Но как бы он объяснил, почему по спине трупа бегут письмена? Ярис увидел их, когда санитарки смыли с Малики кровь и грязь перед тем, как перевезти её в палату, и вспомнил сказку о метке морун. Но в сказке не говорилось, что надписи живые!
Чего только не делал Ярис этой ночью: искусственное дыхание, вентиляция лёгких, массаж сердца, переливание крови… С вечера моруна по всем признакам была мертва. А письмена жили! И сейчас Ярис ждал прихода сиделки с горьким известием, что строчки застыли или исчезли.
Раздался стук в дверь.
Ярис вздохнул, надел очки:
— Войдите.
На пороге возникла сестра милосердия:
— Маркиз Ларе! К вам посетители.
Из коридора донёсся звук шагов. Так шёл Адэр Карро через Мраморный зал к обычному креслу вместо трона — широко, уверенно, чеканя шаг.
Ярис задвинул под стол корзину для мусора, встал посреди кабинета, прихлопнул на халате карманы и, когда Адэр переступил порог, склонил голову:
— Мой правитель!
Адэр ответил лёгким кивком:
— Маркиз Ларе! — И пронзил взглядом. — Как она?
Не зная, что ответить, Ярис указал на своё кресло во главе стола:
— Прошу вас, присядьте.
— Я приехал не один. — Адэр опустился на кожаное сиденье и указал на вошедшего в кабинет молодого мужчину. — Маркиз Бархат. Мой друг и соратник. Он прибыл со мной из Тезара. А это родственник Малики. Его зовут Мун.
Ярис посмотрел на старика, замершего на пороге. Ориент?.. Его место в резервации, а не рядом с правителем.
— Йола! — крикнул Адэр. — Заблудился?
За спиной Муна возник ещё один… ориент.
— Йола специалист в области травматологии, — вновь заговорил Адэр. — Маркиз Ларе, распорядитесь проводить стариков в палату Малики. Они будут ухаживать за ней, пока она не выздоровеет.
— Насчёт родственника — согласен, — кивнул Ярис, рассматривая Муна, одетого в обыденный костюм. Каким образом ориент умудрился стать моруне родственником?
Переключил внимание на старца в одежде морского народа: просторные штаны и рубаха навыпуск, на голове платок с узлом на затылке, кожаная обувь без твёрдой подошвы.
— Позвольте взглянуть на вашу лицензию травматолога.
Старец потёр мизинцем кончик носа:
— Йола всю жизнь лечит.
Ярис пригнул голову:
— Простите?
— Йола умеет лечить.
— Простите. Я не расслышал. Сколько лет вы практикуете?
— Йола лечит, а не практикует.
Ярис повернулся к Адэру:
— При всем уважении к опыту и возрасту я не могу позволить человеку без должного образования прикасаться к больной.
— Маркиз! Проведите их в палату.
— Прошу прощения, мой правитель, но в моей клинике действуют определённые правила, нарушать которые никому не позволено. Даже мне.
Адэр поднялся:
— Распорядитесь перенести Малику в машину.
— Её нельзя перевозить!
Адэр направился к двери.
Через минуту тишину коридора вновь нарушил звук шагов. Маркиз Ларе вёл стариков в отделение интенсивной терапии.
Вскочив со стула, сиделка приподняла подол накрахмаленного платья и, склонив голову, присела. Белокурые локоны спрыгнули с покатых плеч и прикрыли высокую грудь.
— Ты свободна, Вельма, — сказал Ярис.
Девушка выпорхнула за дверь, оставив в палате тонкий аромат таёжных лесов.
Ярис подошёл к лежащей на боку Малике. Бросил сокрушённый взгляд на письмена — час назад они бежали намного быстрее. Накрыл простынёй спину, усеянную кровоподтёками, повернулся к старикам:
— Буду краток… — И умолк на полуслове.
Адэр ничего не сказал им! Он привёз сюда дряхлых, беспомощных людей и даже не удосужился подготовить их к сильнейшему всплеску переживаний!
Ярис подхватил Муна под локоть, усадил на стул. Втиснул в трясущуюся ладонь стакан воды с успокоительными каплями. Хотел усадить Йола, но тот ущипнул себя за ухо и с нестарческой резвостью подскочил к кровати.
— Сколько?
— Что «сколько»? — переспросил Ярис.
— Сколько не дышит?
— Со вчерашнего вечера.
— Сколько часов?!
Тон тщедушного на вид старика был жёстким и требовательным. Ярис растерялся. Доныне простой люд разговаривал с ним как с Богом — полушёпотом. Не зная, как отреагировать на грубость, взял с тумбочки карту болезни. Пролистывая страницы, пытался вспомнить, о чём спросил ориент.
Йола осторожно повернул Малику на спину. Взглянув на лицо, отшатнулся. Но уже через секунду худые пальцы вонзились в грудную клетку девушки.
— Осторожно! — вскричал Ярис. — У неё сломаны…
— Третья.
— Простите?
— Сломана третья кость. Верх сердца.
Ярис нахмурился.
Старик вдавил в тело ребро ладони:
— И пятая. Низ сердца. — Вогнал пальцы в межрёберье настолько глубоко, что, казалось, проткнул кожу насквозь. — Сердце живое.
Ярис снял очки. Надел:
— Точно живое?
— Сколько не дышит? — вновь спросил Йола.
Ярис скользнул взглядом по записям в карте, посмотрел на настенные часы:
— Одиннадцать часов.
— Йола нужны минуты.
— Одиннадцать часов и двадцать минут.
— У Йола есть сорок минут.
— Простите, я не понял.
— Ориенты могут долго не дышать. Так понятно?
— Это я знаю. Ко мне приносили мальчика. Ориента, — говорил Ярис, наблюдая за пальцами старика. — Он вдохнул кусочек ракушки. Пока его несли, пока я извлёк инородное тело… По идее, ребёнок не дышал пять часов, хотя я думаю, сломался мой стетоскоп, и поэтому я не смог услышать…
— Ориенты ныряют на двенадцать часов, — перебил Йола.
— Малика — ориентка? — искренне удивился Ярис и даже успел за долю секунды подумать, что впредь не стоит подслушивать сказки.
— Малика — нет. Отец Малики — ориент.
Фраза, произнесённая стариком минуту назад, наконец-то догнала Яриса. Он окончательно смутился:
— Вы хотите сказать, что ориенты могут обходиться без воздуха двенадцать часов?
— Йола не хочет сказать. Йола уже сказал.
Ярис оттянул воротник рубашки:
— Предположим, вы услышали сердце. Предположим, девушка может не дышать длительное время.
— Двенадцать часов, — вставил Йола.
— Хорошо, я запомню. Но у неё температура такая же, как в комнате. Температура трупа.
— Отец Малики — ориент.
Ярис прижал к виску ладонь:
— Я не понимаю, о чём вы говорите.
— Ориент ныряет на двенадцать часов в холодную воду. Ориенту нельзя мёрзнуть.
— Вы хотите сказать, что, когда ориент задерживает под водой дыхание, температура его тела понижается до температуры окружающей среды?
— Не ниже двенадцати градусов.
— Вы шутите?
— Йола не умеет шутить.
Ярис расстегнул верхнюю пуговицу рубашки:
— А куда ныряет ориент на двенадцать часов?
— В море. Мун! Помоги.
Ярис посмотрел на старика, сидящего на стуле, и с досадой поморщился — в суматохе он явно переборщил с успокоительными каплями.
— Я помогу. Что надо делать?
— Йола хочет посмотреть спину.
Они осторожно перевернули Малику. Ярис вытер выступивший на лбу пот: слова побледнели, проступали не все буквы, и лениво бегущие строки походили на прореженные зубья старой расчёски.
— Йола не знал, что надпись живая, — сказал старец озадаченно.
— Именно это удержало меня от вскрытия.
Пальцы старика забегали по спине Малики.
— Четвёртый выбит. Пятый.
— Не так быстро, — попросил Ярис, лихорадочно листая карту.
— Седьмой. Копчик смещён.
— Подождите!
Они вновь перевернули Малику на спину.
— Сколько у Йола времени?
Ярис посмотрел на часы:
— Двадцать минут. А что вы делаете?
— Йола хочет знать, почему Малика не дышит.
— Честно говоря, когда я увидел девушку, решил, что у неё вообще не осталось целых костей. Однако при обследовании методом пальпации оказалось…
Ярис подавился словами. Пальцы старика чуть ли не полностью ушли под ребро Малики.
— Отломки ранили лёгкое. В себя воздух тянуть можно, а вытолкнуть нельзя. Сколько у Йола времени?
— Десять минут.
— Йола нужна длинная игла, пустая внутри. — Старик поцеловал Малику в лоб. — Потерпи, дочка.
Ярис кружил по коридору, нервно потирая ладони.
В клинике работали доктора почти всех востребованных специальностей. В основном это были выходцы из малоимущих семей, те, кто не гнался за большими деньгами и искренне любил медицину. Ярис помогал им с обучением за границей, притом не тратя отцовских денег. Он изобретал лекарства, продавал свои открытия, и статью дохода, не задумываясь, превращал в статью расхода с целью получения в дальнейшем прибыли в виде надёжных и самоотверженных соучастников великого дела. Но с травматологами ему не везло. Всему причиной был прииск «Горный», где чуть ли не каждую неделю случались травмы, чаще всего несовместимые с жизнью.
Иногда врачам улыбалась удача, и они складывали кости в конторе или в какой-нибудь лачуге при свете керосиновой лампы. Но удача — капризная подруга, и зачастую приходилось оказывать помощь прямо на прииске, в горах.
Сподвижники быстро выдыхались и уже через месяц, от силы через два, сбегали. Точнее, находили массу причин для ухода из клиники. Радовало одно: Ярис не успел потратиться на дорогостоящее оборудование для травматологии.
Сегодня он стал свидетелем сложнейшей работы, проведённой не специалистом в том смысле слова, какой он вкладывал в это понятие. То, что сделал ориент, что сотворили его руки и пальцы без какого-либо оборудования и приборов, заставило забыть о правителе. Неизвестно, когда Ярис вспомнил бы о нём, если бы не показавшийся в конце коридора маркиз Бархат.
— Я говорила, что сюда нельзя, — крикнула сестра милосердия, еле поспевая за Виларом, — но они не хотят слушать.
Стараясь ни словом, ни взглядом не выдать негодования, Ярис устремился навстречу маркизу. День явно не задался. Вместо того чтобы уделять внимание пациентам, он вынужден ублажать высочайших гостей, которые ведут себя как хозяева.
— Маркиз Бархат, прошу вас вернуться.
— Почему я не могу проведать больную?
Интерес знатного человека к состоянию девушки из низшего сословия показался Ярису странным, если не сказать — нездоровым. Это ему, доктору, безразлично, во что одет страждущий: в дорогой костюм или в рубище. Но дворяне спокон веку с прохладцей взирают на нужды и беды прислуги.
— В отделении интенсивной терапии посещение больных запрещено, — сказал Ярис, придав голосу спокойное, но твёрдое звучание.
— Почему больная с переломом ноги находится в реанимации, а не в обычном отделении?
Вопрос маркиза поставил в тупик. Ярис снял очки, посмотрел сквозь стёкла на свет. Правитель отнёсся бессердечно не только к убелённым сединами старикам, он скрыл подлинную причину нахождения девушки в клинике даже от своего соратника.
Адэр участвовал в поисках плебейки, проявил к ней сострадание и лично привёз её родственника и чудо-доктора — это вознесло его в глазах Яриса на высшую ступень благородства и человечности. Сейчас же правитель упал, точнее, мог упасть, ибо Ярис ещё пытался разобраться в подоплёке его неблаговидного поведения.
— Ноги как раз целы, — сказал он, надевая очки. — И руки целы.
— В таком случае я настаиваю… — начал было Вилар заносчиво, но, слава богу, ему хватило ума умерить гордыню и обратиться к Ярису более уважительно: — Прошу прощения за излишне резкий тон. Вероятно, я неверно истолковал слова правителя о болезни девушки. Конечно, я не имею права нарушать установленные вами правила, но прошу вас в виде исключения позволить мне взглянуть на неё.
— Кем она вам приходится?
— Она… она моя сиделка. Недавно я получил серьёзную травму позвоночника. Йола поставил меня на ноги. Малика ему помогала.
Чудо-доктор, чудо-доктор, застучало в голове Яриса. Если старика взять врачом в клинику — коллеги не поймут. А вдруг проверка? Как объяснить проверяющему, почему ориент здесь, а не в резервации?
Ярис взял Вилара под локоть и повёл по коридору:
— Состояние вашей сиделки очень тяжёлое. Девушка угодила в какую-то переделку и чудом осталась жива.
— Правитель ничего не сказал мне.
Неожиданно в голову пришло объяснение непонятному отношению Адэра к своим спутникам.
— Возможно, правитель поступил так из гуманных соображений. Вы бы всю дорогу изводили себя безрадостными мыслями. — Подойдя к палате, Ярис сжал Вилару локоть. — Если я не ошибаюсь, ваш отец Суан Бархат? Советник Великого по вопросам транспорта и связи?
— Совершенно верно. Это имеет какое-то значение?
— Абсолютно никакого. Простое любопытство, — ответил Ярис и открыл дверь.
Старики вскочили со стульев, согнули спины. Вилар сделал несколько шагов и застыл перед кроватью. Ярис боролся с желанием обойти маркиза и взглянуть ему в лицо. Какие же чувства сквозят во взоре потомка одной из самых знатных фамилий Тезара? Если маркиз находится в пленительной власти особы из низшего сословия — его отцу пора бить тревогу, ибо во всём мире ничто не ценится так высоко, как сохранность чистоты высокородной крови.
Мысль, что чужие чувства и чужая кровь не должны его волновать, во всяком случае, не сейчас, когда у него в гостях правитель, заставила Яриса перепоручить Вилара сестре милосердия и поспешить в кабинет.
Адэр смотрел в окно. Даже со спины в его осанке, постановке головы и развороте плеч сквозило столько величия и силы, что Ярис, переступив порог, невольно вытянулся, как на приёме. Как же престолонаследник Тезара похож на великого отца!
Адэр обернулся:
— Распорядитесь насчёт комнат, маркиз Ларе. Мы у вас немного погостим.
Поздно вечером Адэр вызвал в свои покои Вилара, Йола и Муна. Утопая в глубоком кресле, жестом указал им на стулья и проговорил:
— Вы имеете право знать правду. — Глядя перед собой, умолк.
Вряд ли кто догадался, зачем он привёз стариков в клинику. Помочь Малике… безусловно… Но была ещё одна, более важная причина. Вернись плебейка в замок, поднятая на ноги усилиями маркиза Ларе, и задумка обрести помощников в лице морского народа потерпела бы крах. Здесь же, в больничной палате, её тело лучше самых красноречивых фраз поведало о том, что произошло с ней в бандитском лагере. Её страдания не могли оставить ориентов безучастными.
— Я задержался на прииске. Малика не стала меня ждать и отправилась в посёлок пешком. Когда я приехал в постоялый двор, её там не было. Я решил, что она захотела посмотреть на горы или пошла к морю… Скорее всего, так и было. Мы нашли её в горах, недалеко от моря… Начальник прииска наткнулся на лагерь беглых искупленцев, и мы поняли, что Малика была у них в плену. Наверное, они подумали, что она умерла, и выбросили тело… Мы тоже так подумали и привезли её к маркизу Ларе, чтобы получить заключение о смерти. А Малика оказалась жива.
Мун упал на колени, принялся целовать Адэру руку.
— Довольно! — Он выдернул ладонь из пальцев старика. — Я рассказал это не для того, чтобы вы передо мной унижались.
Йола помог брату подняться, усадил его на стул.
— Преступники должны понести наказание, — вновь заговорил Адэр. — Мне нужна помощь морского народа.
— Морской народ не умеет воевать, — произнёс Йола.
— Возможно, у бандитов есть пленники. Возможно, среди них есть ориенты. И если не вы — кто их спасёт? Я здесь человек новый. У меня нет стражей, нет армии. Пока я сформирую отряд, пройдёт немало времени. А у пленников каждая минута на счету.
Взгляд Йола оставался непреклонным.
Адэр подошёл к окну, упёрся кулаками в подоконник:
— Уходите.
— Мой господин… — прозвучал голос Муна.
— Помолчи, — шикнул Йола.
— Мой господин! — повторил Мун. — Я хочу рассказать вам одну давнюю историю.
— Не приставай к правителю!
— Прошу вас, выслушайте, — настаивал Мун.
Чего только не делал Ярис этой ночью: искусственное дыхание, вентиляция лёгких, массаж сердца, переливание крови… С вечера моруна по всем признакам была мертва. А письмена жили! И сейчас Ярис ждал прихода сиделки с горьким известием, что строчки застыли или исчезли.
Раздался стук в дверь.
Ярис вздохнул, надел очки:
— Войдите.
На пороге возникла сестра милосердия:
— Маркиз Ларе! К вам посетители.
Из коридора донёсся звук шагов. Так шёл Адэр Карро через Мраморный зал к обычному креслу вместо трона — широко, уверенно, чеканя шаг.
Ярис задвинул под стол корзину для мусора, встал посреди кабинета, прихлопнул на халате карманы и, когда Адэр переступил порог, склонил голову:
— Мой правитель!
Адэр ответил лёгким кивком:
— Маркиз Ларе! — И пронзил взглядом. — Как она?
Не зная, что ответить, Ярис указал на своё кресло во главе стола:
— Прошу вас, присядьте.
— Я приехал не один. — Адэр опустился на кожаное сиденье и указал на вошедшего в кабинет молодого мужчину. — Маркиз Бархат. Мой друг и соратник. Он прибыл со мной из Тезара. А это родственник Малики. Его зовут Мун.
Ярис посмотрел на старика, замершего на пороге. Ориент?.. Его место в резервации, а не рядом с правителем.
— Йола! — крикнул Адэр. — Заблудился?
За спиной Муна возник ещё один… ориент.
— Йола специалист в области травматологии, — вновь заговорил Адэр. — Маркиз Ларе, распорядитесь проводить стариков в палату Малики. Они будут ухаживать за ней, пока она не выздоровеет.
— Насчёт родственника — согласен, — кивнул Ярис, рассматривая Муна, одетого в обыденный костюм. Каким образом ориент умудрился стать моруне родственником?
Переключил внимание на старца в одежде морского народа: просторные штаны и рубаха навыпуск, на голове платок с узлом на затылке, кожаная обувь без твёрдой подошвы.
— Позвольте взглянуть на вашу лицензию травматолога.
Старец потёр мизинцем кончик носа:
— Йола всю жизнь лечит.
Ярис пригнул голову:
— Простите?
— Йола умеет лечить.
— Простите. Я не расслышал. Сколько лет вы практикуете?
— Йола лечит, а не практикует.
Ярис повернулся к Адэру:
— При всем уважении к опыту и возрасту я не могу позволить человеку без должного образования прикасаться к больной.
— Маркиз! Проведите их в палату.
— Прошу прощения, мой правитель, но в моей клинике действуют определённые правила, нарушать которые никому не позволено. Даже мне.
Адэр поднялся:
— Распорядитесь перенести Малику в машину.
— Её нельзя перевозить!
Адэр направился к двери.
Через минуту тишину коридора вновь нарушил звук шагов. Маркиз Ларе вёл стариков в отделение интенсивной терапии.
***
Вскочив со стула, сиделка приподняла подол накрахмаленного платья и, склонив голову, присела. Белокурые локоны спрыгнули с покатых плеч и прикрыли высокую грудь.
— Ты свободна, Вельма, — сказал Ярис.
Девушка выпорхнула за дверь, оставив в палате тонкий аромат таёжных лесов.
Ярис подошёл к лежащей на боку Малике. Бросил сокрушённый взгляд на письмена — час назад они бежали намного быстрее. Накрыл простынёй спину, усеянную кровоподтёками, повернулся к старикам:
— Буду краток… — И умолк на полуслове.
Адэр ничего не сказал им! Он привёз сюда дряхлых, беспомощных людей и даже не удосужился подготовить их к сильнейшему всплеску переживаний!
Ярис подхватил Муна под локоть, усадил на стул. Втиснул в трясущуюся ладонь стакан воды с успокоительными каплями. Хотел усадить Йола, но тот ущипнул себя за ухо и с нестарческой резвостью подскочил к кровати.
— Сколько?
— Что «сколько»? — переспросил Ярис.
— Сколько не дышит?
— Со вчерашнего вечера.
— Сколько часов?!
Тон тщедушного на вид старика был жёстким и требовательным. Ярис растерялся. Доныне простой люд разговаривал с ним как с Богом — полушёпотом. Не зная, как отреагировать на грубость, взял с тумбочки карту болезни. Пролистывая страницы, пытался вспомнить, о чём спросил ориент.
Йола осторожно повернул Малику на спину. Взглянув на лицо, отшатнулся. Но уже через секунду худые пальцы вонзились в грудную клетку девушки.
— Осторожно! — вскричал Ярис. — У неё сломаны…
— Третья.
— Простите?
— Сломана третья кость. Верх сердца.
Ярис нахмурился.
Старик вдавил в тело ребро ладони:
— И пятая. Низ сердца. — Вогнал пальцы в межрёберье настолько глубоко, что, казалось, проткнул кожу насквозь. — Сердце живое.
Ярис снял очки. Надел:
— Точно живое?
— Сколько не дышит? — вновь спросил Йола.
Ярис скользнул взглядом по записям в карте, посмотрел на настенные часы:
— Одиннадцать часов.
— Йола нужны минуты.
— Одиннадцать часов и двадцать минут.
— У Йола есть сорок минут.
— Простите, я не понял.
— Ориенты могут долго не дышать. Так понятно?
— Это я знаю. Ко мне приносили мальчика. Ориента, — говорил Ярис, наблюдая за пальцами старика. — Он вдохнул кусочек ракушки. Пока его несли, пока я извлёк инородное тело… По идее, ребёнок не дышал пять часов, хотя я думаю, сломался мой стетоскоп, и поэтому я не смог услышать…
— Ориенты ныряют на двенадцать часов, — перебил Йола.
— Малика — ориентка? — искренне удивился Ярис и даже успел за долю секунды подумать, что впредь не стоит подслушивать сказки.
— Малика — нет. Отец Малики — ориент.
Фраза, произнесённая стариком минуту назад, наконец-то догнала Яриса. Он окончательно смутился:
— Вы хотите сказать, что ориенты могут обходиться без воздуха двенадцать часов?
— Йола не хочет сказать. Йола уже сказал.
Ярис оттянул воротник рубашки:
— Предположим, вы услышали сердце. Предположим, девушка может не дышать длительное время.
— Двенадцать часов, — вставил Йола.
— Хорошо, я запомню. Но у неё температура такая же, как в комнате. Температура трупа.
— Отец Малики — ориент.
Ярис прижал к виску ладонь:
— Я не понимаю, о чём вы говорите.
— Ориент ныряет на двенадцать часов в холодную воду. Ориенту нельзя мёрзнуть.
— Вы хотите сказать, что, когда ориент задерживает под водой дыхание, температура его тела понижается до температуры окружающей среды?
— Не ниже двенадцати градусов.
— Вы шутите?
— Йола не умеет шутить.
Ярис расстегнул верхнюю пуговицу рубашки:
— А куда ныряет ориент на двенадцать часов?
— В море. Мун! Помоги.
Ярис посмотрел на старика, сидящего на стуле, и с досадой поморщился — в суматохе он явно переборщил с успокоительными каплями.
— Я помогу. Что надо делать?
— Йола хочет посмотреть спину.
Они осторожно перевернули Малику. Ярис вытер выступивший на лбу пот: слова побледнели, проступали не все буквы, и лениво бегущие строки походили на прореженные зубья старой расчёски.
— Йола не знал, что надпись живая, — сказал старец озадаченно.
— Именно это удержало меня от вскрытия.
Пальцы старика забегали по спине Малики.
— Четвёртый выбит. Пятый.
— Не так быстро, — попросил Ярис, лихорадочно листая карту.
— Седьмой. Копчик смещён.
— Подождите!
Они вновь перевернули Малику на спину.
— Сколько у Йола времени?
Ярис посмотрел на часы:
— Двадцать минут. А что вы делаете?
— Йола хочет знать, почему Малика не дышит.
— Честно говоря, когда я увидел девушку, решил, что у неё вообще не осталось целых костей. Однако при обследовании методом пальпации оказалось…
Ярис подавился словами. Пальцы старика чуть ли не полностью ушли под ребро Малики.
— Отломки ранили лёгкое. В себя воздух тянуть можно, а вытолкнуть нельзя. Сколько у Йола времени?
— Десять минут.
— Йола нужна длинная игла, пустая внутри. — Старик поцеловал Малику в лоб. — Потерпи, дочка.
***
Ярис кружил по коридору, нервно потирая ладони.
В клинике работали доктора почти всех востребованных специальностей. В основном это были выходцы из малоимущих семей, те, кто не гнался за большими деньгами и искренне любил медицину. Ярис помогал им с обучением за границей, притом не тратя отцовских денег. Он изобретал лекарства, продавал свои открытия, и статью дохода, не задумываясь, превращал в статью расхода с целью получения в дальнейшем прибыли в виде надёжных и самоотверженных соучастников великого дела. Но с травматологами ему не везло. Всему причиной был прииск «Горный», где чуть ли не каждую неделю случались травмы, чаще всего несовместимые с жизнью.
Иногда врачам улыбалась удача, и они складывали кости в конторе или в какой-нибудь лачуге при свете керосиновой лампы. Но удача — капризная подруга, и зачастую приходилось оказывать помощь прямо на прииске, в горах.
Сподвижники быстро выдыхались и уже через месяц, от силы через два, сбегали. Точнее, находили массу причин для ухода из клиники. Радовало одно: Ярис не успел потратиться на дорогостоящее оборудование для травматологии.
Сегодня он стал свидетелем сложнейшей работы, проведённой не специалистом в том смысле слова, какой он вкладывал в это понятие. То, что сделал ориент, что сотворили его руки и пальцы без какого-либо оборудования и приборов, заставило забыть о правителе. Неизвестно, когда Ярис вспомнил бы о нём, если бы не показавшийся в конце коридора маркиз Бархат.
— Я говорила, что сюда нельзя, — крикнула сестра милосердия, еле поспевая за Виларом, — но они не хотят слушать.
Стараясь ни словом, ни взглядом не выдать негодования, Ярис устремился навстречу маркизу. День явно не задался. Вместо того чтобы уделять внимание пациентам, он вынужден ублажать высочайших гостей, которые ведут себя как хозяева.
— Маркиз Бархат, прошу вас вернуться.
— Почему я не могу проведать больную?
Интерес знатного человека к состоянию девушки из низшего сословия показался Ярису странным, если не сказать — нездоровым. Это ему, доктору, безразлично, во что одет страждущий: в дорогой костюм или в рубище. Но дворяне спокон веку с прохладцей взирают на нужды и беды прислуги.
— В отделении интенсивной терапии посещение больных запрещено, — сказал Ярис, придав голосу спокойное, но твёрдое звучание.
— Почему больная с переломом ноги находится в реанимации, а не в обычном отделении?
Вопрос маркиза поставил в тупик. Ярис снял очки, посмотрел сквозь стёкла на свет. Правитель отнёсся бессердечно не только к убелённым сединами старикам, он скрыл подлинную причину нахождения девушки в клинике даже от своего соратника.
Адэр участвовал в поисках плебейки, проявил к ней сострадание и лично привёз её родственника и чудо-доктора — это вознесло его в глазах Яриса на высшую ступень благородства и человечности. Сейчас же правитель упал, точнее, мог упасть, ибо Ярис ещё пытался разобраться в подоплёке его неблаговидного поведения.
— Ноги как раз целы, — сказал он, надевая очки. — И руки целы.
— В таком случае я настаиваю… — начал было Вилар заносчиво, но, слава богу, ему хватило ума умерить гордыню и обратиться к Ярису более уважительно: — Прошу прощения за излишне резкий тон. Вероятно, я неверно истолковал слова правителя о болезни девушки. Конечно, я не имею права нарушать установленные вами правила, но прошу вас в виде исключения позволить мне взглянуть на неё.
— Кем она вам приходится?
— Она… она моя сиделка. Недавно я получил серьёзную травму позвоночника. Йола поставил меня на ноги. Малика ему помогала.
Чудо-доктор, чудо-доктор, застучало в голове Яриса. Если старика взять врачом в клинику — коллеги не поймут. А вдруг проверка? Как объяснить проверяющему, почему ориент здесь, а не в резервации?
Ярис взял Вилара под локоть и повёл по коридору:
— Состояние вашей сиделки очень тяжёлое. Девушка угодила в какую-то переделку и чудом осталась жива.
— Правитель ничего не сказал мне.
Неожиданно в голову пришло объяснение непонятному отношению Адэра к своим спутникам.
— Возможно, правитель поступил так из гуманных соображений. Вы бы всю дорогу изводили себя безрадостными мыслями. — Подойдя к палате, Ярис сжал Вилару локоть. — Если я не ошибаюсь, ваш отец Суан Бархат? Советник Великого по вопросам транспорта и связи?
— Совершенно верно. Это имеет какое-то значение?
— Абсолютно никакого. Простое любопытство, — ответил Ярис и открыл дверь.
Старики вскочили со стульев, согнули спины. Вилар сделал несколько шагов и застыл перед кроватью. Ярис боролся с желанием обойти маркиза и взглянуть ему в лицо. Какие же чувства сквозят во взоре потомка одной из самых знатных фамилий Тезара? Если маркиз находится в пленительной власти особы из низшего сословия — его отцу пора бить тревогу, ибо во всём мире ничто не ценится так высоко, как сохранность чистоты высокородной крови.
Мысль, что чужие чувства и чужая кровь не должны его волновать, во всяком случае, не сейчас, когда у него в гостях правитель, заставила Яриса перепоручить Вилара сестре милосердия и поспешить в кабинет.
Адэр смотрел в окно. Даже со спины в его осанке, постановке головы и развороте плеч сквозило столько величия и силы, что Ярис, переступив порог, невольно вытянулся, как на приёме. Как же престолонаследник Тезара похож на великого отца!
Адэр обернулся:
— Распорядитесь насчёт комнат, маркиз Ларе. Мы у вас немного погостим.
Часть 18
***
Поздно вечером Адэр вызвал в свои покои Вилара, Йола и Муна. Утопая в глубоком кресле, жестом указал им на стулья и проговорил:
— Вы имеете право знать правду. — Глядя перед собой, умолк.
Вряд ли кто догадался, зачем он привёз стариков в клинику. Помочь Малике… безусловно… Но была ещё одна, более важная причина. Вернись плебейка в замок, поднятая на ноги усилиями маркиза Ларе, и задумка обрести помощников в лице морского народа потерпела бы крах. Здесь же, в больничной палате, её тело лучше самых красноречивых фраз поведало о том, что произошло с ней в бандитском лагере. Её страдания не могли оставить ориентов безучастными.
— Я задержался на прииске. Малика не стала меня ждать и отправилась в посёлок пешком. Когда я приехал в постоялый двор, её там не было. Я решил, что она захотела посмотреть на горы или пошла к морю… Скорее всего, так и было. Мы нашли её в горах, недалеко от моря… Начальник прииска наткнулся на лагерь беглых искупленцев, и мы поняли, что Малика была у них в плену. Наверное, они подумали, что она умерла, и выбросили тело… Мы тоже так подумали и привезли её к маркизу Ларе, чтобы получить заключение о смерти. А Малика оказалась жива.
Мун упал на колени, принялся целовать Адэру руку.
— Довольно! — Он выдернул ладонь из пальцев старика. — Я рассказал это не для того, чтобы вы передо мной унижались.
Йола помог брату подняться, усадил его на стул.
— Преступники должны понести наказание, — вновь заговорил Адэр. — Мне нужна помощь морского народа.
— Морской народ не умеет воевать, — произнёс Йола.
— Возможно, у бандитов есть пленники. Возможно, среди них есть ориенты. И если не вы — кто их спасёт? Я здесь человек новый. У меня нет стражей, нет армии. Пока я сформирую отряд, пройдёт немало времени. А у пленников каждая минута на счету.
Взгляд Йола оставался непреклонным.
Адэр подошёл к окну, упёрся кулаками в подоконник:
— Уходите.
— Мой господин… — прозвучал голос Муна.
— Помолчи, — шикнул Йола.
— Мой господин! — повторил Мун. — Я хочу рассказать вам одну давнюю историю.
— Не приставай к правителю!
— Прошу вас, выслушайте, — настаивал Мун.
