Саламандр был излюбленным и самым доступным орудием Кландана. Меня не удивило то, что именно он вмешался, и то, что это происходило прямо сейчас. Сила, что я примерил на себя, была для меня слишком соблазнительной и порочной. Нужно было избавиться от неё, но сделать это по собственной воле? Когда я подобен вечной нашего мира? О нет, я не хотел этого. Я знал, что это необходимо, но у меня не было силы воли достаточной, чтобы лишиться подобного могущества.
Моргана подошла ко мне, сверкая голубыми переливами в морской бездне своих глаз, и её рука легла на мою грудь. Она улыбнулась. Медленно. Мягко. С любовью. И я ощутил, как её сила сжимается вокруг моего сердца, стремясь заглушить его, остановить, дать мраку пожрать моё дыхание. Сила, что была порождена моей, забирала мою жизнь, чтобы отправить туда, откуда я мог вернуться прежним.
Перед распахнувшимися глазами разлилось чернильно-фиолетовое небо, истерзанное миллиардами звезд и переливами радужных ветров. Я снова стал гостем Вечности.
«А в небесах один ответ,
Что этот свет не тяжелее, чем твой вздох,
Открытых окон пустота,
И на краю любого дна,
Как всепрощающий завет….она»
Магелланово облако — Оберег.
— И так, если мы смешаем немного хладовой выжимки этого ореха и пять капель кровавого цепника, то мы получим…
— Приговор на смерть на территории некоторых земель, — хмыкнул я, прервав лекцию профессора. Светлый эльф в годах почесал нос, прищурившись в мою сторону, и молча отошёл от кафедры, уступая место мне. Я благодарно кивнул, окинув одну из старших групп взглядом. — Кто похитил эльфа с приграничья? У меня в кабинете голодный трясущийся кусок недомага, что пребывал в чьих-то любопытных руках уже три месяца, — я был спокоен. Всё ещё спокоен.
— Прошло уже два года с момента последних вылазок светлых на нашу территорию, где бы мы его взяли? — логичный вопрос. Однако факт был на лицо и дрожал в моём кабинете, умоляя спасти от адептов, что ставили эксперименты по передаче силы без рун и алтаря. Кто это делал, я конечно же уже знал, так что мой вопрос был скорее риторическим.
— Где, я спрошу у того, кто это сделал. И так, кого я буду выслушивать? Или мне узнать самому? — скрестив руки на груди, я уставился на Олиэль Тартеррианн.
— У нас кончаются ресурсы, а работу по рунам истины надо сдать с практической частью, что мне ещё делать?! — сестра насупилась, обидевшись, будто это я тут был виноват.
— Найти добровольцев и щедро им заплатить! В кабинет ректора, адептка Тартеррианн. Я подписал ваш перевод в Башню Академии Спасения, — отрезал, прекрасно зная, как Олиэль относится к подобному переводу.
— Но брат, ты не…
— Два месяца вы проведёте там, адептка Тартеррианн. Возражения в письменном виде на стол секретаря, будет рассмотрено в порядке очереди. Примерное время рассмотрения два месяца, — оскалился я, подмигнув бледному дроу, что был соучастником похищения эльфа и теперь боялся за свою судьбу, искреннее жалея, что повёлся на обаяние этой фурии.
— Лорд замректор, простите, но Грешт вон Кландан срочно отбыл в Нортштен, — оповестил меня секретарь, что уже полдня ходил за мной хвостом. Я приподнял бровь в вопросительном жесте, взглянув на бледного оборотня. В смысле серо-сизого, а не побледневшего. Порода такая, призрачные волки, но в народе повелось называть их бледными. — Как и приглашенный лорд Ратер старший.
— Причина столь срочного и тайного исчезновения? — я напрягся, предполагая ответ.
Император был при смерти, и с каждым днём сила в нём лишь угасала. А после его публичного оскорбления принца Митеран, с его слов «эльфийского выблядка», и пережитого следом удара силы императрицы, его состояние было, прямо скажем, вызывающим опасения у народа и восторг у Венцов, что без какого бы то ни было сговора недолюбливали императора за его самодурство и наглость. Слухи о происхождении принца ходили верные, но императорский дом молчал, не делая никаких заявлений до представления наследной принцессы высшему свету, до которого оставалось всего чуть больше недели. Да и какая народу разница кто отец, ведь по древнему непреложному закону тогда королевства, а ныне уже империи, занять трон мог только наследник крови Митеран, следовательно, сильнейший из детей ныне здравствующей императрицы.
— Составление похоронного свитка, — тихо, полузадушенным голосом, ответил секретарь, но в стоящей тишине его слова оказались громкими. Или мне так показалось. Он знал, я нет.
Я едва не пошатнулся, схватившись рукой за кафедру, и мой взгляд замер на одной точке на полу. Им нужно было доказательство, что Анар Истребитель непричастен к смерти императора, я это понимал, понимал я и то, что сейчас появляться в Нортштане мне нельзя, но вся моя душа стремилась только туда. Перед законом, перед людьми у меня больше не было преград на пути к Моргане. Император умер. Мрак желал обладать, он был эгоистичен, но едва ли я был не согласен с этим порывом.
— Империя не знает, — добавил секретарь. По рядам адептов прошёлся шепот.
— А решение снятого с поста замректора я смогу отменить? — спросила Олиэль, прекрасно сориентировавшись в сложившейся ситуации. На неё шикнули. — А что? Решения снятых профессоров теряет силу, как и приказы разжалованных лордов.
— Ты теперь это решение никем оспорить не сможешь, — ехидно отметил дроу, а после вольготно развалился на кресле.
— В скором времени это будет решение имени императора, — пояснил для потрясенной этой вестью Тартеррианн другой адепт. В ЧИХАТ слухов о происхождении принца не было, был всем известный факт. Моргана приходила сюда с сыном, и наше сходство было отмечено без лишних признаний.
Ведьмы дрогнули. Разом. Анар Истребитель, жесточайший из тёмных магов, убийца, палач, генерал, герой войны, я всё ещё был страшной сказкой, сколько бы величия империям я не принёс. Меня боялись, и моя коронация была страшным сном для слишком многих. Сейчас все понимали, что больше ничего не стояло между мной и короной. А для ведьм я был отдельным видом кошмара, ведь я легко блокировал их дар провидения, в моём присутствии и в отношении меня они становились слепыми. Был у этой паранойи с прикрытием их гласа и неприятный привкус: приходилось частенько думать о тотальном геноциде ведьм.
— Продолжайте лекцию, — приказал я, направляясь прочь.
День, которого я так долго ждал. Я дал себе клятву, что никогда больше не оставлю Моргану, что не поддамся никаким сомнениям и обстоятельствам. Мрак внутри был похож на зверя, что сжался перед решающим прыжком. Голодный, безумный, преданный и верный лишь одной силе. Не мне, но ей.
Я встретил её не в лучшую пору своей жизни, я не знал, скольким многим она для меня станет, и, если бы знал, всё бы было иначе. Одного взгляда мне хватило, чтобы моя душа пропала навеки, чтобы вся моя суть стала принадлежать лишь ей одной. Ещё до клятв, до признаний, всё случилось тогда, когда я впервые взглянул в её глаза, цвета глубокого беспощадного моря. До того, как склонился перед ней на колени и признал её хозяйкой моей жизни. Будто я всю жизнь мечтал лишь о ней, и вот она, во плоти, явилась передо мной. Моя истинная душа. Я отдал ей всё. Свой первый поцелуй, свою первую ночь, свою магию и судьбу.
Долгие дни разлуки были похожи на наказание. И не было в череде этих долгих дней ни одного, где бы в моих мыслях не было её. Помешанный. Преданный. Я положил всю свою жизнь, чтобы стать достойным её, чтобы измениться. От того светлого эльфа ничего не осталось. Никакой наивности, никаких глупых надежд, лишь устремления и честь. Я больше не противился тьме, её желаниям и голоду, не искал оправданий и способов противостоять самому себе, ведь именно в этом и была вся моя жизнь. Мне не было страшно, это чувство я оставил другим. Я отказался от себя прежнего, полностью себя перекроил и создал заново, чтобы она гордилась. Но, если бы во мне не было надежды на грядущий день, я бы не выдержал. В этом мире, в этой жизни меня держала не магия, не судьба, не предназначение, только она.
— Лорд, позвольте сказать, что вам ещё нужно посетить практику у некромантов старшего года, — секретарь спешил за моими широкими шагами, ведь на один мой шаг приходилось его два. — Лорд Анар…
Я остановился как вкопанный в центре коридора. Один щелчок пальцами, и где-то далеко распадается защитная оболочка старого, почти забытого мной заклинания. Пакость, которую я взращивал годами, припасенная именно на этот день. Скоро мы услышим об этом, а пока…
— Жалобы на профессора некромантии, я правильно помню? Что-то там про излишнюю придирчивость и жестокость?
— Так точно, милорд, — ответил секретарь. Я ухмыльнулся. Оборотень дрогнул. У него даже шесть местами проявилась. Что же, юные некроманты, кажется, вам пора напомнить о том, в какой именно академии вы обучаетесь.
Тридцать едва держащихся на ногах адептов тряслись, шипели и упрямо стояли, глядя на меня с ненавистью. Три часа упорных тренировок по самой сложной из программ, где кто-то лишился пальца, что был быстро возвращен на место дежурным лекарем, и было сломано от двух до пяти костей на тело. На смену профессору, до назначения нового, мог прийти я, и чем бы это окончилось они сегодня прекрасно увидели, прочувствовали и запомнили. Профессора возлюбили как мать родную и умоляли забыть все их жалобы. Зато в группе Венцов прибавилось на двух адепток, что сейчас гордо стояли возле меня и не спешили зазнаваться. Близняшки вампирши оказались излишне проворны и сообразительны для своей группы, но вполне слабенькими для группы Венцов. И всё же, я дал им шанс.
К ужину вернулся ректор, застав меня в кабинете, когда я уже заканчивал все дела. Они помогали не думать. Грешт был собран и холоден, а в его глазах читались замешательство, опасение и недоверие. Он знал что-то, но не спешил говорить.
— Мне доложили, что Император почил, — нарушил я повисшую тишину.
— Что ты знаешь о первых четырёх артефактах? Тех, что создал первый из пришедших в наш мир демонов, что были дарованы четырём приближенным магам разных рас, — Грешт ждал ответа. Почему-то сейчас это было важным.
— Перстень золотого солнца, что был дарован драконам и был уничтожен в первое же тысячелетие, браслет невидимой луны, что охранял в своё время величайший дом оборотней, диадемы кровавых сердец, что были парой дарованы людям и являлись единым артефактом, и цепь погибели, что и ныне передаётся в одном из домов дроу. Диадема утеряна? — я напрягся. Символ древней власти и силы Митеран, дарованный первому сильнейшему из их рода.
— С последним дыханием императора артефакт проявил силу. Я видел это три поколения Митеран назад, но с тех пор артефакт спал. Клятва, что заложена в нём первой кровью, падёт на того, на чью голову диадема будет возложена. Единственная цель этих артефактов- смерть, — Грешт не был напуган. Нет, он был в ужасе.
— Многие поколения носили этот артефакт, он призван защищать кровь, — не согласился я.
— Защищать, убивая. Предашь Митеран— умрёшь. Обманешь — умрёшь. Сбежишь — умрёшь. Умрёт Митеран — умрёшь и ты, чуждая кровь. Был лишь один шанс заставить артефакт заснуть — это возложить его на голову Митеран после свадебной церемонии, не секундой раньше. Многие поколения так и было, артефакт спал и передавался дальше не пробуждаясь. Я не знаю, что сейчас пробудило его силу, но абсолютно ясно, что, если ты затребуешь своё право, клятва ляжет на тебя, ведь на Моргану она уже легла. Ты готов всю жизнь служить лишь ей, Анар? — в вопросе саламандра было столько сомнений. Они всё ещё не верил мне.
— Я готов все свои жизни служить лишь её душе, кем бы мы не рождались и какое время бы нас не постигло, — ответил я. Я никогда не находил у огненного понимания, ведь тот никогда не любил так, он не знал таких чувств. Древний никогда бы не позволил своей лучшей марионетке познать подобное, ведь это бы оборвало все ниточки, за которые тот мог дёргать. Любовь была слишком большой силой. Почему же я наоборот должен был познать самую уничтожающую из всех возможных? Только это могло разжечь пламя, что очищающей чумой очистит его родной мир.
С каждым днём всё близился тот, когда я должен был понять, что же могло стоить таких жертв. Что могло породить настолько жестокое чудовище? Ради чего можно вырезать половину мира? Пророчество близилось.
«На девятую весну с сей поры ты поймёшь, что может стоить таких жертв.»
С того дня минуло уже больше восьми лет. И сейчас как раз наступала та самая девятая весна.
«Минуют три года жизни твоей, Анар, фиалки в снежном плену вихря одной улыбкой расскажут тебе обо всём. Ты поймёшь. Придёт время, и ты поймёшь. Через три года глаза твоего порождения поселят в тебе силу, какой ты не знал.»
Моего порождения. Если глас и говорила о моём ребёнке, то ошибалась. У принца были синие глаза, такие же бездонные, как у Морганы. Я ценил его больше собственной жизни, но прекрасно понимал, что могу лишь помочь ему стать сильным, но не уберечь от всего мира. Он не давал мне силы уничтожать миры, он заставлял меня желать их менять и оберегать.
А если бы принцесса была моей крови? Я стал задаваться этим вопрос всё чаще. Я подсчитывал. Я вспоминал. Я сводил факты. Я мог бы быть ей отцом. Чисто теоретически я мог. Но я смотрел в глаза Грешта, смотрел в глаза друзей и не мог допустить мысли, что они бы скрыли это от меня. Они бы не стали. Но опять во мне эти сомнения. Я слышу в каждом брошенном мне слове намёки и тайные смыслы. Грешт никогда не выражался неточно, мог укрывать правду, но вот говорить одно, подразумевая другое было не его.
— Заявить своё право, — повторил я слова огненного. Я смотрел ему в глаза, ловя каждую искру огня в его глазах, считая его вдохи. Да, я ждал его прокола, я молился о нём и был уверен, что просто схожу с ума от перенапряжения. Так дальше продолжаться просто не могло.
— Мы все знаем, что ты явишься с лилиями на церемонию, ты слишком упёртый, — Грешт скривился, фыркнув. Его кадык дёрнулся, а руки скрестились на груди.
— Нет, милорд вон Кландан, именно «если ты затребуешь своё право». Вы не сказали «воспользуюсь традицией» или «прибегну к ритуальному подношению». Не попрошу у императрицы милость, а затребую право. Как отец принца я не имею право что-либо требовать, ведь он второй из наследников, и даже смерть императора ничего не меняет. Я зачитал этот чертов закон до дыр, до мошек перед глазами, — кажется, глаза снова налились мраком, прекращаясь в бездны тёмной силы. Грешт стоял неподвижно, казалось, даже не дышал. — Говори, Грешт.
— Ты слишком устал.
— Отвечай на прямой вопрос, огненный. Кто отец принцессы Митеран? — мои кулаки сжались, а челюсти до хруста напряглись. Я не мог больше гадать.
— Я не имею право отвечать за императрицу, да и тебе бы сообщили, если бы это имело значение, — опять расплывчатый ответ. Не имело значения, потому что был жив законный муж императрицы, а теперь не имеет значения, потому что я и так стану её супругом? Это так получается? Я зло глянул на ментальный артефакт. Все приближенные к дому Митеран, все её доверенные что-то скрывали именно от меня. Мне не нужно было знать, я тогда принял этот факт, но сейчас…
Я подошёл к Грешту, заглянул в его лицо и сорвал артефакт вместе с куском пиджака, на который тот был пристёгнут.
Моргана подошла ко мне, сверкая голубыми переливами в морской бездне своих глаз, и её рука легла на мою грудь. Она улыбнулась. Медленно. Мягко. С любовью. И я ощутил, как её сила сжимается вокруг моего сердца, стремясь заглушить его, остановить, дать мраку пожрать моё дыхание. Сила, что была порождена моей, забирала мою жизнь, чтобы отправить туда, откуда я мог вернуться прежним.
Перед распахнувшимися глазами разлилось чернильно-фиолетовое небо, истерзанное миллиардами звезд и переливами радужных ветров. Я снова стал гостем Вечности.
Глава двадцать вторая.
«А в небесах один ответ,
Что этот свет не тяжелее, чем твой вздох,
Открытых окон пустота,
И на краю любого дна,
Как всепрощающий завет….она»
Магелланово облако — Оберег.
— И так, если мы смешаем немного хладовой выжимки этого ореха и пять капель кровавого цепника, то мы получим…
— Приговор на смерть на территории некоторых земель, — хмыкнул я, прервав лекцию профессора. Светлый эльф в годах почесал нос, прищурившись в мою сторону, и молча отошёл от кафедры, уступая место мне. Я благодарно кивнул, окинув одну из старших групп взглядом. — Кто похитил эльфа с приграничья? У меня в кабинете голодный трясущийся кусок недомага, что пребывал в чьих-то любопытных руках уже три месяца, — я был спокоен. Всё ещё спокоен.
— Прошло уже два года с момента последних вылазок светлых на нашу территорию, где бы мы его взяли? — логичный вопрос. Однако факт был на лицо и дрожал в моём кабинете, умоляя спасти от адептов, что ставили эксперименты по передаче силы без рун и алтаря. Кто это делал, я конечно же уже знал, так что мой вопрос был скорее риторическим.
— Где, я спрошу у того, кто это сделал. И так, кого я буду выслушивать? Или мне узнать самому? — скрестив руки на груди, я уставился на Олиэль Тартеррианн.
— У нас кончаются ресурсы, а работу по рунам истины надо сдать с практической частью, что мне ещё делать?! — сестра насупилась, обидевшись, будто это я тут был виноват.
— Найти добровольцев и щедро им заплатить! В кабинет ректора, адептка Тартеррианн. Я подписал ваш перевод в Башню Академии Спасения, — отрезал, прекрасно зная, как Олиэль относится к подобному переводу.
— Но брат, ты не…
— Два месяца вы проведёте там, адептка Тартеррианн. Возражения в письменном виде на стол секретаря, будет рассмотрено в порядке очереди. Примерное время рассмотрения два месяца, — оскалился я, подмигнув бледному дроу, что был соучастником похищения эльфа и теперь боялся за свою судьбу, искреннее жалея, что повёлся на обаяние этой фурии.
— Лорд замректор, простите, но Грешт вон Кландан срочно отбыл в Нортштен, — оповестил меня секретарь, что уже полдня ходил за мной хвостом. Я приподнял бровь в вопросительном жесте, взглянув на бледного оборотня. В смысле серо-сизого, а не побледневшего. Порода такая, призрачные волки, но в народе повелось называть их бледными. — Как и приглашенный лорд Ратер старший.
— Причина столь срочного и тайного исчезновения? — я напрягся, предполагая ответ.
Император был при смерти, и с каждым днём сила в нём лишь угасала. А после его публичного оскорбления принца Митеран, с его слов «эльфийского выблядка», и пережитого следом удара силы императрицы, его состояние было, прямо скажем, вызывающим опасения у народа и восторг у Венцов, что без какого бы то ни было сговора недолюбливали императора за его самодурство и наглость. Слухи о происхождении принца ходили верные, но императорский дом молчал, не делая никаких заявлений до представления наследной принцессы высшему свету, до которого оставалось всего чуть больше недели. Да и какая народу разница кто отец, ведь по древнему непреложному закону тогда королевства, а ныне уже империи, занять трон мог только наследник крови Митеран, следовательно, сильнейший из детей ныне здравствующей императрицы.
— Составление похоронного свитка, — тихо, полузадушенным голосом, ответил секретарь, но в стоящей тишине его слова оказались громкими. Или мне так показалось. Он знал, я нет.
Я едва не пошатнулся, схватившись рукой за кафедру, и мой взгляд замер на одной точке на полу. Им нужно было доказательство, что Анар Истребитель непричастен к смерти императора, я это понимал, понимал я и то, что сейчас появляться в Нортштане мне нельзя, но вся моя душа стремилась только туда. Перед законом, перед людьми у меня больше не было преград на пути к Моргане. Император умер. Мрак желал обладать, он был эгоистичен, но едва ли я был не согласен с этим порывом.
— Империя не знает, — добавил секретарь. По рядам адептов прошёлся шепот.
— А решение снятого с поста замректора я смогу отменить? — спросила Олиэль, прекрасно сориентировавшись в сложившейся ситуации. На неё шикнули. — А что? Решения снятых профессоров теряет силу, как и приказы разжалованных лордов.
— Ты теперь это решение никем оспорить не сможешь, — ехидно отметил дроу, а после вольготно развалился на кресле.
— В скором времени это будет решение имени императора, — пояснил для потрясенной этой вестью Тартеррианн другой адепт. В ЧИХАТ слухов о происхождении принца не было, был всем известный факт. Моргана приходила сюда с сыном, и наше сходство было отмечено без лишних признаний.
Ведьмы дрогнули. Разом. Анар Истребитель, жесточайший из тёмных магов, убийца, палач, генерал, герой войны, я всё ещё был страшной сказкой, сколько бы величия империям я не принёс. Меня боялись, и моя коронация была страшным сном для слишком многих. Сейчас все понимали, что больше ничего не стояло между мной и короной. А для ведьм я был отдельным видом кошмара, ведь я легко блокировал их дар провидения, в моём присутствии и в отношении меня они становились слепыми. Был у этой паранойи с прикрытием их гласа и неприятный привкус: приходилось частенько думать о тотальном геноциде ведьм.
— Продолжайте лекцию, — приказал я, направляясь прочь.
День, которого я так долго ждал. Я дал себе клятву, что никогда больше не оставлю Моргану, что не поддамся никаким сомнениям и обстоятельствам. Мрак внутри был похож на зверя, что сжался перед решающим прыжком. Голодный, безумный, преданный и верный лишь одной силе. Не мне, но ей.
Я встретил её не в лучшую пору своей жизни, я не знал, скольким многим она для меня станет, и, если бы знал, всё бы было иначе. Одного взгляда мне хватило, чтобы моя душа пропала навеки, чтобы вся моя суть стала принадлежать лишь ей одной. Ещё до клятв, до признаний, всё случилось тогда, когда я впервые взглянул в её глаза, цвета глубокого беспощадного моря. До того, как склонился перед ней на колени и признал её хозяйкой моей жизни. Будто я всю жизнь мечтал лишь о ней, и вот она, во плоти, явилась передо мной. Моя истинная душа. Я отдал ей всё. Свой первый поцелуй, свою первую ночь, свою магию и судьбу.
Долгие дни разлуки были похожи на наказание. И не было в череде этих долгих дней ни одного, где бы в моих мыслях не было её. Помешанный. Преданный. Я положил всю свою жизнь, чтобы стать достойным её, чтобы измениться. От того светлого эльфа ничего не осталось. Никакой наивности, никаких глупых надежд, лишь устремления и честь. Я больше не противился тьме, её желаниям и голоду, не искал оправданий и способов противостоять самому себе, ведь именно в этом и была вся моя жизнь. Мне не было страшно, это чувство я оставил другим. Я отказался от себя прежнего, полностью себя перекроил и создал заново, чтобы она гордилась. Но, если бы во мне не было надежды на грядущий день, я бы не выдержал. В этом мире, в этой жизни меня держала не магия, не судьба, не предназначение, только она.
— Лорд, позвольте сказать, что вам ещё нужно посетить практику у некромантов старшего года, — секретарь спешил за моими широкими шагами, ведь на один мой шаг приходилось его два. — Лорд Анар…
Я остановился как вкопанный в центре коридора. Один щелчок пальцами, и где-то далеко распадается защитная оболочка старого, почти забытого мной заклинания. Пакость, которую я взращивал годами, припасенная именно на этот день. Скоро мы услышим об этом, а пока…
— Жалобы на профессора некромантии, я правильно помню? Что-то там про излишнюю придирчивость и жестокость?
— Так точно, милорд, — ответил секретарь. Я ухмыльнулся. Оборотень дрогнул. У него даже шесть местами проявилась. Что же, юные некроманты, кажется, вам пора напомнить о том, в какой именно академии вы обучаетесь.
Тридцать едва держащихся на ногах адептов тряслись, шипели и упрямо стояли, глядя на меня с ненавистью. Три часа упорных тренировок по самой сложной из программ, где кто-то лишился пальца, что был быстро возвращен на место дежурным лекарем, и было сломано от двух до пяти костей на тело. На смену профессору, до назначения нового, мог прийти я, и чем бы это окончилось они сегодня прекрасно увидели, прочувствовали и запомнили. Профессора возлюбили как мать родную и умоляли забыть все их жалобы. Зато в группе Венцов прибавилось на двух адепток, что сейчас гордо стояли возле меня и не спешили зазнаваться. Близняшки вампирши оказались излишне проворны и сообразительны для своей группы, но вполне слабенькими для группы Венцов. И всё же, я дал им шанс.
К ужину вернулся ректор, застав меня в кабинете, когда я уже заканчивал все дела. Они помогали не думать. Грешт был собран и холоден, а в его глазах читались замешательство, опасение и недоверие. Он знал что-то, но не спешил говорить.
— Мне доложили, что Император почил, — нарушил я повисшую тишину.
— Что ты знаешь о первых четырёх артефактах? Тех, что создал первый из пришедших в наш мир демонов, что были дарованы четырём приближенным магам разных рас, — Грешт ждал ответа. Почему-то сейчас это было важным.
— Перстень золотого солнца, что был дарован драконам и был уничтожен в первое же тысячелетие, браслет невидимой луны, что охранял в своё время величайший дом оборотней, диадемы кровавых сердец, что были парой дарованы людям и являлись единым артефактом, и цепь погибели, что и ныне передаётся в одном из домов дроу. Диадема утеряна? — я напрягся. Символ древней власти и силы Митеран, дарованный первому сильнейшему из их рода.
— С последним дыханием императора артефакт проявил силу. Я видел это три поколения Митеран назад, но с тех пор артефакт спал. Клятва, что заложена в нём первой кровью, падёт на того, на чью голову диадема будет возложена. Единственная цель этих артефактов- смерть, — Грешт не был напуган. Нет, он был в ужасе.
— Многие поколения носили этот артефакт, он призван защищать кровь, — не согласился я.
— Защищать, убивая. Предашь Митеран— умрёшь. Обманешь — умрёшь. Сбежишь — умрёшь. Умрёт Митеран — умрёшь и ты, чуждая кровь. Был лишь один шанс заставить артефакт заснуть — это возложить его на голову Митеран после свадебной церемонии, не секундой раньше. Многие поколения так и было, артефакт спал и передавался дальше не пробуждаясь. Я не знаю, что сейчас пробудило его силу, но абсолютно ясно, что, если ты затребуешь своё право, клятва ляжет на тебя, ведь на Моргану она уже легла. Ты готов всю жизнь служить лишь ей, Анар? — в вопросе саламандра было столько сомнений. Они всё ещё не верил мне.
— Я готов все свои жизни служить лишь её душе, кем бы мы не рождались и какое время бы нас не постигло, — ответил я. Я никогда не находил у огненного понимания, ведь тот никогда не любил так, он не знал таких чувств. Древний никогда бы не позволил своей лучшей марионетке познать подобное, ведь это бы оборвало все ниточки, за которые тот мог дёргать. Любовь была слишком большой силой. Почему же я наоборот должен был познать самую уничтожающую из всех возможных? Только это могло разжечь пламя, что очищающей чумой очистит его родной мир.
С каждым днём всё близился тот, когда я должен был понять, что же могло стоить таких жертв. Что могло породить настолько жестокое чудовище? Ради чего можно вырезать половину мира? Пророчество близилось.
«На девятую весну с сей поры ты поймёшь, что может стоить таких жертв.»
С того дня минуло уже больше восьми лет. И сейчас как раз наступала та самая девятая весна.
«Минуют три года жизни твоей, Анар, фиалки в снежном плену вихря одной улыбкой расскажут тебе обо всём. Ты поймёшь. Придёт время, и ты поймёшь. Через три года глаза твоего порождения поселят в тебе силу, какой ты не знал.»
Моего порождения. Если глас и говорила о моём ребёнке, то ошибалась. У принца были синие глаза, такие же бездонные, как у Морганы. Я ценил его больше собственной жизни, но прекрасно понимал, что могу лишь помочь ему стать сильным, но не уберечь от всего мира. Он не давал мне силы уничтожать миры, он заставлял меня желать их менять и оберегать.
А если бы принцесса была моей крови? Я стал задаваться этим вопрос всё чаще. Я подсчитывал. Я вспоминал. Я сводил факты. Я мог бы быть ей отцом. Чисто теоретически я мог. Но я смотрел в глаза Грешта, смотрел в глаза друзей и не мог допустить мысли, что они бы скрыли это от меня. Они бы не стали. Но опять во мне эти сомнения. Я слышу в каждом брошенном мне слове намёки и тайные смыслы. Грешт никогда не выражался неточно, мог укрывать правду, но вот говорить одно, подразумевая другое было не его.
— Заявить своё право, — повторил я слова огненного. Я смотрел ему в глаза, ловя каждую искру огня в его глазах, считая его вдохи. Да, я ждал его прокола, я молился о нём и был уверен, что просто схожу с ума от перенапряжения. Так дальше продолжаться просто не могло.
— Мы все знаем, что ты явишься с лилиями на церемонию, ты слишком упёртый, — Грешт скривился, фыркнув. Его кадык дёрнулся, а руки скрестились на груди.
— Нет, милорд вон Кландан, именно «если ты затребуешь своё право». Вы не сказали «воспользуюсь традицией» или «прибегну к ритуальному подношению». Не попрошу у императрицы милость, а затребую право. Как отец принца я не имею право что-либо требовать, ведь он второй из наследников, и даже смерть императора ничего не меняет. Я зачитал этот чертов закон до дыр, до мошек перед глазами, — кажется, глаза снова налились мраком, прекращаясь в бездны тёмной силы. Грешт стоял неподвижно, казалось, даже не дышал. — Говори, Грешт.
— Ты слишком устал.
— Отвечай на прямой вопрос, огненный. Кто отец принцессы Митеран? — мои кулаки сжались, а челюсти до хруста напряглись. Я не мог больше гадать.
— Я не имею право отвечать за императрицу, да и тебе бы сообщили, если бы это имело значение, — опять расплывчатый ответ. Не имело значения, потому что был жив законный муж императрицы, а теперь не имеет значения, потому что я и так стану её супругом? Это так получается? Я зло глянул на ментальный артефакт. Все приближенные к дому Митеран, все её доверенные что-то скрывали именно от меня. Мне не нужно было знать, я тогда принял этот факт, но сейчас…
Я подошёл к Грешту, заглянул в его лицо и сорвал артефакт вместе с куском пиджака, на который тот был пристёгнут.
