— Зачем моей царствующей сестре какой-то бета в супруги? — фыркнула Маверик.
— Как бета? Его рекомендовали великие маги.
Король чуть не лишился дара речи.
— Вот и разберись со своими магами, — предложила Маверик. — А я есть хочу. Меня кормить в этом доме будут?
Двое стражников остановились в дверях казармы, двое вошли внутрь вместе с капитаном королевской охраны.
— Командир Маркус, сдайте оружие и следуйте за нами, — обратился к нему последний, протягивая приказ о его аресте.
Маркус пожал плечами на немой вопрос Проспера и вышел вслед за королевскими стражниками.
Все произошло настолько быстро — после их возвращения во дворец мужчины даже поговорить толком не успели, чтобы рассказать друг другу, что произошло за то время, пока они были порознь.
Маркус решил, что его доставят в королевскую тюрьму, которая была расположена на другом берегу реки, сразу за разводным мостом. Но его, наоборот, повели в сторону дворца.
«В подземелье, в казематы, — ахнул Маркус. — Все гораздо серьезнее». Он втайне надеялся, что Проспер проследил, куда его повели и сообщит кому-нибудь из сестер, что с ним приключилось.
— В чем меня обвиняют? — поинтересовался Маркус у капитана.
— Мне неведомо, — довольно грубо отрезал тот. — Для этого существует королевский обвинитель.
Да, уж. Попав в подземелье можно не дождаться обвинения — об узниках часто просто забывали. Маркус знал об этом не понаслышке. Но если Проспер сообщит о нем родственникам, то, по крайней мере, своими прошениями к королю о нем они не дадут забыть…
Маркуса вели по немыслимым лабиринтам подземелья дворца, освещаемого лишь факелами, которые несли в руках стражники, пока не остановились возле позеленевшей от времени тяжелой кованой двери. Капитан королевской стражи нажал на какой-то практически невидимый выступ в стене, и ржавые петли, издав звук от которого хотелось завыть в тоске, чуть приоткрыли дверь. Один из стражников, брезгливо прикоснувшись к металлической обшивке, сделал щель шире, в которую капитан подтолкнул Маркуса. В нос ударил затхлый застоявшийся воздух. Четыре ступеньки вниз и мужчина в сопровождении стражи остановился перед тяжелой железной решеткой, за которой в свете факела он смог рассмотреть только неширокую лавку. Капитан нажал на другой рычаг возле двери, и решетка поднялась к потолку.
— Проходите, Маркус, располагайтесь, — капитан не ерничал, наоборот, в его голосе чувствовались нотки сочувствия.
Он давно знал королевского командира, с самого его появления в казармах при дворе, и все, сказанное ему королем, и приказ о его аресте, никак не вязались с тем, что он знал до этого о Маркусе.
Тот молча шагнул за решетку, и капитан опустил ее вниз, снова повернув рычаг. Затем он спустился к нему, вставил факел в упор в стене и, грустно вздохнув, произнес, указывая на него:
— Это все, что я могу для вас сделать. Когда он прогорит, станет совсем темно. Я не знаю, когда к вам кто-нибудь придет в следующий раз, и придет ли вообще. Только мой совет, напоследок, не вздумайте бежать, смиритесь. Король зол на вас за что-то, а я сам лично получил приказ убить вас при оказании сопротивления. И еще он сказал, что если вас попытаются освободить, он даже разбираться не будет — а потому пострадают все ваши родственники и друзья. Подумайте, стоит ли одна ваша жизнь многих жизней ваших любимых людей.
И, повернувшись, капитан пошел прочь из камеры…
— Ваше величество, — капитан стражников остановился на пороге столовой, докладываясь о проделанной работе. — Командир Маркус сопротивления не оказал и был помещен без эксцессов в подземелье.
— Свободны, лорд Николас, — отпустил его король кивком головы.
— Что его ожидает? — поинтересовалась леди Маверик, откладывая приборы в сторону и беря в руки бокал с вином.
Хорошее вино с тех пор, как ей разрешили его пить, она любила и за обедом позволяла себе немного.
Капитан королевской стражи задержался в дверях столовой на секунду и настороженно прислушался — узнать из первых уст, что ждет заключенного, было бы неплохо, чем довольствоваться сплетнями. Все, что узнает, он сразу передаст Просперу.
— Как государственного преступника, его ожидает публичная смертная казнь, а за попытку изнасилования иной его перед казнью оскопят, — с невозмутимым видом изрек король, ни на минуту не отвлекаясь от трапезы и продолжая с удовольствием поглощать лосося с овощами.
Капитан ахнул и сразу поспешил в казармы.
— Как оскопят? — в один голос переспросили леди Маверик и мать короля — они обе чуть бокалы не выронили из рук от неожиданности.
— Очень просто — его на площади разденут донага, и палач острым мечом на глазах у всех отрежет его детородный орган, чтобы другим альфам неповадно было. Правда, перед этим вслух глашатай зачитает, за что его подвергают такому наказанию. А уже после этого ему отрубят голову, — по-прежнему невозмутимо вещал король, словно речь шла не о жизни человека, а о том, что съесть на ужин.
— Не понимаю, — леди Маверик отставила свой бокал с вином в сторону, которое после сказанных слов не казалось ей уже таким вкусным. — Но он ничего не сделал, чтобы заслужить такое наказание.
— И ты, и лорд Харланд, сообщили мне одно и то же, а именно, что преступник Маркус тебя похитил, а перед этим попытался изнасиловать. Этому даже есть свидетель — маг Изорб. Разве не так?
— Да, но… — попыталась что-то сказать леди Маверик, но была прервана длинной тирадой короля о том, что попустительствовать государственным преступникам он не собирается.
— Но он не прикасался ко мне, — вскричала, не выдержав, леди Маверик и, с силой отшвырнув от себя приборы, выскочила из-за стола.
Такой поворот событий ее совершенно не устраивал. Она хотела наказать Маркуса за то, что тот оказался ловчее, опытнее ее, не дал ей предотвратить государственный заговор.
— Как это не прикасался — он тебя связывал, таскал на себе, как-то выносил из замка, — продолжал гнуть свою линию король.
Истерика сестры ему совершенно не нравилась. Только из-за нее он обязательно накажет наглого альфу.
— Я не в этом смысле имею в виду. Он не трогал меня — я ему была не интересна как девушка, — Маверик стукнула рукой по столу от гнева.
— Говоришь, альфа, и говоришь, не интересна? — король, прищурившись, взглянул на сестру. — Что тогда он за альфа?
Теперь становилось понятно, почему она его оклеветала. Наказать, непременно — вот чего добивалась его неугомонная сестрица.
— Успокойся, Маверик, я король и от своего слова не откажусь — государственный преступник будет публично казнен!
Теперь точно от своего слова он не откажется.
— Ну, все, хватит, — пробасила леди Сэмюэль, она долго выслушивала, как перепирались ее дети. Пусть она не королева, но все же ее слово вес имеет в споре. — Одна оговорила нечаянно честного человека, второй — от слова своего отступать не собирается. Все это благородно, красиво и понятно. Но есть еще и закон, о котором не стоит забывать и которого стоит придерживаться. Я понимаю, что суд, любой суд, осудит Маркуса по всей строгости закона, во-первых, он не аристократ, насколько мне известно, и к нему не могут быть применены снисхождения, во-вторых, никаких особых заслуг перед королем и Отечеством, насколько я опять же понимаю, у него тоже нет. Но…
Леди Сэмюэль многозначительно подняла палец, взглянув на своих детей, которые исподлобья поглядывали друг на друга, как в детстве, когда не хотели уступать друг другу даже в мелочах, особенно Маверик.
— Насколько я поняла, ваше яблоко раздора — Маркус — альфа. А к нему перед казнью могут и должны быть применены дополнительные меры. Негоже так распоряжаться государственным генетическим материалом. Он альфа, обращу еще раз на этот факт ваше внимание, и должен быть продан с аукциона любой свободной совершеннолетней иной, только омеге, не состоящей с ним в родстве, и готовой за него заплатить. И если ты, мой сын, откроешь свод законов, то эту меру увидишь прямо на первой странице. Иных, заметим, ни альф, ни омег, казнить нельзя ни за какое преступление, если найдется на них покупатель, готовый нести полную меру ответственности за оступившегося много в будущем.
В столовой наступила тишина, каждый из спорщиков обдумывал, только что услышанное.
— А порядок аукциона? — недоуменно спросил король, спустя какое-то время.
— В своде законов должно быть все прописано, Ваше Величество, — произнесла леди Сэмюэль. — Но насколько я помню, чем выше положение провинившегося, тем большее количество претендентов на его покупку должно быть оповещено, а соответственно и больше времени на это требуется. По-моему, для таких, как Маркус, достаточно известить только в столице глашатаями. Но я могу ошибаться, давно никто из иных не нарушал закон так серьезно, чтобы им грозила смертная казнь. Поэтому лучше все же освежить мне в памяти, а вам тщательно изучить, Ваше Величество.
И женщина поднялась из-за стола, давая понять, что обсуждения этого вопроса закончены для всех. Она собиралась отправиться в свою комнату на послеобеденный отдых. Немолода уже. А тут еще переезд к старшему сыну, потом нервотрепка за младшенькую, и непрерывные переживания за средненькую — какого альфу ей еще подберут. Так можно и последнего здоровья лишиться…
— Мама, — Маверик бочком протиснулась в спальню к матери.
— Да, моя дорогая, ты прямо с утра пораньше.
Леди Сэмюэль села в кровати, стаскивая ночной колпак и надевая парчовый домашний халат прямо на ночную рубашку, в которой она спала. Она даже в «походных условиях», как обычно называла нечастые визиты к сыну, любила комфорт и привычные вещи.
Всегда активная дочь ее поразила неожиданной покорностью.
— Мама, — Маверик нерешительно, совершенно не похоже на нее, приблизилась к кровати и села рядом, позволяя обнять себя. — Мне нужны деньги. Много денег.
— Зачем моей самой младшенькой дочке понадобились деньги? — леди Сэмюэль звонко чмокнула Маверик в нос, которая смешно сморщилась и уже подставила губы для поцелуя.
Она хоть уже и выросла, но ласки матери предпочитала всем прочим и не променяла бы их ни на что.
— Аллистэйр экономит на тебе? — спросила леди Самюэль со смешком. — Не выдает карманных денег на шпильки?
Маверик помолчала, как будто собираясь с мыслями, и выпалила:
— Сегодня в полдень состоится аукцион, мама, и я хочу выкупить Маркуса.
— Это благородный поступок с твоей стороны, — удивившись, рассмеялась леди Сэмюэль. — Но денег я тебе не дам. Сама собираюсь его выкупить, хоть и не видела ни разу.
— Но мама! — задохнулась Маверик от неожиданного признания матери.
— А что? Я совершеннолетняя вдовствующая, абсолютно свободная иная, не состоящая в родстве с преступником. Хороший секс с таким молоденьким альфой мне будет просто показан для поддержания хорошей формы, — продолжила смеяться леди Сэмюэль, — А кто чем не шутит, вдруг смогу родить вам еще братика или сестренку?
— Мама, не говори так, не шути, прошу. Все очень серьезно, — Маверик даже обиделась.
Она пришла с намерением взять у матери денег, чтобы купить себе понравившегося мужчину. Она знала, что возник настоящий ажиотаж, когда объявили об аукционе. Заявок на участие было не менее сотни. Не скрываясь, лорд Харланд, которому удалось избежать наказания ввиду отсутствия явных улик на его причастность к заговору, привез из замка Фредерберг своею единокровную сестру, чтобы через нее участвовать в аукционе.
— А я и не шучу, — совершенно серьезно произнесла женщина. — Я хочу его и буду его иметь, а после покупки буду иметь так, как мне захочется.
Такого в столице не помнили, наверное, со времен основания города. Что там города — возникновения королевства.
В каждом трактире, в каждой лавке и прямо на улице все обсуждали невиданное доселе мероприятие — продажу иного с аукциона, и не простого иного, а альфы.
Столица гудела, полнясь слухами. И теперь, если уж не купить альфу, то посмотреть на насильника омег, как поговаривали, были тысячи. Толпы собирались перед зданием королевского суда, где должен был состояться аукцион.
Король уже в который раз пожалел, что согласился следовать букве закона. Он опасался волнений, даже несмотря на то, что мать его успокаивала, мол, ничего страшного не произойдет, но все же предлагала прибегнуть к хитрости. А короля на всякий случай стягивал военные отряды к зданию суда. Но разгонять оружием горожан не хотелось бы.
К обману обратиться все же пришлось. Простые горожане командира королевского отряда, которого собирались продавать с аукциона, никогда в глаза не лицезрели, только слышали о нем. Именно поэтому к зданию суда привезли тщедушного человечишку, чтобы самые любопытные, оказавшиеся вблизи от входа, увидев, что осужденный ничего из себя не представлял, разошлись как можно скорее и рассказали другим, что смотреть, мол, там не на что. Не альфа, а так, одно название.
А в это же время Маркуса по подземным переходам и лабиринтам тайно доставить на аукцион перед самым его началом.
Мужчину, подслеповато щурящегося от дневного света, немытого, в грязной одежде, заросшего щетиной, стражники грубо втолкнули в зал и сразу же затолкали в клетку для преступников. Честно говоря, после казематов Маркус мало отличался от того мужичка, которого выдали за него.
После темноты подземелья он никак не мог разглядеть ни людей в зале, ни того, что они делают, а после давящей тишины камеры Маркус и расслышал-то не сразу, как королевский обвинитель зачитал приговор, в котором его, Маркуса, обвиняли в государственной измене и изнасиловании члена королевской семьи.
«По иронии судьбы меня второй раз обвиняют в том, что я не только не совершал, но и не помышлял делать», — усмехнулся он и задрал голову к потоку после оглашения приговора, пытаясь скрыть вдруг навернувшиеся слезы.
Умирать не страшно, он много раз смотрел смерти в глаза на той бессмысленной войне, что развязал король соседнего государства, пытаясь оспорить никогда не принадлежавшие ему территории. Страшно другое, даже не страшно, а скорее смешно, что он так и не познал плотскую любовь с иной в полной мере, ради которой столько лет берег себя.
Маркус вздохнул, подождал, пока высохнут слезы, и уже после попытался рассмотреть людей, сидящих в зале. Почему они не расходятся? Чего ждут? Каково же оказалось его изумление, когда он разглядел в толпе несколько знакомых лиц, а среди них свою старшую сестру.
— Господа, — раздался громкий голос, от звука которого Маркус вздрогнул, как от удара бичом, настолько он был неприятен. — После рассмотрения заявок, поданных на аукцион, допущено к участию только десять из них.
Зал недовольно загудел, раздалось несколько ударов молотком, призывающих к тишине.
Когда же она наконец установилась, голос стал перечислять, кто конкретно будет участвовать в мероприятии. Маркус недоуменно посмотрел по сторонам, он ничего не понимал — должен же был состояться суд с обвинениями, протоколами и всей прочей атрибутикой, а потом казнь. А тут какое-то непонятное действо, где он, похоже, его главное лицо. Аукцион.
— Так как это мероприятие закрытое, — продолжал вещать скрипучий противный голос. — Прошу всех остальных, недопущенных к торгам, покинуть зал, а названным лицам или их доверенным представителям получить аукционные карточки.
— Как бета? Его рекомендовали великие маги.
Король чуть не лишился дара речи.
— Вот и разберись со своими магами, — предложила Маверик. — А я есть хочу. Меня кормить в этом доме будут?
ГЛАВА 23
Двое стражников остановились в дверях казармы, двое вошли внутрь вместе с капитаном королевской охраны.
— Командир Маркус, сдайте оружие и следуйте за нами, — обратился к нему последний, протягивая приказ о его аресте.
Маркус пожал плечами на немой вопрос Проспера и вышел вслед за королевскими стражниками.
Все произошло настолько быстро — после их возвращения во дворец мужчины даже поговорить толком не успели, чтобы рассказать друг другу, что произошло за то время, пока они были порознь.
Маркус решил, что его доставят в королевскую тюрьму, которая была расположена на другом берегу реки, сразу за разводным мостом. Но его, наоборот, повели в сторону дворца.
«В подземелье, в казематы, — ахнул Маркус. — Все гораздо серьезнее». Он втайне надеялся, что Проспер проследил, куда его повели и сообщит кому-нибудь из сестер, что с ним приключилось.
— В чем меня обвиняют? — поинтересовался Маркус у капитана.
— Мне неведомо, — довольно грубо отрезал тот. — Для этого существует королевский обвинитель.
Да, уж. Попав в подземелье можно не дождаться обвинения — об узниках часто просто забывали. Маркус знал об этом не понаслышке. Но если Проспер сообщит о нем родственникам, то, по крайней мере, своими прошениями к королю о нем они не дадут забыть…
Маркуса вели по немыслимым лабиринтам подземелья дворца, освещаемого лишь факелами, которые несли в руках стражники, пока не остановились возле позеленевшей от времени тяжелой кованой двери. Капитан королевской стражи нажал на какой-то практически невидимый выступ в стене, и ржавые петли, издав звук от которого хотелось завыть в тоске, чуть приоткрыли дверь. Один из стражников, брезгливо прикоснувшись к металлической обшивке, сделал щель шире, в которую капитан подтолкнул Маркуса. В нос ударил затхлый застоявшийся воздух. Четыре ступеньки вниз и мужчина в сопровождении стражи остановился перед тяжелой железной решеткой, за которой в свете факела он смог рассмотреть только неширокую лавку. Капитан нажал на другой рычаг возле двери, и решетка поднялась к потолку.
— Проходите, Маркус, располагайтесь, — капитан не ерничал, наоборот, в его голосе чувствовались нотки сочувствия.
Он давно знал королевского командира, с самого его появления в казармах при дворе, и все, сказанное ему королем, и приказ о его аресте, никак не вязались с тем, что он знал до этого о Маркусе.
Тот молча шагнул за решетку, и капитан опустил ее вниз, снова повернув рычаг. Затем он спустился к нему, вставил факел в упор в стене и, грустно вздохнув, произнес, указывая на него:
— Это все, что я могу для вас сделать. Когда он прогорит, станет совсем темно. Я не знаю, когда к вам кто-нибудь придет в следующий раз, и придет ли вообще. Только мой совет, напоследок, не вздумайте бежать, смиритесь. Король зол на вас за что-то, а я сам лично получил приказ убить вас при оказании сопротивления. И еще он сказал, что если вас попытаются освободить, он даже разбираться не будет — а потому пострадают все ваши родственники и друзья. Подумайте, стоит ли одна ваша жизнь многих жизней ваших любимых людей.
И, повернувшись, капитан пошел прочь из камеры…
— Ваше величество, — капитан стражников остановился на пороге столовой, докладываясь о проделанной работе. — Командир Маркус сопротивления не оказал и был помещен без эксцессов в подземелье.
— Свободны, лорд Николас, — отпустил его король кивком головы.
— Что его ожидает? — поинтересовалась леди Маверик, откладывая приборы в сторону и беря в руки бокал с вином.
Хорошее вино с тех пор, как ей разрешили его пить, она любила и за обедом позволяла себе немного.
Капитан королевской стражи задержался в дверях столовой на секунду и настороженно прислушался — узнать из первых уст, что ждет заключенного, было бы неплохо, чем довольствоваться сплетнями. Все, что узнает, он сразу передаст Просперу.
— Как государственного преступника, его ожидает публичная смертная казнь, а за попытку изнасилования иной его перед казнью оскопят, — с невозмутимым видом изрек король, ни на минуту не отвлекаясь от трапезы и продолжая с удовольствием поглощать лосося с овощами.
Капитан ахнул и сразу поспешил в казармы.
— Как оскопят? — в один голос переспросили леди Маверик и мать короля — они обе чуть бокалы не выронили из рук от неожиданности.
— Очень просто — его на площади разденут донага, и палач острым мечом на глазах у всех отрежет его детородный орган, чтобы другим альфам неповадно было. Правда, перед этим вслух глашатай зачитает, за что его подвергают такому наказанию. А уже после этого ему отрубят голову, — по-прежнему невозмутимо вещал король, словно речь шла не о жизни человека, а о том, что съесть на ужин.
— Не понимаю, — леди Маверик отставила свой бокал с вином в сторону, которое после сказанных слов не казалось ей уже таким вкусным. — Но он ничего не сделал, чтобы заслужить такое наказание.
— И ты, и лорд Харланд, сообщили мне одно и то же, а именно, что преступник Маркус тебя похитил, а перед этим попытался изнасиловать. Этому даже есть свидетель — маг Изорб. Разве не так?
— Да, но… — попыталась что-то сказать леди Маверик, но была прервана длинной тирадой короля о том, что попустительствовать государственным преступникам он не собирается.
— Но он не прикасался ко мне, — вскричала, не выдержав, леди Маверик и, с силой отшвырнув от себя приборы, выскочила из-за стола.
Такой поворот событий ее совершенно не устраивал. Она хотела наказать Маркуса за то, что тот оказался ловчее, опытнее ее, не дал ей предотвратить государственный заговор.
— Как это не прикасался — он тебя связывал, таскал на себе, как-то выносил из замка, — продолжал гнуть свою линию король.
Истерика сестры ему совершенно не нравилась. Только из-за нее он обязательно накажет наглого альфу.
— Я не в этом смысле имею в виду. Он не трогал меня — я ему была не интересна как девушка, — Маверик стукнула рукой по столу от гнева.
— Говоришь, альфа, и говоришь, не интересна? — король, прищурившись, взглянул на сестру. — Что тогда он за альфа?
Теперь становилось понятно, почему она его оклеветала. Наказать, непременно — вот чего добивалась его неугомонная сестрица.
— Успокойся, Маверик, я король и от своего слова не откажусь — государственный преступник будет публично казнен!
Теперь точно от своего слова он не откажется.
— Ну, все, хватит, — пробасила леди Сэмюэль, она долго выслушивала, как перепирались ее дети. Пусть она не королева, но все же ее слово вес имеет в споре. — Одна оговорила нечаянно честного человека, второй — от слова своего отступать не собирается. Все это благородно, красиво и понятно. Но есть еще и закон, о котором не стоит забывать и которого стоит придерживаться. Я понимаю, что суд, любой суд, осудит Маркуса по всей строгости закона, во-первых, он не аристократ, насколько мне известно, и к нему не могут быть применены снисхождения, во-вторых, никаких особых заслуг перед королем и Отечеством, насколько я опять же понимаю, у него тоже нет. Но…
Леди Сэмюэль многозначительно подняла палец, взглянув на своих детей, которые исподлобья поглядывали друг на друга, как в детстве, когда не хотели уступать друг другу даже в мелочах, особенно Маверик.
— Насколько я поняла, ваше яблоко раздора — Маркус — альфа. А к нему перед казнью могут и должны быть применены дополнительные меры. Негоже так распоряжаться государственным генетическим материалом. Он альфа, обращу еще раз на этот факт ваше внимание, и должен быть продан с аукциона любой свободной совершеннолетней иной, только омеге, не состоящей с ним в родстве, и готовой за него заплатить. И если ты, мой сын, откроешь свод законов, то эту меру увидишь прямо на первой странице. Иных, заметим, ни альф, ни омег, казнить нельзя ни за какое преступление, если найдется на них покупатель, готовый нести полную меру ответственности за оступившегося много в будущем.
В столовой наступила тишина, каждый из спорщиков обдумывал, только что услышанное.
— А порядок аукциона? — недоуменно спросил король, спустя какое-то время.
— В своде законов должно быть все прописано, Ваше Величество, — произнесла леди Сэмюэль. — Но насколько я помню, чем выше положение провинившегося, тем большее количество претендентов на его покупку должно быть оповещено, а соответственно и больше времени на это требуется. По-моему, для таких, как Маркус, достаточно известить только в столице глашатаями. Но я могу ошибаться, давно никто из иных не нарушал закон так серьезно, чтобы им грозила смертная казнь. Поэтому лучше все же освежить мне в памяти, а вам тщательно изучить, Ваше Величество.
И женщина поднялась из-за стола, давая понять, что обсуждения этого вопроса закончены для всех. Она собиралась отправиться в свою комнату на послеобеденный отдых. Немолода уже. А тут еще переезд к старшему сыну, потом нервотрепка за младшенькую, и непрерывные переживания за средненькую — какого альфу ей еще подберут. Так можно и последнего здоровья лишиться…
***
— Мама, — Маверик бочком протиснулась в спальню к матери.
— Да, моя дорогая, ты прямо с утра пораньше.
Леди Сэмюэль села в кровати, стаскивая ночной колпак и надевая парчовый домашний халат прямо на ночную рубашку, в которой она спала. Она даже в «походных условиях», как обычно называла нечастые визиты к сыну, любила комфорт и привычные вещи.
Всегда активная дочь ее поразила неожиданной покорностью.
— Мама, — Маверик нерешительно, совершенно не похоже на нее, приблизилась к кровати и села рядом, позволяя обнять себя. — Мне нужны деньги. Много денег.
— Зачем моей самой младшенькой дочке понадобились деньги? — леди Сэмюэль звонко чмокнула Маверик в нос, которая смешно сморщилась и уже подставила губы для поцелуя.
Она хоть уже и выросла, но ласки матери предпочитала всем прочим и не променяла бы их ни на что.
— Аллистэйр экономит на тебе? — спросила леди Самюэль со смешком. — Не выдает карманных денег на шпильки?
Маверик помолчала, как будто собираясь с мыслями, и выпалила:
— Сегодня в полдень состоится аукцион, мама, и я хочу выкупить Маркуса.
— Это благородный поступок с твоей стороны, — удивившись, рассмеялась леди Сэмюэль. — Но денег я тебе не дам. Сама собираюсь его выкупить, хоть и не видела ни разу.
— Но мама! — задохнулась Маверик от неожиданного признания матери.
— А что? Я совершеннолетняя вдовствующая, абсолютно свободная иная, не состоящая в родстве с преступником. Хороший секс с таким молоденьким альфой мне будет просто показан для поддержания хорошей формы, — продолжила смеяться леди Сэмюэль, — А кто чем не шутит, вдруг смогу родить вам еще братика или сестренку?
— Мама, не говори так, не шути, прошу. Все очень серьезно, — Маверик даже обиделась.
Она пришла с намерением взять у матери денег, чтобы купить себе понравившегося мужчину. Она знала, что возник настоящий ажиотаж, когда объявили об аукционе. Заявок на участие было не менее сотни. Не скрываясь, лорд Харланд, которому удалось избежать наказания ввиду отсутствия явных улик на его причастность к заговору, привез из замка Фредерберг своею единокровную сестру, чтобы через нее участвовать в аукционе.
— А я и не шучу, — совершенно серьезно произнесла женщина. — Я хочу его и буду его иметь, а после покупки буду иметь так, как мне захочется.
ГЛАВА 24
Такого в столице не помнили, наверное, со времен основания города. Что там города — возникновения королевства.
В каждом трактире, в каждой лавке и прямо на улице все обсуждали невиданное доселе мероприятие — продажу иного с аукциона, и не простого иного, а альфы.
Столица гудела, полнясь слухами. И теперь, если уж не купить альфу, то посмотреть на насильника омег, как поговаривали, были тысячи. Толпы собирались перед зданием королевского суда, где должен был состояться аукцион.
Король уже в который раз пожалел, что согласился следовать букве закона. Он опасался волнений, даже несмотря на то, что мать его успокаивала, мол, ничего страшного не произойдет, но все же предлагала прибегнуть к хитрости. А короля на всякий случай стягивал военные отряды к зданию суда. Но разгонять оружием горожан не хотелось бы.
К обману обратиться все же пришлось. Простые горожане командира королевского отряда, которого собирались продавать с аукциона, никогда в глаза не лицезрели, только слышали о нем. Именно поэтому к зданию суда привезли тщедушного человечишку, чтобы самые любопытные, оказавшиеся вблизи от входа, увидев, что осужденный ничего из себя не представлял, разошлись как можно скорее и рассказали другим, что смотреть, мол, там не на что. Не альфа, а так, одно название.
А в это же время Маркуса по подземным переходам и лабиринтам тайно доставить на аукцион перед самым его началом.
Мужчину, подслеповато щурящегося от дневного света, немытого, в грязной одежде, заросшего щетиной, стражники грубо втолкнули в зал и сразу же затолкали в клетку для преступников. Честно говоря, после казематов Маркус мало отличался от того мужичка, которого выдали за него.
После темноты подземелья он никак не мог разглядеть ни людей в зале, ни того, что они делают, а после давящей тишины камеры Маркус и расслышал-то не сразу, как королевский обвинитель зачитал приговор, в котором его, Маркуса, обвиняли в государственной измене и изнасиловании члена королевской семьи.
«По иронии судьбы меня второй раз обвиняют в том, что я не только не совершал, но и не помышлял делать», — усмехнулся он и задрал голову к потоку после оглашения приговора, пытаясь скрыть вдруг навернувшиеся слезы.
Умирать не страшно, он много раз смотрел смерти в глаза на той бессмысленной войне, что развязал король соседнего государства, пытаясь оспорить никогда не принадлежавшие ему территории. Страшно другое, даже не страшно, а скорее смешно, что он так и не познал плотскую любовь с иной в полной мере, ради которой столько лет берег себя.
Маркус вздохнул, подождал, пока высохнут слезы, и уже после попытался рассмотреть людей, сидящих в зале. Почему они не расходятся? Чего ждут? Каково же оказалось его изумление, когда он разглядел в толпе несколько знакомых лиц, а среди них свою старшую сестру.
— Господа, — раздался громкий голос, от звука которого Маркус вздрогнул, как от удара бичом, настолько он был неприятен. — После рассмотрения заявок, поданных на аукцион, допущено к участию только десять из них.
Зал недовольно загудел, раздалось несколько ударов молотком, призывающих к тишине.
Когда же она наконец установилась, голос стал перечислять, кто конкретно будет участвовать в мероприятии. Маркус недоуменно посмотрел по сторонам, он ничего не понимал — должен же был состояться суд с обвинениями, протоколами и всей прочей атрибутикой, а потом казнь. А тут какое-то непонятное действо, где он, похоже, его главное лицо. Аукцион.
— Так как это мероприятие закрытое, — продолжал вещать скрипучий противный голос. — Прошу всех остальных, недопущенных к торгам, покинуть зал, а названным лицам или их доверенным представителям получить аукционные карточки.
