– Она недавно прос-с-снулас-с-сь, – остановил поток обвинений в свой адрес Шейх. – Я не ус-с-спел ее накормить.
– Какое кормить! – вспылил родственник. – Никакого мяса и тяжелой пищи, только каши.
Я не выдержала и скривилась:
– Фу, не хочу кашу.
– Жива! – с облегчением выдохнул дядя.
Он явно склонился надо мной, обдавая родным запахом и незабываемым ароматом медикаментов.
– Детка, только каши, хотя бы день. Ты хоть помнишь, когда последний раз ела?
– На корабле, – ответила я и попыталась открыть глаза.
Дрожь постепенно отпускала тело. Свет казался нестерпимо ярким, но глаза привыкали к нему, и я смогла различать мужчин.
– Убить себя решила? – недовольно ворчал дядя, всматриваясь мне в глаза.
Выглядел он намного лучше, чем я. Раскрасневшийся, чистые волосы, чуть завиваясь, обрамляли серьезное лицо, красиво серебрились на свету. Он словно помолодел или просто выспался. Лацертская синяя туника ему была к лицу больше, чем больничный костюм медика со следами чужой крови. Я улыбнулась дяде, сжимая его руку.
Лацерт сидел рядом на кровати и внимательно следил за мной, переводя взгляд с меня на дядю и опять на меня.
Мне не нравилось это пристальное внимание. Мне вообще не понравилось, что все мои самые близкие люди оказались в плену у лацертов. Нужно как-то выбираться отсюда, а втроем это сложно.
– Тебе легче, детка? – обеспокоенно спросил дядя, привлекая мое внимание.
Прислушиваясь к себе, я удивилась абсолютному спокойствию. Странное опустошение, словно из меня выкачали все эмоции. Даже удивиться толком не могла.
– Почему я ничего не чувствую? – решила я уточнить, ведь такое состояние ненормально.
Поглаживания лацерта не вызывали во мне ничего, даже язык его уже не раздражал.
– Успокоительное, – сразу ответил дядя Майкл. – Часа два будет действовать, а потом придется думать, как быть. Может, снотворное дам.
– Зачем? – переспросила я.
Что-то все вокруг не договаривают, да и ведут себя очень напряженно, словно я больная.
– Детка, у тебя стресс, – выждав несколько секунд, дядя дал мне осознать, в каком состоянии я нахожусь, и лишь потом продолжил: – Ты была на грани нервного срыва.
– Не помню, – засомневалась я, подозрительно взглянув на Шейха.
Лацерт тепло улыбался, и было непонятно, что он при этом думал. Ведь без него тут точно не обошлось.
– Я опять что-то забыла? – попыталась я вывести ящера на откровенный разговор.
– Ты не вс-с-сё вс-с-спомнила, – лаконично поправил меня Шейх.
То, что он не стал отмалчиваться – это хорошо. Меня подкупала его честность, но до конца он никогда не договаривал, давая самой догадаться.
– И что я еще должна вспомнить? – я не надеялась, что Шейх выложит все сразу, преподнеся мои воспоминания на подносе, но попробовать стоило.
– Что вы с ней сделали? – набросился на лацерта дядя Майкл, хватая врага за грудки. Ткань зеленой туники затрещала, а камни больно резали глаза своим блеском. Но я заставляла себя смотреть, испугавшись за жизнь вспыльчивого дяди. – Мразь, хватит ее гипнотизировать! Она не марионетка. Ты обещал мне!
Мне вдруг очень стала интересна суть их договора. Было ясно, что Шейх и дядю использовал, узнать бы – как. Тот сам не признается, можно даже не пытаться его расколоть, а вот лацерт… С ним неплохо бы пообщаться. Я думаю, он ответит на мои вопросы, только наверняка опять скажет не всю правду. Но и той части, что даст, будет достаточно, чтобы проанализировать ситуацию.
– Я не наруш-ш-шил договор, – спокойно возразил Шейх, легко отцепляя дядины пальцы от своей туники. – Прос-с-сто организм ее сам отгораживается от правды. Защитная реакция. Она вс-с-спомнит. Всему с-с-свое время.
Повернувшись к дяде лицом, я спросила:
– Скажи, что я еще сделала, кроме того, что убила отца и сдала корабль?
Я не беспокоилась, нет. Во мне все чувства спали. Я просто по привычке понимала, что должна ощущать тревогу. Ответ на свой вопрос ждала, надеясь, что страшнее того, что уже совершила, сделать не могла.
– Это ты нас сдала? – дядя был в ужасе.
Он даже отшатнулся от меня. Я хорошо знала дядю Майкла. Сейчас он боролся с собой. Он искал оправдания моим поступкам и, судя по его изменившемуся лицу и нахмуренным бровям, находил. Дяде хватило нескольких минут, чтобы взять себя в руки. Его взгляд наполнился гневом, он воззрился на безмятежно улыбающегося мне Шейха.
– С-с-салли, ты вс-с-спомниш-ш-шь, – повторил лацерт, а я кивнула в ответ.
Конечно, вспомню. Лучше для него же, чтобы я никогда не выбралась из этой странной апатии. Я знала – просто так все это не спущу ему с рук. Осмотрев комнату, приметила увесистый стул, странной продолговатой формы вазу. Если этого будет мало, то можно просто задушить подушкой.
Мой взгляд блуждал по серому лицу лацерта, раз за разом возвращаясь к его губам. Улыбка у Шейха была очень теплой. Какое лицемерие. А ведь и не скажешь, что он способен гипнотизировать.
– Какой сегодня день? – этот вопрос я адресовала дяде.
– Десятое февраля, – с готовностью ответил тот, с трудом поборов в себе неприязнь к ящеру.
Лацерт кивнул головой, подтверждая его слова. Последним днем, который я помнила перед тем, как очнулась девятого, было шестое февраля.
– Вроде новых провалов во времени нет, – засомневалась я, но Шейх развеял надежду.
– Вс-с-спомнишь.
Иногда мне кажется, что лацерт играет. Я его кукла, как и все, кто его окружает. Он приказывает соотечественникам, на равных общается с дядей. А со мной слишком мягок. Ему нравится эта игра, он наслаждается своей ролью. Как отец любил играть в живых солдатиков.
– Шейх, война ведь еще идет, ты нас отпустишь домой? – поинтересовалась я у лацерта, рука которого никак не желала останавливаться. Она играла с моими волосами, чертила легкую линию по щеке вниз до подбородка. Приятно. Меня так только дядя и гладил в детстве.
– Нет, – тихо прошептал Шейх.
Но я его услышала.
Ответ не удивил, хотя я вздрогнула. Все же я надеялась, что у нас есть возможность вернуться. Это мне на родине, кроме расстрела, ничего не светит, а у Кэс за линией фронта – Брэд. Да и дядя очень важный человек. У него есть шанс вернуть прежнюю жизнь.
– Детка, просто нам туда дорога заказана. Сама знаешь, что будет, если вернемся из плена, – возразил дядя.
Да, я знала, но после допроса ведь выяснится, что они-то ни при чем. Что во всем виноват лацерт.
– Там нас расстреляют, Салли, – обрисовал перспективы нашего будущего дядя.
Возможно, он был прав, но я верила, что у него бы получилось доказать, что вины на нас нет. Очень удивилась, что дядя уже всё решил для себя. Он собирался оставаться у лацертов, у врагов.
– А что мы здесь будем делать? – поинтересовалась я и вновь обратила свой взор на Шейха.
Ведь он уже все спланировал, все продумал. Мы играем те роли, которые он нам выделил. Свою я боюсь узнать. Как и то, что Шейх придумал для меня. Я чувствовала, что моя партия еще не до конца сыграна. Враг что-то хочет от меня. Я нужна ему. Осталось узнать, зачем.
– Жить, – прошелестел тихий голос Шейха.
Я усмехнулась. Какая издевка. Жить, запертыми в клетке, когда вокруг столько врагов. Я помню взгляды лацертов, которых встречала, и ящеры были весьма недовольны видеть меня. И может, даже мечтали отыграться за своих. Шейх предлагал жить в постоянном страхе, что тебе могут всадить нож в спину.
– Этого мало, – мой безразличный голос раздражал, но по-другому я пока не могла говорить.
Апатия не отпускала. Наоборот, накрывала волнами, хотелось свернуться калачиком и спрятаться под одеялом от жесткой реальности.
– Жить нормальной полноценной жизнью, – поправился Шейх, чуть наклоняясь надо мной.
Он сидел так близко, что я видела каждую чешуйку на его лице.
Жить! Шутником оказался мой кровный враг. Жить с таким грузом на душе никто не может. Я – точно не смогу. И прекрасно это осознаю.
– Не верю, – ответила я лацерту.
Дядя был очень чутким человеком и сразу отметил мое настроение.
– Салли, не заводись. Работа найдется каждому. Я уже помогаю в госпитале.
Он хотел меня успокоить, вот только эффект оказался обратным. Он работал, лечил лацертов, которые убивали наших ребят. Дядя предал нас, землян. Но не так, как я, по принуждению, а сам, добровольно. Или нет. Взамен на… мою жизнь?
– Зачем? – всхлипнув, спросила я у дяди.
Зачем надо было идти на такие жертвы ради меня. Зачем? Я все равно потеряна. Я не смогу жить после того, как отомщу Шейху.
– Эй! – дядя потрогал пульс на руке, встревожено вглядываясь в мое лицо.
Но Шейх махнул ему рукой, веля отодвинуться или совсем уйти.
– Вы с-с-свободны, – обратился он к моему родственнику. – Я позабочус-с-сь о ней.
– Вы обещали мне… – начал качать права дядя, но опять был остановлен недовольным взмахом руки лацерта.
– Я вс-с-сегда держу с-с-слово, – шипя от раздражения, повторил Шейх.
Дядя сдался и, бросив на меня последний взгляд, подчинился. Лацерт подождал, когда дядя Майкл уйдет. И только после этого склонился ко мне еще ниже.
Я внимательно следила за лацертом, даже не пытаясь его остановить или отодвинуться. Мне было интереснее разглядывать серые чешуйки на коже лацерта. Я осмелилась осторожно потрогать их пальцами. Шейх замер, прикрывая глаза.
Кожа у него оказалась гладкой. Не настолько, как у нас, но и не жесткой, как я думала. Удовлетворив свое любопытство, я опустила руку, продолжая рассматривать лицо Шейха.
Лацерт открыл глаза. Какие они у него затягивающие. Смотришь – и словно проваливаешься куда-то во тьму.
– С-с-салли, – прошептал Шейх, обхватывая ладонями мое лицо.
Я не возражала, терпеливо снося все его прикосновения. Мне было интересно, чего он хочет от меня, почему продолжает строить из себя заботливого гостеприимного хозяина, к которому я словно бы прилетела в гости.
Раздвоенный кончик его беспокойного языка то появлялся, то исчезал. Шейх провоцировал, склоняясь все ниже. Я видела, что он ждал от меня реакции. Только вот какой? Я должна его оттолкнуть? Поэтому он убрал от моего лица руки и опирался о подушку с двух сторон от моей головы – для надежной опоры? Или я должна смиренно позволить делать все, что ему заблагорассудится, потеряв остатки силы воли?
Кончик языка легко коснулся моих крепко сжатых губ, щекоча. Не вздрогнуть не получилось. Липкий страх пробрался в сердце. Я просто застыла, превратившись в соляной столб. А Шейх продолжал издеваться, он еще раз пробежался языком по чувствительной коже моих губ, рождая во мне бурю противоречивых чувств. Хотелось завизжать от омерзения и приструнить жаркую волну, рождающуюся в груди. К щекам моим прилила кровь. Губы зудели от прикосновений, и страшно хотелось их почесать или облизнуть.
– С-с-салли, – прошептал извращенец и прижался своими губами к моим.
Тело среагировало быстрее, чем мозг. Я ударила коленом, угодив Шейху в район паха, отвернулась от мерзкого языка, оттолкнула ящера в сторону и практически упала на пол. Но лацерт успел схватить меня за талию и прижать своим немалым телом к матрасу.
– С-с-салли, ус-с-спокойс-с-ся, – шипел Шейх, а я брыкалась, царапалась, хотела сбежать куда подальше. – С-с-салли, я больше не буду, клянус-с-сь.
– Что? – запыхавшись, уточнила я. – Что не будешь?
– Не буду пытатьс-с-ся поцеловать тебя.
– А! – не оставляла попыток отцепить от себя пальцы лацерта, сыронизировала я: – То есть это была попытка, а теперь будешь просто целовать.
– Вообще не буду целовать, клянус-с-сь, – заверил Шейх и ловко, словно я пушинка, вернул меня на подушки. – Прос-с-сто хотел узнать, каково это.
Я не верила ни единому его слову. Опасливо поглядывая на его язык, вжалась в подушки. Спеленал меня лацерт крепко, не давая даже сдвинуться с места, отползти. Переплел наши ноги. Руками обнимал, лежал на мне, вдавливая в кровать. Сам при этом насмешливо кривил губы.
– Иди к своим женщинам и пробуй, – вежливо послала я его. – Зачем тебе я?
– С-с-салли, у нас-с-с нет поцелуев, – как же нежно у него получается произносить мое имя! – А вы этим час-с-сто занимаетес-с-сь.
– Вовсе нет! – возразила я, дернувшись в его руках.
Я практически не целуюсь, так только, для прелюдии. Но чтобы постоянно и при всех, увольте.
– Да, я вижу, что ты очень отличаешьс-с-ся от ос-с-стальных землян, – прошептал Шейх, потерся о щеку носом и уткнулся мне в шею, обдавая теплым дыханием.
Я испуганно поежилась. Паника захлестнула, так как наша поза была слишком интимной и располагала думать о сексуальной подоплеке всех действий Шейха. Если раньше я еще отмахивалась от очевидного, то теперь все отчетливее понимала, что лацерт весьма решительно настроен в отношении меня.
– С-с-салли, ты даже не предс-с-ставляешь, какая ты уникальная, – шептал лацерт.
От досады я чуть не взвыла и стала сильнее дергаться, пытаясь высвободится.
– Не наговаривай, – огрызнулась я, вздрагивая каждый раз, когда чувствовала его противный кончик языка на своей коже, – я обычная.
– С-с-со с-с-стороны виднее, поверь, – настаивал на своем лацерт.
Он опять переместился, нависнув надо мной. Я смотрела, морщась, на его язык. И вдруг с удивлением поняла, что лекарство, которое ввел мне дядя Майкл, перестало действовать. Я, наконец, стала ощущать себя. Замерла, прислушиваясь к себе и радуясь, что все пришло в норму.
– Ус-с-спокоилас-с-сь? – поинтересовался Шейх, которому, казалось, было интересно все, что со мной происходит. Он ловил любое изменение в моем настроении. – Готова поес-с-сть? А то твой дядя мне будет с-с-страшно мс-с-стить из-за твоей кончины.
Замечание о дяде напомнило, что я хотела расспросить лацерта о предмете их договора.
– Шейх, о чем вы договорились? Что ты ему пообещал?
Лацерт расцепил наши ноги и сел, притягивая меня к себе, чтобы усадить рядом.
– Он отличный врач, – начал он объяснять. – Помогает лечить землян вашими обычными с-с-средствами.
– Землян? – перепросила я, очень сильно удивившись услышанному.
– Конечно, на нашей стороне очень много землян, С-с-салли.
Я не могла поверить, что нашлись те, кто перешел на сторону врага. Конечно, во все времена были предатели. И о них отец постоянно предупреждал меня. Но узнав правду, я не могла в нее поверить. Предать свое правительство ради другой расы. Они даже не люди, они ящеры!
– Не верю, – потрясенно прошептала я, воззрившись на лацерта.
Уму непостижимо, что кто-то на это решился. Ведь наше правительство не остановится ни перед чем и будет продолжать войну. Оно и так бросает все силы, чтобы сломить оборону лацертов. И когда это произойдет, то предатели позавидуют мертвым.
– С-с-сначала поедим, и ты с-с-сама убедишьс-с-ся, – пообещал Шейх.
Его рука взметнулась к моему лицу, и я рефлекторно выставила блок. Удар получился глухой. Лацерт тяжело вздохнул, но все равно протянул руку и убрал мои непослушные локоны за ухо.
– С-с-салли, ты словно дикий зверек, который не знает, что такое ласка.
Я стала привыкать к его свистящей манере говорить. Мне нравился его спокойный обволакивающий голос.
– Не позволяешь себе расслабиться, хотя именно в этом и нуждаешься, – продолжил он.
– Шейх, ты сам-то слышишь, что говоришь? – горько усмехнулась я в ответ. – Ты – враг. Я убью тебя при первой возможности.
– Нет, С-с-салли, не убьешь, – улыбнулся лацерт, демонстрируя свои клыки. – О таком не говорят, а делают. А раз говоришь, значит уже не с-с-сделаешь.
– Какое кормить! – вспылил родственник. – Никакого мяса и тяжелой пищи, только каши.
Я не выдержала и скривилась:
– Фу, не хочу кашу.
– Жива! – с облегчением выдохнул дядя.
Он явно склонился надо мной, обдавая родным запахом и незабываемым ароматом медикаментов.
– Детка, только каши, хотя бы день. Ты хоть помнишь, когда последний раз ела?
– На корабле, – ответила я и попыталась открыть глаза.
Дрожь постепенно отпускала тело. Свет казался нестерпимо ярким, но глаза привыкали к нему, и я смогла различать мужчин.
– Убить себя решила? – недовольно ворчал дядя, всматриваясь мне в глаза.
Выглядел он намного лучше, чем я. Раскрасневшийся, чистые волосы, чуть завиваясь, обрамляли серьезное лицо, красиво серебрились на свету. Он словно помолодел или просто выспался. Лацертская синяя туника ему была к лицу больше, чем больничный костюм медика со следами чужой крови. Я улыбнулась дяде, сжимая его руку.
Лацерт сидел рядом на кровати и внимательно следил за мной, переводя взгляд с меня на дядю и опять на меня.
Мне не нравилось это пристальное внимание. Мне вообще не понравилось, что все мои самые близкие люди оказались в плену у лацертов. Нужно как-то выбираться отсюда, а втроем это сложно.
– Тебе легче, детка? – обеспокоенно спросил дядя, привлекая мое внимание.
Прислушиваясь к себе, я удивилась абсолютному спокойствию. Странное опустошение, словно из меня выкачали все эмоции. Даже удивиться толком не могла.
– Почему я ничего не чувствую? – решила я уточнить, ведь такое состояние ненормально.
Поглаживания лацерта не вызывали во мне ничего, даже язык его уже не раздражал.
– Успокоительное, – сразу ответил дядя Майкл. – Часа два будет действовать, а потом придется думать, как быть. Может, снотворное дам.
– Зачем? – переспросила я.
Что-то все вокруг не договаривают, да и ведут себя очень напряженно, словно я больная.
– Детка, у тебя стресс, – выждав несколько секунд, дядя дал мне осознать, в каком состоянии я нахожусь, и лишь потом продолжил: – Ты была на грани нервного срыва.
– Не помню, – засомневалась я, подозрительно взглянув на Шейха.
Лацерт тепло улыбался, и было непонятно, что он при этом думал. Ведь без него тут точно не обошлось.
– Я опять что-то забыла? – попыталась я вывести ящера на откровенный разговор.
– Ты не вс-с-сё вс-с-спомнила, – лаконично поправил меня Шейх.
То, что он не стал отмалчиваться – это хорошо. Меня подкупала его честность, но до конца он никогда не договаривал, давая самой догадаться.
– И что я еще должна вспомнить? – я не надеялась, что Шейх выложит все сразу, преподнеся мои воспоминания на подносе, но попробовать стоило.
– Что вы с ней сделали? – набросился на лацерта дядя Майкл, хватая врага за грудки. Ткань зеленой туники затрещала, а камни больно резали глаза своим блеском. Но я заставляла себя смотреть, испугавшись за жизнь вспыльчивого дяди. – Мразь, хватит ее гипнотизировать! Она не марионетка. Ты обещал мне!
Мне вдруг очень стала интересна суть их договора. Было ясно, что Шейх и дядю использовал, узнать бы – как. Тот сам не признается, можно даже не пытаться его расколоть, а вот лацерт… С ним неплохо бы пообщаться. Я думаю, он ответит на мои вопросы, только наверняка опять скажет не всю правду. Но и той части, что даст, будет достаточно, чтобы проанализировать ситуацию.
– Я не наруш-ш-шил договор, – спокойно возразил Шейх, легко отцепляя дядины пальцы от своей туники. – Прос-с-сто организм ее сам отгораживается от правды. Защитная реакция. Она вс-с-спомнит. Всему с-с-свое время.
Повернувшись к дяде лицом, я спросила:
– Скажи, что я еще сделала, кроме того, что убила отца и сдала корабль?
Я не беспокоилась, нет. Во мне все чувства спали. Я просто по привычке понимала, что должна ощущать тревогу. Ответ на свой вопрос ждала, надеясь, что страшнее того, что уже совершила, сделать не могла.
– Это ты нас сдала? – дядя был в ужасе.
Он даже отшатнулся от меня. Я хорошо знала дядю Майкла. Сейчас он боролся с собой. Он искал оправдания моим поступкам и, судя по его изменившемуся лицу и нахмуренным бровям, находил. Дяде хватило нескольких минут, чтобы взять себя в руки. Его взгляд наполнился гневом, он воззрился на безмятежно улыбающегося мне Шейха.
– С-с-салли, ты вс-с-спомниш-ш-шь, – повторил лацерт, а я кивнула в ответ.
Конечно, вспомню. Лучше для него же, чтобы я никогда не выбралась из этой странной апатии. Я знала – просто так все это не спущу ему с рук. Осмотрев комнату, приметила увесистый стул, странной продолговатой формы вазу. Если этого будет мало, то можно просто задушить подушкой.
Мой взгляд блуждал по серому лицу лацерта, раз за разом возвращаясь к его губам. Улыбка у Шейха была очень теплой. Какое лицемерие. А ведь и не скажешь, что он способен гипнотизировать.
– Какой сегодня день? – этот вопрос я адресовала дяде.
– Десятое февраля, – с готовностью ответил тот, с трудом поборов в себе неприязнь к ящеру.
Лацерт кивнул головой, подтверждая его слова. Последним днем, который я помнила перед тем, как очнулась девятого, было шестое февраля.
– Вроде новых провалов во времени нет, – засомневалась я, но Шейх развеял надежду.
– Вс-с-спомнишь.
Иногда мне кажется, что лацерт играет. Я его кукла, как и все, кто его окружает. Он приказывает соотечественникам, на равных общается с дядей. А со мной слишком мягок. Ему нравится эта игра, он наслаждается своей ролью. Как отец любил играть в живых солдатиков.
– Шейх, война ведь еще идет, ты нас отпустишь домой? – поинтересовалась я у лацерта, рука которого никак не желала останавливаться. Она играла с моими волосами, чертила легкую линию по щеке вниз до подбородка. Приятно. Меня так только дядя и гладил в детстве.
– Нет, – тихо прошептал Шейх.
Но я его услышала.
Ответ не удивил, хотя я вздрогнула. Все же я надеялась, что у нас есть возможность вернуться. Это мне на родине, кроме расстрела, ничего не светит, а у Кэс за линией фронта – Брэд. Да и дядя очень важный человек. У него есть шанс вернуть прежнюю жизнь.
– Детка, просто нам туда дорога заказана. Сама знаешь, что будет, если вернемся из плена, – возразил дядя.
Да, я знала, но после допроса ведь выяснится, что они-то ни при чем. Что во всем виноват лацерт.
– Там нас расстреляют, Салли, – обрисовал перспективы нашего будущего дядя.
Возможно, он был прав, но я верила, что у него бы получилось доказать, что вины на нас нет. Очень удивилась, что дядя уже всё решил для себя. Он собирался оставаться у лацертов, у врагов.
– А что мы здесь будем делать? – поинтересовалась я и вновь обратила свой взор на Шейха.
Ведь он уже все спланировал, все продумал. Мы играем те роли, которые он нам выделил. Свою я боюсь узнать. Как и то, что Шейх придумал для меня. Я чувствовала, что моя партия еще не до конца сыграна. Враг что-то хочет от меня. Я нужна ему. Осталось узнать, зачем.
– Жить, – прошелестел тихий голос Шейха.
Я усмехнулась. Какая издевка. Жить, запертыми в клетке, когда вокруг столько врагов. Я помню взгляды лацертов, которых встречала, и ящеры были весьма недовольны видеть меня. И может, даже мечтали отыграться за своих. Шейх предлагал жить в постоянном страхе, что тебе могут всадить нож в спину.
– Этого мало, – мой безразличный голос раздражал, но по-другому я пока не могла говорить.
Апатия не отпускала. Наоборот, накрывала волнами, хотелось свернуться калачиком и спрятаться под одеялом от жесткой реальности.
– Жить нормальной полноценной жизнью, – поправился Шейх, чуть наклоняясь надо мной.
Он сидел так близко, что я видела каждую чешуйку на его лице.
Жить! Шутником оказался мой кровный враг. Жить с таким грузом на душе никто не может. Я – точно не смогу. И прекрасно это осознаю.
– Не верю, – ответила я лацерту.
Дядя был очень чутким человеком и сразу отметил мое настроение.
– Салли, не заводись. Работа найдется каждому. Я уже помогаю в госпитале.
Он хотел меня успокоить, вот только эффект оказался обратным. Он работал, лечил лацертов, которые убивали наших ребят. Дядя предал нас, землян. Но не так, как я, по принуждению, а сам, добровольно. Или нет. Взамен на… мою жизнь?
– Зачем? – всхлипнув, спросила я у дяди.
Зачем надо было идти на такие жертвы ради меня. Зачем? Я все равно потеряна. Я не смогу жить после того, как отомщу Шейху.
– Эй! – дядя потрогал пульс на руке, встревожено вглядываясь в мое лицо.
Но Шейх махнул ему рукой, веля отодвинуться или совсем уйти.
– Вы с-с-свободны, – обратился он к моему родственнику. – Я позабочус-с-сь о ней.
– Вы обещали мне… – начал качать права дядя, но опять был остановлен недовольным взмахом руки лацерта.
– Я вс-с-сегда держу с-с-слово, – шипя от раздражения, повторил Шейх.
Дядя сдался и, бросив на меня последний взгляд, подчинился. Лацерт подождал, когда дядя Майкл уйдет. И только после этого склонился ко мне еще ниже.
Я внимательно следила за лацертом, даже не пытаясь его остановить или отодвинуться. Мне было интереснее разглядывать серые чешуйки на коже лацерта. Я осмелилась осторожно потрогать их пальцами. Шейх замер, прикрывая глаза.
Кожа у него оказалась гладкой. Не настолько, как у нас, но и не жесткой, как я думала. Удовлетворив свое любопытство, я опустила руку, продолжая рассматривать лицо Шейха.
Лацерт открыл глаза. Какие они у него затягивающие. Смотришь – и словно проваливаешься куда-то во тьму.
– С-с-салли, – прошептал Шейх, обхватывая ладонями мое лицо.
Я не возражала, терпеливо снося все его прикосновения. Мне было интересно, чего он хочет от меня, почему продолжает строить из себя заботливого гостеприимного хозяина, к которому я словно бы прилетела в гости.
Раздвоенный кончик его беспокойного языка то появлялся, то исчезал. Шейх провоцировал, склоняясь все ниже. Я видела, что он ждал от меня реакции. Только вот какой? Я должна его оттолкнуть? Поэтому он убрал от моего лица руки и опирался о подушку с двух сторон от моей головы – для надежной опоры? Или я должна смиренно позволить делать все, что ему заблагорассудится, потеряв остатки силы воли?
Кончик языка легко коснулся моих крепко сжатых губ, щекоча. Не вздрогнуть не получилось. Липкий страх пробрался в сердце. Я просто застыла, превратившись в соляной столб. А Шейх продолжал издеваться, он еще раз пробежался языком по чувствительной коже моих губ, рождая во мне бурю противоречивых чувств. Хотелось завизжать от омерзения и приструнить жаркую волну, рождающуюся в груди. К щекам моим прилила кровь. Губы зудели от прикосновений, и страшно хотелось их почесать или облизнуть.
– С-с-салли, – прошептал извращенец и прижался своими губами к моим.
Тело среагировало быстрее, чем мозг. Я ударила коленом, угодив Шейху в район паха, отвернулась от мерзкого языка, оттолкнула ящера в сторону и практически упала на пол. Но лацерт успел схватить меня за талию и прижать своим немалым телом к матрасу.
– С-с-салли, ус-с-спокойс-с-ся, – шипел Шейх, а я брыкалась, царапалась, хотела сбежать куда подальше. – С-с-салли, я больше не буду, клянус-с-сь.
– Что? – запыхавшись, уточнила я. – Что не будешь?
– Не буду пытатьс-с-ся поцеловать тебя.
– А! – не оставляла попыток отцепить от себя пальцы лацерта, сыронизировала я: – То есть это была попытка, а теперь будешь просто целовать.
– Вообще не буду целовать, клянус-с-сь, – заверил Шейх и ловко, словно я пушинка, вернул меня на подушки. – Прос-с-сто хотел узнать, каково это.
Я не верила ни единому его слову. Опасливо поглядывая на его язык, вжалась в подушки. Спеленал меня лацерт крепко, не давая даже сдвинуться с места, отползти. Переплел наши ноги. Руками обнимал, лежал на мне, вдавливая в кровать. Сам при этом насмешливо кривил губы.
– Иди к своим женщинам и пробуй, – вежливо послала я его. – Зачем тебе я?
– С-с-салли, у нас-с-с нет поцелуев, – как же нежно у него получается произносить мое имя! – А вы этим час-с-сто занимаетес-с-сь.
– Вовсе нет! – возразила я, дернувшись в его руках.
Я практически не целуюсь, так только, для прелюдии. Но чтобы постоянно и при всех, увольте.
– Да, я вижу, что ты очень отличаешьс-с-ся от ос-с-стальных землян, – прошептал Шейх, потерся о щеку носом и уткнулся мне в шею, обдавая теплым дыханием.
Я испуганно поежилась. Паника захлестнула, так как наша поза была слишком интимной и располагала думать о сексуальной подоплеке всех действий Шейха. Если раньше я еще отмахивалась от очевидного, то теперь все отчетливее понимала, что лацерт весьма решительно настроен в отношении меня.
– С-с-салли, ты даже не предс-с-ставляешь, какая ты уникальная, – шептал лацерт.
От досады я чуть не взвыла и стала сильнее дергаться, пытаясь высвободится.
– Не наговаривай, – огрызнулась я, вздрагивая каждый раз, когда чувствовала его противный кончик языка на своей коже, – я обычная.
– С-с-со с-с-стороны виднее, поверь, – настаивал на своем лацерт.
Он опять переместился, нависнув надо мной. Я смотрела, морщась, на его язык. И вдруг с удивлением поняла, что лекарство, которое ввел мне дядя Майкл, перестало действовать. Я, наконец, стала ощущать себя. Замерла, прислушиваясь к себе и радуясь, что все пришло в норму.
– Ус-с-спокоилас-с-сь? – поинтересовался Шейх, которому, казалось, было интересно все, что со мной происходит. Он ловил любое изменение в моем настроении. – Готова поес-с-сть? А то твой дядя мне будет с-с-страшно мс-с-стить из-за твоей кончины.
Замечание о дяде напомнило, что я хотела расспросить лацерта о предмете их договора.
– Шейх, о чем вы договорились? Что ты ему пообещал?
Лацерт расцепил наши ноги и сел, притягивая меня к себе, чтобы усадить рядом.
– Он отличный врач, – начал он объяснять. – Помогает лечить землян вашими обычными с-с-средствами.
– Землян? – перепросила я, очень сильно удивившись услышанному.
– Конечно, на нашей стороне очень много землян, С-с-салли.
Я не могла поверить, что нашлись те, кто перешел на сторону врага. Конечно, во все времена были предатели. И о них отец постоянно предупреждал меня. Но узнав правду, я не могла в нее поверить. Предать свое правительство ради другой расы. Они даже не люди, они ящеры!
– Не верю, – потрясенно прошептала я, воззрившись на лацерта.
Уму непостижимо, что кто-то на это решился. Ведь наше правительство не остановится ни перед чем и будет продолжать войну. Оно и так бросает все силы, чтобы сломить оборону лацертов. И когда это произойдет, то предатели позавидуют мертвым.
– С-с-сначала поедим, и ты с-с-сама убедишьс-с-ся, – пообещал Шейх.
Его рука взметнулась к моему лицу, и я рефлекторно выставила блок. Удар получился глухой. Лацерт тяжело вздохнул, но все равно протянул руку и убрал мои непослушные локоны за ухо.
– С-с-салли, ты словно дикий зверек, который не знает, что такое ласка.
Я стала привыкать к его свистящей манере говорить. Мне нравился его спокойный обволакивающий голос.
– Не позволяешь себе расслабиться, хотя именно в этом и нуждаешься, – продолжил он.
– Шейх, ты сам-то слышишь, что говоришь? – горько усмехнулась я в ответ. – Ты – враг. Я убью тебя при первой возможности.
– Нет, С-с-салли, не убьешь, – улыбнулся лацерт, демонстрируя свои клыки. – О таком не говорят, а делают. А раз говоришь, значит уже не с-с-сделаешь.
