Под ногами зачавкало – рядом с тропинкой разлился ручей. Стало светлее. Красная Шапочка поняла, куда вышла – к Детской Роще. Сюда приносили и оставляли на деревьях тела детей, не доживших до настоящих имен. Где-то здесь, завернутая в пушистую шкуру, спала ее милая Метелка.
Красная Шапочка остановилась, вглядываясь в просветы меж сияющими на солнце березовыми стволами. Местами в кронах темнели кучки: не то узлы с телами умерших, не то птичьи гнезда. Но в целом роща была светлой и воздушной, как чудесный мир предков, где нет голода, опасностей и болезней. Красная Шапочка невольно шагнула навстречу этому дивному миру, и опомнилась, лишь когда зачерпнула сапожком студеную воду. Тогда она вернулась на тропу и стала смотреть: не выбежит ли к ней Метелка, не поведет ли к бабушке. Ведь Зубриха ясно сказала: «Тебя встретят».
Меж стволами замелькали тени. Среди берез они казались почти черными.
Волки! Людоеды, отведавшие плоти похороненных детей!
Стая учуяла добычу и стала стягиваться к тропе. Самые нетерпеливые уже ступили в разлив ручейка. Языки свешивались через белые зубы – казалось, звери смеются.
Красная Шапочка опомнилась и побежала, поскользнулась, упала на колени, чудом не высыпав еду из корзинки. Когда же вскочила и оглянулась, чтоб понять, настигла ли ее смерть или еще есть надежда, то увидела, что волки, поджав хвосты, трусят прочь.
Ее накрыла тень. Девочка подняла голову. Из зарослей бесшумно выступил темнолицый незнакомец. У всех мужчин племени лица были смуглыми, но у этого еще смуглей. Глаза, черные, как ягоды ядовитого воронца, смотрели пристально и внимательно. Мужчина был одет в штаны и куртку из волчьего меха, обвешенную всякими странными вещицами – может оберегами, а может – еще чем. Целая волчья шкура лежала на плечах, свесив лапы с когтями на грудь. О! Какой же огромный волчище носил ее! Да и сам мужчина был могучим и высоким.
- Не бойся, - сказал он. – Со мной тебя не тронут.
- Это вы должны меня встретить? – спросила Красная Шапочка.
- Да.
Больше ни слова сказано не было, но они пошли бок о бок. Красная Шапочка искоса оглядывала провожатого. Волчья шкура покрывала его спину, хвост свисал до самой земли, а голова с оскаленными зубами и зелеными камешками вместо глаз была откинута, как капюшон.
Вдруг мужчина придержал девочку за плечо. На тропу, ломая кусты, вылез медведь. Разбуженный талой водой, тощий и голодный зверь поднялся на задние лапы и двинулся на путников, ворча утробно и качая башкой.
Мужчина не испугался. Он поднес у губам что-то круглое, и тут раздался такой ужасный вопль, что Красная Шапочка присела, зажмурившись, и зажала уши руками.
Опомнилась оттого, что незнакомец хлопал ее по плечу. Красная Шапочка раздвинула слипшиеся веки. Медведя как ни бывало.
- Я же говорил: со мной не нужно бояться, - равнодушно сказал мужчина и двинулся дальше.
Красная Шапочка подобрала корзинку и посеменила следом, перескочив через отпечатки медвежьих лап и с ужасом оглянувшись на них.
Теперь она не смела даже глаза поднять на своего могущественного спутника, не то что задать вопрос. Тот заговорил первым:
- Зима была сытная?
- Да, вполне, - ответила Красная Шапочка.
- Ты одна у матери?
- Да, - кивнула Красная Шапочка, ничуть не удивившись, что провожатому это известно.
- Ты хорошо выкормлена, - сказал тот, и глаза его блеснули.
« А тот ли он, кто должен меня встретить?» - мелькнуло у девочки.
- Мы пришли, - сказал смуглолицый.
На поляне возвышался пень невероятной толщины.
«Может, это пень от самого Мирового Древа?» - кощунственно подумала Красная Шапочка. Но ведь на Пути к Предкам все правила переворачиваются, и то, что является кощунством в обычном мире, здесь как раз может оказаться правильным.
На небывалом пне стояла ладная и крепкая бревенчатая избушка. К двери вела лесенка, сбитая из жердинок. А вокруг, повсюду, уходя в лес, сливаясь с ним, стояли малые подобия этой избушки: короба на палках под двускатными крышами. Некоторые были новыми, другие – истлевшими или развалившимися. В прорехи свисали волосы, женские косы, а из одного торчала страшная костяная рука. Запах разложения перебивал здоровый лесной дух.
- А где моя бабушка? - тоненьким голоском спросила Красная Шапочка.
Смуглолицый не ответил. Он по-хозяйски взял из ее корзинки странную узкую крынку, вынул затычку, с наслаждением хлебнул содержимого, утер губы и в два укуса съел блин с завернутой в него кашей.
- Пей и ты, - сказал он, покончив со странной трапезой. Глаза его заблестели, забегали, жадно оглядывая Красную Шапочку.
Она глотнула из горлышка и чуть не задохнулась.
- Пей, пей, - ободрил смуглолицый, покровительственно хлопая девочку по худой спинке.
«Должно быть, у Предков лакомствами считается всякая дрянь, - подумала девочка. – Ну, ничего, я привыкну».
И храбро выпила мерзкий обжигающий напиток – лишь самый чуток не смогла одолеть. Смуглолицый вырвал из ее рук крынку, допил остаток, облизнулся и съел еще пару блинов.
- Ешь и ты, - велел он. Блин был жирный, сладкий от пропитавшего его меда, но в горло не лез. Красную Шапочку мутило. Она насилу проглотила еду.
«Вот, - рассудила девочка, - тут все наизнанку. Самое вкусное становится гадким».
Лес вокруг ожил и зашатался. Избушки на палках с их пугающими жильцами придвинулись ближе. Зазмеились косы мертвых женщин, костяная рука ожила и почесала пузо домика.
Пока Красная Шапочка, открывши рот, глазела на эти чудеса, смуглолицый сказал, показывая на небо:
- Когда вон то серое облако скроет солнце, поднимешься в дом. Эй, да ты слышишь ли меня?
- Да, - насилу выговорила Красная Шапочка. – Я поняла.
Смуглое лицо провожатого покачивалось, расплывалось, девочка без удивления обнаружила на нем три пары глаз и два рта.
- Хорошо, - сказал Шестиглазый, сжевал верхним ртом последний блин и полез по лесенке в дом.
Серый пузатый небесный волк съел солнце-блин. Пришло время подниматься в Дом-на-Пне. Мир качался и кружился, домишки на палках затеяли драку, Красная Шапочка чувствовала себя не вполне собой. Девочке казалось, что она заболела, но в такое важное время неприлично обращать внимание на пустяки.
Дойти до лесенки оказалось непросто – Красная Шапочка не вполне понимала, где лестница и где она, и все время промахивалась, но, в конце концов, справилась. Она уцепилась за перекладину, и, ойкнув, сразу же выпустила ее – перекладина превратилась в гадюку. А стойки лестницы – в огромных змей, о каких зимними ночами рассказывают сказки. Правда, в следующую секунду, она увидела, что это просто вертлявые деревяшки.
«Здесь все наоборот, - напомнила себе Красная Шапочка, - мне велели не бояться». Она посмотрела вверх. На крыше домика сидела огромная синяя гусеница и курила вместо трубки кувшин. Облака выходили из горлышка и поднимались в небо. Гусеница кивнула и ободряюще подмигнула ей.
Призвав на помощь всю свою храбрость, Красная Шапочка полезла наверх. В середине пути она вдруг провалилась в бездну, непонятным образом оставаясь при этом на лестнице и держась за перекладину. Изба пришла ей на помощь, высунула из двери-пасти язык и слизнула внутрь.
Внутри не было ничего особенного. Янтарные деревянные стены, плачущие смолой, огромная печь с лежанкой, на которой, покрытая волчьей шкурой спала…Бабушка!
Красная Шапочка бросилась к ней. До этого мгновения она и не понимала, как истосковалась по родным людям! Ей просто необходимо было довериться кому-нибудь доброму и взрослому!
Бабушка лежала неподвижно, точно мертвая. Лицо ее было темным.
Красная Шапочка задыхаясь от слез, упала к ней на грудь. Она целовала бабушку в щеки, в дряблую морщинистую ямку на шее, как делала прежде, ласкаясь.
Та открыла глаза, и посмотрела на девочку.
- А внученька, - сказала она. – Пришла, наконец. Как там поживает Кабарга? А как – Метелка? Кто теперь старейшая? Принесла ли ты мне блинов?
Красная Шапочка вспомнила, что обронила пустую корзинку возле змеиной лестницы.
- Блины съел темноликий, бабушка. Я думала, что так надо.
- Ах он, негодник, - сказала бабушка, садясь и приглаживая волосы своими худыми, добрыми, с детства любимыми ладонями. – Ах, обжора! Неужто все съел? И совсем ничего не оставил?
Тут Красная Шапочка с удивлением увидела, что из бабушкиных волос торчат волчьи уши. Вообще-то, если вдуматься, самое удивительное заключалось в том, что девочка еще могла чему-то удивляться.
- Ой, бабушка, - спросила она, - а почему у тебя такие большие уши?
- А это чтобы лучше слышать тебя! Ведь мои собственные уши уже никуда не годятся!
«Да, действительно, - подумала Красная Шапочка, - мне придется еще многое узнать и ко многому привыкнуть».
- Я умею печь блины, - сообщила она. – Если удастся достать муки, я испеку тебе их сколько угодно.
- МукИ? – переспросила бабушка, уставив на Красную Шапочку огромные, черные, как гнилые яблоки, глаза. – или мУки?
Внучка предпочла не услышать странного вопроса, и спросила:
- Бабушка, а почему у тебя такие большие глаза?
- Это что бы лучше видеть тебя! Мои собственные глаза так ослабели, что едва отличают свет от тьмы. Пришлось вставить эти.
«Да, действительно, - снова подумала Красная Шапочка, - как это я сразу не догадалась!»
Однако ей стало неуютно рядом с останками бабушки, и она предпочла отойти подальше. Шагнув назад, она увидела, что руки, лежащие на бабушкиных коленях – огромны, когтисты и покрыты серой шерстью. А ведь только что были другими.
- Ай, я забыла, бабушка, - сказала девочка. – Кажется, в корзинке остался один блин – я сейчас принесу!
- А почему ты не спрашиваешь, отчего у меня такие большие руки?!
- Руки как руки, - пробормотала девочка, пододвигаясь к двери.
- А это чтобы обнять тебя! – ответила странная бабушка, не дожидаясь вопроса. - Я очень люблю тебя и хочу, чтоб ты всегда была со мной, у меня в животе! – тут серая лапища размером едва ли не с дверной проем загородила выход! А вторая приблизилась с стороны печки, и Красная Шапочка оказалась зажатой между двух кожаных тюфяков!
Спереди на нее надвигалась огромная зловонная пасть со сверкающими зубами! Язык высунулся и слизнул Красную Шапочку внутрь. Лестничный кошмар повторялся. Только теперь перед ней лежал спуск в бездонное черное жерло.
«Вот они: страшные мучения, про которые говорила мама! Это Волк, а не бабушка!» - И Красная Шапочка, пока она еще могла двигаться, сунула руку под рубашку и сдавила ракушку. Тонкая стенка лопнула, кристаллик выпал в ладонь.
Но вместо того, чтоб проглотить его, приняв милосердную смерть, Красная Шапочка швырнула кристаллик прямо в черную глотку чудовища!
Раздался хрип, полилась слюна, белые зубы заплясали, залязгали, язык вывалился из пасти, и вытолкнул девочку наружу.
Когда Красная Шапочка осмелилась, наконец, приподнять ресницы, то увидела, что сидит посреди избы, живая и невредимая, а между ней и дверью валяется страшное чудище: полузверь - полумужик. То ли волк не до конца превратился в человека, то ли человек – в волка. И не ясно, кем он был изначально. Несомненно было лишь то, что чудище мертвее мертвых.
Кое-как девочка вытолкала труп из избы, подперла дверь найденным тут же пестом. Стены больше не шатались, а вели себя, как положено нормальным бревенчатым стенам.
Красная Шапочка забралась на печь, и, не обнаружив там ничего ужасного, легла, завернувшись в шкуру. Волчья голова исчезла вместе со страшным мертвецом – теперь это было просто большое меховое одеяло.
Ночью девочка не спала – прислушивалась к возне снаружи, а поутру нашла, что тело чудовища съели звери, и птицы растащили кости – остались только клочки одежды, с пришпиленными к ним непонятными вещицами. Одну она узнала – круглую, цвета глины, которую ее провожатый поднес ко рту, перед тем, как раздался страшный визг. Она спрыгнула на землю и схватила ее.
Это оказался всего-навсего свисток, сделанный так хитро и искусно, что вместо свиста он издавал жуткий вой, перепугавший даже медведя.
«Теперь у меня есть оружие против зверья. И, наверное, я больше не Красная Шапочка, - подумала она, стянув с головы опостылевший ритуальный убор. - Теперь я снова Облачко Плывет».
Но она не знала, что делать, куда идти. Едва ли старухи поселка примут ее обратно. Ведь она считается умершей. Убьют, чего доброго, и отнесут назад, чтоб не нарушала заведенного порядка.
Поэтому Облачко Плывет осталась жить и хозяйничать в избе. Нашла запас крупы, и сварила кашу, сдобрив ее лесной зеленью. Собрала только что отложенные сорокой яйца и с наслаждением выпила их. Сплела из гибких весенних прутьев вершу, установила в ручье, стала ловить в нее рыбу и жарить на костре. Еще выкапывала съедобные корешки, набравшие прошлым летом сытности и не растерявшие ее до весны.
Домики с покойными предками вели себя смирно – Облачко Плывет подозревала, что в их выкрутасах повинен напиток из узкой крынки.
Страшную шапку она повесила на крышу одной из домовин – не потому что испытывала к ней теплые чувства - просто в те суровые и скудные времена люди ничего не выбрасывали.
Однажды, спустившись в лощинку, Облачко Плывет обнаружила заросли незнакомой травы – видом та напоминала заячью капусту, но имела на стебельках по четыре, а не по три листочка. Она была сочной и хрусткой, поэтому девочка с жадностью накинулась на растеньица и наелась вдоволь.
Ночью она почувствовала себя странно. Изба казалась душной ловушкой. Облачко Плывет подошла на четвереньках к двери и носом открыла ее – она совсем не удивилась, что превратилась в молодую волчицу. К утру она вновь стала человеком.
Потянулись долгие весенние дни. В светлое время девочка хозяйничала, делая запасы на зиму, а ночью бегала по лесу в волчьем обличье, резвилась и охотилась. Лишь две вещи ее печалили – разлука с мамой и неизвестность впереди.
Однажды она собирала ароматные травы, чтоб завернуть в них пойманную рыбу, зарыть ее в землю, развести сверху костер и, когда тот прогорит, вволю полакомиться, как вдруг услышала заунывное пение.
Кто-то умер и его несли хоронить. Облачко Плывет едва успела спрятаться за куст.
На поляну вышли мужчины, неся на плечах домовину, а следом – женщины с длинными носилками, на которых лежало мертвое тело. Облачко Плывет узнала Старейшую. Шествие возглавляла, конечно, Зубриха.
Сердце девочки чуть не выскочило из груди, когда она увидела свою маму. Кабарга озиралась по сторонам, точно искала дочкины следы.
Женщины запели и стали бить в ладоши. Под ритмичное пение мужчины срубили сосенку и укрепили на пеньке домовину, куда и поместили покойницу.
Когда блины с кашей были съедены, и поминальные песни допеты, люди, держась поближе друг к другу, потянулись с поляны. Зубриха прихватила с собой красную шапочку – для новой девушки, которую по весне отправят к Предкам.
Кабарга медлила, все оглядывалась – не хотела верить, что дочь исчезла бесследно. Облачко Плывет подобралась ближе, схватила маму за руку и втащила за куст. Кабарга громко закричала, но никто не оглянулся. Люди втянули головы в плечи, сбились плотнее и зашагали быстрей.
Облачко Плывет шепнула:
- Мам, я живая! Я убила волка твоим кристаллом!
Кабарга уставилась на дочку бессмысленным взглядом. Постепенно до женщины стало доходить, что перед ней и в самом деле живая, настоящая, милая ее Ягодка!
