Ё-моё! Окажись я там внезапно – в жисть места не узнал бы! После первого взрыва в лесу сделалось черным-черно от бегущего зверья, да птиц взлетевших – ночь, да и только! Откуда их столько натрясло?
- Ну, а работа-то что?
- Втрое, если не больше, против обычного вытянули! Вы с ребятами богачами станете! Если расценки не срежут, - расхохотался дядя Вахантас.
Кто-то темный, плохо различимый в сумерках за снегом, постучал в окно – пора ехать. По двору уже слонялись и другие фигуры.
- Ну, благодарствую, хозяюшка! – сказал Вахантас, вылезая из-за стола и надевая в прихожей необъятную куртку, - век бы за этим столом сидел, да, видать, грешен - не заслужил. Эх, под такую бы закуску, да добрую выпивку! Да гулять, не торопясь!– сокрушался он.
- Так в чем дело? - засмеялась мама. - Приезжайте в гости.
- Когда?! Выходные-то у меня – тю-тю! – Дядя Вахантас охлопал собственные бока, словно хранил выходные в карманах.
- А в непогоду останьтесь – мама протянула ему пакет с пирожками.
- Вот если только. Благодарствую, - Вахантас спрятал пакет внутрь куртки, поближе к толстому животу, чтоб пирожки его грели и сами оставались теплыми, поцеловал маме руку. А мне подмигнул! Человек-праздник какой-то!
Мы с мамой смотрели с крыльца вслед отъезжающим, радостные, полные ожидания грядущих перемен. Метель поредела, стала прозрачной, как занавески у тети Ноелги. Такая погода работе не помешает. Деньги на учебу, считай, уже лежат на полочке. Здравствуй, мое желанное будущее!
Чуть перевалило за полдень, но казалось, что смена отправлялась поздним вечером. Толстенный слой небесной влаги не пускал солнечный свет пробиться к Земле.
Вот вездеход взревел, задымил, и, включив фару, рванул в снежную замять. Мы с мамой смотрели вслед, пока сани не скрылись за поземкой, поднятой их же движением.
Мама на миг легко склонилась мне на плечо, пощекотав пушистыми волосами, и мы ушли в дом.
Жалко, что этот день закончился. Он хорошим был.
Метель к вечеру усилилась, и я засыпал на полатях под ее песню.
- Уууу! Ушууу! Фьюуууу… Унесуууу! Уведууууу! Закружууу!
По привычке я хотел погладить Мьяру, но рука тронула лишь холодное одеяло. Кошка так и не вылезла из своего укрытия.
- Шух! - Рухнул пласт снега. И раздался тонкий перезвон, как от ломких льдинок. Селга? Не могу, не хочу ее видеть, не желаю слышать невинный детский голосок: «Я кошку убила!» - так буднично, словно о выброшенном мусоре идет речь. И ведь, убила бы, если бы не мы с мамой! Нелюдь! Надо же такое сотворить!
Я заткнул уши, а глаза и так были закрыты, но Селга пролезла в мой сон и превратила его в кошмар.
На забрызганной кровью поляне лежит девушка. Она мертва. На белой шейке уродливые отпечатки пальцев убийцы. Мох разворочен – видимо, борьба шла нешуточная, девушка сопротивлялась, сколько могла. Кровь повсюду – брызги алеют на цветущей бруснике, на губах, на сорочке. На расшитом подоле с узором в виде галочек – страшное темное пятно…
Я не хочу такого видеть, и отворачиваюсь. Сердито перевертываюсь на другой бок, словно это может помочь.
На другом боку начинает сниться песец, который грызет лицо мертвеца. Обстоятельно стягивает лоскуты кожи, чавкает смачно, откусывает нос. Морда потемнела от крови, капля нет-нет да упадет в траву…
Меня едва не стошнило.
Со стоном переваливаюсь на спину и открываю глаза как можно шире. Даже пальцами придерживаю веки, чтоб не закрывались.
Беру телефон, чтоб почитать - не читается. Листаю соцсети, смотрю Ютуб и постепенно оказываюсь в большом мире, где люди заняты интересными делами, где нет взбесившегося мрака, этой безумной вьюги, этих страшных бывших людей...
Утром мело по-прежнему. В окне – белым-бело! За шумом ветра не слышно взрывов. Хотя, какие работы в такой-то шторм!
К обеду пропала связь. Видно, передатчик на соте забило снегом, и что-нибудь замкнуло, или просто сдуло.
Делать ничего не хотелось, выйти на улицу - невозможно. Мы с мамой – как пленники снежной стихии. Мьяра ушла из-за печки. Где она прячется?
Метель бушевала до вечера, всю ночь, и еще полдня – одурев от нее, я почти потерял счет времени. Вдруг вьюга разом улеглась, будто ее выключили. Осталась снежная равнина в застругах под небом таким низким и мрачным, что ясно было: метель просто отдыхает. Передохнет – снова начнет кружить и метать.
Снегу во дворе намело – где по пояс, а где – по грудь. Я стал расчищать проход к калитке, чтоб папа похвалил меня, когда приедет, но быстро выдохся, и пошел домой – кстати, настало время обеда.
Я чувствовал себя оглушенным внезапной тишиной и безветрием. И на душе было паршиво. Из-за облаков, которые давили на землю, и из-за Селги. Раньше ее серебряный образ озарял все кругом, но теперь мысли о ней давили и отравляли. И Мьяра какая-то странная.
Я старался не подавать виду. Только мы с мамой сели обедать, как вдруг подскочили от громкого резкого звона!
Это ожил мамин кнопочный телефончик. Связь появилась.
Мама поднесла телефон к уху, и по мере того, как она слушала, глаза ее раскрывались все шире, лицо бледнело, каменело.
Нажала отбой она уже с совсем мертвым лицом.
- Что?! - спросил я.
Мама ответила не сразу.
- Ниэль звонил, - сказала она чужим голосом. – Вездеход не пришел на базу. Там думали: он остался переждать метель в поселке.
До меня доходило очень медленно. Я не хотел понимать.
Метель была слабой, когда вездеход уехал. Она разгулялась позже. К этому времени мужчины должны были уже приехать на стройку. Выходит, они сбились с пути? Но почему тогда не связались с базой? Связь еще была. Но они пропали.
Тут я раздвоился. С одной стороны тучей наваливалось осознание беды, и мой внутренний чертик убеждал, что непоправимое произошло на самом деле. С другой стороны, я не верил, что это могло случиться. Глупости какие! Такого никогда не бывало. Как может пропасть могучий вездеход? Взрослые сумеют разобраться. Тут какое-то недоразумение.
В вездеходе есть компас, навигатор – дядя Вахантас показывал. Эх, будь у нас дрон, мы осмотрели бы всю округу сверху, и сразу нашли бы вездеход. Но дроны не летают в наших условиях. Если бы можно было посмотреть с высоты глазами какой-нибудь птицы, полярной крачки, например, с ее легкими крыльями, зоркими глазами и рыбьим вырезом хвоста. Крачки, чьи крики навсегда остались в именах наших женщин…
- Они уже двое суток в снегах, - глухо и медленно сказала мама. – Я пойду к Ниэлю.
Я понял, почему она не звонит, а идет сама – по той же причине, по которой я не мог рассказать по телефону Николасу о… О той, которой для меня больше нет.
- Я с тобой!
- Нет! Останься дома. Я тебе потом все расскажу.
Мама надела свою красивую шубку, закуталась в шаль и ушла. Меня снова отстранили как маленького. Я услышал, как она шуршит и роняет вещи в прихожей, доставая снегоступы.
Эх, если бы только можно было взглянуть с высоты! Я как наяву вообразил бескрайнюю белую равнину, и на ней – чуть видный из-под снега вездеход. Его оранжевая крыша просвечивала из-под снега. «Как Селгины яблочки!» - хихикнул мой чертик. Не буду думать про нее.
Возможно, заглох двигатель, или лопнула гусеница. Такого никогда не случалось, но ведь теоретически могло случиться? Почему они не просили о помощи, пока связь была? Может, они заехали туда, где нет покрытия? Мысли мои крутились на одном месте, как поврежденный снегоход.
В любом случае, мужчины не станут сидеть и ждать смерти от холода. Их много, все - бывалые сильные люди. У них полно горючего. Они могут поджечь сани, и греться вокруг костра. Или нет, из саней можно сделать укрытие. В общем, они найдут, что поджечь. Хоть из-под снега выкопают, а подожгут. Огонь не только согреет, но подаст сигнал. Пусть костер – крохотная точка на бескрайней равнине, но дым от него виден издалека. Навалят свежего лапника - такой дымина поднимется! Мужчины могут выкопать в снегу укрытие, большую круглую пещеру с очагом посередине, и жить в ней, пока не придет помощь.
Они смогут продержаться в снегах гораздо дольше трех дней!
Почти все берут из дома еду, чтоб не тратить денег на дорогую и невкусную кормежку из столовой на стройке. А воды у них полно! Целая равнина замерзшей воды, словно ушедшее море вернулось!
Я гордился нашими мужиками! Конечно, они найдут выход. С базы давно высланы поисковые отряды. И мы пошлем свой им навстречу.
Пусть следов не осталось, вьюга переложила снег по-своему, полосами и складками, терпящие бедствие будут найдены. Местные знают болотистую равнину, как свой двор.
Вот если бы я нашел застрявший вездеход и спас всех! Никто больше не считал бы меня ребенком.
И тут мой чертик опять шепнул: «Иди к Селге!».
И я уже не мог не думать о ней. Кто знает округу лучше снежной нечисти? Она может полететь вихрем, подняться высоко-высоко, к самым тучам, и осмотреть окрестности. Я же не дружить с ней собираюсь! Надо как-то уломать Селгу найти вездеход. Обмануть, если потребуется!
Задумавшись, я и не заметил, что уже оделся, взял самые широкие лыжи… Когда мама вернется, я уже буду дома и расскажу, где надо искать пропавших! Вот все удивятся!
Ступая по мягким застругам, иногда проваливаясь чуть не по колено, я добрался до распадка. Мой след ясно указывал, куда я пошел. Алга, если увидит – замучает поучениями, но плевать! Сейчас важнее всего – спасти мужчин!
На снежных равнинах необходимо чувствовать направление и расстояние, потому что снег прячет все и меняет рельеф. Я прошел сколько-то в белом мороке и остановился. Чутье подсказывало мне, что подо мной -распадок, отделенный толстым слоем снега, хотя место ничем не отличалось от других – те же однообразные белые складки, та же нетронутая пелена. На алые яблочки и намека нет. Вроде как угадывалась ложбина, но вьюга – большая обманщица, может насыпать горку на месте оврага.
- Селга, – позвал я вполголоса. Безмолвие было ответом.
Может, я ошибся и стою на другом месте?
И вдруг заметил на снегу три точки. Белый песец сидел на склоне, разглядывал меня, наклонив головенку набок, и совершенно сливался со снегом. Если бы не черные глаза и нос, я его не заметил бы.
- Селга?
Над песцом заискрился столб снежинок – в нынешнем-то сумраке! Он сверкал все сильнее, и уже стал похож на хрустальную вазу, что стояла на шкафу у директрисы в школе, только гораздо больше. С легким звоном «ваза» лопнула, осыпалась и явила Селгу – белую, сверкающую и прекрасную. Такую, что дух захватывало!
Я смотрел на нее и не мог слова сказать. Молчала и она. Так мы и стояли, как два снежных истукана.
Надо было что-то делать, и я начал с самой сути:
- Ты вездеход можешь найти?
- Смогу, если захочу, - отвечала она жеманно, склонив головку набок, как это делал песец.
О, с этой штучкой надо держать ухо востро, надо уговаривать ее и уламывать. Мне снова показалось, что я вслепую нащупываю путь по болоту. Я отметил, что она не спросила, что стряслось с вездеходом, почему его надо искать. Имеет ли она какое-то отношение к пропаже людей? Неважно – главное найти вездеход!
- Отведешь меня туда?
- Если захочу.
Она облизала бледным языком бледные губы, рассматривая меня при этом как-то особенно, словно прикидывала, на что я гожусь.
Я начал злиться. Где-то в мертвых снегах замерзает отец, а она тут строит из себя королевишну. Конечно, нельзя забывать, что она и сама – мертвый снег, просто принявший прекрасный облик! Мьяру чуть не заморозила! Что ей стоит погубить и отца, и меня, и всех мужчин на вездеходе? Я все время подспудно злился на Селгу, просто ее ледяная краса на время меня обескуражила, но теперь злость вернулась.
- Неохота мне с тобой гулять, - она пожала плечом под белоснежным свитером. - Со злюкой таким.
Я и выпалил:
- Ты чуть кошку не убила!
Она засмеялась – зазвенела тонкими льдинками.
- Кошка твоя – скотина строптивая. На что такая в дому нужна? Злобных собак убивают, и петухов. Считай, я за тебя работу выполнила.
Ах ты, нечисть бесчувственная!
Я аж задохнулся! Глубоко вздохнул, считая до четырех, потом задержал дыхание на четыре счета. Приходилось все время напоминать себе, что Селга – не человек. И даже, будучи человеком, она жила в другое время. Тогда проводили грубый искусственный отбор. Человек оставлял в хозяйстве дружелюбных животных, а злобных - убивал. Ей не понять, что нравы с тех пор поменялись, что я люблю Мьяру, почти как младшую сестренку, в чем-то глупее, а в чем-то гораздо умнее меня.
Едва я начал выдыхать, считая до четырех, Селга по-девчачьи прыснула:
- Ой, как надулся! Смотри не лопни! – покатывалась она, и вдруг враз сделалась серьезной и сказала наставительно – Из-за пустяка разозлился. Нельзя быть таким злопамятным занудой.
- Дура!
Селга исчезла вмиг, как задутое пламя. Только что стояла, и нет ее.
Ай, дурак я, что наделал! Не сдержался! Пришел по важнейшему делу, и, как последний идиот, стал препираться девчонкой из старой глухой деревни. Свою обиду поставил выше спасения людских жизней. Ну, и кто из нас дурнее?
- Селга, - позвал я. – Селга! Вернись. Вернись, пожалуйста! Не обижайся. Случайно вырвалось. Ну, какая же ты дура? Ты такая красивая! Мне просто кошку жаль.
Но никто так не появился. Ни песец, ни вихрь, ни снежный блеск. Даже уродливому одноглазому сугробчику я и то обрадовался бы, хотя это самое мерзкое из ее воплощений. Ох, самое ли? Вспомнился песец из сна и убитая девушка.
Однако нечего себя распалять. Я пришел за помощью к нечистой силе и не справился: повздорил с ней, как младенец.
- Селга! Что ты хочешь взамен?
Ох, зря я это сказал! Но уже поздно. Ладно – я многое готов отдать, чтоб спасти папу.
Но никто не отозвался. Я стоял среди недвижных снегов под толстым серым небом. Заструги отбрасывали легкие тени, тоже серые. Ни песца, ни снежного вихря средь них не было, хотя я и всматривался до мельтешения белых точек перед глазами. Тишина звенела в ушах. Я провалил свою миссию самым бездарным образом.
Когда я притащился домой, мама уже вернулась. Глаза у нее были опухшие, розовые, и она вытирала их комочком платка.
Она не спросила, где я был – может, подумала, что чистил снег, или еще что по хозяйству, а может, просто все обычные дела потеряли теперь смысл.
- Наши уже ищут. Их дядя Ниэль повел, – Она сказала «дядя», словно маленькая. Сердце у меня от этого сжалось, и захотелось обнять маму и защитить от страшного мира.
- Со стройки тоже выехали. Три снегохода, - рассказывала мама. – Вызвали вертолет, вот-вот прилетит.
Вертолет мы скоро увидели. Здоровенная железная туша цвета хаки, ревя мотором, зависла низко над снегом, взбила лопастями снежные вихри и унеслась прочь. Вихри повисели недолго в воздухе странными дугами и изгибами и стали оседать на равнину. Фигуры эти ничем не напоминали Селгу.
Вертолет полетел к лесу. Хорошо, что вездеход оранжевый, такой даже под заснеженными ветками увидишь. Но какой смысл искать в лесу? Между стволов вездеход, наверное, даже не проедет, да и дядя Ваханас, увидев вокруг деревья, сразу догадался бы, что сбился с маршрута.
Грохот мотора слышался еще долго.
Удивительно, но маленький отряд дяди Ниэля нашел вездеход раньше спасателей со всей их техникой.
Только людей в нем не оказалось.
- Ну, а работа-то что?
- Втрое, если не больше, против обычного вытянули! Вы с ребятами богачами станете! Если расценки не срежут, - расхохотался дядя Вахантас.
Кто-то темный, плохо различимый в сумерках за снегом, постучал в окно – пора ехать. По двору уже слонялись и другие фигуры.
- Ну, благодарствую, хозяюшка! – сказал Вахантас, вылезая из-за стола и надевая в прихожей необъятную куртку, - век бы за этим столом сидел, да, видать, грешен - не заслужил. Эх, под такую бы закуску, да добрую выпивку! Да гулять, не торопясь!– сокрушался он.
- Так в чем дело? - засмеялась мама. - Приезжайте в гости.
- Когда?! Выходные-то у меня – тю-тю! – Дядя Вахантас охлопал собственные бока, словно хранил выходные в карманах.
- А в непогоду останьтесь – мама протянула ему пакет с пирожками.
- Вот если только. Благодарствую, - Вахантас спрятал пакет внутрь куртки, поближе к толстому животу, чтоб пирожки его грели и сами оставались теплыми, поцеловал маме руку. А мне подмигнул! Человек-праздник какой-то!
Мы с мамой смотрели с крыльца вслед отъезжающим, радостные, полные ожидания грядущих перемен. Метель поредела, стала прозрачной, как занавески у тети Ноелги. Такая погода работе не помешает. Деньги на учебу, считай, уже лежат на полочке. Здравствуй, мое желанное будущее!
Чуть перевалило за полдень, но казалось, что смена отправлялась поздним вечером. Толстенный слой небесной влаги не пускал солнечный свет пробиться к Земле.
Вот вездеход взревел, задымил, и, включив фару, рванул в снежную замять. Мы с мамой смотрели вслед, пока сани не скрылись за поземкой, поднятой их же движением.
Мама на миг легко склонилась мне на плечо, пощекотав пушистыми волосами, и мы ушли в дом.
Жалко, что этот день закончился. Он хорошим был.
Метель к вечеру усилилась, и я засыпал на полатях под ее песню.
- Уууу! Ушууу! Фьюуууу… Унесуууу! Уведууууу! Закружууу!
По привычке я хотел погладить Мьяру, но рука тронула лишь холодное одеяло. Кошка так и не вылезла из своего укрытия.
- Шух! - Рухнул пласт снега. И раздался тонкий перезвон, как от ломких льдинок. Селга? Не могу, не хочу ее видеть, не желаю слышать невинный детский голосок: «Я кошку убила!» - так буднично, словно о выброшенном мусоре идет речь. И ведь, убила бы, если бы не мы с мамой! Нелюдь! Надо же такое сотворить!
Я заткнул уши, а глаза и так были закрыты, но Селга пролезла в мой сон и превратила его в кошмар.
На забрызганной кровью поляне лежит девушка. Она мертва. На белой шейке уродливые отпечатки пальцев убийцы. Мох разворочен – видимо, борьба шла нешуточная, девушка сопротивлялась, сколько могла. Кровь повсюду – брызги алеют на цветущей бруснике, на губах, на сорочке. На расшитом подоле с узором в виде галочек – страшное темное пятно…
Я не хочу такого видеть, и отворачиваюсь. Сердито перевертываюсь на другой бок, словно это может помочь.
На другом боку начинает сниться песец, который грызет лицо мертвеца. Обстоятельно стягивает лоскуты кожи, чавкает смачно, откусывает нос. Морда потемнела от крови, капля нет-нет да упадет в траву…
Меня едва не стошнило.
Со стоном переваливаюсь на спину и открываю глаза как можно шире. Даже пальцами придерживаю веки, чтоб не закрывались.
Беру телефон, чтоб почитать - не читается. Листаю соцсети, смотрю Ютуб и постепенно оказываюсь в большом мире, где люди заняты интересными делами, где нет взбесившегося мрака, этой безумной вьюги, этих страшных бывших людей...
Утром мело по-прежнему. В окне – белым-бело! За шумом ветра не слышно взрывов. Хотя, какие работы в такой-то шторм!
К обеду пропала связь. Видно, передатчик на соте забило снегом, и что-нибудь замкнуло, или просто сдуло.
Делать ничего не хотелось, выйти на улицу - невозможно. Мы с мамой – как пленники снежной стихии. Мьяра ушла из-за печки. Где она прячется?
Прода от 1.12.22
Метель бушевала до вечера, всю ночь, и еще полдня – одурев от нее, я почти потерял счет времени. Вдруг вьюга разом улеглась, будто ее выключили. Осталась снежная равнина в застругах под небом таким низким и мрачным, что ясно было: метель просто отдыхает. Передохнет – снова начнет кружить и метать.
Снегу во дворе намело – где по пояс, а где – по грудь. Я стал расчищать проход к калитке, чтоб папа похвалил меня, когда приедет, но быстро выдохся, и пошел домой – кстати, настало время обеда.
Я чувствовал себя оглушенным внезапной тишиной и безветрием. И на душе было паршиво. Из-за облаков, которые давили на землю, и из-за Селги. Раньше ее серебряный образ озарял все кругом, но теперь мысли о ней давили и отравляли. И Мьяра какая-то странная.
Я старался не подавать виду. Только мы с мамой сели обедать, как вдруг подскочили от громкого резкого звона!
Это ожил мамин кнопочный телефончик. Связь появилась.
Мама поднесла телефон к уху, и по мере того, как она слушала, глаза ее раскрывались все шире, лицо бледнело, каменело.
Нажала отбой она уже с совсем мертвым лицом.
- Что?! - спросил я.
Мама ответила не сразу.
- Ниэль звонил, - сказала она чужим голосом. – Вездеход не пришел на базу. Там думали: он остался переждать метель в поселке.
До меня доходило очень медленно. Я не хотел понимать.
Метель была слабой, когда вездеход уехал. Она разгулялась позже. К этому времени мужчины должны были уже приехать на стройку. Выходит, они сбились с пути? Но почему тогда не связались с базой? Связь еще была. Но они пропали.
Тут я раздвоился. С одной стороны тучей наваливалось осознание беды, и мой внутренний чертик убеждал, что непоправимое произошло на самом деле. С другой стороны, я не верил, что это могло случиться. Глупости какие! Такого никогда не бывало. Как может пропасть могучий вездеход? Взрослые сумеют разобраться. Тут какое-то недоразумение.
В вездеходе есть компас, навигатор – дядя Вахантас показывал. Эх, будь у нас дрон, мы осмотрели бы всю округу сверху, и сразу нашли бы вездеход. Но дроны не летают в наших условиях. Если бы можно было посмотреть с высоты глазами какой-нибудь птицы, полярной крачки, например, с ее легкими крыльями, зоркими глазами и рыбьим вырезом хвоста. Крачки, чьи крики навсегда остались в именах наших женщин…
- Они уже двое суток в снегах, - глухо и медленно сказала мама. – Я пойду к Ниэлю.
Я понял, почему она не звонит, а идет сама – по той же причине, по которой я не мог рассказать по телефону Николасу о… О той, которой для меня больше нет.
- Я с тобой!
- Нет! Останься дома. Я тебе потом все расскажу.
Мама надела свою красивую шубку, закуталась в шаль и ушла. Меня снова отстранили как маленького. Я услышал, как она шуршит и роняет вещи в прихожей, доставая снегоступы.
Эх, если бы только можно было взглянуть с высоты! Я как наяву вообразил бескрайнюю белую равнину, и на ней – чуть видный из-под снега вездеход. Его оранжевая крыша просвечивала из-под снега. «Как Селгины яблочки!» - хихикнул мой чертик. Не буду думать про нее.
Возможно, заглох двигатель, или лопнула гусеница. Такого никогда не случалось, но ведь теоретически могло случиться? Почему они не просили о помощи, пока связь была? Может, они заехали туда, где нет покрытия? Мысли мои крутились на одном месте, как поврежденный снегоход.
В любом случае, мужчины не станут сидеть и ждать смерти от холода. Их много, все - бывалые сильные люди. У них полно горючего. Они могут поджечь сани, и греться вокруг костра. Или нет, из саней можно сделать укрытие. В общем, они найдут, что поджечь. Хоть из-под снега выкопают, а подожгут. Огонь не только согреет, но подаст сигнал. Пусть костер – крохотная точка на бескрайней равнине, но дым от него виден издалека. Навалят свежего лапника - такой дымина поднимется! Мужчины могут выкопать в снегу укрытие, большую круглую пещеру с очагом посередине, и жить в ней, пока не придет помощь.
Они смогут продержаться в снегах гораздо дольше трех дней!
Почти все берут из дома еду, чтоб не тратить денег на дорогую и невкусную кормежку из столовой на стройке. А воды у них полно! Целая равнина замерзшей воды, словно ушедшее море вернулось!
Я гордился нашими мужиками! Конечно, они найдут выход. С базы давно высланы поисковые отряды. И мы пошлем свой им навстречу.
Пусть следов не осталось, вьюга переложила снег по-своему, полосами и складками, терпящие бедствие будут найдены. Местные знают болотистую равнину, как свой двор.
Вот если бы я нашел застрявший вездеход и спас всех! Никто больше не считал бы меня ребенком.
И тут мой чертик опять шепнул: «Иди к Селге!».
И я уже не мог не думать о ней. Кто знает округу лучше снежной нечисти? Она может полететь вихрем, подняться высоко-высоко, к самым тучам, и осмотреть окрестности. Я же не дружить с ней собираюсь! Надо как-то уломать Селгу найти вездеход. Обмануть, если потребуется!
Задумавшись, я и не заметил, что уже оделся, взял самые широкие лыжи… Когда мама вернется, я уже буду дома и расскажу, где надо искать пропавших! Вот все удивятся!
Ступая по мягким застругам, иногда проваливаясь чуть не по колено, я добрался до распадка. Мой след ясно указывал, куда я пошел. Алга, если увидит – замучает поучениями, но плевать! Сейчас важнее всего – спасти мужчин!
На снежных равнинах необходимо чувствовать направление и расстояние, потому что снег прячет все и меняет рельеф. Я прошел сколько-то в белом мороке и остановился. Чутье подсказывало мне, что подо мной -распадок, отделенный толстым слоем снега, хотя место ничем не отличалось от других – те же однообразные белые складки, та же нетронутая пелена. На алые яблочки и намека нет. Вроде как угадывалась ложбина, но вьюга – большая обманщица, может насыпать горку на месте оврага.
- Селга, – позвал я вполголоса. Безмолвие было ответом.
Может, я ошибся и стою на другом месте?
И вдруг заметил на снегу три точки. Белый песец сидел на склоне, разглядывал меня, наклонив головенку набок, и совершенно сливался со снегом. Если бы не черные глаза и нос, я его не заметил бы.
- Селга?
Над песцом заискрился столб снежинок – в нынешнем-то сумраке! Он сверкал все сильнее, и уже стал похож на хрустальную вазу, что стояла на шкафу у директрисы в школе, только гораздо больше. С легким звоном «ваза» лопнула, осыпалась и явила Селгу – белую, сверкающую и прекрасную. Такую, что дух захватывало!
Я смотрел на нее и не мог слова сказать. Молчала и она. Так мы и стояли, как два снежных истукана.
Надо было что-то делать, и я начал с самой сути:
- Ты вездеход можешь найти?
- Смогу, если захочу, - отвечала она жеманно, склонив головку набок, как это делал песец.
О, с этой штучкой надо держать ухо востро, надо уговаривать ее и уламывать. Мне снова показалось, что я вслепую нащупываю путь по болоту. Я отметил, что она не спросила, что стряслось с вездеходом, почему его надо искать. Имеет ли она какое-то отношение к пропаже людей? Неважно – главное найти вездеход!
- Отведешь меня туда?
- Если захочу.
Она облизала бледным языком бледные губы, рассматривая меня при этом как-то особенно, словно прикидывала, на что я гожусь.
Я начал злиться. Где-то в мертвых снегах замерзает отец, а она тут строит из себя королевишну. Конечно, нельзя забывать, что она и сама – мертвый снег, просто принявший прекрасный облик! Мьяру чуть не заморозила! Что ей стоит погубить и отца, и меня, и всех мужчин на вездеходе? Я все время подспудно злился на Селгу, просто ее ледяная краса на время меня обескуражила, но теперь злость вернулась.
- Неохота мне с тобой гулять, - она пожала плечом под белоснежным свитером. - Со злюкой таким.
Я и выпалил:
- Ты чуть кошку не убила!
Она засмеялась – зазвенела тонкими льдинками.
- Кошка твоя – скотина строптивая. На что такая в дому нужна? Злобных собак убивают, и петухов. Считай, я за тебя работу выполнила.
Ах ты, нечисть бесчувственная!
Я аж задохнулся! Глубоко вздохнул, считая до четырех, потом задержал дыхание на четыре счета. Приходилось все время напоминать себе, что Селга – не человек. И даже, будучи человеком, она жила в другое время. Тогда проводили грубый искусственный отбор. Человек оставлял в хозяйстве дружелюбных животных, а злобных - убивал. Ей не понять, что нравы с тех пор поменялись, что я люблю Мьяру, почти как младшую сестренку, в чем-то глупее, а в чем-то гораздо умнее меня.
Едва я начал выдыхать, считая до четырех, Селга по-девчачьи прыснула:
- Ой, как надулся! Смотри не лопни! – покатывалась она, и вдруг враз сделалась серьезной и сказала наставительно – Из-за пустяка разозлился. Нельзя быть таким злопамятным занудой.
- Дура!
Селга исчезла вмиг, как задутое пламя. Только что стояла, и нет ее.
Ай, дурак я, что наделал! Не сдержался! Пришел по важнейшему делу, и, как последний идиот, стал препираться девчонкой из старой глухой деревни. Свою обиду поставил выше спасения людских жизней. Ну, и кто из нас дурнее?
- Селга, - позвал я. – Селга! Вернись. Вернись, пожалуйста! Не обижайся. Случайно вырвалось. Ну, какая же ты дура? Ты такая красивая! Мне просто кошку жаль.
Но никто так не появился. Ни песец, ни вихрь, ни снежный блеск. Даже уродливому одноглазому сугробчику я и то обрадовался бы, хотя это самое мерзкое из ее воплощений. Ох, самое ли? Вспомнился песец из сна и убитая девушка.
Однако нечего себя распалять. Я пришел за помощью к нечистой силе и не справился: повздорил с ней, как младенец.
- Селга! Что ты хочешь взамен?
Ох, зря я это сказал! Но уже поздно. Ладно – я многое готов отдать, чтоб спасти папу.
Но никто не отозвался. Я стоял среди недвижных снегов под толстым серым небом. Заструги отбрасывали легкие тени, тоже серые. Ни песца, ни снежного вихря средь них не было, хотя я и всматривался до мельтешения белых точек перед глазами. Тишина звенела в ушах. Я провалил свою миссию самым бездарным образом.
Прода от 3.12.22
Когда я притащился домой, мама уже вернулась. Глаза у нее были опухшие, розовые, и она вытирала их комочком платка.
Она не спросила, где я был – может, подумала, что чистил снег, или еще что по хозяйству, а может, просто все обычные дела потеряли теперь смысл.
- Наши уже ищут. Их дядя Ниэль повел, – Она сказала «дядя», словно маленькая. Сердце у меня от этого сжалось, и захотелось обнять маму и защитить от страшного мира.
- Со стройки тоже выехали. Три снегохода, - рассказывала мама. – Вызвали вертолет, вот-вот прилетит.
Вертолет мы скоро увидели. Здоровенная железная туша цвета хаки, ревя мотором, зависла низко над снегом, взбила лопастями снежные вихри и унеслась прочь. Вихри повисели недолго в воздухе странными дугами и изгибами и стали оседать на равнину. Фигуры эти ничем не напоминали Селгу.
Вертолет полетел к лесу. Хорошо, что вездеход оранжевый, такой даже под заснеженными ветками увидишь. Но какой смысл искать в лесу? Между стволов вездеход, наверное, даже не проедет, да и дядя Ваханас, увидев вокруг деревья, сразу догадался бы, что сбился с маршрута.
Грохот мотора слышался еще долго.
Удивительно, но маленький отряд дяди Ниэля нашел вездеход раньше спасателей со всей их техникой.
Только людей в нем не оказалось.