— Вы ели паштет и виноград, выпили вина с…, — он хмыкнул, пропуская какое-то слово, — примерно пол часа назад, через такое же время, если вы ограничитесь водой, я не смогу уловить от вас никаких запахов.
— У вас хороший нюх?
— Нечеловечески.
— Слух?
Князь кивнул:
— И тут, серениссима, вам от меня не скрыться. Я слышу ваше дыхание и каждое биение сердца.
— Желания вцепиться в мою яремную вену вас при этом посещает?
Он улыбнулся и мечтательно протянул:
— Филомена, какое несчастье, что мы не встретились с вами раньше. —Тут левое ухо его сиятельства пришло в движение, а я собралась падать в обморок, впрочем, молниеносно передумав. — Скоро появятся ваши подруги, мне придется откланяться. Надеюсь, наша небольшая беседа обогатила вас знаниями, как избежать нынче ночью обряда консумации.
— Вы читаете мысли? — Пробормотала я покраснев.
— Нет, серениссима, это вы думаете вслух. До завтра, прекрасная Филомена.
Я моргнула, вампир исчез.
— Что за маска? — Маура села справа и сбросила на пол полумаску князя Мадичи. — Ты с кем-то флиртовала, пока мы как львицы сражались за твою будущность?
— Нас вернут в школу, — Карла пододвинула себе неизвестно откуда появившийся стул. — Чезаре желает, чтоб мы закончили учебу.
— И на твоем месте, Филомена, я бы присматривала за муженьком, он тискал Такколу как оголодавший в плавании матрос.
— Это было по-дружески.
— Дружба мужчины и женщины? Синоьрина Маламоко любит сказки? Что ж, начнем вечер удивительных историй.
— Вы знаете, что такое консумация?
Под девичье хихиканье я рассказала, какой позор претерпела перед своим супругом. Как они хохотали!
— Обряд консумации, — сообщила Карла, отсмеявшись, — свидетельствует специальная комиссия патрициев.
В смысле? Стоят у кровати, пока… Нет, об этом я думать не хотела. Я расскажу дожу про вампира, и пусть супруг сам выдумывает, как обмануть комиссию. Про телесную любовь я знала до отвращения мало. Я знала, что мужчина и женщина ложатся вместе в постель, целуются… Дальше я знала только, как это происходит у саламандр, или у рыб, или у морских коньков. Там все было просто, логично и без комиссий патрициев животного мира. У коньков, так вообще яйца вынашивал самец. Чудестный, к стати, обычай. Супруга передавала горсть икры в специальный мешочек и удалялась, часто навсегда. Морские коньки полигамны, почти как тишайший Муэрто.
От мыслей меня отвлекли подруги, они вполголоса спорили.
— Матушка ей ничего не рассказала? Про тычинки и пестики?
— Синьора Саламандер-Арденте немая! Какие еще тычинки? Мы, как добрые подруги, должны поведать целомудренной Филомене о таинстве брака.
— Поведаешь, когда я выйду за Эдуардо, — закончила я спор. — Лучше расскажи, как тебе удалось убедить стронцо Чезаре оставить вас во дворце.
— Напомнила о долге тишайшего Муэрто перед моим папенькой, — ответила Карла.
Маура с нажимом спросила:
— Куда тебя отправят после выпуска?
— В догата Негропонта, в колонию, наблюдать за тамошним губернатором.
Фрейлины погрустнели, веселье за столом лопнуло как мыльный пузырь. А вскоре явился дож Муэрто, взял меня за руку и, под приветственные вопли, повел в свои покои.
Я еще по дороге попыталась принять самый сомнамбулический вид.
Спальня тишайшего Чезаре выглядела так, будто ею пользовались редко. Там не было личных вещей, безделушек или книг. В середине квадратной комнаты стояла резная кровать под балдахином. Все. Мы вошли в спальню, дож закрыл дверь, отсекая шум сопровождающих.
— В идеале, — протянул супруг, — здесь должно суетиться десяток горничных, чтоб переодеть новобрачную в ночную сорочку, но твоя… дражайшая дона да Риальто разогнала всех, заверив меня, впрочем, что уже завтра подберет новую прислугу.
Он пересек комнату, толкнул резную панель, за которой оказалась гардеробная, и скрылся за ней.
— Тебе придется раздеться самостоятельно.
Когда супруг вернулся к постели, босым и в шелковом домашнем халате, я все так же стояла у двери и покачивалась.
— Что еще?!
— Приказывайте, ваше сиятельство, — гулко провыла я, вращая глазами. — Внемлю…
И, припомнив, как бесновался в подвале палаццо Мадичи маэстро-кукольник, добавила:
— Слушаю и повинуюсь.
Чезаре закатил глаза, воздел руки и, прошептав «за что?», юркнул под балдахин.
— Желаешь ломать комедию, — он натянул до подбородка одеяло, — на здоровье. Я — человек занятой, даже слишком, и временем, разбирать твои причуды, не располагаю. Хочешь стоять так всю ночь? Стой. Только, будь любезна, погаси свет.
И он замолчал, и дыхание его стало ровным.
Будто действительно находясь под действием чар, я одну за другой задула все свечи в настенных канделябрах.
Камина здесь не было, наверное спальня отапливалась из соседних помещений, и где-то за стенами танцевали в огне саламандры. Я подождала, потом подошла к гардеробной, но панель уже вернулась на место и открыть ее в темноте не получалось.
Можно лечь на пол и дожидаться рассвета на ковре, можно не ложиться, и дожидаться утра стоя. Но вот чего абсолютно точно не стоит делать, так это пристраиваться на кровати дожа.
Медленно я подошла к постели, ощупала столбик балдахина, изножие и, скинув туфельки, легла поверх одеяла, повернувшись к спящему супругу спиной.
— Кракен, действительно, безобидное создание? — Сонным голосом спросил Чезаре.
— Кракены вымерли, — ответила я. — Ты собирался убить из гарпунной пушки головонога.
— Никогда о них не слышал, хотя походил по морям немало.
— Они обитают на такой глубине, куда ни один человек не может пробраться.
— Чем они питаются?
— Всем, что могут схватить, что заносит течениями в их ареал. Они что-то вроде мусорщиков.
Кажется, мысли дремлющего супруга перебегали с предмета на предмет.
— Откуда ты столько знаешь о подводных созданиях?
— Я выросла на уединенном острове. Разведение саламандр предполагает…
— Почему ты ничего не знаешь о браке?
— Я знаю о браке!
— Ну да, кажется, сейчас самое время тебе отложить пару икринок, чтоб я попытался их оплодотворить.
— Я выйду замуж за Эдуардо.
— Пять, — и тишайший Муэрто сграбастал меня обеими руками, прижав спиной к своему животу. — Филомена должна мне пять поцелуев.
Трепыхаясь, как выброшенная на берег рыбешка, я пыталась ударить супруга ногой, но сил отчего-то не было.
— Тихо, малышка, злобный дож подсыпал в твое вино чудесное снадобье.
— Стронцо Чезаре!
— Шесть. Любая проблема требует самых простых решений. Мне нужна всего лишь одна спокойная ночь, без споров и беготни, без ругани, без обвинений. Спи, малышка, утром Артуро отвезет тебя с твоими подругами в школу и ты целый день сможешь побыть благородной девицей Саламандер-Арденте.
— Если ты посмеешь воспользоваться моим состоянием и лишить девичьей чести… — прошептала я.
— Ты целовалась со своим напыщенным идиотом да Риальто?
— Конечно! И он целуется лучше, чем ты.
— Правда? — Чезаре развернул меня к себе и почувствовала на лице его дыхание. — Тогда, наверное, ты сможешь дать мне пару уроков? А то неудобно получится, если какая-нибудь другая синьорина, которая целовалась с синьором да Риальто, после поцелуя со мной…
Я укусила Чезаре за губу и уснула.
А проснулась от негромких мужских голосов.
— Бедняжка устала, Чезаре, мальчик мой, вы не проявили должной сдержанности.
— Горячая аквадоратская кровь. — Этот шелестящий голос я узнала. Чудовищный князь, Лукрецио Мадичи.
— Экселленсе знает о крови все. — Супруг-отравитель, чей голос звучал громче, видимо от того, что стронцо Чезаре находился близко, говорил с сарказмом. — Поторопитесь, синьоры, исполните должное, чтоб ваш дож мог с чистой совестью отправиться на Большой совет.
Глаз я не открывала, но осторожно пошарила рукой под одеялом и не заорала лишь потому, что князь проговорил:
— Доброе утро, серениссима.
Черт! Дьявол! Стронцо! Кракен всех раздери! Разумеется, он услышал мое дыхание, биение сердца, ускоренное после осознания факта, что под одеялом я абсолютна голая, и понял, что я уже не сплю.
— Утро? — Беспечно зевнув, я села на постели. — Его сиятельство, видимо спешит исполнить свой долг, чтоб до рассвета скрыться от лучей солнца?
Еще пятеро мужчин, в отличие от князя, в строгих белых масках Вольто, низко мне поклонились.
Чезаре, сидящий рядом и, в отличие от целомудренной меня, раскрытый по пояс, спросил с подозрением:
— Дражайшая супруга знакома с экселленсе?
— Разумеется, — я одарила вампира улыбкой, от которой он вполне мог испепелиться, настолько она была лучезарной. — Драгоценный Лукрецио был столь любезен, что исполнил роль моей матушки, дав несколько советов по поводу первой брачной ночи.
— Рад убедиться, что драгоценная Филомена их исполнила.
Серые глаза князя остановились на лице тишайшего Муэрто и зажглись лукавством.
Я повернулась. Нижняя губа его серенити посинела и распухла.
Так тебе и надо, урод. Если после сегодняшней ночи я понесла, клянусь, первое слово, которому я научу ребенка, будет «стронцо Чезаре».
— Молодость, — сказал один из «граждан», — ах, молодость. Что ж, синьоры, давайте закончим начатое, приподнимите догарессу, чтоб мы с князем смогли осмотреть простыню.
Я вцепилась в руку дожа, он один за другим разогнул мои пальцы и спрыгнул с постели, нисколько не стесняясь своей наготы. Честно говоря, стесняться там, наверное, было нечего. Обычный мужчина, высокий и худой, с мышцами хорошего пловца и золотистым загаром. Что-то там курчавилось на груди, спускаясь к поясу пижамы. Стронцо! Супруг был в пижаме, в отличие от меня.
Я вцепилась в одеяло двумя руками, испуганно глядя, как четверо синьоров приближаются к балдахину.
— Пустое, — прошелестел князь, наклонился и одним плавным рывком выдернул из-под меня простыню.
Белую, в красных разводах.
Как мне стало стыдно! Чудовищно, нечеловечески. Щеки опалил жар, тело сковало холодом, даже зубы клацнули от дрожи.
Экселленсе скорбно хмыкнул:
— Бедное создание.
— Она не страдала, — заверил дож с холодной улыбкой. — Не более, чем было необходимо.
Я прислушалась к телесным ощущениям. Страдала я, или нет? Болел живот, гадко и ноюще, еще саднило горло, и вкус во рту был мерзейший, будто там справила новоселье семья кальмаров, а после несколько поколений хоронила там же усопших родичей.
— Цель оправдывает средства? — усмешка князя была на несколько градусов холоднее. — Что ж, синьоры, высочайший брак свершился, не будем далее утомлять новобрачных своим присутствием.
Мадичи разжал пальцы, выпуская простыню на пол, нижайше мне поклонился и покинул спальню. Прочие «граждане» отправились за ним.
— Гаденыш, — сообщи Чезаре закрытой двери. — И почему меня не предупредили, что эта развалина выглядит лучше меня?
Дурацкий вопрос, у меня была дюжина лучших. Например, желает ли дражайший супруг быть похороненным на родине, или в усыпальнице дожей в Аквадорате? Не будет ли он возражать против украшения залы Большого совета собственными кишками? И какой танец он желает на своей могиле в моем исполнении, тарантеллу или гильярду?
Я спросила:
— Где моя одежда?
Чезаре как раз отодвигал стенную панель, на противоположной от гардеробной стены.
— Здесь, — он вытянул за ручку плетеную корзину, из которой торчал сноп какой-то травы. — Это полынь, я решил, что ее запах должен перебить вонь. Но кто мог ожидать, что проверять консумацию явится сам экселленсе.
— Вонь чего?
Тишайший фыркнул:
— Ты, драгоценная супруга, блевала часа четыре без пауз.
— После того, как ты меня обесчестил?
— После того, как налопалась чего-то отравленного, стоило мне оставить тебя без присмотра на три четверти часа.
Он развернул аквамариновый шелк и уставился на него с видом естествоиспытателя. Меня замутило:
— Тартолини и виноград.
— Что из этого что, уже не понять. Да и неважно. — Дож бросил платье в корзину. — Сегодня не ешь ничего, только пей. Артуро выделит твоим фрейлинам несколько кувшинов воды, вечером…
— Твои яства не проверяют перед подачей?
— Обычно да, но вчера, по досадной случайности, обоих дежурных проверяльщиков скосила инфлюэнца. Ты поняла? Ни крошки из чужих рук, ни глотка. Вечером я дом тебе бульона, это успокоит желудок. Сейчас иди в ванную, — он кивнул за панель, — я велю доне да Риальто помочь тебе с гардеробом.
И этот стронцо подхватил с кровати свой халат:
— Большой совет, нужно пользоваться моментом, пока благословение моря не выветрилось от времени.
— Минуточку, — я так энергично дернулась, что одеяло сползло, открывая ключицы, — ты раздел меня, чтоб скрыть следы рвоты?
— Меня так умиляет стремление женщин говорить лишь о себе, — тишайший вздохнул без умиления, но со скорбью. — Да, поэтому раздел. Помощи ждать было неоткуда. В коридоре — почетный караул, хорош бы я был, если бы в первую брачную ночь позвал кого-нибудь на подмогу. Сказали бы, что дож, как мужчина, слаб.
Стремление женщин? Сам-то только о себе, любимом!
— Поэтому я ополоснул тебя, как мог и спрятал следы в ароматных травах, которые используют для ванн.
— И я не проснулась?
— Сонное зелье оказалось хорошим, и попало оно в тебя раньше отравы.
— А консумация?
— Исполнена, о чем даже сиятельный Мадичи…
— Она произошла до, или после рвоты? Или ты использовал «несомненную мужскую силу», пока я блевала?
Чезаре хихикнул:
— Успокойся, глупая саламадра, — твоя яйцекладка столь же невинна, как и вчера.
— Кровь!
— Куриная. И гаденыш Мадичи это унюхал. Неужели ты не уловила сарказма в его «бедняжке»?
От нахлынувшего облегчения я улыбнулась.
— И неужели ты думаешь, что хоть какой-нибудь мужчина, будь он трижды силен по этой части, возжелает блюющую даму? — Продолжил стронцо Чезаре, и улыбка моя померкла. — Да и вообще, возлечь с девицей, мечтающей об объятиях другого? Я, по-твоему кто, насильник?
— Тогда зачем весь это маскарад? Комиссия, птичья кровь?
— Затем, драгоценная супруга, что чудом — подарком моря я собираюсь пользоваться на полную катушку, в целях, которые твою юную головку интересовать не должны.
— Ты дашь мне развод?
— Да.
— Когда?
— Когда чудо протухнет и перестанет приносить мне пользу. Я лично покаюсь перед советом, ты поплачешь, достойный Эдуардо… тоже что-нибудь сделает, чтоб убедить достойных патрициев в своей безмерной любви. Спектакль сработает, не сомневайся. А пока, будь любезна, изображай счастливую новобрачную. И, если твоя игра будет достоверна, клянусь, я сам вложу твою холодную лапку в руку синьора да Риальто.
— Почему я должна тебе верить?
— Я поклялся.
— А, если ты передумаешь, если завтра или через неделю твое мужское естество попытается со мной возлечь?
Чезаре расхохотался:
— Милейшая синьорина Саламандер-Арденте, к услугам моего мужского естества сотни синьор и синьорин благословенной Аквадораты, и ни одна из них не извергала на меня потоки рвоты, — он запнулся, будто припомнив подробности. — Не важно! В общем, Филомена, даже, если к моему ужасу, в игру вступит твое женское естество, в существовании которого я пока не уверен, тебе придется очень постараться, чтоб тишайший Муэрто одарил тебя своим вниманием.
Дож запахнул халат и распахнул двери спальни:
— Дона да Риальто, — кивнул он Мауре, — вашей госпоже надо принять ванну. Дона Маламоко, проводите меня.
Карла бросила на меня вопросительный взгляд, я пожала плечами. Щеки горели от стыда и обиды.
— У вас хороший нюх?
— Нечеловечески.
— Слух?
Князь кивнул:
— И тут, серениссима, вам от меня не скрыться. Я слышу ваше дыхание и каждое биение сердца.
— Желания вцепиться в мою яремную вену вас при этом посещает?
Он улыбнулся и мечтательно протянул:
— Филомена, какое несчастье, что мы не встретились с вами раньше. —Тут левое ухо его сиятельства пришло в движение, а я собралась падать в обморок, впрочем, молниеносно передумав. — Скоро появятся ваши подруги, мне придется откланяться. Надеюсь, наша небольшая беседа обогатила вас знаниями, как избежать нынче ночью обряда консумации.
— Вы читаете мысли? — Пробормотала я покраснев.
— Нет, серениссима, это вы думаете вслух. До завтра, прекрасная Филомена.
Я моргнула, вампир исчез.
— Что за маска? — Маура села справа и сбросила на пол полумаску князя Мадичи. — Ты с кем-то флиртовала, пока мы как львицы сражались за твою будущность?
— Нас вернут в школу, — Карла пододвинула себе неизвестно откуда появившийся стул. — Чезаре желает, чтоб мы закончили учебу.
— И на твоем месте, Филомена, я бы присматривала за муженьком, он тискал Такколу как оголодавший в плавании матрос.
— Это было по-дружески.
— Дружба мужчины и женщины? Синоьрина Маламоко любит сказки? Что ж, начнем вечер удивительных историй.
— Вы знаете, что такое консумация?
Под девичье хихиканье я рассказала, какой позор претерпела перед своим супругом. Как они хохотали!
— Обряд консумации, — сообщила Карла, отсмеявшись, — свидетельствует специальная комиссия патрициев.
В смысле? Стоят у кровати, пока… Нет, об этом я думать не хотела. Я расскажу дожу про вампира, и пусть супруг сам выдумывает, как обмануть комиссию. Про телесную любовь я знала до отвращения мало. Я знала, что мужчина и женщина ложатся вместе в постель, целуются… Дальше я знала только, как это происходит у саламандр, или у рыб, или у морских коньков. Там все было просто, логично и без комиссий патрициев животного мира. У коньков, так вообще яйца вынашивал самец. Чудестный, к стати, обычай. Супруга передавала горсть икры в специальный мешочек и удалялась, часто навсегда. Морские коньки полигамны, почти как тишайший Муэрто.
От мыслей меня отвлекли подруги, они вполголоса спорили.
— Матушка ей ничего не рассказала? Про тычинки и пестики?
— Синьора Саламандер-Арденте немая! Какие еще тычинки? Мы, как добрые подруги, должны поведать целомудренной Филомене о таинстве брака.
— Поведаешь, когда я выйду за Эдуардо, — закончила я спор. — Лучше расскажи, как тебе удалось убедить стронцо Чезаре оставить вас во дворце.
— Напомнила о долге тишайшего Муэрто перед моим папенькой, — ответила Карла.
Маура с нажимом спросила:
— Куда тебя отправят после выпуска?
— В догата Негропонта, в колонию, наблюдать за тамошним губернатором.
Фрейлины погрустнели, веселье за столом лопнуло как мыльный пузырь. А вскоре явился дож Муэрто, взял меня за руку и, под приветственные вопли, повел в свои покои.
Я еще по дороге попыталась принять самый сомнамбулический вид.
Спальня тишайшего Чезаре выглядела так, будто ею пользовались редко. Там не было личных вещей, безделушек или книг. В середине квадратной комнаты стояла резная кровать под балдахином. Все. Мы вошли в спальню, дож закрыл дверь, отсекая шум сопровождающих.
— В идеале, — протянул супруг, — здесь должно суетиться десяток горничных, чтоб переодеть новобрачную в ночную сорочку, но твоя… дражайшая дона да Риальто разогнала всех, заверив меня, впрочем, что уже завтра подберет новую прислугу.
Он пересек комнату, толкнул резную панель, за которой оказалась гардеробная, и скрылся за ней.
— Тебе придется раздеться самостоятельно.
Когда супруг вернулся к постели, босым и в шелковом домашнем халате, я все так же стояла у двери и покачивалась.
— Что еще?!
— Приказывайте, ваше сиятельство, — гулко провыла я, вращая глазами. — Внемлю…
И, припомнив, как бесновался в подвале палаццо Мадичи маэстро-кукольник, добавила:
— Слушаю и повинуюсь.
Чезаре закатил глаза, воздел руки и, прошептав «за что?», юркнул под балдахин.
— Желаешь ломать комедию, — он натянул до подбородка одеяло, — на здоровье. Я — человек занятой, даже слишком, и временем, разбирать твои причуды, не располагаю. Хочешь стоять так всю ночь? Стой. Только, будь любезна, погаси свет.
И он замолчал, и дыхание его стало ровным.
Будто действительно находясь под действием чар, я одну за другой задула все свечи в настенных канделябрах.
Камина здесь не было, наверное спальня отапливалась из соседних помещений, и где-то за стенами танцевали в огне саламандры. Я подождала, потом подошла к гардеробной, но панель уже вернулась на место и открыть ее в темноте не получалось.
Можно лечь на пол и дожидаться рассвета на ковре, можно не ложиться, и дожидаться утра стоя. Но вот чего абсолютно точно не стоит делать, так это пристраиваться на кровати дожа.
Медленно я подошла к постели, ощупала столбик балдахина, изножие и, скинув туфельки, легла поверх одеяла, повернувшись к спящему супругу спиной.
— Кракен, действительно, безобидное создание? — Сонным голосом спросил Чезаре.
— Кракены вымерли, — ответила я. — Ты собирался убить из гарпунной пушки головонога.
— Никогда о них не слышал, хотя походил по морям немало.
— Они обитают на такой глубине, куда ни один человек не может пробраться.
— Чем они питаются?
— Всем, что могут схватить, что заносит течениями в их ареал. Они что-то вроде мусорщиков.
Кажется, мысли дремлющего супруга перебегали с предмета на предмет.
— Откуда ты столько знаешь о подводных созданиях?
— Я выросла на уединенном острове. Разведение саламандр предполагает…
— Почему ты ничего не знаешь о браке?
— Я знаю о браке!
— Ну да, кажется, сейчас самое время тебе отложить пару икринок, чтоб я попытался их оплодотворить.
— Я выйду замуж за Эдуардо.
— Пять, — и тишайший Муэрто сграбастал меня обеими руками, прижав спиной к своему животу. — Филомена должна мне пять поцелуев.
Трепыхаясь, как выброшенная на берег рыбешка, я пыталась ударить супруга ногой, но сил отчего-то не было.
— Тихо, малышка, злобный дож подсыпал в твое вино чудесное снадобье.
— Стронцо Чезаре!
— Шесть. Любая проблема требует самых простых решений. Мне нужна всего лишь одна спокойная ночь, без споров и беготни, без ругани, без обвинений. Спи, малышка, утром Артуро отвезет тебя с твоими подругами в школу и ты целый день сможешь побыть благородной девицей Саламандер-Арденте.
— Если ты посмеешь воспользоваться моим состоянием и лишить девичьей чести… — прошептала я.
— Ты целовалась со своим напыщенным идиотом да Риальто?
— Конечно! И он целуется лучше, чем ты.
— Правда? — Чезаре развернул меня к себе и почувствовала на лице его дыхание. — Тогда, наверное, ты сможешь дать мне пару уроков? А то неудобно получится, если какая-нибудь другая синьорина, которая целовалась с синьором да Риальто, после поцелуя со мной…
Я укусила Чезаре за губу и уснула.
А проснулась от негромких мужских голосов.
— Бедняжка устала, Чезаре, мальчик мой, вы не проявили должной сдержанности.
— Горячая аквадоратская кровь. — Этот шелестящий голос я узнала. Чудовищный князь, Лукрецио Мадичи.
— Экселленсе знает о крови все. — Супруг-отравитель, чей голос звучал громче, видимо от того, что стронцо Чезаре находился близко, говорил с сарказмом. — Поторопитесь, синьоры, исполните должное, чтоб ваш дож мог с чистой совестью отправиться на Большой совет.
Глаз я не открывала, но осторожно пошарила рукой под одеялом и не заорала лишь потому, что князь проговорил:
— Доброе утро, серениссима.
Черт! Дьявол! Стронцо! Кракен всех раздери! Разумеется, он услышал мое дыхание, биение сердца, ускоренное после осознания факта, что под одеялом я абсолютна голая, и понял, что я уже не сплю.
— Утро? — Беспечно зевнув, я села на постели. — Его сиятельство, видимо спешит исполнить свой долг, чтоб до рассвета скрыться от лучей солнца?
Еще пятеро мужчин, в отличие от князя, в строгих белых масках Вольто, низко мне поклонились.
Чезаре, сидящий рядом и, в отличие от целомудренной меня, раскрытый по пояс, спросил с подозрением:
— Дражайшая супруга знакома с экселленсе?
— Разумеется, — я одарила вампира улыбкой, от которой он вполне мог испепелиться, настолько она была лучезарной. — Драгоценный Лукрецио был столь любезен, что исполнил роль моей матушки, дав несколько советов по поводу первой брачной ночи.
— Рад убедиться, что драгоценная Филомена их исполнила.
Серые глаза князя остановились на лице тишайшего Муэрто и зажглись лукавством.
Я повернулась. Нижняя губа его серенити посинела и распухла.
Так тебе и надо, урод. Если после сегодняшней ночи я понесла, клянусь, первое слово, которому я научу ребенка, будет «стронцо Чезаре».
— Молодость, — сказал один из «граждан», — ах, молодость. Что ж, синьоры, давайте закончим начатое, приподнимите догарессу, чтоб мы с князем смогли осмотреть простыню.
Я вцепилась в руку дожа, он один за другим разогнул мои пальцы и спрыгнул с постели, нисколько не стесняясь своей наготы. Честно говоря, стесняться там, наверное, было нечего. Обычный мужчина, высокий и худой, с мышцами хорошего пловца и золотистым загаром. Что-то там курчавилось на груди, спускаясь к поясу пижамы. Стронцо! Супруг был в пижаме, в отличие от меня.
Я вцепилась в одеяло двумя руками, испуганно глядя, как четверо синьоров приближаются к балдахину.
— Пустое, — прошелестел князь, наклонился и одним плавным рывком выдернул из-под меня простыню.
Белую, в красных разводах.
Как мне стало стыдно! Чудовищно, нечеловечески. Щеки опалил жар, тело сковало холодом, даже зубы клацнули от дрожи.
Экселленсе скорбно хмыкнул:
— Бедное создание.
— Она не страдала, — заверил дож с холодной улыбкой. — Не более, чем было необходимо.
Я прислушалась к телесным ощущениям. Страдала я, или нет? Болел живот, гадко и ноюще, еще саднило горло, и вкус во рту был мерзейший, будто там справила новоселье семья кальмаров, а после несколько поколений хоронила там же усопших родичей.
— Цель оправдывает средства? — усмешка князя была на несколько градусов холоднее. — Что ж, синьоры, высочайший брак свершился, не будем далее утомлять новобрачных своим присутствием.
Мадичи разжал пальцы, выпуская простыню на пол, нижайше мне поклонился и покинул спальню. Прочие «граждане» отправились за ним.
— Гаденыш, — сообщи Чезаре закрытой двери. — И почему меня не предупредили, что эта развалина выглядит лучше меня?
Дурацкий вопрос, у меня была дюжина лучших. Например, желает ли дражайший супруг быть похороненным на родине, или в усыпальнице дожей в Аквадорате? Не будет ли он возражать против украшения залы Большого совета собственными кишками? И какой танец он желает на своей могиле в моем исполнении, тарантеллу или гильярду?
Я спросила:
— Где моя одежда?
Чезаре как раз отодвигал стенную панель, на противоположной от гардеробной стены.
— Здесь, — он вытянул за ручку плетеную корзину, из которой торчал сноп какой-то травы. — Это полынь, я решил, что ее запах должен перебить вонь. Но кто мог ожидать, что проверять консумацию явится сам экселленсе.
— Вонь чего?
Тишайший фыркнул:
— Ты, драгоценная супруга, блевала часа четыре без пауз.
— После того, как ты меня обесчестил?
— После того, как налопалась чего-то отравленного, стоило мне оставить тебя без присмотра на три четверти часа.
Он развернул аквамариновый шелк и уставился на него с видом естествоиспытателя. Меня замутило:
— Тартолини и виноград.
— Что из этого что, уже не понять. Да и неважно. — Дож бросил платье в корзину. — Сегодня не ешь ничего, только пей. Артуро выделит твоим фрейлинам несколько кувшинов воды, вечером…
— Твои яства не проверяют перед подачей?
— Обычно да, но вчера, по досадной случайности, обоих дежурных проверяльщиков скосила инфлюэнца. Ты поняла? Ни крошки из чужих рук, ни глотка. Вечером я дом тебе бульона, это успокоит желудок. Сейчас иди в ванную, — он кивнул за панель, — я велю доне да Риальто помочь тебе с гардеробом.
И этот стронцо подхватил с кровати свой халат:
— Большой совет, нужно пользоваться моментом, пока благословение моря не выветрилось от времени.
— Минуточку, — я так энергично дернулась, что одеяло сползло, открывая ключицы, — ты раздел меня, чтоб скрыть следы рвоты?
— Меня так умиляет стремление женщин говорить лишь о себе, — тишайший вздохнул без умиления, но со скорбью. — Да, поэтому раздел. Помощи ждать было неоткуда. В коридоре — почетный караул, хорош бы я был, если бы в первую брачную ночь позвал кого-нибудь на подмогу. Сказали бы, что дож, как мужчина, слаб.
Стремление женщин? Сам-то только о себе, любимом!
— Поэтому я ополоснул тебя, как мог и спрятал следы в ароматных травах, которые используют для ванн.
— И я не проснулась?
— Сонное зелье оказалось хорошим, и попало оно в тебя раньше отравы.
— А консумация?
— Исполнена, о чем даже сиятельный Мадичи…
— Она произошла до, или после рвоты? Или ты использовал «несомненную мужскую силу», пока я блевала?
Чезаре хихикнул:
— Успокойся, глупая саламадра, — твоя яйцекладка столь же невинна, как и вчера.
— Кровь!
— Куриная. И гаденыш Мадичи это унюхал. Неужели ты не уловила сарказма в его «бедняжке»?
От нахлынувшего облегчения я улыбнулась.
— И неужели ты думаешь, что хоть какой-нибудь мужчина, будь он трижды силен по этой части, возжелает блюющую даму? — Продолжил стронцо Чезаре, и улыбка моя померкла. — Да и вообще, возлечь с девицей, мечтающей об объятиях другого? Я, по-твоему кто, насильник?
— Тогда зачем весь это маскарад? Комиссия, птичья кровь?
— Затем, драгоценная супруга, что чудом — подарком моря я собираюсь пользоваться на полную катушку, в целях, которые твою юную головку интересовать не должны.
— Ты дашь мне развод?
— Да.
— Когда?
— Когда чудо протухнет и перестанет приносить мне пользу. Я лично покаюсь перед советом, ты поплачешь, достойный Эдуардо… тоже что-нибудь сделает, чтоб убедить достойных патрициев в своей безмерной любви. Спектакль сработает, не сомневайся. А пока, будь любезна, изображай счастливую новобрачную. И, если твоя игра будет достоверна, клянусь, я сам вложу твою холодную лапку в руку синьора да Риальто.
— Почему я должна тебе верить?
— Я поклялся.
— А, если ты передумаешь, если завтра или через неделю твое мужское естество попытается со мной возлечь?
Чезаре расхохотался:
— Милейшая синьорина Саламандер-Арденте, к услугам моего мужского естества сотни синьор и синьорин благословенной Аквадораты, и ни одна из них не извергала на меня потоки рвоты, — он запнулся, будто припомнив подробности. — Не важно! В общем, Филомена, даже, если к моему ужасу, в игру вступит твое женское естество, в существовании которого я пока не уверен, тебе придется очень постараться, чтоб тишайший Муэрто одарил тебя своим вниманием.
Дож запахнул халат и распахнул двери спальни:
— Дона да Риальто, — кивнул он Мауре, — вашей госпоже надо принять ванну. Дона Маламоко, проводите меня.
Карла бросила на меня вопросительный взгляд, я пожала плечами. Щеки горели от стыда и обиды.
