Практически довезя тетушку до её дома, Скрябин почувствовал смутное беспокойство. Почему Маша ушла так внезапно со своим журналистом, не досмотрев спектакль? Устала? Обиделась и не хотела с ним разговаривать? А, может, почувствовала себя плохо? А он, увлеченный происходящим на сцене, даже ничего не заметил. От таких мыслей Иван, практически идеально водящий машину, едва не врезался в ограждение около особняка Жанетт. Выслушав на французском эмоциональную оценку своего поведения, он торопливо попрощался с тетушкой. Подошел к машине, открыл дверцу и захлопнул её, в первый раз в жизни не уверенный, что справится с управлением.
Он шел совершенно бесцельно по улицам и переулкам, не понимая, зачем и куда сворачивает. «Я должен найти Машу»,- только это сейчас имело значение. Увидев маленький фонтан, Скрябин вдруг ощутил, что безумно хочет пить. Он наклонился, и в это время с низкого балкончика стоящего рядом старого дома начал падать большой цветочный горшок.
Со скрябинской головой тот разминулся то ли чудом, то ли божьим промыслом. Увидев, как у его ног осыпалось керамически- земляное крошево с одиноким зеленым листом Иван вздрогнул и инстинктивно сделал шаг в сторону. Сторона оказалась выбрана неправильно. Споткнувшись об отлетевшее в сторону днище горшка, Скрябин неловко взмахнул руками, подпрыгнул, ударился о низкий бортик фонтана и, поскользнувшись на мокрой от брызг глине, приземлился прямо в водяную чашу.
Выбравшись, Иван мрачно констатировал потери: костюм испорчен, экран телефона покрыт трещинами, документы подмочены в прямом смысле. К тому же организм среагировал на незапланированное купание резким повышением температуры.
«Придется идти на поклон к Дымову». Вот только бы понять, где он сейчас находится. Подтвердившие свою противоударность часы показывали полвторого ночи. Чудом обнаружив в кармане спички, Скрябин, чувствуя себя то ли первопроходцем в каменных джунглях, то ли заблудившимся в городских трущобах, чиркал огненной палочкой, пытаясь найти таблички с названием улицы.
Таблички не находились. Как нарочно, именно сегодня обещанный синоптиками прогноз оказался верным, и облачность послушно провисела на небе весь день, оставшись там же ночевать. «Где эта начатая в начале двадцатого века электрификация всей страны? -бурчал про себя Скрябин, - центр города, а тьма, хоть глаза выколи и не видно ни зги». Подумав про згу, Иван невольно улыбнулся, вспомнив, как требовал от родителей объяснения всяких непонятых слов, и зги в том числе. Интернета тогда не было, так что пришлось лазить по словарям. Отгадка оказалась проста. Зга, она же стьга или же стезя, то есть путь-дорога. Какое-то время мальчишка даже составлял собственный словарь забытых слов, которые остались жить только в поговорках. Впрочем, особого времени «бить баклуши» и «точить лясы» у Скрябина-младшего не было. Отец считал, что к мастерству надо приучать с самого раннего возраста. Еще одной семейной заповедью было «Мужчина должен уметь защитить женщину». Именно оно, вбитое в детстве наставниками умение правильно падать, помогло избежать совсем уж серьезных травм при столкновении с фонтанной чашей. «Хотя за такую потерю равновесия тренер бы меня пот головке точно не погладил», - продолжал Иван вести мысленную беседу с самим собой, - надо, пожалуй, подвинуть рабочий график, и начать в зал ходить хотя бы пару раз в неделю. Или один для начала.» Скрябин понимал, что его внутренний диалог никакого влияния на действительность не имеет, но он неплохо отвлекал от полученных ссадин и усиливающейся головной боли.
Я брела по каким-то кривым, абсолютно незнакомым мне улицам и переулкам. Было отчего-то мокро и холодно. Саднили ладони и, кажется, левый локоть. А еще в голове кто-то пытался забивать гвозди и проводил по вискам огненной зудящей пилой. Я застонала. Кажется, мою голову приподняли, и в рот полилась вода. Нет, не вода, это было что-то безумно горькое, оставляющее отвратительное послевкусие. Но молотки, разбивающие мой мозг, притихли, и висков коснулась приятная прохлада. Я открыла глаза и попыталась встать, но Дымов надавил мне на плечи, вынуждая вновь вернуться в горизонтальное положение.
А потом спросил вовсе странное:
- Маша, а про какой фонтан ты говорила?
- Фонтан???
- Степа, подожди, не пугай девочку.
И в поле моего зрения оказалась Марфа с очередной кружкой отвара. Правда, протягивать она мне её отчего-то не торопилась.
- Понимаешь, - наконец заговорила жена Дымова, - когда тебе стало плохо, ты потеряла сознание. А потом начала бормотать про какой-то горшок, фонтан, жаловаться, что разбила локоть, голова болит и ты можешь понять, где находишься. Вот только с твоим локтем всё в полном порядке.
Я посмотрела на свои руки. Действительно, ни царапинки.
- Но если не у меня разбит локоть, то у кого?
Марфа вздохнула.
- Тебе же Ваня подарок именной сделал?
Я невольно коснулась рукой ушей. Серьги оказались на месте, а колье лежало рядом на тумбочке.
Травница кивнула.
- Вижу, сделал. И про основателя рода, небось, рассказал, и про совместное чтение наговоров? Судя по твоему лицу, было всё. Вот только этот обормот рассказал, да не досказал. Наговор-то придуманный не обычным оказался. Какая невеста угадает, чем заканчивается, та, значит, настоящая половинка.
- Да как же я могу догадаться, чем он заканчивается, когда мне начало никто не сказал? – возмутилась я.
- Вот потому я и говорю, что Ванька дурак! Уже всем понятно, что вы просто созданы друг для друга, а он все сомневается!
- Марфа, негромко окликнул жену Дымов, - давай мы его сначала найдем, а потом уже всё про дурость выскажем. И, обращаясь ко мне добавил, - Мы думаем, что ты ощущала то, что происходит с Иваном. Что-то явно не очень хорошее.
- Но я правда не помню! Неужели вы думаете, что я бы иначе не сказала?
- Ну что ты! Никто так не думает, вновь взяла разговор в свои руки Марфа, - но есть шанс, что ты можешь вспомнить, если разрешишь Степе заглянуть в твои виденья.
- Я могу поклясться, что не буду ворошить твою память, - очень серьезно сказал Степан Прокопьевич, - и если бы знал, как по-другому можно быстро найти Ваню, никогда не стал бы просить тебя.
Я припомнила свои ощущения и решила, что доктор абсолютно прав. Выяснять, кто прав, кто виноват, можно и потом. А вот если не найти, и ругаться будет не с кем. Конечно, я понимала, что Скрябин – не маленький мальчик, могущий легко потеряться. Но если он ударился не только локтем, а еще и головой? Потому что, если Дымов прав, и я испытывала то же самое, что Иван, дела были плохи.
- Что нужно делать?
Марфа протянула мне кружку.
- Это просто поможет тебе расслабить, а Ване заглянуть максимально аккуратно и быстро.
С этими словами она достала из кармана маленький пузырек, бережно отмерила три капли и, разведя снадобье водой, протянула мужу.
Выпили мы одновременно. И судя по похожести лиц, вкус в обеих чашках был гадкий.
А потом Дымов осторожно приподнял мою голову и то ли попросил, то ли приказал:
- Смотри на меня!
Мир вокруг сузился до зрачков доктора, а после взорвался разноцветным калейдоскопом.
Вокруг царил хаос. Хаос мыслей, важных и абсолютно бессмысленных. Желаний, исполненных и позабытых. Мелодий, не трогавших сердце, словно старый выброшенный хлам, и звучавших в унисон со струнами души. Приглядевшись внимательней в мелькавшие повсюду образы, вдруг поняла, что это все мое. И только хотела попристальней изучить пару мыслекартинок, как кто-то уверенно взял меня за руку и потянул в противоположную сторону. А знакомый докторский голос чуть устало произнес:
- Машенька, мы сюда обязательно вернемся, как только ты захочешь. Но сейчас давай к Ване заглянем.
Подсознание мое согласилось и послушно перенеслось в обувную мастерскую, затем перескочило в ресторан, недовольно заглянуло в больничную палатку, а после, миновав еще какой-то калейдоскоп воспоминаний, забросило меня в абсолютно незнакомый переулок. Там было темно и мокро. Слегка задев ладонью какой-то скользкий камень. Я испуганно вздрогнула и хотела уже испуганно сбежать подальше, но сильные руки доктора удержали на месте, а его спокойный голос уверенно шептал что-то успокоительное. И волна паники отступила. Я более внимательно осмотрелась. Подпрыгнула, взлетела выше крыш домов и, наконец, обнаружила неподалеку знакомые здания. «Надо же, - удивилась я, - так это и от клиники не так далеко, просто мы с этой стороны никогда к ней не подходили.»
Вероятно, Дымову увиденного оказалось вполне достаточно, потому что картинка начала вдруг стремительно смазываться, сменяясь на хорошо знакомый диван и чайный столик, на котором стояли две крошечные, словно из детского игрушечного набора, белые чашечки с нарисованными васильками. Одну из них поднесли к моему рту. Напиток на удивление оказался весьма приятным. Я заулыбалась и так с улыбкой и заснула.
Операцию по спасению Скрябина я благополучно проспала. Впрочем, мое присутствие там совершенно не требовалось. Как только Дымову стало понятно, где искать Ивана, он сразу вызвал «Скорую» своей клиники, и умчался сам.
Казалось бы, все закончилось хорошо. Можно порадоваться и забыть. И я бы с удовольствием это сделала, если бы не продолжала периодически погружаться в скрябинские ощущения. А учитывая, что Иван был в клинике, особо приятными ощущения не были.
Сначала я даже не поняла, что со мной происходит. Подумаешь, в руку слегка кольнуло. Или в горле немного заскреблось. Учитывая, что мы как раз с Анхелем начинали готовить новый проект, на подобные мелочи я привычно не обращала внимание. Вы удивлены, почему я продолжила работать с телевизионщиком после его розыгрыша? Честно, сначала я хотела с ним разругаться на веки вечные. И после окончания операции по спасению Скрябина, выспавшись и вежливо попрощавшись с Марфой, хлопнула дверью и отправилась домой. Дома же обнаружила в сумке свои любимые конфеты и пару пузырьков с подробными инструкциями. В личности дарителей я не сомневалась. Анхель достаточно хорошо изучил меня и прекрасно знал, как я снимаю стресс и огорчение. Да-да, именно чаем с вкусненьким. Конечно, потом я начинала себя ругать и неслась в тренажерный зал ликвидировать последствия сладких радостей. Впрочем, сидячей мою работу было назвать трудно, носилась я, как белка в гигантском колесе, оттого и лишние калории исчезали быстро, практически не успевая отразиться на фигуре.
Так что я с удовольствием попила чай с конфетками. Поизучала подарок от Марфы, решила, что пузырьки в спешке явно были перепутаны, потому как такое мне данный момент абсолютно не требовалось, и забыла про них.
Утром же я поняла, что Анхель просто спас меня от меня же. Он понимал, что если мы начнем «официально» жить вместе, информация об этом достаточно быстро попадет в творческие тусовки и СМИ. И нет, особого изумления не будет, слухи о том, что мы тайная пара так периодически появлялись. Но мир акул пера и шоубизнеса достаточно жесток. И не прощает, когда кто-то играет по другим правилам. А я, честно говоря, всю эту тусовочную мишуру особо не любила, хотя и приходилось иногда светиться на мероприятиях.
Став же «парой» с Анхелем, я была бы вынуждена хотя бы первое время бывать везде, где он и испускать при этом флюиды счастья. Вот только боюсь, что моей актерской игры надолго бы не хватило. А, значит, поползли бы слухи, что у нас не все так гладко, как кажется. И с большОй долей вероятности во всех бедах обвинили бы меня, так как Анхель был давно и прочно своим в тусовочном мире, а свои гораздо более неприкосновенны.
Не то, чтобы такое развитие событий могло нанести непоправимый урон моей репутации, но трещинка бы в ней появилась. И, кто знает, может, стоила бы мне срыва пары проектов.
Так что друг был абсолютно прав. О чем я ему и сообщила, позвонив утром. И выслушала недовольное: «Мари, я счастлив твоей сообразительности, но не в восемь же утра!» Да, на часы я как-то не посмотрела. Но раз уж проснулась, надо пойти в тренажерный зал и отработать конфетки.
А через пару дней мы с Анхелем уже увлеченно обсуждали новый проект, отодвинув произошедшее у него на квартире в дальний угол памяти. А еще через два дня, изучая очередную съемочную площадку, я опять потеряла сознание.
Придя в себя, я абсолютно не удивилась, увидев рядом с собой Дымова. Кому же еще мог позвонить Анхель? Вот только выражение лица его мне абсолютно не понравилось.
- Машенька,- как-то слишком ласково, начал Степан Прокопьевич, - а расскажи-ка мне, голубушка, подробно про твою встречу с Ваней, когда он тебя семейными байками кормил.
Мне же отчего-то не хотелось по это рассказывать. Казалось, что стоит начать делиться подробностями, как все волшебное очарование того вечера пропадет, рассыплется на мельчайшие осколки.
- Да не было там ничего особенного. Если уж вы считаете это так важным, давайте, посмотрите, как в прошлый раз.
- Ну уж нет! Второй раз я в твой хаос не полезу!
Я даже обиделась.
- И ничего у меня не хаос, так, легкий творческий беспорядок.
- Маша, милая, да у меня тогда было одно желание: побыстрее найти тебя в твоем же внутреннем мире и при этом не потерять концентрацию, споткнувшись обо что-то ценное и важное, просто по чистой случайности оказавшееся в дальнем углу. А уж когда меня чуть не пришибло твоей валторной..
- Но у меня никогда не было валторны!
- Что, значит, не было? Огромная, блестящая, сияющая, как солнце..
И тут я вспомнила.
Мне четыре года, и мама с бабушкой торжественно ведут меня знакомиться с классической музыкой. А мне скучно. Погода хорошая, хочется погулять, побегать, а не сидеть в новом, не особо удобном, платье. Хорошо еще, что летом оркестр играл на парковой сцене, и можно было понаблюдать за бабочкой, которая перелетала от одного музыканта к другому, словно выбирая наилучшее звучание. Наконец, разноцветная летунья приземлилась на плече мальчика, держащего трубу, чем-то напоминающую рожок. (Пару дней назад меня приобщали к миру живописи, и та картина, с охотниками, была единственной, что осталась в памяти.)
Так вот тот мальчик с рожком (потом я, разумеется, узнала, что инструмент называется валторна) был единственным «живым». Остальные чинно и важно сидели на стульях, а он постоянно ерзал, словно хотел найти для своей трубы самое удобное местоположение. Мне даже тогда показалось, что в какой-то момент его инструмент засиял ярче остальных, да и звучал он более весело и задорно.
Выслушав мое объяснение, Дымов достал планшет, что-то набил в поисковой строке, а после развернул его ко мне.
- Похож?
На экране был серьезный молодой человек с валторной.
- Может, и похож. Я же видела его один раз.
- А он тебя помнит.
- Откуда? Мы же не знакомились?
- Он помнит девочку в ярком платье, сидящую на первом ряду. Я нашел его интервью, где он рассказывает о своем дебютном концерте. Как волновался, пытался найти своего зрителя. Потом увидел девочку. Вот, «она была настоящая, живая, и я играл только для нее». Кстати, сейчас этот мальчик колесит по миру с гастролями и считается одним из самых талантливых валторнистов.
- А я-то тут при чем?
Он шел совершенно бесцельно по улицам и переулкам, не понимая, зачем и куда сворачивает. «Я должен найти Машу»,- только это сейчас имело значение. Увидев маленький фонтан, Скрябин вдруг ощутил, что безумно хочет пить. Он наклонился, и в это время с низкого балкончика стоящего рядом старого дома начал падать большой цветочный горшок.
Со скрябинской головой тот разминулся то ли чудом, то ли божьим промыслом. Увидев, как у его ног осыпалось керамически- земляное крошево с одиноким зеленым листом Иван вздрогнул и инстинктивно сделал шаг в сторону. Сторона оказалась выбрана неправильно. Споткнувшись об отлетевшее в сторону днище горшка, Скрябин неловко взмахнул руками, подпрыгнул, ударился о низкий бортик фонтана и, поскользнувшись на мокрой от брызг глине, приземлился прямо в водяную чашу.
Выбравшись, Иван мрачно констатировал потери: костюм испорчен, экран телефона покрыт трещинами, документы подмочены в прямом смысле. К тому же организм среагировал на незапланированное купание резким повышением температуры.
«Придется идти на поклон к Дымову». Вот только бы понять, где он сейчас находится. Подтвердившие свою противоударность часы показывали полвторого ночи. Чудом обнаружив в кармане спички, Скрябин, чувствуя себя то ли первопроходцем в каменных джунглях, то ли заблудившимся в городских трущобах, чиркал огненной палочкой, пытаясь найти таблички с названием улицы.
Таблички не находились. Как нарочно, именно сегодня обещанный синоптиками прогноз оказался верным, и облачность послушно провисела на небе весь день, оставшись там же ночевать. «Где эта начатая в начале двадцатого века электрификация всей страны? -бурчал про себя Скрябин, - центр города, а тьма, хоть глаза выколи и не видно ни зги». Подумав про згу, Иван невольно улыбнулся, вспомнив, как требовал от родителей объяснения всяких непонятых слов, и зги в том числе. Интернета тогда не было, так что пришлось лазить по словарям. Отгадка оказалась проста. Зга, она же стьга или же стезя, то есть путь-дорога. Какое-то время мальчишка даже составлял собственный словарь забытых слов, которые остались жить только в поговорках. Впрочем, особого времени «бить баклуши» и «точить лясы» у Скрябина-младшего не было. Отец считал, что к мастерству надо приучать с самого раннего возраста. Еще одной семейной заповедью было «Мужчина должен уметь защитить женщину». Именно оно, вбитое в детстве наставниками умение правильно падать, помогло избежать совсем уж серьезных травм при столкновении с фонтанной чашей. «Хотя за такую потерю равновесия тренер бы меня пот головке точно не погладил», - продолжал Иван вести мысленную беседу с самим собой, - надо, пожалуй, подвинуть рабочий график, и начать в зал ходить хотя бы пару раз в неделю. Или один для начала.» Скрябин понимал, что его внутренний диалог никакого влияния на действительность не имеет, но он неплохо отвлекал от полученных ссадин и усиливающейся головной боли.
Я брела по каким-то кривым, абсолютно незнакомым мне улицам и переулкам. Было отчего-то мокро и холодно. Саднили ладони и, кажется, левый локоть. А еще в голове кто-то пытался забивать гвозди и проводил по вискам огненной зудящей пилой. Я застонала. Кажется, мою голову приподняли, и в рот полилась вода. Нет, не вода, это было что-то безумно горькое, оставляющее отвратительное послевкусие. Но молотки, разбивающие мой мозг, притихли, и висков коснулась приятная прохлада. Я открыла глаза и попыталась встать, но Дымов надавил мне на плечи, вынуждая вновь вернуться в горизонтальное положение.
А потом спросил вовсе странное:
- Маша, а про какой фонтан ты говорила?
- Фонтан???
- Степа, подожди, не пугай девочку.
И в поле моего зрения оказалась Марфа с очередной кружкой отвара. Правда, протягивать она мне её отчего-то не торопилась.
- Понимаешь, - наконец заговорила жена Дымова, - когда тебе стало плохо, ты потеряла сознание. А потом начала бормотать про какой-то горшок, фонтан, жаловаться, что разбила локоть, голова болит и ты можешь понять, где находишься. Вот только с твоим локтем всё в полном порядке.
Я посмотрела на свои руки. Действительно, ни царапинки.
- Но если не у меня разбит локоть, то у кого?
Марфа вздохнула.
- Тебе же Ваня подарок именной сделал?
Я невольно коснулась рукой ушей. Серьги оказались на месте, а колье лежало рядом на тумбочке.
Травница кивнула.
- Вижу, сделал. И про основателя рода, небось, рассказал, и про совместное чтение наговоров? Судя по твоему лицу, было всё. Вот только этот обормот рассказал, да не досказал. Наговор-то придуманный не обычным оказался. Какая невеста угадает, чем заканчивается, та, значит, настоящая половинка.
- Да как же я могу догадаться, чем он заканчивается, когда мне начало никто не сказал? – возмутилась я.
- Вот потому я и говорю, что Ванька дурак! Уже всем понятно, что вы просто созданы друг для друга, а он все сомневается!
- Марфа, негромко окликнул жену Дымов, - давай мы его сначала найдем, а потом уже всё про дурость выскажем. И, обращаясь ко мне добавил, - Мы думаем, что ты ощущала то, что происходит с Иваном. Что-то явно не очень хорошее.
- Но я правда не помню! Неужели вы думаете, что я бы иначе не сказала?
- Ну что ты! Никто так не думает, вновь взяла разговор в свои руки Марфа, - но есть шанс, что ты можешь вспомнить, если разрешишь Степе заглянуть в твои виденья.
- Я могу поклясться, что не буду ворошить твою память, - очень серьезно сказал Степан Прокопьевич, - и если бы знал, как по-другому можно быстро найти Ваню, никогда не стал бы просить тебя.
Я припомнила свои ощущения и решила, что доктор абсолютно прав. Выяснять, кто прав, кто виноват, можно и потом. А вот если не найти, и ругаться будет не с кем. Конечно, я понимала, что Скрябин – не маленький мальчик, могущий легко потеряться. Но если он ударился не только локтем, а еще и головой? Потому что, если Дымов прав, и я испытывала то же самое, что Иван, дела были плохи.
- Что нужно делать?
Марфа протянула мне кружку.
- Это просто поможет тебе расслабить, а Ване заглянуть максимально аккуратно и быстро.
С этими словами она достала из кармана маленький пузырек, бережно отмерила три капли и, разведя снадобье водой, протянула мужу.
Выпили мы одновременно. И судя по похожести лиц, вкус в обеих чашках был гадкий.
А потом Дымов осторожно приподнял мою голову и то ли попросил, то ли приказал:
- Смотри на меня!
Мир вокруг сузился до зрачков доктора, а после взорвался разноцветным калейдоскопом.
Вокруг царил хаос. Хаос мыслей, важных и абсолютно бессмысленных. Желаний, исполненных и позабытых. Мелодий, не трогавших сердце, словно старый выброшенный хлам, и звучавших в унисон со струнами души. Приглядевшись внимательней в мелькавшие повсюду образы, вдруг поняла, что это все мое. И только хотела попристальней изучить пару мыслекартинок, как кто-то уверенно взял меня за руку и потянул в противоположную сторону. А знакомый докторский голос чуть устало произнес:
- Машенька, мы сюда обязательно вернемся, как только ты захочешь. Но сейчас давай к Ване заглянем.
Подсознание мое согласилось и послушно перенеслось в обувную мастерскую, затем перескочило в ресторан, недовольно заглянуло в больничную палатку, а после, миновав еще какой-то калейдоскоп воспоминаний, забросило меня в абсолютно незнакомый переулок. Там было темно и мокро. Слегка задев ладонью какой-то скользкий камень. Я испуганно вздрогнула и хотела уже испуганно сбежать подальше, но сильные руки доктора удержали на месте, а его спокойный голос уверенно шептал что-то успокоительное. И волна паники отступила. Я более внимательно осмотрелась. Подпрыгнула, взлетела выше крыш домов и, наконец, обнаружила неподалеку знакомые здания. «Надо же, - удивилась я, - так это и от клиники не так далеко, просто мы с этой стороны никогда к ней не подходили.»
Вероятно, Дымову увиденного оказалось вполне достаточно, потому что картинка начала вдруг стремительно смазываться, сменяясь на хорошо знакомый диван и чайный столик, на котором стояли две крошечные, словно из детского игрушечного набора, белые чашечки с нарисованными васильками. Одну из них поднесли к моему рту. Напиток на удивление оказался весьма приятным. Я заулыбалась и так с улыбкой и заснула.
Операцию по спасению Скрябина я благополучно проспала. Впрочем, мое присутствие там совершенно не требовалось. Как только Дымову стало понятно, где искать Ивана, он сразу вызвал «Скорую» своей клиники, и умчался сам.
Казалось бы, все закончилось хорошо. Можно порадоваться и забыть. И я бы с удовольствием это сделала, если бы не продолжала периодически погружаться в скрябинские ощущения. А учитывая, что Иван был в клинике, особо приятными ощущения не были.
Сначала я даже не поняла, что со мной происходит. Подумаешь, в руку слегка кольнуло. Или в горле немного заскреблось. Учитывая, что мы как раз с Анхелем начинали готовить новый проект, на подобные мелочи я привычно не обращала внимание. Вы удивлены, почему я продолжила работать с телевизионщиком после его розыгрыша? Честно, сначала я хотела с ним разругаться на веки вечные. И после окончания операции по спасению Скрябина, выспавшись и вежливо попрощавшись с Марфой, хлопнула дверью и отправилась домой. Дома же обнаружила в сумке свои любимые конфеты и пару пузырьков с подробными инструкциями. В личности дарителей я не сомневалась. Анхель достаточно хорошо изучил меня и прекрасно знал, как я снимаю стресс и огорчение. Да-да, именно чаем с вкусненьким. Конечно, потом я начинала себя ругать и неслась в тренажерный зал ликвидировать последствия сладких радостей. Впрочем, сидячей мою работу было назвать трудно, носилась я, как белка в гигантском колесе, оттого и лишние калории исчезали быстро, практически не успевая отразиться на фигуре.
Так что я с удовольствием попила чай с конфетками. Поизучала подарок от Марфы, решила, что пузырьки в спешке явно были перепутаны, потому как такое мне данный момент абсолютно не требовалось, и забыла про них.
Утром же я поняла, что Анхель просто спас меня от меня же. Он понимал, что если мы начнем «официально» жить вместе, информация об этом достаточно быстро попадет в творческие тусовки и СМИ. И нет, особого изумления не будет, слухи о том, что мы тайная пара так периодически появлялись. Но мир акул пера и шоубизнеса достаточно жесток. И не прощает, когда кто-то играет по другим правилам. А я, честно говоря, всю эту тусовочную мишуру особо не любила, хотя и приходилось иногда светиться на мероприятиях.
Став же «парой» с Анхелем, я была бы вынуждена хотя бы первое время бывать везде, где он и испускать при этом флюиды счастья. Вот только боюсь, что моей актерской игры надолго бы не хватило. А, значит, поползли бы слухи, что у нас не все так гладко, как кажется. И с большОй долей вероятности во всех бедах обвинили бы меня, так как Анхель был давно и прочно своим в тусовочном мире, а свои гораздо более неприкосновенны.
Не то, чтобы такое развитие событий могло нанести непоправимый урон моей репутации, но трещинка бы в ней появилась. И, кто знает, может, стоила бы мне срыва пары проектов.
Так что друг был абсолютно прав. О чем я ему и сообщила, позвонив утром. И выслушала недовольное: «Мари, я счастлив твоей сообразительности, но не в восемь же утра!» Да, на часы я как-то не посмотрела. Но раз уж проснулась, надо пойти в тренажерный зал и отработать конфетки.
А через пару дней мы с Анхелем уже увлеченно обсуждали новый проект, отодвинув произошедшее у него на квартире в дальний угол памяти. А еще через два дня, изучая очередную съемочную площадку, я опять потеряла сознание.
Придя в себя, я абсолютно не удивилась, увидев рядом с собой Дымова. Кому же еще мог позвонить Анхель? Вот только выражение лица его мне абсолютно не понравилось.
- Машенька,- как-то слишком ласково, начал Степан Прокопьевич, - а расскажи-ка мне, голубушка, подробно про твою встречу с Ваней, когда он тебя семейными байками кормил.
Мне же отчего-то не хотелось по это рассказывать. Казалось, что стоит начать делиться подробностями, как все волшебное очарование того вечера пропадет, рассыплется на мельчайшие осколки.
- Да не было там ничего особенного. Если уж вы считаете это так важным, давайте, посмотрите, как в прошлый раз.
- Ну уж нет! Второй раз я в твой хаос не полезу!
Я даже обиделась.
- И ничего у меня не хаос, так, легкий творческий беспорядок.
- Маша, милая, да у меня тогда было одно желание: побыстрее найти тебя в твоем же внутреннем мире и при этом не потерять концентрацию, споткнувшись обо что-то ценное и важное, просто по чистой случайности оказавшееся в дальнем углу. А уж когда меня чуть не пришибло твоей валторной..
- Но у меня никогда не было валторны!
- Что, значит, не было? Огромная, блестящая, сияющая, как солнце..
И тут я вспомнила.
Мне четыре года, и мама с бабушкой торжественно ведут меня знакомиться с классической музыкой. А мне скучно. Погода хорошая, хочется погулять, побегать, а не сидеть в новом, не особо удобном, платье. Хорошо еще, что летом оркестр играл на парковой сцене, и можно было понаблюдать за бабочкой, которая перелетала от одного музыканта к другому, словно выбирая наилучшее звучание. Наконец, разноцветная летунья приземлилась на плече мальчика, держащего трубу, чем-то напоминающую рожок. (Пару дней назад меня приобщали к миру живописи, и та картина, с охотниками, была единственной, что осталась в памяти.)
Так вот тот мальчик с рожком (потом я, разумеется, узнала, что инструмент называется валторна) был единственным «живым». Остальные чинно и важно сидели на стульях, а он постоянно ерзал, словно хотел найти для своей трубы самое удобное местоположение. Мне даже тогда показалось, что в какой-то момент его инструмент засиял ярче остальных, да и звучал он более весело и задорно.
Выслушав мое объяснение, Дымов достал планшет, что-то набил в поисковой строке, а после развернул его ко мне.
- Похож?
На экране был серьезный молодой человек с валторной.
- Может, и похож. Я же видела его один раз.
- А он тебя помнит.
- Откуда? Мы же не знакомились?
- Он помнит девочку в ярком платье, сидящую на первом ряду. Я нашел его интервью, где он рассказывает о своем дебютном концерте. Как волновался, пытался найти своего зрителя. Потом увидел девочку. Вот, «она была настоящая, живая, и я играл только для нее». Кстати, сейчас этот мальчик колесит по миру с гастролями и считается одним из самых талантливых валторнистов.
- А я-то тут при чем?
