— Если тебе не нравится, можем поискать другую гостиницу.
Хозяйка заведения торопливо присела перед Маликой. Та смутилась и потупила взор.
Через пять минут Вилар поднимался вслед за носильщиком по лестнице, крутя на пальце кольцо с тремя ключами и чувствуя затылком прожигающий насквозь взгляд Малики. Пройдя по балкону верхнего этажа, скрылся в глубине коридора из поля видимости хозяйки гостиницы и замедлил шаг:
— Почему ты злишься?
— Я не злюсь, — сказала Малика. — Я думаю, где мне теперь ночевать.
— Я почти ничего не знаю о Порубежье, и у меня к тебе куча вопросов. Почему я должен бегать из своей комнаты в твою и обратно?
— Разговаривать можно на улице. Или в вестибюле.
— Я не мальчик, чтобы вести беседы на скамеечке, и не лакей, чтобы ждать тебя в коридоре. Я поступил так, как счёл нужным.
Открыв дверь, Вилар пропустил Малику в комнату и бросил носильщику монету.
Никаких излишеств: местами протёртый, но чистый ковёр, невысокие кресла, круглый столик, графин со стаканами, торшер с кремовым абажуром. Две двери вели из гостиной в спальни, расположенные друг напротив друга.
— Держи ключи и успокойся, а то в графине вода закипит, — сказал Вилар и вложил Малике в руку связку ключей.
Схватив чемодан, она влетела в свою комнату и хлопнула дверью. Вилар прошёлся по гостиной, выглянул в окно. На противоположной стороне площади светилась вывеска кафе.
— Я голоден.
— А я нет, — послышалось из спальни.
— Малика, не злись. Не вижу ничего плохого в том, что я буду рядом, — проговорил Вилар и тихо добавил: — Я хочу быть рядом.
— Вы воспользовались своим положением.
— Так воспользуйся моей слабостью.
Малика приоткрыла дверь:
— Приведу себя в порядок, и пойдём ужинать.
Они выбрали столик в углу кафе. Вилар сделал заказ и осмотрелся. Заведение разительно отличалось от трактиров и питейных домов в нищих селениях: тёмно-коричневый паркет; на столах вышитые скатерти цвета старинной бронзы; мягкие стулья с обивкой в тон скатертей; на барной стойке хрустальные бокалы; на полках длинные ряды бутылок с вычурными этикетками.
— Здесь другая жизнь, — сказал Вилар, разглядывая посетителей, одетых по последней моде. Жестом подозвал официанта. — Совсем забыл… бутылочку вина.
— Какое изволите? У нас большой выбор.
— Малика! Какое вино ты любишь?
— Я не разбираюсь в винах, — ответила она.
— Хорошо. Буду полагаться на свой вкус. Маншеровское, семилетней выдержки.
Официант кашлянул в кулак:
— Видимо, большой выбор у нас не такой большой, как я думал.
— Принесите самое лучшее, — усмехнулся Вилар.
Через пять минут он крутил в руке бокал, наполненный золотистым вином, и рассказывал о сортах винограда, о тезарской кухне, о любимом кафе на самой красивой улице Градмира. Подперев щёку кулаком, Малика внимательно слушала. До чего же приятен был её взгляд: обычное вежливое внимание перетекло в искренний интерес, удивление сменилось неподдельным восторгом. Звучавшая музыка дивно вплеталась в тёплые воспоминания о родине, отодвигая на задворки памяти переживания последних дней.
— Можно пригласить тебя на танец? — спросил Вилар.
Малика зарделась:
— Боюсь, у меня не получится. Один наместник был заядлым танцором. Он даже прислугу заставлял двигаться в определённом темпе, в такт музыке. Меня он тоже заставлял делать разные па, но это было давно.
Вилар поднялся и протянул ей руку:
— Прошу.
Обхватил тонкую талию, сжал подрагивающие девичьи пальцы и утонул в чёрных глазах. Не слыша музыки, двигался в ритме готового вылететь из груди сердца. Гибкое тело было послушно его желаниям. Поворот налево, прогнуться назад, задержать дыхание и на выдохе прижаться. Вновь поворот, оторваться на секунду для того, чтобы ещё сильнее прильнуть.
Раздались реденькие аплодисменты. Туман рассеялся. Не выпуская Малику из объятий, Вилар обвёл взглядом зал, ловя на себе восхищённые взоры дам и замечая кривые усмешки их кавалеров. Официанты толпились у барной стойки и, переговариваясь, посматривали на Малику.
— Они смеются надо мной, — прошептала она.
— Ты ошибаешься. Они мне завидуют.
Оставив на столе деньги, Вилар и Малика покинули кафе.
Чудная ночь... Небо — не просто небо, а чёрная бездна, усыпанная мириадами звёзд. Воздух был пропитан запахом нагретой мостовой и ароматами цветов. Освещённая улица убегала вдаль и сливалась с вселенной, которая, казалось, дышала и втягивала бренный мир в себя.
— Похоже на сказку, — сказал Вилар. — Почему только здесь?
— У наместников и помощников была одна забава — съездить в столицу, — ответила Малика, рассматривая под ногами асфальт. — Поэтому они тратили на Ларжетай больше денег, чем на замок. Это было видно по документам.
— Столица — это лицо государства. Не мной придумано.
— Помните школу, в которой мы снимали зал для музыкантов?
Вилар кивнул. Он не забыл полуразрушенное здание с перекошенными окнами и падающей на голову штукатуркой.
Малика взглянула на него с нескрываемым интересом:
— В Тезаре такие же школы?
— Нет, конечно.
— Вы ещё не видели больниц. В нашем с Муном посёлке была больница… Моё счастье, что я попала к маркизу Ларе. И вам повезло — Йола подвернулся. — Малика шаркнула ботинком по мостовой. — Стоит ли сравнивать дороги?
— Не хочу тебя обидеть, но должен заметить: Тезар и Порубежье далеки друг от друга как небо и земля.
— Да чего уж тут обидного? — проговорила она, поднимаясь по лестнице к собакам с отбитыми мордами. — Но не так далеки, как вам кажется. Одно их точно объединяет — возвеличивание столицы. Что касается Градмира — всё понятно. А насчёт Ларжетая… И с Ларжетаем всё понятно. Должен же быть в стране хоть один город, где дворяне чувствуют себя уютно.
Войдя в гостиничный номер, склонила голову:
— Спокойной ночи. — И скрылась в спальне. В замке провернулся ключ.
Вилар придвинул кресло к окну. Восторженные мысли отошли на задний план, вперёд выступили нерадостные думы: Адэру нельзя перебираться в Ларжетай, у него пропадёт желание хоть что-то изменить в стране.
Запахнув полы халата, Адэр вышел из ванной. Посреди спальни стоял костюмер, держа на плечиках лиловую поплиновую сорочку и костюм из тончайшего кашемира цвета «лягушка в обмороке». На ковре поблёскивали тёмно-бордовые кожаные полуботинки.
Прошлёпав домашними туфлями по паркету, Адэр переступил порог огромной гардеробной и пробежался взглядом по многочисленным шкафам:
— Где моя льняная рубашка? И где мои сапоги?
— Последнее время вы одеваетесь как представитель среднего класса, — прозвучало за спиной.
Адэр обернулся. Окинул взглядом костюмера, облачённого в узкие серые брюки и коралловую блузу с воланами вместо воротника и манжет. Посмотрел на жёлтые штиблеты с чёрными шнурками:
— К какому классу ты относишь себя?
— Я интеллигент, мой господин.
— Интеллигенция — это общественная группа, а не класс.
— Интеллигенты сами по себе, классы сами по себе.
— Вот как! Разбираешься в классовой структуре общества?
Костюмер вздёрнул острый подбородок:
— Я окончил высшее училище стилистов.
Адэр хохотнул:
— Напомни своё имя.
— Макидор, мой господин.
Адэр заложил руки в карманы халата, качнулся с пятки на носок:
— Скажи, Макидор, ты видел в Тезаре учителей, учёных или врачей, одетых, как ты?
— Так одеваются артисты.
— Перед выходом на сцену.
— Совсем недавно вам нравился мой стиль, и нравилось то, что я вам подбирал.
— Стиль моей жизни изменился.
— Положение осталось.
— Попробуй совместить. В противном случае я откажусь от твоих услуг.
Макидор втянул голову в воланы.
— Где моя любимая рубашка? — спросил Адэр.
— Вельма утюжит.
На пороге комнаты возник запыхавшийся секретарь:
— Мой правитель, прибыл граф Юстин Ассиз.
— Вовремя. Найди Малику.
— Она уехала, мой правитель.
— Уехала или ушла?
— Уехала с маркизом Бархатом.
— Вовремя, — повторил Адэр и выдернул из рук Макидора плечики с костюмом. — Я последний раз одеваюсь как клоун. Прикажи Вельме поторопиться, и пусть начистит мои сапоги.
Доктором юридических наук, профессором университета правосудия в Маншере оказался красивый молодой мужчина — брови вразлёт, выпуклые губы, подбородок с ямочкой, — одетый в строгий деловой костюм (и никаких заигрываний с модой!). Такому уводить бы дам из-под носа кавалеров, а не корпеть над уголовными и гражданскими делами.
Объяснив причину задержки с приездом (в университете горячая пора — сессия), граф Юстин Ассиз скрестил на груди руки и тем самым возвёл барьер между собой и правителем.
Адэр внутренне напрягся. Достал из стола несколько листов, положил перед графом:
— Хочу услышать мнение профессионала.
Ассиз долго читал, ещё дольше потирал подбородок изящными наманикюренными пальцами. Наконец отложил бумаги:
— Суд занял сторону графа Вальбы. Это всё, что я могу сказать.
Адэр сжал под столом кулак:
— Это я и сам понял.
— В вашей стране нет законов.
— В моей? Разве Порубежье не ваша страна?
— Моя. Здесь у меня родовой замок, но я вынужден жить с супругой в Маншере. А всё потому, мой правитель, что в Порубежье никому не нужен справедливый суд. — Граф постучал ногтем по документам. — Это неопровержимое доказательство моих слов.
— Мне нужен справедливый суд.
— Вам нельзя идти против знати. Вам не на кого опереться.
— Знатных людей несколько сотен из сорока миллионов населения страны.
— Отнимите из сорока миллионов несколько сотен, и у вас останется толпа нищих, убогих, необразованных и бесправных. Пока в Порубежье не сформируется гражданское общество, пока не появится и не окрепнет средний класс, вы будете лавировать между низами и верхами.
— Гражданское общество невозможно без правового государства, а правового государства никогда не будет, пока такие как вы разглагольствуют о справедливости в университетах чужих держав. Там, за границей, вы рьяный поборник законов, вы карающий меч правосудия, вы сама честность и беспристрастность. А на самом деле вы пустослов. Нет ни стремлений, ни дел, которые вас бы украсили. Вас украшает безупречный костюм, идеальный маникюр и ученое звание, заработанное болтовнёй, — выпалил Адэр на одном выдохе и порывисто откинулся на спинку кресла. — Вероятно, я зря оторвал вас от более важных разговоров. Вы свободны.
Ассиз принял гордую позу:
— Моё служение чужой державе — это вынужденный поступок, мой правитель, — зазвенел обидой его голос. — Не моя вина, что я не нужен родине. И где бы я ни зарабатывал себе на жизнь, душой и сердцем я здесь, в Порубежье, в доме, который построил мой прадед, в котором я родился и вырос. И если вы забыли, я одним из первых поклялся идти за вами.
— Так докажите, что я ошибся. Займите кресло моего советника.
— Когда я должен дать ответ?
— Сейчас или никогда.
Юстин повозил бумагами по столу, делая это скорее машинально, чем осознанно:
— Пересмотр решений суда по делам графа Вальбы спровоцирует возмущение среди дворян. К вам потянутся родственники всех осуждённых в надежде получить оправдательные приговоры. Отклонение их требований вызовет волнение в народе. Стоит ли говорить о дальнейшем развитии событий? Прислушайтесь ко мне, как к знатоку своего дела. В данное время и в данной ситуации надо огородиться от ошибок прошлого и не допускать подобных ошибок в будущем. Только так можно искоренить несправедливость в судебной системе. В противном случае страна погрязнет в разбирательствах и склоке. Что сделано, то сделано. Считайте, что этот дом сгорел, и его не восстановишь. Необходимо строить новый.
Глядя перед собой, побарабанил пальцами по документам:
— Вы готовы к сужению тотальной власти государства?
Поразмыслив, Адэр ответил:
— Если это не приведёт к сужению моих прав и возможностей.
— Правитель, обладающий незыблемым и непогрешимым авторитетом, владеет безграничной и безоговорочной властью. Ваш авторитет зиждется на авторитете отца. Ваш костюм ярче ваших дел. Но ваша горячность вызывает неподдельное уважение. Надеюсь, ваше желание добиться законности и справедливости в чужой вам стране — не пустые слова. Дайте мне несколько дней, чтобы я закончил все дела в Маншере.
Когда за графом закрылась дверь, Адэр сжал кулаки и до боли в скулах стиснул зубы. Чужая страна бичует его, как ленивого и глупого пасынка.
Через час Адэр положил перед секретарём список титулованных дворян и приказал вызвать их в замок. А ещё через час сверкающий серебром автомобиль, сопровождаемый машиной охраны, полетел в Бездольный Узел.
Расположившись за столом, Анатан подпёр кулаком щёку и принялся просматривать записи. С начала реконструкции приисков блокнот стал единственной книгой, которую он читал перед сном. На первой странице была выведена цифра — сумма удержанных штрафов из жалования рабочих. Все последующие страницы, соответствующие дням, начинались со знака «минус»: это потрачено на лопаты, это на фонари, это на передвижную кухню с бесплатными обедами. Шланги, страховочное снаряжение… Строчки, строчки… Зажимая в зубах карандаш, Анатан недовольно кряхтел. С такими темпами денег хватит на пару недель, не более. А сколько ещё всего надо… И Яр куда-то запропастился. Обещал приехать, но, видимо, правитель озадачил его другими вопросами. А заявиться непрошеным гостем в замок, где, по словам Яра, он обитал, Анатан не мог себе позволить. В голове витали кручинные мысли, одолевали сомнения в серьёзности намерений инспектора и, соответственно, правителя.
Темноту за окном прорезал свет фар. Раздался звук затормозивших шин. Анатан, подхваченный волнением, выбежал дома.
Прижимая к себе локтем большую коробку, Яр пересёк двор и, взлетев на крыльцо, потряс Анатану руку в приветственном пожатии:
— Заждался?
— Заждался, — выдохнул он и посмотрел на людей в дымчато-серой форме, замерших возле калитки. Позади них виднелись два автомобиля. — Ты не один?
— Приставили охранителей.
— От и правильно. Нечего по Узлу разъезжать в одиночку. — Анатан кивком указал на дверь. — Пусть заходят. Потеснимся.
— Переночуют в машине, — бросил Яр и вошёл в дом.
Из смежной комнаты появилась Тася, сонная, с отпечатком ладошки на щеке.
— Радость-то какая, — защебетала она, торопливо застёгивая халат. — Щас баньку истоплю. Картошечку поставлю.
— Банька в следующий раз. А вот картошки я бы поел, — сказал Яр.
Анатан похлопал его по плечу:
— Мы тебя малосольными огурцами угостим. Небось, в замке малосольные огурчики не подают.
— Не подают.
— Я мигом, — проговорила Тася и скрылась в кухне.
— Я же приказал увезти семью, — прошептал Яр.
— Тася оставила детей у тётки и вернулась, — прошептал в ответ Анатан.
— Твой дружок жив.
— Знаю. Крикс определил его в искупительное поселение строгого режима. Приковал к койке в лазарете.
— Ну, смотри, Анатан.
— Смотрю…
Яр положил коробку на стол:
— Гостинец Але. — Протянул наручные часы с компасом: — А это Полу.
Анатан повертел часы в руках, посмотрел замысловатое клеймо на циферблате:
— Нет, Яр! Такие подарки нам не по карману.
— При чём тут ваш карман?
— Мы не сможем такие же подарки дарить тебе.
— Что за ерунда? Мне не нужны от тебя подарки.
— Не в обиду, но не хочу быть должником.
— Хорошо. Если подарок задевает твое самолюбие — верни его, но не мне, а дарителю.
Анатан перевернул часы, зарделся как молодка на брачном ложе. Ещё бы… На задней крышке выгравирована надпись «Полу, сыну Анатана Гравеля, от правителя Порубежья Адэра Карро».
Хозяйка заведения торопливо присела перед Маликой. Та смутилась и потупила взор.
Через пять минут Вилар поднимался вслед за носильщиком по лестнице, крутя на пальце кольцо с тремя ключами и чувствуя затылком прожигающий насквозь взгляд Малики. Пройдя по балкону верхнего этажа, скрылся в глубине коридора из поля видимости хозяйки гостиницы и замедлил шаг:
— Почему ты злишься?
— Я не злюсь, — сказала Малика. — Я думаю, где мне теперь ночевать.
— Я почти ничего не знаю о Порубежье, и у меня к тебе куча вопросов. Почему я должен бегать из своей комнаты в твою и обратно?
— Разговаривать можно на улице. Или в вестибюле.
— Я не мальчик, чтобы вести беседы на скамеечке, и не лакей, чтобы ждать тебя в коридоре. Я поступил так, как счёл нужным.
Открыв дверь, Вилар пропустил Малику в комнату и бросил носильщику монету.
Никаких излишеств: местами протёртый, но чистый ковёр, невысокие кресла, круглый столик, графин со стаканами, торшер с кремовым абажуром. Две двери вели из гостиной в спальни, расположенные друг напротив друга.
— Держи ключи и успокойся, а то в графине вода закипит, — сказал Вилар и вложил Малике в руку связку ключей.
Схватив чемодан, она влетела в свою комнату и хлопнула дверью. Вилар прошёлся по гостиной, выглянул в окно. На противоположной стороне площади светилась вывеска кафе.
— Я голоден.
— А я нет, — послышалось из спальни.
— Малика, не злись. Не вижу ничего плохого в том, что я буду рядом, — проговорил Вилар и тихо добавил: — Я хочу быть рядом.
— Вы воспользовались своим положением.
— Так воспользуйся моей слабостью.
Малика приоткрыла дверь:
— Приведу себя в порядок, и пойдём ужинать.
Часть 30
***
Они выбрали столик в углу кафе. Вилар сделал заказ и осмотрелся. Заведение разительно отличалось от трактиров и питейных домов в нищих селениях: тёмно-коричневый паркет; на столах вышитые скатерти цвета старинной бронзы; мягкие стулья с обивкой в тон скатертей; на барной стойке хрустальные бокалы; на полках длинные ряды бутылок с вычурными этикетками.
— Здесь другая жизнь, — сказал Вилар, разглядывая посетителей, одетых по последней моде. Жестом подозвал официанта. — Совсем забыл… бутылочку вина.
— Какое изволите? У нас большой выбор.
— Малика! Какое вино ты любишь?
— Я не разбираюсь в винах, — ответила она.
— Хорошо. Буду полагаться на свой вкус. Маншеровское, семилетней выдержки.
Официант кашлянул в кулак:
— Видимо, большой выбор у нас не такой большой, как я думал.
— Принесите самое лучшее, — усмехнулся Вилар.
Через пять минут он крутил в руке бокал, наполненный золотистым вином, и рассказывал о сортах винограда, о тезарской кухне, о любимом кафе на самой красивой улице Градмира. Подперев щёку кулаком, Малика внимательно слушала. До чего же приятен был её взгляд: обычное вежливое внимание перетекло в искренний интерес, удивление сменилось неподдельным восторгом. Звучавшая музыка дивно вплеталась в тёплые воспоминания о родине, отодвигая на задворки памяти переживания последних дней.
— Можно пригласить тебя на танец? — спросил Вилар.
Малика зарделась:
— Боюсь, у меня не получится. Один наместник был заядлым танцором. Он даже прислугу заставлял двигаться в определённом темпе, в такт музыке. Меня он тоже заставлял делать разные па, но это было давно.
Вилар поднялся и протянул ей руку:
— Прошу.
Обхватил тонкую талию, сжал подрагивающие девичьи пальцы и утонул в чёрных глазах. Не слыша музыки, двигался в ритме готового вылететь из груди сердца. Гибкое тело было послушно его желаниям. Поворот налево, прогнуться назад, задержать дыхание и на выдохе прижаться. Вновь поворот, оторваться на секунду для того, чтобы ещё сильнее прильнуть.
Раздались реденькие аплодисменты. Туман рассеялся. Не выпуская Малику из объятий, Вилар обвёл взглядом зал, ловя на себе восхищённые взоры дам и замечая кривые усмешки их кавалеров. Официанты толпились у барной стойки и, переговариваясь, посматривали на Малику.
— Они смеются надо мной, — прошептала она.
— Ты ошибаешься. Они мне завидуют.
Оставив на столе деньги, Вилар и Малика покинули кафе.
Чудная ночь... Небо — не просто небо, а чёрная бездна, усыпанная мириадами звёзд. Воздух был пропитан запахом нагретой мостовой и ароматами цветов. Освещённая улица убегала вдаль и сливалась с вселенной, которая, казалось, дышала и втягивала бренный мир в себя.
— Похоже на сказку, — сказал Вилар. — Почему только здесь?
— У наместников и помощников была одна забава — съездить в столицу, — ответила Малика, рассматривая под ногами асфальт. — Поэтому они тратили на Ларжетай больше денег, чем на замок. Это было видно по документам.
— Столица — это лицо государства. Не мной придумано.
— Помните школу, в которой мы снимали зал для музыкантов?
Вилар кивнул. Он не забыл полуразрушенное здание с перекошенными окнами и падающей на голову штукатуркой.
Малика взглянула на него с нескрываемым интересом:
— В Тезаре такие же школы?
— Нет, конечно.
— Вы ещё не видели больниц. В нашем с Муном посёлке была больница… Моё счастье, что я попала к маркизу Ларе. И вам повезло — Йола подвернулся. — Малика шаркнула ботинком по мостовой. — Стоит ли сравнивать дороги?
— Не хочу тебя обидеть, но должен заметить: Тезар и Порубежье далеки друг от друга как небо и земля.
— Да чего уж тут обидного? — проговорила она, поднимаясь по лестнице к собакам с отбитыми мордами. — Но не так далеки, как вам кажется. Одно их точно объединяет — возвеличивание столицы. Что касается Градмира — всё понятно. А насчёт Ларжетая… И с Ларжетаем всё понятно. Должен же быть в стране хоть один город, где дворяне чувствуют себя уютно.
Войдя в гостиничный номер, склонила голову:
— Спокойной ночи. — И скрылась в спальне. В замке провернулся ключ.
Вилар придвинул кресло к окну. Восторженные мысли отошли на задний план, вперёд выступили нерадостные думы: Адэру нельзя перебираться в Ларжетай, у него пропадёт желание хоть что-то изменить в стране.
***
Запахнув полы халата, Адэр вышел из ванной. Посреди спальни стоял костюмер, держа на плечиках лиловую поплиновую сорочку и костюм из тончайшего кашемира цвета «лягушка в обмороке». На ковре поблёскивали тёмно-бордовые кожаные полуботинки.
Прошлёпав домашними туфлями по паркету, Адэр переступил порог огромной гардеробной и пробежался взглядом по многочисленным шкафам:
— Где моя льняная рубашка? И где мои сапоги?
— Последнее время вы одеваетесь как представитель среднего класса, — прозвучало за спиной.
Адэр обернулся. Окинул взглядом костюмера, облачённого в узкие серые брюки и коралловую блузу с воланами вместо воротника и манжет. Посмотрел на жёлтые штиблеты с чёрными шнурками:
— К какому классу ты относишь себя?
— Я интеллигент, мой господин.
— Интеллигенция — это общественная группа, а не класс.
— Интеллигенты сами по себе, классы сами по себе.
— Вот как! Разбираешься в классовой структуре общества?
Костюмер вздёрнул острый подбородок:
— Я окончил высшее училище стилистов.
Адэр хохотнул:
— Напомни своё имя.
— Макидор, мой господин.
Адэр заложил руки в карманы халата, качнулся с пятки на носок:
— Скажи, Макидор, ты видел в Тезаре учителей, учёных или врачей, одетых, как ты?
— Так одеваются артисты.
— Перед выходом на сцену.
— Совсем недавно вам нравился мой стиль, и нравилось то, что я вам подбирал.
— Стиль моей жизни изменился.
— Положение осталось.
— Попробуй совместить. В противном случае я откажусь от твоих услуг.
Макидор втянул голову в воланы.
— Где моя любимая рубашка? — спросил Адэр.
— Вельма утюжит.
На пороге комнаты возник запыхавшийся секретарь:
— Мой правитель, прибыл граф Юстин Ассиз.
— Вовремя. Найди Малику.
— Она уехала, мой правитель.
— Уехала или ушла?
— Уехала с маркизом Бархатом.
— Вовремя, — повторил Адэр и выдернул из рук Макидора плечики с костюмом. — Я последний раз одеваюсь как клоун. Прикажи Вельме поторопиться, и пусть начистит мои сапоги.
Доктором юридических наук, профессором университета правосудия в Маншере оказался красивый молодой мужчина — брови вразлёт, выпуклые губы, подбородок с ямочкой, — одетый в строгий деловой костюм (и никаких заигрываний с модой!). Такому уводить бы дам из-под носа кавалеров, а не корпеть над уголовными и гражданскими делами.
Объяснив причину задержки с приездом (в университете горячая пора — сессия), граф Юстин Ассиз скрестил на груди руки и тем самым возвёл барьер между собой и правителем.
Адэр внутренне напрягся. Достал из стола несколько листов, положил перед графом:
— Хочу услышать мнение профессионала.
Ассиз долго читал, ещё дольше потирал подбородок изящными наманикюренными пальцами. Наконец отложил бумаги:
— Суд занял сторону графа Вальбы. Это всё, что я могу сказать.
Адэр сжал под столом кулак:
— Это я и сам понял.
— В вашей стране нет законов.
— В моей? Разве Порубежье не ваша страна?
— Моя. Здесь у меня родовой замок, но я вынужден жить с супругой в Маншере. А всё потому, мой правитель, что в Порубежье никому не нужен справедливый суд. — Граф постучал ногтем по документам. — Это неопровержимое доказательство моих слов.
— Мне нужен справедливый суд.
— Вам нельзя идти против знати. Вам не на кого опереться.
— Знатных людей несколько сотен из сорока миллионов населения страны.
— Отнимите из сорока миллионов несколько сотен, и у вас останется толпа нищих, убогих, необразованных и бесправных. Пока в Порубежье не сформируется гражданское общество, пока не появится и не окрепнет средний класс, вы будете лавировать между низами и верхами.
— Гражданское общество невозможно без правового государства, а правового государства никогда не будет, пока такие как вы разглагольствуют о справедливости в университетах чужих держав. Там, за границей, вы рьяный поборник законов, вы карающий меч правосудия, вы сама честность и беспристрастность. А на самом деле вы пустослов. Нет ни стремлений, ни дел, которые вас бы украсили. Вас украшает безупречный костюм, идеальный маникюр и ученое звание, заработанное болтовнёй, — выпалил Адэр на одном выдохе и порывисто откинулся на спинку кресла. — Вероятно, я зря оторвал вас от более важных разговоров. Вы свободны.
Ассиз принял гордую позу:
— Моё служение чужой державе — это вынужденный поступок, мой правитель, — зазвенел обидой его голос. — Не моя вина, что я не нужен родине. И где бы я ни зарабатывал себе на жизнь, душой и сердцем я здесь, в Порубежье, в доме, который построил мой прадед, в котором я родился и вырос. И если вы забыли, я одним из первых поклялся идти за вами.
— Так докажите, что я ошибся. Займите кресло моего советника.
— Когда я должен дать ответ?
— Сейчас или никогда.
Юстин повозил бумагами по столу, делая это скорее машинально, чем осознанно:
— Пересмотр решений суда по делам графа Вальбы спровоцирует возмущение среди дворян. К вам потянутся родственники всех осуждённых в надежде получить оправдательные приговоры. Отклонение их требований вызовет волнение в народе. Стоит ли говорить о дальнейшем развитии событий? Прислушайтесь ко мне, как к знатоку своего дела. В данное время и в данной ситуации надо огородиться от ошибок прошлого и не допускать подобных ошибок в будущем. Только так можно искоренить несправедливость в судебной системе. В противном случае страна погрязнет в разбирательствах и склоке. Что сделано, то сделано. Считайте, что этот дом сгорел, и его не восстановишь. Необходимо строить новый.
Глядя перед собой, побарабанил пальцами по документам:
— Вы готовы к сужению тотальной власти государства?
Поразмыслив, Адэр ответил:
— Если это не приведёт к сужению моих прав и возможностей.
— Правитель, обладающий незыблемым и непогрешимым авторитетом, владеет безграничной и безоговорочной властью. Ваш авторитет зиждется на авторитете отца. Ваш костюм ярче ваших дел. Но ваша горячность вызывает неподдельное уважение. Надеюсь, ваше желание добиться законности и справедливости в чужой вам стране — не пустые слова. Дайте мне несколько дней, чтобы я закончил все дела в Маншере.
Когда за графом закрылась дверь, Адэр сжал кулаки и до боли в скулах стиснул зубы. Чужая страна бичует его, как ленивого и глупого пасынка.
Через час Адэр положил перед секретарём список титулованных дворян и приказал вызвать их в замок. А ещё через час сверкающий серебром автомобиль, сопровождаемый машиной охраны, полетел в Бездольный Узел.
***
Расположившись за столом, Анатан подпёр кулаком щёку и принялся просматривать записи. С начала реконструкции приисков блокнот стал единственной книгой, которую он читал перед сном. На первой странице была выведена цифра — сумма удержанных штрафов из жалования рабочих. Все последующие страницы, соответствующие дням, начинались со знака «минус»: это потрачено на лопаты, это на фонари, это на передвижную кухню с бесплатными обедами. Шланги, страховочное снаряжение… Строчки, строчки… Зажимая в зубах карандаш, Анатан недовольно кряхтел. С такими темпами денег хватит на пару недель, не более. А сколько ещё всего надо… И Яр куда-то запропастился. Обещал приехать, но, видимо, правитель озадачил его другими вопросами. А заявиться непрошеным гостем в замок, где, по словам Яра, он обитал, Анатан не мог себе позволить. В голове витали кручинные мысли, одолевали сомнения в серьёзности намерений инспектора и, соответственно, правителя.
Темноту за окном прорезал свет фар. Раздался звук затормозивших шин. Анатан, подхваченный волнением, выбежал дома.
Прижимая к себе локтем большую коробку, Яр пересёк двор и, взлетев на крыльцо, потряс Анатану руку в приветственном пожатии:
— Заждался?
— Заждался, — выдохнул он и посмотрел на людей в дымчато-серой форме, замерших возле калитки. Позади них виднелись два автомобиля. — Ты не один?
— Приставили охранителей.
— От и правильно. Нечего по Узлу разъезжать в одиночку. — Анатан кивком указал на дверь. — Пусть заходят. Потеснимся.
— Переночуют в машине, — бросил Яр и вошёл в дом.
Из смежной комнаты появилась Тася, сонная, с отпечатком ладошки на щеке.
— Радость-то какая, — защебетала она, торопливо застёгивая халат. — Щас баньку истоплю. Картошечку поставлю.
— Банька в следующий раз. А вот картошки я бы поел, — сказал Яр.
Анатан похлопал его по плечу:
— Мы тебя малосольными огурцами угостим. Небось, в замке малосольные огурчики не подают.
— Не подают.
— Я мигом, — проговорила Тася и скрылась в кухне.
— Я же приказал увезти семью, — прошептал Яр.
— Тася оставила детей у тётки и вернулась, — прошептал в ответ Анатан.
— Твой дружок жив.
— Знаю. Крикс определил его в искупительное поселение строгого режима. Приковал к койке в лазарете.
— Ну, смотри, Анатан.
— Смотрю…
Яр положил коробку на стол:
— Гостинец Але. — Протянул наручные часы с компасом: — А это Полу.
Анатан повертел часы в руках, посмотрел замысловатое клеймо на циферблате:
— Нет, Яр! Такие подарки нам не по карману.
— При чём тут ваш карман?
— Мы не сможем такие же подарки дарить тебе.
— Что за ерунда? Мне не нужны от тебя подарки.
— Не в обиду, но не хочу быть должником.
— Хорошо. Если подарок задевает твое самолюбие — верни его, но не мне, а дарителю.
Анатан перевернул часы, зарделся как молодка на брачном ложе. Ещё бы… На задней крышке выгравирована надпись «Полу, сыну Анатана Гравеля, от правителя Порубежья Адэра Карро».
