Я опустилась на землю, почувствовала опору под своими ногами и двинулась к входу во дворец. Постаменты, колонны, что не обхватить и двумя руками, выгравированная на стене перед входом шестиконечная звезда и испещрённая древней письменностью плита под ногами. Дворец в античном стиле, скрытый от всех могущественной магией и потому простоявший тысячелетия в первозданном виде, не разграбленный мародёрами, не разрушенный ни людьми, ни стихиями, а внутри хранящий память о былом величии.
Прикоснувшись к стене, чувствую под ладонью холод – неестественный, загробный. Всё здесь пропитано магией смерти. Вздрагиваю, услышав резкий звонкий смех девушки, вызывающий лёгкий озноб. Она выглядывает из-за массивной колонны, жестом подзывает к себе.
– Ты… – ошеломлённо выдыхаю. – Я видела тебя там, в пустыне.
Девушка скидывает с себя бесформенную хламидию, а я завороженно следую за ней. Вьющиеся волосы цвета льна длиной до бёдер, прямая, идеально ровная спина, стройный стан, длинные ноги и двигается, аки царица. Резким движением она оборачивается, отчего я останавливаюсь, опешив. Смотрит на меня, чуть склонив голову набок и скалится, глаза её не живые, белёсые, с впадинами и черты лица подозрительно похожие на мои. «Или мои похожи на её», – посещает меня догадка.
– Добро пожаловать домой, преемница, – это последнее, что я слышу прежде, чем в ужасе потерять сознание.
– Положи на землю, – отдаёт приказ царица, и повитуха не смеет не подчиниться.
Дрожащими руками женщина кладёт обёрнутого пуповиной младенца на раскалённый песок пустыни, едва сдерживая слёзы. Не может быть такого, чтобы боги забрали такую кроху, ещё толком не начавшую жить, только появившуюся на свет.
Измученная родами царица Менелая опускается на колени, кладёт ладони на землю и закрывает глаза, несколько секунд стоит вот так, почти неподвижно, только дышит тяжело, рвано. На лице царицы ни капли сожаления, горя, лицо это прекрасное и волевое непоколебимо, бесчувственно. Ей бы биться в скорби об умершем дите, однако царица Менелая поднимается и велит:
– Закопайте её прямо здесь. Это жертвоприношение.
– Госпожа, позвольте провести обряд омовения, обмотать дитя в белую ткань, дабы не гневить богов, – кротко, чуть заикаясь, умоляет повитуха.
– Делай, что нужно, – кивает Менелая.
Повитуха уносит безжизненное на первый взгляд дитя в полуразрушенный дворец, что царица перенесла вместе со всеми ними. Едва слышно приговаривая, она молится, просит милостивых богов вернуть крохе жизнь. Там, в комнатах для прислуги, повитуха, перевернув младенца, шлёпает его по попе, и дитя подаёт признаки жизнь, набирает воздуха в грудку, пронзает комнату младенческим звонким плачем.
Женщина помнит, что ещё в Атланте, стены этого дворца заглушали любые звуки, а потому не страшится, быстро ориентируется, омывает младенца, оборачивает его в пелёнку. И… прячет, успокаивает с помощью целительского дара, отчего дитя засыпает.
Зачем эта девочка матери, которая без колебаний отказалась от неё, принесла в жертву?
Скажи повитуха царице, что дочь её ожила, царица может и умертвить дитя, чтобы завершить обряд жертвоприношения. Решено: девочку она ей не отдаст. Вместо этого повитуха из ткани формирует кокон, придавая ему форму полностью обёрнутого в пелёнку младенца, и выносит обратно, где кокон этот закапывают в землю.
Следующие два месяца главная повитуха имитирует беременность на последних сроках, скрывая дочь царицы, и делать это не представляет труда, поскольку женщина всегда была в теле, сколько себя помнила. А знает об этом только её супруг.
– Если правда вскроется, Анисия, мы с тобой лишимся голов, – говорит ей обеспокоенно Геласий.
– Не вскроется, муж мой, – уверенно заверяет его она.
Анисия была бесплодной, но супруг её всё равно любил и не оставлял надежды завести дитя. Милостивые боги послали им шанс, и она не собиралась его упускать. Госпоже Анисия про беременность рассказала, а умалчивание своё объяснила тем, что страшилась того, что царица её прогонит. За такое царица Менелая никого прогонять и не собиралась, тем паче дитя она всё же планировала, а для этого понадобится опытная, обладающая даром целительства повитуха. Но, а пока Менелая строила империю сызнова, занимало её только градостроительство, проблемы набегов драконов и муж, который, впрочем, вскоре был казнён на измену. Да и с драконами мир был заключён, и империя отстроена.
Когда Анисия якобы родила спустя два месяца – ребёнок, хоть и выглядел крупным для новорожденного, всё же подозрений не вызывал. У крупной женщины и ребёнок крупный. Она назвала девочку Софией. София росла красавицей, очень похожей на мать, как две капли воды, не обделённая силой, она порой колдовала так, что Анисия за сердце хваталась. Льняные волосы малышки она коротко стригла и скрывала за косынкой.
Когда девочке только отмерило шесть лет, царица Менелая приказала всем расселяться по Эзантийской империи. Уехала и Анисия с мужем и названной дочерью, где растила её уже не страшась быть облечённой. Переселились они на восток империи, отстроили домик на берегу моря, ловили рыбу, продавали её на базаре. Маленькая София души не чаяла в море, всё же у атлантов это в крови, любовь к морю.
С каждым годом девочка становилась всё прекраснее, к ней сватались, но Анисия, вышедшая замуж по любви, не желала иной участи дочери, да и помнила женщина о происхождении девочки, об её царской крови. Никто ей был не чета.
А по достижении Софией совершеннолетия, в Эзантию пришла беда. Начала раскалываться земля, из трещин которой повылазили любопытные, но жаждущие крови чудовища. Город утонул в этой крови, человеческой крови. Выжившие собрали вещи, и ушли вглубь пустыни, их было несколько тысяч, и возглавила это шествие София. С помощью дара она создала защитный купол такой силы, что он не только удерживал иноземных тварей от проникновения, но и скрыл сам факт существования данного региона даже от стихийных духов, будто и не существовало этого клочка земли никогда.
В народе её быстро прозвали Чёрной Звездой, потому как могущественная владычица, почти равная богам, принимала порой полупризрачный облик, напоминающий сгусток тьмы с женскими очертаниями. Её силами родилась новая империя, Аксилонская, возведённая вблизи укрощённого ею вулкана. Аксилон – что и означало «люди вулкана». Спустя десятилетия ушедший за Софией в пустыню народ уже именовал себя аксилонянами и думать забыл о том, что когда– то был связан с Эзантийской империей. Развился свой язык, письменность, культура и традиции.
– Владычица! – взывал стройный хор голосов, подобный тому, как скандируют солдаты на параде.
Я лежала, раскинув руки в сторону, непонимающе глядя на сводчатый потолок роскошного дворца. Калейдоскопом проносились воспоминания в голове, которая от переизбытка информация гудела. Преемница – вот, кто я такая, а явившийся мне призрак – женщина, давшая начало моему роду. Полубогиня. Та, что скрыла существование целой империи даже от стихийных духов, и глазом не моргнув. Тем не менее, мне ещё многое предстояло выяснить о своей праматери.
– Владычица! – проскандировали настойчивее.
Ну, выходи, поприветствуй свой народ, они ждут тебя.
Судя по голосам, их было… много и оттого непонятно, почему я не столкнулась с ними ещё в пустыне, не пришлось бы изнывать от жажды. А вдруг это игра моего воображения? Не проверю – не узнаю.
Встаю не без труда, тело слабое, пить по–прежнему хочется, а ещё вымыться и отдохнуть как следует, прийти в себя, поразмышлять обо всём случавшемся в спокойной непринуждённой обстановке. Только бы им не понадобилась моя помощь – боюсь на это у меня сил не хватит и тогда, какая из меня владычица?
На выходе из дворца ослепил свет, я быстро заморгала, а когда сфокусировалась на представшей передо мной толпе, ахнула. Как же их много, невероятно много, тысяча или пять тысяч, может даже больше. И вся эта толпа: крепкие мужчины и старики, женщины с грудничками на руках, дети, старики тотчас рухнули на колени и опустили головы.
Они чествовали свою новую владычицу, а владычица не находила слов.
Ничего лучше не придумав, я громко попросила на россонтийском:
– У кого–то есть вода?
За секунду мне протянули сотню фляжек. Я сухо сглотнула в предвкушении, взяла флягу у первого попавшегося, стоящего на коленях мужчины, поблагодарила его, открыла, принюхалась – если отравят, не страшно, хоть умру счастливой – и осторожно сделала глоток, промочила горло. Серьёзно, это лучшее, что случалось со мной за последнее время. Никогда не думала, что глоток воды станет моим единственным желанием, после удовлетворения которого о большем и мечтать не хочется.
Сделав второй маленький глоток, решила, что обезвоженному организму пока хватит, не хотелось опозориться и предстать перед толпой извергающей эту самую воду из своего желудка обратно.
– Кто из вас главный? – вопросила.
Первым встал, кто бы мог подумать, тот самый мужчина, у которого я и одолжила флягу. Отдавать я её, конечно, не собиралась, на правах владычицы, так сказать.
– Ты понимаешь по–россонтийски? – уточнила так, на всякий случай. По крайней мере, владычицей они меня кликали на россонтийском, хоть и с акцентом.
– Многие из нас говорят на россонтийском, владычица, но это не родной наш язык.
Так я и думала.
– Как зовут тебя?
– Шейх Ариф, – представляется он.
Шейх Ариф не выглядит старым, зрелость его выдаёт только полуседая борода, в остальном он выглядит как восточный мужчина за сорок. Смуглокожий, в одеянии цвета индиго, с повязанным на голове тюрбаном, руки сухие, сморщенные, но сильные на вид. Чувствую исходящую от него силу – значит, магически одарённый.
– Сколько тебе лет, шейх Ариф?
– Семьсот восемьдесят лун, владычица.
Так, а на человеческом можно?
Моё замешательство без внимания не остаётся, шейх Ариф снисходительно смеётся и поясняет:
– Шестьдесят пять лет, владычица.
Захотелось присвистнуть. А ведь не выглядит на шестьдесят плюс.
В местной системе исчисления я решила разобраться позже.
– Вы все здесь живёте, шейх Ариф?
– Мы кочуем по пустыне, владычица и сотни лет наш народ и исчезнувший город Аксилон ждали вашего пришествия, чтобы возродиться из песков.
Я обвела взглядом многотысячную толпу, полуразрушенные дома Аксилона – работы предстояло немерено.
Озадаченная я отошла от шейха Арифа, открыла флягу, сделала ещё глоток воды и, отбросив её, с глубоким вздохом устремилась ввысь. Я возвышалась над городом, а толпа с благоговением взирала на меня. Вскинула руки, призывая силу. Небо стремительно заволокло тучами и потемнело, сотрясла землю гроза и раскаты молнии засверкали в небе. Я облетела каждый дом, каждое здание, восстанавливая его по кирпичику, реконструируя, вдыхая жизнь в спавший сотни лет город. «Просыпайся, приятель», – я говорила с ним как с живым и, казалось, город откликался мне. Магия, как кровь по венам, потекла по этому городу к его сосредоточию, к его сердцу. И возведённый защитный купол заискрился тёмно–фиолетовыми всполохами в такт с синими вспышками молнии, и растянулся он, расширился.
Опустившись на землю посреди восстановленного города, упёрла руки в бока, приводя учащённое дыхание в порядок, по лбу стекал пот и голова раскалывалась, подобно небу от грозы и молний. Сил на новый полёт не осталось. Пошатываясь, я вернулась к дворцу.
– Теперь вам есть где жить. Расселитесь достойно, по возможности в дома своих предков, магия которых станет указанием, – сказала шейху Арифу и изнурённая потеряла сознание.
– Звёздочка то наша слабенькая совсем, худенькая, одни косточки да кожа, рёбрышки торчат, – сквозь мутное сознание услышала я. Женщина приговаривала это сокрушённо, охая и ахая.
– Зульфа, может и телом владычица наша слаба, только вот город из разрушенных руин не каждый способен восстановить, – ответили ей резонно смутно знакомым мужским голосом.
– Ну, ничего, ничего, откормим, хоть румянец на щёчках появится, – кем бы ни была эта Зульфа, но говорила она с такой заботой, что я даже расчувствовалась. Эксплуатировать меня здесь явно не планировали.
Может ещё полежать – вдруг, что интересное услышу. И почему эти двое переговаривались по–россонтийски? Довольно опрометчиво. Я бы на их месте этим пользовалась, говорила бы на том языке, который владычица не понимает.
– Ты иди, Ариф, я пригляжу за владычицей, тем паче дворец тоже ожил, подготовлю купальню, распоряжусь на кухне, но прежде отберу служанок.
Шейх Ариф!?
Прекратив притворяться бессознательной, я резко вскакиваю.
– Шейх Ариф, подождите!
Зульфа от неожиданности ахает, а шейх останавливается.
– Владычица, – кивает он смиренно.
– Нам надо многое обсудить! – настаиваю я, пытаюсь встать – не выходит, слишком слабая.
– Владычица, вам необходимо отдохнуть. Как отдохнёте – соберём совет старейшин, а там видно будет.
Ладно, их взяла!
– Но только пока я тут отдыхаю, позвольте уточнить, ведётся ли перепись населения?
Шейх важно кивает.
– Подготовьте её для меня, – необходимо было понять, сколько дееспособного населения.
Когда мужчина уходит, мы с Зульфой остаёмся наедине. Я обнаруживаю себя в роскошной спальне на огромнейшей кровати, на которой, по меньшей мере, можно разместить четыре взрослых человека и никого не стеснить.
– Владычица, – расплывается в улыбке женщина, – я сейчас отберу служанок, подготовим вам купальню, покормим.
Слышала, да…
– Зульфа, правильно? – уточняю.
– Да, владычица, я – супруга почтенного шейха Арифа, главного старейшины нашего клана.
«То есть, по сути, королева», – перевела я для себя.
– А сколько клан насчитывает людей? – интересуюсь. Полагаю, вообще много интересного можно узнать от этой женщины.
– Нас двадцать тысяч, владычица.
Править двадцатитысячным кланом в мои планы, конечно, не входило, но судьба опять внесла свои коррективы.
– Женщин больше, чем мужчин, – продолжает вводить в курс дела Зульфа.
Так, если она сейчас заявит о многоженстве, я взвою.
И словно в подтверждение своих мыслей слышу:
– Наши мужчины имеют по несколько жён, никого не обделяют, – как будто бы с гордостью произносит она.
Ну, нет, нет… Это самый худший сценарий, который только можно представить.
– И вам мужа подберём, владычица. Достойного, из знатного рода, состоятельного, у которого много верблюдов и золота.
Почему всякий посягает на мою свободу? На кой мне верблюды?!
– Я уже замужем, Зульфа, – хрипло отвечаю.
Женщина безошибочно определяет, что я хочу пить, наливает воду из кувшина в стакан, заботливо протягивает мне.
– Как он отпустил вас одну? Где он? – хмурится Зульфа.
Я вскидываю одну бровь.
– Разве владычице нужно чьё–то разрешение?
– И то верно, – кивает она, соглашаясь. – Вы сильная, мы видели. Худенькая только очень, – причитает Зульфа. – Ваш муж прибудет за вами?
– Мой муж, Зульфа, – я тяжко вздыхаю, – тоже владыка. И нет, он не прибудет за мной. Надеюсь. Мы в стадии развода. Скажи, вы выходите за пределы пустыни?
– Не все, те не многие из нас, специально обученные. Мы торгуем с россонтийцами.
