заполнился, силы восстановились. Морти проверил плечо – от раны не осталось и следа. Что же это такое?
Картинка исчезла. Остров снова плыл посреди безбрежного океана. На воде сверкали яркие блики.
– Поторопись, теперь моя очередь, – напомнил Пастух.
Его тело стало полупрозрачным, с разводами мути. Шёпот из почерневшей руки усилился, сделался более зловещим. Пастух сдёрнул с себя плащ и расстегнул рубашку. Осколок крепился под его левым соском там, где билось сердце.
Морти обернул пальцы ветроплавом и впился ими под рёбра Пастуха. Перед мысленным взором предстал антрацитовый спрут, обвивший щупальцами слабеющее с каждым ударом сердце. Охотник плотно обхватил осколок и, как клеща, повернув посолонь, вырвал из груди бога.
– Да здравствует Небесный Повелитель! – отсалютовал слабеющим голосом Пастух и растаял в солёном воздухе.
Осколок на ладони шипел и тянул щупальца к груди Морти, но едва коснувшись её, завизжал и отдёрнул их в сторону. Охотник сжал спрута в кулаке, как до этого воздухом сжимал облако. Осколок рассыпался прахом между пальцев.
Свет померк. Ощущение собственного тела навалилось камнем. Губ коснулось волшебство, нежное, трепетное и сладкое. Не открывая глаз, Морти осторожно обнял нависшую над ним Герду.
– Мастер Стигс! – почувствовав его движение, радостно вскричала она. – Вы живы! Я же говорила, я верила!
– Везучий ты дуралей! Кто из нас Сокол ясно солнышко? – взлохматил его волосы сидевший рядом на корточках оборотень. – А всё я сам, я один. Скажи же уже, что не смог бы без нас!
– Финист, не сейчас! – шикнула на него Герда. – Мастер Стигс едва не погиб! Ваша маска сломалась.
Она показала две белые половины. Охотник отбросил их в сторону.
– Не беда. Если понадобится, сделаю новую. Но лучше и вовсе без неё, – он погладил Герду по щеке. – Моё настоящее имя Николас Комри. Просто хотел, чтобы вы знали. Не говорите никому.
С плеч упала огромная тяжесть, по крайней мере, её часть.
Герда ахнула и прикрыла рот руками. Финист улыбнулся и сжал его ладонь. Неужели они всю дорогу ругались только из-за того, что Морти не хотел воспринимать его как друга и… брата?
Охотник заставил вилию открыть лицо и всмотрелся в блестевшие от слёз глаза.
– Ну, что же ты. Сама говорила, смерти нет. Просто душа отделяется от тела, чтобы переродиться. И те, кого мы любим, обязательно вернутся к нам в новой жизни.
Финист и Герда обняли его с двух сторон и помогли встать на ноги. Впервые за долгое время он не тревожился ни о чём. Всё, что казалось раньше сложным, стало лёгким и простым.
Глава 49. Прощание
Отряд туатов во главе с Эйтайни и Асгримом встретил детей у ворот на Мельдау. Ворожея пробудила их от транса. Следом верхом на лошадях подоспели взмыленные и потрёпанные Морти с Финистом и Гердой.
– Эйс всё рассказал. Мы ехали на подмогу, но вижу, вы отлично справились сами, – обрадовалась ворожея.
Из-за её спины выглянул шаловливый принц и бросился к своим друзьям.
– Рассказывайте! Вы что, правда побывали на Мельдау? А меня мама лет через двадцать-тридцать туда пустит, да и то только если я буду хорошо себя вести, – расспрашивал Эйс всё ещё немного ошарашенных Вожыка с Лейвом.
Дети мало что запомнили и не могли ничем похвастать.
Эйтайни пригрозила сыну пальцем. Все дружно засмеялись. Как же хорошо, когда всё заканчивается счастливо, пускай даже некоторые вещи остаются неизменными, а другие уже никогда не будут такими, как прежде.
В сопровождении отряда туатов все отправились по домам. По дороге дети перешёптывались друг с другом, додумывая невероятные подробности происшествия.
У усадебной ограды караулила бледная от волнения Майли. Заметив, как Финист помогает Морти спуститься с коня, она пожаловалась:
– Я снова всё пропустила?
– Ничего страшного, – подмигнул ей оборотень. – У нас впереди ещё долгий путь.
Эглаборг заставил Охотника несколько дней провести в постели, но теперь тот хотя бы терпел заботу о себе.
Когда на следующий день Герда пришла его проведать, он увлечённо рисовал углём в альбоме. Из-под его руки выходил портрет девушки с мягкими чертами и невероятно выразительными глазами. Она была удивительно похожа на призрак, который звал из тумана на Мельдау. После он стал являться сиротке во сне. Полупрозрачная фигура в реющих на ветру одеждах манила таинственной загадкой, не давала покоя. «Герда, Герда, приди ко мне, Герда! Иначе вы все погибните, он погибнет!» Просыпалась сиротка с тревогой, что оставила на горе нечто важное.
– Какая красивая! – восхитилась она портретом. – Принцесса из Дюарля?
Морти поморщился. В спальню вломился Финист с накрытым полотенцем блюдом в руках.
– Бюргеры нас атакуют. За утро только раз десять заглядывали, мол, вот вам гостинцы в знак признательности. Эглаборг уже не знает, что с этим добром делать.
Финист отвернул полотенце и показал румяный пирог с капустой.
– Пару дней назад они кидали в меня камни… – задумчиво пробормотал Морти.
Оборотень отломал кусок пирога и поставил блюдо на тумбу. Он поразительно переменился за последние дни: стал спокойнее, увереннее, словно повзрослел и помудрел в одночасье. Теперь к лучшему другу не страшно было обратиться с любой проблемой – он выслушает и не будет усложнять.
– Уф, здорово! Герда как живая, – сказал оборотень, заглянув в рисунок Охотника.
– Нет, я не такая. Вы мне льстите, – упрямилась та.
– Не критикуй, – отмахнулся Морти. – Лучше посиди смирно, с натуры рисовать проще.
Он указал на место на постели рядом с собой.
– Так ты, небось, и с закрытыми глазами её нарисуешь, – заявил Финист, смачно чавкая.
– Так вы… вы часто делаете мои портреты? – удивилась Герда.
– У тебя красивое лицо, – Охотник убрал прядку с её щеки. – Оно меня вдохновляет.
Она раскраснелась и не знала, куда деть глаза.
– Вот-вот, совершенно не умеет принимать комплименты, – расхохотался оборотень.
– Она быстро учится, – Морти поднял её подбородок на кончике пальца и улыбнулся так искренне, что внутри всё затрепетало от восхищения.
– Только при мне не лобызайтесь! – проворчал Финист.
– Извини, – в конец смутилась Герда.
– Не надо. Всё равно в извинениях меня никому не переплюнуть, – щурясь в плутоватой ухмылке, оборотень почесал лопатку. – В глубине души я знал, что ты предпочтёшь его. Будь счастлива. Но если он тебя разочарует, я готов подставить дружеское плечо… и даже больше.
Окутанный ветроплавом, от пирога отломался ещё один кусок и влетел Финисту в рот.
– Не разочарую, даже не надейся, – ответил Морти. – Если не жаждешь смотреть, как мы «лобызаемся», помоги Эглаборгу с бюргерами. Не всё же тебе по дому нагишом бегать.
Финист проглотил пирог и с наглым видом заявил:
– Я Сокол ясно солнышко, мне можно всё!
Очередной кусок пирога залепил ему рот.
– Иди уже, а то твою удачу придётся ощипать! – помахал на оборотня рукой Охотник.
Только тогда он оставил их наедине.
– Может, духи и посчитали нас роднёй, но иногда Финиста становится слишком много, – отшутился Морти.
– Надеюсь, вы действительно помирились.
– По крайней мере, поняли друг друга и нашли общие интересы.
Отложив альбом в сторону, Охотник притянул её ближе к себе и потёрся носом об её щёку, коснулся губами. Герда замерла, не дышала.
– Что… что вы делаете?
– Учу тебя не краснеть от каждого прикосновения и комплимента, – промурлыкал он. – У тебя самые большие и светлые глаза из всех, что я видел.
Она затрепетала.
– Самые мягкие и пушистые волосы из тех, к которым я прикасался, – Морти откинул непослушные пряди с её лица. – Самый маленький и аккуратный носик. Самые сладкие губы. Можно их поцеловать?
Он покрывал её лицо поцелуями. Не удавалось произнести ни слова. Охотник добрался до пересохшего рта и впился в него, терзая языком её нёбо. Живот щекотало от пленительных ощущений, с губ сорвался почти болезненный стон. Перед глазами всё плыло, и было немного страшно.
– Не бойся меня, – шепнул Морти, словно прочитав мысли, и тут же отпустил.
Это напомнило кое о чём. Герда приложила ладони к горевшим щекам.
– Ваша книга из Храма Ветров оказалась очень любопытной. Там много такого, чего не найдёшь в западных трактатах. Например, истории о Сумеречниках ещё до исхода из Гундигарда. Помните, Пастух назвал меня Поющей? Что… что вы делаете?!
Его ладони гладили её спину и опускались всё ниже к пояснице.
– Наслаждаюсь, – по-кошачьи ухмыльнулся Морти. – Продолжай!
От его прикосновений бросало то в жар то в холод, и очень тяжело было сосредоточиться. Никогда бы не подумала, что такие строгие и серьёзные люди, как Морти, могут вести себя так! Как влюблённые мальчишки. Хотя… как же это приятно!
– Поющими в Гундигарде называли всех Детей ветра. Тогда ещё способности Сумеречников не делились на прямые и опосредованные, ветроплав и мыслечтение. С помощью голоса Поющие могли управлять стихией, призывать ветер на подмогу: и сгущать воздух, и читать мысли.
– Мыслечтецы и ветроплавы одновременно? – нахмурился Охотник.
– Но с переселение в Мунгард наш дар переродился. Истинные ветроплавы и мыслечтецы сильнее и более искусны, чем были Поющие, но они обладают лишь одной стороной дара. Пастух разглядел во мне Поющую… из-за отражения ли, не знаю. А может, в прошлой жизнь я и впрямь могла управлять ветром с помощью голоса. Но потом его потеряла.
Морти настроился на более серьёзный лад.
– Когда мы что-то теряем, то получаем что-то взамен. Это помогает справиться с утратой.
– Вы про свой клинок?
– Не только. Про тебя, про Эглаборга, про Ноэля с Финистом. Я потерял семью, но вы стали мне ближе, чем родные. Не знаю, насколько это правильно, но я так чувствую.
– Насчёт Финиста… Он говорил, что вы должны открыть мне тайну.
– Да… – Морти отстранился и помрачнел. – Наши деды и родители жили в сложное время Войны за веру. Когда орден пришёл в упадок, все совершали неблаговидные поступки. Но мы не обязаны повторять их путь или платить за их ошибки, пускай даже нам придётся носить их в своей крови и душе…
– Вы про своего деда? Я слышала… Если он хоть каплю был похож на вас, то я уверена, он сделал всё, чтобы спасти своих людей. Жаль, что Сумеречники не оценили его подвига.
– Не думаю, что его волновало их одобрение и почёт. Но я не об этом… я… – Охотник с трудом подбирал слова и рыскал взглядом по комнате. – Если тебе скажут, что ты зло лишь потому, что обладаешь этим даром, или потому что твой предок сделал нечто ужасное, не верь. Важно лишь, какими мы сами выбираем быть. И что бы там ни было, я не стану относиться к тебе хуже или вредить. Не бойся меня.
На этот раз Герда прижалась к нему сама и спрятала голову у него на груди. Морти лёг поудобнее, обнимая её за плечи, и так они уснули. Но видение с Мельдау всё ещё не отпускало её.
Через несколько дней, когда казалось, что поток благодарных бюргеров иссяк, в усадьбу явился сияющий от самодовольства Гарольд. Эглаборг смилостивился над Охотником и разрешил ему вставать с постели, хотя всё ещё запрещал упражняться с мечом.
– Крысы ушли, дети живы-здоровы. Проповедника выгнали. Наши сорвиголовы чуть его камнями не зашибли. Насилу их остановил, – радостно сообщил бургомистр.
– Как, однако, быстро меняется их настроение, – сдержанно хмыкнул Морти.
– Не серчай. Они выучили свой урок и запомнят его надолго, – пообещал Гарольд. – Так это… идём праздновать!
– Что-то вы зачастили. Не слишком ли разорительно для казны? – снисходительно спросил Охотник.
– Для хорошего дела ничего не жалко. И своих домочадцев приводи. Будет весело!
В полдень они вшестером отправились на главную площадь. Денёк выдался погожий, солнце припекало, на небе ни тучки. Только солёный ветер с моря нёс приятную прохладу.
