Адэр вернулся в кресло.
— Мы с Йола родились в Порубежье, — проговорил старик. — Но наша родина не здесь. Родина морского народа — город-остров Ориенталь. Когда-то ориенты приплывали сюда на шхунах, покупали всякую утварь, которой не было на острове, и уплывали. А потом здесь появился первый лагерь поселенцев. Наш с Йола далёкий предок тоже был поселенцем.
— Зачем ты это рассказываешь? — спросил Адэр.
Ему не терпелось остаться одному и подумать, к кому ещё можно обратиться за помощью. Крикс и его семеро сослуживцев не справятся с бандитами. Нельзя, чтобы кто-то из подонков остался в живых. Нельзя, чтобы он узнал в пленнике правителя.
— Наш предок был честным человеком, поэтому поселенцы выбрали его старейшиной. Теперь старейшина — мой брат Йола. И он сказал вам неправду. Морской народ умеет воевать. — Мун прижал ладонь к горлу. — Однажды трое ориентов ушли в посёлок и не вернулись. Несколько человек отправились на поиски. Вечером выяснилось, что пропал мальчик. Как оказалось, он убежал за своим отцом без спросу.
— У Муна длинный язык, — вставил Йола.
Мун съёжился как сушёный гриб, но продолжил:
— Время шло, никто не приходил. Жёны тех, кто пропал, умоляли пойти по посёлкам и разузнать, что случилось. Жёны других боялись отпускать своих мужей. Одна женщина, муж которой не вернулся, бродила вдоль берега и читала молитвы. Море в ту ночь было спокойным. Волны не шумели, не выл ветер. И вдруг она услышала слабый всплеск. Ещё один. Потом послышался детский голос.
Мун закашлялся. Вилар дал ему воды.
Старик сделал несколько глотков, поставил стакан на столик:
— Это был мальчик. Тот самый, что убежал тайком. Он видел, как ориентов поймали какие-то темнокожие люди с рисунками на руках, отвели их в яму между горами и затолкали в пещеру.
— Ракшады… — прошептал Адэр.
Мун прижал ладонь к груди и потянулся к стакану:
— Простите.
Вилар раздвинул шторы, открыл окно. Адэр смотрел на друга и ловил себя на мысли, что ему самому хочется вскочить и что-то делать, лишь бы не сидеть на месте.
— Да. Это были ракшады, — наконец проговорил Мун. — Мальчик прятался среди камней, его никто не заметил. Ночью что-то загрохотало, посыпались камни. На рассвете мальчик увидел, что завалило пещеру, ту самую, куда затолкали ориентов. Он целый день ждал, когда начнут разбирать завалы. Прошёл ещё один день, и ещё. Мальчик понял, что отец умер. Пробрался к морю и поплыл.
Мун принялся размазывать по щекам слёзы.
— Ориенты не плачут, — произнёс Йола и отвернулся.
Запрокинув голову, Мун сделал глубокий вдох и продолжил:
— Ориенты взяли сети, вплавь добрались до обрыва, наверху которого был расположен лагерь ракшадов. Они ещё не знали, как наказать врагов, а потому долго наблюдали за ними. Питались рыбой и водорослями и не выходили из воды. Ракшады не покидали лагерь. На краю обрыва стояли часовые и смотрели на горизонт. Ориенты подумали, что ракшады ждут корабль. Или шхуну. Или лодку. И действительно пришёл корабль. Моряки бросили якорь, спустили шлюпки. В них прыгнули люди.
Мун неожиданно хохотнул:
— Хотел бы я видеть их лица.
Адэр придвинулся на край сиденья:
— Дальше.
— Ориенты раскачивали ногами шлюпки и утаскивали моряков на глубину. Точно так же поступили с теми, кто бросился на помощь. И тогда на нос судна вышел капитан. Он сказал, что уважает смелых людей, которые не побоялись напасть на ракшадских воинов. И пообещал, что более ни один ракшад не посягнёт на жизнь того, кто скажет заветное слово. Так у нас появился боевой клич и заветное слово.
Адэр откинулся на спинку кресла. Боевой клич… заветное слово… Детская сказка!
— Какое слово?
Мун посмотрел на брата, а тот, насупившись, рассматривал свои ладони.
— Йола.
— Какое слово? — повторил Адэр.
Мун обратил на него взгляд:
— Йола. Имя маленького мальчика.
Адэр сжал ладонями подлокотники кресла:
— Зачем ты рассказал эту историю?
— Мне стыдно за брата, который с годами растерял свою смелость и научился врать. Я думал, что он скажет: «Конечно! Мун мой брат, а Малика — единственная радость в его жизни. Когда-то морской народ отомстил за нашего отца, он отомстит за каждого, в ком течёт кровь ориентов». — Старик порывисто вытер слёзы. — Я хочу, чтобы этих подонков поймали. Хочу, чтобы они заплатили за каждый синяк на теле моей девочки. У вас нет армии Порубежья, но у вас есть армия Тезара. Почему вы не попросите помощи у отца?
— Армия Тезара вычистит прибрежную территорию. В первую очередь пострадает резервация ориентов.
Мун пожал плечами:
— Ну и что? Настоящие ориенты живут в Ориентале. Здесь живут трусливые поселенцы, которым проще выгнать брата по крови и забыть о нём, чем помочь.
— Не надо так говорить, — откликнулся Йола. Посмотрел на Адэра. — Морской народ поможет.
Когда за стариками и Виларом закрылась дверь, Адэр закинул руки за голову и уставился в потолок. Если миф, легенда, сказка, рассказанная Муном — правда… С каким умыслом старик вытащил на свет историю, о которой знали разве что кучка ракшадов и сам морской народ?
Ужин проходил в полном молчании. Дождливый вечер и унылые мысли не располагали к беседе. Помешивая чай, Ярис Ларе посматривал на часы и украдкой наблюдал за правителем.
Каждое утро Адэр спрашивал: «Жива?» — и, получив утвердительный ответ, закрывался в своей комнате. Сидел взаперти до позднего вечера. Затем отправлялся в парк и пропадал там почти до рассвета. И сколько бы Ярис ни говорил, что такой распорядок дня доведёт его до нервного истощения, Адэр советовал уделять больше внимания истинным больным.
Не понимая, что удерживает правителя в замке и чего он ждёт, Ярис — не сильный знаток психологии — ночами перелистывал имеющуюся в библиотеке литературу, а утром, встречаясь в обеденной зале, пытался вывести Адэра на откровенный разговор. Напрасная трата сил…
Ярис не раз слышал, что Адэр — властная, пылкая и порой сумасбродная натура. Такие люди зачастую подвержены психическим расстройствам. И это пугало Яриса. Такому темпераменту нужен противовес. Не груз тела и костей, а противоположная по заряду мощь, способная остудить горячую голову правителя, привести его мысли и чувства в равновесие и направить течение своевольной реки в нужное русло.
Ярис покосился на Адэра — даже воздух вокруг него словно подёрнулся рябью, настолько его думы тяжелы и беспокойны.
Мун и Йола однозначно оказались рядом с Адэром по воле случая. Маркиз Бархат… а он, похоже, действительно влюблён в моруну. Правитель здесь из-за него? Нет. Поддержки, как, собственно, и попыток вразумить заблудшего друга Ярис не заметил.
Малика… Безусловно, её что-то связывает с Адэром. Недаром девушке из низшего сословия выпала честь быть сопровождающей дамой на приёме. Что притянуло два разных мира друг к другу?
— Ваша Светлость…
Вынырнув из размышлений, Ярис посмотрел на сиделку Малики.
— Больная очнулась, — сказала Вельма чуть слышно.
Раздался скрип ножек стула по паркету.
— Я хочу её увидеть, — прозвучал голос Адэра.
Ветер стучал в окна крупными каплями дождя. Старики похрапывали в разных углах комнаты: Йола скрутился на пледе возле кровати, Мун развалился в кресле возле двери. Малика прислушивалась к их дыханию и жалела, что отказалась от снотворного.
В спальне было темно. Ночник, ранее горевший все ночи напролёт, последние время гасили. Малика уже не вскакивала с криками с кровати при малейшем шуме в коридоре или под окном. Ночные кошмары перестали её преследовать, они прочно обосновались в воспоминаниях. Она на удивление быстро научилась заталкивать их на дно памяти, вызывая на поверхность светлые дни и милые образы.
Малика мысленно благодарила бывшего наместника, который почти каждый вечер заставлял читать ему законник и историю Ракшады. В то недалёкое время она злилась, путаясь в непонятных названиях и мудрёных именах. У многих указов озвучивала начало, некоторые дочитывала до середины; наместник отмахивался, и она листала дальше. А законы о наказании женщин — за взгляд, за слово — перечитывала несколько раз, уже лёжа в своей постели. Ракшадок либо закапывали по шею в раскалённый песок, либо сбрасывали со скалы в море.
Малика не понимала странную прихоть немощного человека интересоваться бесчеловечными законами и ужасающей историей Ракшады. Этого она не понимала и сейчас. Но неизменно в молитве перед сном припоминала имя наместника, отводя ему роль своего спасителя. И пусть её не сбросили в море, как приказал воин, а подвергли жестоким мукам, зато теперь она рядом с близкими людьми, а не в кубарате вместе с сотнями наложниц.
Малика подоткнула под спину подушку и посмотрела на затуманенное дождём окно. Две недели назад, когда она пришла в себя, первым человеком, кого она увидела, была сидевшая в кресле белокурая девушка в белоснежном платье. Первое, что пришло на ум — ангел. Ангел засветился от радости и выпорхнул из палаты.
Потом пришёл маркиз Ларе. Малика его помнила: на приёме в замке Адэра он единственный ей улыбнулся.
В палату вбежали Мун и Йола. Бедные старики... Мун упал на колени. Прижался к руке шероховатыми губами и расплакался. Йола прикоснулся к её подбородку. Ноющая боль стихла, будто перетекла в его острые пальцы.
Вдруг её окутало облако нежности — это Вилар. Золотистые глаза влажно блестели, губы подрагивали.
Адэр выставил всех за дверь. Немного помолчал, глядя в сторону. Произнёс: «О том, что я был в плену, никто не должен знать». Помедлив, добавил: «Расскажешь старикам о ракшадах». И ушёл.
Адэр и Вилар уехали в тот же вечер.
Старики ни на секунду не покидали её комнату. Мун развлекал весёлыми историями. Йола следил за выполнением предписаний доктора Ларе и лично от себя добавил массаж и непонятные утомительные упражнения.
Каждое утро, осматривая Малику, доктор приходил в замешательство. Она понимала, чем вызвана его растерянность, и боялась вопросов, на которые отвечать не хотелось. Зачем ему знать, что моруны выздоравливают намного быстрее, чем обычные люди, и быстрее восстанавливают силы?
Слава богу, маркиз ни о чём не спрашивал. Обрабатывая рубец на плече, раны на губах и переносице, рассказывал об изобретённой им уникальной мази, способствующей быстрому избавлению от различного рода дефектов кожи. Но Малику не волновало: исчезнут ли шрамы, вернётся ли коже бронзовый оттенок, примет ли овал лица привычные очертания. Главное, что она дышит.
Ещё недавно Малика находилась словно в полудрёме. Читая книги и переписывая документы в архиве, жила чужой жизнью. С появлением Адэра и Вилара с глаз слетела поволока сна. Оказывается, можно прислушиваться к своему сердцу и разуму, а не питаться чужими мыслями. Можно идти вперёд, а не стоять за чьей-то спиной. Можно высказывать своё мнение, а не молчать.
Общение с молодыми, сильными людьми — в отличие от разговоров с седыми и тщедушными обитателями замка — привнесло в дни иной оттенок неба, новый аромат воздуха и ранее неизведанное состояние души.
Малика села на край постели — закружилась голова. Подождала, пока прояснится сознание. Опустила ноги на прохладный пол. Медленно сползла с перины. Несколько глубоких вздохов, как учил Йола, и шаг. Шаг, ещё один, ещё… а вот и окно.
Малика слушала дождь и знала, что старики проснулись.
— Плохая я нынче помощница, — произнесла она.
Мун обнял её за плечи:
— Ничего, доченька. Скоро будешь бегать.
Она повернулась к старику, уткнулась лбом в острое плечо:
— Прости.
Мун погладил её по голове:
— Девочка моя… Мне не за что тебя прощать.
— Не надо было продавать дом. Куда мы с тобой пойдём?
— Йола зовёт к ориентам. Знаю, море быстро поднимет тебя на ноги. Но к ним пойти не получится.
— Почему?
— Правитель прислал за нами машину. Как только маркиз Ларе разрешит, мы вернёмся в замок.
— В замок,— эхом повторила Малика и ещё сильнее прижалась к Муну. — Я соскучилась по своей комнате.
— Я тоже, милая.
— В больничном парке есть дуб?
— Дуб? Зачем тебе дуб?
— Хочу обнять его. Так же крепко, как тебя. Или берёзу.
Мун прикоснулся губами к её лбу:
— Ты бредишь.
— Да, это бред, — согласилась Малика. Немного помолчала, слушая биение сердца старика, и вновь прошептала: — Пахнет дубовой листвой. Отведи меня в парк.
— Сейчас ночь и дождь.
— Мне очень надо.
Из-за спины Муна вынырнул Йола:
— Раз надо, идём. — И накинул на Малику одеяло.
Ночная и дневная смены в полном составе, охрана прииска и конторские служащие томились в очереди возле крыльца проходной. Глядя на пустой стул, на котором уже должен сидеть кассир, на пустой стол, на котором уже должен лежать мешочек с зарплатой за неделю, люди мрачнели. Высказывались предположения, что жалования им не видать как своих ушей — начальник под арестом, его дом и имущество конфискованы, а семейство ютится у родственников. Словно впитывая в себя невыносимо горькие мысли и разъедающие сердце слова, лазурное небо над прииском сгущалось в грязную синеву, перетекало в свинцовые тучи и грозило обрушиться ливнем на поникшие головы рабочих.
Наконец дверь с отверстием-глазком отворилась. Двое стражей вынесли большие коробки и установили их сбоку стола. Рабочие обменялись недоумёнными взглядами. Блюстители порядка были им знакомы — Даен и Хайт, — но они никогда не посещали прииск.
Вот и кассир — дородная баба — умостилась на стуле и положила перед собой сшитые листы. Её тоже знали: острая на язык, хохотушка. Сейчас она хмурила брови и подрагивающими пальцами то и дело перелистывала бумаги, будто никак не могла разобрать, что в них написано.
На крыльцо вышли несколько незнакомых стражей. Расступившись, пропустили вперёд невысокого худощавого человека. В очереди прошуршал один шепоток, второй, и рабочие передавали дальше: «Анатан». Его мало кто видел раньше, но о нём слышали все: Анатан — начальник баснословно богатого прииска.
— Прошу внимания! Меня зовут Анатан Гравель. Приказом правителя Порубежья Адэра Карро я назначен старшим распорядителем приисков Бездольного Узла. Сейчас мы проведём собрание.
«Какое собрание?» — «У нас началась смена». — «А когда деньги дадут?»
Анатан потряс руками, успокаивая людей:
— Жалование получите после собрания. Подойдите ко мне.
Перебрасываясь: «Не забудь, я за тобой», — рабочие нехотя сломали очередь и скучились перед крыльцом.
Один из стражей сделал широкий шаг вперёд:
— Я Крикс Силар, командир стражей порядка Бездольного Узла. Действую от имени и по поручению правителя Порубежья.
Люди невольно сжались, сообразив, что в их мутной юдоли грядут перемены.
Крикс вытянул руку, указывая в сторону:
— Тот, кто ведёт трезвую жизнь, пять шагов вправо марш!
Толпа всколыхнулась, по пыли и песку шаркнули башмаки, и узкая полоска земли разделила люд на две половины.
— Стражи запишут ваши имена и проверят, — сказал Анатан.
Рабочие заметались как бабы на пожаре, и непьющая ватага значительно поредела.
— Пьющие! Тот, у кого нет детей, пять шагов влево марш! — произнёс Крикс.
Трудяги, работая локтями, словно ручьи в сугробе пробили себе путь сквозь толпу, отсчитали шаги и замерли.
— От каждого отряда мне нужны три человека, которым вы доверяете, — сказал Анатан.
У кого-то после тяжёлой ночной смены туго соображала голова. Кто-то решил, что распорядитель насмехается над ними. Остальные думали о получке и с нетерпением ждали окончания никому не нужной сходки.
— Мы с Йола родились в Порубежье, — проговорил старик. — Но наша родина не здесь. Родина морского народа — город-остров Ориенталь. Когда-то ориенты приплывали сюда на шхунах, покупали всякую утварь, которой не было на острове, и уплывали. А потом здесь появился первый лагерь поселенцев. Наш с Йола далёкий предок тоже был поселенцем.
— Зачем ты это рассказываешь? — спросил Адэр.
Ему не терпелось остаться одному и подумать, к кому ещё можно обратиться за помощью. Крикс и его семеро сослуживцев не справятся с бандитами. Нельзя, чтобы кто-то из подонков остался в живых. Нельзя, чтобы он узнал в пленнике правителя.
— Наш предок был честным человеком, поэтому поселенцы выбрали его старейшиной. Теперь старейшина — мой брат Йола. И он сказал вам неправду. Морской народ умеет воевать. — Мун прижал ладонь к горлу. — Однажды трое ориентов ушли в посёлок и не вернулись. Несколько человек отправились на поиски. Вечером выяснилось, что пропал мальчик. Как оказалось, он убежал за своим отцом без спросу.
— У Муна длинный язык, — вставил Йола.
Мун съёжился как сушёный гриб, но продолжил:
— Время шло, никто не приходил. Жёны тех, кто пропал, умоляли пойти по посёлкам и разузнать, что случилось. Жёны других боялись отпускать своих мужей. Одна женщина, муж которой не вернулся, бродила вдоль берега и читала молитвы. Море в ту ночь было спокойным. Волны не шумели, не выл ветер. И вдруг она услышала слабый всплеск. Ещё один. Потом послышался детский голос.
Мун закашлялся. Вилар дал ему воды.
Старик сделал несколько глотков, поставил стакан на столик:
— Это был мальчик. Тот самый, что убежал тайком. Он видел, как ориентов поймали какие-то темнокожие люди с рисунками на руках, отвели их в яму между горами и затолкали в пещеру.
— Ракшады… — прошептал Адэр.
Мун прижал ладонь к груди и потянулся к стакану:
— Простите.
Вилар раздвинул шторы, открыл окно. Адэр смотрел на друга и ловил себя на мысли, что ему самому хочется вскочить и что-то делать, лишь бы не сидеть на месте.
— Да. Это были ракшады, — наконец проговорил Мун. — Мальчик прятался среди камней, его никто не заметил. Ночью что-то загрохотало, посыпались камни. На рассвете мальчик увидел, что завалило пещеру, ту самую, куда затолкали ориентов. Он целый день ждал, когда начнут разбирать завалы. Прошёл ещё один день, и ещё. Мальчик понял, что отец умер. Пробрался к морю и поплыл.
Мун принялся размазывать по щекам слёзы.
— Ориенты не плачут, — произнёс Йола и отвернулся.
Запрокинув голову, Мун сделал глубокий вдох и продолжил:
— Ориенты взяли сети, вплавь добрались до обрыва, наверху которого был расположен лагерь ракшадов. Они ещё не знали, как наказать врагов, а потому долго наблюдали за ними. Питались рыбой и водорослями и не выходили из воды. Ракшады не покидали лагерь. На краю обрыва стояли часовые и смотрели на горизонт. Ориенты подумали, что ракшады ждут корабль. Или шхуну. Или лодку. И действительно пришёл корабль. Моряки бросили якорь, спустили шлюпки. В них прыгнули люди.
Мун неожиданно хохотнул:
— Хотел бы я видеть их лица.
Адэр придвинулся на край сиденья:
— Дальше.
— Ориенты раскачивали ногами шлюпки и утаскивали моряков на глубину. Точно так же поступили с теми, кто бросился на помощь. И тогда на нос судна вышел капитан. Он сказал, что уважает смелых людей, которые не побоялись напасть на ракшадских воинов. И пообещал, что более ни один ракшад не посягнёт на жизнь того, кто скажет заветное слово. Так у нас появился боевой клич и заветное слово.
Адэр откинулся на спинку кресла. Боевой клич… заветное слово… Детская сказка!
— Какое слово?
Мун посмотрел на брата, а тот, насупившись, рассматривал свои ладони.
— Йола.
— Какое слово? — повторил Адэр.
Мун обратил на него взгляд:
— Йола. Имя маленького мальчика.
Адэр сжал ладонями подлокотники кресла:
— Зачем ты рассказал эту историю?
— Мне стыдно за брата, который с годами растерял свою смелость и научился врать. Я думал, что он скажет: «Конечно! Мун мой брат, а Малика — единственная радость в его жизни. Когда-то морской народ отомстил за нашего отца, он отомстит за каждого, в ком течёт кровь ориентов». — Старик порывисто вытер слёзы. — Я хочу, чтобы этих подонков поймали. Хочу, чтобы они заплатили за каждый синяк на теле моей девочки. У вас нет армии Порубежья, но у вас есть армия Тезара. Почему вы не попросите помощи у отца?
— Армия Тезара вычистит прибрежную территорию. В первую очередь пострадает резервация ориентов.
Мун пожал плечами:
— Ну и что? Настоящие ориенты живут в Ориентале. Здесь живут трусливые поселенцы, которым проще выгнать брата по крови и забыть о нём, чем помочь.
— Не надо так говорить, — откликнулся Йола. Посмотрел на Адэра. — Морской народ поможет.
Когда за стариками и Виларом закрылась дверь, Адэр закинул руки за голову и уставился в потолок. Если миф, легенда, сказка, рассказанная Муном — правда… С каким умыслом старик вытащил на свет историю, о которой знали разве что кучка ракшадов и сам морской народ?
Часть 19
***
Ужин проходил в полном молчании. Дождливый вечер и унылые мысли не располагали к беседе. Помешивая чай, Ярис Ларе посматривал на часы и украдкой наблюдал за правителем.
Каждое утро Адэр спрашивал: «Жива?» — и, получив утвердительный ответ, закрывался в своей комнате. Сидел взаперти до позднего вечера. Затем отправлялся в парк и пропадал там почти до рассвета. И сколько бы Ярис ни говорил, что такой распорядок дня доведёт его до нервного истощения, Адэр советовал уделять больше внимания истинным больным.
Не понимая, что удерживает правителя в замке и чего он ждёт, Ярис — не сильный знаток психологии — ночами перелистывал имеющуюся в библиотеке литературу, а утром, встречаясь в обеденной зале, пытался вывести Адэра на откровенный разговор. Напрасная трата сил…
Ярис не раз слышал, что Адэр — властная, пылкая и порой сумасбродная натура. Такие люди зачастую подвержены психическим расстройствам. И это пугало Яриса. Такому темпераменту нужен противовес. Не груз тела и костей, а противоположная по заряду мощь, способная остудить горячую голову правителя, привести его мысли и чувства в равновесие и направить течение своевольной реки в нужное русло.
Ярис покосился на Адэра — даже воздух вокруг него словно подёрнулся рябью, настолько его думы тяжелы и беспокойны.
Мун и Йола однозначно оказались рядом с Адэром по воле случая. Маркиз Бархат… а он, похоже, действительно влюблён в моруну. Правитель здесь из-за него? Нет. Поддержки, как, собственно, и попыток вразумить заблудшего друга Ярис не заметил.
Малика… Безусловно, её что-то связывает с Адэром. Недаром девушке из низшего сословия выпала честь быть сопровождающей дамой на приёме. Что притянуло два разных мира друг к другу?
— Ваша Светлость…
Вынырнув из размышлений, Ярис посмотрел на сиделку Малики.
— Больная очнулась, — сказала Вельма чуть слышно.
Раздался скрип ножек стула по паркету.
— Я хочу её увидеть, — прозвучал голос Адэра.
***
Ветер стучал в окна крупными каплями дождя. Старики похрапывали в разных углах комнаты: Йола скрутился на пледе возле кровати, Мун развалился в кресле возле двери. Малика прислушивалась к их дыханию и жалела, что отказалась от снотворного.
В спальне было темно. Ночник, ранее горевший все ночи напролёт, последние время гасили. Малика уже не вскакивала с криками с кровати при малейшем шуме в коридоре или под окном. Ночные кошмары перестали её преследовать, они прочно обосновались в воспоминаниях. Она на удивление быстро научилась заталкивать их на дно памяти, вызывая на поверхность светлые дни и милые образы.
Малика мысленно благодарила бывшего наместника, который почти каждый вечер заставлял читать ему законник и историю Ракшады. В то недалёкое время она злилась, путаясь в непонятных названиях и мудрёных именах. У многих указов озвучивала начало, некоторые дочитывала до середины; наместник отмахивался, и она листала дальше. А законы о наказании женщин — за взгляд, за слово — перечитывала несколько раз, уже лёжа в своей постели. Ракшадок либо закапывали по шею в раскалённый песок, либо сбрасывали со скалы в море.
Малика не понимала странную прихоть немощного человека интересоваться бесчеловечными законами и ужасающей историей Ракшады. Этого она не понимала и сейчас. Но неизменно в молитве перед сном припоминала имя наместника, отводя ему роль своего спасителя. И пусть её не сбросили в море, как приказал воин, а подвергли жестоким мукам, зато теперь она рядом с близкими людьми, а не в кубарате вместе с сотнями наложниц.
Малика подоткнула под спину подушку и посмотрела на затуманенное дождём окно. Две недели назад, когда она пришла в себя, первым человеком, кого она увидела, была сидевшая в кресле белокурая девушка в белоснежном платье. Первое, что пришло на ум — ангел. Ангел засветился от радости и выпорхнул из палаты.
Потом пришёл маркиз Ларе. Малика его помнила: на приёме в замке Адэра он единственный ей улыбнулся.
В палату вбежали Мун и Йола. Бедные старики... Мун упал на колени. Прижался к руке шероховатыми губами и расплакался. Йола прикоснулся к её подбородку. Ноющая боль стихла, будто перетекла в его острые пальцы.
Вдруг её окутало облако нежности — это Вилар. Золотистые глаза влажно блестели, губы подрагивали.
Адэр выставил всех за дверь. Немного помолчал, глядя в сторону. Произнёс: «О том, что я был в плену, никто не должен знать». Помедлив, добавил: «Расскажешь старикам о ракшадах». И ушёл.
Адэр и Вилар уехали в тот же вечер.
Старики ни на секунду не покидали её комнату. Мун развлекал весёлыми историями. Йола следил за выполнением предписаний доктора Ларе и лично от себя добавил массаж и непонятные утомительные упражнения.
Каждое утро, осматривая Малику, доктор приходил в замешательство. Она понимала, чем вызвана его растерянность, и боялась вопросов, на которые отвечать не хотелось. Зачем ему знать, что моруны выздоравливают намного быстрее, чем обычные люди, и быстрее восстанавливают силы?
Слава богу, маркиз ни о чём не спрашивал. Обрабатывая рубец на плече, раны на губах и переносице, рассказывал об изобретённой им уникальной мази, способствующей быстрому избавлению от различного рода дефектов кожи. Но Малику не волновало: исчезнут ли шрамы, вернётся ли коже бронзовый оттенок, примет ли овал лица привычные очертания. Главное, что она дышит.
Ещё недавно Малика находилась словно в полудрёме. Читая книги и переписывая документы в архиве, жила чужой жизнью. С появлением Адэра и Вилара с глаз слетела поволока сна. Оказывается, можно прислушиваться к своему сердцу и разуму, а не питаться чужими мыслями. Можно идти вперёд, а не стоять за чьей-то спиной. Можно высказывать своё мнение, а не молчать.
Общение с молодыми, сильными людьми — в отличие от разговоров с седыми и тщедушными обитателями замка — привнесло в дни иной оттенок неба, новый аромат воздуха и ранее неизведанное состояние души.
Малика села на край постели — закружилась голова. Подождала, пока прояснится сознание. Опустила ноги на прохладный пол. Медленно сползла с перины. Несколько глубоких вздохов, как учил Йола, и шаг. Шаг, ещё один, ещё… а вот и окно.
Малика слушала дождь и знала, что старики проснулись.
— Плохая я нынче помощница, — произнесла она.
Мун обнял её за плечи:
— Ничего, доченька. Скоро будешь бегать.
Она повернулась к старику, уткнулась лбом в острое плечо:
— Прости.
Мун погладил её по голове:
— Девочка моя… Мне не за что тебя прощать.
— Не надо было продавать дом. Куда мы с тобой пойдём?
— Йола зовёт к ориентам. Знаю, море быстро поднимет тебя на ноги. Но к ним пойти не получится.
— Почему?
— Правитель прислал за нами машину. Как только маркиз Ларе разрешит, мы вернёмся в замок.
— В замок,— эхом повторила Малика и ещё сильнее прижалась к Муну. — Я соскучилась по своей комнате.
— Я тоже, милая.
— В больничном парке есть дуб?
— Дуб? Зачем тебе дуб?
— Хочу обнять его. Так же крепко, как тебя. Или берёзу.
Мун прикоснулся губами к её лбу:
— Ты бредишь.
— Да, это бред, — согласилась Малика. Немного помолчала, слушая биение сердца старика, и вновь прошептала: — Пахнет дубовой листвой. Отведи меня в парк.
— Сейчас ночь и дождь.
— Мне очень надо.
Из-за спины Муна вынырнул Йола:
— Раз надо, идём. — И накинул на Малику одеяло.
Часть 20
***
Ночная и дневная смены в полном составе, охрана прииска и конторские служащие томились в очереди возле крыльца проходной. Глядя на пустой стул, на котором уже должен сидеть кассир, на пустой стол, на котором уже должен лежать мешочек с зарплатой за неделю, люди мрачнели. Высказывались предположения, что жалования им не видать как своих ушей — начальник под арестом, его дом и имущество конфискованы, а семейство ютится у родственников. Словно впитывая в себя невыносимо горькие мысли и разъедающие сердце слова, лазурное небо над прииском сгущалось в грязную синеву, перетекало в свинцовые тучи и грозило обрушиться ливнем на поникшие головы рабочих.
Наконец дверь с отверстием-глазком отворилась. Двое стражей вынесли большие коробки и установили их сбоку стола. Рабочие обменялись недоумёнными взглядами. Блюстители порядка были им знакомы — Даен и Хайт, — но они никогда не посещали прииск.
Вот и кассир — дородная баба — умостилась на стуле и положила перед собой сшитые листы. Её тоже знали: острая на язык, хохотушка. Сейчас она хмурила брови и подрагивающими пальцами то и дело перелистывала бумаги, будто никак не могла разобрать, что в них написано.
На крыльцо вышли несколько незнакомых стражей. Расступившись, пропустили вперёд невысокого худощавого человека. В очереди прошуршал один шепоток, второй, и рабочие передавали дальше: «Анатан». Его мало кто видел раньше, но о нём слышали все: Анатан — начальник баснословно богатого прииска.
— Прошу внимания! Меня зовут Анатан Гравель. Приказом правителя Порубежья Адэра Карро я назначен старшим распорядителем приисков Бездольного Узла. Сейчас мы проведём собрание.
«Какое собрание?» — «У нас началась смена». — «А когда деньги дадут?»
Анатан потряс руками, успокаивая людей:
— Жалование получите после собрания. Подойдите ко мне.
Перебрасываясь: «Не забудь, я за тобой», — рабочие нехотя сломали очередь и скучились перед крыльцом.
Один из стражей сделал широкий шаг вперёд:
— Я Крикс Силар, командир стражей порядка Бездольного Узла. Действую от имени и по поручению правителя Порубежья.
Люди невольно сжались, сообразив, что в их мутной юдоли грядут перемены.
Крикс вытянул руку, указывая в сторону:
— Тот, кто ведёт трезвую жизнь, пять шагов вправо марш!
Толпа всколыхнулась, по пыли и песку шаркнули башмаки, и узкая полоска земли разделила люд на две половины.
— Стражи запишут ваши имена и проверят, — сказал Анатан.
Рабочие заметались как бабы на пожаре, и непьющая ватага значительно поредела.
— Пьющие! Тот, у кого нет детей, пять шагов влево марш! — произнёс Крикс.
Трудяги, работая локтями, словно ручьи в сугробе пробили себе путь сквозь толпу, отсчитали шаги и замерли.
— От каждого отряда мне нужны три человека, которым вы доверяете, — сказал Анатан.
У кого-то после тяжёлой ночной смены туго соображала голова. Кто-то решил, что распорядитель насмехается над ними. Остальные думали о получке и с нетерпением ждали окончания никому не нужной сходки.
