- 1 -
Катя закрыла ладонями лицо, слёзы, не переставая, текли из глаз. Она никак не могла успокоиться.
– Валь, я не хочу оставлять ребёнка. Я не могу! Все будут против. Как я матери с отцом на глаза покажусь, с ним? — сквозь слёзы сказала она.
– Спохватилась, — зло бросила Валя. — Откажешься в роддоме.
– Я не хочу! Я боюсь, что не смогу отказаться! — с отчаянием посмотрев на Валю, проговорила Катя.
– Ладно. Что-нибудь придумаю. А ты уверена, что он к тебе не вернётся? Может к его родителям сходить?
– Да они меня даже не знают, как я к ним приду? Он меня с ними даже не познакомил.
– Думать надо было до, а не после. Ты хотя бы думала, чем это может закончиться?
Катя молча опустила голову, слёзы снова потекли по щекам.
Валя тихо, оглядываясь, пробралась к дому Серафимы. Постучав в окно, она прислушалась. Через некоторое время дверь открылась, на пороге стояла высокая, худая женщина лет шестидесяти.
– Кто там ещё? — зло бросила она в темноту.
– Здрасьте, Серафима Прохоровна, я по делу. Вы можете выйти?
– Сейчас выйду, подожди.
Серафима ушла в дом. Валя ещё раз огляделась. Сердце бешено билось, было страшно. Дверь снова открылась, и Серафима, спустившись с крыльца, подошла к Вале.
– Пойдём отойдём немного. Ну, чего хотела, зачем пришла? — спросила она, когда они отошли немного к забору.
– Это не мне надо. Девчонке одной помочь надо. По вашей деятельности, — она ещё раз гляделась.
– А что же сама не пришла? Пусть приходит, не впервой.
– Тут другое… — замялась Валя. — Срок большой. Родить скоро должна. Не хочет оставлять, боится, родители узнают.
– И что же я теперь должна делать? А до этого, что, не замечали, что ли? Пузо-то, небось, уже на нос лезет?
– Они на Севере где-то работают, приезжают через неделю. А тут она у сестры живёт, та скрывает от них. Строгие они очень у неё, да и осуждения боится. Как у нас относятся к таким, как она?
– Ну, и чем я ей помочь могу? Роды принять? А дальше что?
– Помоги избиваться от него.
В кустах, расположенных недалеко от них, что-то хрустнуло.
– Да не бойся ты, кошка какая-нибудь. Кто в такую темень сюда попрёт?
– А сноха где?
– В городе, задержалась. В такую поздноту явно не приедет, одна я, только внук дома.
– Всё равно страшно.
– Если страшно, чего тогда припёрлась? — зло спросила Серафима. — Избавиться, говоришь. Это что тебе, котёнок какой? Их-то не каждый утопить или убить может, а тут живой ребёнок. Ты в своём уме?
– Я же не о том. Деть его куда-то надо.
– Деть? Выбросить что ли? Живого? Куда деть? Раньше не могли прийти? Чего дотянули? А теперь меня на что толкаешь?
– Я не просто так, за спасибо. Вот, возьми, — она протянула ей цепочку и кольцо. — По наследству от прабабки досталось. И она тебе ещё своё даст. Только помоги.
– Подожди ка, посмотреть надо хоть, что за вещь.
Серафима снова ушла в дом. Валя покосилась на кусты. Стало страшно тут одной. Ей почему-то показалось, что там — в кустах — кто-то есть. Она от страха, закрыв рот рукой, отошла от них подальше.
– Ты где хоть? — подойдя к кустам, к тому же месту и не найдя Валю спросила Серафима.
– Да тут я, — выйдя из-за угла дома ответила она.
– Чего испугалась-то? Одни же, — удивилась Серафима, подходя к ней.
– Мне показалось, там кто-то есть, — кивнула она на кусты.
– Да кто там может быть? Мой дом вообще стороной обходят, слухов разных сами понапускали, теперь вот боятся, днём боятся пройти, а тут ночь. Кто в такую темень тут шататься будет. Спьяну и то никто не ходит. Ладно, помогу. Только теперь держи всю жизнь язык за зубами, сама понимаешь, чем всё может обернуться… И не только для меня. Мне-то что, я уже своё прожила, а вот ты… — она ткнула в неё пальцем. — Девка-то где?
– Тут, недалеко, со мной приехала.
– Веди давай.
– А внук как же?
– Отведу к сестре — в деревне рядом живёт. Вернусь через полчаса.
Серафима, взяв маленького внука, пошла к сестре. Репутация у неё была не из лучших. Все в селе считали её колдуньей. Она хорошо разбиралась в травах, могла вылечить почти любую болезнь, говорили даже, что она могла и отрубленные пальцы обратно прирастить, да и бабы к ней часто обращались за избавление от нежелательной беременности. Знала она, как вызвать и выкидыш, и преждевременные роды.
Валя привела Катю к дому Серафимы.
– Здесь подождём. Обещала прийти через полчаса.
– Страшно. Ты точно уверена, что всё пройдёт хорошо? — спросила Катя, оглядываясь, и ёжись, то ли от холода, то ли от страха.
– Поздно уже бояться. Сама же согласилась, чего теперь-то уж рассуждать? Если боишься — иди рожай, как положено.
Катя только вздохнула в ответ. Какое-то время они сидели молча. Через несколько минут к калитке подошла Серафима.
– Ну, сидите? — спросила она, вглядываясь в силуэты, видневшиеся около дома.
– Мы пришли.
– Заходите в дом, — открыв им дверь и пропуская вперёд, сказала она. Перед тем, как войти внутрь Серафима оглядела округу. Была тихая летняя ночь, все уже давно спали, только собаки время от времени подавали голос. — Значит ты и есть та самая? — оглядев Катю спросила она. — Чего же так дотянула? Могла бы и раньше, хлопот бы меньше было.
– Так получилось, — тихо ответила Катя. — Вы мне поможете?
– А ты уверена, что хочешь этого?
– Уверена, — на удивление решительно ответила она.
– Ну, смотри. Иди вон в ту комнату, — она кивнула на закрытую дверь. — Я сейчас приду.
– Валя сказала, что вы берёте вещами и продуктами? Я вам… вот возьмите, — она протянула ей перстень. — Это наследственный, предаётся из поколения в поколение. Он дорогой.
– Ну, что же, красивый, — залюбовалась им Серафима, подняв перстень к свету. — Возьму, — она попыталась надеть его на палец. — Маловат, ну, ничего, продам или на память оставлю, пригодится потом. Иди.
– Ты, девка, тут останешься или домой поедешь? Она побудет у меня какое-то время, ты с ней или как?
– Я останусь пока. Вы только сделайте всё, как я и просила.
– Сделаю, я знаю, что делать. Только ты помни, что я тебе сказала, — она с прищуром посмотрела на Валю.
– Я же сказала. Я пойду на улицу выйду, что-то не по себе мне. Только с ней уж как-нибудь поаккуратней.
– Я свои дела знаю, не учи меня.
– А если сноха приедет? — уже на пороге, обернувшись спросила Валя.
– Она тут не остаётся. Внука забрать придёт и только. Ну, иди. Я ей займусь.
Она прошла в комнату, где сидела Катя.
– Ну, что сидишь? Не пожалеешь потом?
– Нет.
– Ну, смотри. Посиди пока, хочешь — отдохни. Я приду через час - два.
Серафима ушла на кухню. Достала из шкафа один из небольших туесков, в котором хранила травы. И приготовила отвар. Вытащив из кармана Катин перстень, ещё раз полюбовалась на старинную вещь и, надев его на мизинец, принялась ждать пока отвар настоится. Через два с небольшим часа она зашла к Кате.
– Не спишь? — посмотрев на сидевшую к ней спиной Катю, спросила она. — На, пей, — она протянула ей кружку с отваром.
– А ничего не случится? Ну, с ним? — она посмотрела на живот.
– Забеспокоилась? Чего вдруг? Знала, на что шла. Так будешь пить или нет?
– Буду. Просто я… Просто страшно.
– Раньше надо было думать. С тобой ничего не будет, не беспокойся, — равнодушно посмотрев на Катю ответила Серафима.
– А с ним что будет? — со страхом опять спросила Катя.
– А какая тебе разница? Ты сюда зачем пришла? Разве не для того, что от него избавиться? — спросила Серафима, кивнув на её живот.
– Мне всё равно, — отвернувшись и опустив голову, грустно сказала Катя. — И что будет дальше?
– Что и должно быть, — с усмешкой ответила Серафима. — Родишь. А дальше моё дело.
Через час у Кати начались схватки. В этот момент ей хотелось только одного, чтобы поскорее всё закончилось и уйти отсюда, из этого ненавистного дома, уехать куда-нибудь подальше, забыть, не вспоминать. Когда наконец-то раздался плач младенца, Катя на некоторое время раскаялась, хотела посмотреть на него, но Серафима, подойдя к ней, проговорила:
– Ну, вот и всё. Теперь моё дело. Некоторое время побудешь у меня.
– А он? Он здоров? Кто родился?
– Мальчик. Запомни, девка, если кто узнает об этом, несдобровать ни мне, ни тебе. Так что теперь забудь и меня, и его. Назад пути нет, раньше надо было думать. Вспомни, чего боялась, отчего ко мне пришла. Так что всё, забудь. И лучше уезжай отсюда, подальше. И мне, и тебе спокойней будет.
Серафима вышла из комнаты. Катя, отвернувшись к стене, заплакала навзрыд. Перед глазами проплыл он, её далёкий любимый. Который, как она считала, бросил её, ушёл в армию и забыл, нашёл другую, как узнала Валентина — подруга Кати, и забыл. Вспомнились и строгие родители, которые и часа бы не дали прожить ей с сыном в их доме.
«Алексей, я так хотела назвать его — Алексеем, — думала Катя, уже не плача, а просто лёжа глядя в потолок. — Пусть только выживет».
– Ну, и как она? — утром зайдя в дом спросила Валя.
– Родила, побудет у меня до завтра, а там сама решит. Мне до неё дела нет.
– Кого родила-то?
– А тебе какое дело? Себе что ли забрать решила? — усмехнулась, посмотрев на неё, Серафима.
– Да нет, просто интересно же.
– Интересно? Ну, и рожали бы, где положено. Мальчишку родила.
– И куда вы его теперь? Светло же уже.
– До ночи продержу, а там… Это уже моё дело. Забыла, что ли? Сами мне это дело поручили, так что теперь мне решать. Ты-то чего пришла?
– Узнать просто, я же её привела к вам. С ней всё будет в порядке?
– А чего с ней может произойти-то? Побудет немного, свыкнется. Ты думаешь, она одна такая?
– Её проведать-то можно хоть?
– А чего нельзя? Не в больнице, иди.
Валентина ушла в комнату, где лежала Катя. Через некоторое время Серафима услышала крик Вали. Вбежав в комнату, она бросилась к сидевшей на полу бледной Вале.
– Ты чего, девка? Чего орёшь-то?
– Она, — только и смогла выговорить Валя. — Она — мёртвая.
– Ты в своём уме? Чего ей умирать-то? С чего бы это? — уже сама побледнев испуганно спросила Серафима.
– Вы… Она… Сами посмотрите.
Серафима подошла к Кате.
– Ты чего? Спишь что ли? — начала тормошить её она. — Девка, не дури. Меня же посадят потом.
Катя не просыпалась и не реагировала. Серафима дрожащими руками взяла зеркало из ящика тумбочки и поднесла его к губам Кати.
– Мёртвая, - испуганно отпрянув проговорила Серафима.
– Чего теперь делать-то? — испуганно, со слезами спросила Валя.
– Чего делать, чего делать? Решать надо что-то. Связалась с вами, — зло бросила она. — Ты не реви и не вой тут у меня. Услышит кто, представляешь, чего ждёт?
– Ой. Чего же теперь делать-то? — плача от ужаса, спросила Валя.
– Полежит тут, никто не придёт. А ночью избавимся. Ты вот что сделай. Сходи к Евдокии за козьем молоком, мальчишке надо есть что-то, я адрес дам. Только смотри, ничем не выдавай, выдашь… Мне-то что, я своё уже отжила, а вот тебе, — она строго посмотрела на Валю. — У тебя вся жизнь впереди. Знаешь, что за это может быть? — она кивнула на кровать, где лежала Катя.
Валя вместо ответа, зажав рот рукой, задрожала от страха.
– Ну, вот вижу, поняла, что нам светит. Так что делай, что я тебе сказала. Только учти… Если меня выдашь, я тебя за собой потяну. Так что иди за молоком и сразу ко мне. Её-то никто не хватится?
– Она сестре сказала, что у меня останется, а я подтвердила.
– Ну, и дура!
– Кто же знал, что так выйдет-то. А с ребёнком чего будешь делать?
– Ночи дождусь, а там… Я знаю, что делать. Только теперь помни, мы с тобой одной ниткой связаны. Кто узнает… Молчи до самой смерти. Поняла? — зло спросила Серафима.
– Поняла, — тихо, с ужасом глядя на неё ответила Валя.
– Вот и хорошо, иди давай.
Дождавшись ночи, Серафима вышла из дома. Оглядевшись, вышла за калитку. Сделав несколько шагов, она посмотрела на дорожку, проходящую недалеко от её дома, на кусты напротив и, вернувшись в дом, прошла в комнату, где лежал мальчик. Напоив его специально сваренным отваром и дождавшись, когда он совсем заснёт, Серафима снова вышла из комнаты и, пройдя на кухню, подошла к сидевшей за столом Вале.
– Ну, чего, всё ещё страшно? Сама всё это затеяла, теперь терпи. Вернёшься домой — смотри, заметят перемены… Что объяснять будешь? Да и сестра её придёт к тебе, что говорить будешь? Ты вот подумай пока, а я пойду мальчишкой займусь.
– Куда вы его?
– Тебе-то не всё ли равно? Ничего с ним не будет. Живой, надеюсь, останется. А ты жди и помни всё, что я тебе сегодня утром говорила.
Серафима, завернув мальчика в одеяло, вышла из дома. Оглядываясь, прошла к подсолнуховому полю. Пройдя по тропинке, проходящей по середине этого поля, она прислушалась, ещё раз огляделась и, посмотрев на спящего ребёнка, аккуратно положила его недалеко от тропинки, среди подсолнухов. Уходя, она ещё раз прислушалась и огляделась, и, не заметив ничего подозрительного, спокойно пошла к своему дому.
Через несколько минут, как только Серафима скрылась из виду, к тому месту, куда она положила ребёнка, подошла молодая женщина, также оглядевшись, она нагнулась и тут же с испугом отпрянула.
– Вот тварь, — поглядев в ту сторону, куда только что ушла Серафима, тихо сказал она. — Живой хоть? — и, нагнувшись, взяла ребёнка на руки.
Кроха спал безмятежным сном. Женщина, прижав ребёнка к себе, оглядываясь по сторонам, пошла в сторону села.
Тамара уже проснулась, поставила чайник, когда неожиданно кто-то постучал в дверь. Удивившись тому, что кто-то мог прийти в такую рань, она подошла к двери.
– Кто там? — испуганно спросила она.
– Том — это я, Сима. Том, открой.
– Сим, ты чего в такую рань-то? — открывая дверь спросила Тамара. Но, увидев, что принесла Сима, в испуге прижалась к стене. — Что это?
– Что-что? Не поняла, что ли? — пройдя в комнату и положив свёрток на стол, спросила Сима.
Тамара подошла к столу.
– Где ты его нашла?
– В подсолнухах. Серафима — свекровь — оставила его там.
– Серафима? — удивлённо посмотрев на сестру спросила Тамара. — Чей он хоть? Что теперь делать-то? Ты его разверни что ли, кто хоть?
Сима развернула свёрток. И то ли от прохлады, царившей в комнате, то ли от голода, ребёнок проснулся.
– Мальчик, — с улыбкой посмотрела на ребёнка Тамара. — Чей хоть он?
– А я откуда знаю? Приехала поздно, за Серёжкой пошла, смотрю — свекровь с кем-то разговаривает, ну, я спряталась, не хотела в этот момент с ней связываться. Сама знаешь, что о ней говорят, да и зачем к ней приходят. Я и сама-то её побаиваюсь. Ну, я за кусты. Вот и подслушала. Какая-то молодая девчонка к ней пришла, только не про себя говорила, а то ли про подругу, то ли ещё про кого. Просила помочь ей, как я поняла, уже поздно было что-то делать, в общем, просила её ребёнка куда-то деть. Потом смотрю — Серафима с Серёжкой моим ушла, к сестре, судя по всему, пошла. А потом эта девчонка кого-то привела, сама потом ушла. Утром я к ней пришла, она там с кем-то спорила громко, вот я и решила — вечером лучше зайду. Ну, вечером пришла, а она там опять с кем-то спорит. Интересно стало, спряталась я, значит, за кусты, смотрю — она вышла и в руках чего-то несёт, и в подсолнухи, ну, я за ней. Она прошла через поле, вышла к дороге, положила там его и ушла. Ну, я дождалась, когда она скроется и к нему. Ну, вот и всё. Да, вот ещё смотри, что рядом было, — она протянула сестре перстень. — Судя по всему, этим ей заплатила, но, видать, потеряла. У ней вроде такого не было.
Катя закрыла ладонями лицо, слёзы, не переставая, текли из глаз. Она никак не могла успокоиться.
– Валь, я не хочу оставлять ребёнка. Я не могу! Все будут против. Как я матери с отцом на глаза покажусь, с ним? — сквозь слёзы сказала она.
– Спохватилась, — зло бросила Валя. — Откажешься в роддоме.
– Я не хочу! Я боюсь, что не смогу отказаться! — с отчаянием посмотрев на Валю, проговорила Катя.
– Ладно. Что-нибудь придумаю. А ты уверена, что он к тебе не вернётся? Может к его родителям сходить?
– Да они меня даже не знают, как я к ним приду? Он меня с ними даже не познакомил.
– Думать надо было до, а не после. Ты хотя бы думала, чем это может закончиться?
Катя молча опустила голову, слёзы снова потекли по щекам.
***
Валя тихо, оглядываясь, пробралась к дому Серафимы. Постучав в окно, она прислушалась. Через некоторое время дверь открылась, на пороге стояла высокая, худая женщина лет шестидесяти.
– Кто там ещё? — зло бросила она в темноту.
– Здрасьте, Серафима Прохоровна, я по делу. Вы можете выйти?
– Сейчас выйду, подожди.
Серафима ушла в дом. Валя ещё раз огляделась. Сердце бешено билось, было страшно. Дверь снова открылась, и Серафима, спустившись с крыльца, подошла к Вале.
– Пойдём отойдём немного. Ну, чего хотела, зачем пришла? — спросила она, когда они отошли немного к забору.
– Это не мне надо. Девчонке одной помочь надо. По вашей деятельности, — она ещё раз гляделась.
– А что же сама не пришла? Пусть приходит, не впервой.
– Тут другое… — замялась Валя. — Срок большой. Родить скоро должна. Не хочет оставлять, боится, родители узнают.
– И что же я теперь должна делать? А до этого, что, не замечали, что ли? Пузо-то, небось, уже на нос лезет?
– Они на Севере где-то работают, приезжают через неделю. А тут она у сестры живёт, та скрывает от них. Строгие они очень у неё, да и осуждения боится. Как у нас относятся к таким, как она?
– Ну, и чем я ей помочь могу? Роды принять? А дальше что?
– Помоги избиваться от него.
В кустах, расположенных недалеко от них, что-то хрустнуло.
– Да не бойся ты, кошка какая-нибудь. Кто в такую темень сюда попрёт?
– А сноха где?
– В городе, задержалась. В такую поздноту явно не приедет, одна я, только внук дома.
– Всё равно страшно.
– Если страшно, чего тогда припёрлась? — зло спросила Серафима. — Избавиться, говоришь. Это что тебе, котёнок какой? Их-то не каждый утопить или убить может, а тут живой ребёнок. Ты в своём уме?
– Я же не о том. Деть его куда-то надо.
– Деть? Выбросить что ли? Живого? Куда деть? Раньше не могли прийти? Чего дотянули? А теперь меня на что толкаешь?
– Я не просто так, за спасибо. Вот, возьми, — она протянула ей цепочку и кольцо. — По наследству от прабабки досталось. И она тебе ещё своё даст. Только помоги.
– Подожди ка, посмотреть надо хоть, что за вещь.
Серафима снова ушла в дом. Валя покосилась на кусты. Стало страшно тут одной. Ей почему-то показалось, что там — в кустах — кто-то есть. Она от страха, закрыв рот рукой, отошла от них подальше.
– Ты где хоть? — подойдя к кустам, к тому же месту и не найдя Валю спросила Серафима.
– Да тут я, — выйдя из-за угла дома ответила она.
– Чего испугалась-то? Одни же, — удивилась Серафима, подходя к ней.
– Мне показалось, там кто-то есть, — кивнула она на кусты.
– Да кто там может быть? Мой дом вообще стороной обходят, слухов разных сами понапускали, теперь вот боятся, днём боятся пройти, а тут ночь. Кто в такую темень тут шататься будет. Спьяну и то никто не ходит. Ладно, помогу. Только теперь держи всю жизнь язык за зубами, сама понимаешь, чем всё может обернуться… И не только для меня. Мне-то что, я уже своё прожила, а вот ты… — она ткнула в неё пальцем. — Девка-то где?
– Тут, недалеко, со мной приехала.
– Веди давай.
– А внук как же?
– Отведу к сестре — в деревне рядом живёт. Вернусь через полчаса.
Серафима, взяв маленького внука, пошла к сестре. Репутация у неё была не из лучших. Все в селе считали её колдуньей. Она хорошо разбиралась в травах, могла вылечить почти любую болезнь, говорили даже, что она могла и отрубленные пальцы обратно прирастить, да и бабы к ней часто обращались за избавление от нежелательной беременности. Знала она, как вызвать и выкидыш, и преждевременные роды.
Валя привела Катю к дому Серафимы.
– Здесь подождём. Обещала прийти через полчаса.
– Страшно. Ты точно уверена, что всё пройдёт хорошо? — спросила Катя, оглядываясь, и ёжись, то ли от холода, то ли от страха.
– Поздно уже бояться. Сама же согласилась, чего теперь-то уж рассуждать? Если боишься — иди рожай, как положено.
Катя только вздохнула в ответ. Какое-то время они сидели молча. Через несколько минут к калитке подошла Серафима.
– Ну, сидите? — спросила она, вглядываясь в силуэты, видневшиеся около дома.
– Мы пришли.
– Заходите в дом, — открыв им дверь и пропуская вперёд, сказала она. Перед тем, как войти внутрь Серафима оглядела округу. Была тихая летняя ночь, все уже давно спали, только собаки время от времени подавали голос. — Значит ты и есть та самая? — оглядев Катю спросила она. — Чего же так дотянула? Могла бы и раньше, хлопот бы меньше было.
– Так получилось, — тихо ответила Катя. — Вы мне поможете?
– А ты уверена, что хочешь этого?
– Уверена, — на удивление решительно ответила она.
– Ну, смотри. Иди вон в ту комнату, — она кивнула на закрытую дверь. — Я сейчас приду.
– Валя сказала, что вы берёте вещами и продуктами? Я вам… вот возьмите, — она протянула ей перстень. — Это наследственный, предаётся из поколения в поколение. Он дорогой.
– Ну, что же, красивый, — залюбовалась им Серафима, подняв перстень к свету. — Возьму, — она попыталась надеть его на палец. — Маловат, ну, ничего, продам или на память оставлю, пригодится потом. Иди.
– Ты, девка, тут останешься или домой поедешь? Она побудет у меня какое-то время, ты с ней или как?
– Я останусь пока. Вы только сделайте всё, как я и просила.
– Сделаю, я знаю, что делать. Только ты помни, что я тебе сказала, — она с прищуром посмотрела на Валю.
– Я же сказала. Я пойду на улицу выйду, что-то не по себе мне. Только с ней уж как-нибудь поаккуратней.
– Я свои дела знаю, не учи меня.
– А если сноха приедет? — уже на пороге, обернувшись спросила Валя.
– Она тут не остаётся. Внука забрать придёт и только. Ну, иди. Я ей займусь.
Она прошла в комнату, где сидела Катя.
– Ну, что сидишь? Не пожалеешь потом?
– Нет.
– Ну, смотри. Посиди пока, хочешь — отдохни. Я приду через час - два.
Серафима ушла на кухню. Достала из шкафа один из небольших туесков, в котором хранила травы. И приготовила отвар. Вытащив из кармана Катин перстень, ещё раз полюбовалась на старинную вещь и, надев его на мизинец, принялась ждать пока отвар настоится. Через два с небольшим часа она зашла к Кате.
– Не спишь? — посмотрев на сидевшую к ней спиной Катю, спросила она. — На, пей, — она протянула ей кружку с отваром.
– А ничего не случится? Ну, с ним? — она посмотрела на живот.
– Забеспокоилась? Чего вдруг? Знала, на что шла. Так будешь пить или нет?
– Буду. Просто я… Просто страшно.
– Раньше надо было думать. С тобой ничего не будет, не беспокойся, — равнодушно посмотрев на Катю ответила Серафима.
– А с ним что будет? — со страхом опять спросила Катя.
– А какая тебе разница? Ты сюда зачем пришла? Разве не для того, что от него избавиться? — спросила Серафима, кивнув на её живот.
– Мне всё равно, — отвернувшись и опустив голову, грустно сказала Катя. — И что будет дальше?
– Что и должно быть, — с усмешкой ответила Серафима. — Родишь. А дальше моё дело.
Через час у Кати начались схватки. В этот момент ей хотелось только одного, чтобы поскорее всё закончилось и уйти отсюда, из этого ненавистного дома, уехать куда-нибудь подальше, забыть, не вспоминать. Когда наконец-то раздался плач младенца, Катя на некоторое время раскаялась, хотела посмотреть на него, но Серафима, подойдя к ней, проговорила:
– Ну, вот и всё. Теперь моё дело. Некоторое время побудешь у меня.
– А он? Он здоров? Кто родился?
– Мальчик. Запомни, девка, если кто узнает об этом, несдобровать ни мне, ни тебе. Так что теперь забудь и меня, и его. Назад пути нет, раньше надо было думать. Вспомни, чего боялась, отчего ко мне пришла. Так что всё, забудь. И лучше уезжай отсюда, подальше. И мне, и тебе спокойней будет.
Серафима вышла из комнаты. Катя, отвернувшись к стене, заплакала навзрыд. Перед глазами проплыл он, её далёкий любимый. Который, как она считала, бросил её, ушёл в армию и забыл, нашёл другую, как узнала Валентина — подруга Кати, и забыл. Вспомнились и строгие родители, которые и часа бы не дали прожить ей с сыном в их доме.
«Алексей, я так хотела назвать его — Алексеем, — думала Катя, уже не плача, а просто лёжа глядя в потолок. — Пусть только выживет».
– Ну, и как она? — утром зайдя в дом спросила Валя.
– Родила, побудет у меня до завтра, а там сама решит. Мне до неё дела нет.
– Кого родила-то?
– А тебе какое дело? Себе что ли забрать решила? — усмехнулась, посмотрев на неё, Серафима.
– Да нет, просто интересно же.
– Интересно? Ну, и рожали бы, где положено. Мальчишку родила.
– И куда вы его теперь? Светло же уже.
– До ночи продержу, а там… Это уже моё дело. Забыла, что ли? Сами мне это дело поручили, так что теперь мне решать. Ты-то чего пришла?
– Узнать просто, я же её привела к вам. С ней всё будет в порядке?
– А чего с ней может произойти-то? Побудет немного, свыкнется. Ты думаешь, она одна такая?
– Её проведать-то можно хоть?
– А чего нельзя? Не в больнице, иди.
Валентина ушла в комнату, где лежала Катя. Через некоторое время Серафима услышала крик Вали. Вбежав в комнату, она бросилась к сидевшей на полу бледной Вале.
– Ты чего, девка? Чего орёшь-то?
– Она, — только и смогла выговорить Валя. — Она — мёртвая.
– Ты в своём уме? Чего ей умирать-то? С чего бы это? — уже сама побледнев испуганно спросила Серафима.
– Вы… Она… Сами посмотрите.
Серафима подошла к Кате.
– Ты чего? Спишь что ли? — начала тормошить её она. — Девка, не дури. Меня же посадят потом.
Катя не просыпалась и не реагировала. Серафима дрожащими руками взяла зеркало из ящика тумбочки и поднесла его к губам Кати.
– Мёртвая, - испуганно отпрянув проговорила Серафима.
– Чего теперь делать-то? — испуганно, со слезами спросила Валя.
– Чего делать, чего делать? Решать надо что-то. Связалась с вами, — зло бросила она. — Ты не реви и не вой тут у меня. Услышит кто, представляешь, чего ждёт?
– Ой. Чего же теперь делать-то? — плача от ужаса, спросила Валя.
– Полежит тут, никто не придёт. А ночью избавимся. Ты вот что сделай. Сходи к Евдокии за козьем молоком, мальчишке надо есть что-то, я адрес дам. Только смотри, ничем не выдавай, выдашь… Мне-то что, я своё уже отжила, а вот тебе, — она строго посмотрела на Валю. — У тебя вся жизнь впереди. Знаешь, что за это может быть? — она кивнула на кровать, где лежала Катя.
Валя вместо ответа, зажав рот рукой, задрожала от страха.
– Ну, вот вижу, поняла, что нам светит. Так что делай, что я тебе сказала. Только учти… Если меня выдашь, я тебя за собой потяну. Так что иди за молоком и сразу ко мне. Её-то никто не хватится?
– Она сестре сказала, что у меня останется, а я подтвердила.
– Ну, и дура!
– Кто же знал, что так выйдет-то. А с ребёнком чего будешь делать?
– Ночи дождусь, а там… Я знаю, что делать. Только теперь помни, мы с тобой одной ниткой связаны. Кто узнает… Молчи до самой смерти. Поняла? — зло спросила Серафима.
– Поняла, — тихо, с ужасом глядя на неё ответила Валя.
– Вот и хорошо, иди давай.
***
Дождавшись ночи, Серафима вышла из дома. Оглядевшись, вышла за калитку. Сделав несколько шагов, она посмотрела на дорожку, проходящую недалеко от её дома, на кусты напротив и, вернувшись в дом, прошла в комнату, где лежал мальчик. Напоив его специально сваренным отваром и дождавшись, когда он совсем заснёт, Серафима снова вышла из комнаты и, пройдя на кухню, подошла к сидевшей за столом Вале.
– Ну, чего, всё ещё страшно? Сама всё это затеяла, теперь терпи. Вернёшься домой — смотри, заметят перемены… Что объяснять будешь? Да и сестра её придёт к тебе, что говорить будешь? Ты вот подумай пока, а я пойду мальчишкой займусь.
– Куда вы его?
– Тебе-то не всё ли равно? Ничего с ним не будет. Живой, надеюсь, останется. А ты жди и помни всё, что я тебе сегодня утром говорила.
Серафима, завернув мальчика в одеяло, вышла из дома. Оглядываясь, прошла к подсолнуховому полю. Пройдя по тропинке, проходящей по середине этого поля, она прислушалась, ещё раз огляделась и, посмотрев на спящего ребёнка, аккуратно положила его недалеко от тропинки, среди подсолнухов. Уходя, она ещё раз прислушалась и огляделась, и, не заметив ничего подозрительного, спокойно пошла к своему дому.
Через несколько минут, как только Серафима скрылась из виду, к тому месту, куда она положила ребёнка, подошла молодая женщина, также оглядевшись, она нагнулась и тут же с испугом отпрянула.
– Вот тварь, — поглядев в ту сторону, куда только что ушла Серафима, тихо сказал она. — Живой хоть? — и, нагнувшись, взяла ребёнка на руки.
Кроха спал безмятежным сном. Женщина, прижав ребёнка к себе, оглядываясь по сторонам, пошла в сторону села.
***
Тамара уже проснулась, поставила чайник, когда неожиданно кто-то постучал в дверь. Удивившись тому, что кто-то мог прийти в такую рань, она подошла к двери.
– Кто там? — испуганно спросила она.
– Том — это я, Сима. Том, открой.
– Сим, ты чего в такую рань-то? — открывая дверь спросила Тамара. Но, увидев, что принесла Сима, в испуге прижалась к стене. — Что это?
– Что-что? Не поняла, что ли? — пройдя в комнату и положив свёрток на стол, спросила Сима.
Тамара подошла к столу.
– Где ты его нашла?
– В подсолнухах. Серафима — свекровь — оставила его там.
– Серафима? — удивлённо посмотрев на сестру спросила Тамара. — Чей он хоть? Что теперь делать-то? Ты его разверни что ли, кто хоть?
Сима развернула свёрток. И то ли от прохлады, царившей в комнате, то ли от голода, ребёнок проснулся.
– Мальчик, — с улыбкой посмотрела на ребёнка Тамара. — Чей хоть он?
– А я откуда знаю? Приехала поздно, за Серёжкой пошла, смотрю — свекровь с кем-то разговаривает, ну, я спряталась, не хотела в этот момент с ней связываться. Сама знаешь, что о ней говорят, да и зачем к ней приходят. Я и сама-то её побаиваюсь. Ну, я за кусты. Вот и подслушала. Какая-то молодая девчонка к ней пришла, только не про себя говорила, а то ли про подругу, то ли ещё про кого. Просила помочь ей, как я поняла, уже поздно было что-то делать, в общем, просила её ребёнка куда-то деть. Потом смотрю — Серафима с Серёжкой моим ушла, к сестре, судя по всему, пошла. А потом эта девчонка кого-то привела, сама потом ушла. Утром я к ней пришла, она там с кем-то спорила громко, вот я и решила — вечером лучше зайду. Ну, вечером пришла, а она там опять с кем-то спорит. Интересно стало, спряталась я, значит, за кусты, смотрю — она вышла и в руках чего-то несёт, и в подсолнухи, ну, я за ней. Она прошла через поле, вышла к дороге, положила там его и ушла. Ну, я дождалась, когда она скроется и к нему. Ну, вот и всё. Да, вот ещё смотри, что рядом было, — она протянула сестре перстень. — Судя по всему, этим ей заплатила, но, видать, потеряла. У ней вроде такого не было.
