На него старались не обращать внимания, и такая тактика довольно быстро дала результат – как-то незаметно совсем он исчез, а вместе с тем опустели и качели, с которых целый час не слезала Кудряш. Они оба растворились во мраке ночи, прихватив с собой бутылку общественного шампанского.
- Странный у вас парень, - сказал Тима, заметив его исчезновение.
- Он не парень мне, а просто друг. Чрезмерно весёлый и настойчивый, но друг, - подчеркнула Таня.
- Таких друзей – за конец, и в музей, - пошутил Ромка, опять демонстративно разглядывая её коленки.
- Да ну его, надоел. Всё хохмит без устали, балаболит. Несерьёзный.
- И это правильно, - заметил Димон, до сих пор всё как-то больше молчавший. – Это повод выпить! – тожественно объявил он, доставая из кармана 0,25 виски «Bell’s».
Заметив, что наливают, к ним присоединилась Уля. Находясь в чрезвычайно приподнятом состоянии духа, она ехидно и громко заметила: «Как плотно вы облепили мою подругу…». Разлив содержимое плоской бутылочки в пять стаканчиков, все замерли в ожидании тоста.
- Давайте без помпезности, - сказал Ромка, и вытянул руку со стаканчиком, - за друзей!
- За лучших друзей, - отозвался Тима.
- И за надоевших! – вставила Таня.
- И за подруг, - таинственно прошептала Уля.
- За дружбу, - нашёлся, наконец, Димон, тоста которому, казалось, уже не осталось, и тут же добавил, - межполовую в том числе!
Все чуть натянуто засмеялись. Девчонки затянули «у-у-у…». Чокнулись стаканчиками. Пластиковые стаканчики хрустнули. Выпили. Что характерно, девчонки тоже были на уровне – вместе с парнями выпили залпом. Тима достал мандарин, ловко его раздел и раздал каждому по две дольки. Закусили. Димон отшвырнул пустую бутылку в детскую песочницу. Ромка, решив вдруг, что хватит сидеть, встал и объявил, вроде как всем:
- А пойдёмте на качели? – при этом смотрел он только на Таню, ей же и протянул руку. – Я вас покачаю немного.
Таня не отказала, при этом глаза её наполнились чем-то лукавым, даже бесовским. По крайней мере, так показалось Тиме, не менее остальных обольщённому её чарами. Несмотря на то, что её расположение к Ромкиной наглости вызывало в нём лёгкое неприятие, он не сводил с неё глаз. И только когда, вдоволь накачавшись, Таня с Улей убыли продолжать банкет «куда-то туда», Тима, выпавший из обсуждения Таниных прелестей, понял, что его тревожило с самого начала ночи. Присутствие Вики. Она по-прежнему жила по соседству, он часто её видел, они подолгу разговаривали… но сегодня ночью он начисто позабыл о ней, не замечал, а она всегда была рядом и никак себя не проявляла, как вдруг…
- Ребята, - раздался сзади её голос, - там Щеглу совсем плохо, надо его домой отвести.
- Где плохо? – тупо спросил Тима, всё ещё находясь в глубине своих мыслей.
- Там, - ответила Вика и кивнула в сторону большого сугроба, накиданного возле кривоватого дуба.
В сугробе лежал Щёголев. Одну руку он откинул в сторону, другую - подмял под себя, будто бежал-бежал, и вдруг упал, сражённый пулей в спину. Шапка его валялась рядом, шарф торчал из кармана. Достав Щегла из снежного завала и установив его в относительно вертикальном положении, на него кое-как намотали красный шарф, дурную ушанку, чтобы не свалилась, как следует нахлобучили на голову и тесёмками затянули на небритом подбородке. На вопрос «где перчатка?» ответа добиться не удалось, и правую руку, ранее подмятую, а теперь, несомненно, обмороженную, по-наполеоновски заправили в расстёгнутую куртку.
Заблудившийся, катящийся по дворам ветерок гнал тоску и досаду. Оглядев «статую» Буонапарте, Ромка с надеждой оглянулся в сторону убыли Тани, цокнул языком, шумно вздохнул и ещё шумнее выдохнул, чтобы все сразу поняли, сколь крупно этот мир ему задолжал, как он ненавидит незнающих нормы выпивох, и задались вопросом: доколь ему мучиться, доколе? С Тимофеем всё было как-то проще. Знавший Щегла с раннего детства, но дружбы с ним никогда не водивший, он плевать на него хотел (что, впрочем, равнодушием не было), но голос Вики звучал для него как призыв и приказ, и Тима не видел иной цели, кроме как откликнуться на него и безоговорочно исполнить. Ну а Димон, как всегда, просто хотел спать. И хоть смотрел он на Вику, думал о Тане, готов уйти был с Улей или с кем угодно ещё, в четвёртом часу ночи кровать манила его сильнее всех.
Бонапарт улыбнулся и приоткрыл правый глаз.
- Интерполяция промежуточных значений индукционных токов прямо пропорциональна магнитному резонансу и обратно пропорциональна… - прогнусавил он.
- Заткнись, придурок, - прервала Вика и закованной в варежку пятернёй глухо шлёпнула ему по шапке. – Мне ещё перед твоей мамой краснеть.
- А чего краснеть-то? – возмутился Ромка. – Бросим этот куль с дерьмом на коврик, в дверь позвоним, и дёру. Как в детстве.
- У меня, между прочим, от таких детских забегов шрамы на коленках. Так что я в эти игры больше не играю, - ответила Вика.
- Так ты поэтому на последнем звонке в брюках была?
- Ты мне теперь всю жизнь напоминать об этом будешь?
- Да. Но мы все хотим увидеть твои шрамированные коленки, и если ты их нам сейчас покажешь, то… всё равно всю оставшуюся буду напоминать.
Тут Ромка обнял друзей за плечи, и они, как в плотном строю, отрывисто забасили:
- По-ка-жи! По-ка-жи!!
Вика поморщилась, но ничего не ответила на дружный хохот, вдруг взорвавший засыпающий двор. В конце концов, отхохотав, Ромка с Димоном подхватили шатающегося Щегла под руки и быстрыми шагами, потея и пыхтя, поволокли в сторону дома. Щегол, то едва отрывая ноги от земли, но откровенно их волоча, продолжал нести всякую чушь. Парни были злы, подозревая, что он вовсе не так уж и пьян, и по глупости природной и малодушию лишь прикидывается: посмотрите, мол, на меня, какой я крутой и взрослый, напиться вот могу, и вообще живу на полную катушку. А страстно желавший поначалу помочь Тима плёлся сзади и о чём-то оживлённо, но тихо, ворковал с Викой. Отойдя от Таниных чар и бёдер, он был остервенело рад тому, что можно вот так вот просто, плечом к плечу, едва соприкасаясь рукавами, идти с ней по ночному городу и городить всякую ересь, и смеяться над остальными, и, надев маску безразличия, спрашивать о личном.
А Вика ему отвечала, и спрашивала о том же самом, но смотрела больше вперёд, на две ссутулившихся под тяжкой ношей спины. Вернее, на одну – на ту, что слева, постройнее, от которой пахло «Фаренгейтом» и долетали матерные словечки.
Следующим вечером, неожиданно для всех, Ромка снова собрал всю банду. Вопрос перед парнями поставил простой и грубый: Танюшка, вроде, не против, а значит остаётся решить, кто её будет? Тима с Димоном были немного ошеломлены таким поворотом сюжета – оба думали о ней весь день, и им от чего-то не верилось, что доведётся ещё раз повстречаться с этой крутобедренной шатенкой, ничего такого, собственно, и не сделавшей, чтобы завладеть их умами. Волнение и предвкушение чего-то несбыточного, но от этого не менее сладкого, захлестнуло их. Чтобы скрыть это, они держались преувеличенно бодро и весело, атакуя Ромку липкими вопросами, на что тот, со свойственной ему высокомерной невозмутимостью, отделывался рублеными фразами, ничего по существу не значащими.
На самом же деле всё было просто. Без труда он нашёл её в социальной сети. Посмотрел фотографии прошедшей ночи. Возгордившись, что на львиной их доле запечатлён он сам, утром написал ей:
- Безмерно рад и польщён таким вниманием. Ты мне тоже понравилась. Но как же Юра?
- А что, Юра? - ответила Таня.
- Ну как – что? Он, всё же, твой парень, - уточнил Ромка, якобы запамятовав её ночное разъяснение.
- Он мне не парень.
- ???
- Он – просто так.
- Я так и подумал. Только «просто так» и могло исчезнуть в ночи с Кудряшом.
- С кем?
- Да не важно. Зачем копаться в прошлом? Давай рисовать будущее. НАШЕ будущее.
- А ты самоуверен…
- Да.
- И прям…
- Да.
- Ты всегда такой?
- Всегда. Но не со всеми. Встречаемся завтра, в «Кубике», в 20:57.
Она писала ему что-то ещё о том, какой он наглый, что она никогда ещё не встречалась с такой дерзостью, как ей надоели робкие ухаживания и что-то ещё, но Ромка этого уже не читал. Он просчитал её, и действовал по отработанной схеме, не сомневаясь, что она придёт. Был, конечно, шанс отказа, вроде попытки показать характер, однако всерьёз он его не рассматривал, справедливо полагаясь на восемь заповедей своего отца, согласно которым Танюха с потрохами выдала свою слабость на передок.
Парни недоумевали. Как же так, у него всё так легко и просто с ней выходит, в воздухе уже пахнет интимом, как вдруг он спрашивает: кто её будет? Парни недоумевали, но молчали. А Ромка, несмотря на юный ещё возраст, поддался совсем уже иной игре. Вместо того чтобы взять да вдуть прошмандовке между скул, он жаждал узнать, кто из друзей проявит к ней больший интерес и к кому проявит интерес она, и проявит ли вообще, если он «вдруг» начнёт вести себя пассивно. Он чувствовал, но не хотел признавать, что в глубине его души давно уже зародилось оскорбительное чувство сострадания и жалости. Чувство, направленное на Тимофея. Тяжело было смотреть, как тот годами страдает и сохнет от безответной любви, как им пренебрегают, как сам он переживает и теряется при знакомстве с другими девушками.
Гадкое несовершенство этого мира, вся его паскудная неидеальность, человеческая глупость и женское блядство слишком рано открылись Ромке. Сам он того ещё не сознавал в полной мере, но уже превыше всего ценил своего друга - Тиму, и ещё сильнее не понимал как удалось сдружиться с Димоном…
Танюшка, конечно, пришла. Может быть, даже вовремя – этого Ромка не знал, ведь сами-то они опоздали. Миновав входной тамбур, он подошёл к ведущей в зал двери и открыл её, услужливым жестом пропуская друзей вперёд. Димон вошёл первым, Тима – за ним. Ромка выждал секунду, на мгновение обернувшись на ведущую наверх лестницу, чему-то улыбнулся, и проследовал за ними. Осматривая зал, все трое столпились у входа, в поисках Танюшки шаря глазами по мутным посетителям вечернего бильярдного клуба.
В помещении было так сильно накурено, что дым резал глаза и напрочь заглушал приторный аромат Димоновского парфюма. За ближайшим от входа столом трое играли в «пул»: два смазливых паренька и робкая девчушка молча гоняли шары и старались не замечать окружающих. Рядом с ними расположилась похожая компания – такие же юнцы, наверное, школьники ещё, рубились два на два, разбившись на пары мальчик-девочка. За третьим столом двое суровых мужчин сконцентрировано гоняли «американку». Следующие два стола для «пула» были свободны и ждали своего часа. Справа от них, в почётном, дальнем от входа углу, за маленьким круглым столиком возле вешалки, рядом со столом для русского бильярда, сидела она.
Полуотвернувшись, будто ничто вокруг её не интересует, Танюшка курила, поставив локоток на столешницу и грациозно изогнув кисть с зажатой меж наманикюренных пальцев тонкой сигаретой. Вид у неё при этом был столь гордый и беспечно-задумчивый, что она походила на средней цены проститутку, томящуюся в ожидании, но ни секунды не сомневающуюся в предстоящем успехе. По крайней мере, так подумалось Тиме, уже тогда склонному к критическому художественному мышлению. А Димон, наоборот, воодушевился и возвысился, завидя скрещенные ноги, отчего Танины ляжки казались ещё более мощными; вероятно, именно сей факт и подтолкнул его первым ринуться в её сторону. Ромка же ещё раз взглядом окинул зал, одарил барменшу фирменной улыбкой с протяжным «здрась-ь-те», и подтолкнул вперёд замявшегося Тиму, вопросительно ему кивнув. Тима никак на немой вопрос не отреагировал, и между стоящих напротив бара столиков они проследовали вслед за Димоном.
- А вот и мы, - в радостном смятении объявил Димон, самодовольно улыбнулся и добавил, - давно не виделись.
- Соскучился по мне? – спросила Таня, с вызовом глядя на него исподлобья.
- Ну не так чтобы прям скучал, но… - и тут Димон замялся, не зная, что ответить такое, чтобы обойтись без дешёвой лести и не показаться угодником.
- Но сильнее всех скучал он, - вклинился Ромка, снова плечом подталкивая Тиму и протягивая руку Тане.
Перехватив сигарету другой рукой, она ответила на его жест, протянув ему ладошку так, как протягивают её для поцелуя. Звучно чмокнув воздух, Ромка обхватил её тонкие пальчики и сильно-сильно потряс. Широко улыбаясь, чтобы не рассмеяться, Таня закинула голову назад, несколько раз сильно фыркнула, но смеха всё-таки не сдержала. Высвободив свою руку, она по-мужски протянула её Тиме:
- И тебе привет, - сказала она, смотря на него почти в упор.
Робеющий Тима аккуратно пожал протянутую ладонь.
- Я тоже рад тебя видеть, - ответил он и поспешил ретироваться, отправившись к маркёрше, она же барменша, за шарами.
- Не пугай его, - серьёзно заявил Ромка, скидывая куртку и цепляя её на рогатую вешалку, - он этого не любит.
- Ой ли, - игриво протянула Таня, - какие все пугливые пошли. Я, между прочим, вас давно уже жду. Что соврёте в своё оправдание?
- У Димона случился понос, - посмотрев на часы, трагически и с сочувствием произнёс Ромка.
- А у Ромки – энурез, - парировал тот.
- А у Тимы – стоячок, - заговорщицки прошептал Ромка, чуть склонившись к вновь усевшейся на стул Тане. – Но это большая тайна.
- Фу, какие же вы мерзкие пошляки. Но раз уж так, выходит, он самый выгодный на сегодня кавалер, - заявила Таня и добавила, обращаясь к возвратившемуся Тиме. – Тимофей, мы тут решили сыграть два на два. Ты не против составить компанию мне?
- Почему нет? – пожал плечами Тима, ставя поднос с шарами на пошарканное сукно.
Несмотря на царящую атмосферу непринуждённого веселья, партия выдалась скучной и весьма затянулась. При этом парни не переставали дивиться Таниным ударам – не очень точным, но весьма сильным и резким. А виной всему было то, что они катали шары лишь третий раз в жизни. Димон, каждый раз примеряясь к удару, долго выцеливал и водил туда-сюда длинным для него кием. Ромка, с задумчивостью стратега, по несколько раз обходил стол и сконцентрировано натирал мелом наклейку. И только Тима вёл себя очень просто - не мудрствуя и не выбирая, бил ближайший к нему шар. А Таня, чей взгляд скользил с одного парня на другого, никак не могла понять, что происходит. Зачем пригласивший её Ромка приволок с собой своих друзей? Это ладно, этому можно ещё найти объяснение. Но почему он, несомненный лидер и заводила, вдруг стал молчалив? Почему интересуется игрой больше, чем ей? Почему, в конце концов, так редко на неё посматривает? Эти и многие другие вопросы не давали ей покоя, и каждый раз, гневаясь и недоумевая всё сильнее, когда брала у Тимы кий, она старалась коснуться его руки и, по возможности, задержать контакт, чтобы все это заметили. Все и заметили. Ромка тихо ухмылялся. Димон негодовал, что все его остроты и болтовня не производят должного эффекта. А Тима страдал, мучаясь от тоскливой смеси приятного с вульгарным…
Тот вечер и закончился так же: вроде всем было весело, но каждый остался при своём разочаровании.
- Странный у вас парень, - сказал Тима, заметив его исчезновение.
- Он не парень мне, а просто друг. Чрезмерно весёлый и настойчивый, но друг, - подчеркнула Таня.
- Таких друзей – за конец, и в музей, - пошутил Ромка, опять демонстративно разглядывая её коленки.
- Да ну его, надоел. Всё хохмит без устали, балаболит. Несерьёзный.
- И это правильно, - заметил Димон, до сих пор всё как-то больше молчавший. – Это повод выпить! – тожественно объявил он, доставая из кармана 0,25 виски «Bell’s».
Заметив, что наливают, к ним присоединилась Уля. Находясь в чрезвычайно приподнятом состоянии духа, она ехидно и громко заметила: «Как плотно вы облепили мою подругу…». Разлив содержимое плоской бутылочки в пять стаканчиков, все замерли в ожидании тоста.
- Давайте без помпезности, - сказал Ромка, и вытянул руку со стаканчиком, - за друзей!
- За лучших друзей, - отозвался Тима.
- И за надоевших! – вставила Таня.
- И за подруг, - таинственно прошептала Уля.
- За дружбу, - нашёлся, наконец, Димон, тоста которому, казалось, уже не осталось, и тут же добавил, - межполовую в том числе!
Все чуть натянуто засмеялись. Девчонки затянули «у-у-у…». Чокнулись стаканчиками. Пластиковые стаканчики хрустнули. Выпили. Что характерно, девчонки тоже были на уровне – вместе с парнями выпили залпом. Тима достал мандарин, ловко его раздел и раздал каждому по две дольки. Закусили. Димон отшвырнул пустую бутылку в детскую песочницу. Ромка, решив вдруг, что хватит сидеть, встал и объявил, вроде как всем:
- А пойдёмте на качели? – при этом смотрел он только на Таню, ей же и протянул руку. – Я вас покачаю немного.
Таня не отказала, при этом глаза её наполнились чем-то лукавым, даже бесовским. По крайней мере, так показалось Тиме, не менее остальных обольщённому её чарами. Несмотря на то, что её расположение к Ромкиной наглости вызывало в нём лёгкое неприятие, он не сводил с неё глаз. И только когда, вдоволь накачавшись, Таня с Улей убыли продолжать банкет «куда-то туда», Тима, выпавший из обсуждения Таниных прелестей, понял, что его тревожило с самого начала ночи. Присутствие Вики. Она по-прежнему жила по соседству, он часто её видел, они подолгу разговаривали… но сегодня ночью он начисто позабыл о ней, не замечал, а она всегда была рядом и никак себя не проявляла, как вдруг…
- Ребята, - раздался сзади её голос, - там Щеглу совсем плохо, надо его домой отвести.
- Где плохо? – тупо спросил Тима, всё ещё находясь в глубине своих мыслей.
- Там, - ответила Вика и кивнула в сторону большого сугроба, накиданного возле кривоватого дуба.
В сугробе лежал Щёголев. Одну руку он откинул в сторону, другую - подмял под себя, будто бежал-бежал, и вдруг упал, сражённый пулей в спину. Шапка его валялась рядом, шарф торчал из кармана. Достав Щегла из снежного завала и установив его в относительно вертикальном положении, на него кое-как намотали красный шарф, дурную ушанку, чтобы не свалилась, как следует нахлобучили на голову и тесёмками затянули на небритом подбородке. На вопрос «где перчатка?» ответа добиться не удалось, и правую руку, ранее подмятую, а теперь, несомненно, обмороженную, по-наполеоновски заправили в расстёгнутую куртку.
Заблудившийся, катящийся по дворам ветерок гнал тоску и досаду. Оглядев «статую» Буонапарте, Ромка с надеждой оглянулся в сторону убыли Тани, цокнул языком, шумно вздохнул и ещё шумнее выдохнул, чтобы все сразу поняли, сколь крупно этот мир ему задолжал, как он ненавидит незнающих нормы выпивох, и задались вопросом: доколь ему мучиться, доколе? С Тимофеем всё было как-то проще. Знавший Щегла с раннего детства, но дружбы с ним никогда не водивший, он плевать на него хотел (что, впрочем, равнодушием не было), но голос Вики звучал для него как призыв и приказ, и Тима не видел иной цели, кроме как откликнуться на него и безоговорочно исполнить. Ну а Димон, как всегда, просто хотел спать. И хоть смотрел он на Вику, думал о Тане, готов уйти был с Улей или с кем угодно ещё, в четвёртом часу ночи кровать манила его сильнее всех.
Бонапарт улыбнулся и приоткрыл правый глаз.
- Интерполяция промежуточных значений индукционных токов прямо пропорциональна магнитному резонансу и обратно пропорциональна… - прогнусавил он.
- Заткнись, придурок, - прервала Вика и закованной в варежку пятернёй глухо шлёпнула ему по шапке. – Мне ещё перед твоей мамой краснеть.
- А чего краснеть-то? – возмутился Ромка. – Бросим этот куль с дерьмом на коврик, в дверь позвоним, и дёру. Как в детстве.
- У меня, между прочим, от таких детских забегов шрамы на коленках. Так что я в эти игры больше не играю, - ответила Вика.
- Так ты поэтому на последнем звонке в брюках была?
- Ты мне теперь всю жизнь напоминать об этом будешь?
- Да. Но мы все хотим увидеть твои шрамированные коленки, и если ты их нам сейчас покажешь, то… всё равно всю оставшуюся буду напоминать.
Тут Ромка обнял друзей за плечи, и они, как в плотном строю, отрывисто забасили:
- По-ка-жи! По-ка-жи!!
Вика поморщилась, но ничего не ответила на дружный хохот, вдруг взорвавший засыпающий двор. В конце концов, отхохотав, Ромка с Димоном подхватили шатающегося Щегла под руки и быстрыми шагами, потея и пыхтя, поволокли в сторону дома. Щегол, то едва отрывая ноги от земли, но откровенно их волоча, продолжал нести всякую чушь. Парни были злы, подозревая, что он вовсе не так уж и пьян, и по глупости природной и малодушию лишь прикидывается: посмотрите, мол, на меня, какой я крутой и взрослый, напиться вот могу, и вообще живу на полную катушку. А страстно желавший поначалу помочь Тима плёлся сзади и о чём-то оживлённо, но тихо, ворковал с Викой. Отойдя от Таниных чар и бёдер, он был остервенело рад тому, что можно вот так вот просто, плечом к плечу, едва соприкасаясь рукавами, идти с ней по ночному городу и городить всякую ересь, и смеяться над остальными, и, надев маску безразличия, спрашивать о личном.
А Вика ему отвечала, и спрашивала о том же самом, но смотрела больше вперёд, на две ссутулившихся под тяжкой ношей спины. Вернее, на одну – на ту, что слева, постройнее, от которой пахло «Фаренгейтом» и долетали матерные словечки.
***
Следующим вечером, неожиданно для всех, Ромка снова собрал всю банду. Вопрос перед парнями поставил простой и грубый: Танюшка, вроде, не против, а значит остаётся решить, кто её будет? Тима с Димоном были немного ошеломлены таким поворотом сюжета – оба думали о ней весь день, и им от чего-то не верилось, что доведётся ещё раз повстречаться с этой крутобедренной шатенкой, ничего такого, собственно, и не сделавшей, чтобы завладеть их умами. Волнение и предвкушение чего-то несбыточного, но от этого не менее сладкого, захлестнуло их. Чтобы скрыть это, они держались преувеличенно бодро и весело, атакуя Ромку липкими вопросами, на что тот, со свойственной ему высокомерной невозмутимостью, отделывался рублеными фразами, ничего по существу не значащими.
На самом же деле всё было просто. Без труда он нашёл её в социальной сети. Посмотрел фотографии прошедшей ночи. Возгордившись, что на львиной их доле запечатлён он сам, утром написал ей:
- Безмерно рад и польщён таким вниманием. Ты мне тоже понравилась. Но как же Юра?
- А что, Юра? - ответила Таня.
- Ну как – что? Он, всё же, твой парень, - уточнил Ромка, якобы запамятовав её ночное разъяснение.
- Он мне не парень.
- ???
- Он – просто так.
- Я так и подумал. Только «просто так» и могло исчезнуть в ночи с Кудряшом.
- С кем?
- Да не важно. Зачем копаться в прошлом? Давай рисовать будущее. НАШЕ будущее.
- А ты самоуверен…
- Да.
- И прям…
- Да.
- Ты всегда такой?
- Всегда. Но не со всеми. Встречаемся завтра, в «Кубике», в 20:57.
Она писала ему что-то ещё о том, какой он наглый, что она никогда ещё не встречалась с такой дерзостью, как ей надоели робкие ухаживания и что-то ещё, но Ромка этого уже не читал. Он просчитал её, и действовал по отработанной схеме, не сомневаясь, что она придёт. Был, конечно, шанс отказа, вроде попытки показать характер, однако всерьёз он его не рассматривал, справедливо полагаясь на восемь заповедей своего отца, согласно которым Танюха с потрохами выдала свою слабость на передок.
Парни недоумевали. Как же так, у него всё так легко и просто с ней выходит, в воздухе уже пахнет интимом, как вдруг он спрашивает: кто её будет? Парни недоумевали, но молчали. А Ромка, несмотря на юный ещё возраст, поддался совсем уже иной игре. Вместо того чтобы взять да вдуть прошмандовке между скул, он жаждал узнать, кто из друзей проявит к ней больший интерес и к кому проявит интерес она, и проявит ли вообще, если он «вдруг» начнёт вести себя пассивно. Он чувствовал, но не хотел признавать, что в глубине его души давно уже зародилось оскорбительное чувство сострадания и жалости. Чувство, направленное на Тимофея. Тяжело было смотреть, как тот годами страдает и сохнет от безответной любви, как им пренебрегают, как сам он переживает и теряется при знакомстве с другими девушками.
Гадкое несовершенство этого мира, вся его паскудная неидеальность, человеческая глупость и женское блядство слишком рано открылись Ромке. Сам он того ещё не сознавал в полной мере, но уже превыше всего ценил своего друга - Тиму, и ещё сильнее не понимал как удалось сдружиться с Димоном…
Танюшка, конечно, пришла. Может быть, даже вовремя – этого Ромка не знал, ведь сами-то они опоздали. Миновав входной тамбур, он подошёл к ведущей в зал двери и открыл её, услужливым жестом пропуская друзей вперёд. Димон вошёл первым, Тима – за ним. Ромка выждал секунду, на мгновение обернувшись на ведущую наверх лестницу, чему-то улыбнулся, и проследовал за ними. Осматривая зал, все трое столпились у входа, в поисках Танюшки шаря глазами по мутным посетителям вечернего бильярдного клуба.
В помещении было так сильно накурено, что дым резал глаза и напрочь заглушал приторный аромат Димоновского парфюма. За ближайшим от входа столом трое играли в «пул»: два смазливых паренька и робкая девчушка молча гоняли шары и старались не замечать окружающих. Рядом с ними расположилась похожая компания – такие же юнцы, наверное, школьники ещё, рубились два на два, разбившись на пары мальчик-девочка. За третьим столом двое суровых мужчин сконцентрировано гоняли «американку». Следующие два стола для «пула» были свободны и ждали своего часа. Справа от них, в почётном, дальнем от входа углу, за маленьким круглым столиком возле вешалки, рядом со столом для русского бильярда, сидела она.
Полуотвернувшись, будто ничто вокруг её не интересует, Танюшка курила, поставив локоток на столешницу и грациозно изогнув кисть с зажатой меж наманикюренных пальцев тонкой сигаретой. Вид у неё при этом был столь гордый и беспечно-задумчивый, что она походила на средней цены проститутку, томящуюся в ожидании, но ни секунды не сомневающуюся в предстоящем успехе. По крайней мере, так подумалось Тиме, уже тогда склонному к критическому художественному мышлению. А Димон, наоборот, воодушевился и возвысился, завидя скрещенные ноги, отчего Танины ляжки казались ещё более мощными; вероятно, именно сей факт и подтолкнул его первым ринуться в её сторону. Ромка же ещё раз взглядом окинул зал, одарил барменшу фирменной улыбкой с протяжным «здрась-ь-те», и подтолкнул вперёд замявшегося Тиму, вопросительно ему кивнув. Тима никак на немой вопрос не отреагировал, и между стоящих напротив бара столиков они проследовали вслед за Димоном.
- А вот и мы, - в радостном смятении объявил Димон, самодовольно улыбнулся и добавил, - давно не виделись.
- Соскучился по мне? – спросила Таня, с вызовом глядя на него исподлобья.
- Ну не так чтобы прям скучал, но… - и тут Димон замялся, не зная, что ответить такое, чтобы обойтись без дешёвой лести и не показаться угодником.
- Но сильнее всех скучал он, - вклинился Ромка, снова плечом подталкивая Тиму и протягивая руку Тане.
Перехватив сигарету другой рукой, она ответила на его жест, протянув ему ладошку так, как протягивают её для поцелуя. Звучно чмокнув воздух, Ромка обхватил её тонкие пальчики и сильно-сильно потряс. Широко улыбаясь, чтобы не рассмеяться, Таня закинула голову назад, несколько раз сильно фыркнула, но смеха всё-таки не сдержала. Высвободив свою руку, она по-мужски протянула её Тиме:
- И тебе привет, - сказала она, смотря на него почти в упор.
Робеющий Тима аккуратно пожал протянутую ладонь.
- Я тоже рад тебя видеть, - ответил он и поспешил ретироваться, отправившись к маркёрше, она же барменша, за шарами.
- Не пугай его, - серьёзно заявил Ромка, скидывая куртку и цепляя её на рогатую вешалку, - он этого не любит.
- Ой ли, - игриво протянула Таня, - какие все пугливые пошли. Я, между прочим, вас давно уже жду. Что соврёте в своё оправдание?
- У Димона случился понос, - посмотрев на часы, трагически и с сочувствием произнёс Ромка.
- А у Ромки – энурез, - парировал тот.
- А у Тимы – стоячок, - заговорщицки прошептал Ромка, чуть склонившись к вновь усевшейся на стул Тане. – Но это большая тайна.
- Фу, какие же вы мерзкие пошляки. Но раз уж так, выходит, он самый выгодный на сегодня кавалер, - заявила Таня и добавила, обращаясь к возвратившемуся Тиме. – Тимофей, мы тут решили сыграть два на два. Ты не против составить компанию мне?
- Почему нет? – пожал плечами Тима, ставя поднос с шарами на пошарканное сукно.
Несмотря на царящую атмосферу непринуждённого веселья, партия выдалась скучной и весьма затянулась. При этом парни не переставали дивиться Таниным ударам – не очень точным, но весьма сильным и резким. А виной всему было то, что они катали шары лишь третий раз в жизни. Димон, каждый раз примеряясь к удару, долго выцеливал и водил туда-сюда длинным для него кием. Ромка, с задумчивостью стратега, по несколько раз обходил стол и сконцентрировано натирал мелом наклейку. И только Тима вёл себя очень просто - не мудрствуя и не выбирая, бил ближайший к нему шар. А Таня, чей взгляд скользил с одного парня на другого, никак не могла понять, что происходит. Зачем пригласивший её Ромка приволок с собой своих друзей? Это ладно, этому можно ещё найти объяснение. Но почему он, несомненный лидер и заводила, вдруг стал молчалив? Почему интересуется игрой больше, чем ей? Почему, в конце концов, так редко на неё посматривает? Эти и многие другие вопросы не давали ей покоя, и каждый раз, гневаясь и недоумевая всё сильнее, когда брала у Тимы кий, она старалась коснуться его руки и, по возможности, задержать контакт, чтобы все это заметили. Все и заметили. Ромка тихо ухмылялся. Димон негодовал, что все его остроты и болтовня не производят должного эффекта. А Тима страдал, мучаясь от тоскливой смеси приятного с вульгарным…
Тот вечер и закончился так же: вроде всем было весело, но каждый остался при своём разочаровании.
