Гусыни шипели по поводу скудости ее ума, отсутствия знаний, вкуса, изящества и такта, при этом сами не блистали ни одним из перечисленных достоинств. Чем руководствовалась эта стая, держась столь дурно по отношению к своей будущей государыне оставалось загадкой для видавшего виды дипломата.
Леди Стилнес была единственная из этой своры, кто выделялся в лучшую сторону поведением своим, она же была единственная, кто остался из того списка придворных дам, с которым был ознакомлен лорд Палмсбери еще в Лидоне. Она всегда была подчеркнуто вежлива, манеры ее были безупречны, но держалась она со всеми чрезвычайно холодно и отстраненно.
Маркиза Блайнская взирала на все это безобразие с улыбкой умиления на устах и время от времени участвовала в разговорах, вставляя фразы никоим образом не вписывающиеся в тему беседы ни по смыслу, ни по тону.
Лорд осознавал, что ему жизненно недостает информации и времени, и самое страшное, он не представлял, как все это получить. Слишком долго он провел вдали от родины. Он чувствовал себя то ли пешкой, в игре, в которой не знает ни правил, ни игроков, то ли актером-неудачником, который твердил роль второго плана в трагедии, а на сцене разворачивается незнакомый фарс. Это злило его неимоверно.
Как ни странно, сама Гертда злости не вызывала, скорее жалость, но в данном случае неизвестно, что хуже.
Церемония бракосочетания планировалась по местным обычаям или, что вернее, должна была быть стилизована под местные обычаи. Согласно традициям, в Вабрии невеста за две недели до свадьбы запиралась в доме, никуда не выходила, и навещать ее могли только её родственники да родственники со стороны жениха, к коим лорда Палмсбери видимо и приравняли, поэтому он невесту исправно навещал.
А после выходил из малой гостиной, прокручивая в голове каждую мелочь, которую увидел там, вспоминал и пытался анализировать украдкой брошенные взгляды, случайно оброненные слова. Мозаика не складывалась, осколки ее так и оставались лежать пестрой бесформенной кучкой. В расстроенных чувствах он отправлялся на встречи, где был обязан присутствовать по протоколу. Ночью, вернувшись в отведенные ему покои, вновь пытался найти если не ответы, то хоть подсказки, и строчил депеши.
Первая была отправлена сразу по приезде на место с личным курьером. Вторую рискнул отослать через секретариат придворного штаба принцессы. Помимо фрейлин со статс-дамой во главе, в Вабрию была направлена полноценная дипломатическая миссия, которая включала в себя: переводчика, секретаря, пяток курьеров, обслуживающий персонал различной направленности и даже одного пажа. Общее число ританцев, прибывших для обустройства договорной свадьбы и сопровождения принцессы на новую родину, превышало четыре десятка. Доверия, однако, не вызывал ни один из них. Лорд Палмсбери изрядно поломал голову при составлении посланий, пытаясь донести до предполагаемого получателя свои сомнения и страхи и в то же время не вызвать излишнюю настороженность в случае, если депеша попадет не в те руки.
В кругу лиц, встречи с которыми не доставляли послу ни малейшей приятности, был один человек, визит к которому несколько успокоил и обнадежил его. Граф Лэйбор был легендой и примером для подражания еще в годы обучения лорда Палмсбери в дипломатическом корпусе.
Граф получил свой титул за заслуги перед короной, лишь когда разменял пятый десяток лет. Он начинал свою дипломатическую карьеру с самой нижней ступени, совмещая на первых порах должности курьера и младшего секретаря. Трудолюбие, честность, преданность своей родине, житейская смекалка, нехарактерная для выбранной профессии прямолинейность и бульдожья хватка – эти черты его характера отмечались всеми, кто хоть единожды с ним сталкивался. Именно Лэйбор создал постоянное представительство Ритании в Вабрии и уже более двадцати лет являлся его бессменным главой. Во времена Великой Континентальной Войны, которая прошлась своей тяжелой поступью по многим странам, посольства и представительства сокращались и по мере возможностей отзывались. Граф отправил практически всех своих подчиненных на родину, и с двумя доверенными людьми тянул всю рутинную работу, дополнительно занимаясь вопросами беженцев, никогда ни отказывая в посильной помощи так или иначе пострадавшим от военных действий, причем оказывал эту помощь не только подданным Ританской Короны, но любому, кто на его взгляд, в ней нуждался и был достоин. Его уважали и друзья и недруги.
Лорд Палмсбери подходил к кабинету графа с некоторой опаской, поскольку помнил напористость последнего и виртуозное его умение заставлять собеседника чувствовать себя нашкодившим мальчишкой, независимо от возраста и регалий оппонента.
- Проходи! Проходи, мальчик мой! – пророкотал граф остановившемуся на пороге кабинета визитеру и, предупреждая любую возможность свести разговор к официальному обмену информацией, махнул рукой на два кресла, стоящие у камина. – Располагайся, не жди старика, выберусь из-за этой колоды и присоединюсь.
Тяжело, всем своим немалым весом оперся на стол, рывком поднялся и, не разгибая полностью колен, сделал несколько шагов в сторону. Остановился, с видимым усилием выпрямился полностью и двинулся к гостю. Добравшись до ближайшего кресла, рухнул в него, заставив то возмущенно скрипнуть. Достал крупный платок, промокнул лысину, покрывшуюся испариной.
- Садись уж! Не стой столбом, - повторил он приглашение, тоном скорее приказным, нежели учтивым. - Никак не могу обжиться в этой конуре! В головном представительстве вся мебель под меня сделана, за столько лет и я к ней приноровился и она со мною пообвыклась, а тут все не то, все не так… Не обращай внимания, это я так, ворчу по-стариковски. В моем возрасте противопоказаны перемещения на расстояния, превышающие расстояние от спальни до гостиной и от гостиной до кабинета. А тут поди ж ты, полстраны, почитай, проехать пришлось. Одна радость, Вабрия не Лоссия.
Он еще раз шумно вздохнул, свернул платок и бросил на собеседника неожиданно острый взгляд.
- Но и не ехать нельзя! Событие считай масштаба мировой значимости, всем первым лицам присутствовать полагается. Вот я и потащился, а в Глине Эрика заправлять оставил. Ничего, справится. Он уж лет десять как в моих помощниках ходит, пора бы и своей головой пожить. Потренируется пускай, а я как в Глин вернусь первым делом депешу составлю, что имею необходимость уйти со службы, и рекомендацию дам, кого на освободившийся пост привлечь следует.
Лэйбор нахмурился, раздул ноздри, что, стоит признать, в его исполнении выглядело угрожающе:
- По состоянию здоровья уйду. По причине внезапно возникшего старческого скудоумия! – Он гулко постучал себя указательным пальцем по лбу. – Потому как не постигаю, отчего на событие масштаба мировой значимости все первые лица не сами являются, а своих доверенных и уполномоченных присылают. Ты-то, понятно, Огэста и так под венец не затащишь, а ежели его за невестой самого отправить ноги бить, так он как раз лет в сто управится. Я другого в толк взять не могу. Местный владыка племянницу свою, хоть и троюродную, чай не за конюха выдает, а к алтарю ее отец ведёт. Я понимаю, самому несподручно ехать, дела государственные, заботы тяжкие, но хоть какого представителя от королевского дома прислал бы, хоть самого завалящего, здесь этого добра хватает, ан нет. Выписал писульку, что батюшке невесты сия почетная миссия доверяется, и затих. И наших, понять не получается. Ты этот курятник видел?..
Вновь пронзительный взгляд на собеседника.
- По лицу вижу, разглядел во всех подробностях! – усмехнулся старик. – А в Лидоне где глаза были? Неужто не видел, кого сюда насобирали?
- В том-то и дело, - Палмсбери наконец-то исхитрился вставить реплику во в высшей степени экспрессивную речь хозяина кабинета. – Принималось решение о другом составе придворного штаба принцессы… Затем в него вносились изменения. Судя по бумагам: одна ногу сломала незадолго до отъезда, вторая внезапно в падучей биться стала, третья экстренно замуж вышла, с четвертой тоже что-то эдакое… и все за неделю до даты отъезда.
- А ты что же, получается, не знал? – поднял кустистую бровь старик.
Лорд покаянно склонил голову.
- Дела… - граф Лэйбор побарабанил пальцами по подлокотнику. – Депеши отправлял уже?
- Дважды.
- И мне принес?
- Разумеется.
- Молодец! Давай сюда свою писульку, - протянул мясистую ладонь. – Отправлю в лучшем виде. Доставят обязательно, вот только не обещаю, что быстро… Ты знаешь, не так давно интересовался, чего это такое увлекательное читает моя внучка, что не слышит, как к ней дед подходит. Оказалось, что романчик дамский, любовный, слащавый до невозможности. Так там, ты не поверишь, у влюбленных был прелюбопытнейший артефакт. Шкатулка. Две даже. Пишешь записку, в одну шкатулочку ее складываешь, а она волшебным образом во второй оказывается. Так эти, не приведи господи, герои любовные записки так друг другу передавали. Вот ты мне ответь, почему у какого-то придурковатого юноши с пылающими очами и острыми ушами такая шкатулочка есть, а у меня, посла полномочного и чрезвычайного, нет?!
В Динтон-хаусе царило оживление. Такие события, как каникулы Грегори и Теодора, приезд Селии, и по отдельности способны растормошить любое общество, а уж совпавшие по времени и в пространстве усиливали эффект свой неимоверно.
В день приезда Селия не ограничилась подарком Тео. Леди Анна получила тончайшие бальные перчатки, что в преддверии сезона было не лишним. Чарльзу и Грегори от имени лорда Палмсбери были вручены новейшие стальные перьевые ручки, в корпус каждой был встроен резервуар для чернил.
Леди Мария получила великолепно оформленное издание «Записок о земле Лосской», чему была несказанно рада. О Лоссии обыкновенному обывателю известно было немного, в свете ходили всевозможнейшие слухи и догадки, представлявшие страну эту как варварскую и дикую. Получить книгу авторства Ри’Конте, эмигрировавшего из Кленции в первые годы правления Инсенса II, было воистину огромной удачей и большой радостью для этой достойной леди. Ри’Конте сочетал в своих работах высокий литературный слог с педантичностью и правдивостью изложения, кроме того, повествование было украшено иллюстрациями авторской работы, что добавляло очарования подарку.
Чарльз вежливо, но довольно формально поблагодарил кузину за подарок, презентованный лично ему, но, благодаря за подарок, преподнесенный матери, подобрал слова, возможно менее соответствующие эталону, зато более теплые и искренние.
- Не стоит, - мягко остановила его Селия. – Я от всего сердца хотела угодить леди Марии и счастлива, что мне в какой-то мере это удалось. Я впервые увидела вашу матушку, когда мне было десять лет, и с тех пор сохранила самые теплые воспоминания. Вы же знаете, что на свете не существует ни одного ребенка, который не был бы очарован леди Марией после пяти минут общения с нею.
Губ девушки коснулась легкая улыбка, ресницы слегка опустились, пряча грустинку во взгляде, но уже через мгновение, она, весело хохоча, присоединилась к кузинам, которые забавлялись со своими подарками.
Лизи и Кити получили великолепные двусторонние шали от той же фирмы Мирикл, что и пистолеты Теодора. У шалей был свой секрет, если их носили лицевой стороной вверх, то они выглядели тончайшим кружевом. Кити стала счастливой обладательницей шали цвета слоновой кости, а Лизи необычайно шел сливочный цвет доставшегося ей подарка. Однако стоило перевернуть шаль и набросить ее кому-то на плечи… Шаль буквально расцветала, самые причудливые сочетания оттенков и рисунков появлялись на ней, в зависимости от характера и настроения человека, её примерившего. Девушки развлекались и развлекали домочадцев, набрасывая шали на всех, кто проявлял неосмотрительность, оказываясь на пути у двух хохотушек. Поскольку к подаркам прилагался буклет с пояснениями, какой цвет и какая форма какой черте характера более всего соответствует, веселый смех раздавался не только при виде очередного фантастического орнамента, но и при попытках его расшифровать.
Миссис Нитнэс порадовала шалью коричневого цвета со строгим орнаментом из фиолетовых квадратов. Укрыв мать, прикорнувшую в кресле, они смогли полюбоваться плавными переходами от темно-синего до небесно-голубого и мягкими волнистыми линиями, сплетающимися в фантазийный узор. На плечах Селии шаль расцвела всполохами и зигзагами различных оттенков оранжевого. Со стороны казалось, что девушку окутало пламя.
Лишь мисс Грин смогла немного остудить исследовательский пыл двух шалуний. Резкий поворот головы, немного приподнятая бровь и легкий прищур смеющихся глаз заставил их осознать, что если они не перестанут сейчас подкрадываться с шалями наизготовку к загадочной компаньонке кузины, то в ближайшем будущем мисс Грин устроит им такую мистификацию, что окружающие будут донимать их шуточками и подначками на эту тему еще несколько лет.
- Тоже не решились? – заговорщицки подмигнула им кузина, а затем призналась со смехом, – Проверить шали на моей дорогой мисс Грин было первой мыслью, что пришла мне в голову, когда я впервые взяла их в руки. Но посмотрела ей в глаза, и духу не хватило!
Но задора, энергии и фантазии Селии хватало на многое другое. Даже давно известная и, что уж греха таить, слегка приевшаяся игра в волан становилась намного интереснее и азартнее, если в ней принимала участие кузина. А уж в случаях, когда к забавам обитателей Динтон-хауса присоединялись подруги и знакомые Лизи и Кити, их смех и возгласы проникали даже в библиотеку, где к ним с улыбкой одобрения прислушивалась леди Мария.
Шум и гам, который ежедневно устраивала молодежь, частенько лишал леди Анну ее послеобеденного сна, но она стоически переносила эти лишения, так как осознавала скоротечность весенних каникул и с тоской ожидала разлуку с сыном. Теодор по нескольку раз в день прибегал к матери, сбивчиво рассказывал и о накопившихся за день впечатлениях, и о значимых происшествиях в его школьной жизни. Иногда повторялся, сбивался и перескакивал с одного события на другое, но мать слушала его с таким вниманием, которого никогда не уделяла даже романам, частенько почитываемым в юности.
После того как мальчик получил в свое распоряжение «настоящие» пистолеты, он ежедневно тренировался в меткости. Слава богу, после первого пробного раза Тео больше не вынимал их из футляра в доме, а располагался на заднем дворе, где ему отвели закуток, достаточно просторный для его целей и достаточно удаленный для того, чтобы нервы обитателей Динтон-хауса не пострадали. Иногда к его тренировкам присоединялся кто-нибудь из старших братьев, а пару раз и сама Селия, которая с первого дня знакомства перешла в разряд «человек что надо», а после того как открыла для него лосскую игру под смешным названием «Лапта», удостоилась самого сильного и искреннего признания.
- Кузина! Какая же жалость, что ты девчонка! – вырвалось из глубины мальчишеской души. – Ты могла бы быть чертовски отличным другом! Мы бы с тобой такое свершили!
- Знаешь, Теодор, - ответила Селия, с трудом сохраняя серьезность, глядя в полные сочувствия глаза, - мне бесконечно лестна твоя оценка. С тем, что я девчонка, мы, конечно, ничего сделать не сможем. Но вот стать друзьями, мне кажется, стоит попробовать. В конце концов, настоящие товарищи должны быть терпимы к недостаткам друг друга!
Леди Стилнес была единственная из этой своры, кто выделялся в лучшую сторону поведением своим, она же была единственная, кто остался из того списка придворных дам, с которым был ознакомлен лорд Палмсбери еще в Лидоне. Она всегда была подчеркнуто вежлива, манеры ее были безупречны, но держалась она со всеми чрезвычайно холодно и отстраненно.
Маркиза Блайнская взирала на все это безобразие с улыбкой умиления на устах и время от времени участвовала в разговорах, вставляя фразы никоим образом не вписывающиеся в тему беседы ни по смыслу, ни по тону.
Лорд осознавал, что ему жизненно недостает информации и времени, и самое страшное, он не представлял, как все это получить. Слишком долго он провел вдали от родины. Он чувствовал себя то ли пешкой, в игре, в которой не знает ни правил, ни игроков, то ли актером-неудачником, который твердил роль второго плана в трагедии, а на сцене разворачивается незнакомый фарс. Это злило его неимоверно.
Как ни странно, сама Гертда злости не вызывала, скорее жалость, но в данном случае неизвестно, что хуже.
Церемония бракосочетания планировалась по местным обычаям или, что вернее, должна была быть стилизована под местные обычаи. Согласно традициям, в Вабрии невеста за две недели до свадьбы запиралась в доме, никуда не выходила, и навещать ее могли только её родственники да родственники со стороны жениха, к коим лорда Палмсбери видимо и приравняли, поэтому он невесту исправно навещал.
А после выходил из малой гостиной, прокручивая в голове каждую мелочь, которую увидел там, вспоминал и пытался анализировать украдкой брошенные взгляды, случайно оброненные слова. Мозаика не складывалась, осколки ее так и оставались лежать пестрой бесформенной кучкой. В расстроенных чувствах он отправлялся на встречи, где был обязан присутствовать по протоколу. Ночью, вернувшись в отведенные ему покои, вновь пытался найти если не ответы, то хоть подсказки, и строчил депеши.
Первая была отправлена сразу по приезде на место с личным курьером. Вторую рискнул отослать через секретариат придворного штаба принцессы. Помимо фрейлин со статс-дамой во главе, в Вабрию была направлена полноценная дипломатическая миссия, которая включала в себя: переводчика, секретаря, пяток курьеров, обслуживающий персонал различной направленности и даже одного пажа. Общее число ританцев, прибывших для обустройства договорной свадьбы и сопровождения принцессы на новую родину, превышало четыре десятка. Доверия, однако, не вызывал ни один из них. Лорд Палмсбери изрядно поломал голову при составлении посланий, пытаясь донести до предполагаемого получателя свои сомнения и страхи и в то же время не вызвать излишнюю настороженность в случае, если депеша попадет не в те руки.
В кругу лиц, встречи с которыми не доставляли послу ни малейшей приятности, был один человек, визит к которому несколько успокоил и обнадежил его. Граф Лэйбор был легендой и примером для подражания еще в годы обучения лорда Палмсбери в дипломатическом корпусе.
Граф получил свой титул за заслуги перед короной, лишь когда разменял пятый десяток лет. Он начинал свою дипломатическую карьеру с самой нижней ступени, совмещая на первых порах должности курьера и младшего секретаря. Трудолюбие, честность, преданность своей родине, житейская смекалка, нехарактерная для выбранной профессии прямолинейность и бульдожья хватка – эти черты его характера отмечались всеми, кто хоть единожды с ним сталкивался. Именно Лэйбор создал постоянное представительство Ритании в Вабрии и уже более двадцати лет являлся его бессменным главой. Во времена Великой Континентальной Войны, которая прошлась своей тяжелой поступью по многим странам, посольства и представительства сокращались и по мере возможностей отзывались. Граф отправил практически всех своих подчиненных на родину, и с двумя доверенными людьми тянул всю рутинную работу, дополнительно занимаясь вопросами беженцев, никогда ни отказывая в посильной помощи так или иначе пострадавшим от военных действий, причем оказывал эту помощь не только подданным Ританской Короны, но любому, кто на его взгляд, в ней нуждался и был достоин. Его уважали и друзья и недруги.
Лорд Палмсбери подходил к кабинету графа с некоторой опаской, поскольку помнил напористость последнего и виртуозное его умение заставлять собеседника чувствовать себя нашкодившим мальчишкой, независимо от возраста и регалий оппонента.
- Проходи! Проходи, мальчик мой! – пророкотал граф остановившемуся на пороге кабинета визитеру и, предупреждая любую возможность свести разговор к официальному обмену информацией, махнул рукой на два кресла, стоящие у камина. – Располагайся, не жди старика, выберусь из-за этой колоды и присоединюсь.
Тяжело, всем своим немалым весом оперся на стол, рывком поднялся и, не разгибая полностью колен, сделал несколько шагов в сторону. Остановился, с видимым усилием выпрямился полностью и двинулся к гостю. Добравшись до ближайшего кресла, рухнул в него, заставив то возмущенно скрипнуть. Достал крупный платок, промокнул лысину, покрывшуюся испариной.
- Садись уж! Не стой столбом, - повторил он приглашение, тоном скорее приказным, нежели учтивым. - Никак не могу обжиться в этой конуре! В головном представительстве вся мебель под меня сделана, за столько лет и я к ней приноровился и она со мною пообвыклась, а тут все не то, все не так… Не обращай внимания, это я так, ворчу по-стариковски. В моем возрасте противопоказаны перемещения на расстояния, превышающие расстояние от спальни до гостиной и от гостиной до кабинета. А тут поди ж ты, полстраны, почитай, проехать пришлось. Одна радость, Вабрия не Лоссия.
Он еще раз шумно вздохнул, свернул платок и бросил на собеседника неожиданно острый взгляд.
- Но и не ехать нельзя! Событие считай масштаба мировой значимости, всем первым лицам присутствовать полагается. Вот я и потащился, а в Глине Эрика заправлять оставил. Ничего, справится. Он уж лет десять как в моих помощниках ходит, пора бы и своей головой пожить. Потренируется пускай, а я как в Глин вернусь первым делом депешу составлю, что имею необходимость уйти со службы, и рекомендацию дам, кого на освободившийся пост привлечь следует.
Лэйбор нахмурился, раздул ноздри, что, стоит признать, в его исполнении выглядело угрожающе:
- По состоянию здоровья уйду. По причине внезапно возникшего старческого скудоумия! – Он гулко постучал себя указательным пальцем по лбу. – Потому как не постигаю, отчего на событие масштаба мировой значимости все первые лица не сами являются, а своих доверенных и уполномоченных присылают. Ты-то, понятно, Огэста и так под венец не затащишь, а ежели его за невестой самого отправить ноги бить, так он как раз лет в сто управится. Я другого в толк взять не могу. Местный владыка племянницу свою, хоть и троюродную, чай не за конюха выдает, а к алтарю ее отец ведёт. Я понимаю, самому несподручно ехать, дела государственные, заботы тяжкие, но хоть какого представителя от королевского дома прислал бы, хоть самого завалящего, здесь этого добра хватает, ан нет. Выписал писульку, что батюшке невесты сия почетная миссия доверяется, и затих. И наших, понять не получается. Ты этот курятник видел?..
Вновь пронзительный взгляд на собеседника.
- По лицу вижу, разглядел во всех подробностях! – усмехнулся старик. – А в Лидоне где глаза были? Неужто не видел, кого сюда насобирали?
- В том-то и дело, - Палмсбери наконец-то исхитрился вставить реплику во в высшей степени экспрессивную речь хозяина кабинета. – Принималось решение о другом составе придворного штаба принцессы… Затем в него вносились изменения. Судя по бумагам: одна ногу сломала незадолго до отъезда, вторая внезапно в падучей биться стала, третья экстренно замуж вышла, с четвертой тоже что-то эдакое… и все за неделю до даты отъезда.
- А ты что же, получается, не знал? – поднял кустистую бровь старик.
Лорд покаянно склонил голову.
- Дела… - граф Лэйбор побарабанил пальцами по подлокотнику. – Депеши отправлял уже?
- Дважды.
- И мне принес?
- Разумеется.
- Молодец! Давай сюда свою писульку, - протянул мясистую ладонь. – Отправлю в лучшем виде. Доставят обязательно, вот только не обещаю, что быстро… Ты знаешь, не так давно интересовался, чего это такое увлекательное читает моя внучка, что не слышит, как к ней дед подходит. Оказалось, что романчик дамский, любовный, слащавый до невозможности. Так там, ты не поверишь, у влюбленных был прелюбопытнейший артефакт. Шкатулка. Две даже. Пишешь записку, в одну шкатулочку ее складываешь, а она волшебным образом во второй оказывается. Так эти, не приведи господи, герои любовные записки так друг другу передавали. Вот ты мне ответь, почему у какого-то придурковатого юноши с пылающими очами и острыми ушами такая шкатулочка есть, а у меня, посла полномочного и чрезвычайного, нет?!
Глава 5
В Динтон-хаусе царило оживление. Такие события, как каникулы Грегори и Теодора, приезд Селии, и по отдельности способны растормошить любое общество, а уж совпавшие по времени и в пространстве усиливали эффект свой неимоверно.
В день приезда Селия не ограничилась подарком Тео. Леди Анна получила тончайшие бальные перчатки, что в преддверии сезона было не лишним. Чарльзу и Грегори от имени лорда Палмсбери были вручены новейшие стальные перьевые ручки, в корпус каждой был встроен резервуар для чернил.
Леди Мария получила великолепно оформленное издание «Записок о земле Лосской», чему была несказанно рада. О Лоссии обыкновенному обывателю известно было немного, в свете ходили всевозможнейшие слухи и догадки, представлявшие страну эту как варварскую и дикую. Получить книгу авторства Ри’Конте, эмигрировавшего из Кленции в первые годы правления Инсенса II, было воистину огромной удачей и большой радостью для этой достойной леди. Ри’Конте сочетал в своих работах высокий литературный слог с педантичностью и правдивостью изложения, кроме того, повествование было украшено иллюстрациями авторской работы, что добавляло очарования подарку.
Чарльз вежливо, но довольно формально поблагодарил кузину за подарок, презентованный лично ему, но, благодаря за подарок, преподнесенный матери, подобрал слова, возможно менее соответствующие эталону, зато более теплые и искренние.
- Не стоит, - мягко остановила его Селия. – Я от всего сердца хотела угодить леди Марии и счастлива, что мне в какой-то мере это удалось. Я впервые увидела вашу матушку, когда мне было десять лет, и с тех пор сохранила самые теплые воспоминания. Вы же знаете, что на свете не существует ни одного ребенка, который не был бы очарован леди Марией после пяти минут общения с нею.
Губ девушки коснулась легкая улыбка, ресницы слегка опустились, пряча грустинку во взгляде, но уже через мгновение, она, весело хохоча, присоединилась к кузинам, которые забавлялись со своими подарками.
Лизи и Кити получили великолепные двусторонние шали от той же фирмы Мирикл, что и пистолеты Теодора. У шалей был свой секрет, если их носили лицевой стороной вверх, то они выглядели тончайшим кружевом. Кити стала счастливой обладательницей шали цвета слоновой кости, а Лизи необычайно шел сливочный цвет доставшегося ей подарка. Однако стоило перевернуть шаль и набросить ее кому-то на плечи… Шаль буквально расцветала, самые причудливые сочетания оттенков и рисунков появлялись на ней, в зависимости от характера и настроения человека, её примерившего. Девушки развлекались и развлекали домочадцев, набрасывая шали на всех, кто проявлял неосмотрительность, оказываясь на пути у двух хохотушек. Поскольку к подаркам прилагался буклет с пояснениями, какой цвет и какая форма какой черте характера более всего соответствует, веселый смех раздавался не только при виде очередного фантастического орнамента, но и при попытках его расшифровать.
Миссис Нитнэс порадовала шалью коричневого цвета со строгим орнаментом из фиолетовых квадратов. Укрыв мать, прикорнувшую в кресле, они смогли полюбоваться плавными переходами от темно-синего до небесно-голубого и мягкими волнистыми линиями, сплетающимися в фантазийный узор. На плечах Селии шаль расцвела всполохами и зигзагами различных оттенков оранжевого. Со стороны казалось, что девушку окутало пламя.
Лишь мисс Грин смогла немного остудить исследовательский пыл двух шалуний. Резкий поворот головы, немного приподнятая бровь и легкий прищур смеющихся глаз заставил их осознать, что если они не перестанут сейчас подкрадываться с шалями наизготовку к загадочной компаньонке кузины, то в ближайшем будущем мисс Грин устроит им такую мистификацию, что окружающие будут донимать их шуточками и подначками на эту тему еще несколько лет.
- Тоже не решились? – заговорщицки подмигнула им кузина, а затем призналась со смехом, – Проверить шали на моей дорогой мисс Грин было первой мыслью, что пришла мне в голову, когда я впервые взяла их в руки. Но посмотрела ей в глаза, и духу не хватило!
Но задора, энергии и фантазии Селии хватало на многое другое. Даже давно известная и, что уж греха таить, слегка приевшаяся игра в волан становилась намного интереснее и азартнее, если в ней принимала участие кузина. А уж в случаях, когда к забавам обитателей Динтон-хауса присоединялись подруги и знакомые Лизи и Кити, их смех и возгласы проникали даже в библиотеку, где к ним с улыбкой одобрения прислушивалась леди Мария.
Шум и гам, который ежедневно устраивала молодежь, частенько лишал леди Анну ее послеобеденного сна, но она стоически переносила эти лишения, так как осознавала скоротечность весенних каникул и с тоской ожидала разлуку с сыном. Теодор по нескольку раз в день прибегал к матери, сбивчиво рассказывал и о накопившихся за день впечатлениях, и о значимых происшествиях в его школьной жизни. Иногда повторялся, сбивался и перескакивал с одного события на другое, но мать слушала его с таким вниманием, которого никогда не уделяла даже романам, частенько почитываемым в юности.
После того как мальчик получил в свое распоряжение «настоящие» пистолеты, он ежедневно тренировался в меткости. Слава богу, после первого пробного раза Тео больше не вынимал их из футляра в доме, а располагался на заднем дворе, где ему отвели закуток, достаточно просторный для его целей и достаточно удаленный для того, чтобы нервы обитателей Динтон-хауса не пострадали. Иногда к его тренировкам присоединялся кто-нибудь из старших братьев, а пару раз и сама Селия, которая с первого дня знакомства перешла в разряд «человек что надо», а после того как открыла для него лосскую игру под смешным названием «Лапта», удостоилась самого сильного и искреннего признания.
- Кузина! Какая же жалость, что ты девчонка! – вырвалось из глубины мальчишеской души. – Ты могла бы быть чертовски отличным другом! Мы бы с тобой такое свершили!
- Знаешь, Теодор, - ответила Селия, с трудом сохраняя серьезность, глядя в полные сочувствия глаза, - мне бесконечно лестна твоя оценка. С тем, что я девчонка, мы, конечно, ничего сделать не сможем. Но вот стать друзьями, мне кажется, стоит попробовать. В конце концов, настоящие товарищи должны быть терпимы к недостаткам друг друга!
