– А у меня ведь и дочь есть, взрослая уже…и замужем, — он перевёл взгляд на молодого человека. — А Марианна даже не знакома с ней. Её мать как-то вычеркнула всех моих родственников, хотя их и так немного. Да я и сам не против. Да и родственники мои её не очень-то привечают, не нравится она им. Так езжу к ним, без жены. И так все девятнадцать лет, представляешь….
– А почему девятнадцать? — Максим удивлённо вскинул брови. — Марианне же… Двадцать три.
– Так… Женаты мы столько, — с каким-то лёгким, то ли раздражением, то ли отвращением, проговорил он. — Всего девятнадцать лет… Вот так вот. Мне кажется, Лариса догадывается, что я не всегда в деловые командировки езжу, только делает вид, что не в курсе, а на самом деле ей как-то наплевать… Как и Марианне… Каждая думает только о себе, — опустив голову, задумчиво проговорил он.
Александр устало закрыл глаза.
Максим с удивлением посмотрел на этого, как действительно говорили, строгого, в чём-то даже жёсткого, всегда собранного мужчину, главу их районного центра, которого побаивались многие. А сейчас рядом с ним сидел будто совсем другой, уставший, и какой-то слегка потерянный мягкий, ранимый человек. Максим, боясь нарушить тишину, опустил голову, прислушавшись к собственным мыслям.
– Марианна говорила, что ты хотел устроить выставку… — открыв глаза, неожиданно спросил Александр, посмотрев на Максима.
– Она хотела, — молодой человек усмехнулся. — А мне зачем она?.. Выставка эта?.. Картины свои выставлять или продавать? А зачем? Нет, я конечно, иногда их всё-таки продаю, но не всегда. Я же не для этого рисую. Я даже бесплатно отдаю иногда. Если людям нравится, почему бы и нет. Я и работаю в этой конторе только потому, что там платят хорошо деньги, чтобы было на что жить, и на творчество хватало, а сами картины — это для души. Навеяло — нарисовал. Себе на радость или людям. Я даже жене одного чиновника областного отдал бесплатно картину. Она сказала, что местность, которую я изобразил, напоминает ей детство, я и отдал. Приятно вспоминать своё детство, если оно, конечно, счастливое, — Максим задумчиво улыбнулся. — Как-то старушке одной помог. Жалко стало её, человек старый, тяжело ей было, ну, я ей и помог. Сумки донёс, заодно и проводил. Мы, до этого, с ней часто сталкивались в магазине, даже здороваться стали. А она мне всю дорогу рассказывала про деревню, где родилась, как там было раньше хорошо, а теперь почти ничего не осталось. И я решил ей подарок сделать, порадовать человека. Написал картину, по её рассказу и ей принёс. Знаете… — он снова задумался. — Она была по-настоящему счастлива. Счастлива снова окунуться в своё детство, юность, в ту забытую жизнь, которой уже нет. Я был поражён тогда её взглядом. Ведь в нём всё это — как в книге читалось. Она долго сидела в кресле, глубоко задумавшись, и столько всего было в её глазах… Хотите, я вам покажу? — Максим оживлённо вскочил с кресла.
Подойдя к шкафу, он аккуратно, словно хрупкую вещь, вынул из ящика небольшой портрет в рамке и протянув его Александру, и снова присел в кресло, следя за его реакцией.
– Нарисовал по памяти, — молодой человек улыбнулся. — Просто запало в душу.
– Красивая, наверно, была, — мужчина улыбнулся, приглядевшись к лицу старушки. — Сразу видно культуру, образованность, манеры…
– Да, действительно, — Максим улыбнулся. — Она столько всего знает, я правда не спросил, кем она работала, но, она и правда, очень умная и удивительно культурная, с такими, знаете, старомодными манерами. Я ещё удивился, вроде деревенский человек, а такая культура. А ведь есть же стереотипы… Как они нам портят жизнь, оказывается.
– Раз деревня, то алкоголики и гулящие бабы, — Александр усмехнулся. — Или повальная неграмотность, как всем раньше, почему-то, казалось. А там тоже люди, и у них своя жизнь, и свои истории, — задумчиво, вглядываясь в лицо старушки, ответил он.
В глазах пожилой женщины удивительным образом смешались и грусть по прошедшим временам, и тоска, что уже ничего не вернётся, и доброта, а улыбка только добавляли той удивительной мягкости, теплоты, которые чувствуешь разве что в детстве, от своих родных любимых бабушек.
– Кстати, а почему ей не отдал? — удивлённо спросил Александр, переведя взгляд на молодого человека.
– Не знаю, — Максим пожал плечами. — Почему-то захотелось оставить его себе. Сам не знаю, почему… Может просто взгляд её чем-то задел. Удивительно, как много чувств, иногда, умещается в человеческих глазах.
Передав портрет Максиму, Александр с тёплой улыбкой посмотрел на молодого человека.
– Да-а… Всё-таки Марианна не те краски для тебя подобрала. И карьерист ты, и жестокий мститель какой-то получился, — мужчина усмехнулся. — Ты и она?.. Это что-то несовместимое. Как у вас с ней вообще могло что-то случится? Я теперь и сам понять не могу.
– Мне она тогда показалась такой грустной, ранимой. Хотелось подойти к ней и сделать что-то приятное, чтобы она улыбнулась хотя бы. Я и подошёл, — Максим с добродушной улыбкой пожал плечами. — Я зашёл перекусить в кафе, а она там сидела такая одинокая, какая-то даже потерянная. Я её быстренько нарисовал на блокнотном листе и подарил ей. Вот тогда она действительно улыбнулась. Мы разговорились. Мне она тогда показалась такой искренней…
– А потом пришло прозрение… — Александр снова усмехнулся. — Также было и с её матерью… Хотя нет. Она уже тогда была охотница на солидных мужчин. Я уже был тогда начальником, а она всего лишь студенткой, подрабатывающей у нас… Правда, со своей историей… А знаешь, всё-таки, почему девятнадцать лет? — неожиданно спросил он и, не дожидаясь ответа Максима, ответил сам. — Марианна ведь не моя дочь. Да-а, — посмотрев на удивлённого молодого человека протянул Александр. — Ей было уже четыре года, когда я появился в их жизни. Но все думают, что это именно я её родной отец. Сам не знаю почему. Может Лариска всем так наговорила. Да и отчество совпало. Она же — Александровна. Может отца так звали, кто знает, — он пожал плечами. — Я у Ларисы не интересовался как-то, кто отец её дочери, не считал нужным. Но я всё-таки растил Марианну, как родную дочь, ничем никогда не показал обратное. И хотел сделать из неё человека, но… Наверно и я виноват, что она такой стала. Надо было настоять, проявить жёсткость, которая есть у меня в работе, но не хватило в семейной жизни, к сожалению, наверное. И времени, видно, не хватало на воспитание. Я же по настоянию Ларисы в бизнес ушёл. Модно как-то было, своё дело открывать, вот и пошёл… На поводу… А знаешь, почему Лариса назвала её Марианной? — Александр с улыбкой посмотрел на Максима. — Потому что хотела сделать эдакой аристократкой. Назвать какой-нибудь Дианой, что, всё-таки, ближе как-то нам, сколько сейчас этих Диан? Так вот, это она посчитала неподходящим. Надо было что-то особенное, вот и стала она — Марианной. А девчонке всегда нравилось имя — Марина. Морское что-то. Море она очень любит… И деньги… Как и мать, к сожалению… А ведь у меня была любовь, и я её променял на это… — снова впав в задумчивое состояние, добавил он. — Знаешь что, Максим… Как ты прав, что создал себе идеал и не променял её, — Александр кивнул на портрет девушки, — на Марианну. Я хотел сделать из неё человека, а получил… Думаешь, она так только с тобой? Да пока я, хоть и местная, но власть, я для неё — папочка, а не будь у меня этой власти… Буду чужой человек. Она ведь знает, что я ей не родной отец… Теперь вот знает. Даже сейчас… Живу я вот в квартире, здесь, в городе, а она с матерью там, так она даже ни разу не пришла, и не узнала, как я? Что со мной? Зачем? Вот если ей что-то пона-а-добиться… — протянул он с лёгкой иронией в голосе. — Тогда пожалуйста… И продуктов тебе притащит, и о здоровье, так, между делом, поинтересуется…
– Слушаешь вас и удивляешься… Нет, вы не думайте, я искренне. Просто, действительно интересно — как вы столько лет прожили вместе? Ведь, получается, Марианна стала копией вашей жены. И вы терпели? Ради чего? Дочь всё равно поздно уже было перевоспитывать, да и мать бы не дала.
– Даже не знаю копия она или нет, — не сводя задумчивого взгляда с портрета, стоявшего пред ним, ответил мужчина. — Они ведь словно змеи в банке. Если только скажу им, что отказываюсь от должности, иду на покой и всё… Я уже чужой для обоих. Да они же потом передерутся друг с другом, — он усмехнулся. — Скажи я, например, Лариске об этом раньше, сама бы на развод подала, побежала бы так, что пятки только сверкали бы. Значит, наверно, всё-таки копия. Вот такая вот жизнь. И есть семья, и нет семьи… Хотя сейчас… А я ведь ушёл от них, правда, не развёлся… Пока, — сосредоточенно о чём-то задумавшись, добавил неожиданно Александр. — А ведь там есть семья. Там, где нет меня, сейчас… Молодые, наверно, были слишком горячие, не сберегли, то что было. Она погорячилась, а я не настоял на своём, наверно, — мужчина вздохнул. — И что нам тогда не жилось? Хотя, наверно, и мать её вот ещё… Всё хотела нас развести. Так и говорила всем, что, мол, всё равно разведу. И чего не понравился ей? — Александр задумчиво пожал плечами. — Отец-то был не против. даже наоборот, а вот тёща… Характер у неё тяжёлый. Она же и сыну своему, от первого мужа, жизнь подпортить пыталась, к отцу ушёл… И мы-то с ней, вроде не скандалили, и заботился о них обоих, как мог, а вот не пришёлся по душе и всё тут… Устали, наверно, оба, от такой жизни, деваться-то было некуда. И ведь перед самым разводом квартиру нам дали, а всё равно… А мотом появилась она, Лариса. Ну, и свыкся как-то. Нет, ты не думай, я не изменил тогда жене с этой, нет, мы уже развелись тогда. Просто как-то так получилось… Потом уже её, Ларису, встретил, но забыть ту не смог. Да я и не забывал… И она… Мучаю вот её, столько лет и ради чего?
Александр снова откинулся на спинку кресла.
– Удивляешься, да? — переведя взгляд на Максима спросил он. — Меня таким рисуют, а тут сидит такой обмякший и свою жизнь пересказывает. Ты знаешь, Макс… Я ведь так как с тобой сейчас, наверно, лет… — Александр задумался, переведя взгляд на портрет девушки. — Ну, да… Почти двадцать лет, уже не говорил… С Ириной вот только, с той самой любовью своей, вот так откровенно только и могу говорить. А больше ни с кем давно так не говорил. Даже странно. А дома… Хочется прийти в тёплый дом, а там не так, всё не так. Тепло там, где любят, а дома не так. А может и дом не тот? — мужчина вопросительно посмотрел на молодого человека, будто он мог ответить на его вопрос. — Наверно, поэтому и ушёл. Надоело быть чужим в собственном доме. А ведь Марианна думает, что это у нас так, баловство. Папа слишком много работает, и тут ему ближе до работы. Я ведь не так давно ушёл… Только одному тоже… — он снова задумался. — А там, где Ира… Племянница ещё, вот с ней живёт. У меня же племянница есть. Вот так получилось, что я Ире ещё и её подкинул, — Александр улыбнулся. — Сестра у меня всю жизнь проводницей, когда ей детей растить? Муж и тот не выдержал. Уехал на родину, а дочку её я себе забрал, так и росла у нас, а как я ушёл, так и осталась. Сестра была не против, девчонка под присмотром, сыта, одета, чего ещё нужно? А когда подросла, и родная мать работу оставила… общий язык как-то и не нашли, да и как найти? Считай, с рождения с нами… С Ириной. Так и живёт там… Вот там тепло, потому что любят, переживают. У них вот тепло. Ира ещё шутит часто — ты, мол, специально Машу мне оставил, чтобы повод был… Захаживать… Да, кстати, за чай-то спасибо. Хороший чай, — подняв чашку, он молча покрутил её в руке. — Знаешь, вот ушёл я, а там дома думаешь беспокоятся? Нет. Думаешь Лариска проверять будет, как там, что там, кто там, в конце концов? — не сводя взгляд с чашки, Александр, казалось, разговаривал сам с собой, не замечая сидевшего рядом Максима. — Нет, зачем? Ушёл и ушёл. Деньги ей, как жене, перепадают, а что ей ещё надо? — он, наконец-то, посмотрел на молодого человека. — А сейчас весна, — мужчина снова впал в задумчивость. — Что-то раньше я на неё реагировал как-то иначе, а тут… Ты, знаешь, а может — эта твоя история навеяла что-то. У нас же с Ирой также, всё весной закрутилось. И нарисовал её, и потом нашёл, всё весной… Да-а… А сейчас вот стою, как на перекрёстке и не знаю куда идти, — философски заметил Александр, снова впав в глубокую задумчивость.
Казалось даже, что мысленно, он сейчас не в чужой квартире, а где-то далеко отсюда. Опустив набок голову, он бессмысленно, отсутствующим взглядом, смотрел куда-то перед собой. Даже говорил он, казалось, вовсе не с Максимом, а сам с собой. Спрашивал, отвечал… Сам себя.
– Я бы и развёлся давно, но вот Лариска… Всё упирается, всё ей мало. Дом, говорит, мне отдай, квартиру Марианне, деньги ещё хочет… — мужчина вздохнул. — А я вот, втихаря, вкладываю деньги. С братом хотели свою пасеку, фрукты-ягоды консервировать, натурпродукт, — он усмехнулся. — Квартиру вот Машину продал. Мать с новым мужем укатила в село, а ей квартиру оставила, — задумчиво, не поднимая головы, говорил Александр. — А Маша ни в какую. На мать, видно, обижена. Говорит — продавай, а деньги куда хочешь, мне и здесь с мамой, Иру так называет, — он наконец-то с улыбкой посмотрел на Максима, — мне, мол, и здесь хорошо. Вот так вот по сусекам наскрёб, теперь можно и от политики на спокойную жизнь переходить… Уехать бы туда к себе с Ирой, открыть своё дело — эти фрукты-ягоды, пасеку расширить и жить, как хочешь…
– А почему бы вам действительно не уйти, и не открыть? — Максим удивлённо пожал плечами. — Если возможность есть. Вы же и сами мучаетесь, и Ирину вашу, а что в этом хорошего?
– Да? — Александр удивлённо посмотрел на молодого человека. — Загвоздка, правда, одна есть… Губернатор наш, мы же с ним учились в институте вместе, друзья были не разлей вода, а сейчас как-то закрутила жизнь обоих, некогда и пообщаться. Ну, так вот он зовёт к себе — выручай, мол. Человек ему нужен в министерство, а подходящего нет, а это как раз по моей стезе. Вот раздумываю. Вроде и хорошо, перееду туда, к Ире с Машей, они там живут, но и Лариска вот, узнай… Совсем со света сживёт своими требованиями… Да и с разводом вот… — он задумчиво почесал подбородок. — Вот и думай тут.
– А что тут думать? — Максим пожал плечами. — Если вы сейчас от неё втихаря откладывали, на пасеку и переработку фруктов и ягод, зачем вам тогда рассказывать? Всё равно на всё время нужно. Ну, в крайнем случае можно потянуть немного. А за это время вполне можно и развестись. Что вас держит? Чего хорошего, когда люди живут, как чужие, ради чего-то? Теплоты нет, любви нет, разве это жизнь? Вы же сами упускаете время, мучаетесь, а живёте. Что в этом хорошего?
Александр внимательно посмотрел на молодого человека.
– А если бы ты с Марианной жил? Когда она, — он кивнул на портрет, — у тебя появилась? Что тогда?.. Просто вот интересно стало, после твоих слов.
– Мы с ней всё равно уже давно чужие. Она приходила просто, когда идти было некуда, а я пускал. Жалко было, не на улице же оставлять. А потом вдруг ей захотелось начать всё с начала, как она сказала. А зачем? — Максим посмотрел на Александра. — Я просто для неё очередная игрушка. Есть такие люди, которые даже вырастая, играть не перестают… Просто игрушки меняются… куклы живыми становятся.
– А почему девятнадцать? — Максим удивлённо вскинул брови. — Марианне же… Двадцать три.
– Так… Женаты мы столько, — с каким-то лёгким, то ли раздражением, то ли отвращением, проговорил он. — Всего девятнадцать лет… Вот так вот. Мне кажется, Лариса догадывается, что я не всегда в деловые командировки езжу, только делает вид, что не в курсе, а на самом деле ей как-то наплевать… Как и Марианне… Каждая думает только о себе, — опустив голову, задумчиво проговорил он.
Александр устало закрыл глаза.
Максим с удивлением посмотрел на этого, как действительно говорили, строгого, в чём-то даже жёсткого, всегда собранного мужчину, главу их районного центра, которого побаивались многие. А сейчас рядом с ним сидел будто совсем другой, уставший, и какой-то слегка потерянный мягкий, ранимый человек. Максим, боясь нарушить тишину, опустил голову, прислушавшись к собственным мыслям.
– Марианна говорила, что ты хотел устроить выставку… — открыв глаза, неожиданно спросил Александр, посмотрев на Максима.
– Она хотела, — молодой человек усмехнулся. — А мне зачем она?.. Выставка эта?.. Картины свои выставлять или продавать? А зачем? Нет, я конечно, иногда их всё-таки продаю, но не всегда. Я же не для этого рисую. Я даже бесплатно отдаю иногда. Если людям нравится, почему бы и нет. Я и работаю в этой конторе только потому, что там платят хорошо деньги, чтобы было на что жить, и на творчество хватало, а сами картины — это для души. Навеяло — нарисовал. Себе на радость или людям. Я даже жене одного чиновника областного отдал бесплатно картину. Она сказала, что местность, которую я изобразил, напоминает ей детство, я и отдал. Приятно вспоминать своё детство, если оно, конечно, счастливое, — Максим задумчиво улыбнулся. — Как-то старушке одной помог. Жалко стало её, человек старый, тяжело ей было, ну, я ей и помог. Сумки донёс, заодно и проводил. Мы, до этого, с ней часто сталкивались в магазине, даже здороваться стали. А она мне всю дорогу рассказывала про деревню, где родилась, как там было раньше хорошо, а теперь почти ничего не осталось. И я решил ей подарок сделать, порадовать человека. Написал картину, по её рассказу и ей принёс. Знаете… — он снова задумался. — Она была по-настоящему счастлива. Счастлива снова окунуться в своё детство, юность, в ту забытую жизнь, которой уже нет. Я был поражён тогда её взглядом. Ведь в нём всё это — как в книге читалось. Она долго сидела в кресле, глубоко задумавшись, и столько всего было в её глазах… Хотите, я вам покажу? — Максим оживлённо вскочил с кресла.
Подойдя к шкафу, он аккуратно, словно хрупкую вещь, вынул из ящика небольшой портрет в рамке и протянув его Александру, и снова присел в кресло, следя за его реакцией.
– Нарисовал по памяти, — молодой человек улыбнулся. — Просто запало в душу.
– Красивая, наверно, была, — мужчина улыбнулся, приглядевшись к лицу старушки. — Сразу видно культуру, образованность, манеры…
– Да, действительно, — Максим улыбнулся. — Она столько всего знает, я правда не спросил, кем она работала, но, она и правда, очень умная и удивительно культурная, с такими, знаете, старомодными манерами. Я ещё удивился, вроде деревенский человек, а такая культура. А ведь есть же стереотипы… Как они нам портят жизнь, оказывается.
– Раз деревня, то алкоголики и гулящие бабы, — Александр усмехнулся. — Или повальная неграмотность, как всем раньше, почему-то, казалось. А там тоже люди, и у них своя жизнь, и свои истории, — задумчиво, вглядываясь в лицо старушки, ответил он.
В глазах пожилой женщины удивительным образом смешались и грусть по прошедшим временам, и тоска, что уже ничего не вернётся, и доброта, а улыбка только добавляли той удивительной мягкости, теплоты, которые чувствуешь разве что в детстве, от своих родных любимых бабушек.
– Кстати, а почему ей не отдал? — удивлённо спросил Александр, переведя взгляд на молодого человека.
– Не знаю, — Максим пожал плечами. — Почему-то захотелось оставить его себе. Сам не знаю, почему… Может просто взгляд её чем-то задел. Удивительно, как много чувств, иногда, умещается в человеческих глазах.
Передав портрет Максиму, Александр с тёплой улыбкой посмотрел на молодого человека.
– Да-а… Всё-таки Марианна не те краски для тебя подобрала. И карьерист ты, и жестокий мститель какой-то получился, — мужчина усмехнулся. — Ты и она?.. Это что-то несовместимое. Как у вас с ней вообще могло что-то случится? Я теперь и сам понять не могу.
– Мне она тогда показалась такой грустной, ранимой. Хотелось подойти к ней и сделать что-то приятное, чтобы она улыбнулась хотя бы. Я и подошёл, — Максим с добродушной улыбкой пожал плечами. — Я зашёл перекусить в кафе, а она там сидела такая одинокая, какая-то даже потерянная. Я её быстренько нарисовал на блокнотном листе и подарил ей. Вот тогда она действительно улыбнулась. Мы разговорились. Мне она тогда показалась такой искренней…
– А потом пришло прозрение… — Александр снова усмехнулся. — Также было и с её матерью… Хотя нет. Она уже тогда была охотница на солидных мужчин. Я уже был тогда начальником, а она всего лишь студенткой, подрабатывающей у нас… Правда, со своей историей… А знаешь, всё-таки, почему девятнадцать лет? — неожиданно спросил он и, не дожидаясь ответа Максима, ответил сам. — Марианна ведь не моя дочь. Да-а, — посмотрев на удивлённого молодого человека протянул Александр. — Ей было уже четыре года, когда я появился в их жизни. Но все думают, что это именно я её родной отец. Сам не знаю почему. Может Лариска всем так наговорила. Да и отчество совпало. Она же — Александровна. Может отца так звали, кто знает, — он пожал плечами. — Я у Ларисы не интересовался как-то, кто отец её дочери, не считал нужным. Но я всё-таки растил Марианну, как родную дочь, ничем никогда не показал обратное. И хотел сделать из неё человека, но… Наверно и я виноват, что она такой стала. Надо было настоять, проявить жёсткость, которая есть у меня в работе, но не хватило в семейной жизни, к сожалению, наверное. И времени, видно, не хватало на воспитание. Я же по настоянию Ларисы в бизнес ушёл. Модно как-то было, своё дело открывать, вот и пошёл… На поводу… А знаешь, почему Лариса назвала её Марианной? — Александр с улыбкой посмотрел на Максима. — Потому что хотела сделать эдакой аристократкой. Назвать какой-нибудь Дианой, что, всё-таки, ближе как-то нам, сколько сейчас этих Диан? Так вот, это она посчитала неподходящим. Надо было что-то особенное, вот и стала она — Марианной. А девчонке всегда нравилось имя — Марина. Морское что-то. Море она очень любит… И деньги… Как и мать, к сожалению… А ведь у меня была любовь, и я её променял на это… — снова впав в задумчивое состояние, добавил он. — Знаешь что, Максим… Как ты прав, что создал себе идеал и не променял её, — Александр кивнул на портрет девушки, — на Марианну. Я хотел сделать из неё человека, а получил… Думаешь, она так только с тобой? Да пока я, хоть и местная, но власть, я для неё — папочка, а не будь у меня этой власти… Буду чужой человек. Она ведь знает, что я ей не родной отец… Теперь вот знает. Даже сейчас… Живу я вот в квартире, здесь, в городе, а она с матерью там, так она даже ни разу не пришла, и не узнала, как я? Что со мной? Зачем? Вот если ей что-то пона-а-добиться… — протянул он с лёгкой иронией в голосе. — Тогда пожалуйста… И продуктов тебе притащит, и о здоровье, так, между делом, поинтересуется…
– Слушаешь вас и удивляешься… Нет, вы не думайте, я искренне. Просто, действительно интересно — как вы столько лет прожили вместе? Ведь, получается, Марианна стала копией вашей жены. И вы терпели? Ради чего? Дочь всё равно поздно уже было перевоспитывать, да и мать бы не дала.
– Даже не знаю копия она или нет, — не сводя задумчивого взгляда с портрета, стоявшего пред ним, ответил мужчина. — Они ведь словно змеи в банке. Если только скажу им, что отказываюсь от должности, иду на покой и всё… Я уже чужой для обоих. Да они же потом передерутся друг с другом, — он усмехнулся. — Скажи я, например, Лариске об этом раньше, сама бы на развод подала, побежала бы так, что пятки только сверкали бы. Значит, наверно, всё-таки копия. Вот такая вот жизнь. И есть семья, и нет семьи… Хотя сейчас… А я ведь ушёл от них, правда, не развёлся… Пока, — сосредоточенно о чём-то задумавшись, добавил неожиданно Александр. — А ведь там есть семья. Там, где нет меня, сейчас… Молодые, наверно, были слишком горячие, не сберегли, то что было. Она погорячилась, а я не настоял на своём, наверно, — мужчина вздохнул. — И что нам тогда не жилось? Хотя, наверно, и мать её вот ещё… Всё хотела нас развести. Так и говорила всем, что, мол, всё равно разведу. И чего не понравился ей? — Александр задумчиво пожал плечами. — Отец-то был не против. даже наоборот, а вот тёща… Характер у неё тяжёлый. Она же и сыну своему, от первого мужа, жизнь подпортить пыталась, к отцу ушёл… И мы-то с ней, вроде не скандалили, и заботился о них обоих, как мог, а вот не пришёлся по душе и всё тут… Устали, наверно, оба, от такой жизни, деваться-то было некуда. И ведь перед самым разводом квартиру нам дали, а всё равно… А мотом появилась она, Лариса. Ну, и свыкся как-то. Нет, ты не думай, я не изменил тогда жене с этой, нет, мы уже развелись тогда. Просто как-то так получилось… Потом уже её, Ларису, встретил, но забыть ту не смог. Да я и не забывал… И она… Мучаю вот её, столько лет и ради чего?
Александр снова откинулся на спинку кресла.
– Удивляешься, да? — переведя взгляд на Максима спросил он. — Меня таким рисуют, а тут сидит такой обмякший и свою жизнь пересказывает. Ты знаешь, Макс… Я ведь так как с тобой сейчас, наверно, лет… — Александр задумался, переведя взгляд на портрет девушки. — Ну, да… Почти двадцать лет, уже не говорил… С Ириной вот только, с той самой любовью своей, вот так откровенно только и могу говорить. А больше ни с кем давно так не говорил. Даже странно. А дома… Хочется прийти в тёплый дом, а там не так, всё не так. Тепло там, где любят, а дома не так. А может и дом не тот? — мужчина вопросительно посмотрел на молодого человека, будто он мог ответить на его вопрос. — Наверно, поэтому и ушёл. Надоело быть чужим в собственном доме. А ведь Марианна думает, что это у нас так, баловство. Папа слишком много работает, и тут ему ближе до работы. Я ведь не так давно ушёл… Только одному тоже… — он снова задумался. — А там, где Ира… Племянница ещё, вот с ней живёт. У меня же племянница есть. Вот так получилось, что я Ире ещё и её подкинул, — Александр улыбнулся. — Сестра у меня всю жизнь проводницей, когда ей детей растить? Муж и тот не выдержал. Уехал на родину, а дочку её я себе забрал, так и росла у нас, а как я ушёл, так и осталась. Сестра была не против, девчонка под присмотром, сыта, одета, чего ещё нужно? А когда подросла, и родная мать работу оставила… общий язык как-то и не нашли, да и как найти? Считай, с рождения с нами… С Ириной. Так и живёт там… Вот там тепло, потому что любят, переживают. У них вот тепло. Ира ещё шутит часто — ты, мол, специально Машу мне оставил, чтобы повод был… Захаживать… Да, кстати, за чай-то спасибо. Хороший чай, — подняв чашку, он молча покрутил её в руке. — Знаешь, вот ушёл я, а там дома думаешь беспокоятся? Нет. Думаешь Лариска проверять будет, как там, что там, кто там, в конце концов? — не сводя взгляд с чашки, Александр, казалось, разговаривал сам с собой, не замечая сидевшего рядом Максима. — Нет, зачем? Ушёл и ушёл. Деньги ей, как жене, перепадают, а что ей ещё надо? — он, наконец-то, посмотрел на молодого человека. — А сейчас весна, — мужчина снова впал в задумчивость. — Что-то раньше я на неё реагировал как-то иначе, а тут… Ты, знаешь, а может — эта твоя история навеяла что-то. У нас же с Ирой также, всё весной закрутилось. И нарисовал её, и потом нашёл, всё весной… Да-а… А сейчас вот стою, как на перекрёстке и не знаю куда идти, — философски заметил Александр, снова впав в глубокую задумчивость.
Казалось даже, что мысленно, он сейчас не в чужой квартире, а где-то далеко отсюда. Опустив набок голову, он бессмысленно, отсутствующим взглядом, смотрел куда-то перед собой. Даже говорил он, казалось, вовсе не с Максимом, а сам с собой. Спрашивал, отвечал… Сам себя.
– Я бы и развёлся давно, но вот Лариска… Всё упирается, всё ей мало. Дом, говорит, мне отдай, квартиру Марианне, деньги ещё хочет… — мужчина вздохнул. — А я вот, втихаря, вкладываю деньги. С братом хотели свою пасеку, фрукты-ягоды консервировать, натурпродукт, — он усмехнулся. — Квартиру вот Машину продал. Мать с новым мужем укатила в село, а ей квартиру оставила, — задумчиво, не поднимая головы, говорил Александр. — А Маша ни в какую. На мать, видно, обижена. Говорит — продавай, а деньги куда хочешь, мне и здесь с мамой, Иру так называет, — он наконец-то с улыбкой посмотрел на Максима, — мне, мол, и здесь хорошо. Вот так вот по сусекам наскрёб, теперь можно и от политики на спокойную жизнь переходить… Уехать бы туда к себе с Ирой, открыть своё дело — эти фрукты-ягоды, пасеку расширить и жить, как хочешь…
– А почему бы вам действительно не уйти, и не открыть? — Максим удивлённо пожал плечами. — Если возможность есть. Вы же и сами мучаетесь, и Ирину вашу, а что в этом хорошего?
– Да? — Александр удивлённо посмотрел на молодого человека. — Загвоздка, правда, одна есть… Губернатор наш, мы же с ним учились в институте вместе, друзья были не разлей вода, а сейчас как-то закрутила жизнь обоих, некогда и пообщаться. Ну, так вот он зовёт к себе — выручай, мол. Человек ему нужен в министерство, а подходящего нет, а это как раз по моей стезе. Вот раздумываю. Вроде и хорошо, перееду туда, к Ире с Машей, они там живут, но и Лариска вот, узнай… Совсем со света сживёт своими требованиями… Да и с разводом вот… — он задумчиво почесал подбородок. — Вот и думай тут.
– А что тут думать? — Максим пожал плечами. — Если вы сейчас от неё втихаря откладывали, на пасеку и переработку фруктов и ягод, зачем вам тогда рассказывать? Всё равно на всё время нужно. Ну, в крайнем случае можно потянуть немного. А за это время вполне можно и развестись. Что вас держит? Чего хорошего, когда люди живут, как чужие, ради чего-то? Теплоты нет, любви нет, разве это жизнь? Вы же сами упускаете время, мучаетесь, а живёте. Что в этом хорошего?
Александр внимательно посмотрел на молодого человека.
– А если бы ты с Марианной жил? Когда она, — он кивнул на портрет, — у тебя появилась? Что тогда?.. Просто вот интересно стало, после твоих слов.
– Мы с ней всё равно уже давно чужие. Она приходила просто, когда идти было некуда, а я пускал. Жалко было, не на улице же оставлять. А потом вдруг ей захотелось начать всё с начала, как она сказала. А зачем? — Максим посмотрел на Александра. — Я просто для неё очередная игрушка. Есть такие люди, которые даже вырастая, играть не перестают… Просто игрушки меняются… куклы живыми становятся.
