А она со своим столь милым моему слуху акцентом, перемешивая слова на двух языках, продолжает:
- Пшепрашем, проше понять, у нас лопнул шланг на стиральной машине. Если мы вас сильно залили, то не беспокойтесь, мы оплатим ремонт… - она лопочет что-то ещё, а я ничего не понимаю: какой шланг, куда и чего пролили?
- Не переживайте, - говорю, - нормально всё, и нет поводов для смущения.
Она разворачивается, делает шаг назад, поворачивается снова, взгляд её скользит от порога до моего пояса, рот открывается, видимо она хочет что-то ещё сказать, но снова отворачивается и уходит. А я тут же понимаю, что повод для смущения всё-таки есть – я в трусах, и у меня эрекция. А ещё говорят, что европейки раскрепощённые.
Вечером снова стук в дверь. Ну, думаю, просочилось чуточку влаги, ну да хрен бы с ней, под реечным-то потолком. Чего вам ещё от меня надо? А всё-таки приятно, если это снова она. Открываю. На пороге стоит зануда Володя. Сразу говорю ему:
- Всё нормально. Претензий не будет.
Он кудахчет с объяснениями-извинениями, а мне неловко, и я всё думаю: она рассказала ему про мой утренний стоячок или нет?
Так и познакомились. Стали здороваться при встрече. Однажды они меня даже на Новый Год к себе пригласили. Я припёрся с полным боекомплектом – пакет звенел стеклом, и ручки его еле держали вес. Передал принесённое. Разулся, разделся, руки помыл. Прохожу в комнату, а там стол уже накрыт. Присмотрелся – думаю, показалось, осмотрелся вокруг – понимаю, что не показалось. На столе обилие овощей, салаты без майонеза, рыба какая-то… и никаких жирностей, копчёностей и солёностей, ничего такого, чтобы обожраться так, чтоб дыхание перехватывало, и никакого алкоголя. Вообще. Совсем. Даже шампанского нет. Начал я по квартире ходить: то в окно посмотрю, то книжки в стеллаже поизучаю, улучив момент, даже в шкаф заглянул, а затем, найдя благопристойный повод, и в холодильник. Ни одной бутылки. Нигде. Ну, думаю, отвратительно, вот это попал, вот это встретил Новый Год. А они меня за стол усадили, и давай обхаживать, как гостя дорогого. Я им улыбаюсь, а на душе тоска: ведь я уже заранее, в качестве «прививки», остограммился, и душа продолжения банкета требует.
Но всё прошло не так уж и плохо. Оказалось, что быть трезвым бывает очень даже приятно, более того – разумно, если у тебя соответствующая компания. Вовка представился поклонником кросс-фита, Златка всерьёз увлекалась айкидо. Как по мне, так первейший признак хорошей пары – это когда люди очень разные в своих взглядах, и при этом отлично друг друга дополняют не только в действиях, но прежде всего в словах. Они шумно, но спокойно, не перебивая, увлечённо рассказывали мне, как познакомились, как поженились, где работают, при этом каждый привносил в монолог что-то своё, кардинально отличавшееся по окраске, но не противоречащее другому по смыслу. Мне это было не очень-то интересно, но будучи журналистом, я отлично знал, что смысл – не главное. Главное – автор-рассказчик, его эмоция, его нерв. Такого человека слушать интересно и приятно, даже если он несёт чушь о червях-пришельцах и опытах по оживлению отрезанной собачьей головы (любителем подобной хреномантии впоследствии окажется сам Вовка). И всё было бы просто чудесно, если бы рассказав что-то о себе, они бы меня не спрашивали о том же. Мне было неудобно, но приходилось отвечать. А что было делать, если журналистика только в кино – приключение, а в жизни – рутина? Что сказать счастливым супругам, если к браку относишься крайне отрицательно, а знакомишься только с «голодухи», а чаще просто пользуешь местных блядей, с которыми вместе и пьёшь? Приходилось быть культурным – приходилось изворотливо врать.
Мои соседи на Родине оказались мне соседями и на чужбине. Ну, как соседями - они поселились в гостинице «Интер-Сухум», что не близко, но всё же в пешей доступности. Не то чтобы я не был рад этой встрече – был, конечно – но произошла она как-то неожиданно, не к месту и несвоевременно. Чистые душой и помыслами, добрейшие, и абсолютно довольные жизнью Кестнеры будто не замечали моей сдержанности: они улыбались, смеялись, бомбили меня вопросами, на которые я отвечал очень уклончиво, обещая обо всём рассказать как-нибудь потом. Я понимал, конечно, что это «потом» может растянуться в бесконечность или «никогда», но стыдился и боялся признаться в этом, а рассказывать о том, куда я так мчался, считал нецелесообразным. Но, всё же почуяв в моём поведении подвох, как и полагается интеллигентным людям, они сменили тему разговора – начали рассказывать о своих успехах, а продолжили кошмарами с родных просторов. Новости из дома были крайне интересны, конечно, но чтобы не упустить чего важного и воспринимать их адекватно, я и с этой темы соскочил, назначив им новую встречу на завтра, в полдень, в «брехаловке». Тем вечером меня заботил совсем иной вопрос.
Любезно распрощавшись с ними возле гостиницы, я быстрым шагом направился восвояси. Ну, почти восвояси – к дому напротив моего, к Астану.
Астан отличный парень. Он мой ровесник и друг Игоряна по военной академии. По рекомендации последнего он меня и приютил. Я был ему невыгоден – сдавая квартиру отдыхающим, он получал бы деньги, а с меня не имел ничего. Платить ему как приезжий я всё равно бы долго не смог, уж слишком там задержался, но и от моих грошей он гордо отказался: на Кавказе дружба – дело как нигде святое. Впрочем, как и месть и вражда. Он представитель одной из силовых структур Абхазии, и связей, возможностей и полномочий у него не счесть.
Как все советские люди, решать важные вопросы мы сели на тесной кухне. О том, что по здешним нормам была уже ночь, я не подумал.
- Слушай, Астан, - сказал я, - а реально найти в Сухуме приезжего человека, зная только его имя и фамилию?
- Если он в отеле поселился – да, - ответил он, глубоко затянувшись российским «Парламентом». – Если квартиру или дом снял, то всё равно реально, но чуть дольше. А тебе зачем?
- Да понимаешь, встретил я тут одного человека… - замялся я, не зная как точнее описать «встречу».
- Думаешь, «они» за тобой приехали? – вдруг насторожился он, и взгляд его стал хищным.
- Да нет, не в этом дело. Если бы приехали, думаю, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Я тут девушку знакомую встретил. Даже не то чтобы встретил – почуял. И, кажется, даже увидел со спины, издали, но я правда не уверен, что это была именно она, - чуть приврав, чтобы не показаться сумасшедшим, конкретизировал я.
- Ах, вон оно что, - Астан широко улыбнулся. – Не допускаешь, что все эти нюхачества и видения от жары и безбабья?
Я не был настроен на шутки, и заявил абсолютно серьёзно:
- Нет, не допускаю. Я абсолютно уверен, что это была именно она.
- Вас что-то связывает? – не унимался он.
- Да. То есть – нет. В общем, не то чтобы, но я хочу её найти.
- Если нет, то зачем?
- Боюсь, что иного шанса может не представиться.
- Значит, рассчитываешь кое на что. Это понятно. И как же её зовут?
- Ира её зовут. Ирина Романова.
Астан задавил бычок в банке из под растворимого кофе. Затем встал, достал из холодильника бутылку чачи и поставил её на стол. Налив в стаканы по большому глотку, он сказал:
- А теперь опиши её поподробнее. Чую, что непроста девочка, и искать её придётся по словестному портрету.
Это утверждение не стало для меня открытием, но было крайне неприятно – много раз я уже видел, как местные пялятся, а то и открыто подкатывают к туристочкам. Как и во всех бывших кавказо-азиатских республиках, в Абхазии блондинки – заветные трофеи.
Вдруг я с удивлением для себя обнаружил, что не развлечения ради, а пользы дела для, не так-то просто наделить точными характеристиками человека, которого видел всего лишь дважды в жизни. Тем более если человек – девушка. Тут же в сознании промелькнули наши встречи, мои фантазии, луг у Красницы, прикосновения… промелькнули и исчезли, растворившись в небытии, вновь оставив за собой лишь тонкий шлейф воспоминаний и аромата земляники.
В погоне за ускользнувшими видениями, старясь быть пунктуальным и несбивчивым, я рисовал словесный портрет: рост, тип фигуры, волосы, глаза, нос, походка, манера речи… Он слушал внимательно, но закончить я не успел. За стенкой что-то пошевелилось, скрипнула половица, раздались шлепки босых ног, и на кухню вошла его жена Мира.
Её полное имя – Мирослава, имя славянское, а в России вообще редкое. Судя по внешности, кровь у неё греческая, а на деле – армянская, что с именем никак не вяжется, и вопрос этого несоответствия мучал меня довольно сильно, но в Абхазии, на земле православной, о чужих женщинах расспрашивать не принято так же, как и в мире мусульманском. И если поначалу сам Астан относился ко мне по-деловому, то она сразу же приняла меня очень радушно. Уже не в первый раз я убедился, что армяне – люди хорошие, может быть даже лучше самих абхазов.
Вот и тогда, проснувшись, она завернулась в пёстрый халат, вошла на кухню, и сказала:
- О, Паша у нас? - и улыбаясь, тревожно добавила: - Что-нибудь стряслось?
Я всё больше звонил по телефону Астану лично, а заходил нечасто, чтобы лишний раз не тревожить. Мира была беременна. Она мне сильно сочувствовала и очень переживала за меня и мою безответную любовь, доведшую до всего этого.
- Если бы у него всё было в порядке, он вообще бы сюда не приехал, - серьёзно вставил Астан, и тут же повеселел, - но теперь он здесь, и сюда же приехала одна белокурая дева, сводящая его с ума…
- Крашеная… - попытался оправдаться я, но Мира не дала мне договорить.
- Ого, - заявила она, и облокотилась на мужнино плечо, - так теперь наш мальчик не одинок. Это замечательно. И как же её зовут?
- Иришкой её звать, - сказал Астан, и тут же сменил тему, - а ты чего пришла сюда вдруг?
- Пить захотелось.
- Ну так пей и иди спать, а то у нас тут накурено, а тебе это вредно. А нам её найти ещё предстоит.
- Ой, ну всё, ухожу, деловые мужчины, - ехидно заметила Мира, и удалилась, унося с собой бутылку «Ауадхары».
Кавказцы, они только с виду суровые, а в цивилизованном доме, в быту, женщина таки имеет определённую власть и превосходство над мужчиной, только остальному миру этого показывать права не имеет.
- Ну так вот, Паша, - сказал он, разливая по второй и снова закуривая, - завтра к вечеру я пробью все отели, гостиницы и пансионы. Будет результат – сообщу, нет – тогда жди. С частным сектором и квартирами сложнее – пока информация разойдётся, пока обратно ко мне вернётся, тут может и неделя пройти, а она за это время может и уехать.
- И всё-таки, я делаю ставку на отели, причём солидные, - мы взяли стаканы и чокнулись, - она девочка небедная и привыкла к хорошему. Вот только если она не в Сухуме остановилась, а скажем, в Пицунде или Гаграх, это может на исход дела повлиять?
Астан отрицательно повертел головой:
- Нет, не может. Везде найдём…
Я вышел на улицу. Так себе улица: ничего красивого, ничего примечательного, только название звучное и грозное – улица генерала Дбар. Я даже подумал, что оно могло бы послужить хорошим названием для книги, причём и сюжетец уже намечался вполне себе реальный. А сильные, уверенные слова Астана и две порции чачи сбили с меня тревожное напряжение вечера, но от пустых мыслей не освободили. Я всё ещё не мог понять, зачем, собственно, хочу найти Ирку, и как объявлюсь и что скажу, когда найду, и что будет после.
Стоя на тротуаре, я закурил. Издавая неприличные звуки, по дороге катила старая «Ауди». Пару раз чихнув мотором и закряхтев, она остановилась почти напротив меня. Из машины вылез молодой джигит и, отчаянно жестикулируя, крикнул:
- Э, подтолкни по-братски, да?!
Я протолкал его до конца дома, после чего он завёлся, сильно дал газу и почти оглушил меня визгом клаксона. Наивно полагая, что теперь он помчит не хуже Себастьяна Лёба, я смотрел ему вслед и сильно ошибался. Проехав ещё метров пятьдесят, он опять залился чиханием и встал, а я, чтобы вновь не изображать маневровый тепловоз, бросил недокуренную сигарету и поспешил пересечь проезжую часть прямиком к своей парадной…
… Время перевалило за полночь. Город окончательно стих, как и тысячи раз прежде. В маленькой скудно обставленной однушке, сидя в старом велюровом кресле и вытянув ноги на журнальный столик, я смотрел в окно. Здесь мне не было тесно; не давила обстановка, чужбина и низкий потолок – мой мир рос, рос ввысь, одновременно с тем сюрреалистично сужаясь и вытягиваясь в длинный коридор, шириной в одно объятие. Я снова был нетрезв. На полу, рядом с креслом, стояла бутылка «Атауад»; глоток ещё болтался на донышке, а я никак не решался допить его и, свесив руку, всё водил и водил пальцем по горлышку. Неоднократно со мной такое случалось и раньше, но если тогда меня гнело чувство безысходности, то теперь я видел каждый свой шаг вперёд и таял в мечтах.
… Тепло. Низкое серое небо давит. Море. Штормит. Мутные волны. Пляж. Пальмы. Золотой песок. Я лежу на шезлонге. На левом боку лежу, рукой голову подперев. Вокруг люди. Их много, точнее – не мало. И все они – женщины. Молодые. Стройные. В бикини.
Ближе всех ко мне – ОНА.
Я чуть поворачиваю голову назад. Там две шатенки играют в волейбол. Обе высокие, но та, что от меня подальше, гораздо выше. Внизу живота, слева, у неё родинка. Я вообще нахожу родинки очень сексуальными. Но только над губой и на животе. Ну, и ещё на плече. Люблю их целовать. А у второй, которая вполоборота ко мне, талия осиная. И задница классная. Почти круглая. Так и укусил бы…
А МОЯ – спиной ко мне сидит. У неё под правой лопаткой родинка – тоже поцелуйчатое место, при определённой позиции.
Рядом с ней контраст – блондинка с красноватой кожей и знойная брюнетка, от природы смуглая. Не знаю почему, но я уверен, что это не загар. А блондинка, очевидно, с севера. Землячка, значит. МОЯ тоже северянка, но ещё более северная, чем я. Но не натурблонд. Жаль. «Красноватая» с брюнеткой в карты режутся. По глупой озадаченности на лицах ясно, что в «дурака», причём тёмненькая побеждает. Игра поглотила их полностью – никого вокруг не замечают. Мне даже обидно, ведь я упорно пытаюсь взглядом развязать тесёмки их купальников. А они друг напротив дружки сидят, ко мне боком, и сиськи их в профиль выглядят весьма внушающе. Блондинкины особенно.
МОЯ на их фоне теряется, конечно. Не котируется. Нет, с грудью у неё всё в порядке… было бы, будь она сантиметров на пятнадцать ниже ростом. Но с её лошадиными размерами могла бы быть и побольше. Раза в два. Эх, размечтался…
Но не сиськами ведь чувства разжигаются, правильно? Ещё раз мысленно поцеловав её родинку, я смотрю в сторону моря.
Прямо на песке сидит рыженькая. Мощные волны разбиваются о берег, и капли забрызгивают её ножки. Закинув голову назад, закрыв глаза, она наслаждается, или о чём-то мечтает, или всё сразу. Я люблю таких девчонок: в стороне от всех, вся «в себе», в своём мире. В жизнь таких интересно врываться, интересно окунаться в их мир. Я, конечно, не Кусто, но чую, что глубины там ещё те. Говорят, что рыжие бабы – огонь.
- Пшепрашем, проше понять, у нас лопнул шланг на стиральной машине. Если мы вас сильно залили, то не беспокойтесь, мы оплатим ремонт… - она лопочет что-то ещё, а я ничего не понимаю: какой шланг, куда и чего пролили?
- Не переживайте, - говорю, - нормально всё, и нет поводов для смущения.
Она разворачивается, делает шаг назад, поворачивается снова, взгляд её скользит от порога до моего пояса, рот открывается, видимо она хочет что-то ещё сказать, но снова отворачивается и уходит. А я тут же понимаю, что повод для смущения всё-таки есть – я в трусах, и у меня эрекция. А ещё говорят, что европейки раскрепощённые.
Вечером снова стук в дверь. Ну, думаю, просочилось чуточку влаги, ну да хрен бы с ней, под реечным-то потолком. Чего вам ещё от меня надо? А всё-таки приятно, если это снова она. Открываю. На пороге стоит зануда Володя. Сразу говорю ему:
- Всё нормально. Претензий не будет.
Он кудахчет с объяснениями-извинениями, а мне неловко, и я всё думаю: она рассказала ему про мой утренний стоячок или нет?
Так и познакомились. Стали здороваться при встрече. Однажды они меня даже на Новый Год к себе пригласили. Я припёрся с полным боекомплектом – пакет звенел стеклом, и ручки его еле держали вес. Передал принесённое. Разулся, разделся, руки помыл. Прохожу в комнату, а там стол уже накрыт. Присмотрелся – думаю, показалось, осмотрелся вокруг – понимаю, что не показалось. На столе обилие овощей, салаты без майонеза, рыба какая-то… и никаких жирностей, копчёностей и солёностей, ничего такого, чтобы обожраться так, чтоб дыхание перехватывало, и никакого алкоголя. Вообще. Совсем. Даже шампанского нет. Начал я по квартире ходить: то в окно посмотрю, то книжки в стеллаже поизучаю, улучив момент, даже в шкаф заглянул, а затем, найдя благопристойный повод, и в холодильник. Ни одной бутылки. Нигде. Ну, думаю, отвратительно, вот это попал, вот это встретил Новый Год. А они меня за стол усадили, и давай обхаживать, как гостя дорогого. Я им улыбаюсь, а на душе тоска: ведь я уже заранее, в качестве «прививки», остограммился, и душа продолжения банкета требует.
Но всё прошло не так уж и плохо. Оказалось, что быть трезвым бывает очень даже приятно, более того – разумно, если у тебя соответствующая компания. Вовка представился поклонником кросс-фита, Златка всерьёз увлекалась айкидо. Как по мне, так первейший признак хорошей пары – это когда люди очень разные в своих взглядах, и при этом отлично друг друга дополняют не только в действиях, но прежде всего в словах. Они шумно, но спокойно, не перебивая, увлечённо рассказывали мне, как познакомились, как поженились, где работают, при этом каждый привносил в монолог что-то своё, кардинально отличавшееся по окраске, но не противоречащее другому по смыслу. Мне это было не очень-то интересно, но будучи журналистом, я отлично знал, что смысл – не главное. Главное – автор-рассказчик, его эмоция, его нерв. Такого человека слушать интересно и приятно, даже если он несёт чушь о червях-пришельцах и опытах по оживлению отрезанной собачьей головы (любителем подобной хреномантии впоследствии окажется сам Вовка). И всё было бы просто чудесно, если бы рассказав что-то о себе, они бы меня не спрашивали о том же. Мне было неудобно, но приходилось отвечать. А что было делать, если журналистика только в кино – приключение, а в жизни – рутина? Что сказать счастливым супругам, если к браку относишься крайне отрицательно, а знакомишься только с «голодухи», а чаще просто пользуешь местных блядей, с которыми вместе и пьёшь? Приходилось быть культурным – приходилось изворотливо врать.
Мои соседи на Родине оказались мне соседями и на чужбине. Ну, как соседями - они поселились в гостинице «Интер-Сухум», что не близко, но всё же в пешей доступности. Не то чтобы я не был рад этой встрече – был, конечно – но произошла она как-то неожиданно, не к месту и несвоевременно. Чистые душой и помыслами, добрейшие, и абсолютно довольные жизнью Кестнеры будто не замечали моей сдержанности: они улыбались, смеялись, бомбили меня вопросами, на которые я отвечал очень уклончиво, обещая обо всём рассказать как-нибудь потом. Я понимал, конечно, что это «потом» может растянуться в бесконечность или «никогда», но стыдился и боялся признаться в этом, а рассказывать о том, куда я так мчался, считал нецелесообразным. Но, всё же почуяв в моём поведении подвох, как и полагается интеллигентным людям, они сменили тему разговора – начали рассказывать о своих успехах, а продолжили кошмарами с родных просторов. Новости из дома были крайне интересны, конечно, но чтобы не упустить чего важного и воспринимать их адекватно, я и с этой темы соскочил, назначив им новую встречу на завтра, в полдень, в «брехаловке». Тем вечером меня заботил совсем иной вопрос.
Любезно распрощавшись с ними возле гостиницы, я быстрым шагом направился восвояси. Ну, почти восвояси – к дому напротив моего, к Астану.
Астан отличный парень. Он мой ровесник и друг Игоряна по военной академии. По рекомендации последнего он меня и приютил. Я был ему невыгоден – сдавая квартиру отдыхающим, он получал бы деньги, а с меня не имел ничего. Платить ему как приезжий я всё равно бы долго не смог, уж слишком там задержался, но и от моих грошей он гордо отказался: на Кавказе дружба – дело как нигде святое. Впрочем, как и месть и вражда. Он представитель одной из силовых структур Абхазии, и связей, возможностей и полномочий у него не счесть.
Как все советские люди, решать важные вопросы мы сели на тесной кухне. О том, что по здешним нормам была уже ночь, я не подумал.
- Слушай, Астан, - сказал я, - а реально найти в Сухуме приезжего человека, зная только его имя и фамилию?
- Если он в отеле поселился – да, - ответил он, глубоко затянувшись российским «Парламентом». – Если квартиру или дом снял, то всё равно реально, но чуть дольше. А тебе зачем?
- Да понимаешь, встретил я тут одного человека… - замялся я, не зная как точнее описать «встречу».
- Думаешь, «они» за тобой приехали? – вдруг насторожился он, и взгляд его стал хищным.
- Да нет, не в этом дело. Если бы приехали, думаю, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Я тут девушку знакомую встретил. Даже не то чтобы встретил – почуял. И, кажется, даже увидел со спины, издали, но я правда не уверен, что это была именно она, - чуть приврав, чтобы не показаться сумасшедшим, конкретизировал я.
- Ах, вон оно что, - Астан широко улыбнулся. – Не допускаешь, что все эти нюхачества и видения от жары и безбабья?
Я не был настроен на шутки, и заявил абсолютно серьёзно:
- Нет, не допускаю. Я абсолютно уверен, что это была именно она.
- Вас что-то связывает? – не унимался он.
- Да. То есть – нет. В общем, не то чтобы, но я хочу её найти.
- Если нет, то зачем?
- Боюсь, что иного шанса может не представиться.
- Значит, рассчитываешь кое на что. Это понятно. И как же её зовут?
- Ира её зовут. Ирина Романова.
Астан задавил бычок в банке из под растворимого кофе. Затем встал, достал из холодильника бутылку чачи и поставил её на стол. Налив в стаканы по большому глотку, он сказал:
- А теперь опиши её поподробнее. Чую, что непроста девочка, и искать её придётся по словестному портрету.
Это утверждение не стало для меня открытием, но было крайне неприятно – много раз я уже видел, как местные пялятся, а то и открыто подкатывают к туристочкам. Как и во всех бывших кавказо-азиатских республиках, в Абхазии блондинки – заветные трофеи.
Вдруг я с удивлением для себя обнаружил, что не развлечения ради, а пользы дела для, не так-то просто наделить точными характеристиками человека, которого видел всего лишь дважды в жизни. Тем более если человек – девушка. Тут же в сознании промелькнули наши встречи, мои фантазии, луг у Красницы, прикосновения… промелькнули и исчезли, растворившись в небытии, вновь оставив за собой лишь тонкий шлейф воспоминаний и аромата земляники.
В погоне за ускользнувшими видениями, старясь быть пунктуальным и несбивчивым, я рисовал словесный портрет: рост, тип фигуры, волосы, глаза, нос, походка, манера речи… Он слушал внимательно, но закончить я не успел. За стенкой что-то пошевелилось, скрипнула половица, раздались шлепки босых ног, и на кухню вошла его жена Мира.
Её полное имя – Мирослава, имя славянское, а в России вообще редкое. Судя по внешности, кровь у неё греческая, а на деле – армянская, что с именем никак не вяжется, и вопрос этого несоответствия мучал меня довольно сильно, но в Абхазии, на земле православной, о чужих женщинах расспрашивать не принято так же, как и в мире мусульманском. И если поначалу сам Астан относился ко мне по-деловому, то она сразу же приняла меня очень радушно. Уже не в первый раз я убедился, что армяне – люди хорошие, может быть даже лучше самих абхазов.
Вот и тогда, проснувшись, она завернулась в пёстрый халат, вошла на кухню, и сказала:
- О, Паша у нас? - и улыбаясь, тревожно добавила: - Что-нибудь стряслось?
Я всё больше звонил по телефону Астану лично, а заходил нечасто, чтобы лишний раз не тревожить. Мира была беременна. Она мне сильно сочувствовала и очень переживала за меня и мою безответную любовь, доведшую до всего этого.
- Если бы у него всё было в порядке, он вообще бы сюда не приехал, - серьёзно вставил Астан, и тут же повеселел, - но теперь он здесь, и сюда же приехала одна белокурая дева, сводящая его с ума…
- Крашеная… - попытался оправдаться я, но Мира не дала мне договорить.
- Ого, - заявила она, и облокотилась на мужнино плечо, - так теперь наш мальчик не одинок. Это замечательно. И как же её зовут?
- Иришкой её звать, - сказал Астан, и тут же сменил тему, - а ты чего пришла сюда вдруг?
- Пить захотелось.
- Ну так пей и иди спать, а то у нас тут накурено, а тебе это вредно. А нам её найти ещё предстоит.
- Ой, ну всё, ухожу, деловые мужчины, - ехидно заметила Мира, и удалилась, унося с собой бутылку «Ауадхары».
Кавказцы, они только с виду суровые, а в цивилизованном доме, в быту, женщина таки имеет определённую власть и превосходство над мужчиной, только остальному миру этого показывать права не имеет.
- Ну так вот, Паша, - сказал он, разливая по второй и снова закуривая, - завтра к вечеру я пробью все отели, гостиницы и пансионы. Будет результат – сообщу, нет – тогда жди. С частным сектором и квартирами сложнее – пока информация разойдётся, пока обратно ко мне вернётся, тут может и неделя пройти, а она за это время может и уехать.
- И всё-таки, я делаю ставку на отели, причём солидные, - мы взяли стаканы и чокнулись, - она девочка небедная и привыкла к хорошему. Вот только если она не в Сухуме остановилась, а скажем, в Пицунде или Гаграх, это может на исход дела повлиять?
Астан отрицательно повертел головой:
- Нет, не может. Везде найдём…
Я вышел на улицу. Так себе улица: ничего красивого, ничего примечательного, только название звучное и грозное – улица генерала Дбар. Я даже подумал, что оно могло бы послужить хорошим названием для книги, причём и сюжетец уже намечался вполне себе реальный. А сильные, уверенные слова Астана и две порции чачи сбили с меня тревожное напряжение вечера, но от пустых мыслей не освободили. Я всё ещё не мог понять, зачем, собственно, хочу найти Ирку, и как объявлюсь и что скажу, когда найду, и что будет после.
Стоя на тротуаре, я закурил. Издавая неприличные звуки, по дороге катила старая «Ауди». Пару раз чихнув мотором и закряхтев, она остановилась почти напротив меня. Из машины вылез молодой джигит и, отчаянно жестикулируя, крикнул:
- Э, подтолкни по-братски, да?!
Я протолкал его до конца дома, после чего он завёлся, сильно дал газу и почти оглушил меня визгом клаксона. Наивно полагая, что теперь он помчит не хуже Себастьяна Лёба, я смотрел ему вслед и сильно ошибался. Проехав ещё метров пятьдесят, он опять залился чиханием и встал, а я, чтобы вновь не изображать маневровый тепловоз, бросил недокуренную сигарету и поспешил пересечь проезжую часть прямиком к своей парадной…
… Время перевалило за полночь. Город окончательно стих, как и тысячи раз прежде. В маленькой скудно обставленной однушке, сидя в старом велюровом кресле и вытянув ноги на журнальный столик, я смотрел в окно. Здесь мне не было тесно; не давила обстановка, чужбина и низкий потолок – мой мир рос, рос ввысь, одновременно с тем сюрреалистично сужаясь и вытягиваясь в длинный коридор, шириной в одно объятие. Я снова был нетрезв. На полу, рядом с креслом, стояла бутылка «Атауад»; глоток ещё болтался на донышке, а я никак не решался допить его и, свесив руку, всё водил и водил пальцем по горлышку. Неоднократно со мной такое случалось и раньше, но если тогда меня гнело чувство безысходности, то теперь я видел каждый свой шаг вперёд и таял в мечтах.
… Тепло. Низкое серое небо давит. Море. Штормит. Мутные волны. Пляж. Пальмы. Золотой песок. Я лежу на шезлонге. На левом боку лежу, рукой голову подперев. Вокруг люди. Их много, точнее – не мало. И все они – женщины. Молодые. Стройные. В бикини.
Ближе всех ко мне – ОНА.
Я чуть поворачиваю голову назад. Там две шатенки играют в волейбол. Обе высокие, но та, что от меня подальше, гораздо выше. Внизу живота, слева, у неё родинка. Я вообще нахожу родинки очень сексуальными. Но только над губой и на животе. Ну, и ещё на плече. Люблю их целовать. А у второй, которая вполоборота ко мне, талия осиная. И задница классная. Почти круглая. Так и укусил бы…
А МОЯ – спиной ко мне сидит. У неё под правой лопаткой родинка – тоже поцелуйчатое место, при определённой позиции.
Рядом с ней контраст – блондинка с красноватой кожей и знойная брюнетка, от природы смуглая. Не знаю почему, но я уверен, что это не загар. А блондинка, очевидно, с севера. Землячка, значит. МОЯ тоже северянка, но ещё более северная, чем я. Но не натурблонд. Жаль. «Красноватая» с брюнеткой в карты режутся. По глупой озадаченности на лицах ясно, что в «дурака», причём тёмненькая побеждает. Игра поглотила их полностью – никого вокруг не замечают. Мне даже обидно, ведь я упорно пытаюсь взглядом развязать тесёмки их купальников. А они друг напротив дружки сидят, ко мне боком, и сиськи их в профиль выглядят весьма внушающе. Блондинкины особенно.
МОЯ на их фоне теряется, конечно. Не котируется. Нет, с грудью у неё всё в порядке… было бы, будь она сантиметров на пятнадцать ниже ростом. Но с её лошадиными размерами могла бы быть и побольше. Раза в два. Эх, размечтался…
Но не сиськами ведь чувства разжигаются, правильно? Ещё раз мысленно поцеловав её родинку, я смотрю в сторону моря.
Прямо на песке сидит рыженькая. Мощные волны разбиваются о берег, и капли забрызгивают её ножки. Закинув голову назад, закрыв глаза, она наслаждается, или о чём-то мечтает, или всё сразу. Я люблю таких девчонок: в стороне от всех, вся «в себе», в своём мире. В жизнь таких интересно врываться, интересно окунаться в их мир. Я, конечно, не Кусто, но чую, что глубины там ещё те. Говорят, что рыжие бабы – огонь.
