ГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой служанка из харчевни кусает хозяина.
Лусета рыдала. Кай гладил ее спину под рубашкой из грубого льна.
- Ну, хватит. Зачем так плакать...
Девушка цеплялась за любимого, как потерпевший кораблекрушение – за обломок корабля.
- Ты уедешь в университет и забудешь меня-ааа!
- Лу, послушай…
- Я не смогу жить без тебя-аа! – бедняжке, в самом деле, казалось, что без любимого ей одна дорога – в омут. Она не сможет вернуться в мерзкий быт харчевни. Солнце ее жизни закатывалось навеки.
Лу рыдала и всхлипывала, спрятав голову на груди Кая. Слезы промочили насквозь его шелковую рубаху. Девушке даже не было стыдно за несдержанность – рушился весь ее мир.
Кай нежно подул на рассыпавшиеся белокурые кудряшки и вздохнул с некоторой досадой. Подождал.
Рыдания не кончались.
- Нам не обязательно расставаться. Слышишь?
Девушка тут же вынырнула из своего промокшего убежища. Круглые голубые глаза уставилась на Кая – с надеждой и непониманием.
Девушка не верила своим ушам, но верила возлюбленному – он умный, он богатый, знатный, ловкий - он все сумеет!
- Успокойся и послушай меня внимательно. Ты успокоилась?
Она шмыгнула носом и быстро-быстро закивала.
- У меня есть сестра, ее зовут Каэлла.
«Сестра? Он никогда не говорил про сестру. А что я вообще знаю о нем?»
- Мы близнецы.
Лу попыталась представить девушку, как две капли воды похожую на любимого.
- Не двойняшки. Просто брат и сестра, родившиеся вместе. Каэлла тоже должна ехать этой осенью в магический университет, понимаешь?
Лу кивнула, хотя совершенно не понимала, зачем Кай ей все это рассказывает.
- Сестренка почти не унаследовала магических способностей. Все достались мне. В университете она стопудово окажется среди отстающих. Каэлла - девушка честолюбивая и терпеть такого не хочет. Зато авантюризма и влюбчивости ей не занимать – видимо, тут моя доля досталась. У нее есть парень, с которым она готова бежать на край света. Буквально. Понимаешь?
Теперь Лу, кажется, понимала, но боялась даже поверить, не то что выговорить вслух – вдруг она ошиблась, и Кай поднимет ее на смех.
- Ты можешь поехать в универ вместо Каэллы. Со мной. Если не испугаешься. Ну?
Кай, прищурившись, испытующе вглядывался в лицо Лу. Та только бессмысленно хлопала мокрыми ресницами.
- Никто не заметит, что ты – не она. Мы убьем двух зайцев: мы с тобой будем вместе, а Каэлла сбежит от предков. Они ничего не узнают – будут думать, что Кайя учится. По крайней мере, полгода – наши! До каникул. А дальше там видно будет. Придумаем что-нибудь. Ну?
- Но я… Но она же… Я ведь не благородная дама.
- О силы небесные! Ты читать-то умеешь? – «Об этом я и не подумал».
- Да.
- Хвала небесам! В универе полно отпрысков бедных родов! Ты впишешься.
- Но у меня нет магических способностей!
- В первом семестре магию не проходят. Мой кузен там учится, он знает.
- Но, - она приподняла ворот рубашки с развязанными тесемками, - как же я в таком поеду?
- Ерунда! Каэлла накидает тебе нарядов – для нее вопрос чести выглядеть хорошо. Ведь ты – это якобы она, - Кай подмигнул и засмеялся.
Лу запустила руки в спутанные волосы. Мысли перепутались еще сильнее, чем кудри. Ясно было лишь одно – она остается с Каем.
- Да, - сказала она, - да. Да!
Словно прыгнула с обрыва в реку.
Целовались и миловались они недолго. Кай торопился принести добрую весть сестре. Он съехал по склону стога, поймал скатившуюся следом Лу, закружил в объятиях.
Привязанная поблизости серая в яблоках Голубка недовольно покосилась на резвого хозяина и вытянула из стога еще клок сена.
- Я подвезу тебя.
- Только до моста.
«Не ровен час соседи увидят». Лу вытряхнула сено из-под одежды, вычесала пальцами сухие травинки из волос, с тоской глянула на большую оранжевую – «урожайную» луну, поднявшуюся из-за Выгородских крыш. Время за полночь! Если хозяева застукают ее при возвращении – ужас, что будет. Запереть, конечно, не запрут – кто же станет работать, но побьют, как пить дать.
- Кай, а когда мы поедем?
- Послезавтра.
- А если я эти две ночи переночую… да хоть в стогу!
- Нет, до самого отъезда никто ничего не должен заподозрить. Завтра устроим, что бы тебя увидели с парнем Каэллы. Пусть все думают, что ты сбежала с купеческим караваном, а Каэлла поехала в университет. Понимаешь?
- Ладно, тебе лучше знать, - согласилась Лу. Душа ее в одно и то же время взлетала в небо на крыльях счастья и падала в пучину ужаса. Как-то так получалось.
Они поцеловались, а потом еще раз, потом еще. Наконец Лу соскользнула с седла и побежала через мостик.
Свернув в знакомый переулок, она подоткнула юбку и проворно вскарабкалась на плетень, оттуда – на крышу уборной, дальше – на сарай. По крыше следовало идти осторожно, чтоб не провалиться сквозь сгнившую обрешетку к свиньям. Лу, расставив руки, пробалансировала по коньку и уперлась в черепичную крышу с маленьким наклонным окошком. Надавила на края рамы, раздался тихий хруст, и рама свободно закачалась на петлях. Уходя тайком, Лу не запирала окно на крючок, а подставляла сухую палочку, чтоб оно легко открывалось снаружи.
Ухватившись за край, она кувыркнулась и рухнула на постель – мягкую, потому что ложе ее состояло из охапки все того же сена, покрытого старой попоной.
Некоторое время она лежала, раскинув руки, то ли в изнеможении, то ли в блаженстве – она и сама не могла понять! Сердце колотилось, как будто она бежала бегом от самых лугов.
Кай останется с ней! Поверить невозможно! Если бы ей сказали: Лусета, ты проведешь с ним полгода, а потом тебе отрубят голову – она согласилась бы. Видят силы земные, подземные и небесные, тут же согласилась бы!
Лу не могла улежать спокойно! Она вскочила, закружилась на цыпочках, беззвучно смеясь и подскакивая, чуть ли не взлетая в воздух!
Зазвенел о дырявую кастрюлю обломок старой ложки (это приспособление заменяло колокольчик для вызова горничной):
- Какого беса ты топаешь, - орал снизу хозяин, - труха сыплется, дом трясется!
- Простите, господин Юхас, - Лу бросилась на пол, сложила рупором руки над тем местом, где мыши прогрызли дыру в перекрытии, нечаянно устроив переговорное окошко. – Я крысу выгоняла.
- К бесам крыс, и тебя, дуру, с ними! Ты что, кошка, что ли, за крысами ночью гоняться! Лежи смирно, не то я поднимусь с прутом и устрою тебе – хе-хе - гонку!
Лу показалось, что из мышиной норки несет спиртным. Хотя, может быть, она просто привыкла, что речь хозяина всегда сопровождается пивным духом.
Девушка стащила чуньки, за пару длинных шагов – стараясь поменьше ступать на пол - достигла лежанки, зашуршала сеном, затаилась и, как не была взбудоражена, через пару ударов сердца уже спала.
Утром, подметая двор, Лу использовала все известные ей способы привлечь удачу: стучала по палке метлы, складывала пальцы в фигу и терла лоб. Еще она молилась. «Милая Домушка-Домовиха, - шептала она, - сделай так, чтобы хозяйка не послала меня на пруд чистить котлы, чтобы хозяин не отправил с костями к старьевщику или за хворостом! А я золу выскребу и пыль из запечья вымету».
Кай при прощании велел ей ждать во дворе харчевни. Ему и в голову не пришло, что Лу не вольна распоряжаться своим временем.
Махнув пару раз метлой, Лу украдкой взглядывала на улицу. Она уже несколько раз разбрасывала мусор по двору и мела заново. Неведомый избранник Каэллы должен был появиться «сегодня». Но когда: утром или вечером? Свидания обычно назначают вечером, но днем ведь лучше видно, а им надо «засветиться». Благородные господа не обременяют себя указанием точного времени. Поэтому Лу не уходила со двора, придумывая то одно дело, то другое. Принарядиться она не могла, поскольку весь ее гардероб состоял из серой льняной рубахи и полосатой юбки, перешитой из хозяйской, и фартука. Зато она вымыла в бочке волосы, заплела в косы и красиво уложила вокруг головы. Даже воткнула меж прядок цветочки гортензии.
Солнце между тем поднялось над пирамидальным тополем, потом перевалило за его вершину и стало спускаться к лесу, а незнакомец все не появлялся. В харчевне толклись только местные любители пропустить по кружечке. Хозяин захотел, чтобы пиво им наливала Лу, и некоторое время они с хозяйкой ругались на эту тему. В конце концов, хозяйка победила, и отправила Лу чистить свинарник.
Ох, зря Лу молила Домовиху! Та выполнила просьбу, но, по своему обыкновению, насмеялась над девушкой. И вот Лу, чистая и с цветами в волосах, махала лопатой, перебрасывая навоз из загона в большое корыто на полозьях. Она никак не могла решить, стоит ли ей торопиться? С одной стороны, если она будет спешить, то вспотеет, и к запаху навоза прибавится запах пота – а ведь ей предстоит свидание с благородным мужчиной.
К тому же, когда она наполнит корыто, придется волочить его на огород, а это означает хоть ненадолго, а уйти со двора. С другой стороны, если работать медленно, то кавалер (пусть чужой, но все равно – кавалер) застанет ее по колено в навозе – вот позорище!
За такими рассуждениями Лу сама не заметила, как вычистила загон. Она перегнала на чистую половину хрюшек, и пошла к бочке смыть грязь с рук, и, главным образом, с ног. Наступали сумерки.
Легкий свист заставил ее вздрогнуть и обернуться. Над плетнем возвышался юноша на крупном коне. Его фигуру полностью скрывал плащ. Лу от неожиданности уронила ковшик, и вода ручьем потекла на середину двора. Она побежала открывать ворота.
Приезжий спрыгнул с коня, полы плаща распахнулись, явив камзол необычайной красоты. Такого Лу прежде никогда не видывала. На шелковой ткани сплетались птицы, цветы, листья – яркие даже в сумерках. Юноша тем временем привязал коня, и спросил:
- Ты Лу?
- Ага, - ответила девушка, незаметно обтирая руки о юбку сзади и поправляя волосы. Она готова была провалиться сквозь землю. Она ждала гостя с утра, принарядившись по мере сил, а встретила – чумичка чумичкой.
- Это с тобой я должен обниматься? Ну-ка, ну-ка! – парень взял ее за подбородок, повертел туда-сюда и вдруг быстро и крепко поцеловал. – Ути, какой розанчик! У Кая губа не дура!
Он укрыл ее полами плаща, встав позади лошади так, что бы вышедшие во двор не сразу их заметили, и вновь поцеловал девичьи губки, теперь обстоятельно, смакуя, как знаток, да еще при этом щупая, где ему нравилось. Лу хотела вырваться, но вовремя вспомнила, что они должны изображать влюбленных.
- Не дергайся! Я не кусаюсь и девушек не ем. Вот ведь пташечка! Дрожишь вся! Если бы моя подружка не ревновала, я бы взял вас обеих. Хочешь в Серендиб?
- Куда? – пискнула смятыми губами Лу, улучив момент между поцелуями.
Парень расхохотался. Он него шел аромат, как от целого куста цветущего шиповника. Волосы лежали удивительно, на манер перьев на птичьей головке. Сам он был высокий, худой, ловкий и цепкий. Чувствовалось: такой если чего-то захочет – не упустит.
Из мира вне плаща донесся полный негодования вопль, перешедший в смущенное покашливание и блеяние. Лу поняла, что хозяин обнаружил ее, и уже было собрался обрушиться на негодницу-служанку, но растерялся, увидев великолепного коня, прекрасные сапоги и удивительную стрижку. Богачи редко заглядывали в его харчевню. Страсть тиранить беззащитную девочку столкнулась с раболепием и надеждой на поживу – в результате хозяин мог лишь стоять и блеять.
Мнимый ухажер распахнул плащ, слегка подтолкнув девушку вперед, чтоб было видно, что он обнимает именно Лу, а не другую.
- Хороша у тебя девка, папаша!
Влепив Лу на прощание смачный поцелуй, он прыгнул в седло, мимоходом щелкнув господина Юхаса по носу в красных прожилках, вмиг перескочил через плетень, и поскакал по улице, распевая во все горло:
- «Потеряла в эту ночь честь девичью ваша дочь!»
«Ой, зачем он дразнится! Сейчас начнется!» - только и подумала Лу.
И началось.
- Ах ты, мелкая шлюха, - завопил хозяин, освободившийся от неразрешимого противоречия, пытаясь ухватить отступающую Лу за волосы. – Ты украла мою девственность!
- Какую девственность, старый ты хрен? – удивилась вышедшая на шум хозяйка. – Откуда у тебя девственность?
- Я договорился с судьей, что он заплатит восемь полновесных монет за первую ночь с Лусеткой. А теперь что? Она украла мои восемь золотых!
- Значит, у меня за спиной сговорился? Так-так! – хозяйка, прищурившись, медленно двинулась к нему, как кошка, учуявшая соперницу. Внезапно она повернулась и обрушилась на Лу. – А ты что пялишься? Шуры-муры с хозяином завела?
Господин Юхас схватил Лу за запястье, дабы представить супруге объект для гнева.
Тут девушка со всей ясностью поняла, что пришло время навеки расстаться с харчевней, и совсем необязательно делать это побитой. Она вцепилась зубами в жирную, поросшую черным волосом руку, и, когда хватка ослабла, бросилась прочь, через плетень, через бурьян, к речке Чернушке, что текла в заросшем овраге.
Она не слышала воплей, визга и кудахтанья, не чувствовала, как хлещут ее ветки и крапива. Почти свалившись в овраг к Чернушке, Лу долго шла по мягкому песку, по мелкой холодной воде, то смеясь, то вытирая слезы, то хлюпая носом, пока не оказалась у заветного луга со стогами.
Кай уже ждал ее.
- Ну, наконец-то!
- Друг твоей сестры…
- Ради неба, избавь меня от подробностей. Прыгай в седло!
ГЛАВА ВТОРАЯ, в которой служанку учат быть госпожой.
Новый плащ окутал и спрятал Лу. Она припала щекой к пуговицам на груди Кая, слушала стук его сердца и боялась высунуть нос наружу, чтобы не попасть на глаза знакомым.
- Приехали!
Лу выглянула одним глазком и ахнула. Кай привез ее к дому с колоннами – нет, ко дворцу! Ко дворцу хозяина всех здешних земель сэна Рэдиса.
- Это дом Рэдисов!
- Конечно.
- Так ты из Рэдисов?!
- Вот и познакомились. Не болтай. Нам надо попасть домой незамеченными. Вот об этом я не подумал. Что с парадного, что с черного хода – везде полно слуг. Впрочем!
Кай поднял Голубку в галоп, Лу несколько раз подскочила и больно ударилась о седло, но ехали они недолго. Остановились за углом в проулке между двумя стенами: штукатуренной, и сложенной из дикого камня. Кай Рэдис помог спуститься девушке, швырнул ей плащ, легко соскочил сам, и отпер в стене из камня дверцу, такую низкую, что даже маленькой Лу пришлось нагнуться, входя в нее.
За дверцей был сад.
- Стой здесь, пока я не вернусь. Хотя, нет. Могли уже выпустить собак. Видишь вон там, если смотреть вдоль дорожки, высокие окна?
- Стеклянные двери?
- Пусть будут двери. Одно открыто. Зайди в него и спрячься за шторой. И жди меня. Я скоро приду.
Кай затворил дверцу за ее спиной, Лу услышала, как повернулся ключ. Подхватив полы слишком длинного для нее плаща, она пустилась бегом прямо к удивительным окнам. В сумерках казалось, что светлая дорожка висит в воздухе среди кустов и деревьев.
Дорожка расширилась в вымощенную белым камнем площадку, от которой к дому поднимались ступени, широкие и длинные как набегающие на берег озерные волны.
