— Пусть лучше нас здесь считают легкомысленными дурочками, — закончила Маура и вскочила с постели. — Итак, дона догаресса, мы немедленно приступаем к фрейлинским обязанностям. Сколько здесь служанок?
— Более десятка, и… — тут я скрипнула зубами. — Кажется, многие из них пользуются личной благосклонностью тишайшего.
Синьорина да Риальто потребовала подробных разъяснений, и, выслушав их, улыбнулась с добродушием акулы-людоеда:
— Понимаешь ли, Филомена, заниматься слугами — не мужское дело, тем более мелкое для правителя. Каким бы стронцо не был наш Муэрто, в его планы насолить тебе, отдав на растерзание гарему, я не поверю. А вот в то, что ты, по неопытности, продемонстрировала слабость, запросто.
Я пролепетала что-то об обиде и унижении.
— Разберемся. — Хмыкнула Маура. — Синьор Копальди упоминал, что тебе нужно к чему-то подготовиться?
— Кто?
— Ну, такой,— синьорина да Риальто мечтательно улыбнулась. — Каштановые волосы, зеленовато-карие глаза и премилая ямочка на подбородке.
— Артуро, — узнав описание, я кивнула. — Это личный помощник дожа Муэрто. В восемь вечера он должен меня, соответственно наряженную, установить у вершины лестницы Гигантов и, как только грянут фейерверки, пнуть в сторону трона.
Маура выглянула в окно, перевела взгляд на меня, поморщилась и распахнула двери спальни:
— Слуги! Все сюда!
Синьорина Риальто была богатой наследницей и управляла горничными с ловкостью опытного полководца. Меня стащили с кровати, отвели в ванную, засунули в кипяток и две девицы с сильными руками принялись мять и тереть мое тело жесткими мочалками. Чико теперь стояла столбиком на плече Мауры, отчего подруга стала походить на пухленького пиратского капитана.
— Эти платья унесите, — командовала она, — никаких холодных оттенков. Дона догаресса выйдет к подданным в желтом и красном, это цвета Саламандер-Арденте, мы будем их придерживаться. Не желтый? Золотой? Хорошо, пусть будет золотой.
Я погрузилась в воду с головой, перестав на некоторое время слышать. Какое счастье, что рагацце со мной! Моя хозяйственная Маура, моя хитроумная Карла. Вместе мы вытащим меня из ловушки, в которую я угодила. Воздух в легких закончился, я вынырнула.
— Портнихи пусть работают здесь. Да, алое платье немедленно подогнать по фигуре доны Маламоко. Не дона? Тогда ты, милая, больше не горничная. Не реви! Прощаю. На первый раз, но, если хоть одна из вас позволит себе хотя бы тень неуважения…
Мне из ванной было отчетливо слышно, что все слуги обращались теперь к Мауре не иначе как дона да Риальто.
— Панеттоне в своей стихии, — пробормотала Карла, которая, оказывается все это время сидела на пуфике неподалеку.
— Что с вампиром? — спросила я. — Думаешь, он опасен?
— Семья Мадичи сто лет назад поклялась не иссушать граждан Аквадораты.
— Как же они питаются?
Плечи Такколы приподнялись:
— Не задавай лишних вопросов, чтоб не получать неприятных ответов.
— Тогда спрошу о другом. Как твоему кузену удалось достичь… того, что он достиг?
— Случайность, — уверенно сказала синьорина Маламоко. — Помноженная на расчет и дьявольское везение. Чезаре водил дружбу с покойным дожем Дендуло, и, оставив пост адмирала торговой эскадры, обосновался в столице. Муэрто — не самая богатая фамилия, поэтому кузен занялся политикой, исполняя поручения для его безмятежности.
— Но дож! Это самый высокий титул из всех возможных.
— Выборный, Филомена, хоть и пожизненный. И выборы проходят в несколько этапов, наши власть придержащие всеми силами стремятся не допустить на высокий трон соперников. Велась игра, грязная и не очень. Подозреваю, что в победу Муэрто не верил никто, и патриции сливали свои голоса ему, просто чтоб они никому не достались.
— Понятно.
Значит, мой временный супруг всего лишь удачливый авантюрист, волею случая вознесенный над толпой. Развестись с ним будет несложно.
— Почему ты сказала «да»? — Карла отвлекла меня от размышлений. — Я имею в виду, у алтаря.
— Не сказала, а промычала. Знаешь, такая была суета, я мало понимала, что вообще происходит. Меня больше волновало, успеет ли сбежать самка головонога. Но каков мерзавец? Притащить в Аквадорату безобидного моллюска, чтоб тот сыграл роль чудовища и погиб во славу тишайшего Муэрто.
— Довольно изящный ход. Не окажись ты на отмели, горожане чествовали сейчас победителя Чезаре.
— Думаешь, он захочет мне отомстить?
— Муэрто будет играть с теми картами, что окажутся у него на руках. Сейчас ты козырь, дар моря, знак благосклонности высших сил.
— Он меня отпустит?
Карла вздохнула:
— Нет, Филомена. По крайней мере, не в ближайшее время.
— Это мы еще посмотрим! — Я хлопнула руками по воде, подняв брызги. — Мне нужно знать больше. Слабые места, грязные секреты. Вы близкие родственники…
— Чезаре — сын двоюродной сестры моей тетки по материнской линии.
— Стронцо!
Вода выплескивалась из ванны, с таким остервенением я о нее колотила.
— Чем ты умудрилась так расстроить дону догарессу? — Заглянувшая к нам Маура многозначительно шевелила бровями.
— Правдой, — ответила Таккола.
— Там синьор Копальди ожидает Филомену у двери спальни, чтоб сопроводить к супругу.
— Никуда не пойду, — фыркнула я и нырнула под воду.
Две пары рук меня вытащили почти сразу.
— Пойдешь, как миленькая пойдешь и заставишь всех аристократов и патрициев пускать слюни на твою юную прелесть, а их спутниц корчиться от зависти.
— Иначе проблемы будут не только у тебя, но и всей фамилии Саламандер-Арденте.
— И у нас.
— И у всей Аквадораты.
Не дожидаясь, пока под угрозой окажется человечество в целом, я поднялась и проследовала в спальню. Синьор Артуро переминался под дверью еще не менее трех четвертей часа. Зато, когда узрел меня на пороге в сопровождении фрейлин, пошатнулся и, прижав к сердцу раскрытую ладонь, прошептал:
— Вы так прекрасны!
Ало-золотое платье спускалось до самого пола. Маура фыркала, сокрушаясь, что в кукольном платьице были, по крайней мере, видны мои ножки, и утолила свою страсть к чужому обнажению, надев мне на шею рубиновое колье, центральный камень которого, многогранная крупная капля, лег точно между грудями.
Волосы мои убрали под золотую сетку, а Чико притворялась украшением, заняв привычное местечко на моем ухе. Наряды фрейлин, теперь я могла называть так своих подруг, не прибегая к мысленным кавычкам, частично повторяли мой. Худощавая Карла надела закрытое узкое платье красного шелка и спрятала лицо под маской Дамы, Маура щеголяла кружевами светлого многослойного газа, она тоже была в маске.
— Синьор Копальди, — проговорила она строго, — время не ждет, поспешим.
Когда черное небо над Аквадоратой раскололось дорожками фейерверков, я медленно и размеренно прошествовала к трону, установленному на вершине лестницы Гигантов. Решившая что я выгляжу слишком бледно Маура нанесла на мое лицо такое количество краски, что под слоем ее я потела. Декольте блестело от золотой пудры, а глаза… Я лишь надеялась, что сурьма не течет по щекам грязными дорожками. Синьорина да Риальто меры не знала.
— Прекрасное чувство ритма, — похвалил меня тишайший, одновременно со мной оказавшийся у трона. — Повернись, дай руку… На три-четыре.
И мы сели, я с левой стороны от супруга, трон был двойным и мое бедро прижималось к мужскому. Толпа подданных у подножия лестницы виделась мне неспокойным морем. Кто-то, кажется, произносил речь.
Я напрягла слух, но сосредоточиться не получалось, дож не отпустил моей руки и теперь задумчиво крутил на моем пальце великоватое обручальное кольцо.
— Все было бы еще идеальней, если бы с рассветом моя догаресса растворилась в морской пене. — Мечтал он вполголоса. — Архивариус, сушеный нетопырь, заверил меня, что у русалок это в порядке вещей.
Я молчала.
— Но лучшее — враг хорошего.
Хотелось есть. И неплохо было бы вернуть себе контроль над собственной конечностью. Я даже потянула руку на себя, но, видимо, с недостаточной силой.
— Послушная, не слишком уродливая и молчаливая жена…
Выдернув ладонь, я протянула, не глядя на дожа:
— Три раза мимо.
Ему не успели доложить, что немота моя прошла. Чезаре вздрогнул и повернулся ко мне. Я продолжила:
— О послушании не мечтайте, ваша серенити.
— Однако!
— Сегодня я согласна исполнить роль вашей нареченной, но лишь сегодня. С рассветом, надеюсь, мы исчезнем из жизни друг друга как страшный сон.
Оратор у подножия сменился, я поняла это по тому, что Чезаре кивнул вниз и взмахнул рукавом. Я зеркально повторила его жест.
— Каким же образом, любезная супруга, мы расстанемся?
— Это сложно?
— После того как ты написала кардиналу свое имя? Конечно. Будь ты хоть на толику предусмотрительней, можно было бы провернуть спектакль с растворением в пенных волнах. Плаваешь хорошо?
— Да, — ответила я честно. — Тогда вы дадите мне развод.
Предложение это обдумывалось тщательно. На дожа я не смотрела, но чувствовала, что его тело напряглось и замерло, так застывают кошки, рассчитывая прыжок.
— Как именно ты собираешься распорядиться своей свободой?
— Закончить учебу и выйти замуж за того, кому отдано мое сердце.
— Учебу?
— «Нобиле-колледже-рагацце» — школа для благородных девиц, учрежденная указом светлой памяти дожа Дендуло.
— И кто, тот счастливец, кто поведет к алтарю дипломированную благородную девицу?
Я покачала головой:
— Имя его я хотела бы сохранить в тайне, но, можете быть уверены, этот сеньор — достойнейший из смертных. Самый умный, самый красивый и безгранично добродетельный.
У подножия начиналось представление, толпа расступалась и в центре площадки извивались фигурки танцоров. Стоит быть владетелем целого государства, чтоб сидеть на галерке?
— Учениц в колледже много?
— Всего двадцать.
— Значит, среди оставшихся девятнадцати, твой сеньор без труда выберет себе другую супругу. При его достоинствах это будет не трудно.
Почему-то я вообразила себе безобразную сцену, как Эдуардо, мой Эдуардо, заключает в объятия синьорину Раффаэле, и едва не лишилась чувств. Как он жесток! Не синьор да Риальто, а дож! Но чего ждать от негодяя, пытавшегося убить головонога?
— Вы дадите мне развод.
— Конечно дам, — Чезаре энергично кивнул и его рогатая шапка нависла надо лбом, — иметь подле супругу, испытывающую ко мне отвращение, то еще удовольствие. Но, прости, не завтра.
— А когда?
— Лет через пять? — Срок он явно сочинил на ходу. — Отправлю тебя в монастырь, кардинал Мазератти, в память о знакомстве с твоим батюшкой, подберет заведение подальше от столицы.
— И как вы распорядитесь своей свободой? — Вернула я его вопрос, звучащий раньше, и развернулась к собеседнику.
— Это мне хотелось бы сохранит в тайне, — улыбнулся Чезаре и его глаза хитро блеснули.
Один-один. Ну что ж, стронцо, не желаешь по-хорошему, будет тебе по-плохому. Не совершенно «злодейски», но изощренно-коварно.
Смущенно потупившись, я прошептала:
— Как будет угодно вашей безмятежности, — и отвернулась к представлению.
— Раз мы пришли к согласию, Филомена, — дож расслабленно прислонился к спинке и нашел мою ладонь в ворохе шелка, — самое время рассказать мне о том, каким образом синьорина Саламандер-Арденте очутилась на отмели близ острова Николло как раз в момент обручения меня с морем.
— Можно назвать это божьим промыслом…
Отодвинувшись так далеко, что подлокотник вонзился мне в бок, я вырывала руку.
— Не дергайся, — ласково сказал Чезаре, — иначе я посажу тебя к себе на колени.
— Это противоречит протоколу!
— Да кого волнует протокол? Публика жаждет проявлений страсти от двух молодых людей, один из которых красив и не обделен вниманием противоположного пола. — Дож улыбнулся и пояснил. — Я имею в виду себя.
Мои губы растянулись в оскале:
— Попробуй, стронцо. И внимание противоположного пола надолго приобретет для тебя платонический оттенок.
— Как разнообразен лексикон благородных девиц, — Чезаре дернул меня к себе и обнял левой рукой за плечи. — Потерпи, рагацца, сейчас жонглеры закончат и праздник переместиться в менее официальные покои.
Чикко возбужденно пыхтела, накапливая жар. Сейчас мы с малышкой кое-что кое-кому устроим.
— Артуро! — негромко позвал супруг. — Ты надел перчатки?
— Да, ваша серенити.
Меня больно потянули за волосы у затылка и, когда голова моя отклонилась, синьор Копальди снял с меня саламандру и опустил в стеклянный шарик футляра.
Саламандры, как оказалось, даже мадженто, простые создания, очутившись с прозрачной сфере, они немедленно впадают в спячку.
— Хоть какой-то толк от сморчка-архивариуса, — хмыкнул дож. — Эта, развалина, представь себе, прохлопала все документы, которые касаются синьорины Саламандер-Арденте. Божится, что их похитили у него из под носа. Как думаешь, Филомена, не твой ли достойный синьор провернул эту кражу?
— Эдуардо? Это невозможно! Чтоб наследник да Риальто…
Я запнулась, поняв, что только что совершила огромную глупость. Серебристые глаза Чезаре победно блеснули.
— Торговый флот да Риальто? А ты вовсе не такая дурочка, как можно было бы подумать. Но, кроме достойнейшего из смертных, есть еще и бессмертный?
— Что?
Чезаре отвернулся к помощнику:
— Артуро, почему они вопят?
— Торжественная часть закончилась, ваша безмятежность. Публика требует поцелуя.
— Понятно. Дражайшая супруга, наша беседа переносится на другое время. — Дож встал, потянув меня за собой. — Встретимся за столом. Ах, чуть не забыл. Негоже разочаровывать подданных. И пусть утешением тебе послужит мысль, что поцелуй был мне не менее отвратителен.
Мягкие губы Чезаре накрыли мой рот, я замерла. Без нашлепки ощущения были совсем другими, это раздражало. Супруг, видимо, испытал удивление. Его рот замер на мгновение, потом пришел в движение, и, вместо того, чтоб пристойно отстраниться, этот стронцо обхватил меня за талию обеими руками, прижал к себе и…
— Ваша серенити, — бормотание Артуро разбило кокон тишины, в котором я очутилась, — еще не время.
Когда меня отпустили, я пошатнулась на ватных, ставших слабыми, ногах и опустила занесенную для пощечины руку.
Почему моя слюна не отравлена? Это было бы так чудесно!
Дож смотрел на меня со странным удивленно-сокрушенным выражением:
— Прости, дорогая, мне нечем тебя утешить.
— Что?
— Мне понравилось.
И стронцо Чезаре, насвистывая под нос, удалился. Видимо, чтоб уязвить меня еще больше, в его правой руке подпрыгивал стеклянный футляр со спящей Чикко.
— Умница, — сказала Маура, ведя меня под руку по длинному коридору, — держалась как настоящая королева.
— Он забрал мою саламандру!
— Но ведь не убил? — Карла держала меня под другую руку. — Улыбнешься пару раз, или заплачешь, и тебе ее вернут.
— Он не дает мне развод.
— А ты потребовала развода прямо на троне?
— До, или после поцелуя?
И чертовки захихикали.
— Мне чуть не стошнило, — соврала я.
— Нечем тебе тошнить, — отрезала Таккола и сунула мне в рот печеньице.
«Значит, голова кружилась от голода, — решила я, энергично жуя, — и слабость от этого и путаные мысли. Одной водой жив не будешь».
— Куда мы идем?
— Переодеваться. За ужином дож с догарессой могут выглядеть менее официально.
— И умыться тебе надо, — вздохнула Панеттоне, — с краской я переборщила.
— А я говорила!
— Потому что лестница длинная, с подножия лица доны догарессы не рассмотришь.
— Более десятка, и… — тут я скрипнула зубами. — Кажется, многие из них пользуются личной благосклонностью тишайшего.
Синьорина да Риальто потребовала подробных разъяснений, и, выслушав их, улыбнулась с добродушием акулы-людоеда:
— Понимаешь ли, Филомена, заниматься слугами — не мужское дело, тем более мелкое для правителя. Каким бы стронцо не был наш Муэрто, в его планы насолить тебе, отдав на растерзание гарему, я не поверю. А вот в то, что ты, по неопытности, продемонстрировала слабость, запросто.
Я пролепетала что-то об обиде и унижении.
— Разберемся. — Хмыкнула Маура. — Синьор Копальди упоминал, что тебе нужно к чему-то подготовиться?
— Кто?
— Ну, такой,— синьорина да Риальто мечтательно улыбнулась. — Каштановые волосы, зеленовато-карие глаза и премилая ямочка на подбородке.
— Артуро, — узнав описание, я кивнула. — Это личный помощник дожа Муэрто. В восемь вечера он должен меня, соответственно наряженную, установить у вершины лестницы Гигантов и, как только грянут фейерверки, пнуть в сторону трона.
Маура выглянула в окно, перевела взгляд на меня, поморщилась и распахнула двери спальни:
— Слуги! Все сюда!
Синьорина Риальто была богатой наследницей и управляла горничными с ловкостью опытного полководца. Меня стащили с кровати, отвели в ванную, засунули в кипяток и две девицы с сильными руками принялись мять и тереть мое тело жесткими мочалками. Чико теперь стояла столбиком на плече Мауры, отчего подруга стала походить на пухленького пиратского капитана.
— Эти платья унесите, — командовала она, — никаких холодных оттенков. Дона догаресса выйдет к подданным в желтом и красном, это цвета Саламандер-Арденте, мы будем их придерживаться. Не желтый? Золотой? Хорошо, пусть будет золотой.
Я погрузилась в воду с головой, перестав на некоторое время слышать. Какое счастье, что рагацце со мной! Моя хозяйственная Маура, моя хитроумная Карла. Вместе мы вытащим меня из ловушки, в которую я угодила. Воздух в легких закончился, я вынырнула.
— Портнихи пусть работают здесь. Да, алое платье немедленно подогнать по фигуре доны Маламоко. Не дона? Тогда ты, милая, больше не горничная. Не реви! Прощаю. На первый раз, но, если хоть одна из вас позволит себе хотя бы тень неуважения…
Мне из ванной было отчетливо слышно, что все слуги обращались теперь к Мауре не иначе как дона да Риальто.
— Панеттоне в своей стихии, — пробормотала Карла, которая, оказывается все это время сидела на пуфике неподалеку.
— Что с вампиром? — спросила я. — Думаешь, он опасен?
— Семья Мадичи сто лет назад поклялась не иссушать граждан Аквадораты.
— Как же они питаются?
Плечи Такколы приподнялись:
— Не задавай лишних вопросов, чтоб не получать неприятных ответов.
— Тогда спрошу о другом. Как твоему кузену удалось достичь… того, что он достиг?
— Случайность, — уверенно сказала синьорина Маламоко. — Помноженная на расчет и дьявольское везение. Чезаре водил дружбу с покойным дожем Дендуло, и, оставив пост адмирала торговой эскадры, обосновался в столице. Муэрто — не самая богатая фамилия, поэтому кузен занялся политикой, исполняя поручения для его безмятежности.
— Но дож! Это самый высокий титул из всех возможных.
— Выборный, Филомена, хоть и пожизненный. И выборы проходят в несколько этапов, наши власть придержащие всеми силами стремятся не допустить на высокий трон соперников. Велась игра, грязная и не очень. Подозреваю, что в победу Муэрто не верил никто, и патриции сливали свои голоса ему, просто чтоб они никому не достались.
— Понятно.
Значит, мой временный супруг всего лишь удачливый авантюрист, волею случая вознесенный над толпой. Развестись с ним будет несложно.
— Почему ты сказала «да»? — Карла отвлекла меня от размышлений. — Я имею в виду, у алтаря.
— Не сказала, а промычала. Знаешь, такая была суета, я мало понимала, что вообще происходит. Меня больше волновало, успеет ли сбежать самка головонога. Но каков мерзавец? Притащить в Аквадорату безобидного моллюска, чтоб тот сыграл роль чудовища и погиб во славу тишайшего Муэрто.
— Довольно изящный ход. Не окажись ты на отмели, горожане чествовали сейчас победителя Чезаре.
— Думаешь, он захочет мне отомстить?
— Муэрто будет играть с теми картами, что окажутся у него на руках. Сейчас ты козырь, дар моря, знак благосклонности высших сил.
— Он меня отпустит?
Карла вздохнула:
— Нет, Филомена. По крайней мере, не в ближайшее время.
— Это мы еще посмотрим! — Я хлопнула руками по воде, подняв брызги. — Мне нужно знать больше. Слабые места, грязные секреты. Вы близкие родственники…
— Чезаре — сын двоюродной сестры моей тетки по материнской линии.
— Стронцо!
Вода выплескивалась из ванны, с таким остервенением я о нее колотила.
— Чем ты умудрилась так расстроить дону догарессу? — Заглянувшая к нам Маура многозначительно шевелила бровями.
— Правдой, — ответила Таккола.
— Там синьор Копальди ожидает Филомену у двери спальни, чтоб сопроводить к супругу.
— Никуда не пойду, — фыркнула я и нырнула под воду.
Две пары рук меня вытащили почти сразу.
— Пойдешь, как миленькая пойдешь и заставишь всех аристократов и патрициев пускать слюни на твою юную прелесть, а их спутниц корчиться от зависти.
— Иначе проблемы будут не только у тебя, но и всей фамилии Саламандер-Арденте.
— И у нас.
— И у всей Аквадораты.
Не дожидаясь, пока под угрозой окажется человечество в целом, я поднялась и проследовала в спальню. Синьор Артуро переминался под дверью еще не менее трех четвертей часа. Зато, когда узрел меня на пороге в сопровождении фрейлин, пошатнулся и, прижав к сердцу раскрытую ладонь, прошептал:
— Вы так прекрасны!
Ало-золотое платье спускалось до самого пола. Маура фыркала, сокрушаясь, что в кукольном платьице были, по крайней мере, видны мои ножки, и утолила свою страсть к чужому обнажению, надев мне на шею рубиновое колье, центральный камень которого, многогранная крупная капля, лег точно между грудями.
Волосы мои убрали под золотую сетку, а Чико притворялась украшением, заняв привычное местечко на моем ухе. Наряды фрейлин, теперь я могла называть так своих подруг, не прибегая к мысленным кавычкам, частично повторяли мой. Худощавая Карла надела закрытое узкое платье красного шелка и спрятала лицо под маской Дамы, Маура щеголяла кружевами светлого многослойного газа, она тоже была в маске.
— Синьор Копальди, — проговорила она строго, — время не ждет, поспешим.
Когда черное небо над Аквадоратой раскололось дорожками фейерверков, я медленно и размеренно прошествовала к трону, установленному на вершине лестницы Гигантов. Решившая что я выгляжу слишком бледно Маура нанесла на мое лицо такое количество краски, что под слоем ее я потела. Декольте блестело от золотой пудры, а глаза… Я лишь надеялась, что сурьма не течет по щекам грязными дорожками. Синьорина да Риальто меры не знала.
— Прекрасное чувство ритма, — похвалил меня тишайший, одновременно со мной оказавшийся у трона. — Повернись, дай руку… На три-четыре.
И мы сели, я с левой стороны от супруга, трон был двойным и мое бедро прижималось к мужскому. Толпа подданных у подножия лестницы виделась мне неспокойным морем. Кто-то, кажется, произносил речь.
Я напрягла слух, но сосредоточиться не получалось, дож не отпустил моей руки и теперь задумчиво крутил на моем пальце великоватое обручальное кольцо.
— Все было бы еще идеальней, если бы с рассветом моя догаресса растворилась в морской пене. — Мечтал он вполголоса. — Архивариус, сушеный нетопырь, заверил меня, что у русалок это в порядке вещей.
Я молчала.
— Но лучшее — враг хорошего.
Хотелось есть. И неплохо было бы вернуть себе контроль над собственной конечностью. Я даже потянула руку на себя, но, видимо, с недостаточной силой.
— Послушная, не слишком уродливая и молчаливая жена…
Выдернув ладонь, я протянула, не глядя на дожа:
— Три раза мимо.
Ему не успели доложить, что немота моя прошла. Чезаре вздрогнул и повернулся ко мне. Я продолжила:
— О послушании не мечтайте, ваша серенити.
— Однако!
— Сегодня я согласна исполнить роль вашей нареченной, но лишь сегодня. С рассветом, надеюсь, мы исчезнем из жизни друг друга как страшный сон.
Оратор у подножия сменился, я поняла это по тому, что Чезаре кивнул вниз и взмахнул рукавом. Я зеркально повторила его жест.
— Каким же образом, любезная супруга, мы расстанемся?
— Это сложно?
— После того как ты написала кардиналу свое имя? Конечно. Будь ты хоть на толику предусмотрительней, можно было бы провернуть спектакль с растворением в пенных волнах. Плаваешь хорошо?
— Да, — ответила я честно. — Тогда вы дадите мне развод.
Предложение это обдумывалось тщательно. На дожа я не смотрела, но чувствовала, что его тело напряглось и замерло, так застывают кошки, рассчитывая прыжок.
— Как именно ты собираешься распорядиться своей свободой?
— Закончить учебу и выйти замуж за того, кому отдано мое сердце.
— Учебу?
— «Нобиле-колледже-рагацце» — школа для благородных девиц, учрежденная указом светлой памяти дожа Дендуло.
— И кто, тот счастливец, кто поведет к алтарю дипломированную благородную девицу?
Я покачала головой:
— Имя его я хотела бы сохранить в тайне, но, можете быть уверены, этот сеньор — достойнейший из смертных. Самый умный, самый красивый и безгранично добродетельный.
У подножия начиналось представление, толпа расступалась и в центре площадки извивались фигурки танцоров. Стоит быть владетелем целого государства, чтоб сидеть на галерке?
— Учениц в колледже много?
— Всего двадцать.
— Значит, среди оставшихся девятнадцати, твой сеньор без труда выберет себе другую супругу. При его достоинствах это будет не трудно.
Почему-то я вообразила себе безобразную сцену, как Эдуардо, мой Эдуардо, заключает в объятия синьорину Раффаэле, и едва не лишилась чувств. Как он жесток! Не синьор да Риальто, а дож! Но чего ждать от негодяя, пытавшегося убить головонога?
— Вы дадите мне развод.
— Конечно дам, — Чезаре энергично кивнул и его рогатая шапка нависла надо лбом, — иметь подле супругу, испытывающую ко мне отвращение, то еще удовольствие. Но, прости, не завтра.
— А когда?
— Лет через пять? — Срок он явно сочинил на ходу. — Отправлю тебя в монастырь, кардинал Мазератти, в память о знакомстве с твоим батюшкой, подберет заведение подальше от столицы.
— И как вы распорядитесь своей свободой? — Вернула я его вопрос, звучащий раньше, и развернулась к собеседнику.
— Это мне хотелось бы сохранит в тайне, — улыбнулся Чезаре и его глаза хитро блеснули.
Один-один. Ну что ж, стронцо, не желаешь по-хорошему, будет тебе по-плохому. Не совершенно «злодейски», но изощренно-коварно.
Смущенно потупившись, я прошептала:
— Как будет угодно вашей безмятежности, — и отвернулась к представлению.
— Раз мы пришли к согласию, Филомена, — дож расслабленно прислонился к спинке и нашел мою ладонь в ворохе шелка, — самое время рассказать мне о том, каким образом синьорина Саламандер-Арденте очутилась на отмели близ острова Николло как раз в момент обручения меня с морем.
— Можно назвать это божьим промыслом…
Отодвинувшись так далеко, что подлокотник вонзился мне в бок, я вырывала руку.
— Не дергайся, — ласково сказал Чезаре, — иначе я посажу тебя к себе на колени.
— Это противоречит протоколу!
— Да кого волнует протокол? Публика жаждет проявлений страсти от двух молодых людей, один из которых красив и не обделен вниманием противоположного пола. — Дож улыбнулся и пояснил. — Я имею в виду себя.
Мои губы растянулись в оскале:
— Попробуй, стронцо. И внимание противоположного пола надолго приобретет для тебя платонический оттенок.
— Как разнообразен лексикон благородных девиц, — Чезаре дернул меня к себе и обнял левой рукой за плечи. — Потерпи, рагацца, сейчас жонглеры закончат и праздник переместиться в менее официальные покои.
Чикко возбужденно пыхтела, накапливая жар. Сейчас мы с малышкой кое-что кое-кому устроим.
— Артуро! — негромко позвал супруг. — Ты надел перчатки?
— Да, ваша серенити.
Меня больно потянули за волосы у затылка и, когда голова моя отклонилась, синьор Копальди снял с меня саламандру и опустил в стеклянный шарик футляра.
Саламандры, как оказалось, даже мадженто, простые создания, очутившись с прозрачной сфере, они немедленно впадают в спячку.
— Хоть какой-то толк от сморчка-архивариуса, — хмыкнул дож. — Эта, развалина, представь себе, прохлопала все документы, которые касаются синьорины Саламандер-Арденте. Божится, что их похитили у него из под носа. Как думаешь, Филомена, не твой ли достойный синьор провернул эту кражу?
— Эдуардо? Это невозможно! Чтоб наследник да Риальто…
Я запнулась, поняв, что только что совершила огромную глупость. Серебристые глаза Чезаре победно блеснули.
— Торговый флот да Риальто? А ты вовсе не такая дурочка, как можно было бы подумать. Но, кроме достойнейшего из смертных, есть еще и бессмертный?
— Что?
Чезаре отвернулся к помощнику:
— Артуро, почему они вопят?
— Торжественная часть закончилась, ваша безмятежность. Публика требует поцелуя.
— Понятно. Дражайшая супруга, наша беседа переносится на другое время. — Дож встал, потянув меня за собой. — Встретимся за столом. Ах, чуть не забыл. Негоже разочаровывать подданных. И пусть утешением тебе послужит мысль, что поцелуй был мне не менее отвратителен.
Мягкие губы Чезаре накрыли мой рот, я замерла. Без нашлепки ощущения были совсем другими, это раздражало. Супруг, видимо, испытал удивление. Его рот замер на мгновение, потом пришел в движение, и, вместо того, чтоб пристойно отстраниться, этот стронцо обхватил меня за талию обеими руками, прижал к себе и…
— Ваша серенити, — бормотание Артуро разбило кокон тишины, в котором я очутилась, — еще не время.
Когда меня отпустили, я пошатнулась на ватных, ставших слабыми, ногах и опустила занесенную для пощечины руку.
Почему моя слюна не отравлена? Это было бы так чудесно!
Дож смотрел на меня со странным удивленно-сокрушенным выражением:
— Прости, дорогая, мне нечем тебя утешить.
— Что?
— Мне понравилось.
И стронцо Чезаре, насвистывая под нос, удалился. Видимо, чтоб уязвить меня еще больше, в его правой руке подпрыгивал стеклянный футляр со спящей Чикко.
— Умница, — сказала Маура, ведя меня под руку по длинному коридору, — держалась как настоящая королева.
— Он забрал мою саламандру!
— Но ведь не убил? — Карла держала меня под другую руку. — Улыбнешься пару раз, или заплачешь, и тебе ее вернут.
— Он не дает мне развод.
— А ты потребовала развода прямо на троне?
— До, или после поцелуя?
И чертовки захихикали.
— Мне чуть не стошнило, — соврала я.
— Нечем тебе тошнить, — отрезала Таккола и сунула мне в рот печеньице.
«Значит, голова кружилась от голода, — решила я, энергично жуя, — и слабость от этого и путаные мысли. Одной водой жив не будешь».
— Куда мы идем?
— Переодеваться. За ужином дож с догарессой могут выглядеть менее официально.
— И умыться тебе надо, — вздохнула Панеттоне, — с краской я переборщила.
— А я говорила!
— Потому что лестница длинная, с подножия лица доны догарессы не рассмотришь.
