— Дар моря? — Маркиз на вопрос не ответил. — Говорят, она прелестна.
— Более чем. Представьте себе идеальное воплощение аквадоратской девы, стройное и соразмеренное, с волосами цвета бледной меди и глазами цвета…
— Маркиз, граф,— кардинал Мазератти поочередно сунул синьорам перстень для поцелуя.
— Монсиньор, — оба аристократа чмокнули губами над бледной дланью кардинала.
— Говорят, ваше высокопреосвященство, что именно вы провели венчание?
Видимо, при дворе отвечать на прямые вопросы принято не было.
— Повезло гаденышу, — пробормотал Мазератти. — Дьявольски повезло. Зря я запер в своем кабинете тосканского профессора, специализирующегося на морских гадах. Что теперь? Отпусти я его теперь с поводка, чтоб он рассказывал всем, что кракен нашего тишайшего вовсе не кракен, а безобидный комок слизи… Эх!
Арлекин звякнул бубенчиками маски:
— Представьте, синьоры, какая досада. Нынче вечером наша безмятежность остался без пробовальщиков еды.
— Это мелко, граф, — саркастично хихикнул Сальваторе.
— И я здесь абсолютно не при чем.
— О, мы, разумеется, в этом уверены.
В залу вошел дож Муэрто в сопровождении малых советников. Беседа смолкла, все поклонились, кардинал суетливо плюхнулся в кресло, придвинутое слугой. Кланяться мальчишке он не собирался. Гаденыш Чезаре приветствовал подданных, подмигнул советнику, который держал на подносе какое-то накрытой крышкой блюдо, и сел за стол. Под сводами зала разнеслась мелодия струнного квартета.
— Он принес еду с собой? — спросил монсиньор, обзор которого перекрыли спины распрямившейся публики.
— Салат! — Фыркнул граф Туччио. — Ах, и напитки наш тишайший тоже прихватил отдельные.
— Хитрый гаденыш.
— Однако, где же догаресса? — Маркиз поднялся на цыпочки, чтоб ничего не упустить. — Разве новобрачным не следовало явиться вместе? Кстати, ваше высокопреосвященство, говорят, вы знакомы с родителем нашей русалки?
— Не близко, он консультировал меня в прошлом году по поводу пушки-саламандры, которую я установил на флагманском фрегате своей флотилии. Это некий Саламандер-Арденто.
— Как знакомо звучит это имя.
— Кажется, все огненные ящерицы столицы происходят из его питомника на острове.
— И что, синьор Саламендер-Арденте осведомлен о перемене своего статуса?
— Не уверен. Зато убежден, что возражать против этой перемены он не будет. — Граф подпрыгнул, звякнув колокольчиками. — Синьора догаресса! Какой странный выбор платья. На ней нет украшений, она распустила волосы.
— Серениссима! — Мужчина в черной полумаске, непонятно как давно стоящий у кардинальского стула, прожигал синьору Муэрто страстным взглядом серых глаз. — Однако, как она хороша!
— Вы находите? — кардинал поднял руку с кольцом.
Незнакомец улыбнулся, монсиньор уронил руку на колено.
— Сиятельный князь Мадичи?
Вампир улыбнулся еще шире:
— Кардинал… Ну, не томите, дайте подсказку, кажется, последнего священнослужителя вашего ранга, с которым я имел честь беседовать, звали Джулиани.
— Он покинул земную юдоль лет двадцать назад.
— Неужели? А был такой крепкий старикан, жизнелюб, ценитель красоты и доброго вина. У него в свите состояли самые прелестные служки, которых могла родить благословенная земля Аквадораты. Одного звали Пимио, другого… — Князь потянул носом, будто принюхиваясь. — Кардинал Мазератти, как вы возмужали за прошедшие годы!
И он изящно поклонился светским неглубоким поклоном. В присутствии древнего вампира аристократы чувствовали себя до крайней степени неуютно.
— Чем обязаны счастью вашего, князь, посещения нашей столицы? — Спросил граф Туччи, ощущая себя под маскарадным одеянием чуть свободнее остальных. — Надолго ли вы к нам?
Кажется, обычай не отвечать на прямые вопросы, имел в Аквадорате многовековую историю.
— Монсиньор, — прошелестел вампир, интимно склонившись к кардиналу. — будьте столь любезны внести мое скромное имя в состав консумационной комиссии, чтоб я мог лично пожелать доброго утра крошке-догарессе.
— Что это было? — Спросил маркиз, когда князь растворился в толпе подобно туманной дымке. — Мадичи восстал ото сна? Что мы предпримем по этому поводу?
— Ничего, — Мазератти подозвал виночерпия и бросил в свой бокал бусинку жабьего камня, уверяясь в отсутствии в напитке яда. — Иногда лучше подождать и посмотреть, что из этого всего получится.
Для ужина Маура выбрала мне аквамариновое платье под цвет глаз, а волосы решила свободно распустить. Она выбрала, она решила. Пухлая командирша. Вот из кого получилась бы прекрасная догаресса. При другом, разумеется, доже. Потому что тишайшего Муэрто я бы подруге в спутники жизни не пожелала, никому бы не пожелала.
— Ты готовишь Филомену на жертвенный алтарь? — Спросила Карла скептично, когда я крутилась перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон.
— Всего лишь пытаюсь показать товар лицом, — синьорина да Риальто отодвинула меня, чтоб поправить собственную прическу. — В драгоценностях ее сегодня уже видели, теперь пусть любуются самой девой. Ты готова, Филомена?
— Я хочу есть!
— Не вздумай набрасываться на яства, — поучала Маура, — женщина должна клевать как птичка.
— Тебе выдали ключи от покоев?
— Да, управляющий синьор Пассерото был довольно любезен.
— Чудесно, — я распахнула дверь, — давайте заканчивать этот нелепый день, рагацце.
— Не зли мужа, — бормотала Карла, следуя в полушаге позади меня. — Филомена, я тебя знаю, и твой острый язычок тоже. Не подшучивай над дожем, не высмеивай его и не перебивай.
— Не жуй с открытым ртом, — зудела в другое ухо Панеттоне, — вообще лучше не жуй. Дождись, пока доведешь тишайшего Муэрто до белого каления, и он удалится.
Зала была наполнена публикой, многие были в масках, в глазах моих зарябило от обилия драгоценностей.
— И кто был прав? — Спросила Маура Карлу. — Наша Львица смотрится в этой пестроте как чистейший бриллиант в шкатулке с дешевой бижутерией.
Синьорина Маламоко неохотно согласилась.
— Дона Филомена Муэрто, — прокричал распорядитель и стук церемониального посоха о паркет расколол наступившую тишину, — догаресса Аквадораты.
Если бы Маура не подтолкнула меня в спину, я бы так и стояла на пороге, забыв, как дышать. Взгляды, направленные на меня, обжигали как огонь саламандр. А еще я очень боялась споткнуться и растянуться на полу, и невероятно раздражала ухмылочка тишайшего Чезаре, которой он меня приветствовал. Я шла, и волна глубоких поклонов опережала меня, проносясь через залу.
— Дражайшая супруга, — Чезаре поклонился и пододвинул мне стул, — вы прелестны.
Стол был всего один, для нас с его серенити, прочие гости свои тарелки и бокалы держали в руках. Официанты и виночерпии сновали в толпе с ловкостью городских гондольеров. На возвышении терзал струны виол музыкальный квартет. При моем появлении музыка смолкла, и возобновилась, как только я заняла место подле супруга.
Последний налил мне вина и промурлыкал нечто, что я особо не расслышала, но решила посчитать за тост. Кажется, его безмятежность был сыт, или вообще не любил есть. С разочарованием я отметила, что на его тарелке лежит одинокий листик салата, с отчаянием — что моя — девственно чиста. И официанты наш стол отчего-то обходили стороной. Вино скатилось пряным шариком в пустой желудок. Тот заурчал. К счастью, Чезаре ничего не заметил, он как раз салютовал бокалом какой-то декольтированной брюнетке.
— Нам предложат сегодня консумацию? — Спросила я, когда переглядывания завершились глотком.
— Что? — Тишайший поперхнулся и закашлялся. — Извини…
— Люди в лагуне желали вам сладкой консумации, я решила, что это название десерта.
Чезаре хрюкнул в салфетку, которой вытирал рот. Щеки запылали, кажется, я сказала глупость. Муэрто отложил салфетку и прошептал, склонившись так близко ко мне, что от его дыхания шевельнуло локон у виска:
— Консумация, моя целомудренная Филомена, это то, что происходит в постели между мужчиной и женщиной в первую брачную ночь.
Этот стронцо забавлялся, глумился над моей неопытностью.
— Ваша безмятежность имеет в виду случку? — Переспросила я тоном лучшей ученицы. — Когда мужская особь…
Тишайший Муэрто выслушал мою небольшую лекцию со вниманием, лишь несколько раз нервно сглотнул, наверное, на непонятных терминах.
— То есть у саламандр это именно так и происходит?
— У людей как-то иначе?
Потягивая вино, я ожидала ответной лекции, которая почему-то не последовала.
— В любом случае, — сообщила я любезно, кивая виночерпию, чтоб он наполнил опустевший бокал, — вам сегодня придется консумироваться без меня.
— Потому что ваша… — Чезаре запнулся, припоминая слово, — яйцекладка предназначена брюшку синьора да Риальто?
Дож отогнал официанта мановением руки и лично налил мне вина.
— А вы быстро схватываете.
Дож похвале не обрадовался, я продолжила:
— Ваш управляющий выделил мне с фрейлинами отдельные покои. Доны Карла и Маура…
Тишайший Муэрто сообщил мне примерное направление, куда немедленно отправятся мои подруги, это были не покои. Мне очень не понравилось, как при этом напряглись жилы под гладкой кожей шеи тишайшего супруга.
Декольтированная брюнетка не нашла лучшего времени, чтоб споткнуться у нашего стола. Ее тарелка покачнулась и горсть тушенного горошка высыпалась на скатерть.
— Простите, ваша серенити, — извинилась дама, — я вас испачкала. Позвольте…
И, перегнувшись через стол, брюнетка принялась возить по камзолу Чезаре салфеткой, грудь ее при этом почти лежала в моей тарелке.
Я тихонько подобрала со стола горошину и отправила ее в рот. Желудок приветственно уркнул.
— Пустое, дона Альбертина, — вяло возражал супруг.
— Нет, позвольте…
Я подобрала еще гороха. Неплохо было бы, чтоб эта Альбертина утащила его серенити чиститься в кулуарах, оставив мне свою тарелку.
Почувствовав чужой взгляд, я подняла голову. Маура выглядывала из-за колонны, ладонь доны да Риальто была у ее горла и энергично двигалась, будто перепиливая девичье горло. Мне явно на что-то намекали. Я удивленно приподняла брови. Маура сделала вид, что ее тошнит. Понятно.
Я проводила дону Альбертину с горошком грустным взглядом.
— Значит так, — повернулся ко мне дож. — Видит бог, я пытался быть с тобой милым…
— Когда? — Удивление было искренним. — Когда таскали мои волосы, чтоб я сказала «да» у алтаря, или когда ваши одалиски…
— Какие еще одалиски?
— Многочисленные!
Тишайший Муэрто моргнул, будто надеясь, что мое раздраженное лицо ему только чудится:
— Филомена.
— Верните мою саламандру и дайте мне развод!
— Именно в таком порядке?
— Да. Опасаюсь, что после развода вы будете слишком заняты прелестями других дам, чтоб возвращать Чикко. Прекратите гримасничать. Так зовут мою малышку-саламандру. Я собираюсь подарить ее своему нареченному Эдуардо в знак любви и верности.
Он опять отвлекся, проследив за его взглядом, я заметила Такколу, выходящую на террасу.
— Значит так, — тишайший отложил салфетку, — с этого момента за любое упоминание твоего яйцекладущего да Риальто я буду тебя наказывать.
— Стронцо!
— И за это слово тоже. — Он сделал вид, что считает на пальцах. — Два «Эдуардо» и один «стронцо», уже три.
Я горячо возразила:
— Один из «Эдуардо» был ваш, а вовсе не мой.
— Четыре, — по-акульи улыбнулся супруг, — подумай об этом Филомена, пока я буду отсутствовать.
И он быстро ушел в сторону террасы. Я поманила к себе Мауру и схватила за рукав ближайшего официанта.
— Поздравляю, Филомена, — фыркнула Панеттоне, помогая мне накладывать в тарелку тартолини с паштетом. — Ты довела Чезаре в рекордные сроки.
— Зачем ты спряталась? — Начинка была божественно вкусной и я по-кошачьи мурчала.
— Чтоб не попасться под горячую руку грозного супруга. Как он орал! Судя по спешной ретираде, остаться нам с Карлой во дворце он так и не позволил?
— Посмотрим, — я изогнулась и завладела кистью винограда, кажется, умыкнула я ее вовсе не с подноса официанта, а с тарелки беззащитного гостя. — Сейчас его обработает наша Таккола. Кузине этот стронцо не откажет.
Маура помрачнела:
— Где они?
— На террасе. Видишь, верный Артуро полирует спиной дверной косяк? Он стоит на страже, чтоб свиданию господина никто не помешал.
Я хотела еще спросить подругу, знакомо ли ей слово «консумация», но блондинка уже спешила к синьору Копальди.
От еды и вина меня стало клонить в сон. Ну, хорошо, предположим, завтра со мной не разведутся, мне придется пробыть во дворце, например, неделю. Не долгий срок. Утром я отправлю гостинец сестре Аннунциате, в сопроводительном письме обрисую ситуацию, директриса нас простит. Какую бы браваду не изображали фрейлины, рассуждая о школе, двоим из нас она жизненно важна. Это Маура с приданым командора да Риальто, может пустить диплом на растопку. Мне и Карле необходимы документальные подтверждения статуса. Мы вернемся в «Нобиле-колледже-рагацце» и я получу документ, и свою строчку почета на школьной стене. Надо еще предупредить сестру Аннунциату о вампирах.
Вампиры! Почему я не свернула на эту тему в беседе с дожем? Я же собиралась намекнуть, собиралась… А, если Чезаре спросит, как выглядит зачаровавший меня сиятельный Мадичи? Что я ему скажу? Как красавчик, и, по примеру Мауры, закачу глаза?
— Дона Филомена, — прошелестело у плеча, — серениссима.
По шее пробежались мурашки, я повернула голову. Худощавый блондин в полумаске присел на стул Чезаре:
— Вы рассуждаете вслух, тишайшая.
Почему-то рука моя потянулась к столовому ножу и пальцы до боли сжались на рукояти:
— Мы знакомы, синьор?
— Князь Лукрецио Мадичи к услугам вашим, — полумаска уже лежала на столе, и серые глаза смотрели на меня с добродушным лукавством.
Он действительно был хорош, почти как Эдуардо, но сходство их заканчивалось на цвете волос, только золотистые кудри синьора да Риальто были на тон или два темнее. Там, где у Эдуардо был румянец, у князя царила благородная бледность, где у моего нареченого бугрились мускулы, у вампира… ничего не бугрилось. Это Мауре нравятся худощавые дылды, поэтому Мадичи ее поразил, меня же его аристократический лоск нисколько не тронул. Нет, похож он не на Эдуардо, а, скорее, на Чезаре, такая же тонкая фигура, и гладкая кожа, только у супруга смуглая, и светлые глаза.
Глаза князя в этот момент полыхнули алым.
— Вы попытались меня зачаровать? — Спросила я, когда нормальный цвет им вернулся.
— Безуспешно.
Зубы! Как же их много, и как остро они выглядят!
— Вы не старались?
— Отчего же, приложил максимальные усилия.
— Тогда почему я ничего не почувствовала? Или… — Я переложила нож в правую руку. — Объект и не должен ничего ощущать? Как будто ничего не произошло, а в условленный час, или, когда супруг, к примеру, скажет «ты, кажется, растолстела», я вцеплюсь в его яремную вену?
Князь расхохотался:
— Вы — чудо, Филомена! Какая фантазия. Нет, серениссима, вас невозможно зачаровать.
— Почему?
— Не уверен, — Мадичи наклонил голову и втянул воздух точеными ноздрями, — но могу предположить, что ваше детство и юность, проведенные в обществе огненных саламандр, развили в вас эту способность. Более того, тишайшая, вы абсолютно лишены запахов, присущих любому смертному.
— Чушь! То есть, — принялась я смущенно оправдываться, — позвольте вам не поверить, ваше сиятельство.
Его ноздри затрепетали:
— Более чем. Представьте себе идеальное воплощение аквадоратской девы, стройное и соразмеренное, с волосами цвета бледной меди и глазами цвета…
— Маркиз, граф,— кардинал Мазератти поочередно сунул синьорам перстень для поцелуя.
— Монсиньор, — оба аристократа чмокнули губами над бледной дланью кардинала.
— Говорят, ваше высокопреосвященство, что именно вы провели венчание?
Видимо, при дворе отвечать на прямые вопросы принято не было.
— Повезло гаденышу, — пробормотал Мазератти. — Дьявольски повезло. Зря я запер в своем кабинете тосканского профессора, специализирующегося на морских гадах. Что теперь? Отпусти я его теперь с поводка, чтоб он рассказывал всем, что кракен нашего тишайшего вовсе не кракен, а безобидный комок слизи… Эх!
Арлекин звякнул бубенчиками маски:
— Представьте, синьоры, какая досада. Нынче вечером наша безмятежность остался без пробовальщиков еды.
— Это мелко, граф, — саркастично хихикнул Сальваторе.
— И я здесь абсолютно не при чем.
— О, мы, разумеется, в этом уверены.
В залу вошел дож Муэрто в сопровождении малых советников. Беседа смолкла, все поклонились, кардинал суетливо плюхнулся в кресло, придвинутое слугой. Кланяться мальчишке он не собирался. Гаденыш Чезаре приветствовал подданных, подмигнул советнику, который держал на подносе какое-то накрытой крышкой блюдо, и сел за стол. Под сводами зала разнеслась мелодия струнного квартета.
— Он принес еду с собой? — спросил монсиньор, обзор которого перекрыли спины распрямившейся публики.
— Салат! — Фыркнул граф Туччио. — Ах, и напитки наш тишайший тоже прихватил отдельные.
— Хитрый гаденыш.
— Однако, где же догаресса? — Маркиз поднялся на цыпочки, чтоб ничего не упустить. — Разве новобрачным не следовало явиться вместе? Кстати, ваше высокопреосвященство, говорят, вы знакомы с родителем нашей русалки?
— Не близко, он консультировал меня в прошлом году по поводу пушки-саламандры, которую я установил на флагманском фрегате своей флотилии. Это некий Саламандер-Арденто.
— Как знакомо звучит это имя.
— Кажется, все огненные ящерицы столицы происходят из его питомника на острове.
— И что, синьор Саламендер-Арденте осведомлен о перемене своего статуса?
— Не уверен. Зато убежден, что возражать против этой перемены он не будет. — Граф подпрыгнул, звякнув колокольчиками. — Синьора догаресса! Какой странный выбор платья. На ней нет украшений, она распустила волосы.
— Серениссима! — Мужчина в черной полумаске, непонятно как давно стоящий у кардинальского стула, прожигал синьору Муэрто страстным взглядом серых глаз. — Однако, как она хороша!
— Вы находите? — кардинал поднял руку с кольцом.
Незнакомец улыбнулся, монсиньор уронил руку на колено.
— Сиятельный князь Мадичи?
Вампир улыбнулся еще шире:
— Кардинал… Ну, не томите, дайте подсказку, кажется, последнего священнослужителя вашего ранга, с которым я имел честь беседовать, звали Джулиани.
— Он покинул земную юдоль лет двадцать назад.
— Неужели? А был такой крепкий старикан, жизнелюб, ценитель красоты и доброго вина. У него в свите состояли самые прелестные служки, которых могла родить благословенная земля Аквадораты. Одного звали Пимио, другого… — Князь потянул носом, будто принюхиваясь. — Кардинал Мазератти, как вы возмужали за прошедшие годы!
И он изящно поклонился светским неглубоким поклоном. В присутствии древнего вампира аристократы чувствовали себя до крайней степени неуютно.
— Чем обязаны счастью вашего, князь, посещения нашей столицы? — Спросил граф Туччи, ощущая себя под маскарадным одеянием чуть свободнее остальных. — Надолго ли вы к нам?
Кажется, обычай не отвечать на прямые вопросы, имел в Аквадорате многовековую историю.
— Монсиньор, — прошелестел вампир, интимно склонившись к кардиналу. — будьте столь любезны внести мое скромное имя в состав консумационной комиссии, чтоб я мог лично пожелать доброго утра крошке-догарессе.
— Что это было? — Спросил маркиз, когда князь растворился в толпе подобно туманной дымке. — Мадичи восстал ото сна? Что мы предпримем по этому поводу?
— Ничего, — Мазератти подозвал виночерпия и бросил в свой бокал бусинку жабьего камня, уверяясь в отсутствии в напитке яда. — Иногда лучше подождать и посмотреть, что из этого всего получится.
Для ужина Маура выбрала мне аквамариновое платье под цвет глаз, а волосы решила свободно распустить. Она выбрала, она решила. Пухлая командирша. Вот из кого получилась бы прекрасная догаресса. При другом, разумеется, доже. Потому что тишайшего Муэрто я бы подруге в спутники жизни не пожелала, никому бы не пожелала.
— Ты готовишь Филомену на жертвенный алтарь? — Спросила Карла скептично, когда я крутилась перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон.
— Всего лишь пытаюсь показать товар лицом, — синьорина да Риальто отодвинула меня, чтоб поправить собственную прическу. — В драгоценностях ее сегодня уже видели, теперь пусть любуются самой девой. Ты готова, Филомена?
— Я хочу есть!
— Не вздумай набрасываться на яства, — поучала Маура, — женщина должна клевать как птичка.
— Тебе выдали ключи от покоев?
— Да, управляющий синьор Пассерото был довольно любезен.
— Чудесно, — я распахнула дверь, — давайте заканчивать этот нелепый день, рагацце.
— Не зли мужа, — бормотала Карла, следуя в полушаге позади меня. — Филомена, я тебя знаю, и твой острый язычок тоже. Не подшучивай над дожем, не высмеивай его и не перебивай.
— Не жуй с открытым ртом, — зудела в другое ухо Панеттоне, — вообще лучше не жуй. Дождись, пока доведешь тишайшего Муэрто до белого каления, и он удалится.
Зала была наполнена публикой, многие были в масках, в глазах моих зарябило от обилия драгоценностей.
— И кто был прав? — Спросила Маура Карлу. — Наша Львица смотрится в этой пестроте как чистейший бриллиант в шкатулке с дешевой бижутерией.
Синьорина Маламоко неохотно согласилась.
— Дона Филомена Муэрто, — прокричал распорядитель и стук церемониального посоха о паркет расколол наступившую тишину, — догаресса Аквадораты.
Если бы Маура не подтолкнула меня в спину, я бы так и стояла на пороге, забыв, как дышать. Взгляды, направленные на меня, обжигали как огонь саламандр. А еще я очень боялась споткнуться и растянуться на полу, и невероятно раздражала ухмылочка тишайшего Чезаре, которой он меня приветствовал. Я шла, и волна глубоких поклонов опережала меня, проносясь через залу.
— Дражайшая супруга, — Чезаре поклонился и пододвинул мне стул, — вы прелестны.
Стол был всего один, для нас с его серенити, прочие гости свои тарелки и бокалы держали в руках. Официанты и виночерпии сновали в толпе с ловкостью городских гондольеров. На возвышении терзал струны виол музыкальный квартет. При моем появлении музыка смолкла, и возобновилась, как только я заняла место подле супруга.
Последний налил мне вина и промурлыкал нечто, что я особо не расслышала, но решила посчитать за тост. Кажется, его безмятежность был сыт, или вообще не любил есть. С разочарованием я отметила, что на его тарелке лежит одинокий листик салата, с отчаянием — что моя — девственно чиста. И официанты наш стол отчего-то обходили стороной. Вино скатилось пряным шариком в пустой желудок. Тот заурчал. К счастью, Чезаре ничего не заметил, он как раз салютовал бокалом какой-то декольтированной брюнетке.
— Нам предложат сегодня консумацию? — Спросила я, когда переглядывания завершились глотком.
— Что? — Тишайший поперхнулся и закашлялся. — Извини…
— Люди в лагуне желали вам сладкой консумации, я решила, что это название десерта.
Чезаре хрюкнул в салфетку, которой вытирал рот. Щеки запылали, кажется, я сказала глупость. Муэрто отложил салфетку и прошептал, склонившись так близко ко мне, что от его дыхания шевельнуло локон у виска:
— Консумация, моя целомудренная Филомена, это то, что происходит в постели между мужчиной и женщиной в первую брачную ночь.
Этот стронцо забавлялся, глумился над моей неопытностью.
— Ваша безмятежность имеет в виду случку? — Переспросила я тоном лучшей ученицы. — Когда мужская особь…
Тишайший Муэрто выслушал мою небольшую лекцию со вниманием, лишь несколько раз нервно сглотнул, наверное, на непонятных терминах.
— То есть у саламандр это именно так и происходит?
— У людей как-то иначе?
Потягивая вино, я ожидала ответной лекции, которая почему-то не последовала.
— В любом случае, — сообщила я любезно, кивая виночерпию, чтоб он наполнил опустевший бокал, — вам сегодня придется консумироваться без меня.
— Потому что ваша… — Чезаре запнулся, припоминая слово, — яйцекладка предназначена брюшку синьора да Риальто?
Дож отогнал официанта мановением руки и лично налил мне вина.
— А вы быстро схватываете.
Дож похвале не обрадовался, я продолжила:
— Ваш управляющий выделил мне с фрейлинами отдельные покои. Доны Карла и Маура…
Тишайший Муэрто сообщил мне примерное направление, куда немедленно отправятся мои подруги, это были не покои. Мне очень не понравилось, как при этом напряглись жилы под гладкой кожей шеи тишайшего супруга.
Декольтированная брюнетка не нашла лучшего времени, чтоб споткнуться у нашего стола. Ее тарелка покачнулась и горсть тушенного горошка высыпалась на скатерть.
— Простите, ваша серенити, — извинилась дама, — я вас испачкала. Позвольте…
И, перегнувшись через стол, брюнетка принялась возить по камзолу Чезаре салфеткой, грудь ее при этом почти лежала в моей тарелке.
Я тихонько подобрала со стола горошину и отправила ее в рот. Желудок приветственно уркнул.
— Пустое, дона Альбертина, — вяло возражал супруг.
— Нет, позвольте…
Я подобрала еще гороха. Неплохо было бы, чтоб эта Альбертина утащила его серенити чиститься в кулуарах, оставив мне свою тарелку.
Почувствовав чужой взгляд, я подняла голову. Маура выглядывала из-за колонны, ладонь доны да Риальто была у ее горла и энергично двигалась, будто перепиливая девичье горло. Мне явно на что-то намекали. Я удивленно приподняла брови. Маура сделала вид, что ее тошнит. Понятно.
Я проводила дону Альбертину с горошком грустным взглядом.
— Значит так, — повернулся ко мне дож. — Видит бог, я пытался быть с тобой милым…
— Когда? — Удивление было искренним. — Когда таскали мои волосы, чтоб я сказала «да» у алтаря, или когда ваши одалиски…
— Какие еще одалиски?
— Многочисленные!
Тишайший Муэрто моргнул, будто надеясь, что мое раздраженное лицо ему только чудится:
— Филомена.
— Верните мою саламандру и дайте мне развод!
— Именно в таком порядке?
— Да. Опасаюсь, что после развода вы будете слишком заняты прелестями других дам, чтоб возвращать Чикко. Прекратите гримасничать. Так зовут мою малышку-саламандру. Я собираюсь подарить ее своему нареченному Эдуардо в знак любви и верности.
Он опять отвлекся, проследив за его взглядом, я заметила Такколу, выходящую на террасу.
— Значит так, — тишайший отложил салфетку, — с этого момента за любое упоминание твоего яйцекладущего да Риальто я буду тебя наказывать.
— Стронцо!
— И за это слово тоже. — Он сделал вид, что считает на пальцах. — Два «Эдуардо» и один «стронцо», уже три.
Я горячо возразила:
— Один из «Эдуардо» был ваш, а вовсе не мой.
— Четыре, — по-акульи улыбнулся супруг, — подумай об этом Филомена, пока я буду отсутствовать.
И он быстро ушел в сторону террасы. Я поманила к себе Мауру и схватила за рукав ближайшего официанта.
— Поздравляю, Филомена, — фыркнула Панеттоне, помогая мне накладывать в тарелку тартолини с паштетом. — Ты довела Чезаре в рекордные сроки.
— Зачем ты спряталась? — Начинка была божественно вкусной и я по-кошачьи мурчала.
— Чтоб не попасться под горячую руку грозного супруга. Как он орал! Судя по спешной ретираде, остаться нам с Карлой во дворце он так и не позволил?
— Посмотрим, — я изогнулась и завладела кистью винограда, кажется, умыкнула я ее вовсе не с подноса официанта, а с тарелки беззащитного гостя. — Сейчас его обработает наша Таккола. Кузине этот стронцо не откажет.
Маура помрачнела:
— Где они?
— На террасе. Видишь, верный Артуро полирует спиной дверной косяк? Он стоит на страже, чтоб свиданию господина никто не помешал.
Я хотела еще спросить подругу, знакомо ли ей слово «консумация», но блондинка уже спешила к синьору Копальди.
От еды и вина меня стало клонить в сон. Ну, хорошо, предположим, завтра со мной не разведутся, мне придется пробыть во дворце, например, неделю. Не долгий срок. Утром я отправлю гостинец сестре Аннунциате, в сопроводительном письме обрисую ситуацию, директриса нас простит. Какую бы браваду не изображали фрейлины, рассуждая о школе, двоим из нас она жизненно важна. Это Маура с приданым командора да Риальто, может пустить диплом на растопку. Мне и Карле необходимы документальные подтверждения статуса. Мы вернемся в «Нобиле-колледже-рагацце» и я получу документ, и свою строчку почета на школьной стене. Надо еще предупредить сестру Аннунциату о вампирах.
Вампиры! Почему я не свернула на эту тему в беседе с дожем? Я же собиралась намекнуть, собиралась… А, если Чезаре спросит, как выглядит зачаровавший меня сиятельный Мадичи? Что я ему скажу? Как красавчик, и, по примеру Мауры, закачу глаза?
— Дона Филомена, — прошелестело у плеча, — серениссима.
По шее пробежались мурашки, я повернула голову. Худощавый блондин в полумаске присел на стул Чезаре:
— Вы рассуждаете вслух, тишайшая.
Почему-то рука моя потянулась к столовому ножу и пальцы до боли сжались на рукояти:
— Мы знакомы, синьор?
— Князь Лукрецио Мадичи к услугам вашим, — полумаска уже лежала на столе, и серые глаза смотрели на меня с добродушным лукавством.
Он действительно был хорош, почти как Эдуардо, но сходство их заканчивалось на цвете волос, только золотистые кудри синьора да Риальто были на тон или два темнее. Там, где у Эдуардо был румянец, у князя царила благородная бледность, где у моего нареченого бугрились мускулы, у вампира… ничего не бугрилось. Это Мауре нравятся худощавые дылды, поэтому Мадичи ее поразил, меня же его аристократический лоск нисколько не тронул. Нет, похож он не на Эдуардо, а, скорее, на Чезаре, такая же тонкая фигура, и гладкая кожа, только у супруга смуглая, и светлые глаза.
Глаза князя в этот момент полыхнули алым.
— Вы попытались меня зачаровать? — Спросила я, когда нормальный цвет им вернулся.
— Безуспешно.
Зубы! Как же их много, и как остро они выглядят!
— Вы не старались?
— Отчего же, приложил максимальные усилия.
— Тогда почему я ничего не почувствовала? Или… — Я переложила нож в правую руку. — Объект и не должен ничего ощущать? Как будто ничего не произошло, а в условленный час, или, когда супруг, к примеру, скажет «ты, кажется, растолстела», я вцеплюсь в его яремную вену?
Князь расхохотался:
— Вы — чудо, Филомена! Какая фантазия. Нет, серениссима, вас невозможно зачаровать.
— Почему?
— Не уверен, — Мадичи наклонил голову и втянул воздух точеными ноздрями, — но могу предположить, что ваше детство и юность, проведенные в обществе огненных саламандр, развили в вас эту способность. Более того, тишайшая, вы абсолютно лишены запахов, присущих любому смертному.
— Чушь! То есть, — принялась я смущенно оправдываться, — позвольте вам не поверить, ваше сиятельство.
Его ноздри затрепетали:
