Настя покачала головой, чувствуя спазмы в пустом желудке:
— Извините, не подскажете, где мне Вову найти?
— Вову-то? — переспросила тётка, сразу теряя к ней коммерческий интерес. — А вам зачем?
— По личному делу.
— Вова в основном вечером здесь, выручку собирает, товар складывает... Десять долларов кофточка, женщина! Разные цвета есть!
— Вы можете ему передать, что его Настя искала?
— Передам, чего не передать-то... Это всё? Настя, и всё?
— Он поймёт. Спасибо.
И Настя отошла, морщась от начавшейся тошноты. Нет, это не дело, надо потихоньку начинать есть что-нибудь жидкое, а то сдохнет с голода, дети сиротами останутся.
Настя вздохнула, решив сварить супчик на обед, и пошла искать следующую палатку.
В две тыщи четыреста тридцать шестой торговала скучающая модница, с первого взгляда напомнившая Насте страуса. Вытянутая шея девицы заканчивалась маленькой головой, на которой нелепо сидела модная нынче кожаная шляпа с меховыми полами. Настя ждала почти две минуты, пока продавщица соизволит оторваться от дамского карманого романа и лениво взглянуть на неё:
— Я вас слушаю.
— Вы не знаете, где я могу найти Вову?
— Не знаю.
— Но он здесь бывает всё-таки?
— Вечером, под закрытие.
— Вы можете передать, что его Настя искала?
Девица смерила её долгим беззастенчивым взглядом и пожала плечами:
— Передам.
— Спасибо, — сухо ответила Настя и отвернулась. Девица была просто создана для торговли, особенно на рынке! Ну и персонал у Вовы!
В последней палатке у самого выхода беззаботно болтали две молоденькие девушки, наверное, только что закончившие школу. Потягивая пиво из горлышка и куря сигареты, зажатые в покрасневших от мороза пальцах, они оживлённо обменивались сплетнями, совершенно не обращая внимания на покупателей. Настя разгладила пушистый нежный свитерок на прилавке, такой же мягкий, как и подаренный Вовой халат, и одна из девочек чирикнула:
— Берите, последняя кофточка осталась! Десять долларов!
— Спасибо, — вежливо отказалась Настя. — Не подскажете, где мне Вову найти?
— Вовчика? А зачем?
— По личному делу.
— Где найти не знаю, а передать могу, чего надо. Вас как звать?
— Настя.
— Телефончик оставьте, я Вовчику передам.
— Он знает, где меня искать. Скажите только, что это очень срочно.
— Замётано! — кивнула девочка. — Настя, очень срочно! Сегодня же и передам.
Настя вышла с рынка совершенно обессилевшая. Ноги не держали её, и она опустилась на ступеньку, прижимая руки к лицу. Она была почему-то уверена, что ни одна из продавщиц не передаст сообщения — тётка сочтет неважным, ленивая девица нарочно не скажет, а молоденькая болтушка попросту позабудет.
Настя снова поморщилась от тошноты, и слёзы брызнули из глаз, обидные горькие слёзы...
— Девушка, вам плохо?
Настя подняла лицо — женщина средних лет участливо смотрела на неё, касаясь рукой плеча. Настя покачала головой:
— Спасибо, все нормально.
— Как же нормально, вы такая бледненькая! Может, "Скорую" вызвать?
— Нет-нет, не надо, спасибо, — поспешно отказалась Настя. — Мне уже лучше, не беспокойтесь!
Она с усилием поднялась и пошла к остановке. Желудок уже просто качало из стороны в сторону, словно пьяного матроса, тошнота стала совсем невыносимой, и Настя молча заплакала. Слёзы текли по лицу безостановочно, вызывая косые взгляды прохожих, но Насте было всё равно. Ей было плохо, очень плохо, на душе даже хуже, чем в желудке, она ничего не видела, тёмная пелена застилала глаза, но ноги упрямо шагали вперёд.
Настя не помнила, как добралась домой, как прошла в кухню и стала жадно поглощать всё, что было сьестного. Разумеется, желудок не перенёсподобного зверства, тошнота снова подступила к горлу, и Настя бегом бросилась в туалет.
Содрогаясь в конвульсиях над унитазом, она плакала навзрыд — от жалости по испорченным продуктам, от жалости к самой себе и к Тёмке, от обиды на Вову, от собственной непроходимой глупости... И в конце концов затихла. Умывшись холодной водой, взглянула на себя в зеркало и испугалась. Бледное лицо, из-за тёмных волос совсем белое, как мел, синяки под глазами, ввалившиеся щёки, горькая складка под губами... Разве это она, Настя? Даже в самые тяжёлые дни она так не выглядела! Что произошло? Неужели она и сама не заметила, как влюбилась, и теперь страдает? Глупости какие! Не из-за Вовы это вовсе, это из-за Тёмки...
Настя вспомнила сильные большие руки, ласкающие её спину, нежные тёплые губы на её губах, улыбающиеся глаза... И прошептала:
— Господи, Вова! Почему? За что? Что я сделала не так?
День прошел в полутрансе. Настя сварила овощной суп, старательно протёрла его, как для Ленки, и проглотила-таки три ложки без последующего похода в туалет. В семь часов сходила на обожаемую работу, покормила детей, уложила Ленку, почитала немного для молчащего, как юный партизан, Тёмки и двух внимательных котят и легла вместе с сыном на диван смотреть телевизор.
Артём давно сопел в две дырочки, Бэтмен в его ногах, Джокер на груди, когда Настя, устав ворочаться, встала. По телевизору мелькали очередные "Криминальные новости", и Настя с отвращением выключила его. Пошла на кухню, заварила слабенький чай и достала последнюю Вовину сигарету. Закурила, разглядывая золотистую надпись "Ротманс", и устало закрыла глаза, прислонившись к стене...
Звонок в дверь заставил её испуганно подскочить и выронить сигарету. Настя выругалась, подобрала окурок и, с сожалением затушив его, пошла открывать. Часы показывали почти девять, и она удивилась — кто бы это мог быть? Приоткрыв дверь, она с опаской выглянула и увидела Вову.
Он бросился к ней и успел подхватить, прежде чем Настина голова стукнулась о стену. В глазах у неё потемнело, ноги стали ватными, и Настя потеряла сознание...
Очнулась она через несколько секунд от легких похлопываний по щекам. Открыла глаза и огляделась. Перед глазами всё плыло, и Настя потрясла головой. Над ней склонилось знакомое лицо, и Вова тревожно спросил:
— Что с тобой, девочка? Вызвать "Скорую"?
— Не надо, — слабо ответила Настя, пытаясь подняться. Вова помог ей, с беспокойством заглядывая в глаза, придерживая за спину. Настя вцепилась в сильноезапястье, и Вова повел её на кухню, посадил на табуретку и присел рядом на корточки:
— Что случилось? Что такое срочное? Что-то с малыми? Да говори же!
Она качнула головой, чувствуя себя полной дурой. Ну, и что ему сказать? Где ты был? Почему не приходил? Какое право она имеет спрашивать? Они даже не любовники! Так, парень, на которого она имела виды, который возбудил её, помог морально и материально... И дальше что?
Вова смотрел на неё и, видно, всё прочел в её глазах. Он взял её руки, прижался к ним лицом и тихо сказал:
— Прости... Я совсем... Бизнес этот проклятый... Ещё и проблемы. Прости, я собирался забежать на неделе...
Настя наклонилась, прижалась щекой к его бритому затылку и тихо всхлипнула:
— Тёмка...
— Что?! — вскинулся Вова. — Заболел? Что с ним?
— Он опять молчит! — слезы, наконец, прорвались наружу, и Настя зарыдала, выкладывая всё, что накопилось на душе за эти десять дней и раньше: — Как когда его отец умер! Даже хуже! Не смеётся, не плачет, только молчит, словно... Словно меня не видит! Он только начал говорить, только научился смеяться — и Витя погиб... Ты пришёл, растормошил мальчишку, и опять... Я не могу его видеть таким! А ты... ты... Ты не имеешь права так с ним поступить! Он так тебя ждал... Всё "дядя Вова, дядя Вова"...
Она не отдавала себе отчёта в том, что кричит, колотя кулаками в его грудь. Вова смотрел на неё с болью, не пытаясь остановить, а когда Настя выдохлась, прижал её к себе, закачал на коленях:
— Ну всё, всё, успокойся! Прости, прости меня, ради бога! Я здесь, я больше не уйду. Я буду рядом. Ну успокойся...
Из коридора раздался сонный голосок:
— Мама, почему ты плачешь? Ведь дядя Вова пришёл, ты его ждала, и он пришел...
Вова молча притянул мальчика к себе, посадил между собой и Настей, обнял обоих:
— Всё, обещаю, клянусь, больше никогда вас не оставлю! Веришь, Тёмыч?
— Верю, — солидно кивнул Артём, пряча голову у него под рукой. Вова потрепал его по затылку и взглянул на Настю:
— А ты? Веришь?
Она кивнула, вытирая мокрые красные глаза, и встала, пошатнувшись. Вова тоже встал, Тёмка под мышкой:
— Эй, у тебя жуткий вид! Ты что, болеешь?
Настя снова кивнула. Не говорить же правду... Протянула руки:
— Верни мне моего ребёнка, ему давно спать пора!
— Уложу его, — возразил Вова, вытащив Артёма из-под мышки и перекинув через плечо, от чего мальчик зашёлся заливистым смехом. Настя улыбнулась, счастливая за сына:
— Валите, только тихо!
Вова унёс малого в комнату, и Настя без сил опустилась на табуретку. Вот, пожалуйста, стоило Вове появиться в дверях, как Тёмка снова разговаривает и смеётся! Какое облегчение!
Она ощутила острое желание и даже необходимостьчто-нибудьсрочно съесть, немедленно, прямо сейчас, и распахнула холодильник.
Вова застал её за поглощением огромного бутерброда — чудовищной смеси ветчины, сыра, огурчиков, помидорчиков и майонеза на половинке батона. Он остановился в дверях, с улыбкой наблюдая за этим уникальным спектаклем, потом присел к столу:
— Так сильно проголодалась?
— Я почти неделю ничего не жрала! — прочавкала Настя. — Всё жрал мой толчок! Сколько еды перевела — плакать хочется!
Вова поймал её руку, сжал холодные пальцы:
— Прости, я не думал, что всё так далеко зашло.
— Я тоже не думала, — Настя проглотила последний кусок и улыбнулась ободряюще. — Кофе хочешь?
Вова прикрыл глаза, кивая. Настя поставила турку на плиту и спросила, не оборачиваясь:
— Так тебе передали, что я тебя искала?
— Ага, все три в один голос, мол, приходила какая-то Настя, страшная с виду и совсем больная. Я, как палатки свернул, коробки в газель покидал, даже выручку не пересчитал, сразу к тебе...
Настя погляделась в тёмное зеркало окна и вздохнула. У неё, и правда, больной вид. Такое впечатление, что чахоточная в последней стадии... Покачав головой своему двойнику в окне, Настя налила кофе в чашку и поставила перед Вовой. Но не отошла — осталась стоять рядом. Вова взглянул на неё снизу вверх и притянул к себе, посадил на колени. Настя ощутила странное напряжение в его руках и слегка отстранилась, заглядывая в глаза:
— Если тебя это тяготит, не надо. Давай закончим прямо сейчас, здесь. Скажи мне всё, и мы разойдемся. Хотя... Мы даже еще и не сошлись...
— Дура! — усмехнулся Вова, и напряжение исчезло. Он обнял её одной рукой, другой взял чашку. Отхлебнул кофе и спросил:
— У тебя деньги есть? Если надо — ты проси, я тебе дам.
Настя покрутила головой:
— Не надо мне твоих денег.
— Ну, как хочешь. Тогда сделай мне такой же классный бутерброд и я полечу. Завтра вставать в пять утра.
— Зачем? — Настя расслабилась в кольце его рук, вставать не хотелось, и она удобнее свернулась на Вовиных коленях. Он коротко обьяснил:
— За товаром в Турцию.
Настя кивнула, чувствуя, что засыпает, и Вова качнул плечом:
— Эй, а мой бутерброд?
— Садист, — пробормотала она, неохотно вставая. Вова внимательно следил за приготовлением гигантского бутерброда из второй половинки батона, а потом спросил:
— Чего тебе из Турции привезти?
— Ничего.
— Не майся дурью! Хочешь куртку привезу, кожанку? Ну? Или сапоги зимние?
— Не надо, — она протянула ему бутерброд и снова устроилась на коленях. Потом нерешительно попросила: — Привези лучше курточку для Тёмы, знаешь, такую, на меховой подкладке, а то он из своей совсем вырос. И ботики, если можешь, размер 29-30. Если только недорого.
Вова обнял её одной рукой и пообещал с набитым ртом:
— Привезу. И тебе, и Тёмычу, и Ленке...
Настя вздохнула, совершенно успокоившись. Пришёл... Да чего там — прибежал, прилетел! Значит, ему не всё равно, значит, не игрался! Значит, что-то есть.
Она проснулась от звонка будильника и не сразу поняла, где она. Открыла глаза, выключила нудно пикавший будильник. Что за хрень, она никогда его не заводит! Конечно, она в собственной кровати, одетая, но одна. Часы показывают пять, обычные пять утра. Ленка спит, Тёмка сопит рядом, в ногах потягиваются с очень сонным видом два котёнка. Настя тоже потянулась, и улыбка появилась сама собой. Вчера она таки уснула на коленях у Вовы, и он отнес её в кровать... Воспоминание об этом сохранилось не очень чёткое, и Настя нахмурилась — поцеловал он её на прощание или ей это все же приснилось? Одеваясь, она решила, что не приснилось. Настя даже ещё чувствовала вкус его губ на губах, и это ощущение обеспечило ей хорошее настроение на весь день. И целую ночь.
Вова приехал наутро, когда Настя заканчивала новый свитер. Клиентка позвонила в девять утра и попросила закончить к двенадцати. А закончить — это не только связать, но и отпарить, и сшить, и Настя стучала спицами без остановки, чувствуя, как сводит пальцы от усталости. Звонок в дверь заставил её испуганно вздрогнуть — клиентка приехала! — но, глянув на часы, Настя облегченно вздохнула, ещё только десять утра, успеет! Потом вспомнила — ведь это Вова, и сердце её радостно забилось. Отложив вязание, Настя бегом бросилась в коридор, открыла дверь и улыбнулась:
— Засранец, я же просила ничего не привозить!
Вова свалил кучу пакетов на пол и отряхнул снег с ботинок, буркнув:
— А я привёз.
Настя растерянно заглянула ему в лицо:
— Что случилось? Проблемы?
Он снял куртку, шагнул к ней и обнял, поцеловал в губы и улыбнулся:
— Никаких проблем, кроме чертовых заносов! На дорогах не проехать, а так все тип-топ!
Настя прижалась к нему, с наслаждением вдохнула терпкий мужской запах и шепнула:
— Соскучилась.
— Я тоже, — он застыл на мгновение, словно не желая спугнуть неожиданную нежность, потом поцеловал Настю в ухо и принялся разбирать пакеты. — Куда нести?
— В зал, Ленка только проснулась.
Вова потащил подарки в зал, свалил их на пол и присел рядом с малышкой, которая пыталась дотащить ногу до рта:
— Ну привет, гуля! Растёшь не по дням, а по часам!
Ленка широко улыбнулась и отозвалась:
— Пааааааам!
Вова погладил её по бархатной щёчке:
— Не ешь ногу, погоди, я тебе такую штучку привёз...
Он вытащил из пакета разноцветную резиновую игрушку и показал Насте:
— Во, специально для зубастых, кладёшь эту штуку в холодильник и, как только малая захнычет, дашь ей погрызть, говорят, облегчает зубы.
Настя повертела колечки с пупырышками и сунула Ленке:
— Грызи, плотоядное!
Вова подтянул к себе пакет и принялся вытаскивать обёрнутые хрустящим целлофаном подарки:
— Так, это Тёмычу, как обещал, куртка и сапоги, не знаю впору или чуть большие... Шапка тоже ему, не понравится — поменяю, я целую партию привез с Покемонами, с разными монстрами мультяшными... Ленке комбинезон и боты, как раз весной пойдёт, будет в самый раз...
— Ну ты сказал, весной, ей только пять месяцев, даже не сидит ещё, — покачала головой Настя.
— Даже и не заметишь, как бегать начнёт, а потом бегать на свидания, — отмахнулся Вова. — А нет, так в коляске теплее будет! А это тебе, давай-ка примерь, а то я полчаса колебался с размером!
Он встал, протягивая Насте пакет. Она взяла, заглядывая внутрь, и обомлела — дублёнка, настоящая, тёплая, тяжелая, из тех, что на рынке под сотню баксов идут! Вытащив куртку, Настя прижала к груди рыжий короткий мех и закрыла глаза. Потом вернула Вове:
— Извините, не подскажете, где мне Вову найти?
— Вову-то? — переспросила тётка, сразу теряя к ней коммерческий интерес. — А вам зачем?
— По личному делу.
— Вова в основном вечером здесь, выручку собирает, товар складывает... Десять долларов кофточка, женщина! Разные цвета есть!
— Вы можете ему передать, что его Настя искала?
— Передам, чего не передать-то... Это всё? Настя, и всё?
— Он поймёт. Спасибо.
И Настя отошла, морщась от начавшейся тошноты. Нет, это не дело, надо потихоньку начинать есть что-нибудь жидкое, а то сдохнет с голода, дети сиротами останутся.
Настя вздохнула, решив сварить супчик на обед, и пошла искать следующую палатку.
В две тыщи четыреста тридцать шестой торговала скучающая модница, с первого взгляда напомнившая Насте страуса. Вытянутая шея девицы заканчивалась маленькой головой, на которой нелепо сидела модная нынче кожаная шляпа с меховыми полами. Настя ждала почти две минуты, пока продавщица соизволит оторваться от дамского карманого романа и лениво взглянуть на неё:
— Я вас слушаю.
— Вы не знаете, где я могу найти Вову?
— Не знаю.
— Но он здесь бывает всё-таки?
— Вечером, под закрытие.
— Вы можете передать, что его Настя искала?
Девица смерила её долгим беззастенчивым взглядом и пожала плечами:
— Передам.
— Спасибо, — сухо ответила Настя и отвернулась. Девица была просто создана для торговли, особенно на рынке! Ну и персонал у Вовы!
В последней палатке у самого выхода беззаботно болтали две молоденькие девушки, наверное, только что закончившие школу. Потягивая пиво из горлышка и куря сигареты, зажатые в покрасневших от мороза пальцах, они оживлённо обменивались сплетнями, совершенно не обращая внимания на покупателей. Настя разгладила пушистый нежный свитерок на прилавке, такой же мягкий, как и подаренный Вовой халат, и одна из девочек чирикнула:
— Берите, последняя кофточка осталась! Десять долларов!
— Спасибо, — вежливо отказалась Настя. — Не подскажете, где мне Вову найти?
— Вовчика? А зачем?
— По личному делу.
— Где найти не знаю, а передать могу, чего надо. Вас как звать?
— Настя.
— Телефончик оставьте, я Вовчику передам.
— Он знает, где меня искать. Скажите только, что это очень срочно.
— Замётано! — кивнула девочка. — Настя, очень срочно! Сегодня же и передам.
Настя вышла с рынка совершенно обессилевшая. Ноги не держали её, и она опустилась на ступеньку, прижимая руки к лицу. Она была почему-то уверена, что ни одна из продавщиц не передаст сообщения — тётка сочтет неважным, ленивая девица нарочно не скажет, а молоденькая болтушка попросту позабудет.
Настя снова поморщилась от тошноты, и слёзы брызнули из глаз, обидные горькие слёзы...
— Девушка, вам плохо?
Настя подняла лицо — женщина средних лет участливо смотрела на неё, касаясь рукой плеча. Настя покачала головой:
— Спасибо, все нормально.
— Как же нормально, вы такая бледненькая! Может, "Скорую" вызвать?
— Нет-нет, не надо, спасибо, — поспешно отказалась Настя. — Мне уже лучше, не беспокойтесь!
Она с усилием поднялась и пошла к остановке. Желудок уже просто качало из стороны в сторону, словно пьяного матроса, тошнота стала совсем невыносимой, и Настя молча заплакала. Слёзы текли по лицу безостановочно, вызывая косые взгляды прохожих, но Насте было всё равно. Ей было плохо, очень плохо, на душе даже хуже, чем в желудке, она ничего не видела, тёмная пелена застилала глаза, но ноги упрямо шагали вперёд.
Настя не помнила, как добралась домой, как прошла в кухню и стала жадно поглощать всё, что было сьестного. Разумеется, желудок не перенёсподобного зверства, тошнота снова подступила к горлу, и Настя бегом бросилась в туалет.
Содрогаясь в конвульсиях над унитазом, она плакала навзрыд — от жалости по испорченным продуктам, от жалости к самой себе и к Тёмке, от обиды на Вову, от собственной непроходимой глупости... И в конце концов затихла. Умывшись холодной водой, взглянула на себя в зеркало и испугалась. Бледное лицо, из-за тёмных волос совсем белое, как мел, синяки под глазами, ввалившиеся щёки, горькая складка под губами... Разве это она, Настя? Даже в самые тяжёлые дни она так не выглядела! Что произошло? Неужели она и сама не заметила, как влюбилась, и теперь страдает? Глупости какие! Не из-за Вовы это вовсе, это из-за Тёмки...
Настя вспомнила сильные большие руки, ласкающие её спину, нежные тёплые губы на её губах, улыбающиеся глаза... И прошептала:
— Господи, Вова! Почему? За что? Что я сделала не так?
День прошел в полутрансе. Настя сварила овощной суп, старательно протёрла его, как для Ленки, и проглотила-таки три ложки без последующего похода в туалет. В семь часов сходила на обожаемую работу, покормила детей, уложила Ленку, почитала немного для молчащего, как юный партизан, Тёмки и двух внимательных котят и легла вместе с сыном на диван смотреть телевизор.
Артём давно сопел в две дырочки, Бэтмен в его ногах, Джокер на груди, когда Настя, устав ворочаться, встала. По телевизору мелькали очередные "Криминальные новости", и Настя с отвращением выключила его. Пошла на кухню, заварила слабенький чай и достала последнюю Вовину сигарету. Закурила, разглядывая золотистую надпись "Ротманс", и устало закрыла глаза, прислонившись к стене...
Звонок в дверь заставил её испуганно подскочить и выронить сигарету. Настя выругалась, подобрала окурок и, с сожалением затушив его, пошла открывать. Часы показывали почти девять, и она удивилась — кто бы это мог быть? Приоткрыв дверь, она с опаской выглянула и увидела Вову.
Он бросился к ней и успел подхватить, прежде чем Настина голова стукнулась о стену. В глазах у неё потемнело, ноги стали ватными, и Настя потеряла сознание...
Очнулась она через несколько секунд от легких похлопываний по щекам. Открыла глаза и огляделась. Перед глазами всё плыло, и Настя потрясла головой. Над ней склонилось знакомое лицо, и Вова тревожно спросил:
— Что с тобой, девочка? Вызвать "Скорую"?
— Не надо, — слабо ответила Настя, пытаясь подняться. Вова помог ей, с беспокойством заглядывая в глаза, придерживая за спину. Настя вцепилась в сильноезапястье, и Вова повел её на кухню, посадил на табуретку и присел рядом на корточки:
— Что случилось? Что такое срочное? Что-то с малыми? Да говори же!
Она качнула головой, чувствуя себя полной дурой. Ну, и что ему сказать? Где ты был? Почему не приходил? Какое право она имеет спрашивать? Они даже не любовники! Так, парень, на которого она имела виды, который возбудил её, помог морально и материально... И дальше что?
Вова смотрел на неё и, видно, всё прочел в её глазах. Он взял её руки, прижался к ним лицом и тихо сказал:
— Прости... Я совсем... Бизнес этот проклятый... Ещё и проблемы. Прости, я собирался забежать на неделе...
Настя наклонилась, прижалась щекой к его бритому затылку и тихо всхлипнула:
— Тёмка...
— Что?! — вскинулся Вова. — Заболел? Что с ним?
— Он опять молчит! — слезы, наконец, прорвались наружу, и Настя зарыдала, выкладывая всё, что накопилось на душе за эти десять дней и раньше: — Как когда его отец умер! Даже хуже! Не смеётся, не плачет, только молчит, словно... Словно меня не видит! Он только начал говорить, только научился смеяться — и Витя погиб... Ты пришёл, растормошил мальчишку, и опять... Я не могу его видеть таким! А ты... ты... Ты не имеешь права так с ним поступить! Он так тебя ждал... Всё "дядя Вова, дядя Вова"...
Она не отдавала себе отчёта в том, что кричит, колотя кулаками в его грудь. Вова смотрел на неё с болью, не пытаясь остановить, а когда Настя выдохлась, прижал её к себе, закачал на коленях:
— Ну всё, всё, успокойся! Прости, прости меня, ради бога! Я здесь, я больше не уйду. Я буду рядом. Ну успокойся...
Из коридора раздался сонный голосок:
— Мама, почему ты плачешь? Ведь дядя Вова пришёл, ты его ждала, и он пришел...
Вова молча притянул мальчика к себе, посадил между собой и Настей, обнял обоих:
— Всё, обещаю, клянусь, больше никогда вас не оставлю! Веришь, Тёмыч?
— Верю, — солидно кивнул Артём, пряча голову у него под рукой. Вова потрепал его по затылку и взглянул на Настю:
— А ты? Веришь?
Она кивнула, вытирая мокрые красные глаза, и встала, пошатнувшись. Вова тоже встал, Тёмка под мышкой:
— Эй, у тебя жуткий вид! Ты что, болеешь?
Настя снова кивнула. Не говорить же правду... Протянула руки:
— Верни мне моего ребёнка, ему давно спать пора!
— Уложу его, — возразил Вова, вытащив Артёма из-под мышки и перекинув через плечо, от чего мальчик зашёлся заливистым смехом. Настя улыбнулась, счастливая за сына:
— Валите, только тихо!
Вова унёс малого в комнату, и Настя без сил опустилась на табуретку. Вот, пожалуйста, стоило Вове появиться в дверях, как Тёмка снова разговаривает и смеётся! Какое облегчение!
Она ощутила острое желание и даже необходимостьчто-нибудьсрочно съесть, немедленно, прямо сейчас, и распахнула холодильник.
Вова застал её за поглощением огромного бутерброда — чудовищной смеси ветчины, сыра, огурчиков, помидорчиков и майонеза на половинке батона. Он остановился в дверях, с улыбкой наблюдая за этим уникальным спектаклем, потом присел к столу:
— Так сильно проголодалась?
— Я почти неделю ничего не жрала! — прочавкала Настя. — Всё жрал мой толчок! Сколько еды перевела — плакать хочется!
Вова поймал её руку, сжал холодные пальцы:
— Прости, я не думал, что всё так далеко зашло.
— Я тоже не думала, — Настя проглотила последний кусок и улыбнулась ободряюще. — Кофе хочешь?
Вова прикрыл глаза, кивая. Настя поставила турку на плиту и спросила, не оборачиваясь:
— Так тебе передали, что я тебя искала?
— Ага, все три в один голос, мол, приходила какая-то Настя, страшная с виду и совсем больная. Я, как палатки свернул, коробки в газель покидал, даже выручку не пересчитал, сразу к тебе...
Настя погляделась в тёмное зеркало окна и вздохнула. У неё, и правда, больной вид. Такое впечатление, что чахоточная в последней стадии... Покачав головой своему двойнику в окне, Настя налила кофе в чашку и поставила перед Вовой. Но не отошла — осталась стоять рядом. Вова взглянул на неё снизу вверх и притянул к себе, посадил на колени. Настя ощутила странное напряжение в его руках и слегка отстранилась, заглядывая в глаза:
— Если тебя это тяготит, не надо. Давай закончим прямо сейчас, здесь. Скажи мне всё, и мы разойдемся. Хотя... Мы даже еще и не сошлись...
— Дура! — усмехнулся Вова, и напряжение исчезло. Он обнял её одной рукой, другой взял чашку. Отхлебнул кофе и спросил:
— У тебя деньги есть? Если надо — ты проси, я тебе дам.
Настя покрутила головой:
— Не надо мне твоих денег.
— Ну, как хочешь. Тогда сделай мне такой же классный бутерброд и я полечу. Завтра вставать в пять утра.
— Зачем? — Настя расслабилась в кольце его рук, вставать не хотелось, и она удобнее свернулась на Вовиных коленях. Он коротко обьяснил:
— За товаром в Турцию.
Настя кивнула, чувствуя, что засыпает, и Вова качнул плечом:
— Эй, а мой бутерброд?
— Садист, — пробормотала она, неохотно вставая. Вова внимательно следил за приготовлением гигантского бутерброда из второй половинки батона, а потом спросил:
— Чего тебе из Турции привезти?
— Ничего.
— Не майся дурью! Хочешь куртку привезу, кожанку? Ну? Или сапоги зимние?
— Не надо, — она протянула ему бутерброд и снова устроилась на коленях. Потом нерешительно попросила: — Привези лучше курточку для Тёмы, знаешь, такую, на меховой подкладке, а то он из своей совсем вырос. И ботики, если можешь, размер 29-30. Если только недорого.
Вова обнял её одной рукой и пообещал с набитым ртом:
— Привезу. И тебе, и Тёмычу, и Ленке...
Настя вздохнула, совершенно успокоившись. Пришёл... Да чего там — прибежал, прилетел! Значит, ему не всё равно, значит, не игрался! Значит, что-то есть.
Она проснулась от звонка будильника и не сразу поняла, где она. Открыла глаза, выключила нудно пикавший будильник. Что за хрень, она никогда его не заводит! Конечно, она в собственной кровати, одетая, но одна. Часы показывают пять, обычные пять утра. Ленка спит, Тёмка сопит рядом, в ногах потягиваются с очень сонным видом два котёнка. Настя тоже потянулась, и улыбка появилась сама собой. Вчера она таки уснула на коленях у Вовы, и он отнес её в кровать... Воспоминание об этом сохранилось не очень чёткое, и Настя нахмурилась — поцеловал он её на прощание или ей это все же приснилось? Одеваясь, она решила, что не приснилось. Настя даже ещё чувствовала вкус его губ на губах, и это ощущение обеспечило ей хорошее настроение на весь день. И целую ночь.
Вова приехал наутро, когда Настя заканчивала новый свитер. Клиентка позвонила в девять утра и попросила закончить к двенадцати. А закончить — это не только связать, но и отпарить, и сшить, и Настя стучала спицами без остановки, чувствуя, как сводит пальцы от усталости. Звонок в дверь заставил её испуганно вздрогнуть — клиентка приехала! — но, глянув на часы, Настя облегченно вздохнула, ещё только десять утра, успеет! Потом вспомнила — ведь это Вова, и сердце её радостно забилось. Отложив вязание, Настя бегом бросилась в коридор, открыла дверь и улыбнулась:
— Засранец, я же просила ничего не привозить!
Вова свалил кучу пакетов на пол и отряхнул снег с ботинок, буркнув:
— А я привёз.
Настя растерянно заглянула ему в лицо:
— Что случилось? Проблемы?
Он снял куртку, шагнул к ней и обнял, поцеловал в губы и улыбнулся:
— Никаких проблем, кроме чертовых заносов! На дорогах не проехать, а так все тип-топ!
Настя прижалась к нему, с наслаждением вдохнула терпкий мужской запах и шепнула:
— Соскучилась.
— Я тоже, — он застыл на мгновение, словно не желая спугнуть неожиданную нежность, потом поцеловал Настю в ухо и принялся разбирать пакеты. — Куда нести?
— В зал, Ленка только проснулась.
Вова потащил подарки в зал, свалил их на пол и присел рядом с малышкой, которая пыталась дотащить ногу до рта:
— Ну привет, гуля! Растёшь не по дням, а по часам!
Ленка широко улыбнулась и отозвалась:
— Пааааааам!
Вова погладил её по бархатной щёчке:
— Не ешь ногу, погоди, я тебе такую штучку привёз...
Он вытащил из пакета разноцветную резиновую игрушку и показал Насте:
— Во, специально для зубастых, кладёшь эту штуку в холодильник и, как только малая захнычет, дашь ей погрызть, говорят, облегчает зубы.
Настя повертела колечки с пупырышками и сунула Ленке:
— Грызи, плотоядное!
Вова подтянул к себе пакет и принялся вытаскивать обёрнутые хрустящим целлофаном подарки:
— Так, это Тёмычу, как обещал, куртка и сапоги, не знаю впору или чуть большие... Шапка тоже ему, не понравится — поменяю, я целую партию привез с Покемонами, с разными монстрами мультяшными... Ленке комбинезон и боты, как раз весной пойдёт, будет в самый раз...
— Ну ты сказал, весной, ей только пять месяцев, даже не сидит ещё, — покачала головой Настя.
— Даже и не заметишь, как бегать начнёт, а потом бегать на свидания, — отмахнулся Вова. — А нет, так в коляске теплее будет! А это тебе, давай-ка примерь, а то я полчаса колебался с размером!
Он встал, протягивая Насте пакет. Она взяла, заглядывая внутрь, и обомлела — дублёнка, настоящая, тёплая, тяжелая, из тех, что на рынке под сотню баксов идут! Вытащив куртку, Настя прижала к груди рыжий короткий мех и закрыла глаза. Потом вернула Вове:
