Я открыла шкаф, взяв китель. Осторожно надела брюки, отмечая, что опять похудела. Рубашку и китель натянула, стоя у зеркала. Поправила идеально сидящую форму. Все пуговицы должны быть застегнуты, ботинки начищены, пряжка блестеть. Отец не терпел неряшливости и неуважения к военной форме.
Я готовилась к встрече с адмиралом, но первым местом, куда я направилась, отмахнувшись от требований желудка, был медблок. Сначала – Кэс, потом позабочусь о себе. Добравшись до места работы дяди, я отправилась искать его по кабинетам и палатам.
Нашла его с трудом. Дядя был в уборной. Тщательно мыл руки от чьей-то крови. Усердно тер, взбивая пену.
Он был очень похож на маму. Младший брат. Вот только в белоснежном халате врача он выглядел очень старым – лет на пятьдесят, хотя ему всего лишь сорок два. Густые темные волосы, подернутые сединой на висках. Длинноватый нос с горбинкой. Четко очерченные губы поджаты от усердия. А глаза серые, как сталь. У меня такие же черты лица. Вот только волосы светлые, как у отца.
Войдя, я остановилась возле раковины, опираясь на нее рукой, чтобы не перенапрягать ноющую ногу. Дядя Майкл, заметив меня, недовольно покачал головой.
– Чего вскочила? – вместо приветствия отругал меня он. – У тебя еще ушиб не прошел. Гематома такая была, страшно смотреть. Тебе отлежаться надо. А то адмирал вчера из-за тебя зверем на всех бросался. Такой позор – его дочь избили, а он не сумел уберечь. Командора разжаловали.
Новости сыпались на меня, как из рога изобилия. Значит, кто-то выдал отцу Дэна. Ну, раз разжаловали, туда мерзавцу и дорога. Но все равно радости от этого я не почувствовала. То, что отец был в гневе, не означало, что он обо мне заботился, скорее уж – о себе. Дядя прав, это сильный удар по репутации адмирала.
– Дядя Майкл, все потом, – остановила я поток новостей, которыми разразился тот, меня сейчас другое интересовало. – Как Кэс?
По нахмуренным бровям и поджатым губам мужчины я поняла, что все плохо.
– Она умерла? – решила я помочь дяде, понимая, как тяжело ему сообщать плохие новости.
– Нет. Но я не могу определить яд. Время убивает ее. Поэтому я загрузил Кэс в анабиозную камеру. Взял пробы и отправил в лабораторию на Землю. Понимаешь, этот яд – очень серьезное оружие. Мы на сегодняшний день не можем с ним справиться. И Кэс – не первая, кто пострадал. Яд убил уже многих. Надо работать над противоядием. Но я не уверен, что оно существует.
Я видела, как переживал дядя Майкл. Для него важно спасать жизни людей. Это цель его жизни.
Немного посомневавшись, закусила губу. Чем грозило мое признание? Неизвестно. Мне почему-то казалось, что я иду по строго распланированному плану лацерта. Чувствовала это – и все равно не могла скрыть от дяди информацию. Он не осудит, как отец. Наоборот, поможет, если сумеет, конечно.
– Есть противоядие. Оно существует, – тихо произнесла я, цепко вглядываясь в глаза дяди.
Он был мужчина неглупый, и спорить со мной не стал, только спросил:
– Где?
– У лацертов, – смелее ответила я.
– Плохо. Командование не согласится.
Надежда потухла, так и не расцвела в полную силу. Я печально вздохнула, пытаясь спрогнозировать будущее подруги. Сколько она проживет, спя в анабиозной камере. Год, два, три? А может, лет сто? Ведь противоядие могут и не найти.
Дядя высушил руки и, держа их кистями вверх, кивнул мне, чтобы вышла. Я подчинилась, чуть прихрамывая.
– Салли, поешь и поспи. За Кэс не беспокойся. Если что-то произойдет, я сообщу тебе первой, – по-отечески мягко приказал мне дядя Майкл.
Кивнув, я поблагодарила за подругу и долго провожала взглядом его широкую спину.
Подруга. Ужас заключался в том, что у меня есть подруга, которой как бы и нет. Утешало лишь одно – она еще жива. Дядя выполнил мою просьбу, но не дал уверенности, что все будет хорошо. Словно и меня невольно отправил в анабиоз.
Привычно провела рукой по волосам, словно скидывая проблемы. Надо сходить поесть, а потом к отцу. Хотя он может и не принять – ведь не вызывал меня.
В столовой было, как обычно, людно. Время обеда еще не началось, а свободные солдаты тут как тут. Я понимала, почему. Для здоровых и крепких мужчин были слишком маленькие порции, и все ходили постоянно голодными. Содержание армии требовало немалых сумм, но война затянулась, денег для ее продолжения у правительства не было – все надеялись на быструю победу. Но мы завязли. Слишком сильным оказался противник.
Взяв поднос, я получила свою порцию и направилась к свободному столу. Белая масса, больше похожая на кашу, пахла мясом и картошкой. Отвратительно на вид, еще хуже на вкус. Но питаться надо.
С трудом проглатывая эту массу, я равнодушно осмотрела зал столовой. Настроение в войсках было, прямо скажем, не радужное. Мало кто радовался тому, что оказался здесь. Дезертиров с каждым днем становилось больше, и на нашем флагмане тоже. Просто отец заминал эти данные. Прятал от общественности. Я знала, что тех, кто предавал отца, ждала одна участь – где-нибудь пасть смертью храбрых от пули в лоб. Мало кто смог успешно сбежать.
Я вздрогнула, когда услышала радостное приветствие моих ребят. Задумалась и не заметила их прихода. Ли, Брэд, Луис, Мэт освободились от вахты и, конечно, прямым ходом сюда.
– Кэп, как здорово, что вас выпустили, – громыхал на всю столовую верзила Мэт.
Я подарила ему благодарную улыбку. Все время удивлялась, как он со своими габаритами вмещается в кабину звездолета и так мастерски им управляет. Мэт у нас был весельчаком, но во время рейдов становился тих и сосредоточен.
– Слышали, командора за ваше избиение разжаловали. Теперь штрафротой командует, – оживленно поделился он известием.
Да уж, новости сыпались на меня сегодня, и сыпались. Не к добру.
– Что с лацертом? – спросила я о том, что больше всего интересовало.
– Говорят, постоянно допрашивают, но он не говорит ни с кем. Молчит, хоть ты тресни. Не признается, что они добывают. Вход в шахту взорван, пробраться туда не можем. Еще день или два будут расчищать завал.
Да, вот в этом весь Мэт, он всегда знал все новости. Луи кивал, подтверждая каждое сказанное слово. Ли и Брэд помалкивали, больше ели.
Я смотрела на несостоявшегося парня Кассандры и не знала, что следует в таких случаях говорить. Она ведь еще не умерла, и навязывать свою жалость и сочувствие, убивая надежду на лучшее, я не могла. Брэд поднял лицо, почувствовав мой взгляд. Но тут же отвел глаза.
Да, тяжело о таком говорить, да и стоит ли?
Тяжелое молчание нарушил мой комм, завибрировав в кармане. Достала и скривилась – отец.
– Да, адмирал, – поприветствовала его, всматриваясь в суровое мужское лицо на экране.
– У меня в кабинете через пять минут, – вот и все, чего я была удостоена.
Потухший черный экран усмехался надо мной. Я недостойна любви собственного отца. Я для него – бельмо на глазу, которое никак не желает исчезнуть из его жизни. Мать умерла, отдав свою жизнь ради моего рождения. Ей нельзя было рожать, но она так сильно этого хотела. Отец теперь винил во всем меня, а не ее, хотя она сама выбрала судьбу. Меня, а не ту, которая ослушалась врачей и даже собственного брата – легкомысленно махнула рукой на все их уговоры и сделала так, как посчитала нужным, не задумываясь ни о муже, ни обо мне.
Я с детства чувствовала вину за свое рождение. Всю свою сознательную жизнь. Я не могла осуждать мать, которую никогда не знала. Но, по словам дяди, она любила меня уже тогда, когда носила в утробе. Хотя что мне любовь мертвой, когда живой отец не мог меня видеть?
Поблагодарив ребят за компанию и пожелав им приятного аппетита, я направилась на ковер к адмиралу. Что еще он придумал для меня? Что опять я сделала не так?
В кабинет отца я вошла с опозданием. Нога не давала покоя, все сильнее болела. Прихрамывая, я подошла к столу, за которым сидел адмирал, не глядя на меня. Конечно же, дела важнее, чем дочь. Она опоздала, значит, подождет.
Я встала в стойку, сложив руки за спиной. Ждать пришлось долго, но я терпела, пытаясь отключиться от разрастающейся боли.
Закончив что-то читать на планшете, отец обратил на меня свой взор.
– Пришла. Вижу, тебе лучше, чем говорил Онуро. Я смотрел записи. Прости, что не заметил твоих затруднений. Ты просила передать, что лацерт лазутчик – объяснись.
Кивнула и поделила своими мыслями:
– Я думаю, он специально сдался.
Адмирал усмехнулся, словно я шутку сказала. Смерил меня оценивающим взглядом, помолчал и глубокомысленно изрек, поучая:
– Все, кто сдаются в плен, идут на это осознанно.
– Нет, адмирал, – перебила отца, – это его план. Надо узнать, что они задумали. Он словно ждет чего-то.
– На чем основаны ваши умозаключения? – сердито бросил мне отец.
Да, не стоило его перебивать. Теперь он злился, а значит, ничего не услышит. Я ничего не смогу ему доказать, но попытаться все же стоило.
– Он не убил Кэс, хотя мог.
– Опять Кэс! – вскинулся адмирал, недовольно цокая языком. – Вы зациклены на ней, капитан Венс.
– Он мог убить, мог сопротивляться, – продолжила я, не обращая внимания, что отец прервал меня. – Но он спокойно дал Брэду себя скрутить. А теперь молчит. Зачем тогда сдался? Ведь они всегда бросаются на нас, даже безоружные, даже если один против роты.
– Я понял вас, капитан, – нетерпеливо остановил меня отец. – Ничего. Через полчаса его тело выбросят в открытый космос. Сколько вам надо времени, чтобы восстановиться? Вы нужны своей команде.
– Завтра, наверное, я буду в порядке.
– Отлично, капитан. Идите, отдыхайте, а завтра снова в строй.
– Да, сэр, – отдав честь, я дождалась кивка отца и развернулась, направляясь на выход.
Полчаса! Осталось полчаса!
Ноги сами меня несли в тюремный блок. Я понимала, что так нельзя, что надо остановиться, но шла, с каждым шагом все сильнее хромая. Охранники безропотно открывали передо мной двери. Никто не смел остановить дочь адмирала, даже не задумываясь, что мне не положено здесь находиться.
Облокотившись спиной о стену соседней камеры напротив нужной, я отдышалась. Смотрела на ящера и не могла найти слов. Правильных и таких нужных, чтобы он не отказал.
Лацерт словно ждал, стоя около дверей. Он склонил голову набок, рассматривая меня своим холодным взглядом. Я была готова молить, упрашивать, но вот я здесь – и не могу произнести ни слова.
– Ты приш-ш-шла, – тихий шипящий голос вызвал во мне бурю негодования.
Он все спланировал, он знал, что я приду. Знал и ждал.
– Ты умрешь, – ответила ему в тон, чтобы хоть с чего-то начать разговор.
Лацерт выпрямил голову. Язык его беспокойно дергался, практически не останавливаясь. Но враг никак не прокомментировал мои слова. Я так хотела его напугать, поставить перед фактом, чтобы выторговать… Только вот – что? Что он может, сидя здесь, если противоядие там, на его планете? Как же он рисковал, думая, что кто-то пойдет у него на поводу. Рисковал, и сильно.
– Через полчаса ты умрешь, – повторила я, но эффект был тем же.
Нога больше не держала, и я опустилась на пол, вытягивая ее вперед и потирая ладонью.
– Она умрет, – вернул мне лацерт равнодушно и холодно.
– Ты тоже, – твердости, которая звучала в моем голосе, во мне не было.
Я не была уверена, что готова играть с врагом. Он слишком чуждый и непонятный.
– Нет, – прошелестело ответ.
Откуда в нем такая уверенность в спасении? Я недоверчиво взглянула на лацерта и попала в плен пугающей черноты. Тьма его глаз затягивала сознание, шептала, требуя подчинения.
– Открой.
Нет, нельзя. Лацерт опасен. Замотала головой, закрывая руками уши.
– Он идет. Открой, – этот вездесущий голос заставлял слушать, внимательно слушать, внимая каждому слову.
Я вскинула голову, пытаясь понять, кто идет. В коридоре раздавались далекие звуки шагов. Неловко поднялась с полу, опираясь о стену. Встала в ожидании того, кто шел сюда.
– Он с-с-сильнее. Ты не с-с-справиш-ш-шься, – настаивал лацерт.
От его слов стало не по себе. Я не могла понять, к чему он клонит. Но в неведении оставалась недолго.
– Детка, – раздался насмешливый голос Дэна в конце коридора, – я смотрю, тебе понравилось тут. Расстроилась, что так и не дождалась меня? Сучка.
Бывший командор не выглядел сильно опечаленным своим разжалованием. Скорее, был слишком веселый. Опять это «слишком».
Догадка осенила меня, как вспышка. Дурь принял! Только от нее человек становится без причины весел и агрессивен.
Дэн усмехнулся. Плотоядно осмотрел меня. Я видела лихорадочный блеск его глаз. И догадывалась, что именно он принял. А значит, умолять его бессмысленно. Он сейчас идет на поводу своих желаний. Только своих.
– Открой, – вздрогнула я, когда раздался властный голос лацерта за спиной, причем раздался очень близко. Оказывается, я неосознанно отходила к его камере, пытаясь найти поддержку. Да, с таким Дэном мне точно не справиться, придется потерпеть. Только вот надо решиться – как быть? Добровольно раздеться или все же дать отпор?
– Я помогу, – заверил меня враг.
Уму непостижимо.
– Не могу, ты пленник, – тихо прошептала я в ответ, чувствуя под ладонями гладкую поверхность стекла.
– Ты умреш-ш-шь, ес-с-ли не откроеш-ш-шь, – спокойным голосом поучал враг, словно и не шел на меня неудачливый любовник. Словно не сжимал кулаки, пакостно скалясь. Словно и не оставалось Дэну каких-то четырех неумолимых шагов до меня.
– Открой. С-с-спасу.
Замотала головой, глядя на приближающегося мужчину. Нога ныла, но бить надо именно ей. Опираться на нее уже не могу.
Не дав Дэну дойти последний шаг, бросилась в атаку. Надо брать напором, не дать опомниться. Дурь, конечно, дает силы, притупляет боль, но кто-нибудь должен прийти мне на помощь. Обязан.
Первый удар взбешённого Дэна, который я пропустила, отбросил меня к стене камеры лацерта. Я с трудом поднялась, упираясь руками о стену. Больная нога подгибалась, пульсируя.
– С-с-салли, пос-с-смотри на меня, – вкрадчивый голос лацерта лишал воли.
Я сопротивлялась ему, как могла, ведь Дэн заносил руку для очередного удара. Боль в груди разрасталась, воздух с трудом проникал в легкие. Я повернулась к лацерту лицом и пропала. Зелень полностью распустилась перед черным омутом зрачка в глазах врага.
– Открой, – властный голос требовал подчиниться.
Это не я вводила код. Нет. Я в шоке смотрела на врага, понимая, что он управляет мной, как марионеткой. Индикатор сработал, меняя цвет. Дверь распахнулась, ударяя подоспевшего Дэна. А дальше была битва двух профессионалов.
Они стоили друг друга и атаковали с неистовой силой. Так, что трещали стены, в которые врезались тела сцепившихся врагов. Я стояла, затаив дыхание, и не могла поверить, что открыла дверь. Но я это сделала. Я подчинилась! Осторожно переступая, я как можно незаметнее решила сбежать, пока не стало слишком поздно. Пока дерущиеся заняты собой. Ведь как только битва закончится, мне придется остаться с победителем один на один, а я этого не хотела. Кто бы ни выиграл в схватке.
– С-с-салли, с-с-стой, – замерла, остановленная приказом.
Я очень жалела, что оружие надо оставлять у охранника, прежде чем войти в тюремный блок. Очень жалела. Что я против лацерта? Ничто. Медленно обернулась, строптиво вскинув голову. Я буду бороться. Да, до последнего буду биться, а потом сбегу.
Я готовилась к встрече с адмиралом, но первым местом, куда я направилась, отмахнувшись от требований желудка, был медблок. Сначала – Кэс, потом позабочусь о себе. Добравшись до места работы дяди, я отправилась искать его по кабинетам и палатам.
Нашла его с трудом. Дядя был в уборной. Тщательно мыл руки от чьей-то крови. Усердно тер, взбивая пену.
Он был очень похож на маму. Младший брат. Вот только в белоснежном халате врача он выглядел очень старым – лет на пятьдесят, хотя ему всего лишь сорок два. Густые темные волосы, подернутые сединой на висках. Длинноватый нос с горбинкой. Четко очерченные губы поджаты от усердия. А глаза серые, как сталь. У меня такие же черты лица. Вот только волосы светлые, как у отца.
Войдя, я остановилась возле раковины, опираясь на нее рукой, чтобы не перенапрягать ноющую ногу. Дядя Майкл, заметив меня, недовольно покачал головой.
– Чего вскочила? – вместо приветствия отругал меня он. – У тебя еще ушиб не прошел. Гематома такая была, страшно смотреть. Тебе отлежаться надо. А то адмирал вчера из-за тебя зверем на всех бросался. Такой позор – его дочь избили, а он не сумел уберечь. Командора разжаловали.
Новости сыпались на меня, как из рога изобилия. Значит, кто-то выдал отцу Дэна. Ну, раз разжаловали, туда мерзавцу и дорога. Но все равно радости от этого я не почувствовала. То, что отец был в гневе, не означало, что он обо мне заботился, скорее уж – о себе. Дядя прав, это сильный удар по репутации адмирала.
– Дядя Майкл, все потом, – остановила я поток новостей, которыми разразился тот, меня сейчас другое интересовало. – Как Кэс?
По нахмуренным бровям и поджатым губам мужчины я поняла, что все плохо.
– Она умерла? – решила я помочь дяде, понимая, как тяжело ему сообщать плохие новости.
– Нет. Но я не могу определить яд. Время убивает ее. Поэтому я загрузил Кэс в анабиозную камеру. Взял пробы и отправил в лабораторию на Землю. Понимаешь, этот яд – очень серьезное оружие. Мы на сегодняшний день не можем с ним справиться. И Кэс – не первая, кто пострадал. Яд убил уже многих. Надо работать над противоядием. Но я не уверен, что оно существует.
Я видела, как переживал дядя Майкл. Для него важно спасать жизни людей. Это цель его жизни.
Немного посомневавшись, закусила губу. Чем грозило мое признание? Неизвестно. Мне почему-то казалось, что я иду по строго распланированному плану лацерта. Чувствовала это – и все равно не могла скрыть от дяди информацию. Он не осудит, как отец. Наоборот, поможет, если сумеет, конечно.
– Есть противоядие. Оно существует, – тихо произнесла я, цепко вглядываясь в глаза дяди.
Он был мужчина неглупый, и спорить со мной не стал, только спросил:
– Где?
– У лацертов, – смелее ответила я.
– Плохо. Командование не согласится.
Надежда потухла, так и не расцвела в полную силу. Я печально вздохнула, пытаясь спрогнозировать будущее подруги. Сколько она проживет, спя в анабиозной камере. Год, два, три? А может, лет сто? Ведь противоядие могут и не найти.
Дядя высушил руки и, держа их кистями вверх, кивнул мне, чтобы вышла. Я подчинилась, чуть прихрамывая.
– Салли, поешь и поспи. За Кэс не беспокойся. Если что-то произойдет, я сообщу тебе первой, – по-отечески мягко приказал мне дядя Майкл.
Кивнув, я поблагодарила за подругу и долго провожала взглядом его широкую спину.
Подруга. Ужас заключался в том, что у меня есть подруга, которой как бы и нет. Утешало лишь одно – она еще жива. Дядя выполнил мою просьбу, но не дал уверенности, что все будет хорошо. Словно и меня невольно отправил в анабиоз.
Привычно провела рукой по волосам, словно скидывая проблемы. Надо сходить поесть, а потом к отцу. Хотя он может и не принять – ведь не вызывал меня.
В столовой было, как обычно, людно. Время обеда еще не началось, а свободные солдаты тут как тут. Я понимала, почему. Для здоровых и крепких мужчин были слишком маленькие порции, и все ходили постоянно голодными. Содержание армии требовало немалых сумм, но война затянулась, денег для ее продолжения у правительства не было – все надеялись на быструю победу. Но мы завязли. Слишком сильным оказался противник.
Взяв поднос, я получила свою порцию и направилась к свободному столу. Белая масса, больше похожая на кашу, пахла мясом и картошкой. Отвратительно на вид, еще хуже на вкус. Но питаться надо.
С трудом проглатывая эту массу, я равнодушно осмотрела зал столовой. Настроение в войсках было, прямо скажем, не радужное. Мало кто радовался тому, что оказался здесь. Дезертиров с каждым днем становилось больше, и на нашем флагмане тоже. Просто отец заминал эти данные. Прятал от общественности. Я знала, что тех, кто предавал отца, ждала одна участь – где-нибудь пасть смертью храбрых от пули в лоб. Мало кто смог успешно сбежать.
Я вздрогнула, когда услышала радостное приветствие моих ребят. Задумалась и не заметила их прихода. Ли, Брэд, Луис, Мэт освободились от вахты и, конечно, прямым ходом сюда.
– Кэп, как здорово, что вас выпустили, – громыхал на всю столовую верзила Мэт.
Я подарила ему благодарную улыбку. Все время удивлялась, как он со своими габаритами вмещается в кабину звездолета и так мастерски им управляет. Мэт у нас был весельчаком, но во время рейдов становился тих и сосредоточен.
– Слышали, командора за ваше избиение разжаловали. Теперь штрафротой командует, – оживленно поделился он известием.
Да уж, новости сыпались на меня сегодня, и сыпались. Не к добру.
– Что с лацертом? – спросила я о том, что больше всего интересовало.
– Говорят, постоянно допрашивают, но он не говорит ни с кем. Молчит, хоть ты тресни. Не признается, что они добывают. Вход в шахту взорван, пробраться туда не можем. Еще день или два будут расчищать завал.
Да, вот в этом весь Мэт, он всегда знал все новости. Луи кивал, подтверждая каждое сказанное слово. Ли и Брэд помалкивали, больше ели.
Я смотрела на несостоявшегося парня Кассандры и не знала, что следует в таких случаях говорить. Она ведь еще не умерла, и навязывать свою жалость и сочувствие, убивая надежду на лучшее, я не могла. Брэд поднял лицо, почувствовав мой взгляд. Но тут же отвел глаза.
Да, тяжело о таком говорить, да и стоит ли?
Тяжелое молчание нарушил мой комм, завибрировав в кармане. Достала и скривилась – отец.
– Да, адмирал, – поприветствовала его, всматриваясь в суровое мужское лицо на экране.
– У меня в кабинете через пять минут, – вот и все, чего я была удостоена.
Потухший черный экран усмехался надо мной. Я недостойна любви собственного отца. Я для него – бельмо на глазу, которое никак не желает исчезнуть из его жизни. Мать умерла, отдав свою жизнь ради моего рождения. Ей нельзя было рожать, но она так сильно этого хотела. Отец теперь винил во всем меня, а не ее, хотя она сама выбрала судьбу. Меня, а не ту, которая ослушалась врачей и даже собственного брата – легкомысленно махнула рукой на все их уговоры и сделала так, как посчитала нужным, не задумываясь ни о муже, ни обо мне.
Я с детства чувствовала вину за свое рождение. Всю свою сознательную жизнь. Я не могла осуждать мать, которую никогда не знала. Но, по словам дяди, она любила меня уже тогда, когда носила в утробе. Хотя что мне любовь мертвой, когда живой отец не мог меня видеть?
Поблагодарив ребят за компанию и пожелав им приятного аппетита, я направилась на ковер к адмиралу. Что еще он придумал для меня? Что опять я сделала не так?
***
В кабинет отца я вошла с опозданием. Нога не давала покоя, все сильнее болела. Прихрамывая, я подошла к столу, за которым сидел адмирал, не глядя на меня. Конечно же, дела важнее, чем дочь. Она опоздала, значит, подождет.
Я встала в стойку, сложив руки за спиной. Ждать пришлось долго, но я терпела, пытаясь отключиться от разрастающейся боли.
Закончив что-то читать на планшете, отец обратил на меня свой взор.
– Пришла. Вижу, тебе лучше, чем говорил Онуро. Я смотрел записи. Прости, что не заметил твоих затруднений. Ты просила передать, что лацерт лазутчик – объяснись.
Кивнула и поделила своими мыслями:
– Я думаю, он специально сдался.
Адмирал усмехнулся, словно я шутку сказала. Смерил меня оценивающим взглядом, помолчал и глубокомысленно изрек, поучая:
– Все, кто сдаются в плен, идут на это осознанно.
– Нет, адмирал, – перебила отца, – это его план. Надо узнать, что они задумали. Он словно ждет чего-то.
– На чем основаны ваши умозаключения? – сердито бросил мне отец.
Да, не стоило его перебивать. Теперь он злился, а значит, ничего не услышит. Я ничего не смогу ему доказать, но попытаться все же стоило.
– Он не убил Кэс, хотя мог.
– Опять Кэс! – вскинулся адмирал, недовольно цокая языком. – Вы зациклены на ней, капитан Венс.
– Он мог убить, мог сопротивляться, – продолжила я, не обращая внимания, что отец прервал меня. – Но он спокойно дал Брэду себя скрутить. А теперь молчит. Зачем тогда сдался? Ведь они всегда бросаются на нас, даже безоружные, даже если один против роты.
– Я понял вас, капитан, – нетерпеливо остановил меня отец. – Ничего. Через полчаса его тело выбросят в открытый космос. Сколько вам надо времени, чтобы восстановиться? Вы нужны своей команде.
– Завтра, наверное, я буду в порядке.
– Отлично, капитан. Идите, отдыхайте, а завтра снова в строй.
– Да, сэр, – отдав честь, я дождалась кивка отца и развернулась, направляясь на выход.
Полчаса! Осталось полчаса!
Ноги сами меня несли в тюремный блок. Я понимала, что так нельзя, что надо остановиться, но шла, с каждым шагом все сильнее хромая. Охранники безропотно открывали передо мной двери. Никто не смел остановить дочь адмирала, даже не задумываясь, что мне не положено здесь находиться.
Облокотившись спиной о стену соседней камеры напротив нужной, я отдышалась. Смотрела на ящера и не могла найти слов. Правильных и таких нужных, чтобы он не отказал.
Лацерт словно ждал, стоя около дверей. Он склонил голову набок, рассматривая меня своим холодным взглядом. Я была готова молить, упрашивать, но вот я здесь – и не могу произнести ни слова.
– Ты приш-ш-шла, – тихий шипящий голос вызвал во мне бурю негодования.
Он все спланировал, он знал, что я приду. Знал и ждал.
– Ты умрешь, – ответила ему в тон, чтобы хоть с чего-то начать разговор.
Лацерт выпрямил голову. Язык его беспокойно дергался, практически не останавливаясь. Но враг никак не прокомментировал мои слова. Я так хотела его напугать, поставить перед фактом, чтобы выторговать… Только вот – что? Что он может, сидя здесь, если противоядие там, на его планете? Как же он рисковал, думая, что кто-то пойдет у него на поводу. Рисковал, и сильно.
– Через полчаса ты умрешь, – повторила я, но эффект был тем же.
Нога больше не держала, и я опустилась на пол, вытягивая ее вперед и потирая ладонью.
– Она умрет, – вернул мне лацерт равнодушно и холодно.
– Ты тоже, – твердости, которая звучала в моем голосе, во мне не было.
Я не была уверена, что готова играть с врагом. Он слишком чуждый и непонятный.
– Нет, – прошелестело ответ.
Откуда в нем такая уверенность в спасении? Я недоверчиво взглянула на лацерта и попала в плен пугающей черноты. Тьма его глаз затягивала сознание, шептала, требуя подчинения.
– Открой.
Нет, нельзя. Лацерт опасен. Замотала головой, закрывая руками уши.
– Он идет. Открой, – этот вездесущий голос заставлял слушать, внимательно слушать, внимая каждому слову.
Я вскинула голову, пытаясь понять, кто идет. В коридоре раздавались далекие звуки шагов. Неловко поднялась с полу, опираясь о стену. Встала в ожидании того, кто шел сюда.
– Он с-с-сильнее. Ты не с-с-справиш-ш-шься, – настаивал лацерт.
От его слов стало не по себе. Я не могла понять, к чему он клонит. Но в неведении оставалась недолго.
– Детка, – раздался насмешливый голос Дэна в конце коридора, – я смотрю, тебе понравилось тут. Расстроилась, что так и не дождалась меня? Сучка.
Бывший командор не выглядел сильно опечаленным своим разжалованием. Скорее, был слишком веселый. Опять это «слишком».
Догадка осенила меня, как вспышка. Дурь принял! Только от нее человек становится без причины весел и агрессивен.
Дэн усмехнулся. Плотоядно осмотрел меня. Я видела лихорадочный блеск его глаз. И догадывалась, что именно он принял. А значит, умолять его бессмысленно. Он сейчас идет на поводу своих желаний. Только своих.
– Открой, – вздрогнула я, когда раздался властный голос лацерта за спиной, причем раздался очень близко. Оказывается, я неосознанно отходила к его камере, пытаясь найти поддержку. Да, с таким Дэном мне точно не справиться, придется потерпеть. Только вот надо решиться – как быть? Добровольно раздеться или все же дать отпор?
– Я помогу, – заверил меня враг.
Уму непостижимо.
– Не могу, ты пленник, – тихо прошептала я в ответ, чувствуя под ладонями гладкую поверхность стекла.
– Ты умреш-ш-шь, ес-с-ли не откроеш-ш-шь, – спокойным голосом поучал враг, словно и не шел на меня неудачливый любовник. Словно не сжимал кулаки, пакостно скалясь. Словно и не оставалось Дэну каких-то четырех неумолимых шагов до меня.
– Открой. С-с-спасу.
Замотала головой, глядя на приближающегося мужчину. Нога ныла, но бить надо именно ей. Опираться на нее уже не могу.
Не дав Дэну дойти последний шаг, бросилась в атаку. Надо брать напором, не дать опомниться. Дурь, конечно, дает силы, притупляет боль, но кто-нибудь должен прийти мне на помощь. Обязан.
Первый удар взбешённого Дэна, который я пропустила, отбросил меня к стене камеры лацерта. Я с трудом поднялась, упираясь руками о стену. Больная нога подгибалась, пульсируя.
– С-с-салли, пос-с-смотри на меня, – вкрадчивый голос лацерта лишал воли.
Я сопротивлялась ему, как могла, ведь Дэн заносил руку для очередного удара. Боль в груди разрасталась, воздух с трудом проникал в легкие. Я повернулась к лацерту лицом и пропала. Зелень полностью распустилась перед черным омутом зрачка в глазах врага.
– Открой, – властный голос требовал подчиниться.
Это не я вводила код. Нет. Я в шоке смотрела на врага, понимая, что он управляет мной, как марионеткой. Индикатор сработал, меняя цвет. Дверь распахнулась, ударяя подоспевшего Дэна. А дальше была битва двух профессионалов.
Они стоили друг друга и атаковали с неистовой силой. Так, что трещали стены, в которые врезались тела сцепившихся врагов. Я стояла, затаив дыхание, и не могла поверить, что открыла дверь. Но я это сделала. Я подчинилась! Осторожно переступая, я как можно незаметнее решила сбежать, пока не стало слишком поздно. Пока дерущиеся заняты собой. Ведь как только битва закончится, мне придется остаться с победителем один на один, а я этого не хотела. Кто бы ни выиграл в схватке.
– С-с-салли, с-с-стой, – замерла, остановленная приказом.
Я очень жалела, что оружие надо оставлять у охранника, прежде чем войти в тюремный блок. Очень жалела. Что я против лацерта? Ничто. Медленно обернулась, строптиво вскинув голову. Я буду бороться. Да, до последнего буду биться, а потом сбегу.
