Доктор взял большую театральную паузу и, не торопясь, отламывал от плюшки по маленькому кусочку, запивая из большой оранжевой кружки. На меня Степан Прокопьевич вроде и не смотрел, но меня не покидало ощущение его укоряющего взора. Доктор периодически вздыхал, и в каждом его вздохе мне слышалось: «Эх, ну что же вы так, Машенька…»
Я не выдержала.
- Степан Прокопьевич, ну прекрати меня молча укорять!
- Машенька, голубушка, ну что вы! У меня и в мыслях не было… Тем более, что вы в отпуске собирались… Бегите, покупайте горящую путевку и, как говорится, в добрый путь!
Ну вот что за человек! Вроде и не сказал ничего плохого, даже к совести взывать не стал. Так почему же мне так паршиво?
К Дымову подошла жена и протянула листок в клеточку, на котором была какая-то таблица.
- Стёпа, вот, я тут время приёма и дозы травяных отваров для Вани расписала. Надо дня два-три пропить обязательно.
Дымов неловко взмахнул рукой, и листочек, словно бумажный самолётик, взмахнул уголком, как крылом, и подлетел к моему левому тапочку. Я подняла и пробежалась глазами. Нет, это просто невозможно! Семь видов настоев! И если пять из них нужно было пить по одному разу в день, то шестой следовало принимать каждый час, не менее восьми раз в день. А седьмой требовалось отмерять по чайной ложке и поглощать каждые 15 минут в первый час после пробуждения. Значит, нужно круглосуточное внимание. И что? Есть у меня выбор? Нет у меня выбора.
- Когда и куда надо ехать?
Марфа Архиповна подошла и обняла меня.
- Машенька, спасибо.
Оставаясь на пару дней в доме Дымовых, я опасалась, что Скрябин окажется капризным пациентом, и я буду ждать дня нашего отъезда в санаторий, как манны небесной. Но судьба - злодейка решила сменить гнев на милость, а может, просто подкинула свои фишки, посмотрела на выпавшие числа и решила, что пора игрокам сменить место действия.
Проблема возникла только одна, с малюсеньким хвостиком.
Мы практически не разговаривали. И нет, дело было вовсе не в отсутствии с чьей-либо стороны желания общаться. Всё было банальнее и гораздо прозаичнее. Пока Скрябин молчал, кашля не было. Но стоило напрячь связки, и минут через пять мне приходилось прерывать разговор и отпаивать его оставленными отварами. Какие уж тут высокоинтеллектуальные беседы! Правда, Марфа обещала, что за дня два здоровье поправится. А пока мы или шептали, или общались, сидя рядом, в вотсапе. Нет, я замечательно отношусь к компьютерным технологиям, но глупо как-то сидеть практически плечом к лечу, любоваться вечером с веранды закатом, пить чай и писать сообщения друг другу. Хотя, вот чая-то в доме и не было. Сплошные травяные отвары. На отдельной полке стояли подписанные лечебные сборы, очень действенные, но не слишком приятные на вкус. Перед отъездом Марфа Архиповна, отдав мне листок с инструкциями, что, когда и в каких количествах надо заваривать и давать Скрябину, поставила рядом с электрическим чайником несколько темно-синих стеклянных банок с плотной крышкой и сказала: «А это просто, для чаепития. Если хочешь, можешь поэкспериментировать и посмешивать.»
Ну уж нет, хватит с меня экспериментальных напитков!
Второй ложкой дёгтя стала необходимость самой выпивать после пробуждения и перед сном пару глотков собственноручно приготовленного хозяйкой дома настоя и заботливо перелитого в термос. Причём вкус был не слишком неприятный, и эффект бодрости и спокойствия (и как это удалось совместить?) меня вполне устраивал, но чувствовать себя, пусть и в малой степени, пациенткой, не нравилось.
Откуда взялась такая не любовь к докторам, не знаю. Мама рассказывала, что родилась я семимесячная. Пуповина перекрутилась вокруг шеи и, не начни я рваться на свободу раньше положенного срока, могла бы и вовсе на свет не появиться. Правда, врачи и так сомневались, что я выживу, но младенцем я была упрямым и выкарабкалась.
И вот, казалась бы, по логике я должна относиться к медицине с уважением и почтением, жива ведь! Впрочем, именно к профессии медика я так и относилась. А вот к визитам в поликлинику - абсолютно наоборот. И избегала их максимально. Видимо, процесс сохранения младенческой моей жизни был не особенно приятен, вот и отложилось в памяти, что белый халат – к неприятностям.
Потом внезапно проявившаяся аллергия добавила «удовольствия». Пробы, тесты, лечение. И снова всё по новому кругу.
Вполне возможно, встреться мне Степан Прокопьевич пораньше, и отношение моё врачам было бы другое. Дымов не просто лечил, он лицедействовал. Для каждого пациента подбирался свой образ доктора. Хотя нет, не так. Не было продумывания роли и создания маски. Просто он на каком-то интуитивном уровне чувствовал, какие слова и с какой интонацией надо сказать пациенту. И с ним в всегда соглашались и послушно выполняли предписания. Единственным исключением, пожалуй, стала Марфа Архиповна, с которой и доктор не особо решался спорить.
Но это касалось лишь медицинской сферы. В переговорах со спонсорами удивительная способность находить подход к каждому человеку куда-то терялась, как впрочем, терялся и сам доктор, окунаясь в мир цифр и соглашений. Не сказать, что этот мир для него был абсолютно чужд, скорее ему просто было непонятно, зачем терять часы на уговоры, когда и так понятно, что речь идёт о нужном и благом деле. Особенно же Степана Прокопьевича расстраивало, что на время, потраченное на «деловое чаепитие», он становился недоступен для своих пациентов. Я же чувствовала себя в этой сфере, как рыба в воде. Теперь доктор излагал, для чего нам нужны деньги, а я убеждала в необходимости благотворительного вложения. С гордостью могу сказать, что с пустыми рукам мы не с одной встречи не ушли, хотя суммы иногда и оказывались меньше ожидаемых.
Кстати, я заметила, что все благотворители в какой-то момент оказывались в нашем центре. Кто-то, действительно, по необходимости, а кто-то для проверки правильности использования своих финансовых инвестиций. И у тех, и у других выявлялись хвосты различных заболеваний, которые в запущенном варианте могли привести к достаточно серьёзным проблемам со здоровьем. Могли, но благодаря таланту профессора, не приводили. Наоборот, во время курса лечения убирались и всякие мелкие признаки нездоровья. Так что со временем заработало сарафанное бизнес-радио, и спонсоры стали приходить сами.
Кстати, просматривая предварительный договор сотрудничества с Дымовым, я подсознательно опасалась увидеть там «бонус» - обязательное медицинское обслуживание. Но нет, доктор на самом деле был очень хорошим психологом, и пугающего меня пункта не было.
То, что Дымов всё же отслеживает и слегка корректирует состояние моего здоровья, я сообразила отнюдь не сразу. Привычку доктора здороваться за руку, на ходу считая пуль собеседника, знали все и абсолютно этому не удивлялись. Меня тоже проинформировали, дабы я не пугалась и не отдергивала кисть. Я и не пугалась, тем более за этим не следовало никаких профессиональных рекомендаций. Чаи с необычными вкусами (потом уж я догадалась, что это Марфа Архиповна старалась) тоже в клинике были в порядке вещей. Ну нравятся человеку экспериментировать с напитками, так и на здоровье. К тому же все они были вкусными.
А за массаж шеи и разминание плеч и рук после особо трудного дня я была на самом деле очень благодарна. К тому же доктор нажатием на какие-то точки замечательно снимал мигрень. Первый раз, заметив, что я морщусь после достаточно сложных переговоров и тру виски, он участливо спросил: «Мигрень?». Разумеется, я привычно махнула рукой и сказала, что пройдет. Удивительно, но со мной не спорили, а просто предложили помассировать голову и руки. Когда мне немного полегчало, Степан Аркадьевич сказал:
- Маша, я рад, что тебе получше. Но, может, уберем твою мигренистость хотя бы на время?
- Ага, попьем таблеточки, поделаем укольчики..
- Зачем? – так искренне изумился Дымов, что я даже несколько растерялась и промямлила что-то про традиционные способы лечения.
Профессор вздохнул.
- Марья Андреевна, голубушка, вы что, правда, думали, что я не в курсе вашей «любви» к лечению? Стал бы я вам пилюли предлагать… Вы уж не обижайтесь, драгоценная, но ваша головная боль – она и моя головная боль. Потому что с такой мигренью я вас завтра на встречу не отправлю, а сам я вашим напором и обаянием не обладаю. Так что придётся покупку оборудования отложить.
Мне стало стыдно. Что ж я, действительно, веду себя, как капризная девчонка. Не убудет с меня с принятия лекарства. И я решительно протянула руку, ожидая, что в неё вложат таблетку. Однако, вместо этого доктор просто начал разминать, слегка растягивая мои пальцы, периодически надавливая на какие-то точки. Не могу сказать, что процесс доставлял мне несказанное удовольствие, но и неприятно не было. А когда я ощутила, что головная боль просто улетучилась, то готова была просто расцеловать моего избавителя!
Потом меня как-то пригласили присоединиться к посиделкам в сауне. Ничего предрассудительного: человек пятнадцать, работающих в диагностическом центре, загрузились в маршрутку клиники и поехали. Сухая финская баня с ледяной купелью и контрастными душами, небольшой массаж, традиционное чаепитие.
Но зарождающаяся простуда не заметно для меня самой исчезла, не проявив себя неприятными симптомами.
Впрочем, Дымов точно также внимательно относился ко всем своим сотрудникам и знакомым, следуя правилу: болезнь легче предупредить, чем лечить.
У него было просто какое-то неимоверное чутье на зарождающееся нездоровье: мне казалось, что диагноз ставился еще до того, как сам потенциальный пациент замечал признаки возникающей болезни. Оттого и профессорские рекомендации выполнялись всегда сразу и беспрекословно.
Собственно, это и было одной из причин, по которой я согласилась поехать оздоравливаться вместе со Скрябиным. А вторая.. ну что ж тут скрывать, нравился мне Иван. С ним было удивительно легко находить общий язык. И, честно говоря, я надеялась, что наши отношения за это время сдвинутся с нулевой точки.
Ну что сказать? В каком-то смысле сдвинулись. Правда, происходило это в основном в ночное время. Иван каждую ночь приходил ко мне во сне. Антураж постоянно менялся: то мы шли под парусом по бескрайнему океану, то летели на дельтоплане, то несемся по пустыне на джипах, которые периодически превращаются в верблюдов. А перед выходными приснилось что-то уж совсем непонятное: мы с ним купаемся в грязевом вулкане. На поверхности видны только головы, но судя по волнению черной жижи, мы явно не в позиции солдатика там замирали. Ну и как скажите, это всё понимать?
Самое странное, что в реальности Скрябин был по отношению ко мне вежливо-отстраненный.
Нет, он не был холоден. Скорее, наши отношения подходили под категорию « давнишне-приятельские». Прогулки по берегу моря и приятные разговоры ни о чем. И лишь иногда в глазах я замечала отблеск безнадежной тоски.
Точки над «и» оказались неожиданно поставлены за дня до возвращения домой. В ту ночь мне абсолютно ничего не приснилось, чему я даже немного расстроилась. Скрябин появился в поле моего видения только к обеду. Он решительно подошел ко мне, сказал: «Нам нужно сегодня обязательно поговорить» и вручил мне записку, в которой были лишь указание места и времени.
Идти или не идти? Да нет, вопрос был совершенно не в этом. Открыв шкаф, я решала в чем идти. Просто дежавю какое-то. Правда, выбор на сей раз у меня был гораздо более скромный (ну кто же на две недели берёт с собой весь гардероб?), да и особенной официальности от встречи я не ожидала. Потому вытащила любимую алую блузку и юбку клёш в бело-красную полоску. Удобные туфли, сумка. Ну что ж, дубль два. Поехали!
Скрябин, как и было обещано, ждал меня в яблоневой беседке. Недалеко какая-то парочка ворковала в сливовой, а чуть поодаль, в сиреневой накрывали маленький круглый столик. Дабы вне сезона цветения гости не перепутали, в какой именно беседке им назначено свидание, над каждой была прикреплена вырезанная из дерева надпись-табличка с соответствующим рисунком.
Я отчего-то была уверена, что меня ждут с красной розой и бутылкой шампанского. Но на столе оказалась лишь бежевая обувная коробка.
К тому же, коробка была не слишком большая. Можно подумать, там прятались туфельки для Дюймовочки. Ну ладно, поживём-посмотрим.
Тем временем к беседке подошел официант и начал сгружать на стол еду. На тарелочках стояли знакомые мне тарталетки.
- Манго нет, я проверял,- тут же сказал Скрябин, увидев выражение моего лица.-
- Верю, - откликнулась я.
- Я подумал, что мы так и не закончили тот ужин, а потом всё как-то закрутилось, завертелось. А я привык доводить начатое до конца. Позволишь?
И Иван налил мне в стакан яблочного сока.
Я отпила глоточек. Удивительный вкус! Такое ощущение, что в бокале соединился аромат цветущего дерева и свежесорванного яблока. Никогда такого не пробовала!
- Нравится?
Я кивнула.
Дождавшись, пока я поставлю опустевший бокал на стол, Иван мечтательно проговорил:
- А какой вишнёвый нектар у Марфы получается! - и быстро добавил, - это просто сок, без особых добавок. Немного помолчав, он продолжил, - Знаешь, мне отец рассказывал, как дед свою судьбу встретил. Сорок пятый год. Уже отгремели победные салюты, солдаты возвращаются домой. И дед мой. Шестнадцать лет, а уже медаль «За отвагу» на груди. И вот, значит, проезжают они мимо какой-то деревеньки, а там девчонка, лет 15-ти тяжеленые вёдра с водой тащит. Тут рядовой Ваня Скрябин из строя выбежал вёдра схватил и сам понёс. Да если бы просто понёс! Он её еще и выговаривал, мол, что ж она себя не жалеет. Девчонка бойкая попалась, языкастая. Тоже в ответ не смолчала. Говорит, вот и оставайся тут, со мной, поможешь. Но тогда командир вмешался. Ну как вмешался? Объявил двухдневный отдых. Заодно и помогли, чем могли. Кому дом подлатали, кому дров нарубили. А дед мой дичи в лесах настрелял в запас. И где он её только нашел тогда? Не изобилие, конечно, но не с голоду помирать. Уже уходить надо, а девчонка та, кажется её Ольгой звали, всерьез моему старшему тезке говорит- оставайся, подрасту, замуж меня возьмешь, я тебе верной женой буду. А дед мой в ответ: прости, не судьба ты моя, мы всегда чувствуем, когда половинку свою встречаем. Так и ушел.
А половинку он свою только 15 лет встретил. Почти случайно. Приехала Люба Озерская какие-то редкие таежные растения изучать для написания диссертации, да так увлекалась, что до темноты всё бродила, смотрела, записывала. А деда в тот день что-то из дома сорвало просто. Родители и ахнуть не успели, как он рюкзак старый на плечи, и бегом. И ведь действительно, как чуял! Прямиком к суженой своей вышел. Так что приехала тогда Люба Озерская, а осталась жить Люба Скрябина. А ночью, когда дед её домой привёл, сон ему приснился. И в том сне вручает он Любаше сапоги кожаные собственноручно сделанные и браслет, из тонких кожаных шнурков сплетённый.
Мы, Скрябины, всегда чувствуем, когда судьбу свою встречаем. И всегда видим во сне, какой подарок ей своими руками сделаем.
С этими словами Иван достал заинтриговавшую меня коробку и открыл.
Я не выдержала.
- Степан Прокопьевич, ну прекрати меня молча укорять!
- Машенька, голубушка, ну что вы! У меня и в мыслях не было… Тем более, что вы в отпуске собирались… Бегите, покупайте горящую путевку и, как говорится, в добрый путь!
Ну вот что за человек! Вроде и не сказал ничего плохого, даже к совести взывать не стал. Так почему же мне так паршиво?
К Дымову подошла жена и протянула листок в клеточку, на котором была какая-то таблица.
- Стёпа, вот, я тут время приёма и дозы травяных отваров для Вани расписала. Надо дня два-три пропить обязательно.
Дымов неловко взмахнул рукой, и листочек, словно бумажный самолётик, взмахнул уголком, как крылом, и подлетел к моему левому тапочку. Я подняла и пробежалась глазами. Нет, это просто невозможно! Семь видов настоев! И если пять из них нужно было пить по одному разу в день, то шестой следовало принимать каждый час, не менее восьми раз в день. А седьмой требовалось отмерять по чайной ложке и поглощать каждые 15 минут в первый час после пробуждения. Значит, нужно круглосуточное внимание. И что? Есть у меня выбор? Нет у меня выбора.
- Когда и куда надо ехать?
Марфа Архиповна подошла и обняла меня.
- Машенька, спасибо.
Оставаясь на пару дней в доме Дымовых, я опасалась, что Скрябин окажется капризным пациентом, и я буду ждать дня нашего отъезда в санаторий, как манны небесной. Но судьба - злодейка решила сменить гнев на милость, а может, просто подкинула свои фишки, посмотрела на выпавшие числа и решила, что пора игрокам сменить место действия.
Проблема возникла только одна, с малюсеньким хвостиком.
Мы практически не разговаривали. И нет, дело было вовсе не в отсутствии с чьей-либо стороны желания общаться. Всё было банальнее и гораздо прозаичнее. Пока Скрябин молчал, кашля не было. Но стоило напрячь связки, и минут через пять мне приходилось прерывать разговор и отпаивать его оставленными отварами. Какие уж тут высокоинтеллектуальные беседы! Правда, Марфа обещала, что за дня два здоровье поправится. А пока мы или шептали, или общались, сидя рядом, в вотсапе. Нет, я замечательно отношусь к компьютерным технологиям, но глупо как-то сидеть практически плечом к лечу, любоваться вечером с веранды закатом, пить чай и писать сообщения друг другу. Хотя, вот чая-то в доме и не было. Сплошные травяные отвары. На отдельной полке стояли подписанные лечебные сборы, очень действенные, но не слишком приятные на вкус. Перед отъездом Марфа Архиповна, отдав мне листок с инструкциями, что, когда и в каких количествах надо заваривать и давать Скрябину, поставила рядом с электрическим чайником несколько темно-синих стеклянных банок с плотной крышкой и сказала: «А это просто, для чаепития. Если хочешь, можешь поэкспериментировать и посмешивать.»
Ну уж нет, хватит с меня экспериментальных напитков!
Второй ложкой дёгтя стала необходимость самой выпивать после пробуждения и перед сном пару глотков собственноручно приготовленного хозяйкой дома настоя и заботливо перелитого в термос. Причём вкус был не слишком неприятный, и эффект бодрости и спокойствия (и как это удалось совместить?) меня вполне устраивал, но чувствовать себя, пусть и в малой степени, пациенткой, не нравилось.
Откуда взялась такая не любовь к докторам, не знаю. Мама рассказывала, что родилась я семимесячная. Пуповина перекрутилась вокруг шеи и, не начни я рваться на свободу раньше положенного срока, могла бы и вовсе на свет не появиться. Правда, врачи и так сомневались, что я выживу, но младенцем я была упрямым и выкарабкалась.
И вот, казалась бы, по логике я должна относиться к медицине с уважением и почтением, жива ведь! Впрочем, именно к профессии медика я так и относилась. А вот к визитам в поликлинику - абсолютно наоборот. И избегала их максимально. Видимо, процесс сохранения младенческой моей жизни был не особенно приятен, вот и отложилось в памяти, что белый халат – к неприятностям.
Потом внезапно проявившаяся аллергия добавила «удовольствия». Пробы, тесты, лечение. И снова всё по новому кругу.
Вполне возможно, встреться мне Степан Прокопьевич пораньше, и отношение моё врачам было бы другое. Дымов не просто лечил, он лицедействовал. Для каждого пациента подбирался свой образ доктора. Хотя нет, не так. Не было продумывания роли и создания маски. Просто он на каком-то интуитивном уровне чувствовал, какие слова и с какой интонацией надо сказать пациенту. И с ним в всегда соглашались и послушно выполняли предписания. Единственным исключением, пожалуй, стала Марфа Архиповна, с которой и доктор не особо решался спорить.
Но это касалось лишь медицинской сферы. В переговорах со спонсорами удивительная способность находить подход к каждому человеку куда-то терялась, как впрочем, терялся и сам доктор, окунаясь в мир цифр и соглашений. Не сказать, что этот мир для него был абсолютно чужд, скорее ему просто было непонятно, зачем терять часы на уговоры, когда и так понятно, что речь идёт о нужном и благом деле. Особенно же Степана Прокопьевича расстраивало, что на время, потраченное на «деловое чаепитие», он становился недоступен для своих пациентов. Я же чувствовала себя в этой сфере, как рыба в воде. Теперь доктор излагал, для чего нам нужны деньги, а я убеждала в необходимости благотворительного вложения. С гордостью могу сказать, что с пустыми рукам мы не с одной встречи не ушли, хотя суммы иногда и оказывались меньше ожидаемых.
Кстати, я заметила, что все благотворители в какой-то момент оказывались в нашем центре. Кто-то, действительно, по необходимости, а кто-то для проверки правильности использования своих финансовых инвестиций. И у тех, и у других выявлялись хвосты различных заболеваний, которые в запущенном варианте могли привести к достаточно серьёзным проблемам со здоровьем. Могли, но благодаря таланту профессора, не приводили. Наоборот, во время курса лечения убирались и всякие мелкие признаки нездоровья. Так что со временем заработало сарафанное бизнес-радио, и спонсоры стали приходить сами.
Кстати, просматривая предварительный договор сотрудничества с Дымовым, я подсознательно опасалась увидеть там «бонус» - обязательное медицинское обслуживание. Но нет, доктор на самом деле был очень хорошим психологом, и пугающего меня пункта не было.
То, что Дымов всё же отслеживает и слегка корректирует состояние моего здоровья, я сообразила отнюдь не сразу. Привычку доктора здороваться за руку, на ходу считая пуль собеседника, знали все и абсолютно этому не удивлялись. Меня тоже проинформировали, дабы я не пугалась и не отдергивала кисть. Я и не пугалась, тем более за этим не следовало никаких профессиональных рекомендаций. Чаи с необычными вкусами (потом уж я догадалась, что это Марфа Архиповна старалась) тоже в клинике были в порядке вещей. Ну нравятся человеку экспериментировать с напитками, так и на здоровье. К тому же все они были вкусными.
А за массаж шеи и разминание плеч и рук после особо трудного дня я была на самом деле очень благодарна. К тому же доктор нажатием на какие-то точки замечательно снимал мигрень. Первый раз, заметив, что я морщусь после достаточно сложных переговоров и тру виски, он участливо спросил: «Мигрень?». Разумеется, я привычно махнула рукой и сказала, что пройдет. Удивительно, но со мной не спорили, а просто предложили помассировать голову и руки. Когда мне немного полегчало, Степан Аркадьевич сказал:
- Маша, я рад, что тебе получше. Но, может, уберем твою мигренистость хотя бы на время?
- Ага, попьем таблеточки, поделаем укольчики..
- Зачем? – так искренне изумился Дымов, что я даже несколько растерялась и промямлила что-то про традиционные способы лечения.
Профессор вздохнул.
- Марья Андреевна, голубушка, вы что, правда, думали, что я не в курсе вашей «любви» к лечению? Стал бы я вам пилюли предлагать… Вы уж не обижайтесь, драгоценная, но ваша головная боль – она и моя головная боль. Потому что с такой мигренью я вас завтра на встречу не отправлю, а сам я вашим напором и обаянием не обладаю. Так что придётся покупку оборудования отложить.
Мне стало стыдно. Что ж я, действительно, веду себя, как капризная девчонка. Не убудет с меня с принятия лекарства. И я решительно протянула руку, ожидая, что в неё вложат таблетку. Однако, вместо этого доктор просто начал разминать, слегка растягивая мои пальцы, периодически надавливая на какие-то точки. Не могу сказать, что процесс доставлял мне несказанное удовольствие, но и неприятно не было. А когда я ощутила, что головная боль просто улетучилась, то готова была просто расцеловать моего избавителя!
Потом меня как-то пригласили присоединиться к посиделкам в сауне. Ничего предрассудительного: человек пятнадцать, работающих в диагностическом центре, загрузились в маршрутку клиники и поехали. Сухая финская баня с ледяной купелью и контрастными душами, небольшой массаж, традиционное чаепитие.
Но зарождающаяся простуда не заметно для меня самой исчезла, не проявив себя неприятными симптомами.
Впрочем, Дымов точно также внимательно относился ко всем своим сотрудникам и знакомым, следуя правилу: болезнь легче предупредить, чем лечить.
У него было просто какое-то неимоверное чутье на зарождающееся нездоровье: мне казалось, что диагноз ставился еще до того, как сам потенциальный пациент замечал признаки возникающей болезни. Оттого и профессорские рекомендации выполнялись всегда сразу и беспрекословно.
Собственно, это и было одной из причин, по которой я согласилась поехать оздоравливаться вместе со Скрябиным. А вторая.. ну что ж тут скрывать, нравился мне Иван. С ним было удивительно легко находить общий язык. И, честно говоря, я надеялась, что наши отношения за это время сдвинутся с нулевой точки.
Ну что сказать? В каком-то смысле сдвинулись. Правда, происходило это в основном в ночное время. Иван каждую ночь приходил ко мне во сне. Антураж постоянно менялся: то мы шли под парусом по бескрайнему океану, то летели на дельтоплане, то несемся по пустыне на джипах, которые периодически превращаются в верблюдов. А перед выходными приснилось что-то уж совсем непонятное: мы с ним купаемся в грязевом вулкане. На поверхности видны только головы, но судя по волнению черной жижи, мы явно не в позиции солдатика там замирали. Ну и как скажите, это всё понимать?
Самое странное, что в реальности Скрябин был по отношению ко мне вежливо-отстраненный.
Нет, он не был холоден. Скорее, наши отношения подходили под категорию « давнишне-приятельские». Прогулки по берегу моря и приятные разговоры ни о чем. И лишь иногда в глазах я замечала отблеск безнадежной тоски.
Точки над «и» оказались неожиданно поставлены за дня до возвращения домой. В ту ночь мне абсолютно ничего не приснилось, чему я даже немного расстроилась. Скрябин появился в поле моего видения только к обеду. Он решительно подошел ко мне, сказал: «Нам нужно сегодня обязательно поговорить» и вручил мне записку, в которой были лишь указание места и времени.
Идти или не идти? Да нет, вопрос был совершенно не в этом. Открыв шкаф, я решала в чем идти. Просто дежавю какое-то. Правда, выбор на сей раз у меня был гораздо более скромный (ну кто же на две недели берёт с собой весь гардероб?), да и особенной официальности от встречи я не ожидала. Потому вытащила любимую алую блузку и юбку клёш в бело-красную полоску. Удобные туфли, сумка. Ну что ж, дубль два. Поехали!
Скрябин, как и было обещано, ждал меня в яблоневой беседке. Недалеко какая-то парочка ворковала в сливовой, а чуть поодаль, в сиреневой накрывали маленький круглый столик. Дабы вне сезона цветения гости не перепутали, в какой именно беседке им назначено свидание, над каждой была прикреплена вырезанная из дерева надпись-табличка с соответствующим рисунком.
Я отчего-то была уверена, что меня ждут с красной розой и бутылкой шампанского. Но на столе оказалась лишь бежевая обувная коробка.
К тому же, коробка была не слишком большая. Можно подумать, там прятались туфельки для Дюймовочки. Ну ладно, поживём-посмотрим.
Тем временем к беседке подошел официант и начал сгружать на стол еду. На тарелочках стояли знакомые мне тарталетки.
- Манго нет, я проверял,- тут же сказал Скрябин, увидев выражение моего лица.-
- Верю, - откликнулась я.
- Я подумал, что мы так и не закончили тот ужин, а потом всё как-то закрутилось, завертелось. А я привык доводить начатое до конца. Позволишь?
И Иван налил мне в стакан яблочного сока.
Я отпила глоточек. Удивительный вкус! Такое ощущение, что в бокале соединился аромат цветущего дерева и свежесорванного яблока. Никогда такого не пробовала!
- Нравится?
Я кивнула.
Дождавшись, пока я поставлю опустевший бокал на стол, Иван мечтательно проговорил:
- А какой вишнёвый нектар у Марфы получается! - и быстро добавил, - это просто сок, без особых добавок. Немного помолчав, он продолжил, - Знаешь, мне отец рассказывал, как дед свою судьбу встретил. Сорок пятый год. Уже отгремели победные салюты, солдаты возвращаются домой. И дед мой. Шестнадцать лет, а уже медаль «За отвагу» на груди. И вот, значит, проезжают они мимо какой-то деревеньки, а там девчонка, лет 15-ти тяжеленые вёдра с водой тащит. Тут рядовой Ваня Скрябин из строя выбежал вёдра схватил и сам понёс. Да если бы просто понёс! Он её еще и выговаривал, мол, что ж она себя не жалеет. Девчонка бойкая попалась, языкастая. Тоже в ответ не смолчала. Говорит, вот и оставайся тут, со мной, поможешь. Но тогда командир вмешался. Ну как вмешался? Объявил двухдневный отдых. Заодно и помогли, чем могли. Кому дом подлатали, кому дров нарубили. А дед мой дичи в лесах настрелял в запас. И где он её только нашел тогда? Не изобилие, конечно, но не с голоду помирать. Уже уходить надо, а девчонка та, кажется её Ольгой звали, всерьез моему старшему тезке говорит- оставайся, подрасту, замуж меня возьмешь, я тебе верной женой буду. А дед мой в ответ: прости, не судьба ты моя, мы всегда чувствуем, когда половинку свою встречаем. Так и ушел.
А половинку он свою только 15 лет встретил. Почти случайно. Приехала Люба Озерская какие-то редкие таежные растения изучать для написания диссертации, да так увлекалась, что до темноты всё бродила, смотрела, записывала. А деда в тот день что-то из дома сорвало просто. Родители и ахнуть не успели, как он рюкзак старый на плечи, и бегом. И ведь действительно, как чуял! Прямиком к суженой своей вышел. Так что приехала тогда Люба Озерская, а осталась жить Люба Скрябина. А ночью, когда дед её домой привёл, сон ему приснился. И в том сне вручает он Любаше сапоги кожаные собственноручно сделанные и браслет, из тонких кожаных шнурков сплетённый.
Мы, Скрябины, всегда чувствуем, когда судьбу свою встречаем. И всегда видим во сне, какой подарок ей своими руками сделаем.
С этими словами Иван достал заинтриговавшую меня коробку и открыл.
