- Мам! – позвал я. – Мне гораздо лучше! Иди спать.
Нежно поддерживая меня, бормоча ласковые слова, она споила мне еще таблетку и ушла, повторяя, что она рядом, за дверью, и стоит только позвать и так далее.
Приснилась Селга. Она лежала рядом на боку, подперев голову рукой, и разглядывала меня.
Я был слишком вялым из-за температуры, поэтому отнесся к ней равнодушно. Холода, исходящего от снежной твари, тоже не чувствовал, поскольку Селга только снилась. Я же находился под защитой родных стен, под защитой лекарств, придуманных учеными из большого мира, поэтому совсем не боялся.
Я вообще не боюсь кошмаров.
- Я пожалела тебя, ты понял? – голос ее звучал, как журчание ручейка, размывающего весной снег.
- Я уже эту песню слышал. Дважды на одну приманку не клюю.
- Ты глупый. Я тебя по-настоящему пожалела, не стала морозить и привела тетку из вашей деревни, чтоб она тебя забрала в тепло. А знаешь, почему?
И, не дождавшись ответа:
- Я увидела себя твоими глазами – ты любовался мной, и уносил мою красоту в вечность.
- Да, ты была очень красивой.
- Другие парни, которым я мстила, проклинали меня, я им казалась уродиной. Дескать, нечисть лесная, кикимора болотная. Ты - нет.
-Кхм, кхм, - насмешливо покашлял я и покосился на дверь: не разбудить бы маму. Но это был сон, а во сне можно шуметь сколько угодно. – Где-то я уже такое слышал. Причем совсем недавно. Придумай что-нибудь поновее.
- Я пришла помочь тебе.
- Уже помогла. Как и мужчинам на вездеходе.
- Это не я! Это духи снегов. Они были злы на огромную дыру в земле, вырытую пришлыми, и прогнавшую море. А как взрывы начались, снежные просто запаниковали, и накинулись на тех, кто нарушал покой. Машины сильны, но духи природы сильнее, хотя действуют медленно. Но неостановимо. Рано или поздно они изведут людей с машинами, и вернется равновесие.
Я хотел прогнать Селгу, но ленился даже шевельнуться. И так приятно было на нее смотреть. Пусть сидит.
- Я пришла за тобой, - сказала она, села чуть не на меня и нахально погрузила бесплотные ладони в мое тело – я только глаза вытаращил. Ни тепла, ни холода я не почувствовал, только, разве, легкую щекотку, будто тебя перышком гладят. «Бабочки в животе», как написано в маминой книжке. А у меня, значит, бабочки затрепетали «под ложечкой».
- Эй, эй, ты что делаешь?!
- Не дергайся, я могу нечаянно искалечить тебя. А я этого не хочу. Ну что ты какой упрямый?! Не упирайся. Думай о хорошем.
Пока я панически соображал, что происходит и куда деваться, вдруг увидел себя лежащим в постели. Я безмятежно спал, разметавшись, выпростав ноги из-под одеяла. Что? Я опустил голову и посмотрел на свой живот, туда, где он должен находиться относительно головы, и обнаружил, что одновременно сплю на кровати и, каким-то образом, вишу под потолком рядом с Селгой, разноцветный, но прозрачный, причем прозрачное тело Селги частично перекрывает мое. Прямо две амебы под микроскопом.
- Ты убила меня?
- Нет-нет, что ты! Ты вернешься. Я надеюсь. Ты ведь хочешь найти отца?
Наверное, температура растет - пора принять еще таблетку. Бредовые кошмары начались. Я потянулся к тумбочке, но тело на кровати не шевельнулось, а тот я, что был прозрачным, от движения медленно выплыл из Селги. Она оттолкнулась от пустоты, нагнала меня и взяла за вытянутую руку.
Спальня таяла. Мы летели и одновременно стояли на месте. Мир мчался мимо нас. Обстановка спальни сменилась летящим снегом, потом мчащимися мимо обрывками тумана, а может, облаков, потому что, когда мы пронеслись сквозь них (или они сквозь нас), то поплыли в сиреневой пустоте. Непонятно, быстро мы летели или медленно, или вообще зависли, поскольку ориентироваться было не на что. Однако скоро навстречу нам поплыл ласково светящийся пух, как от ольхи, в ту пору, когда она рассылает семена по ветру. У меня даже нос зачесался, даром, что прозрачный.
Светящаяся сумятица заполнила все вокруг. Но вот сквозь нее начали проступать темные, неясные тени. Одна, самая длинная, подобно дороге устремлялась вверх, в какую-то тучу. Когда я устал глазеть, задравши голову, и глянул вокруг себя, то обнаружил, что нас со всех сторон окружают кошмарные хари – рогатые, волосатые, курносые, клыкастые. Я вскрикнул, отлепил свою бесплотную ладонь от Селгиной, и мигом был унесен в пушистое мельтешение. Все-таки Селга добилась своего – снова обманула меня!. Она играла со мной как кошка с мышью. Права была Алга, что лихорадка моя – не простая. Небось, Селга и наслала ее! Обманщица тащила меня в ад. Но я не дамся!
Стремглав я летел сквозь сияющую замять, прикрывая лицо сгибом руки – куда угодно, лишь бы подальше от погубительницы! И, наверное, сослепу впаялся в какую-то преграду.
Потому что, когда пришел в себя, то увидел нос к носу перед собой волосатую и клыкастую харю с пятачком. С желтых клыков капала слюна. Я замер. Насмотревшись, кабан хрюкнул, дружелюбно толкнул меня пятачком, и потрусил прочь. Я, наконец, сумел выдохнуть и сполз на траву. Оказалось, я уже больше никуда не летел, а сидел, прислонившись к стене. А теперь, значит, лежал.
Животных вокруг гуляло – уйма! Как на снимках африканских саванн. Или на картинке в учебнике биологии, где над каждым зверем стоит кружочек с цифрой, а под картинкой подписано, как кого зовут.
Здесь тоже это не помешало бы, потому что некоторые звери были мне совершенно незнакомы.
Кстати, стояло лето, и тот дивный предвечерний час, когда оранжевые лучи заходящего солнца наполняют мир покоем. Хищники и травоядные гуляли вперемешку и никто ни кого не охотился. Лоси и олени клали головы на шеи друг другу, красивые большие кошки резвились как котята - вообще, все выказывали друг другу приязнь.
Если это загробный мир, то здесь совсем неплохо. Я оглядел себя – не превратился ли я тоже в какого-нибудь зверя, но нет – собственное тело находилось при мне и, кстати, обрело плотность.
Я поднялся на ноги, и чуть не бросился в траву опять, потому что увидел, что под ближайшим кустом развалилась тигрица, яркая и вальяжная, размером с диван. Она облизывала пестрых малышей, и в ответ на мое судорожное движение успокоительно замурлыкала басом. К ней подошел на шатких ножках олененочек, и втиснулся между детенышей. У тигриного брюха тесно лежали и тигрята, и кабанята, и кто-то в белых кудряшках Оленьему малышу тоже досталась порция ласки. Впору было глаза протирать!
То, что я принимал за стену, оказалось могучим древесным корнем, выпирающим из земли. А дерево… Таких деревьев просто не бывает. Ствол его был толщиной в пять, нет, в десять больших домов! В общем, громадный был ствол! Встань все жители нашей деревни хороводом, они, пожалуй, замкнули бы круг, правда, тому мешали бы выходящие на поверхность корни. При этом дерево было стройным, как молодое.
Крона ветвилась так высоко, что я не мог даже разглядеть, листья там или хвоя. Но, если уменьшить ствол, то он напоминал бы сосновый.
Окружающие деревья, тоже не маленькие, доходили Великому дереву до щиколоток, так сказать. Их кроны шевелились от множества тварей: птиц, белок, какой-то шустрой мелочи…
Воздух наполнял гомон, но он был приглушенным, как и свет погожего летнего заката. Белые цветы будто светились в короткой траве. Звери резвились на поляне, но к Дереву никто не подходил..
Сверху раздался шорох. По стволу спускалась исполинская белка, и ее когти шуршали по коре. Мой кабан (а может, какой другой), с радостным хрюканьем устремился к ней. Белка схватила его зубами поперек туловища и стремглав унесла наверх.
Я обнаружил, что стою с открытым ртом, и закрыл его. Зверье, как ни в чем ни бывало, продолжало наслаждаться бытием. Никто не испугался белки. Я понял, что случившееся хорошо и разумно – кабан этот заслужил место повыше.
Общая беспечность передалась мне. Я прошел мимо тигрицы, с замиранием сердца осмелился даже потрепать ее по башке, за что получил приветственный толчок мягкого расписного лба. За тонкими стволами деревьев протрусил единорог.
Ничто уже не могло меня удивить. Я пошел следом за сказочным зверем, и стоило мне зайти за деревья, как я оказался в другом мире. Гигантского Дерева отсюда не было видно, но, каким-то образом, чувствовалось его охранительное присутствие.
Передо мной тянулся кустарник. Сперва мне показалось, что это помесь кустов с часовым механизмом – столько всякой мелочи сновало, кружилось, прыгало в нем! Но со второго взгляда понял, что это насекомые. Я узнал палочника, каким видел его в учебнике, но он вдруг раскрыл ярко-красные крылья и улетел. Тогда я пошел вдоль кустарника, похожего на оживший и сошедший с ума ювелирный магазин – столько там копошилось всякой нарядной блестящей мелюзги. То и дело приходилось присаживаться, чтоб разглядеть удивительных тварей.
Кустарник постепенно сменился высокой травой с розовыми султанами. За ней кто-то трубил.
Я раздвинул заросль как занавес: равнину до самого горизонта заполняли динозавры. Не совсем такие, как их изображают, но похожие. Я понял, что глазею на них, снова открывши рот. Уж лучше его и вовсе не закрывать, что ли?
Насмотревшись, я вернулся назад, но кустарник уже исчез, и свет померк. Я оказался в ночном мире светлячков и гнилушек. Невидимое за деревцами со смутными белыми цветами, шумело море. Мне хотелось остаться среди живых созвездий, и хотелось увидеть море. Я разрывался между желаниями. Постаравшись запомнить светляков, как можно лучше, я пошел на шум волн.
На море был день. Волны расстилали на песке свои кружева. Вода была теплой, ласковой и бирюзовой. Но я не стал купаться, потому что не решился снять одежду – вдруг ее унесет какая-нибудь неведомая тварь, а голым я превращусь в дельфина, или вот в ту рыбу с парусом-плавником. Да и вообще опасался покидать твердую землю. Поэтому только походил по мелководью - все равно был босой. Только тут я понял, что одет в отцовское теплое белье, которое он почему-то называл егерским – видно, мама одела меня, больного, потеплее. Но меня совершенно не смущало, что я в исподнем.
Налюбовавшись на море, я вернулся было к светлячкам, но не нашел их, зато оказался на альпийском лугу.
Удивительно, сколько миров существовало здесь бок о бок! Пространство развертывалось складками, перелистывалось, как страницы книги, я переходил без труда из одного мира в другой. Все миры были разными, везде жили звери. Везде царила гармония. Куда бы я ни пошел, мне открывались новые картины. Застряв в бамбуковой роще, я понял, что заблудился окончательно. Мне захотелось вернуться к огромному дереву. Почему-то это казалось важным.
Но, куда бы я ни поворачивался, путь мне преграждали мощные зеленые скрещенные стволы. Когда наверху дул ветер, стволы терлись друг о друга и скрипели. Мало того, что они росли тесно, тут и там из земли лезли новые толстые побеги, поначалу похожие на красиво обернутые листьями сахарные головы. Все происходило, как в замедленной съемке. Куда ни глянь – прохода нет! Среди тесно растущих стеблей не могла бы протиснуться и Мьяра. Хоть бы какая-нибудь панда пришла и съела этот бамбук! Но тут я представил себе размеры этой панды, и испугался.
Мою босую ступню накрыло что-то нежно-пушистое. Я поглядел вниз. На ноге сидел некто розовый, не больше кошки, с желтыми и зелеными зигзагами вдоль спины, с голубыми пятнами вокруг глаз, как у панды. Давным-давно в детстве у меня был плюшевый любимец такой же психоделической окраски по имени Боня. Папа привез его из города. Я обожал Боню, спал с ним в обнимку, и темнота становилась доброй и нестрашной.
Я взял живую игрушку на руки. Она тут же обхватила меня лапами, как коала обхватывает ствол дерева, и доверчиво прижалась ко мне. Это создание обладало чертами сразу всех умилительных зверушек. Я спрятал лицо между мягких ушей, и почувствовал себя хорошо и спокойно, как в детстве. Шерстка пахла сладким молочком. Еще немного, и я без шуток оказался бы в детской постельке с решетчатыми стенками. Но бамбуковые стволы громко заскрипели, я поднял лицо из пушистого младенческого рая и увидел, что стволы расступились. Теперь я свободно мог пройти между ними.
Покинув бамбук, мы с Боней оказались в горном лесу, где деревья гармонично сосуществовали с мхами и грибами. Желая угадать, в какой стороне Дерево, я вглядывался в окружающее. И чем пристальнее я смотрел, тем больше видел. Мир оказался составленным из душ некогда живых существ. Каждая ворсинка на стебле имела собственную физиономию. Я понял, что еще чуть-чуть и мозг мой взорвется от переизбытка впечатлений. Мощности его не хватало, чтоб обрабатывать всю эту информацию. Милый теплый зверь, которого я держал на руках, вдруг стал растекаться. Я поглядел на него и понял, что он распадался на кучу маленьких созданий, которые торопились вернуться в мир себе подобных. Вскоре он весь растворился в творящей эту часть мира живой мозаике.
Я понял, что еще чуть-чуть, и крыша моя отправится в свободное путешествие. Тогда я стал смотреть поверхностно, и масштаб изменился, теперь я видел только крупные формы – как раньше.
Тут уж я понял, что без провожатого мне не выбраться. Чем дальше я шел, тем большие странности меня окружали. Тот свет огромен - вон, сколько всяких существ умирает на Земле каждую секунду. А тут даже динозавры бродят, как ни в чем не бывало, будто только вчера вымерли.
Выбравшись в прекрасную дубраву, относительно нормальную на вид, без подвохов, я опустился на траву, вовсе не потому, что устал, просто хотелось посидеть и подумать. На горизонтальной ветке дуба надо мной, тесно прижавшись друг к другу, дремали совы – такие пестрые пушистые бусины. Я равнодушно скользнул по ним взглядом. Не фениксы и не синие птицы какие-нибудь - простые совушки.
Я пытался сообразить, что делать дальше. Не бродить же до самой смерти по этому восхитительному зоопарку! Я спасся от Селги, но заблудился. Интересно, врала она, что ведет меня к отцу, или говорила правду? Нет, конечно, врала. Обещание отвести к отцу было приманкой, она воспользовалась моей растерянностью и запустила внутрь лапы. Сколько можно наступать на одни и те же грабли!
Вздохнув, я поднялся на ноги – ничего другого, кроме как идти дальше, я придумать не мог – скользнул взглядом по ряду пушистых милашек на ветке, и челюсть моя отвисла в очередной раз. А казалось, после всего виденного уже ничто не может меня удивить! Между совами сидела птица с женской головой!
Это было первое человеческое лицо, увиденное здесь!
Я знал, что такие создания встречаются в мифологии, но забыл, как они зовутся и чем занимаются. Но, по крайней мере, появилось что-то новенькое. Мифологическая птицеженщина смотрела на меня сочувственно, как доктор.
- Я заблудился, - сообщил я ей.
- А зачем ты пришел сюда, живой мальчик?
- Я ищу отца. Он пропал. Может, он здесь?
- Если он умер, то, конечно, здесь.
- А где здесь живут души людей?
Совы завертели головами, переглядываясь, заухали удивленно и, как мне показалось, осуждающе, снялись с ветки и бесшумно разлетелись. Осталась только моя мифологическая собеседница, которая держалась за ветку жуткими когтищами – как у стервятника!
- Ты потерял своего проводника – так?
Нежно поддерживая меня, бормоча ласковые слова, она споила мне еще таблетку и ушла, повторяя, что она рядом, за дверью, и стоит только позвать и так далее.
Прода от 13.12.22
Приснилась Селга. Она лежала рядом на боку, подперев голову рукой, и разглядывала меня.
Я был слишком вялым из-за температуры, поэтому отнесся к ней равнодушно. Холода, исходящего от снежной твари, тоже не чувствовал, поскольку Селга только снилась. Я же находился под защитой родных стен, под защитой лекарств, придуманных учеными из большого мира, поэтому совсем не боялся.
Я вообще не боюсь кошмаров.
- Я пожалела тебя, ты понял? – голос ее звучал, как журчание ручейка, размывающего весной снег.
- Я уже эту песню слышал. Дважды на одну приманку не клюю.
- Ты глупый. Я тебя по-настоящему пожалела, не стала морозить и привела тетку из вашей деревни, чтоб она тебя забрала в тепло. А знаешь, почему?
И, не дождавшись ответа:
- Я увидела себя твоими глазами – ты любовался мной, и уносил мою красоту в вечность.
- Да, ты была очень красивой.
- Другие парни, которым я мстила, проклинали меня, я им казалась уродиной. Дескать, нечисть лесная, кикимора болотная. Ты - нет.
-Кхм, кхм, - насмешливо покашлял я и покосился на дверь: не разбудить бы маму. Но это был сон, а во сне можно шуметь сколько угодно. – Где-то я уже такое слышал. Причем совсем недавно. Придумай что-нибудь поновее.
- Я пришла помочь тебе.
- Уже помогла. Как и мужчинам на вездеходе.
- Это не я! Это духи снегов. Они были злы на огромную дыру в земле, вырытую пришлыми, и прогнавшую море. А как взрывы начались, снежные просто запаниковали, и накинулись на тех, кто нарушал покой. Машины сильны, но духи природы сильнее, хотя действуют медленно. Но неостановимо. Рано или поздно они изведут людей с машинами, и вернется равновесие.
Я хотел прогнать Селгу, но ленился даже шевельнуться. И так приятно было на нее смотреть. Пусть сидит.
- Я пришла за тобой, - сказала она, села чуть не на меня и нахально погрузила бесплотные ладони в мое тело – я только глаза вытаращил. Ни тепла, ни холода я не почувствовал, только, разве, легкую щекотку, будто тебя перышком гладят. «Бабочки в животе», как написано в маминой книжке. А у меня, значит, бабочки затрепетали «под ложечкой».
- Эй, эй, ты что делаешь?!
- Не дергайся, я могу нечаянно искалечить тебя. А я этого не хочу. Ну что ты какой упрямый?! Не упирайся. Думай о хорошем.
Пока я панически соображал, что происходит и куда деваться, вдруг увидел себя лежащим в постели. Я безмятежно спал, разметавшись, выпростав ноги из-под одеяла. Что? Я опустил голову и посмотрел на свой живот, туда, где он должен находиться относительно головы, и обнаружил, что одновременно сплю на кровати и, каким-то образом, вишу под потолком рядом с Селгой, разноцветный, но прозрачный, причем прозрачное тело Селги частично перекрывает мое. Прямо две амебы под микроскопом.
- Ты убила меня?
- Нет-нет, что ты! Ты вернешься. Я надеюсь. Ты ведь хочешь найти отца?
Наверное, температура растет - пора принять еще таблетку. Бредовые кошмары начались. Я потянулся к тумбочке, но тело на кровати не шевельнулось, а тот я, что был прозрачным, от движения медленно выплыл из Селги. Она оттолкнулась от пустоты, нагнала меня и взяла за вытянутую руку.
Спальня таяла. Мы летели и одновременно стояли на месте. Мир мчался мимо нас. Обстановка спальни сменилась летящим снегом, потом мчащимися мимо обрывками тумана, а может, облаков, потому что, когда мы пронеслись сквозь них (или они сквозь нас), то поплыли в сиреневой пустоте. Непонятно, быстро мы летели или медленно, или вообще зависли, поскольку ориентироваться было не на что. Однако скоро навстречу нам поплыл ласково светящийся пух, как от ольхи, в ту пору, когда она рассылает семена по ветру. У меня даже нос зачесался, даром, что прозрачный.
Светящаяся сумятица заполнила все вокруг. Но вот сквозь нее начали проступать темные, неясные тени. Одна, самая длинная, подобно дороге устремлялась вверх, в какую-то тучу. Когда я устал глазеть, задравши голову, и глянул вокруг себя, то обнаружил, что нас со всех сторон окружают кошмарные хари – рогатые, волосатые, курносые, клыкастые. Я вскрикнул, отлепил свою бесплотную ладонь от Селгиной, и мигом был унесен в пушистое мельтешение. Все-таки Селга добилась своего – снова обманула меня!. Она играла со мной как кошка с мышью. Права была Алга, что лихорадка моя – не простая. Небось, Селга и наслала ее! Обманщица тащила меня в ад. Но я не дамся!
Стремглав я летел сквозь сияющую замять, прикрывая лицо сгибом руки – куда угодно, лишь бы подальше от погубительницы! И, наверное, сослепу впаялся в какую-то преграду.
Потому что, когда пришел в себя, то увидел нос к носу перед собой волосатую и клыкастую харю с пятачком. С желтых клыков капала слюна. Я замер. Насмотревшись, кабан хрюкнул, дружелюбно толкнул меня пятачком, и потрусил прочь. Я, наконец, сумел выдохнуть и сполз на траву. Оказалось, я уже больше никуда не летел, а сидел, прислонившись к стене. А теперь, значит, лежал.
Животных вокруг гуляло – уйма! Как на снимках африканских саванн. Или на картинке в учебнике биологии, где над каждым зверем стоит кружочек с цифрой, а под картинкой подписано, как кого зовут.
Здесь тоже это не помешало бы, потому что некоторые звери были мне совершенно незнакомы.
Кстати, стояло лето, и тот дивный предвечерний час, когда оранжевые лучи заходящего солнца наполняют мир покоем. Хищники и травоядные гуляли вперемешку и никто ни кого не охотился. Лоси и олени клали головы на шеи друг другу, красивые большие кошки резвились как котята - вообще, все выказывали друг другу приязнь.
Если это загробный мир, то здесь совсем неплохо. Я оглядел себя – не превратился ли я тоже в какого-нибудь зверя, но нет – собственное тело находилось при мне и, кстати, обрело плотность.
Я поднялся на ноги, и чуть не бросился в траву опять, потому что увидел, что под ближайшим кустом развалилась тигрица, яркая и вальяжная, размером с диван. Она облизывала пестрых малышей, и в ответ на мое судорожное движение успокоительно замурлыкала басом. К ней подошел на шатких ножках олененочек, и втиснулся между детенышей. У тигриного брюха тесно лежали и тигрята, и кабанята, и кто-то в белых кудряшках Оленьему малышу тоже досталась порция ласки. Впору было глаза протирать!
То, что я принимал за стену, оказалось могучим древесным корнем, выпирающим из земли. А дерево… Таких деревьев просто не бывает. Ствол его был толщиной в пять, нет, в десять больших домов! В общем, громадный был ствол! Встань все жители нашей деревни хороводом, они, пожалуй, замкнули бы круг, правда, тому мешали бы выходящие на поверхность корни. При этом дерево было стройным, как молодое.
Крона ветвилась так высоко, что я не мог даже разглядеть, листья там или хвоя. Но, если уменьшить ствол, то он напоминал бы сосновый.
Окружающие деревья, тоже не маленькие, доходили Великому дереву до щиколоток, так сказать. Их кроны шевелились от множества тварей: птиц, белок, какой-то шустрой мелочи…
Воздух наполнял гомон, но он был приглушенным, как и свет погожего летнего заката. Белые цветы будто светились в короткой траве. Звери резвились на поляне, но к Дереву никто не подходил..
Сверху раздался шорох. По стволу спускалась исполинская белка, и ее когти шуршали по коре. Мой кабан (а может, какой другой), с радостным хрюканьем устремился к ней. Белка схватила его зубами поперек туловища и стремглав унесла наверх.
Я обнаружил, что стою с открытым ртом, и закрыл его. Зверье, как ни в чем ни бывало, продолжало наслаждаться бытием. Никто не испугался белки. Я понял, что случившееся хорошо и разумно – кабан этот заслужил место повыше.
Общая беспечность передалась мне. Я прошел мимо тигрицы, с замиранием сердца осмелился даже потрепать ее по башке, за что получил приветственный толчок мягкого расписного лба. За тонкими стволами деревьев протрусил единорог.
Ничто уже не могло меня удивить. Я пошел следом за сказочным зверем, и стоило мне зайти за деревья, как я оказался в другом мире. Гигантского Дерева отсюда не было видно, но, каким-то образом, чувствовалось его охранительное присутствие.
Прода от 15. 12. 22
Передо мной тянулся кустарник. Сперва мне показалось, что это помесь кустов с часовым механизмом – столько всякой мелочи сновало, кружилось, прыгало в нем! Но со второго взгляда понял, что это насекомые. Я узнал палочника, каким видел его в учебнике, но он вдруг раскрыл ярко-красные крылья и улетел. Тогда я пошел вдоль кустарника, похожего на оживший и сошедший с ума ювелирный магазин – столько там копошилось всякой нарядной блестящей мелюзги. То и дело приходилось присаживаться, чтоб разглядеть удивительных тварей.
Кустарник постепенно сменился высокой травой с розовыми султанами. За ней кто-то трубил.
Я раздвинул заросль как занавес: равнину до самого горизонта заполняли динозавры. Не совсем такие, как их изображают, но похожие. Я понял, что глазею на них, снова открывши рот. Уж лучше его и вовсе не закрывать, что ли?
Насмотревшись, я вернулся назад, но кустарник уже исчез, и свет померк. Я оказался в ночном мире светлячков и гнилушек. Невидимое за деревцами со смутными белыми цветами, шумело море. Мне хотелось остаться среди живых созвездий, и хотелось увидеть море. Я разрывался между желаниями. Постаравшись запомнить светляков, как можно лучше, я пошел на шум волн.
На море был день. Волны расстилали на песке свои кружева. Вода была теплой, ласковой и бирюзовой. Но я не стал купаться, потому что не решился снять одежду – вдруг ее унесет какая-нибудь неведомая тварь, а голым я превращусь в дельфина, или вот в ту рыбу с парусом-плавником. Да и вообще опасался покидать твердую землю. Поэтому только походил по мелководью - все равно был босой. Только тут я понял, что одет в отцовское теплое белье, которое он почему-то называл егерским – видно, мама одела меня, больного, потеплее. Но меня совершенно не смущало, что я в исподнем.
Налюбовавшись на море, я вернулся было к светлячкам, но не нашел их, зато оказался на альпийском лугу.
Удивительно, сколько миров существовало здесь бок о бок! Пространство развертывалось складками, перелистывалось, как страницы книги, я переходил без труда из одного мира в другой. Все миры были разными, везде жили звери. Везде царила гармония. Куда бы я ни пошел, мне открывались новые картины. Застряв в бамбуковой роще, я понял, что заблудился окончательно. Мне захотелось вернуться к огромному дереву. Почему-то это казалось важным.
Но, куда бы я ни поворачивался, путь мне преграждали мощные зеленые скрещенные стволы. Когда наверху дул ветер, стволы терлись друг о друга и скрипели. Мало того, что они росли тесно, тут и там из земли лезли новые толстые побеги, поначалу похожие на красиво обернутые листьями сахарные головы. Все происходило, как в замедленной съемке. Куда ни глянь – прохода нет! Среди тесно растущих стеблей не могла бы протиснуться и Мьяра. Хоть бы какая-нибудь панда пришла и съела этот бамбук! Но тут я представил себе размеры этой панды, и испугался.
Мою босую ступню накрыло что-то нежно-пушистое. Я поглядел вниз. На ноге сидел некто розовый, не больше кошки, с желтыми и зелеными зигзагами вдоль спины, с голубыми пятнами вокруг глаз, как у панды. Давным-давно в детстве у меня был плюшевый любимец такой же психоделической окраски по имени Боня. Папа привез его из города. Я обожал Боню, спал с ним в обнимку, и темнота становилась доброй и нестрашной.
Я взял живую игрушку на руки. Она тут же обхватила меня лапами, как коала обхватывает ствол дерева, и доверчиво прижалась ко мне. Это создание обладало чертами сразу всех умилительных зверушек. Я спрятал лицо между мягких ушей, и почувствовал себя хорошо и спокойно, как в детстве. Шерстка пахла сладким молочком. Еще немного, и я без шуток оказался бы в детской постельке с решетчатыми стенками. Но бамбуковые стволы громко заскрипели, я поднял лицо из пушистого младенческого рая и увидел, что стволы расступились. Теперь я свободно мог пройти между ними.
Покинув бамбук, мы с Боней оказались в горном лесу, где деревья гармонично сосуществовали с мхами и грибами. Желая угадать, в какой стороне Дерево, я вглядывался в окружающее. И чем пристальнее я смотрел, тем больше видел. Мир оказался составленным из душ некогда живых существ. Каждая ворсинка на стебле имела собственную физиономию. Я понял, что еще чуть-чуть и мозг мой взорвется от переизбытка впечатлений. Мощности его не хватало, чтоб обрабатывать всю эту информацию. Милый теплый зверь, которого я держал на руках, вдруг стал растекаться. Я поглядел на него и понял, что он распадался на кучу маленьких созданий, которые торопились вернуться в мир себе подобных. Вскоре он весь растворился в творящей эту часть мира живой мозаике.
Я понял, что еще чуть-чуть, и крыша моя отправится в свободное путешествие. Тогда я стал смотреть поверхностно, и масштаб изменился, теперь я видел только крупные формы – как раньше.
Тут уж я понял, что без провожатого мне не выбраться. Чем дальше я шел, тем большие странности меня окружали. Тот свет огромен - вон, сколько всяких существ умирает на Земле каждую секунду. А тут даже динозавры бродят, как ни в чем не бывало, будто только вчера вымерли.
Выбравшись в прекрасную дубраву, относительно нормальную на вид, без подвохов, я опустился на траву, вовсе не потому, что устал, просто хотелось посидеть и подумать. На горизонтальной ветке дуба надо мной, тесно прижавшись друг к другу, дремали совы – такие пестрые пушистые бусины. Я равнодушно скользнул по ним взглядом. Не фениксы и не синие птицы какие-нибудь - простые совушки.
Я пытался сообразить, что делать дальше. Не бродить же до самой смерти по этому восхитительному зоопарку! Я спасся от Селги, но заблудился. Интересно, врала она, что ведет меня к отцу, или говорила правду? Нет, конечно, врала. Обещание отвести к отцу было приманкой, она воспользовалась моей растерянностью и запустила внутрь лапы. Сколько можно наступать на одни и те же грабли!
Вздохнув, я поднялся на ноги – ничего другого, кроме как идти дальше, я придумать не мог – скользнул взглядом по ряду пушистых милашек на ветке, и челюсть моя отвисла в очередной раз. А казалось, после всего виденного уже ничто не может меня удивить! Между совами сидела птица с женской головой!
Это было первое человеческое лицо, увиденное здесь!
Я знал, что такие создания встречаются в мифологии, но забыл, как они зовутся и чем занимаются. Но, по крайней мере, появилось что-то новенькое. Мифологическая птицеженщина смотрела на меня сочувственно, как доктор.
- Я заблудился, - сообщил я ей.
- А зачем ты пришел сюда, живой мальчик?
- Я ищу отца. Он пропал. Может, он здесь?
- Если он умер, то, конечно, здесь.
- А где здесь живут души людей?
Совы завертели головами, переглядываясь, заухали удивленно и, как мне показалось, осуждающе, снялись с ветки и бесшумно разлетелись. Осталась только моя мифологическая собеседница, которая держалась за ветку жуткими когтищами – как у стервятника!
- Ты потерял своего проводника – так?
