Но лацерт меня опять удивил. Дэн валялся неприглядной кучей возле ног врага. Глаза закрыты, нос разбит. Кровь стекала из мужчины на пол. Сам лацерт, удостоверившись, что сбегать я не собираюсь, развернулся ко мне спиной и вернулся в камеру. После того как захлопнул за собой дверь, приказал:
– Закрой.
Я честно ждала всего, что угодно, только не этого. Доковыляв до камеры, ввела код, заблокировав замок.
Вглядываясь в невозмутимое, местами опухшее от ударов лицо лацерта, пыталась понять, что у него в голове. Какие цели он преследует? Ведь это ненормально! Выйти из камеры только для того, чтобы спасти одну глупую девчонку.
– Чего ты хочешь? – вырвалось у меня.
Голос дрожал от отчаяния. Я запуталась в поведении и поступках врага и не верила в его альтруизм.
Губы его растянулись, приоткрывая клыки. Взгляд не отпускал меня, пришпиливая к месту. Так, что я и пальцем пошевелить боялась.
– С-с-скоро узнаеш-ш-шь.
О да, узнаю. Отец такие драки не прощает. И светит мне занять место Дэна. А вылет у шрафников через несколько минут. Не зря же Дэн оделся в защитный костюм и дури принял. По-другому они и не летают. Ведь понятно же, что никто не вернется. Только самые опытные.
– Скоро меня отправят в штрафроту. И мне некогда будет узнавать. Я полечу на смерть. Прощай.
– Ты не умреш-ш-ь. Я не разреш-ш-шал, – насмешка была так нова в безразличном голосе лацерта.
У меня рот открылся от удивления. Он сказал, не разрешал? Да кто он такой?
– Спасибо, конечно, что спас, только я не тебе подчиняюсь, – высокомерно выдала я ему.
А то вообще зазнался, и это при его положении пленника.
– Мне, – донеслось из-за спины.
Не выдержав и не придумав ничего лучшего, не оборачиваясь, я вскинула руку и показала ему неприличный жест в исполнении одного пальца и направилась на выход, прихрамывая. Надо срочно сходить к дяде. Что-то у меня в колене щёлкнуло, когда била Дэна.
Но не успела я дойти до конца коридора, как створки железной двери разошлись, и передо мной возник отец.
Осмотрел меня оценивающим взглядом и прошел мимо. А за ним – солдаты с оружием наперевес. Дернув одного за рукав, я спросила, что случилось.
– Лацерты вышли на связь. Требуют обмена нашего пленника.
– На что обмен? – не поняла я.
Солдат пожал плечами и, отцепив мои пальцы, присоединился к остальным. Я передумала идти к дяде. Вернулась.
Отец в окружении подчиненных стоял напротив лацерта, не заходя в камеру.
– Обмен состоится через час. Никаких резких движений. Вы должны следовать инструкциям, в противном случае мы будем стрелять на поражение.
Тяжело облокотившись о стену, я внимательно слушала, пытаясь понять, кого так сильно хочет вернуть наше правительство. Это первый раз, когда лацерты пошли на переговоры.
Пленник молчал, чуть склонив голову, пристально изучая отца. И адмиралу это не нравилось, я видела по его лицу. Тень недовольства лежала на нем.
– На этом все, – закончив отдавать распоряжения, адмирал убрал переводчик и наконец обратил свой взор на все еще лежащего на полу Дэна. Никто его даже не оттащил подальше, чтобы не мешал начальству. – Уберите его в камеру. Пусть полежит, подумает перед расстрелом, что приказы мои не обсуждаются, а выполняются.
И тут я запаниковала, зная отцовскую привычку выставлять меня на посмешище. Надо было сразу уйти, а сейчас он увидит меня и обязательно придумает каверзу, обязательно придумает.
Адмирал поравнялся со мной, нервно ожидающей его, и опять молча прошел мимо. Я не поверила своему счастью. Я даже дыхание задержала и теперь медленно, с облегчением, выдыхала.
Что-то было не так. Отец чем-то был сильно обеспокоен. Нет другого объяснения его странной задумчивости, раз даже меня не заметил. Дождавшись, когда сопровождение адмирала пройдет, я обернулась к пленнику, который смотрел на меня, чуть улыбаясь.
Он улыбался мне!
Почему меня не отпускает мысль, что лацерты решили играть «ва-банк»? А мы идем по их сценарию. Понимаю, что я – всего лишь рядовой капитан, а не стратег, но во мне все было против того, чтобы идти в расставленную ловушку.
Меня пугала власть, которую показал мне лацерт. И главное, рассказать о ней я никому не могла. Иначе попаду под трибунал.
Развернулась и пошла прочь от странного врага. Нога ныла нестерпимо, нужно срочно попасть в медблок, пока не стало слишком поздно.
Дядя Майкл не ругал меня в своей обычной манере. Не в этот раз. Но когда бинтовал, пообещал гипс наложить, чтобы неповадно было ослушиваться его наставлений.
– Им же никто не пользуется уже, – рассмеялась я в ответ, следя, как сноровисто работает дядя. Седая голова его качалась в такт движениям рук, и от него исходил приятный мускатный аромат, который я помню с детства. Этот запах не могли заглушить даже противные лекарства.
– У меня есть в запасниках. Не будешь слушаться, мумию из тебя сделаю. Будешь лежать у меня и не шевелиться. Так что потерпи и полежи до завтра. У тебя же рейд.
– Можно, я на Кэс посмотрю?
– Можно. Иди в третье хранилище. А я пока найду для тебя каталку.
– Может, не надо? – жалобно состроила я глазки.
Только с дядей я могу позволить себе быть слабой женщиной. Только с ним. Он всегда любил меня баловать.
– Надо, милая. Надо, – подарил он мне одну их своих усталых, но невероятно ласковых улыбок. – Беги к подружке. Я ведь быстро. Не успеешь доковылять.
Дядя Майкл вышел из перевязочной, а я попробовала встать на ногу. Нет, все равно бегать еще не могу. Прав родственник, надо в кровать. До хранилища я еле доковыляла, то и дело останавливаясь передохнуть.
В маленьком, покрытым инеем изнутри окошке, Кэс было плохо видно. Бледная кожа, подсвеченная синими лампами, пугала трупным цветом. Но монитор уверял, что Кэс жива, просто в анабиозе.
– Прости, – прошептала я, положил руку на окно.
Мне было стыдно, что я не успела. Опоздала всего на несколько минут – а ведь, возможно, сумела бы уберечь подругу. Я корила себя, пока не пришел дядя, подталкивая впереди себя коляску для пациентов. Я страдальчески застонала.
– Давай, Салли, садись. Иначе точно гипс наложу.
Угроза подействовала, и я безропотно опустилась в кресло, с облегчением вытягивая ногу.
– Болит?
– Да, – призналась я, потирая колено.
– Утром проверю. Если не пройдет, то никуда не отпущу. Все равно не сможешь управлять звездолетом, – пообещал дядя.
Вез он меня очень ровно, словно я фарфоровая кукла. В лифте сетовал на то, что если командование не пришлет лекарства, то придется вернуться к устаревшим методам оказания медицинской помощи. И все эти вопросы должен решать именно он. И вообще, командование должно понимать, что война изнуряет Федерацию. Старые лозунги, вроде «Все на фронт!» не годились сегодня. Капиталисты зубами держались за свое имущество и не собирались работать без прибыли. А прибыли эта война не приносила.
– Лацерты не идут на мировую. Эх, надо было нашим соглашаться, когда ящеры это сами предложили. А теперь вот изнурительная война. Словно лацерты специально ждут, когда мы ослабнем, чтобы добить нас.
– Ну, в командовании умные люди. Я думаю, договорятся. Ведь и у лацертов большие потери.
– Да какие потери! – вскричал дядя. – У них такая регенерация! Им же надо в голову и в сердце стрелять, чтобы наверняка!
– Да, ты прав, – согласилась я.
Лифт остановился на жилом уровне. Возле дверей поджидали солдаты. Заметив меня, отдавали честь, здоровались – как со мной, так и с дядей. Глядя на этот муравейник изнутри, и не скажешь, что у нас идет война. Все заняты своими делами, решают свои проблемы, и основная из них – поиск провианта.
Дядя довез меня до каюты и ввел код, который хорошо помнил, так как не раз меня сюда доносил в бессознательном состоянии. Отец частенько доводил меня до изнеможения тренировками, пытаясь воспитать лучшего из солдат.
– Ну, вот и приехали, – возвестил дядя Майкл останавливая кресло-каталку. – Завтра загляну. А ты ложилась бы спать.
– Выспалась.
– Я так и знал, – с этими словами он достал из кармана инъектор и под мои вопли ввел снотворное. – И поспишь, и восстановишься немного.
Оставшись одна, я поняла, что ничего другого мне и не остается. Разделась, повесила форму в шкаф и забралась в кровать.
Лекарство действовало безотказно, но после него во рту была сухость, а в голове – муть. Сомкнув веки, я вдруг отчетливо увидела тяжелый взгляд лацерта с расширенными зрачками. Он притягивал, подчинял, погружая во тьму.
Проснулась от близкого звука выстрела. Подскочила на месте, шатаясь. Я не сразу поняла, что стою, придерживаясь рукой о стол. А рядом в кресле сидит отец. Подняв взор, я в ужасе разглядывала месиво, что осталось от его головы. Разрывной заряд! Мою руку оттягивал бластер. Мой табельный. Отступая от стола, я все пыталась сложить картинку воедино, но не получалось. В руках бластер. У меня есть разрывные. Вот сидит мертвый отец. У него нет полголовы. Я рядом. Бластер в руке...
Дверь распахнулась, и в кабинет ворвались вооруженные солдаты.
– Сдавайтесь, или мы будем стрелять!
Непослушные пальцы разжались, и бластер глухо упал на пол. Слезы застилали глаза, размывая ужасное зрелище.
Кто-то сбил меня с ног. Голову больно прижали в полу. Пол неровный, если приглядеться к нему внимательно, и кровь на нем растекается нехотя, словно по ступенькам скачет.
Мои руки больно заломили и надели магнитные браслеты. Они немного вибрировали. Немного. А кровь у отца красная, а я думала, он не человек. А она у него красная, густая и темная.
Рывком меня поставили на ноги, и колено прострелило болью. Уже не так сильно, как раньше. Но это чувство отрезвляло, заставляло думать.
– Капитан, вы слышите меня?
Меня кто-то окликнул, но я не узнала мужчину. Судя по погонам, майор. Трехдневная щетина дико смотрелась на смуглом лице, которое обрамляли седые волосы. Хотя сейчас у многих седина. Это уже норма, а не следствие старения, как раньше.
– Капитан, вы слышите меня? – и хлесткая пощечина.
– Капитан, посмотрите мне в глаза.
Да, точно.
– Пос-с-смотри мне в глаза, – вспомнился голос лацерта, он требовал подчиниться, а я не хотела.
Но это был сон. Я слышала этот голос во сне.
– Капитан Венс, вы разговаривали с пленником?
– Что? – непонимающе спросила я. И почему это интересует майора?
– Пленник был на борту, вы с ним разговаривали?
– Нет, – солгала я, хотя хотела сказать правду. Но язык словно жил своей жизнью, и это было неправильно.
– За что вы убили отца?
Обернулась к тому, что когда-то было моим отцом, и не смогла сама понять – зачем.
– Он плохой, – прошептали мои губы.
Но это не мои мысли. Отец не плохой… был. Он был отвратительный. Слишком жестокий.
– Понятно, – выдохнул майор и обратился к кому-то за моей спиной. – Уведите ее в камеру. Я проверю видеозаписи, но, кажется, она тоже загипнотизирована.
– А если докажем, что это сделала именно она? – спросил у него собеседник.
– Расстрел, – равнодушно ответил майор.
Я шла, как в тумане. Мозг вяло фиксировал панику на корабле. Все были подняты, как по сигналу тревоги. При этом очень собраны, в полном обмундировании и с оружием.
Лифт доставил меня в тюремный блок.
В этот раз он не пустовал, как обычно. Солдаты всех мастей и чинов растерянно смотрели на меня и моих конвоиров. Я отвечала им тем же. Я не понимала, что происходит. Камера мне досталась не та, что прежде. В ней уже сидел летчик-истребитель Эванс, второй отряд. Браслеты размагнитились, и мои руки опали безвольными ветвями.
– Привет, кэп, – вяло поздоровался он со мной.
– Привет, Мак. А что происходит? – попыталась я прояснить ситуацию.
– Никто не понимает. Кого убили вы? – унылым голосом поинтересовался Мак, словно потерял всякую надежду на будущее.
– Убила? – удивилась, не понимая, почему так быстро об этом узнали даже здесь.
– Мы все кого-то убили. Я нашего капитана и старлея, а вы?
– Отца, – призналась я и потрясенно принялась рассматривать другие камеры. Там были ребята из третьего и четвертого отрядов. А еще охранник лацерта.
– Нас всех расстреляют? – спросили за спиной.
Обернулась, в удивлении глядя на парламентера, который занимался налаживанием переговоров с лацертами.
Кивнула, с трудом веря, что это не сон. Я и вправду убила отца. Я нажала на курок. И теперь нас всех, кто совершил подобное, ждет расстрел.
– Я не знал, что у лацертов есть такие способности. Столько с ними сталкивался и никогда не замечал, – вдруг услышала я из противоположной камеры.
Там был один из дядиных помощников. Сердце мое сжалось от страха.
– Мистер Тортон, а вы кого убили? – спросила я.
– Простите, но я никого не убивал! – возмутился темнокожий мужчина, резко оборачиваясь ко мне лицом. – Я вообще тут по ошибке.
Вот только страх читался в его взгляде, и губы очень уж кривились.
– Я просто взял скальпель. Просто. Я никого не хотел убить.
– А кто рядом стоял? – не отставала я от него.
Раз не убил, значит, дядя жив.
– Да кто вы такая, чтобы допрашивать меня?
– Говорят, он накинулся на главврача, но ваш дядя успел вовремя его остановить. Он отделался царапиной. Руку задело.
Это говорила, успокаивая меня, парламентер. Как же ее?.. Мисс... мисс Флетчер. Нет. Мисс Флигман. Да, вроде так.
– А вы откуда знаете?
– Это произошло после обмена пленниками. Сначала пришла новость, что на главврача вашего корабля напали, а потом меня как выключило. Очнулась, прижатая к полу, а рядом – посол.
Сигнал тревоги оглушил всех.
– Ну, вот и все. Убрали всех шишек и пошли в атаку, – равнодушно заметил Мак за моей спиной.
Я обернулась к нему. Он сидел на полу, забившись в угол. Взгляд его был пустой и обреченный. Мак уже приготовился умереть. Нет, только не это!
Корабль ощутимо тряхнуло. Мало кто устоял на ногах. Со всех сторон слышались крики о помощи, а я решила, что не собираюсь тут сиднем сидеть и ждать, когда нас накроют, как мух. Подошла к кодовому замку и стала примеривать стандартные коды. Я не знала, какой из тех, что я запомнила, подойдет, но генерация кодов происходит раз в час.
Отец не мог запоминать коды и кропотливо сохранял их в файле. И так однажды случилось, что мне было нечего делать, а адмирал все не приходил, вот я и забралась в его компьютер. Зачем – не знаю, наверное, это была дань моему бунтарству. Я много чего нашла, но мало что поняла. А вот коды от электронных замков под «логином» адмирала даже запомнила.
Методично я вводила набор цифр и букв, ожидая чуда. Но его не происходило. Наивно, наверное, было думать, что я сумела бы обыграть удачу. Мне слишком часто не везло, чтобы сейчас на меня пала милость непостоянной фортуны. Корабль еще раз ощутимо тряхнуло, и я даже услышала скрежет обшивки.
– С-с-салли, – прошелестел знакомый голос в голове.
Нет, только не это. Я должна сопротивляться!
Пытаясь не паниковать, продолжала вводить код. Цифры мелькали на экране, но индикатор не менял цвет. Когда я почувствовала чужое дыхание за спиной, на рефлексах ударила в лицо, сделала подсечку и опрокинула нападающего на пол, вдавливая колено в солнечное сплетение.
– Кэп, это я!
Хриплый голос был знаком. Моргнув, узнала под собой Мака – летчика-истребителя второго отряда.
– Что ты тут делаешь? – спросила у него, оглядывая камеру.
Камера была другая, не та, в которую меня посадили. В соседней вместо лацерта сидела парламентер мисс… Как же ее фамилия? Мисс Флигман, вроде бы так.
– Закрой.
Я честно ждала всего, что угодно, только не этого. Доковыляв до камеры, ввела код, заблокировав замок.
Вглядываясь в невозмутимое, местами опухшее от ударов лицо лацерта, пыталась понять, что у него в голове. Какие цели он преследует? Ведь это ненормально! Выйти из камеры только для того, чтобы спасти одну глупую девчонку.
– Чего ты хочешь? – вырвалось у меня.
Голос дрожал от отчаяния. Я запуталась в поведении и поступках врага и не верила в его альтруизм.
Губы его растянулись, приоткрывая клыки. Взгляд не отпускал меня, пришпиливая к месту. Так, что я и пальцем пошевелить боялась.
– С-с-скоро узнаеш-ш-шь.
О да, узнаю. Отец такие драки не прощает. И светит мне занять место Дэна. А вылет у шрафников через несколько минут. Не зря же Дэн оделся в защитный костюм и дури принял. По-другому они и не летают. Ведь понятно же, что никто не вернется. Только самые опытные.
– Скоро меня отправят в штрафроту. И мне некогда будет узнавать. Я полечу на смерть. Прощай.
– Ты не умреш-ш-ь. Я не разреш-ш-шал, – насмешка была так нова в безразличном голосе лацерта.
У меня рот открылся от удивления. Он сказал, не разрешал? Да кто он такой?
– Спасибо, конечно, что спас, только я не тебе подчиняюсь, – высокомерно выдала я ему.
А то вообще зазнался, и это при его положении пленника.
– Мне, – донеслось из-за спины.
Не выдержав и не придумав ничего лучшего, не оборачиваясь, я вскинула руку и показала ему неприличный жест в исполнении одного пальца и направилась на выход, прихрамывая. Надо срочно сходить к дяде. Что-то у меня в колене щёлкнуло, когда била Дэна.
Но не успела я дойти до конца коридора, как створки железной двери разошлись, и передо мной возник отец.
Осмотрел меня оценивающим взглядом и прошел мимо. А за ним – солдаты с оружием наперевес. Дернув одного за рукав, я спросила, что случилось.
– Лацерты вышли на связь. Требуют обмена нашего пленника.
– На что обмен? – не поняла я.
Солдат пожал плечами и, отцепив мои пальцы, присоединился к остальным. Я передумала идти к дяде. Вернулась.
Отец в окружении подчиненных стоял напротив лацерта, не заходя в камеру.
– Обмен состоится через час. Никаких резких движений. Вы должны следовать инструкциям, в противном случае мы будем стрелять на поражение.
Тяжело облокотившись о стену, я внимательно слушала, пытаясь понять, кого так сильно хочет вернуть наше правительство. Это первый раз, когда лацерты пошли на переговоры.
Пленник молчал, чуть склонив голову, пристально изучая отца. И адмиралу это не нравилось, я видела по его лицу. Тень недовольства лежала на нем.
– На этом все, – закончив отдавать распоряжения, адмирал убрал переводчик и наконец обратил свой взор на все еще лежащего на полу Дэна. Никто его даже не оттащил подальше, чтобы не мешал начальству. – Уберите его в камеру. Пусть полежит, подумает перед расстрелом, что приказы мои не обсуждаются, а выполняются.
И тут я запаниковала, зная отцовскую привычку выставлять меня на посмешище. Надо было сразу уйти, а сейчас он увидит меня и обязательно придумает каверзу, обязательно придумает.
Адмирал поравнялся со мной, нервно ожидающей его, и опять молча прошел мимо. Я не поверила своему счастью. Я даже дыхание задержала и теперь медленно, с облегчением, выдыхала.
Что-то было не так. Отец чем-то был сильно обеспокоен. Нет другого объяснения его странной задумчивости, раз даже меня не заметил. Дождавшись, когда сопровождение адмирала пройдет, я обернулась к пленнику, который смотрел на меня, чуть улыбаясь.
Он улыбался мне!
Почему меня не отпускает мысль, что лацерты решили играть «ва-банк»? А мы идем по их сценарию. Понимаю, что я – всего лишь рядовой капитан, а не стратег, но во мне все было против того, чтобы идти в расставленную ловушку.
Меня пугала власть, которую показал мне лацерт. И главное, рассказать о ней я никому не могла. Иначе попаду под трибунал.
Развернулась и пошла прочь от странного врага. Нога ныла нестерпимо, нужно срочно попасть в медблок, пока не стало слишком поздно.
Глава 4. Предательство
Дядя Майкл не ругал меня в своей обычной манере. Не в этот раз. Но когда бинтовал, пообещал гипс наложить, чтобы неповадно было ослушиваться его наставлений.
– Им же никто не пользуется уже, – рассмеялась я в ответ, следя, как сноровисто работает дядя. Седая голова его качалась в такт движениям рук, и от него исходил приятный мускатный аромат, который я помню с детства. Этот запах не могли заглушить даже противные лекарства.
– У меня есть в запасниках. Не будешь слушаться, мумию из тебя сделаю. Будешь лежать у меня и не шевелиться. Так что потерпи и полежи до завтра. У тебя же рейд.
– Можно, я на Кэс посмотрю?
– Можно. Иди в третье хранилище. А я пока найду для тебя каталку.
– Может, не надо? – жалобно состроила я глазки.
Только с дядей я могу позволить себе быть слабой женщиной. Только с ним. Он всегда любил меня баловать.
– Надо, милая. Надо, – подарил он мне одну их своих усталых, но невероятно ласковых улыбок. – Беги к подружке. Я ведь быстро. Не успеешь доковылять.
Дядя Майкл вышел из перевязочной, а я попробовала встать на ногу. Нет, все равно бегать еще не могу. Прав родственник, надо в кровать. До хранилища я еле доковыляла, то и дело останавливаясь передохнуть.
В маленьком, покрытым инеем изнутри окошке, Кэс было плохо видно. Бледная кожа, подсвеченная синими лампами, пугала трупным цветом. Но монитор уверял, что Кэс жива, просто в анабиозе.
– Прости, – прошептала я, положил руку на окно.
Мне было стыдно, что я не успела. Опоздала всего на несколько минут – а ведь, возможно, сумела бы уберечь подругу. Я корила себя, пока не пришел дядя, подталкивая впереди себя коляску для пациентов. Я страдальчески застонала.
– Давай, Салли, садись. Иначе точно гипс наложу.
Угроза подействовала, и я безропотно опустилась в кресло, с облегчением вытягивая ногу.
– Болит?
– Да, – призналась я, потирая колено.
– Утром проверю. Если не пройдет, то никуда не отпущу. Все равно не сможешь управлять звездолетом, – пообещал дядя.
Вез он меня очень ровно, словно я фарфоровая кукла. В лифте сетовал на то, что если командование не пришлет лекарства, то придется вернуться к устаревшим методам оказания медицинской помощи. И все эти вопросы должен решать именно он. И вообще, командование должно понимать, что война изнуряет Федерацию. Старые лозунги, вроде «Все на фронт!» не годились сегодня. Капиталисты зубами держались за свое имущество и не собирались работать без прибыли. А прибыли эта война не приносила.
– Лацерты не идут на мировую. Эх, надо было нашим соглашаться, когда ящеры это сами предложили. А теперь вот изнурительная война. Словно лацерты специально ждут, когда мы ослабнем, чтобы добить нас.
– Ну, в командовании умные люди. Я думаю, договорятся. Ведь и у лацертов большие потери.
– Да какие потери! – вскричал дядя. – У них такая регенерация! Им же надо в голову и в сердце стрелять, чтобы наверняка!
– Да, ты прав, – согласилась я.
Лифт остановился на жилом уровне. Возле дверей поджидали солдаты. Заметив меня, отдавали честь, здоровались – как со мной, так и с дядей. Глядя на этот муравейник изнутри, и не скажешь, что у нас идет война. Все заняты своими делами, решают свои проблемы, и основная из них – поиск провианта.
Дядя довез меня до каюты и ввел код, который хорошо помнил, так как не раз меня сюда доносил в бессознательном состоянии. Отец частенько доводил меня до изнеможения тренировками, пытаясь воспитать лучшего из солдат.
– Ну, вот и приехали, – возвестил дядя Майкл останавливая кресло-каталку. – Завтра загляну. А ты ложилась бы спать.
– Выспалась.
– Я так и знал, – с этими словами он достал из кармана инъектор и под мои вопли ввел снотворное. – И поспишь, и восстановишься немного.
Оставшись одна, я поняла, что ничего другого мне и не остается. Разделась, повесила форму в шкаф и забралась в кровать.
Лекарство действовало безотказно, но после него во рту была сухость, а в голове – муть. Сомкнув веки, я вдруг отчетливо увидела тяжелый взгляд лацерта с расширенными зрачками. Он притягивал, подчинял, погружая во тьму.
***
Проснулась от близкого звука выстрела. Подскочила на месте, шатаясь. Я не сразу поняла, что стою, придерживаясь рукой о стол. А рядом в кресле сидит отец. Подняв взор, я в ужасе разглядывала месиво, что осталось от его головы. Разрывной заряд! Мою руку оттягивал бластер. Мой табельный. Отступая от стола, я все пыталась сложить картинку воедино, но не получалось. В руках бластер. У меня есть разрывные. Вот сидит мертвый отец. У него нет полголовы. Я рядом. Бластер в руке...
Дверь распахнулась, и в кабинет ворвались вооруженные солдаты.
– Сдавайтесь, или мы будем стрелять!
Непослушные пальцы разжались, и бластер глухо упал на пол. Слезы застилали глаза, размывая ужасное зрелище.
Кто-то сбил меня с ног. Голову больно прижали в полу. Пол неровный, если приглядеться к нему внимательно, и кровь на нем растекается нехотя, словно по ступенькам скачет.
Мои руки больно заломили и надели магнитные браслеты. Они немного вибрировали. Немного. А кровь у отца красная, а я думала, он не человек. А она у него красная, густая и темная.
Рывком меня поставили на ноги, и колено прострелило болью. Уже не так сильно, как раньше. Но это чувство отрезвляло, заставляло думать.
– Капитан, вы слышите меня?
Меня кто-то окликнул, но я не узнала мужчину. Судя по погонам, майор. Трехдневная щетина дико смотрелась на смуглом лице, которое обрамляли седые волосы. Хотя сейчас у многих седина. Это уже норма, а не следствие старения, как раньше.
– Капитан, вы слышите меня? – и хлесткая пощечина.
– Капитан, посмотрите мне в глаза.
Да, точно.
– Пос-с-смотри мне в глаза, – вспомнился голос лацерта, он требовал подчиниться, а я не хотела.
Но это был сон. Я слышала этот голос во сне.
– Капитан Венс, вы разговаривали с пленником?
– Что? – непонимающе спросила я. И почему это интересует майора?
– Пленник был на борту, вы с ним разговаривали?
– Нет, – солгала я, хотя хотела сказать правду. Но язык словно жил своей жизнью, и это было неправильно.
– За что вы убили отца?
Обернулась к тому, что когда-то было моим отцом, и не смогла сама понять – зачем.
– Он плохой, – прошептали мои губы.
Но это не мои мысли. Отец не плохой… был. Он был отвратительный. Слишком жестокий.
– Понятно, – выдохнул майор и обратился к кому-то за моей спиной. – Уведите ее в камеру. Я проверю видеозаписи, но, кажется, она тоже загипнотизирована.
– А если докажем, что это сделала именно она? – спросил у него собеседник.
– Расстрел, – равнодушно ответил майор.
Я шла, как в тумане. Мозг вяло фиксировал панику на корабле. Все были подняты, как по сигналу тревоги. При этом очень собраны, в полном обмундировании и с оружием.
Лифт доставил меня в тюремный блок.
В этот раз он не пустовал, как обычно. Солдаты всех мастей и чинов растерянно смотрели на меня и моих конвоиров. Я отвечала им тем же. Я не понимала, что происходит. Камера мне досталась не та, что прежде. В ней уже сидел летчик-истребитель Эванс, второй отряд. Браслеты размагнитились, и мои руки опали безвольными ветвями.
– Привет, кэп, – вяло поздоровался он со мной.
– Привет, Мак. А что происходит? – попыталась я прояснить ситуацию.
– Никто не понимает. Кого убили вы? – унылым голосом поинтересовался Мак, словно потерял всякую надежду на будущее.
– Убила? – удивилась, не понимая, почему так быстро об этом узнали даже здесь.
– Мы все кого-то убили. Я нашего капитана и старлея, а вы?
– Отца, – призналась я и потрясенно принялась рассматривать другие камеры. Там были ребята из третьего и четвертого отрядов. А еще охранник лацерта.
– Нас всех расстреляют? – спросили за спиной.
Обернулась, в удивлении глядя на парламентера, который занимался налаживанием переговоров с лацертами.
Кивнула, с трудом веря, что это не сон. Я и вправду убила отца. Я нажала на курок. И теперь нас всех, кто совершил подобное, ждет расстрел.
– Я не знал, что у лацертов есть такие способности. Столько с ними сталкивался и никогда не замечал, – вдруг услышала я из противоположной камеры.
Там был один из дядиных помощников. Сердце мое сжалось от страха.
– Мистер Тортон, а вы кого убили? – спросила я.
– Простите, но я никого не убивал! – возмутился темнокожий мужчина, резко оборачиваясь ко мне лицом. – Я вообще тут по ошибке.
Вот только страх читался в его взгляде, и губы очень уж кривились.
– Я просто взял скальпель. Просто. Я никого не хотел убить.
– А кто рядом стоял? – не отставала я от него.
Раз не убил, значит, дядя жив.
– Да кто вы такая, чтобы допрашивать меня?
– Говорят, он накинулся на главврача, но ваш дядя успел вовремя его остановить. Он отделался царапиной. Руку задело.
Это говорила, успокаивая меня, парламентер. Как же ее?.. Мисс... мисс Флетчер. Нет. Мисс Флигман. Да, вроде так.
– А вы откуда знаете?
– Это произошло после обмена пленниками. Сначала пришла новость, что на главврача вашего корабля напали, а потом меня как выключило. Очнулась, прижатая к полу, а рядом – посол.
Сигнал тревоги оглушил всех.
– Ну, вот и все. Убрали всех шишек и пошли в атаку, – равнодушно заметил Мак за моей спиной.
Я обернулась к нему. Он сидел на полу, забившись в угол. Взгляд его был пустой и обреченный. Мак уже приготовился умереть. Нет, только не это!
Корабль ощутимо тряхнуло. Мало кто устоял на ногах. Со всех сторон слышались крики о помощи, а я решила, что не собираюсь тут сиднем сидеть и ждать, когда нас накроют, как мух. Подошла к кодовому замку и стала примеривать стандартные коды. Я не знала, какой из тех, что я запомнила, подойдет, но генерация кодов происходит раз в час.
Отец не мог запоминать коды и кропотливо сохранял их в файле. И так однажды случилось, что мне было нечего делать, а адмирал все не приходил, вот я и забралась в его компьютер. Зачем – не знаю, наверное, это была дань моему бунтарству. Я много чего нашла, но мало что поняла. А вот коды от электронных замков под «логином» адмирала даже запомнила.
Методично я вводила набор цифр и букв, ожидая чуда. Но его не происходило. Наивно, наверное, было думать, что я сумела бы обыграть удачу. Мне слишком часто не везло, чтобы сейчас на меня пала милость непостоянной фортуны. Корабль еще раз ощутимо тряхнуло, и я даже услышала скрежет обшивки.
– С-с-салли, – прошелестел знакомый голос в голове.
Нет, только не это. Я должна сопротивляться!
Пытаясь не паниковать, продолжала вводить код. Цифры мелькали на экране, но индикатор не менял цвет. Когда я почувствовала чужое дыхание за спиной, на рефлексах ударила в лицо, сделала подсечку и опрокинула нападающего на пол, вдавливая колено в солнечное сплетение.
– Кэп, это я!
Хриплый голос был знаком. Моргнув, узнала под собой Мака – летчика-истребителя второго отряда.
– Что ты тут делаешь? – спросила у него, оглядывая камеру.
Камера была другая, не та, в которую меня посадили. В соседней вместо лацерта сидела парламентер мисс… Как же ее фамилия? Мисс Флигман, вроде бы так.
