- Пора? - спросил Олег печально. До отправления поезда оставалось две минуты.
Стася кивнула невесело.
- Счастливого пути. Напиши мне, когда приедешь.
- Обязательно. Счастливо, Олег.
Она помахала ему рукой и, поднявшись на платформу поезда, прошла в свой вагон. Оттуда она ещё раз ему помахала.
Олег снаружи посылал ей воздушные поцелуи.
"Я приеду, - проносились в Стасином мозгу его слова. - Я обязательно приеду в Москву. Мы ещё увидимся".
"Увидимся", - шептало Стасе её сердце.
- Нет, ну какая сволочь! Вот так поиграть и бросить!
- Надо же! Вот урод!
- Скотина!
- Кастрировать таких надо!
- Так и сказал: погуляли и хватит; я таких, как ты, сколько угодно найду.
Эта реплика вызвала со стороны сотрудниц новый поток ругательств. Все они активно утешали плачущую Машу, кляня при этом последними словами её бывшего любовника-американца, подлеца и бабника, разумеется. Так прошёл где-то час, после чего дамы почти единогласно сделали вывод, что все они, мужики, козлы.
Стасе было жаль несчастную девушку, но случившееся отнюдь не стало для неё неожиданностью. Она предполагала, что именно этим всё и закончится. Невольно ей вспомнилось, как её саму предал любимый человек. Но Стася-то его любила. А Маша своего американца - нет. Поэтому Стася не сомневалась, что разлуку Маша перенесёт куда легче. По-настоящему жаль было другого - того, что Машино сердце никогда не стремилось к большой любви, того, что духовная близость и доверие - то вечное, что для Стаси дороже самой жизни - она отвергает как нечто чуждое. И этим сама себя лишает возможности быть счастливой.
Посидев с сотрудницами ещё немного, Стася удалилась к себе. Меньше всего на свете ей хотелось слушать, как недавние Машины подруги-утешительницы станут за её спиной злорадствовать, что она получила такую пощёчину. А что будут злорадствовать, девушка не сомневалась.
Ну да ну их в баню! Гораздо интереснее зайти в свой почтовый ящик и посмотреть, нет ли писем от Олега.
Ура, вот оно! Олег интересовался, как Стася доехала, как у неё дела, говорил, что скучает без неё.
Ответить Стася решила вечером. Сейчас предстояло сделать срочную работу, которой её щедро загрузил начальник.
- Девчонки, я выхожу замуж.
На мгновение в офисе воцарилась мёртвая тишина. Работницы в изумлении глядели на Стасю, пытаясь понять, не ослышались ли. Возраст, конечно, походящий - двадцать девять лет, - но кто ж её, такую дуру, замуж возьмёт? Тем более, мужики нынче не спешат связывать себя узами брака.
- Да ты что, Стаська? - принялась они наперебой восклицать, малость оправившись от изумления. - Правда, что ли?
- Чистая правда.
- И кто же он?
- Он лучший человек на свете, - ответила Стася.
На все расспросы, где и когда она познакомилась со своим женихом, которые, естественно, тут же последовали, девушка отвечала всю правду, ничего не тая, хотя доселе не была со своими сотрудницами столь откровенной.
Строитель. Иногородний. Этих двух слов оказалось достаточно, чтобы у коллег о Стасином будущем муже сложилось наихудшее впечатление, а сама Стася тут же приобрела репутацию полной неудачницы, от безысходности бросающейся на всяких там. Но девушку это, по правде говоря, мало волновало.
Разве недостаточно двух лет переписки, свиданий, когда они приезжали друг к другу в гости, подолгу гуляли? Даже родители Стаси, узнав Олега получше, изменили о нём своё мнение. Теперь он в их глазах был не охотником за пропиской, а таким же недотёпой, как их дочь. Так что два сапога пара.
Тогда, аккурат на Стасино двадцатидевятилетие у них и случилось... в первый раз (не считая, конечно, прежних возлюбленных). А после бурной ночи Олег, встав на одно колено, предложил ей руку и сердце.
Свадьбу назначили на июль. Стася категорически не хотела, чтобы в августе, памятуя о том, как сорвалась свадьба с Витей, как не состоялась Мишина с Любой. Так что август с тех пор для неё был месяцем неблагоприятным.
Жить молодые решили в Москве, но не у Стасиных родителей. Олег уже присмотрел объект, на котором вскоре понадобится его труд. Больших денег никто не обещал, но снять недорогую однокомнатную квартиру на окраине будущие супруги могли бы себе позволить.
Что там говорили сотрудницы между собой, когда возвращались к этой теме? Да пускай говорят, что хотят.
Только Стася собралась проверить почту, как в кабинет вошёл начальник:
- Анастасия Петровна, дело срочное...
"Да ещё и кропотливое", - мысленно добавила Стася, выслушав суть.
И сделать его надо было сегодня, до конца рабочего дня. Хоть там в лепёшку расшибись!
Горько вздохнув, девушка принялась за работу.
Лишь вечером, когда нужные документы лежали на столе начальника, Стася, наконец, смогла открыть почту, чтобы прочесть письмо от Олега.
Новости были печальными. Олег писал, что у матери случился удар. Сейчас она в реанимации, без сознания, и врачи ничего не гарантируют. Бедная, бедная Ирина Павловна!
Оставалось только уповать на Бога и молиться вместе с Олегом, чтобы его мама осталась жива.
Казалось, целая вечность прошла, прежде чем Олег обрадовал свою невесту письмом, что Ирина Павловна будет жить. Она уже пришла в себя, и врачи говорят, что её жизнь вне опасности. Господь услышал молитвы!
Но было в этом письме и о грустном. Да, мать Олега выжила, но никогда больше не сможет ходить. Теперь её горький удел - инвалидное кресло.
"За мамой нужен уход, сама понимаешь - я не могу бросить её и перебраться в Москву. Всё, что я могу тебе предложить - это унылое существование у нас в провинции, в одной квартире с парализованной свекровью. Я понимаю, что ты, москвичка, не об этом мечтала. Подумай, можешь ли ты это принять? Я всё пойму и осуждать не буду".
- Поздравляем! Поздравляем! - кричали гости.
В воздухе летали конфетти. Казалось, они сыпались прямо с неба, щедро осыпая жениха и невесту... Нет, мужа и жену.
- Стася! Олег! Счастья вам! - слышалось отовсюду.
- Стасочка! Олежка! Как я рада за вас, - женщина в инвалидном кресле, одетая в нарядное блестящее платье, поочерёдно целовала то сына, но невестку, не выпуская их рук из своих. В её глазах стояли слёзы радости.
- Спасибо, мама! Спасибо, Ирина Павловна, - целовали её в ответ молодые.
Стасины родители поздравили молодожён куда более сдержанно. Когда они желали Олегу и дочери счастья, в их взгляде ясно читалось: "Да, не такого мы тебе желали". И Олега, своего зятя, они обняли так, словно делали ему величайшее одолжение. Но, слава Тебе, Господи, обняли, поздравили и хоть сейчас не сказали того, что много раз говорили дочери прежде: "Опять ты ломаешь себе жизнь, Стася - так и будешь прозябать в этом Ростове и выносить горшки из-под немощной старухи". Слава Богу, сейчас они сделали над собой усилие, чтобы эту самую "немощную старуху" обнять. Ирина Павловна же улыбалась новым родственникам вполне искренне и тепло, и Стасе очень хотелось надеяться, что эта непритворная теплота со временем тронет сердца сватов, и они станут относиться к ней с искренней симпатией.
После церемонии в ЗАГСе свадебный кортеж, убранный цветами, помчался по улицам города, пока не доставил молодых к белокаменным стенам кремля.
Погода стояла ясная. Солнце весело играло золотистыми "луковицами" соборов, голубой гладью Неро, заглядывало в счастливые глаза молодого мужчины с белой розочкой на лацкане пиджака и женщины, одетой в воздушное белое платье до пят. Оно словно соперничало с ними, пытаясь превзойти тот свет, что лился из глаз. Свет любви и счастья. Но, по всей видимости, оказывалось бессильно. Оставалось ему только отражаться от радужной оболочки.
Подбирая подол расшитого жемчугом свадебного платья, Стася поднималась по резным крылечкам в музеи, как и два года назад вместе с Олегом. Нет, не совсем так. Тогда она была туристом, в первый раз в чужом городе. А сейчас...
Сознание, проплывавшее как в замедленной съёмке, на мгновение и вовсе остановилось, как будто кто-то щёлкнул фотоаппаратом, оставляя в памяти кадр. Стася вдруг со всей ясностью осознала, что она у себя дома, и Олег - её муж. Всё, что было позади - прошлое. Впереди - новая непросмотренная кинолента будущей жизни. Длинная ли, короткая, весёлая ли, горькая - одному Богу известно. Но разве не от супругов зависит в первую очередь, станет ли семейная жизнь доброй комедией или, напротив, трагедией в духе Шекспира? Разве не стоят ничего мудрость, терпение, умение прощать друг другу некоторые слабости? Взаимное уважение, принятие друг друга такими, какие они есть. Не это ли ключ к семейному счастью? И пусть бывшие Стасины коллеги над ней посмеиваются, называя её мастером-ломастером (по поломки собственной жизни), пусть сколь угодно кичатся тем, что сама-то живут в Москве, и судачат, что скоро, дескать, Лилькова (то есть нет, уже Щеглова) со своим разведётся. Стася всем сердцем чувствовала, что хочет жить в этом городе, засыпать и просыпаться с этим человеком, ухаживать за этой милой женщиной, рожать и воспитывать детей - своих и Олега. А в старости - нянчить и баловать внуков и вспоминать вместе с Олегом свою молодость.
До самой смерти останется в памяти этот день - с фатой и обручальными кольцами, с бурными поздравлениями, с букетами цветов. Не забудется и празднование в ресторане, с шампанским, нарядными гостями и пожеланиями счастья молодожёнам.
Навек запомнится и тот сладкий миг, когда новоиспечённые муж и жена наконец-то остались одни в небольшой спаленке собственной квартиры. Потом - страстная и пылкая ночь любви, когда весь мир принадлежал только им.
Наутро молодые проснутся поздно, когда солнце, давно взошедшее над Ростовым Великим, будет с высоты взирать на новую супружескую пару. Олега оно разбудит первым. Тихонько встав с постели, он пойдёт в мамину комнату, чтобы помочь ей подняться, одеться, посадить в кресло, а затем пойти на кухню и приготовить завтрак. Через полчаса проснётся Стася, то-то она обрадуется!
Медовый месяц молодым, естественно, пришлось проводить вместе с Ириной Павловной. Партенит - небольшой городок в Крыму с упирающейся в солёное море Медведь-горой казался для этого превосходным местом. Олег и Стася проводили дни на пляже, гуляли по парку, катались по морю на прогулочном катере. Иногда после долгих уговоров им удавалось вытащить и Ирину Павловну, но в большинстве случаев она старалась, насколько это возможно, быть незаметной. Предусмотрительно взяв с собой несколько книг, она предпочитала сидеть в номере, углубившись в чтение, словно ничто другое её не волновало. Частенько она даже отказывалась составить им компанию, когда молодые обедали в кафе, предпочитая поесть в номере.
Иногда Ирину Павловну отвозили в парк, где она на свежем воздухе читала книги и общалась с другими отдыхающими.
Ночью она тоже старалась не смущать сына с невесткой. Сразу засыпала, отвернувшись к стенке, всем своим видом показывая - ничего не слышу, ничего не вижу, и вы меня не разбудите, хоть из пушек стреляйте.
Она же частенько подбрасывала молодым идею то забраться на Медведь-гору, то прогуляться по парку Карасан.
"Это ж недалеко, - успокаивала она, если те начинали сомневаться. - Вечером всё равно вернётесь. А я как раз "Джен Эйр" почитаю".
С Медведь-горы действительно открывались очень красивые виды. Величественные скалы, зелёные леса в вышине, снизу - бухточки с мелкой галькой и волнистая голубая гладь с белой пеной. Под ногами играл перемешанный с камешками хрустящий песок.
Сначала путь к самой дальней точке был относительно лёгким, но по мере приближения тропка всё больше сужалась, всё чаще приходилось карабкаться. Но труды Стаси и Олега были вознаграждены - наконец, оба оказались на выступе около огромного камня. Впереди - только бескрайнее море.
Долго молодые супруги сидели на камне, обнявшись, глядели на горную высь, иногда поворачивали головы к морю и целовались, целовались. Солнце, золотя морскую воду, весело им подмигивало.
Назад они отправились крайне неохотно. Но возвращаться затемно, а тем более заночевать здесь как-то не улыбалось. Прежде чем удалиться, они частенько оборачивались, кидая прощальные взгляды на краешек горы, окружённый с трёх сторон синими водами, пока, наконец, он не скрылся из виду.
Не совсем скоро показалась развилка, откуда вело два пути: путь ввысь и путь вдаль, откуда они, собственно, сейчас возвращались. Можно было, конечно, не спешить возвращаться, а попробовать подняться вместе с Олегом на самую высокую точку. Но поздно - солнце уже начало приобретать желтковую окраску. Скоро зайдёт.
Стасе вдруг подумалось, что точно так же происходит и в жизни. Однажды пренебрегла высотами, пошла по прямой... Только в жизни подчас невозможно вернуться назад. Особенно если уже пройдена та точка, где твоя дорога пересекается с дорогой того, с кем ты сейчас идёшь по жизни рука об руку и больше всего на свете желаешь, чтобы ваши пути никогда не разминулись. Чтобы так и идти с ним до самого конца.
В другой день молодые поехали на катере вокруг той горы, на которую поднимались. По другую сторону располагался гористый Гурзуф с крутыми склонами, знаменитым Красным камнем, скалами Адолларами, стоящими, как две сестрички средь морских вод, бухтой у скалы Шаляпина.
Про "свой" Парнетин Олег и Стася тоже узнали много интересного. Оказывается, название своё город получил в честь греческой богини-охотницы Артемиды. А на Медведь-горе располагался храм богини, жрицей при котором была Ифигения. Та самая, которую родной отец, царь Агамемнон, принёс в жертву богам, дабы те даровали ему победу в войне. Но, по легенде, богиня Артемида отбила её и подставила вместо несчастной девушки лань, а саму сделала своей жрицей. И, живя при храме на Медведь-горе, Ифигения должна была каждого встречного приносить в жертву своей спасительнице.
"Вот ведь ханжа!" - подумала тогда Стася.
Казалось бы, девушка, сама недавно пережившая страх смерти, должна была бы, наоборот, навсегда возненавидеть человеческие жертвы. Ифигения же мстила за свои страдания всякому, кто попадался под руку. Стася никогда не любила таких людей. Если у человека в душе есть что-то человеческое, он, страдая, никогда не скажет: я мучился, пусть и другие помучаются. Настоящий человек, напротив, скажет: не дай Боже никому такого горя!
А впрочем, это всего лишь легенда. И возможно, придуманная людьми, которые либо и впрямь знали Ифигению не с лучшей стороны, либо попросту приписывали ей собственные пороки.
На экскурсию в Карасан, что находился в противоположной от Гурзуфа стороне, свекровь тоже отказалась составить им компанию.
- Там же растения, мам, - сказал ей Олег. - Ты же в юности гербарием увлекалась.
- Ой, да когда это было! - отмахивалась Ирина Павловна. - Сейчас я уже этим не интересуюсь. Лучше Вальтера Скотта почитаю.
В тот момент она была убедительной - и только в Ростове для Стаси открылось, что интерес к растениям Ирина Павловна всё-таки сохранила. Не зря Олег, гуляя по парку, тщательно фотографировал каждое деревце, каждый кустик и даже снимал крупным планом листья и кору деревьев, каждое из которых было по-своему уникальным.
Стася кивнула невесело.
- Счастливого пути. Напиши мне, когда приедешь.
- Обязательно. Счастливо, Олег.
Она помахала ему рукой и, поднявшись на платформу поезда, прошла в свой вагон. Оттуда она ещё раз ему помахала.
Олег снаружи посылал ей воздушные поцелуи.
"Я приеду, - проносились в Стасином мозгу его слова. - Я обязательно приеду в Москву. Мы ещё увидимся".
"Увидимся", - шептало Стасе её сердце.
- Нет, ну какая сволочь! Вот так поиграть и бросить!
- Надо же! Вот урод!
- Скотина!
- Кастрировать таких надо!
- Так и сказал: погуляли и хватит; я таких, как ты, сколько угодно найду.
Эта реплика вызвала со стороны сотрудниц новый поток ругательств. Все они активно утешали плачущую Машу, кляня при этом последними словами её бывшего любовника-американца, подлеца и бабника, разумеется. Так прошёл где-то час, после чего дамы почти единогласно сделали вывод, что все они, мужики, козлы.
Стасе было жаль несчастную девушку, но случившееся отнюдь не стало для неё неожиданностью. Она предполагала, что именно этим всё и закончится. Невольно ей вспомнилось, как её саму предал любимый человек. Но Стася-то его любила. А Маша своего американца - нет. Поэтому Стася не сомневалась, что разлуку Маша перенесёт куда легче. По-настоящему жаль было другого - того, что Машино сердце никогда не стремилось к большой любви, того, что духовная близость и доверие - то вечное, что для Стаси дороже самой жизни - она отвергает как нечто чуждое. И этим сама себя лишает возможности быть счастливой.
Посидев с сотрудницами ещё немного, Стася удалилась к себе. Меньше всего на свете ей хотелось слушать, как недавние Машины подруги-утешительницы станут за её спиной злорадствовать, что она получила такую пощёчину. А что будут злорадствовать, девушка не сомневалась.
Ну да ну их в баню! Гораздо интереснее зайти в свой почтовый ящик и посмотреть, нет ли писем от Олега.
Ура, вот оно! Олег интересовался, как Стася доехала, как у неё дела, говорил, что скучает без неё.
Ответить Стася решила вечером. Сейчас предстояло сделать срочную работу, которой её щедро загрузил начальник.
- Девчонки, я выхожу замуж.
На мгновение в офисе воцарилась мёртвая тишина. Работницы в изумлении глядели на Стасю, пытаясь понять, не ослышались ли. Возраст, конечно, походящий - двадцать девять лет, - но кто ж её, такую дуру, замуж возьмёт? Тем более, мужики нынче не спешат связывать себя узами брака.
- Да ты что, Стаська? - принялась они наперебой восклицать, малость оправившись от изумления. - Правда, что ли?
- Чистая правда.
- И кто же он?
- Он лучший человек на свете, - ответила Стася.
На все расспросы, где и когда она познакомилась со своим женихом, которые, естественно, тут же последовали, девушка отвечала всю правду, ничего не тая, хотя доселе не была со своими сотрудницами столь откровенной.
Строитель. Иногородний. Этих двух слов оказалось достаточно, чтобы у коллег о Стасином будущем муже сложилось наихудшее впечатление, а сама Стася тут же приобрела репутацию полной неудачницы, от безысходности бросающейся на всяких там. Но девушку это, по правде говоря, мало волновало.
Разве недостаточно двух лет переписки, свиданий, когда они приезжали друг к другу в гости, подолгу гуляли? Даже родители Стаси, узнав Олега получше, изменили о нём своё мнение. Теперь он в их глазах был не охотником за пропиской, а таким же недотёпой, как их дочь. Так что два сапога пара.
Тогда, аккурат на Стасино двадцатидевятилетие у них и случилось... в первый раз (не считая, конечно, прежних возлюбленных). А после бурной ночи Олег, встав на одно колено, предложил ей руку и сердце.
Свадьбу назначили на июль. Стася категорически не хотела, чтобы в августе, памятуя о том, как сорвалась свадьба с Витей, как не состоялась Мишина с Любой. Так что август с тех пор для неё был месяцем неблагоприятным.
Жить молодые решили в Москве, но не у Стасиных родителей. Олег уже присмотрел объект, на котором вскоре понадобится его труд. Больших денег никто не обещал, но снять недорогую однокомнатную квартиру на окраине будущие супруги могли бы себе позволить.
Что там говорили сотрудницы между собой, когда возвращались к этой теме? Да пускай говорят, что хотят.
Только Стася собралась проверить почту, как в кабинет вошёл начальник:
- Анастасия Петровна, дело срочное...
"Да ещё и кропотливое", - мысленно добавила Стася, выслушав суть.
И сделать его надо было сегодня, до конца рабочего дня. Хоть там в лепёшку расшибись!
Горько вздохнув, девушка принялась за работу.
Лишь вечером, когда нужные документы лежали на столе начальника, Стася, наконец, смогла открыть почту, чтобы прочесть письмо от Олега.
Новости были печальными. Олег писал, что у матери случился удар. Сейчас она в реанимации, без сознания, и врачи ничего не гарантируют. Бедная, бедная Ирина Павловна!
Оставалось только уповать на Бога и молиться вместе с Олегом, чтобы его мама осталась жива.
Казалось, целая вечность прошла, прежде чем Олег обрадовал свою невесту письмом, что Ирина Павловна будет жить. Она уже пришла в себя, и врачи говорят, что её жизнь вне опасности. Господь услышал молитвы!
Но было в этом письме и о грустном. Да, мать Олега выжила, но никогда больше не сможет ходить. Теперь её горький удел - инвалидное кресло.
"За мамой нужен уход, сама понимаешь - я не могу бросить её и перебраться в Москву. Всё, что я могу тебе предложить - это унылое существование у нас в провинции, в одной квартире с парализованной свекровью. Я понимаю, что ты, москвичка, не об этом мечтала. Подумай, можешь ли ты это принять? Я всё пойму и осуждать не буду".
- Поздравляем! Поздравляем! - кричали гости.
В воздухе летали конфетти. Казалось, они сыпались прямо с неба, щедро осыпая жениха и невесту... Нет, мужа и жену.
- Стася! Олег! Счастья вам! - слышалось отовсюду.
- Стасочка! Олежка! Как я рада за вас, - женщина в инвалидном кресле, одетая в нарядное блестящее платье, поочерёдно целовала то сына, но невестку, не выпуская их рук из своих. В её глазах стояли слёзы радости.
- Спасибо, мама! Спасибо, Ирина Павловна, - целовали её в ответ молодые.
Стасины родители поздравили молодожён куда более сдержанно. Когда они желали Олегу и дочери счастья, в их взгляде ясно читалось: "Да, не такого мы тебе желали". И Олега, своего зятя, они обняли так, словно делали ему величайшее одолжение. Но, слава Тебе, Господи, обняли, поздравили и хоть сейчас не сказали того, что много раз говорили дочери прежде: "Опять ты ломаешь себе жизнь, Стася - так и будешь прозябать в этом Ростове и выносить горшки из-под немощной старухи". Слава Богу, сейчас они сделали над собой усилие, чтобы эту самую "немощную старуху" обнять. Ирина Павловна же улыбалась новым родственникам вполне искренне и тепло, и Стасе очень хотелось надеяться, что эта непритворная теплота со временем тронет сердца сватов, и они станут относиться к ней с искренней симпатией.
После церемонии в ЗАГСе свадебный кортеж, убранный цветами, помчался по улицам города, пока не доставил молодых к белокаменным стенам кремля.
Погода стояла ясная. Солнце весело играло золотистыми "луковицами" соборов, голубой гладью Неро, заглядывало в счастливые глаза молодого мужчины с белой розочкой на лацкане пиджака и женщины, одетой в воздушное белое платье до пят. Оно словно соперничало с ними, пытаясь превзойти тот свет, что лился из глаз. Свет любви и счастья. Но, по всей видимости, оказывалось бессильно. Оставалось ему только отражаться от радужной оболочки.
Подбирая подол расшитого жемчугом свадебного платья, Стася поднималась по резным крылечкам в музеи, как и два года назад вместе с Олегом. Нет, не совсем так. Тогда она была туристом, в первый раз в чужом городе. А сейчас...
Сознание, проплывавшее как в замедленной съёмке, на мгновение и вовсе остановилось, как будто кто-то щёлкнул фотоаппаратом, оставляя в памяти кадр. Стася вдруг со всей ясностью осознала, что она у себя дома, и Олег - её муж. Всё, что было позади - прошлое. Впереди - новая непросмотренная кинолента будущей жизни. Длинная ли, короткая, весёлая ли, горькая - одному Богу известно. Но разве не от супругов зависит в первую очередь, станет ли семейная жизнь доброй комедией или, напротив, трагедией в духе Шекспира? Разве не стоят ничего мудрость, терпение, умение прощать друг другу некоторые слабости? Взаимное уважение, принятие друг друга такими, какие они есть. Не это ли ключ к семейному счастью? И пусть бывшие Стасины коллеги над ней посмеиваются, называя её мастером-ломастером (по поломки собственной жизни), пусть сколь угодно кичатся тем, что сама-то живут в Москве, и судачат, что скоро, дескать, Лилькова (то есть нет, уже Щеглова) со своим разведётся. Стася всем сердцем чувствовала, что хочет жить в этом городе, засыпать и просыпаться с этим человеком, ухаживать за этой милой женщиной, рожать и воспитывать детей - своих и Олега. А в старости - нянчить и баловать внуков и вспоминать вместе с Олегом свою молодость.
До самой смерти останется в памяти этот день - с фатой и обручальными кольцами, с бурными поздравлениями, с букетами цветов. Не забудется и празднование в ресторане, с шампанским, нарядными гостями и пожеланиями счастья молодожёнам.
Навек запомнится и тот сладкий миг, когда новоиспечённые муж и жена наконец-то остались одни в небольшой спаленке собственной квартиры. Потом - страстная и пылкая ночь любви, когда весь мир принадлежал только им.
Наутро молодые проснутся поздно, когда солнце, давно взошедшее над Ростовым Великим, будет с высоты взирать на новую супружескую пару. Олега оно разбудит первым. Тихонько встав с постели, он пойдёт в мамину комнату, чтобы помочь ей подняться, одеться, посадить в кресло, а затем пойти на кухню и приготовить завтрак. Через полчаса проснётся Стася, то-то она обрадуется!
Медовый месяц молодым, естественно, пришлось проводить вместе с Ириной Павловной. Партенит - небольшой городок в Крыму с упирающейся в солёное море Медведь-горой казался для этого превосходным местом. Олег и Стася проводили дни на пляже, гуляли по парку, катались по морю на прогулочном катере. Иногда после долгих уговоров им удавалось вытащить и Ирину Павловну, но в большинстве случаев она старалась, насколько это возможно, быть незаметной. Предусмотрительно взяв с собой несколько книг, она предпочитала сидеть в номере, углубившись в чтение, словно ничто другое её не волновало. Частенько она даже отказывалась составить им компанию, когда молодые обедали в кафе, предпочитая поесть в номере.
Иногда Ирину Павловну отвозили в парк, где она на свежем воздухе читала книги и общалась с другими отдыхающими.
Ночью она тоже старалась не смущать сына с невесткой. Сразу засыпала, отвернувшись к стенке, всем своим видом показывая - ничего не слышу, ничего не вижу, и вы меня не разбудите, хоть из пушек стреляйте.
Она же частенько подбрасывала молодым идею то забраться на Медведь-гору, то прогуляться по парку Карасан.
"Это ж недалеко, - успокаивала она, если те начинали сомневаться. - Вечером всё равно вернётесь. А я как раз "Джен Эйр" почитаю".
С Медведь-горы действительно открывались очень красивые виды. Величественные скалы, зелёные леса в вышине, снизу - бухточки с мелкой галькой и волнистая голубая гладь с белой пеной. Под ногами играл перемешанный с камешками хрустящий песок.
Сначала путь к самой дальней точке был относительно лёгким, но по мере приближения тропка всё больше сужалась, всё чаще приходилось карабкаться. Но труды Стаси и Олега были вознаграждены - наконец, оба оказались на выступе около огромного камня. Впереди - только бескрайнее море.
Долго молодые супруги сидели на камне, обнявшись, глядели на горную высь, иногда поворачивали головы к морю и целовались, целовались. Солнце, золотя морскую воду, весело им подмигивало.
Назад они отправились крайне неохотно. Но возвращаться затемно, а тем более заночевать здесь как-то не улыбалось. Прежде чем удалиться, они частенько оборачивались, кидая прощальные взгляды на краешек горы, окружённый с трёх сторон синими водами, пока, наконец, он не скрылся из виду.
Не совсем скоро показалась развилка, откуда вело два пути: путь ввысь и путь вдаль, откуда они, собственно, сейчас возвращались. Можно было, конечно, не спешить возвращаться, а попробовать подняться вместе с Олегом на самую высокую точку. Но поздно - солнце уже начало приобретать желтковую окраску. Скоро зайдёт.
Стасе вдруг подумалось, что точно так же происходит и в жизни. Однажды пренебрегла высотами, пошла по прямой... Только в жизни подчас невозможно вернуться назад. Особенно если уже пройдена та точка, где твоя дорога пересекается с дорогой того, с кем ты сейчас идёшь по жизни рука об руку и больше всего на свете желаешь, чтобы ваши пути никогда не разминулись. Чтобы так и идти с ним до самого конца.
В другой день молодые поехали на катере вокруг той горы, на которую поднимались. По другую сторону располагался гористый Гурзуф с крутыми склонами, знаменитым Красным камнем, скалами Адолларами, стоящими, как две сестрички средь морских вод, бухтой у скалы Шаляпина.
Про "свой" Парнетин Олег и Стася тоже узнали много интересного. Оказывается, название своё город получил в честь греческой богини-охотницы Артемиды. А на Медведь-горе располагался храм богини, жрицей при котором была Ифигения. Та самая, которую родной отец, царь Агамемнон, принёс в жертву богам, дабы те даровали ему победу в войне. Но, по легенде, богиня Артемида отбила её и подставила вместо несчастной девушки лань, а саму сделала своей жрицей. И, живя при храме на Медведь-горе, Ифигения должна была каждого встречного приносить в жертву своей спасительнице.
"Вот ведь ханжа!" - подумала тогда Стася.
Казалось бы, девушка, сама недавно пережившая страх смерти, должна была бы, наоборот, навсегда возненавидеть человеческие жертвы. Ифигения же мстила за свои страдания всякому, кто попадался под руку. Стася никогда не любила таких людей. Если у человека в душе есть что-то человеческое, он, страдая, никогда не скажет: я мучился, пусть и другие помучаются. Настоящий человек, напротив, скажет: не дай Боже никому такого горя!
А впрочем, это всего лишь легенда. И возможно, придуманная людьми, которые либо и впрямь знали Ифигению не с лучшей стороны, либо попросту приписывали ей собственные пороки.
На экскурсию в Карасан, что находился в противоположной от Гурзуфа стороне, свекровь тоже отказалась составить им компанию.
- Там же растения, мам, - сказал ей Олег. - Ты же в юности гербарием увлекалась.
- Ой, да когда это было! - отмахивалась Ирина Павловна. - Сейчас я уже этим не интересуюсь. Лучше Вальтера Скотта почитаю.
В тот момент она была убедительной - и только в Ростове для Стаси открылось, что интерес к растениям Ирина Павловна всё-таки сохранила. Не зря Олег, гуляя по парку, тщательно фотографировал каждое деревце, каждый кустик и даже снимал крупным планом листья и кору деревьев, каждое из которых было по-своему уникальным.
