— Как спать, когда в лесу, может, бродят эти твари? — осуждающе покачала головой Анела.
— Будем караулить по очереди, в паре! — глаза Агея сузились, и я снова увидела волчью жёлтую радужку. — Нас четыре оборотня и провидица! Уж как-нибудь сможем не проворонить нежить!
И он двинулся по улице, всем видом показывая, что рассуждать больше не намерен. Волей-неволей вся честная компания вынуждена была потянуться за ним. Я пристроилась в хвосте и вскоре пожалела об этом. Сзади волной катилось нечто непонятное, неприятное своей безучастностью и бесчувственностью. Не жестокое и беспощадное, а именно отстранённое, чуждое и холодное. Словно серебристый туман воронки.
— Вовремя мы сбрызнули, — шепнул мне Захар, и я невольно ускорила шаг, подстраиваясь под его скорость.
— Это могильщики, да? — с расширенными глазами спросила Света, прибиваясь к нам. Захар кивнул.
— Что они из себя представляют? — спросила я чисто для общего развития.
— Бездушные и бессердечные твари, — пожал плечами парень. — Да им ни душа, ни сердце не нужны, чтобы умерших в Навь забирать!
— Это что, ад, что ли? — уточнила Света дрожащим голосом. Захар терпеливо объяснил:
— Навь — это Навь. Ни ад, ни рай. Это типа христианского чистилища, где души ожидают новое тело для новой жизни!
— А черти там есть? — мне вдруг стало любопытно. Захар помотал головой:
— Ваших чертей с котлами, полными кипящей смолы, нету. Есть Велес и трёхглавый пёс!
Он усмехнулся:
— Слышал, что его ласково называют Тётёшкой, но я бы не рискнул погладить ни по одной из голов!
— У меня дома собака осталась, — грустно вздохнула Света. — Морис, королевский пудель...
— Прибавьте шагу, девушки! — нервно оглянулся на город Захар. — Уйти бы уже подальше!
Мы углубились в лес. С наступлением ночи он стал неприветливым и совсем чёрным. Луна тускло светила с неба, играя тенями, и в каждой из них мне чудился отвратительный скелет с красными глазами. Мы старались ступать тихо, но по-настоящему это получалось лишь у оборотней. В волчьем виде (и когда только успели!) они скользили призраками между стволами деревьев, то и дело осматривая группу и время от времени меняясь местами. Бурый волк очень часто был рядом со мной, задевая мою руку жесткой шерстью, а я всякий раз невольно вздрагивала с непривычки. Нервы, напряжённые до предела, натянутые, как тетива индейского лука, почти ощутимо звенели в тишине леса. Люди и волки молчали. Это было страшно, тем более что в спину всё ещё дул холодный ветерок со стороны могильщиков.
Мы забрались уже довольно далеко от города, в непролазную чащу, когда Агей вынырнул из-за деревьев и тихо, но веско сказал:
— Привал! Устраивайтесь на ночлег, сейчас сообразим что-нибудь на ужин!
Все разом ожили, зашевелились, как будто тупо шагающие вперёд зомби снова стали людьми. Две серые волчицы, одна со светлой шерстью на загривке, другая — с тёмной, скрылись в лесу, а чёрная, обратившись Яной, принялась деловито ломать еловые лапы и складывать их в кучу. Рамон бросил на ветки прихваченное с собой покрывало. Вот плюшкин, как он умудрился его в сумку запихать?! Олена осторожно, чтобы не разбудить, уложила на импровизированную постель спящего Весеня и, разогнувшись, заохала:
— Моя спина!
— Я вам сделаю массаж, белла чика! — галантно склонился Рамон рядом с поварихой. Олена окинула его оценивающим взглядом и ответила задорно:
— Если хватит сил!
— Сеньорита! — оскорблённо вскинул руки бес. — Вы сомневаетесь в моих способностях?!
— Ничуть! — серьёзно ответила Олена. — Чтобы меня отмассировать, нужны сильные пальцы!
— Я повар, сеньорита! — Рамон размял кисти. — Уверяю вас, я справлялся с более твёрдыми материями!
Через несколько минут волчицы вернулись уже в человеческом виде, и Анела буркнула по своему обыкновению грубовато и ни к кому не обращаясь:
— Всё тихо.
Агей жестом пригласил их присоединиться к трапезе, которую шустрый Рамон сервировал возле лежанки. Света с Захаром уже устроились чуть поодаль, поедая каждый по куску ветчины, Олена с ворчанием намазывала густое жёлтое масло на ломти хлеба, а Яна подавала ей нарезанный острым перочинным ножиком сыр. При виде гигантских бутербродов у меня в животе начал играть симфонический оркестр и, похоже, все его услышали. Агей с усмешкой присел рядом:
— Проголодалась? Неудивительно!
Его рука ненавязчиво скользнула по моей талии, и я ощутила жар от его тела. Смутившись, отодвинулась, приняла от поварихи бутерброд и жадно вгрызлась в него. Вкусы масла, сыра и ржаного хлеба смешались на языке, и я застонала от удовольствия. Никогда не ела ничего лучше! Агей снова тихонько засмеялся над ухом:
— Ты так эротично ешь, что я сейчас умру от желания!
Я покачала головой. Этот волк безнадёжен! Он мне нравился больше, когда не проявлял столько внимания к моей скромной персоне.
Все вокруг увлечённо чавкали, молча и со вкусом, и в этот момент на белый свет вылезла Дала:
— Где мы?
— Выспалась? — едко спросила я. — Мы тут в полной жопе, а она дрыхнет в моей башке!
— Я так вам полезна! — в том же духе ответила близняшка. — Что со мной, что без меня — одна фигня!
Агей возразил:
— Неправда, ты можешь быть очень даже полезной! Например, патрулировать, пока мы спим.
Дала хмыкнула, покачиваясь в воздухе:
— Ну да! Я до смерти боюсь этой красноглазой нечисти, помру от разрыва сердца, если увижу хоть одну!
— Ты не можешь умереть, Балда Ивановна! — фыркнула я, проглотив последний кусок бутерброда. — И сердца у тебя, как такового, нет!
— Откуда ты знаешь?! — обиделась Дала. — Ты что, специалистка по химерам?
Олена шикнула на нас, поправляя покрывало на тихонько сопящем Весене:
— Разгалделись, сороки! Лучше бы спали, а то завтра стонать начнёте, когда придётся идти!
— Мне без разницы! — быстро ответила Дала. — Я стонать не буду!
— Я буду, — буркнула я, откидываясь на покрывало. Ноги уже начало крутить от ходьбы, голову заволокло туманом, и я свернулась в клубочек, спасаясь от холода. Тёплые руки обняли меня, большое тело прижалось сзади, согревая. Хоть на земле и было твёрдо, я закачалась на мягких волнах, уплывая в страну снов...
Мрамор повсюду. На стенах, на полу, на потолке. Высоченные колонны. Свечи, тысячами облепившие низкие столики. В темноте не разглядеть очертания огромной залы, видно лишь то, что огонь свечей любезно показывает глазам. И холод, всепроникающий, внутренний, от которого не спрячешься под тёплой одеждой.
«Это только сон!» — попыталась я успокоить саму себя, но верилось с трудом. Нежить, жравшая оборотней в таверне, тоже показалась мне глюком. А что из этого вышло?
Я сделала несколько шагов по скользкому мрамору, дрожа от холода и нехорошего предчувствия. И увидела трон. Хорошенький такой, миленький трончик, монументальный, с высокой спинкой, сложенный из костей. Надеюсь, не человеческих! И пустой. Только потом я заметила маленькую, съёженную женскую фигурку на полу, прислонившуюся к одной из ножек. Но раньше у девушки были светлые кудряшки и голубые глазки куклы Барби. Теперь волосы стали чёрными, как смоль, а радужки горели алым пламенем.
Жанна смотрела с неожиданной для неё ненавистью, исподлобья, словно обвиняя меня в чём-то. Мне стало ещё страшнее. Что с ней случилось? Странная одежда, тёмная, тусклая, босые ноги, на шее ошейник с шипами, как у злобной собаки. Или… рабыни?
Я хотела приблизиться к ней, но не могла больше и шагу ступить — словно уткнулась в невидимую преграду, мягкую и пружинящую, как резина. Жанна неожиданно оскалилась, приподняв верхнюю губу и показав длинные острые клыки. Вампир? Её превратили в вампира? Зачем? Ибо кто, я уже себе слегка представила, но зачем?! И вдруг услышала голос:
— Уходи… Оставь меня одну!
Голос тоже принадлежал Жанне, но вслед за всеми остальными превращениями стал низким и шипящим. Я снова попыталась подойти к ней, но была отброшена назад одним лёгким взмахом наманикюренной ручки. Мне не хотелось верить, но ведьма прогоняла меня. Тихонько я произнесла её имя, надеясь привести в себя. Однако ничего не вышло. Жанна оскалилась пуще прежнего и зашипела, точно целый клубок змей:
— Убирайс-с-ся проч-чь!
Вот же, блин, упёртая! Сама меня вызвала в сон, больше некому! — а теперь прогоняет! Нет уж, я тоже не из робких! Резиновую преграду бы только преодолеть...
Чьи-то цепкие руки схватили меня за плечи, легко приподняли над полом, и шуршащий по-змеиному голос ехидно шепнул на ухо:
— Зачем пожаловала? Хочешь к подружке на цепь? Могу устроить!
Я обмерла от ужаса. Сделала, как маленькие зверюшки, — притворилась мёртвой. Не по своей воле, само вышло. Эта жуть просто-напросто лишила меня всяческих сил. Думаю, если бы увидела его лицо, то точно умерла бы от разрыва сердца, как Дала говорила… Дала!
Вспомнив о близняшке, я со всей дури завопила её имя. Вслух или в голове — не скажу, всё равно это сон! И Дала примчалась тут же, словно только этого и ждала. Вокруг нас завертелся белый вихрь с такой скоростью, что у меня в глазах зарябило, а потом из него вылезла ужасная рожа с красными глазницами, как у сенбернара, с оскалом вместо улыбки, и громко сказала одно-единственное: "Бу!"
Я немедленно шлёпнулась на пол, ибо когтистые лапы выпустили меня. Наверное, даже не от страха, а от неожиданности. Ну кто бы ожидал увидеть вот такое безобразие? Не знаю, как именно, но близняшка проделала мой коронный фокус: пугалку коридорную. Да, мы так забавлялись в интернате в далёком детстве! Заматывались в простыни и ходили из комнаты в комнату, шугая мирно спавших девчонок. У меня замечательно выходило выворачивать веки и имитировать клыки бумажными насадками...
Я очнулась (проснулась?) совсем не в месте привала. На травке посреди освещённой луной полянки. Вся в росе. С клацающими от холода зубами. В общем, полный трындец! И ещё это привидение с вывернутыми веками надо мной мечется и причитает:
— Сумасшедшая! Сумасшедшая! Сумасшедшая!
— Хорош уже! — рявкнула я и развила мысль: — Давай что-нибудь новенькое скажи!
— Дура! Конченая! — Дала наконец-то вспомнила про другие слова. — На всю голову больная! Запереть в психушке и ремнями привязать снова! Как так можно?!
— Да ты чего всполошилась-то? — я поднялась с травы, пытаясь отряхнуться от росы, но только вымокла ещё больше. — Что случилось? Это был сон...
— Да, конечно! Два сна! Три! Ты лунатик! Ты в курсе, где мы?
Я озадаченно огляделась. Лес как лес, небось, наш привал где-то в двух шагах...
Сейчас быстренько просканирую окрестности и найду. Только зря бесится близняшка!
Ласточка мысли метнулась по полянке, попетляла между деревьями, облетела лесок на километр в радиусе, наткнувшись на семейство спящих сов да вспугнув стайку зайцев, и вернулась ни с чем. Да что ж такое?! Где это мы?
Дала уже не истерила, а просто болталась в воздухе взад-вперёд, то и дело бросая на меня полные упрёков взгляды. А что я? Виновата, что ли? Лунатик… Во сне хожу, прямо километры преодолеваю играючи!
Всю жизнь мною руководили чувства и инстинкт. Сколько всего из-за этого случилось — не перечесть. Тот же Дима, о котором вспоминать не очень-то хотелось, неожиданно пришёл на ум. Ну, и постоянные стычки с учителями и одноклассниками, на идейной почве, конечно, но от этого не менее глупые. Чувствую, как надо поступить, а варианты не просчитываю. Иду напрямик. Куда чутьё поведёт.
Вот и сейчас мой взгляд нашёл в лесу тропинку, по которой мне очень захотелось пойти. И я просто кивнула на неё Дале:
— Пошли уже, чё толку тут торчать!
— В дремучем лесу, да? — недобро усмехнулась близняшка. — Вот так запросто сориентировалась? Я же знаю, что ты никого не нашла!
— Там нежити нет, — успокоила я её уже с края поляны. — А раз нет нежити, то нам туда!
— Есть полным-полно мест, где нет нежити! — её голос внезапно стал жалобным, и я уловила исходивший от сестры страх. Она догнала меня, залетела вперёд и уставилась с такой мольбой, что мне стало совестно и как-то так… Не по себе.
— Ну чего ты, малая, — пробормотала я, протягивая к ней руки. — Всё будет хорошо! Обещаю!
Малая — это у нас так называли младших детей в семье. Я всегда завидовала подружкам, у которых были «прилипухи», «малявки», «довески», с которыми надо было проводить время по внутренним правилам интерната. У меня не было никого, никогда, и не могло появиться, так как родители погибли, и вдруг вот она, моя малая! Впрочем, не знаю, можно ли было технически считать Далу младшей, ведь она так и не родилась в классическом понимании этого слова, но факт налицо — мне о ней заботиться, а не наоборот.
Дала неловко прислонилась ко мне, и я с опаской обняла её полупрозрачное тело с консистенцией неудавшегося твёрдого желе. Ещё немного, и руки прошли бы насквозь, но нет, обнимашка получилась. Дала нервно всхлипнула, и я погладила её по волосам:
— Ну, всё, всё, давай быть сильными! Как-то выбираться надо из этой жопы… А тропинка вроде бы приличная!
— Ну, раз ты так считаешь! — снова вздохнула сестра и отстранилась. — Тогда пошли.
И мы пошли.
Лес оказался густым и очень сильно заросшим: деревья, большие и маленькие, были оплетены ползучими растениями с резными треугольными листьями и очень крепкими, почти не рвущимися ветвями. Чтобы проложить между ними дорогу, нужно было мачете или хотя бы острый нож, а у меня не оказалось при себе ничего. Тропа явно была заброшенной, никем не обслуживаемой, и едва виднелась из-под травы и вьюнков. Поэтому пришлось снова выпускать ласточку на разведку. Похоже, я совсем неплохо наблатыкалась в птичьем сканировании, потому что ласточка очень быстро и точно находила проходы и даже самые настоящие звериные лазы в подчас непробиваемой зелёной стене.
Дала больше не пряталась в мою голову, держась ровно за моей спиной, очевидно, прикрывала тылы. Но и этой поддержки мне было более чем достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности. В случае чего вопль близняшки спугнёт живое и неживое на километры вокруг!
Не скажу, сколько времени мы пробирались через лес, но я порядком устала и проголодалась. Луна, проскальзывая временами на короткий миг сквозь тесно переплетённые ветви деревьев, стояла высоко в зените, значит, было уже далеко за полночь. Ноги передвигались с трудом, то и дело цепляясь за корни, торчавшие из земли. Сесть бы и отдохнуть, но я откровенно боялась оставаться на одном месте. А ещё вспомнила про туман. Хорошо, что здесь его не было...
Лес закончился так неожиданно, что я резко остановилась, получив в спину пружинящий удар резиновым телом близняшки.
— Ты чего?! — приготовившись впасть в истерику, громким шёпотом спросила Дала.
Я не ответила — просто была не в силах ответить. Как зачарованная, смотрела на раскинувшийся перед глазами вид. И мне отчего-то казалось, что тропинка манила меня совсем не зря, а с неким умыслом. Злым или добрым, это нам с сестрой предстояло выяснить. Но сначала — насмотреться на диво дивное, на красоту неописуемую, которой я никогда в жизни ещё не видела и которую вряд ли когда-нибудь увижу.
От кромки леса на километры до самого горизонта перед нами раскинулся луг. Никогда и никем не кошеная трава заполняла его, словно зелёное море, гладкое, ровное, едва колышущееся под незаметным ветерком. Пена темноватых цветов создавала иллюзию волн, а по ним, как в настоящем океане, пробегали яркие в свете луны искры, рисуя живую картину, менявшуюся на глазах.
— Будем караулить по очереди, в паре! — глаза Агея сузились, и я снова увидела волчью жёлтую радужку. — Нас четыре оборотня и провидица! Уж как-нибудь сможем не проворонить нежить!
И он двинулся по улице, всем видом показывая, что рассуждать больше не намерен. Волей-неволей вся честная компания вынуждена была потянуться за ним. Я пристроилась в хвосте и вскоре пожалела об этом. Сзади волной катилось нечто непонятное, неприятное своей безучастностью и бесчувственностью. Не жестокое и беспощадное, а именно отстранённое, чуждое и холодное. Словно серебристый туман воронки.
— Вовремя мы сбрызнули, — шепнул мне Захар, и я невольно ускорила шаг, подстраиваясь под его скорость.
— Это могильщики, да? — с расширенными глазами спросила Света, прибиваясь к нам. Захар кивнул.
— Что они из себя представляют? — спросила я чисто для общего развития.
— Бездушные и бессердечные твари, — пожал плечами парень. — Да им ни душа, ни сердце не нужны, чтобы умерших в Навь забирать!
— Это что, ад, что ли? — уточнила Света дрожащим голосом. Захар терпеливо объяснил:
— Навь — это Навь. Ни ад, ни рай. Это типа христианского чистилища, где души ожидают новое тело для новой жизни!
— А черти там есть? — мне вдруг стало любопытно. Захар помотал головой:
— Ваших чертей с котлами, полными кипящей смолы, нету. Есть Велес и трёхглавый пёс!
Он усмехнулся:
— Слышал, что его ласково называют Тётёшкой, но я бы не рискнул погладить ни по одной из голов!
— У меня дома собака осталась, — грустно вздохнула Света. — Морис, королевский пудель...
— Прибавьте шагу, девушки! — нервно оглянулся на город Захар. — Уйти бы уже подальше!
Мы углубились в лес. С наступлением ночи он стал неприветливым и совсем чёрным. Луна тускло светила с неба, играя тенями, и в каждой из них мне чудился отвратительный скелет с красными глазами. Мы старались ступать тихо, но по-настоящему это получалось лишь у оборотней. В волчьем виде (и когда только успели!) они скользили призраками между стволами деревьев, то и дело осматривая группу и время от времени меняясь местами. Бурый волк очень часто был рядом со мной, задевая мою руку жесткой шерстью, а я всякий раз невольно вздрагивала с непривычки. Нервы, напряжённые до предела, натянутые, как тетива индейского лука, почти ощутимо звенели в тишине леса. Люди и волки молчали. Это было страшно, тем более что в спину всё ещё дул холодный ветерок со стороны могильщиков.
Мы забрались уже довольно далеко от города, в непролазную чащу, когда Агей вынырнул из-за деревьев и тихо, но веско сказал:
— Привал! Устраивайтесь на ночлег, сейчас сообразим что-нибудь на ужин!
Все разом ожили, зашевелились, как будто тупо шагающие вперёд зомби снова стали людьми. Две серые волчицы, одна со светлой шерстью на загривке, другая — с тёмной, скрылись в лесу, а чёрная, обратившись Яной, принялась деловито ломать еловые лапы и складывать их в кучу. Рамон бросил на ветки прихваченное с собой покрывало. Вот плюшкин, как он умудрился его в сумку запихать?! Олена осторожно, чтобы не разбудить, уложила на импровизированную постель спящего Весеня и, разогнувшись, заохала:
— Моя спина!
— Я вам сделаю массаж, белла чика! — галантно склонился Рамон рядом с поварихой. Олена окинула его оценивающим взглядом и ответила задорно:
— Если хватит сил!
— Сеньорита! — оскорблённо вскинул руки бес. — Вы сомневаетесь в моих способностях?!
— Ничуть! — серьёзно ответила Олена. — Чтобы меня отмассировать, нужны сильные пальцы!
— Я повар, сеньорита! — Рамон размял кисти. — Уверяю вас, я справлялся с более твёрдыми материями!
Через несколько минут волчицы вернулись уже в человеческом виде, и Анела буркнула по своему обыкновению грубовато и ни к кому не обращаясь:
— Всё тихо.
Агей жестом пригласил их присоединиться к трапезе, которую шустрый Рамон сервировал возле лежанки. Света с Захаром уже устроились чуть поодаль, поедая каждый по куску ветчины, Олена с ворчанием намазывала густое жёлтое масло на ломти хлеба, а Яна подавала ей нарезанный острым перочинным ножиком сыр. При виде гигантских бутербродов у меня в животе начал играть симфонический оркестр и, похоже, все его услышали. Агей с усмешкой присел рядом:
— Проголодалась? Неудивительно!
Его рука ненавязчиво скользнула по моей талии, и я ощутила жар от его тела. Смутившись, отодвинулась, приняла от поварихи бутерброд и жадно вгрызлась в него. Вкусы масла, сыра и ржаного хлеба смешались на языке, и я застонала от удовольствия. Никогда не ела ничего лучше! Агей снова тихонько засмеялся над ухом:
— Ты так эротично ешь, что я сейчас умру от желания!
Я покачала головой. Этот волк безнадёжен! Он мне нравился больше, когда не проявлял столько внимания к моей скромной персоне.
Все вокруг увлечённо чавкали, молча и со вкусом, и в этот момент на белый свет вылезла Дала:
— Где мы?
— Выспалась? — едко спросила я. — Мы тут в полной жопе, а она дрыхнет в моей башке!
— Я так вам полезна! — в том же духе ответила близняшка. — Что со мной, что без меня — одна фигня!
Агей возразил:
— Неправда, ты можешь быть очень даже полезной! Например, патрулировать, пока мы спим.
Дала хмыкнула, покачиваясь в воздухе:
— Ну да! Я до смерти боюсь этой красноглазой нечисти, помру от разрыва сердца, если увижу хоть одну!
— Ты не можешь умереть, Балда Ивановна! — фыркнула я, проглотив последний кусок бутерброда. — И сердца у тебя, как такового, нет!
— Откуда ты знаешь?! — обиделась Дала. — Ты что, специалистка по химерам?
Олена шикнула на нас, поправляя покрывало на тихонько сопящем Весене:
— Разгалделись, сороки! Лучше бы спали, а то завтра стонать начнёте, когда придётся идти!
— Мне без разницы! — быстро ответила Дала. — Я стонать не буду!
— Я буду, — буркнула я, откидываясь на покрывало. Ноги уже начало крутить от ходьбы, голову заволокло туманом, и я свернулась в клубочек, спасаясь от холода. Тёплые руки обняли меня, большое тело прижалось сзади, согревая. Хоть на земле и было твёрдо, я закачалась на мягких волнах, уплывая в страну снов...
Мрамор повсюду. На стенах, на полу, на потолке. Высоченные колонны. Свечи, тысячами облепившие низкие столики. В темноте не разглядеть очертания огромной залы, видно лишь то, что огонь свечей любезно показывает глазам. И холод, всепроникающий, внутренний, от которого не спрячешься под тёплой одеждой.
«Это только сон!» — попыталась я успокоить саму себя, но верилось с трудом. Нежить, жравшая оборотней в таверне, тоже показалась мне глюком. А что из этого вышло?
Я сделала несколько шагов по скользкому мрамору, дрожа от холода и нехорошего предчувствия. И увидела трон. Хорошенький такой, миленький трончик, монументальный, с высокой спинкой, сложенный из костей. Надеюсь, не человеческих! И пустой. Только потом я заметила маленькую, съёженную женскую фигурку на полу, прислонившуюся к одной из ножек. Но раньше у девушки были светлые кудряшки и голубые глазки куклы Барби. Теперь волосы стали чёрными, как смоль, а радужки горели алым пламенем.
Жанна смотрела с неожиданной для неё ненавистью, исподлобья, словно обвиняя меня в чём-то. Мне стало ещё страшнее. Что с ней случилось? Странная одежда, тёмная, тусклая, босые ноги, на шее ошейник с шипами, как у злобной собаки. Или… рабыни?
Я хотела приблизиться к ней, но не могла больше и шагу ступить — словно уткнулась в невидимую преграду, мягкую и пружинящую, как резина. Жанна неожиданно оскалилась, приподняв верхнюю губу и показав длинные острые клыки. Вампир? Её превратили в вампира? Зачем? Ибо кто, я уже себе слегка представила, но зачем?! И вдруг услышала голос:
— Уходи… Оставь меня одну!
Голос тоже принадлежал Жанне, но вслед за всеми остальными превращениями стал низким и шипящим. Я снова попыталась подойти к ней, но была отброшена назад одним лёгким взмахом наманикюренной ручки. Мне не хотелось верить, но ведьма прогоняла меня. Тихонько я произнесла её имя, надеясь привести в себя. Однако ничего не вышло. Жанна оскалилась пуще прежнего и зашипела, точно целый клубок змей:
— Убирайс-с-ся проч-чь!
Вот же, блин, упёртая! Сама меня вызвала в сон, больше некому! — а теперь прогоняет! Нет уж, я тоже не из робких! Резиновую преграду бы только преодолеть...
Чьи-то цепкие руки схватили меня за плечи, легко приподняли над полом, и шуршащий по-змеиному голос ехидно шепнул на ухо:
— Зачем пожаловала? Хочешь к подружке на цепь? Могу устроить!
Я обмерла от ужаса. Сделала, как маленькие зверюшки, — притворилась мёртвой. Не по своей воле, само вышло. Эта жуть просто-напросто лишила меня всяческих сил. Думаю, если бы увидела его лицо, то точно умерла бы от разрыва сердца, как Дала говорила… Дала!
Вспомнив о близняшке, я со всей дури завопила её имя. Вслух или в голове — не скажу, всё равно это сон! И Дала примчалась тут же, словно только этого и ждала. Вокруг нас завертелся белый вихрь с такой скоростью, что у меня в глазах зарябило, а потом из него вылезла ужасная рожа с красными глазницами, как у сенбернара, с оскалом вместо улыбки, и громко сказала одно-единственное: "Бу!"
Я немедленно шлёпнулась на пол, ибо когтистые лапы выпустили меня. Наверное, даже не от страха, а от неожиданности. Ну кто бы ожидал увидеть вот такое безобразие? Не знаю, как именно, но близняшка проделала мой коронный фокус: пугалку коридорную. Да, мы так забавлялись в интернате в далёком детстве! Заматывались в простыни и ходили из комнаты в комнату, шугая мирно спавших девчонок. У меня замечательно выходило выворачивать веки и имитировать клыки бумажными насадками...
Я очнулась (проснулась?) совсем не в месте привала. На травке посреди освещённой луной полянки. Вся в росе. С клацающими от холода зубами. В общем, полный трындец! И ещё это привидение с вывернутыми веками надо мной мечется и причитает:
— Сумасшедшая! Сумасшедшая! Сумасшедшая!
— Хорош уже! — рявкнула я и развила мысль: — Давай что-нибудь новенькое скажи!
— Дура! Конченая! — Дала наконец-то вспомнила про другие слова. — На всю голову больная! Запереть в психушке и ремнями привязать снова! Как так можно?!
— Да ты чего всполошилась-то? — я поднялась с травы, пытаясь отряхнуться от росы, но только вымокла ещё больше. — Что случилось? Это был сон...
— Да, конечно! Два сна! Три! Ты лунатик! Ты в курсе, где мы?
Я озадаченно огляделась. Лес как лес, небось, наш привал где-то в двух шагах...
Сейчас быстренько просканирую окрестности и найду. Только зря бесится близняшка!
Ласточка мысли метнулась по полянке, попетляла между деревьями, облетела лесок на километр в радиусе, наткнувшись на семейство спящих сов да вспугнув стайку зайцев, и вернулась ни с чем. Да что ж такое?! Где это мы?
Дала уже не истерила, а просто болталась в воздухе взад-вперёд, то и дело бросая на меня полные упрёков взгляды. А что я? Виновата, что ли? Лунатик… Во сне хожу, прямо километры преодолеваю играючи!
Всю жизнь мною руководили чувства и инстинкт. Сколько всего из-за этого случилось — не перечесть. Тот же Дима, о котором вспоминать не очень-то хотелось, неожиданно пришёл на ум. Ну, и постоянные стычки с учителями и одноклассниками, на идейной почве, конечно, но от этого не менее глупые. Чувствую, как надо поступить, а варианты не просчитываю. Иду напрямик. Куда чутьё поведёт.
Вот и сейчас мой взгляд нашёл в лесу тропинку, по которой мне очень захотелось пойти. И я просто кивнула на неё Дале:
— Пошли уже, чё толку тут торчать!
— В дремучем лесу, да? — недобро усмехнулась близняшка. — Вот так запросто сориентировалась? Я же знаю, что ты никого не нашла!
— Там нежити нет, — успокоила я её уже с края поляны. — А раз нет нежити, то нам туда!
— Есть полным-полно мест, где нет нежити! — её голос внезапно стал жалобным, и я уловила исходивший от сестры страх. Она догнала меня, залетела вперёд и уставилась с такой мольбой, что мне стало совестно и как-то так… Не по себе.
— Ну чего ты, малая, — пробормотала я, протягивая к ней руки. — Всё будет хорошо! Обещаю!
Малая — это у нас так называли младших детей в семье. Я всегда завидовала подружкам, у которых были «прилипухи», «малявки», «довески», с которыми надо было проводить время по внутренним правилам интерната. У меня не было никого, никогда, и не могло появиться, так как родители погибли, и вдруг вот она, моя малая! Впрочем, не знаю, можно ли было технически считать Далу младшей, ведь она так и не родилась в классическом понимании этого слова, но факт налицо — мне о ней заботиться, а не наоборот.
Дала неловко прислонилась ко мне, и я с опаской обняла её полупрозрачное тело с консистенцией неудавшегося твёрдого желе. Ещё немного, и руки прошли бы насквозь, но нет, обнимашка получилась. Дала нервно всхлипнула, и я погладила её по волосам:
— Ну, всё, всё, давай быть сильными! Как-то выбираться надо из этой жопы… А тропинка вроде бы приличная!
— Ну, раз ты так считаешь! — снова вздохнула сестра и отстранилась. — Тогда пошли.
И мы пошли.
Лес оказался густым и очень сильно заросшим: деревья, большие и маленькие, были оплетены ползучими растениями с резными треугольными листьями и очень крепкими, почти не рвущимися ветвями. Чтобы проложить между ними дорогу, нужно было мачете или хотя бы острый нож, а у меня не оказалось при себе ничего. Тропа явно была заброшенной, никем не обслуживаемой, и едва виднелась из-под травы и вьюнков. Поэтому пришлось снова выпускать ласточку на разведку. Похоже, я совсем неплохо наблатыкалась в птичьем сканировании, потому что ласточка очень быстро и точно находила проходы и даже самые настоящие звериные лазы в подчас непробиваемой зелёной стене.
Дала больше не пряталась в мою голову, держась ровно за моей спиной, очевидно, прикрывала тылы. Но и этой поддержки мне было более чем достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности. В случае чего вопль близняшки спугнёт живое и неживое на километры вокруг!
Не скажу, сколько времени мы пробирались через лес, но я порядком устала и проголодалась. Луна, проскальзывая временами на короткий миг сквозь тесно переплетённые ветви деревьев, стояла высоко в зените, значит, было уже далеко за полночь. Ноги передвигались с трудом, то и дело цепляясь за корни, торчавшие из земли. Сесть бы и отдохнуть, но я откровенно боялась оставаться на одном месте. А ещё вспомнила про туман. Хорошо, что здесь его не было...
Лес закончился так неожиданно, что я резко остановилась, получив в спину пружинящий удар резиновым телом близняшки.
— Ты чего?! — приготовившись впасть в истерику, громким шёпотом спросила Дала.
Я не ответила — просто была не в силах ответить. Как зачарованная, смотрела на раскинувшийся перед глазами вид. И мне отчего-то казалось, что тропинка манила меня совсем не зря, а с неким умыслом. Злым или добрым, это нам с сестрой предстояло выяснить. Но сначала — насмотреться на диво дивное, на красоту неописуемую, которой я никогда в жизни ещё не видела и которую вряд ли когда-нибудь увижу.
От кромки леса на километры до самого горизонта перед нами раскинулся луг. Никогда и никем не кошеная трава заполняла его, словно зелёное море, гладкое, ровное, едва колышущееся под незаметным ветерком. Пена темноватых цветов создавала иллюзию волн, а по ним, как в настоящем океане, пробегали яркие в свете луны искры, рисуя живую картину, менявшуюся на глазах.
