Пролог
О боге из цитадели, что притаилась среди неприступных гор Меарра, говорили всякое.
И будто многие лета назад, когда в результате почвотрясения истончилась грань между Эрой – миром людей и Подэрой – миром богов, он с еще шестерыми соплеменниками прорвался сюда через образовавшуюся прореху.
И будто старик из ближайшей деревеньки, пасший в ту пору на сочно-зеленых меаррских склонах круторогих баранов и пугливых овец, слышал вой и стон, вырвавшийся из Подэры вслед беглецам.
И будто вой и стон эти казались криком тысяч глоток и плачем бесконечного числа сердец.
И будто, подбежав к краю ущелья, видел пастух в пространстве меж двумя мирами смрад и нечеловечный огонь Подэры, где богов стало так много, что они уже не находили места себе и друг другу и задыхались и пожирали друг друга, как мерзкие ночные ткачи, посаженные в один крохотный кувшин.
И будто, увидев, как прекрасен и пуст Меаррский дол по сравнению с кошмарами их прежнего мира, боги падали на колени и прикасались губами к зеленой, как драгоценный нефрит, траве.
И будто заметили они старика и одарили его Благословением, а за это он проводил их в долину и обучал человеческому языку.
И будто жили они целое лето среди людей, принимая от них дары и осеняя Благословением женщин и младенцев.
И будто, первым догадавшись, что эта земля слишком прекрасна, чтобы делиться ею с другими, бог из цитадели вероломно убил своих братьев в ночь, когда те легли спать.
И будто то было первое расчетливое убийство, которое знала Меаррская долина с момента своего существования.
И будто кровь их, нечеловечного цвета, обильно залила пол комнаты, и сквозь доски проросли цветы на этом месте.
И будто лишь один из шестерых, попавших под заклание, выжил, упав на колени перед убийцей и моля пощады.
И будто бог из цитадели, смилостивившись, разрешил тому навсегда покинуть горы Меарра и уйти искать себе пристанища в других краях, при этом запретив без особого на то приглашения возвращаться.
И будто люди, пребывая в ужасе от увиденного зрелища, пали на колени перед вероломным и жестоким богом, умоляя не лишать жизни и их.
И будто позволил он им жить, поработив тяжким трудом и повелев разбить в горах Меарра каменоломни, и таскать тяжелый камень, и строить цитадель, вышины и размаха которой не видели прежде в мире людей.
И будто создал он из молодых мужчин себе войско, тренированное и свирепое.
И будто боги Подэры, прогневавшись на Эру за то, что молча покорилась хранителю цитадели, выслали сюда своих чудовищ: каменношкурых виргов и зубастых оранов.
И будто с тех пор развязалась бесконечная война, в которой мирный народ вынужден биться бок о бок с жестоким богом из цитадели: он – потому что не желает пускать сюда кого-то еще, они – потому что лучше покориться одному убийце, чем испытывать гнет многих.
Но Кайлин не было дела до того, что творилось на другом краю Эры, и слухи о боге из цитадели совершенно не волновали ее.
Часть 1. Нершиж
– Кайлин! – кричала мачеха, для пущего удобства при беге подоткнув подол нарядного платья так, что виднелись крепкие загорелые ноги. – Кайлин, дрянная девчонка! Куда ты запропастилась? Отец уже два хода солнца ищет тебя!
Услышав ее пронзительный вопль в очередной раз, Кайлин поморщилась. Отец наверняка рассердился за отсутствие непутевой дочери и всыплет по первое число за то, что опять бросила сети на берегу прямо с уловом в них и сбежала. Не станет слушать, что от колючих плавников рыбы-стрелы у нее болят пальцы, а от монотонной работы на солнцепеке – голова. Не родись она девочкой – скорее всего, вообще убил бы, а так приходится ее терпеть. Женщины на Нершиже слишком ценятся, чтобы лишать их жизни. Даже тех, кто сам лишил жизни других.
Кайлин убила свою мать, неловко выйдя при рождении из ее чрева. Отец, конечно, взял себе другую жену, которая родила ему еще детей, но первой дочери порчу имущества так и не простил. Всю жизнь Кайлин приходилось за это отдуваться.
Над голубым, лишенным облаков горизонтом вставали паруса, и она уныло вгляделась в даль океана. Нерпу-Поводырь не обманул и на этот раз, привел новых гостей. Чужаки на удаленном от всех материков Нершиже ценились, пожалуй, даже больше женщин, а за хорошо подвешенный язык и хитрый ум отец любил Нерпу-Поводыря крепче всех на свете. Даже крепче нынешней жены, родившей ему здоровых детей.
Мать Кайлин приходилась ее отцу сестрой-через-одну-кость, поэтому старший братик родился больным и умер в три лета, неловко оцарапав ногу острым краем рапана. Кровь так и не сумели остановить, и он истек ею до смерти на руках родных под их горькие стоны. Сама Кайлин, правда, оказалась здоровее. Она множество раз падала на скользких прибрежных камнях и разбивалась, но ссадины заживали тем быстрее, чем чаще омывались соленой океанической водой. Но даже это не радовало отца: она оставалась ребенком, а значит, все эти лета считалась бесполезной нахлебницей.
Его не смягчило даже то, что океан бесплатно подарил ему новую женщину. Торговый пятидесятивесельный барг, на котором мачеха Кайлин плыла к своему тогдашнему жениху, напоролся на Опасный Риф в бурю. Наутро весь берег Нершижа усеяли обломки драгоценного дерева и остатки чужого скарба. И тела. Выжила она одна. Стройная, с длинными золотистыми волосами и налитыми грудями, спасенная сразу приглянулась старейшине Нершижа. Уже тогда тот и вправду был стар: мать Кайлин приходилась ему третьей женой, ну а эта стала четвертой. Иногда, видя их в саду во время любовных утех, Кайлин передергивалась невольно. Когда-нибудь и ее заставят лечь со стариком.
Возможно, это даже случится сегодня.
Кайлин тоскливо уставилась туда, откуда приближалась ее судьба. Под присмотром опытного Нерпу-Поводыря обогнув Опасный Риф, как ладонь с растопыренными пальцами укрывающий Нершиж от основных судоходных путей, обшитый сверкающими на жарком солнце стальными полосами барг словно нехотя приближался к ее родному острову. Светлеющие на воздухе весла размеренно опускались в воду и через миг поднимались из нее потемневшими, белая ткань парусов на глазах опадала вниз, как платье избранной – в коварной подводными камнями гавани моряки не полагались на милость ветра. Кайлин знала, что на причал уже высыпали люди: торговцы спешно раскладывали на прилавках сушеную и вяленую рыбу, копченых морских ежей, украшения из раковин и деликатесы из приготовленных по особому рецепту водорослей, женщины взволнованно прохаживались у воды и каждая старалась попасться гостям на глаза первой. Мужья еще пару лет будут носить на руках тех счастливиц, которые после визита гостей дадут приплод. Нершиж беден, как последний бродяга, как был Нерпу-Поводырь до той поры, как случайно не попал сюда, дары океана да красивые женщины – вот и все, что имеется из его богатств.
Она наклонилась и посмотрела в прозрачную воду у собственных ног, и при этом движении длинные волосы упали с плеча волной, а их кончики, погрузившись в океан, тут же намокли. Красива ли она? Лучше уж ей такой быть: если мужчины не захотят ложиться с Кайлин, тогда отец точно не станет ее больше кормить, повяжет на шею камни и утопит, как поступают с немощными стариками. Первые крови пришли у нее два лета назад, но мачеха с удивительным упорством настояла, чтобы падчерицу не выбирали еще какое-то время. Но теперь на Нершиж плывут гости, и отец не станет упускать такой шанс. Между перспективой отдать Кайлин какому-нибудь ее брату-через-одну-кость и возможностью заполучить через нее здорового ребенка от гостя он, конечно, выберет последнее. Еще неизвестно, как скоро Нерпу-Поводырь приведет кого-нибудь в следующий раз. Нынешнее путешествие, например, заняло у него полтора лета.
– Вот ты где, Кайлин! – мачеха наконец спустилась с пологого склона, по которому побежала, едва заметив фигурку падчерицы на камнях у воды, и врезалась в ее спину, толкнув обеими ладонями в плечи. – Не вздумай от меня убегать!
Кайлин только вздохнула. Куда убежишь с Нершижа? На выжженном солнцем острове растет слишком мало деревьев, чтобы построить себе корабль, а даже если бы она сумела это сделать, коварные рифы и непредсказуемые течения легко пустят ее судно ко дну. Только Нерпу-Поводырь знает, как безопасно пройти здешние воды, а мачеха Кайлин родилась на материке, поэтому иногда забывает, что кругом океан.
– Вставай! – женщина дернула ее за руку. – Гости вот-вот прибудут. Отец желает, чтобы ты встречала их вместе с ним.
– А ты не можешь сказать ему, что я отправилась купаться и меня утащил в пучину восьмипалый моллар? – предприняла Кайлин жалкую попытку отвертеться.
– Дурочка, – ласково укорила ее мачеха, – ты не понимаешь, как тебе повезло?! К нам едут мужчины с большой земли. Они станут рассказывать нам о высоких заснеженных горах и зеленых долинах, угощать граппой, таким вкусным напитком, от которого становится смешно и щекотно в голове. Это не то, что горькая вытяжка из водорослей, которую пьет твой отец.
Она покосилась на все такое же угрюмое лицо Кайлин и добавила более заманчивым голосом:
– А если ты не рассердишь отца, он выменяет у гостей для нас редкие ткани, каких не сыщешь на Нершиже, и зеркала. Разве ты не хочешь новых платьев? Не хочешь увидеть себя в них? К тому же, мужчины с материка очень красивы. И очень… ласковы. Если бы я могла выбирать…
Мачеха осеклась и тоже уставилась на бриг, смотревшийся в их пустой гавани как диковинная игрушка. Морской бриз трепал ее нежно-белые кудри, которые стали еще светлее за годы жизни под солнцем Нершижа, а на тонком загорелом лице блестели слезы. Даже после трех родов ее фигура оставалась стройной, но от Кайлин не укрылось, каким жестом она положила руку на плоский живот.
– А ты не будешь участвовать в приеме гостей? – осторожно поинтересовалась она.
Женщина с печалью покачала головой.
– В этом нет смысла. Во мне снова растет дитя твоего отца. Кроме того, моя кровь – чужая для Нершижа. Глупо смешивать ее с гостевой. То ли дело ты.
Она перевела взгляд на падчерицу, и по спине Кайлин пробежали мурашки. Никто не скрывал от нее, что происходит между мужчиной и женщиной для зачатия детей, но от этого только становилось страшнее. Женский долг велит ей покориться тому гостю, который пожелает выбрать ее. Чужая кровь нужна Нершижу, чтобы выжить, чтобы новые поколения не умирали, как братик Кайлин и другие дети ее отца до него. Гости с других земель несут в себе здоровье и силу, которые так нужны островитянам, вынужденным заключать браки через-две и через-одну кость. Времена браков через-три-кости давно ушли, и это печалило старейшин все больше. Но что, если все в Кайлин внутренне протестует против мысли лечь с нелюбимым?!
– Если бы я могла… – снова со вздохом повторила мачеха, глядя на Кайлин, и в ее голосе зазвучала такая тоска, что у девушки сжалось сердце, – могла бы оказаться на твоем месте…
– Ты еще можешь сбежать, – стиснула кулаки Кайлин, – вернуться в свой зеленый Паррин, про который столько рассказывала мне. Где деревья растут так густо, что за ними ничего не видно, а люди едят мясо животных и птиц гораздо чаще, чем рыбу. Ты можешь попросить защиты у гостей, признаться, что родилась не здесь и отец удержал тебя силой. Или можешь подкупить капитана, чтобы взял тебя на борт тайком, когда барг отчалит.
– Нет, не могу, – с грустной улыбкой возразила та. – Какая жизнь меня там ждет теперь? Мой нареченный из Меарра наверняка уже женился на другой. А куда я дену троих детей, которых родила твоему отцу? Как их здесь оставлю? Мои родные вряд ли согласятся принять их в дом. Нет уж. Нершиж – теперь моя родина, и мой долг – приносить ему пользу. Как и твой тоже.
Кайлин сдавленно кивнула. С Нершижа не убежишь – это все знают. Ее предки тысячу лет ютились на этом островке, прорастая в него корнями подобно упрямой группке кораллов. Они покидали Нершиж только с камнем на шее, когда подходил их жизненный срок.
Отец ждал Кайлин на пороге хижины старейшины. Он уже успел облачиться в торжественное одеяние, свободно ниспадавшее по его телу до пят, длинная седая борода по случаю праздника была выкрашена в густо-зеленый, глаза – подведены кармином, а в руке красовался любимый посох из высушенного розового коралла. Старейшина замахнулся им на непослушную дочь, и Кайлин по привычке втянула голову в плечи, но в последний момент отец передумал, очевидно, не желая портить ее внешность перед встречей с гостями. Этим посохом он отделает ее позже, когда чужаки уедут. А может, и не тронет вовсе, если она пригрозит, что может ждать дитя с иноземной кровью.
Сжавшись в комочек, мачеха юркнула мимо него, утягивая Кайлин за собой. В просторной хижине старейшины царила суета. Женщины, которые уже вышли из детородного возраста, но еще могли приносить пользу другими делами, метались туда-сюда, накрывая на стол и вытряхивая вездесущую пыль Нершижа из водорослевых циновок. Мачеха втолкнула Кайлин в боковую комнатку, ловко облачила в нарядное платье, которое сама расшивала для нее океаническим жемчугом и высушенной чешуей рыбы-павлина. На шею девушке повесили нитку драгоценного берилла, глаза подвели, а растрепанные и просоленные океаном волосы быстро и грубо расчесали и заплели в толстую косу.
Барг уже причаливал, поэтому все устремились на берег. Впереди, тяжело опираясь на посох, шествовал старейшина, а Кайлин с таким трудом передвигала ноги, что мачехе приходилось буквально ее тащить, чтобы поспевала за отцом.
С близкого расстояния корабль казался огромным, как чрево десятипалого моллара из сказок старых женщин. По деревянному борту шел вырезанный сложный узор из непонятных Кайлин символов. Чуткие ветру, огромные прежде паруса превратились в полоски ткани, туго скрученные высоко на мачтах. Быстро сохнущие на жаре весла были втянуты почти на всю длину, ощетинившись на зрителей лишь широкими лопастями. В раскаленном воздухе раздавался звон цепей: гребцы отстегивали себя от скамей, к которым по привычке приковывались, чтобы волной не смыло.
– Я не узнаю флаг, – нахмурился отец Кайлин, щуря прикрытые набрякшими веками глаза. – Из какой земли этот корабль?
Мачеха издала тихий вздох, и старейшина требовательно уставился на нее.
– Это же… – она сглотнула, прижимая пальцы к побледневшим губам, – …личный барг дея!
Отец снова перевел взгляд на судно, но теперь в его прищуре сквозил блеск восхищения.
– Ах, Нерпу-Поводырь! – воскликнул он с чувством, оглаживая свободной рукой крашеную бороду. – Ах, сын хромого кита! На этот раз он привел к нам самого бога!
***
Предатель…
Одним резким движением Рогар выбросил руку вперед, и его пальцы сомкнулись на чьем-то горле. Мужском, судя по наличию кадыка под ладонью, но все равно достаточно мягком и трепещущем, чтобы сокрушить рукой, лишить дыхания и жизни. Значит, они все же прорвались, они пришли, чтобы наказать и мучить его. На Подэре – как привык уже за столько лет называть ее Рогар – такому, как он, за тот поступок, что он совершил, полагается лишь одно наказание.
Смерть.
Иногда он хочет смерти, но каждый раз, как костлявая смеется ему в лицо, понимает, что еще не готов умереть.
Не открывая глаз, Рогар притянул врага к себе за горло, приподнялся на локте и прошипел:
